Текст книги "Святой самозванец"

По правде говоря, каждое слово этой клятвы было правильным. Она чувствовала себя цельным человеком, когда произносила ее, как тогда, когда носила Джесса, но этот младенец не он.

Она погладила живот и прошептала:

– Ну, хорошо. Хорошо, ты, который там. Бог, наверное, решил, что ты должен родиться. Кто-нибудь другой должен будет вырастить тебя, но на свет произведу я.

Мэгги включила воду, думая о том, как они с Сэмом вчера искали квартиру. Это была его идея. Она только хотела подыгрывать ему, пока не покончит с беременностью. Женщина встала под душ, сознавая, что все изменилось.

Если она собирается рожать, то не может лишить его права стать законным. Каждый ребенок имеет на это право. Ей все же придется выйти замуж на Сэма. Она случайно нашла квитанцию на его большой сюрприз к свадьбе: поездка на «Роллс-Ройсе» к отелю «Плаза», где забронирован люкс «Сентрал парк», красные розы, шампанское. Сэм мог себе это позволить, потому что они не устраивают прием, а венчание в церкви и священник были бесплатными. Он обещал ей дизайнерское свадебное платье. Как и когда – это было тайной.

Она смочила волосы, вспоминая слова доньи Терезиты, сказанные тогда, когда Мэгги призналась ей, что чувствует ненависть.

– Твои чувства идут от земли, – сказала знахарка. – Это материнские чувства самки ягуара, которая охотится за теми, кто убил ее детеныша.

Если Терезита так хорошо все понимает, зачем она рассказала Даффи о чае? Или это сделала Шармина?

Она представила себе Сэма в спальне, поздравляющего себя с тем, что перехитрил ее. Если он думает, что победил, то он ошибается. Сэм смог заставить ее выносить своего ребенка, но он никогда не получит ее.

Намыливаясь под душем, Мэгги посмотрела на груди, уже набухшие и более чувствительные. Если бы у нее был порядочный мужчина, она бы сейчас пошла к нему, но у нее только Сэм, который сломал ей жизнь.

Глава 6

В комнате для гостей, где Корал позже надеялась принимать Салати, она закончила одеваться к его приходу. Комната была обставлена изящной мебелью восемнадцатого века в стиле «чиппендейл», в ней имелся зеркальный потолок и стена, а также огромная кровать. Ее обставил Тео, и Луис пока ничего не изменил. Он сказал, что такую комнату трудно улучшить. Мужчины могли смотреть на себя, лежа в постели с красивыми женщинами, в обстановке, достойной королевских особ.

Корал осмотрела в зеркалах облегающее платье, прошлась по комнате, чтобы посмотреть, как покачиваются бедра. Платье переливалось серебром, как и туфли на высоком каблуке, и было таким тонким, что при правильном освещении Салати мог видеть не только ее ноги, но и очертания промежности. Она погладила груди, чтобы посмотреть, как они после этого будут смотреться сквозь тонкую ткань, и решила повторить этот жест и доставить удовольствие Салати. Волосы ниспадали массой локонов. Серебряные серьги соблазнительно покачивались и представляли собой элегантный образец ювелирного искусства, опередившего моду. Корал сделала их на заказ, как и духи, формулу которых составил в парижском ателье покоренный ею парфюмер, один из знаменитых французских «нюхачей», как их называли.

Она решила не красить губы. Ее брови, кожа и лицо были в превосходном состоянии, и ненакрашенные губы создавали интригующий контраст с ее потрясающим нарядом. Корал осталось принять одно решение: в чем отказать Салати. Возможно, она не позволит ему целовать ее в губы, или в грудь, не станет раздеваться – и не позволит ему раздеть ее, – когда они будут заниматься любовью. Возможно, не допустит орального секса – ни со своей стороны, ни с его стороны, или не даст включить свет, или не позволит смотреть ей в глаза. Все это было частью ее искусства: скрывать что-то от каждого из мужчин. А в остальном быть развратной до безумия. Это сводит их с ума.

У двери она бросила последний взгляд в зеркало и вышла из комнаты. Корал нервничала, несмотря на богатый опыт работы со служителями церкви. Ей необходимо, чтобы Луис остался доволен ее достижениями сегодня ночью.

