Текст книги "Пойми и прости"

Он пожал плечами и сделал глоток латте. Мы стояли между двумя вагонами и смотрели друг на друга, опершись на противоположные стенки. Рельсы, казалось, летели у нас под ногами, а в воздухе витал неясный аромат сенокосных угодий, золы, возможно, дождя и механический запах мотора.

– Я часто думаю о том, почему Конфетка отпустила меня. Эта мысль прямо преследует меня.

– Может, ты невкусный. Это случилось в Вермонте?

– Я был в Стамбуле. Длинная история. Прости. Я нервничаю, когда слишком много болтаю. Или слишком сильно стараюсь. Иногда я не могу остановиться, вот как сейчас. Мой существенный недостаток.

– Я бы не стала называть этот недостаток существенным. Просто недостаток.

– А я надеялся, что ты назовешь меня байроническим героем.

– Думаю, если ты на это надеешься, то ты уже не байронический герой. Ipso facto.

Он взглянул на меня и отпил еще немного. Кофе был не особо вкусным.

– Ipso facto? – спросил он. – Латынь для большей важности?

– В силу самого факта. Враг моего врага ipso facto мой друг.

– Ты отличница, да?

– А если и да, то что здесь плохого?

– Лишь то, что ты любишь выслужиться. Именно поэтому пользуешься календарем от «Смитсон». У тебя хоть когда-то были оценки ниже пятерки? Конечно, не считая уроков физкультуры.

– Думаешь, я не способна получить пятерку по физкультуре?

– Думаю, что тебя всегда звали играть в вышибалу, чтобы побросать тебе в голову мячом, ведь ты такая отличница. Ipso facto.

– Ты всегда все обо всех знаешь? Или только обо мне?

– О, я знаю тебя. Ты типичная староста. Та, которая всегда украшает спортзал к дискотеке. Девочка на лестнице. Девочка с лентами.

– А ты лодырь и эгоист, который живет в своем маленьком мирке.

– Мне нравится. Живет в своем маленьком мирке. Видишь? У тебя талант.

– О, слава богу. Я бы зачахла без твоего одобрения.

Он посмотрел на меня из-за стакана и улыбнулся.

– А какой у тебя недостаток? – спросил он. – Существенный или наоборот?

– Почему я должна говорить тебе?

– Потому что мы в поезде, едем в Амстердам. Нам нужно говорить о чем-то. Тебя дико тянет ко мне, так что наше общение можно назвать флиртом, хоть ты ни за что в этом не признаешься.

– А ты не страдаешь от недостатка уверенности в себе, правда?

– Дело в том, что меня тоже дико тянет к тебе. К тому же когда наши взгляды встречаются, они задерживаются на какое-то время. Знаешь, что я имею в виду? Ты знаешь, Хезер из Северного леса.

Я покачала головой. Он был прав во всем. И меня выводило из себя, что он прекрасно осознавал свою правоту.

– Твой недостаток, помнишь? – спросил он. – Я от тебя не отстану. Это еще один мой минус. Я иногда слишком настойчив.

– Мой недостаток сложно описать словами.

– Попробуй.

Я сделала глубокий вдох. Любопытно, почему иногда нам так хочется признаваться в самых сокровенных секретах незнакомцам в поездах? Так или иначе, я продолжила:

– Когда я поднимаю голову вверх и вижу самолет, я всегда надеюсь, что он вот-вот упадет. Тотчас. Не знаю, хочу ли я этого на самом деле, может, это моя извращенная фантазия, но именно этого я всегда жду. Я представляю, как нахожу разбитый самолет где-нибудь на лугу и спасаю людям жизни.

– Это не изъян. Это психоз. Тебе нужна помощь. Обратись к специалисту.

Я сделала глоток кофе. Поезд громко загремел, проезжая какую-то эстакаду.

– А когда невеста идет к алтарю, – продолжила я, – мне всегда хочется, чтобы она споткнулась. Мама никогда не разрешала мне сидеть с краю, потому что боялась, что я выставлю ногу в проход.

– Ты уже когда-нибудь так делала?