Справа от нее находилась еще одна спальня, слева – кухня, а рядом с ней – помещение для слуг. За кухней располагались столовая, библиотека, пышная хозяйская спальня и просторная комната, которую Тео называл салоном. Сквозь его стену знаменитости и мировые лидеры когда-то любовались Центральным парком.

У Корал появилось ощущение, что Луис настойчиво занимается изменением комнат, но не могла утверждать это с уверенностью, потому что большая часть дверей теперь запиралась на замки, открываемые карточкой-ключом. Она пробовала их открыть, но единственная дверь, которая поддалась, вела в ту комнату, откуда только что вышла.

Теомунд заботился о безопасности, но предосторожности Луиса граничили с паранойей. Чего он боится? Корал также гадала, какую роль должен сыграть Салати в реконкисте и знает ли он об этом. Возможно, не знает и наносит визит без определенного плана. У него имелись тайные финансовые сделки с Тео, одним из богатейших людей в мире, и теперь Луис занял его место.

Пройдя мимо запертых дверей пентхауса, Корал добралась до вестибюля. Тео превратил его в музей для коллекции драгоценных камней. Она обнаружила там ожидающего Луиса, который сменил мексиканскую рубаху на итальянский костюм, не уступающий костюмам Тео. Луис встал, когда она вошла.

– Dios mio![25]25
  Боже мой! (исп.)


[Закрыть] – воскликнул он, в его голосе слышалось восхищение, но не было желания.

Корал повернулась перед ним вокруг своей оси.

– Fantastica[26]26
  Потрясающая (исп.).


[Закрыть], – произнес он.

– Ты и сам – фантастика.

Луис улыбнулся и махнул рукой в сторону лифта.

– Он поднимается.

Двери почти тотчас открылись, и из лифта вышел Его преосвященство Эваристо кардинал Салати, одетый в черную сутану. У него были выразительные глаза, длинные ресницы кинозвезды двадцатых годов и профиль римской статуи. Худ и красиво сложен. Пусть Папа – глава церкви, но при такой внешности и могуществе Салати должен быть ее князем. Вместе с ним из лифта вышли два таких же стройных и красивых пса; они были так хорошо воспитаны, что не нуждались в поводке. Человек и собаки затмили подсвеченные драгоценные камни и кристаллы на стенах вестибюля.

Луис шагнул вперед.

– Ваше преосвященство, ваше присутствие здесь – большая честь для меня.

Корал сделала реверанс и поздоровалась:

– Ваше преосвященство.

– Я тоже польщен, – ответил Салати. На мгновение его взгляд задержался на Луисе, на его дорогом костюме. – Я вас помню, Луис. Вы теперь выглядите совсем иначе; хотя мне известно, что вы были скорее не дворецким, а правой рукой Теомунда. Начинаю думать, что он поступил мудро, оставив все вам. Прошу, называйте меня Эваристо, а я вас стану называть Луисом. А если вы, очаровательная леди, сообщите мне свое имя…

– Корал. Мы еще не знакомы.

Он улыбнулся, показав красивые зубы.

– Я это знаю.

Они выпили на террасе, потом слуга подал им настоящий мексиканский обед, состоящий из нежной рыбы, приготовленной на пару в банановых листьях. Огни Нью-Йорка подмигивали им сквозь стеклянную стену. Пока они ели и пили великолепные вина, Корал думала о том, какие еще великие судьбы решаются сегодня вечером в Нью-Йорке. Луис методично направлял беседу на политику и экономику Мексики.

Корал смогла, со своей стороны, внести в беседу немного исторических фактов. Она знала, что Винсенте Фокс стал президентом в двухтысячном году. Он был избран на стандартный шестилетний срок и принес в Мексику демократию, нанеся поражение центристской ИРП, Институционно-революционной партии, которая правила с 1929 года. Тем не менее такова была демократия в мексиканском стиле, а это значило, что с коррупцией не покончили.

Луис объяснил Салати:

– До Винсенте Фокса ИРП всегда побеждала на всеобщих выборах, каким бы ни был подсчет голосов, из-за торговли влиянием и коррупции, управляемой сверху всемогущим действующим президентом.

– Как там эта старая шутка? – вставила Корал. – «Который час?» – спрашивает президент. – «Любое, какое вы скажете, мистер президент», – отвечают ему.

Луис и Салати рассмеялись.

– Винсенте обещал покончить со всем этим, – прибавил Луис. – И он начал что-то делать, действительно начал. Сейчас есть по три-четыре кандидата от партии, а не один, угодный президенту. Но, конечно, на выборах в 2006 году победил выбранный самим Фоксом человек, Фелипе Кальдерон. На экзит-полах мексиканцы сказали, что голосовали за его противника. Мы можем лишь догадываться об исходе выборов 2012 года, но я слышал, что ИРП намеревается вернуть себе власть. Действительно ли изменилась мексиканская политика?

Корал заранее изучила вопрос. Да, Фокс стабилизировал экономику, но в процессе он и его преемник Кальдерон увеличили количество миллионеров в Мексике с двадцати четырех до поразительных ста семидесяти тысяч, в числе которых Карлос Слим, обогнавший Билла Гейтса и ставший самым богатым человеком в мире теперь, после смерти Тео. А количество самых нищих городских жителей – тех, кто живет менее чем на один доллар в день, – осталось на уровне двенадцати процентов, в сельских районах – около двадцати.

– Я полагаю, американский уровень бедности был бы богатством для большинства мексиканцев, – сказала Корал.

– Да, это правда, – подтвердил Луис мрачным голосом. – Есть надежда на партию ПДР, правящую в Мексике с 1997 года, но если ИРП вернется, может возродиться «идеальная диктатура».

Салати кивнул.

– Это то, что перуанский писатель Варгас Льоса назвал мексиканским однопартийным правлением. Как будто некогда жестоко подавляемая Испанией и, к несчастью, католической церковью в стране сохранилась та же психология. Даже во времена процветания правительство Мексики держит сапог на шее народа.

Луис страстно заговорил о девальвациях песо в 1982 и 1995 годах, которые обанкротили Мексику и уничтожили слабый средний класс.

Салати внимательно слушал, красивые собаки ели кусочки с его руки.

– И все же, несмотря на все это, – сказал Салати, – мексиканцы любят свою страну. Большинство не говорит о недостатках, как вы, Луис. Это их мать, и хотя она искалечена, но прекрасна. Иммигранты мечтают вернуться, и это не удивительно. Я видел экзотическую красоту Мексики, как и ее ужасы. Они существуют вместе, в истинном, непостижимом единстве.

Луис откинулся на спинку кресла, словно не знал, как понимать замечание Салати. Очевидно, оно не соответствовало идее реконкисты.

Салати сказал:

– Прошу прощения. Я должен позвонить на ваше западное побережье. Это займет некоторое время.

Когда они остались одни на террасе, Луис широко улыбнулся Корал.

– Ты знаешь о Мексике больше, чем я думал.

Она почувствовала открывшуюся возможность.

– Где твоя семья, Луис?

Он ненадолго задумался, потом встал и отодвинул ее стул.

– Наверное, если ты будешь знать, это поможет тебе в работе. Пойдем со мной.

Появился его двоюродный брат, и Луис велел ему позаботиться о Салати, если тот вернется к столу раньше них.

Корал последовала за Луисом вдоль террасы к закрытой занавесом стене салона, к запертой комнате. Он открыл ключом раздвижную дверь и пригласил войти. Корал ахнула, увидев темные силуэты.

– Не бойся, hermosa, – сказал Луис. – Стой здесь.

Ей понравилось, что он назвал ее по-испански «красоткой». Через несколько мгновений зажегся приглушенный свет, и Корал увидела в комнате фигуры людей.

– Не бойся, – повторил он.

Она почувствовала запах благовоний и услышала музыку, назойливые звуки свирели, простой барабанный ритм, которые сопровождались шуршанием, словно сухие стручки фасоли шуршали на ветру. Она слышала звон бамбуковых подвесных трубочек. Эта музыка напоминала ей журчание текущей воды. Звуки были красивые, но кто эти люди?