Я покачала головой:

– Пока нет, но однажды сделаю. Вообще-то, это может быть любое официальное мероприятие. Любой праздник, куда приходят нарядными. Просто обожаю, когда люди дерутся и толкают друг друга лицом в торт. Ничего не могу с собой поделать. Жизнь была бы слишком скучна без семейных разборок.

– Ах вот в чем дело – ты анархистка. Вероятно, ты будешь примерной гражданкой лет до сорока, а потом войдешь в какую-нибудь опасную группировку и будешь расхаживать по улицам в униформе и с мачете на шее. Тебе нравятся мачете?

– Даже больше, чем ты можешь подумать.

– Значит, Южная Америка.

– Что за радикальное обобщение? У всех в Южной Америке есть мачете?

– Естественно. А ты не знала?

– А какое оружие привлекает тебя?

– Садовые ножницы.

– Ха, садовые ножницы? Почему же?

– Мне просто кажется, что их недооценивают.

– Знаешь, когда ты рядом, мне постоянно хочется тебя ударить. Иногда ты спасаешься, даже не догадываясь об этом.

– Некоторые люди называют это природным очарованием. Или сумасбродством. Зависит от ситуации.

Джек сделал глоток кофе и выглянул из-за стакана. Какая-то часть меня хотела поцеловать его, а какая-то – плеснуть кофе в его самодовольную физиономию. Впервые в жизни меня настолько поразил мужчина – все в нем.

– Сколько тебе лет? – спросила я. – У тебя ведь должна быть какая-то профессия. Ты вообще работаешь?

– Сколько лет ты мне дашь?

– Десять.

Он взглянул на меня.

– Мне двадцать семь, – сказал он. – А тебе сколько?

– Джентльмен никогда не спросит даму о возрасте.

– Думаешь, я джентльмен?

– Думаю, никто в здравом уме не назовет тебя очаровательным.

– Ты не ответила.

– Двадцать два, – сказала я. – Скоро двадцать три.

– Твои родители поздно отдали тебя в школу?

– Нет!

– Наверняка так и было, просто они тебе не сказали. Такое бывает, знаешь.

– Я хорошо училась. Ты ведь сам сказал.

– Конечно, ведь родители дали тебе целый год, поэтому у тебя было преимущество перед одноклассниками. Ты была старше других. Я уже таких встречал. На самом деле это до ужаса несправедливо. Все школьные годы у тебя было преимущество.

– А ты сидел за задней партой? Делал вид, что рисуешь, или был непонятым поэтом? Настолько банально, что у меня аж зубы болят.

– Какую одежду я носил?

– Ах, с чего начать? Джинсы, конечно. И футболка с географическими названиями… Нет, нет, кажется, я поняла. Футболки с логотипом компании «Джон Дир» или что-то типа «Металлическое оборудование». Что-то утилитарное… Или пролетарское. И у тебя были длинные волосы, как сейчас, только ты еще вытаскивал один локон, ну, чтобы он загадочно свисал, ведь ты такой весь таинственный поэт. Я права? Значит, ты был простачком, сыном фермера, но с глубоким внутренним миром. Все это шло в комплекте? Или собрано вручную?

– Никакой сборки.

– А твоей стабильной оценкой была четверка. Возможно, четверка с минусом. К учебе относился хорошо, но несерьезно. Мог пропустить пару домашних заданий, ленился, но читал, и учителей это устраивало. Девушка? Хм-м-м. Хулиганка. Возможно, девчонка, которая пасла овец. Или коз, так даже лучше. От нее пахло духами и навозом, а еще она, как и ты, чудесным образом обожала книги и поэзию. Такая себе Шерон Олдс[1]1
  Американская поэтесса. (Здесь и далее примеч. ред., если не указано иное.)


[Закрыть].

– Ты прямо видишь меня насквозь. Обжигаешь душу своей проницательностью.

– Ее назвали в честь какого-то растения… Или времени года. Саммер. Хейзел или Олив. А может, Майский Жук.