Луис включил осветительный прожектор, и Корал увидела, что это статуи – коленопреклоненный мальчик, красивая женщина в натуральную величину, волосы которой падают на девочку, спящую на земле. На плечах женщины лежат сильные руки двух стоящих мужчин, один старше, другой моложе. Старший с отчаянием смотрит вдаль, на горизонт. Их окружают скалы и кактусы. Вокруг них разложены свежесрезанные ноготки, как и вдоль трехъярусного алтаря, подобные они видела в Мексике, во время Los Dias de los Muertos, Дня мертвых. Групповой снимок висит на стене, а над ним белая papel picado, папиросная бумага, на которой вырезаны затейливые узоры. Свечи и силуэты маскарадных фигур: куклы, курительная трубка, веер, роликовые коньки, мужское золотое кольцо.

– Кто они? – спросила Корал, слушая плывущую по комнате музыку.

– Моя семья, – ответил Луис. Он подошел к статуям и положил ладонь на спину мужчины, словно приветствуя его. – Я перевез их из своей прежней квартиры.

– Твоя семья?

Он прикоснулся к каждому по очереди.

– Хуан Пабло – мой отец. Эйлин-Рейносо – моя мать. Синтия Гуалли – моя младшая сестра. Эдуардо Ицли – мой старший брат. Роберто Мазатл – мой младший брат.

Она не знала, что сказать. Кто держит статуи своих родственников в гостиной?

– Господи. У тебя, у твоих сестер и братьев вторые имена народа науатль.

– Да, мои родители боролись против malinchismo[27]27
  Повышенный интерес ко всему иностранному (исп.).


[Закрыть], расизма, созданного испанцами: чистокровные gachupines[28]28
  Испанцы, переселившиеся в Латинскую Америку (исп.).


[Закрыть] и criollos[29]29
  Креолы (исп.).


[Закрыть] на вершине, многие касты mestisos посередине, indios в самом низу. Они дали всем нам и испанские, и мексиканские имена, потому что это то, что мы есть. – Стоя среди статуй, Луис казался ушедшим из этого мира.

– Где они, Луис?

– Где-то в Тохоно О’одхам, индейской резервации в Аризоне.

– Они живут с индейцами?

– Нет.

Она посмотрела на алтарь и белые фигурки из папиросной бумаги.

– Почему они в аризонской индейской резервации?

Он отвел глаза.

– Они умерли.

– Умерли?

– Их останки находятся где-то в огромной пустыне.

– Что с ними случилось?

– Случился койот, человек-койот. В традиционной мексиканской культуре койот играл важную роль. Он не подчиняется власти, когда те заходят слишком далеко. Мы называем тех, кто тайно переправляет нелегальных иммигрантов через границу, пограничными койотами. Когда-то они были неплохими людьми, но в этой контрабанде стали участвовать наркокартели. Теперь многим койотам нельзя доверять.

– Ты думаешь, их убил койот?

– Я думаю, их убило солнце. – Он подошел к еще одному календарю ацтеков и прикоснулся к обсидиановому языку бога солнца. – Когда тот койот украл их деньги и бросил их, Тонатиу взял их в качестве жертвы, чтобы предотвратить конец света.

В ответ на изумленный взгляд Корал, он прибавил:

– Это один из наших мифов.

– Ох, Луис, зачем они пошли на это? Почему не подождали, если это было необходимо, и не приехали легально, как ты?

Он долго молчал.

– Своей работой ты поможешь мне избавить мексиканцев от продажных койотов, которые скормили мою семью солнцу.

Корал осенила внезапная догадка.

– Луис, это ты нанял того койота?

Вместо ответа он подошел к статуе матери и положил руку на ее голову, Корал ощутила боль, исходящую от Луиса. Он поднял глаза и умоляюще посмотрел на нее. Значит, это правда. Корал кивнула. Она сохранит его тайну.

Он выключил свет и музыку, вывел ее из комнаты и запер дверь.

Когда они вернулись, Салати уже был на террасе, и когда двоюродный брат Луиса подал десерт, заговорили о нелегальной иммиграции.

Луис нагнулся вперед, лицо его выражало решимость. Теперь Корал понимала, почему он проигнорировал высокомерное напоминание Салати о том, что Луис раньше служил здесь дворецким. У него были свои цели и очень личные. Он погубил семью. В искупление этого собирался спасти всех бедняков Мексики – неплохое применение для огромного состояния, в конце концов.

– Эваристо, – спросил он, – как, по-вашему, Святая церковь относится к заблудшим, растерянным людям, которые бегут от нищеты?

Салати вопросительно взглянул на Корал.

– Она была доверенным лицом Теомунда, – сказал Луис.

Корал подумала: «Это не всегда было так, но звучит хорошо».

– Я в любом случае могу говорить откровенно, – ответил Салати, – потому что понтифик неизменно проводит политику открытости по отношению к иммигрантам, даже нелегальным. Он настаивал на неприкосновенности иммигрантов из Албании и Северной Африки, несмотря на протесты остальной Италии. Папа сказал: «Нелегальный иммигрант важнее нас, как тот незнакомец, в котором Иисус просил видеть себя». Он призвал епархии во всем мире помогать им.

– Рад это слышать, – сказал Луис. – Я бы хотел подробнее поговорить об этом.

Салати зевнул, его густые ресницы сомкнулись.

Луис сейчас же сменил тему.

– Может быть, утром. Вы совершили долгое путешествие.

Салати встал.

– Да, я бы хотел отдохнуть.

Луис сжал его руки.

– Конечно. Корал проводит вас.

Андерс сомневалась, сознает ли Луис, как много выпил Салати и как часто он, казалось, отключался во время страстных речей бывшего дворецкого. Если ее догадка верна, ей, возможно, предстоит сегодня ночью выполнить невозможное задание.

Глава 7

Выходя из комнаты, Корал удивленно приподняла брови, глядя на Луиса, что вызвало у него улыбку. Она провела Эваристо мимо запертых дверей к главным гостевым апартаментам. Собаки шли следом.

В апартаментах Салати извинился и прошел в ванную. Вернувшись, он снял куртку, сел в роскошное кресло и стал смотреть с приятной, немного пьяной улыбкой, как Корал стелит ему постель. При этом она совершала соблазнительные телодвижения, хоть и не слишком демонстративно, потом опустилась на коврик у его кресла.

Салати улыбнулся, и ей показалось, будто он – молчащий киногерой Рудольфо Валентино.

– Вижу, вы осознаете свою эффектную красоту, – заметил он.

Она притворно покраснела.

– Вы и сами неплохо смотритесь.

– И вы полагаете, что я не строго соблюдаю обет безбрачия.

Корал вопросительно выгнула бровь.

– Луис тоже так считает. Вы – его подарок для меня на эту ночь, я счастливчик.

Она взяла его за руку.

– Интересно узнать, почему такой человек, как вы, решил стать священником, Эваристо?

Салати вздохнул.

– Вам кажется, что привлекательность и набожность взаимно исключают друг друга?

Поглаживая его руку, Корал спустила с плеча лямку платья.

– Сделайте мне одолжение, красавица, не снимайте одежду, хотя я уверен, что был бы очарован этим зрелищем. Сегодня ночью я бы предпочел сделать вид, что положение вещей таково, каким должно быть, то есть что я, прелат, не испытываю вожделения, хотя это не так.

Он опустил руку и погладил одну из собак. У них были большие, чувствительные уши, розовые внутри, и стояли торчком, как у тех египетских кошек, статуэтки которых Корал видела в музеях, а шерсть – как у соболей, но такая светлая, что они казались призраками.

– Милые мои, – обратился Салати к ним с большим чувством. Они обе сели прямо.

– Какой они породы? – осторожно спросила она.

«И что ты собираешься с ними делать?»

– Сицилийские борзые.

Корал до сих пор поражало то, что богатые и обладающие властью мужчины без колебаний открываются перед женщинами, которых не знают. Должно быть, все дело в этой среде. Тео создал экстравагантное прибежище для эксклюзивных мошенников, которые никогда не сдают друг друга.

– Я не очень-то люблю собак, – сказала она, разглядывая их.

Эваристо улыбнулся.

– Даже когда они поют?

Он открыл рот и запел григорианский хорал. Обе собаки вытянули шеи вверх и завыли, почти чисто повторяя мелодию.