На какое-то время мы замолчали. Интересно, зашла ли я тогда слишком далеко? Наши глаза встретились. Поезд покачнулся, Джек поднял стакан и осушил его. Казалось, мы вот-вот поцелуемся. Это было неизбежно. Я осознала, что он нравится мне слишком сильно. Но затем вышел парень и закурил, хоть это и было абсолютно противозаконно. Он сказал нам что-то на английском, но я не разобрала ни слова из-за шума. Незнакомец походил на велосипедиста: крепкие ноги и бейсболка с укороченным козырьком. Но я не была уверена в своих предположениях.

За ним вышли два приятеля, одетых примерно так же. «Видимо, у них что-то вроде группового тура», – подумала я и поймала на себе взгляд Джека. Мы внимательно осмотрели друг друга. Он улыбнулся – это была теплая, но немного грустная улыбка. Значит, разговору пришел конец и нужно уходить. Что-то в этом роде.

– Готова? – спросил он, кивая в сторону нашего вагона.

Я кивнула. Вот и все.

6

За полчаса до Амстердама вернулась Эми, правда, без Виктора. Джек ушел в вагон-ресторан.

– Где граф Дракула? – спросила я.

– Бо-же-мой, – сказала она и плюхнулась рядом со мной.

– Польша завоевана?

– Скажем так, европейские нации снова встретили меня с распростертыми объятиями.

– Ну ты и распутница.

– Не сдерживай свою внутреннюю шлюху, Хезер.

Она изобразила что-то вроде танца и спела какую-то дурацкую песенку. Ее пение разбудило Констанцию. Она привстала и оглянулась вокруг, очевидно, не понимая, где находится. На ее щеке красовался отчетливый след от дорожной подушки. Наконец, осознав, что она в поезде, и увидев танцующую Эми рядом, Констанция заскулила и уткнулась головой в колени.

– Только не это, – сонно пробормотала она.

– В графе Дракуле есть что-то такое, – сказала Эми. – Он очень милый.

– Ты перепихнулась с Дракулой? – спросила Констанция, медленно потирая лицо. – У кого-нибудь есть вода?

– Держи, – сказала Эми, достав рюкзак из-под сиденья и протянув подруге бутылку. – Одна я умираю с голоду?

– Сыр и яблоки, – сказала я.

В этой поездке я была главной по снабжению провиантом. У меня всегда была еда. Иногда, как я и говорила Джеку, я была немного слишком организованна – такое вот наследство от Мамазавра.

– Они не очень далеко?

Я наклонилась в поисках своего рюкзака. Эми достала доску для нарезания в форме груши, которую мы купили спустя неделю после наших путешествий. Она помещалась в рюкзак и стала нашим импровизированным столиком. Мы достали свои швейцарские ножики, я выложила яблоки, французский чеддер, два стебля сельдерея и арахисовое масло. Пришлось поискать получше, чтобы откопать багет – я разломила его надвое, чтобы он не торчал из рюкзака. Вскоре он уже лежал рядом с яблоками.

– Я долго спала? – спросила Констанция.

Она намазала арахисовое масло на ломтик яблока и тут же проглотила его.

– Три, может, четыре часа, – сказала я.

– Что я пропустила? Кто такой этот граф Дракула?

– Поляк, который сидел рядом с нами, – сказала Эми. – Его зовут Виктор. А фамилия звучит так, будто кто-то чихнул. Кстати, он пригласил нас на вечеринку в Амстердаме. Я записала адрес.

– Так где он? – спросила я, привстав и оглядевшись вокруг. – Ты измотала его до смерти?

– Это была достойная битва, – сказала Эми.

– Я хочу посмотреть на него, – сказала Констанция. – Я не заметила его, когда мы садились.