Корал смотрела в восторге; ей почти хотелось, чтобы он отстегнул свой воротничок, расстегнул штаны и начал действовать так, как следует ожидать от такого соблазнительного мужчины. Потом она решила, что очень порочна, если думает о сексе в присутствии этого мужчины с ангельским лицом, поющего хорал вместе со своими собаками.

Когда он замолчал, она прошептала:

– Я ничего не могу для вас сделать?

– Можете, – ответил он. – Продолжайте оставаться прекрасной. Продолжайте любить, потому что я не могу.

– Я знаю священников, которые могут, – возразила она и соблазнительно поджала губки.

Мгновение он с тоской смотрел на ее рот, потом произнес:

– Я тоже.

Корал рискнула высказать свою догадку насчет него:

– Вам нужна не женщина, да?

Салати только пристально посмотрел на нее и улыбнулся.

Она решила, что он, как и Луис, попал в тиски между своим пенисом и Богом, и не позволяет себе освободиться. Ей стало безмерно жаль красивого кардинала Салати, который снова начал тихо петь вместе с собаками.

Корал почувствовала себя неловко. Она на цыпочках пошла к двери, помахала на прощание рукой и вышла. Вот и не верь разговорам о воздержанности священников. Раньше она никогда с ней не сталкивалась.

Корал нашла Луиса по-прежнему на террасе. Он вручил ей пиво, и она села рядом с ним.

– Итак, что произошло? – спросил он.

Сочтет ли Луис, что она потерпела неудачу? Корал решила превратить все в шутку. Глотнула пива и ответила:

– Больные люди.

Луис повернулся:

– Что он с тобой сделал?

– Абсолютно ничего, ни черта. Он не велел мне раздеваться, потом запел григорианский хорал, а собаки завыли, подпевая ему.

– И это все?

Корал подняла брови.

– Все. Тьфу!

Они молча переглянулись и улыбнулись. Захихикали, потом рассмеялись. Салати не мог их слышать, потому что его комната была звуконепроницаемой, как, впрочем, и все остальные. Смех Луиса подстегнул ее. Ей пришлось поставить свою бутылку с пивом, а Луис зашелся в хохоте, плечи его тряслись. Он согнулся пополам в приступах хохота. Корал соскользнула с шезлонга и покатилась по терракотовым плиткам террасы в своем серебристом платье, содрогаясь от хохота.

– О, господи, он действительно соблюдает обет безбрачия? – задыхался Луис. – Хотел бы я видеть, как он поет с собаками.

Корал ответила, тоже задыхаясь:

– Нет, ты бы не выдержал. Ты бы рассмеялся, и он бы никогда больше не стал с тобой разговаривать! И не было бы никакой реконкисты.

Луис опустился на колени в своем итальянском костюме, держась за бока.

– Ты права!

– Я не думаю, что он хотел, чтобы я туда вернулась. Думаю, он хотел тебя!

Луис перестал смеяться, гневно посмотрел на нее, потом опять расхохотался.

– Люди такие больные. Почему он просто не трахается вместо собачьего песнопения на три голоса? – Корал хотелось продолжать смешить Луиса, чтобы он не принялся анализировать, насколько она полезна ему в общении с Салати. – Люди больные. Они всегда были такими и всегда будут такими.

Она с усилием овладела собой, сбросила с ног туфли и вытянулась во весь рост, опираясь локтями о плитки, как на занятии йогой.

– Но, знаешь, может быть, и нет. Древние египтяне говорили, что первые люди были сделаны не из глины, а из спермы. Это бы все объяснило. Они считали, что Бог мастурбировал и создал жизнь.

Луис продолжал смеяться.

Корал шлепнула его по руке, не совсем понимая, почему он считает Эваристо таким смешным. Они оба совершенно одинаковые.

– Прекрати, или меня стошнит! – сказала она.

Он лег на плитки рядом с ней и уставился в темноту.

– Иногда я жалею, что не родился в Древней Греции.

– Еще лучше – в Древнем Китае, – сказала Корал, понимая желание Луиса. Она почувствовала еще одну возможность укрепить возникшее между ними понимание.

– Почему?

– Тогда любовь между мужчинами не была противозаконной. Ни один китайский бог не говорил, что это плохо. Существует история о том, как возлюбленный императора Аи, Дон Сянь, уснул на одеждах императора. Не желая будить его, император отрезал рукава у дорогой одежды.

Луис долго смотрел на нее.

– Когда это было?

– Примерно в шестом году до нашей эры или около того.

– Раз уж ты об этом заговорила, – прибавил Луис, – у Александра Македонского был любовник по имени Гефестион. Это не помешало ему завоевать мир.

– Очевидно, нет.

– Они не знали, что это нехорошо.

– Нехорошо? – Корал села. – Как можно знать наверняка, что хорошо, а что плохо?

Луис встал и подошел к краю террасы. Внизу лежал Центральный парк.

– Я не бросаю вызов Господу Богу.

– Луис, почему люди – единственные существа, которые горюют, что они люди? Всегда были мужчины, которые совокуплялись с мужчинами, а женщины – с женщинами. Почему мы не делаем вывода о том, что это нормальное человеческое поведение?

– Священная Библия говорит, что оно ненормальное.

Корал встала и обняла одной рукой Луиса.

– Лично я думаю, что львы попадают в ад. Они гораздо хуже нас. Они полигамны, и самцы иногда убивают детенышей. Ты знаешь, что шимпанзе бисексуалы? Все! Они трахают все, что им это позволяет. Самки продают секс тому, кто приносит больше фруктов. Я думаю, что шимпанзе попадают в ад.

Луис обернулся.

– Значит, закона Божьего не существует. Только природа? Это означает, что красивая женщина, как ты, должна быть готова заниматься сексом с любым мужчиной, встреченным ею на улице. Они все тебя хотят.

Корал посмотрела на небо. Звезд не было. Она пожалела, что они в городе.

– Бог, несомненно, думал, что женщина будет иметь много сексуальных партнеров, это точно. Иначе зачем он создал два вида сперматозоидов? Те, что плывут к яйцеклетке, и камикадзе, чье единственное предназначение – блокировать или атаковать пловцов другого мужчины?

– Это правда? – поразился Луис.

– Секс – это мой бизнес, помнишь? Это называется конкуренцией сперматозоидов. Хочешь еще один факт? Ты знаешь, что тестостерон – это половой гормон, да? Я не могу вспомнить точные цифры, но ты знаешь, как сравнивают мужчин и женщин?

– Как?

– По шкале. Нижний предел для мужчин почти в три раза больше, чем высокий предел для женщин. Так объясни мне, Луис, почему Бог, если он задумал нас моногамными, дал мужчинам тестостерона в три или даже в двадцать раз больше, чем любой женщине? Еще одно: ее тестостерон достигает пика всего на пару дней, когда созрела яйцеклетка и ей необходимо ее оплодотворить. В остальное время она не думает о сексе. Что делать бедному мужчине?

– Но у тебя же очень большой сексуальный аппетит.

– Да, и я благодарна за это, но даже близко не достигла уровня мужчин. В любом случае я говорю о средних значениях, которые следует принимать во внимание, когда общество начинает устанавливать правила. Человеческие существа неразборчивы, бисексуальны, и при необходимости мы мастурбируем и насилуем точно так же, как шимпанзе.

Луис сел на полосатый диванчик для двоих. Корал устроилась рядом. Она свернулась калачиком и положила голову ему на грудь.

– Но ты была расстроена, когда взыгравший тестостерон Сэма заставил его тебя изнасиловать, красавица.

Корал сдержала слезы. Она уснула, пока Луис гладил ее по голове.

На следующее утро Андерс проснулась в другой гостевой комнате, по-прежнему в серебристом платье. Пока она принимала душ и одевалась, готовясь ко второму дню приручения Салати, гадала, действительно ли они с Луисом стали более близкими и откроет ли сегодня новая карта-ключ, которую он оставил, больше дверей.

Корал медленно вышла на террасу и увидела стол, красиво накрытый на троих, и Луиса, который его осматривал. Он сотворил настоящие gorditas infladas – заварные слоеные хлебцы и яичницу с черными бобами, лучком и острым перцем, а также салат из тропических фруктов.

Пришел Салати и отодвинул для нее стул от стола. Пока они вежливо поглощали восхитительную еду, она погладила под столом его ногу своей. Он ответил дружелюбной, равнодушной улыбкой. Корал не имела над ним власти. Хуже было то, что Луис все еще не доверял ей. Она проверила карту-ключ и не смогла открыть другие двери.

Пока Корал переводила взгляд с одного мужчины, давшего обет безбрачия, на другого, ее осенила весьма смелая идея. Она опустила голову, подперла ладонью лоб, свободной рукой погладила шею и сказала:

– Извините меня, ребята, но мне что-то жарко. – Тяжело дыша сквозь приоткрытые губы, она спустила платье с плеч и запрокинула назад голову. – Прикоснись к моей груди, Луис. Прошу тебя! – произнесла она, глядя на него из-под прикрытых век.

Луис был шокирован; она бы расхохоталась, если бы на кону не стояли деньги.

Салати сказал насмешливо:

– Наверное, мне следует уйти.

– Нет, прикоснитесь ко второй груди, – простонала Корал.

Она увидела понимание в глазах Салати, увидела, как он посмотрел на Луиса. Ей казалось, что прошла целая вечность, и ничего не произошло, а потом Эваристо сказал:

– Думаю, надо оказать любезность и сделать то, о чем она просит.

Корал захотелось крикнуть «ура». Она была права.

Она увидела, как Луис залился алой краской, почувствовала прохладную ладонь Эваристо и закрыла глаза. Через мгновение она ощутила неуверенное прикосновение Луиса. Она застонала громче, чтобы они не слишком задумывались.

– Вот так, – прошептала она, – вот так.

– Она страстная женщина, – сказал Салати.

– Да, – ответил Луис. – Полезное качество для меня.

Она почувствовала, как соприкоснулись их руки, а потом внезапно стали очень горячими. Корал перестала стонать, добившись своей цели.

Луис быстро отдернул ладонь. Она услышала резкий скрип его стула, как будто он встал, потом его голос:

– Простите, я сейчас вернусь.

Услышав удаляющиеся шаги, Корал открыла глаза и улыбнулась Салати:

– Теперь можете прекратить, – сказала она, запахнув платье.

Он вовсе не выглядел смущенным. Взял ломтик бекона со своей тарелки, свистнул и скормил его своим собакам с ладони, которая только что ласкала ее.

– Корал, вы интересная женщина, – произнес он.

Вернулся Луис; он откашлялся и начал объяснять свой план.

– Банды наркоторговцев из Мексики каждый день убивают невинных людей. Практически на границе идет война. Как бы ни старался мексиканский президент, я вижу, что ничто этого не изменит. Даже плохая экономика здесь лучше, чем безнадежность там. Тем временем террористы могут проникать через южную границу Америки. – Луис махнул рукой. – Но что, если кому-нибудь удалось перехватить бизнес койотов у наркоторговцев, а вместо них поставить людей, больше похожих на орлов, которые дадут клятву обеспечить безопасное сопровождение своих сородичей через границу и не допускать к этому делу посторонних?

– Интересно, – отозвался Салати, сохраняя нейтральное выражение лица.

– Если это произойдет, – продолжал Луис, – куда могут полететь орлы в поисках безопасности со своими подопечными-христианами? Кто примет этих мексиканских католиков, которые когда-нибудь будут составлять большую часть населения США?

Салати положил вилку.

– Удивительно слышать предложение, полностью направленное на благотворительность, в этом доме.

Луис сжал челюсти.

– Я – не Теомунд Браун.

– Это очевидно. Давайте говорить прямо. Я понимаю, что вы знаете о многих моих делах с Брауном. Он звонил мне незадолго до своей гибели. Сказал, что обнаружил местонахождение мальчика.

– Если вы говорите о предполагаемом клонированном Иисусе, – фыркнул Луис, – то он мертв.

– Вы уверены?

Луис встал из-за стола и вернулся с итальянской желтой газетенкой под названием «Chi Mai», напечатанной больше месяца назад в Милане, подал Салати, и тот прочел заметку.