Я пару раз откусила хлеб. Затем отрезала сыра и съела еще хлеба. Эми поделила первое яблоко на три дольки. Я съела одну. Пару минут мы молча ели, и я чувствовала себя счастливой. Я взглянула на Констанцию, выражение ее лица было серьезным и сосредоточенным, а красивые светлые волосы сияли в тусклом свете. Она была самой симпатичной из нашей троицы, но мальчики интересовали ее меньше всего. Она любила книги, но от Хемми была далека. Ее интересовали исследования, святые для нее были семьей, к которой она приходила, когда жизнь становилась слишком скучной. Именно к ней мы обращались, когда хотели узнать, как зовут того или иного персонажа с картины или скульптуры. Она изящно ела, осторожно нарезая сыр и хлеб и складывая их в аккуратные стопочки, пока Эми, темноволосая и более полная, толстым слоем намазывала арахисовое масло на что попало и ела с удовольствием, в котором отражалось ее отношение к жизни. Я познакомилась с ними на первом курсе в Амхерсте, была у них дома, видела, как они рыдают из-за парней, напиваются, получают пятерки, доказывают свое совершеннолетие в барах, танцуют до упаду. Видела, как Эми играет в лакросс, словно сумасшедшая, а Констанция ездит на своем небесно-голубом велосипеде, аккуратно сложив книги в корзинку, и любуется красотой кампуса, дубов и арок, несмотря на свою легкую близорукость. Глядя на них в мягком прерывистом свете, видя, как они едят, улыбаются и болтают друг с другом, я ощутила, что неимоверно их люблю.

– Я люблю вас, девчонки, – призналась я. – Хочу поблагодарить вас за эту поездку, за все. Не хочу, чтобы мы когда-либо теряли друг друга. Вы обещаете?

– Что это на тебя нашло? – спросила Эми с набитым ртом.

Констанция кивнула и потянулась к моей руке. Эми пожала плечами, а затем положила свою руку поверх наших. Мушкетеры. Впервые мы сделали этот мушкетерский жест возле ресторана под названием «Лорд Джефф», когда, напившись, решили, что мы настоящие подруги.

– Один за всех, и все за одного, – сказали мы. И с тех пор это стало нашим секретным кодом. – Un pour tous, et tous pour un.

Когда мы доели завтрак, поезд затормозил в Амстердаме.

7

– Вы знаете, где остановитесь? – спросил Джек.

Мы стояли в проходе и ждали, пока вагон хоть немного освободится. Эми и Констанция уже подходили к выходу, но у мужчины, который загораживал путь Джеку, никак не получалось достать сумку с багажной полки. Моя шея горела лишь оттого, что я просто стояла рядом с ним.

– Мы зарезервировали места в хостеле, – сказала я. – Называется «Кокомама». Мне понравилось название.

– Ты всегда занимаешься организационными вопросами?

– Не совсем. Я просто люблю порядок.

– Сказала девушка с ежедневником от «Смитсон».

Я пожала плечами. Он был прав.

– Может быть, мы пойдем на вечеринку, на которую нас пригласил тот знакомый Эми, Виктор. Кажется, это где-то в центре Амстердама, в квартире с видом на канал.

– Мой друг Раф – австралиец, но у него есть здесь знакомые. У него знакомые по всему миру. Я путешествовал много, но Раф – он прямо Марко Поло. Он тебе точно понравится. Большую часть года он пасет овец в глубинке, копит деньги, а потом путешествует. Если ты скажешь мне адрес, то мы тоже подойдем. Я хотел бы встретиться с тобой снова.

– Кажется, он разносторонняя личность. Я не знаю адреса, но Эми должна была его записать. Могу спросить ее, когда мы выйдем из поезда.

Мгновение мы молчали. Мужчине впереди наконец удалось достать сумку с полки, и люди позади нас захлопали в ладоши. Эми с Констанцией уже исчезли на платформе.

– Слушай, – тихо, чтобы слышала лишь я, сказал Джек. – Я считаю, нам следует поступить следующим образом. Мы выходим из поезда, он испускает клубы пара из-под колес, и тогда, как в старом кино, мы должны впервые поцеловаться. Мы оба этого хотели, так что не стоит упускать эту возможность.

Было сложно не улыбнуться. Я отвела взгляд, медленно продвигаясь по вагону. Моя шея пылала.

– Это обязательно? – спросила я. – И с чего ты взял, что я хотела поцеловать тебя? Это твоя лучшая попытка?

– Ну же. Будет что внукам рассказать. А если ничего не получится, если сегодня мы не встретимся на вечеринке, то что мы теряем? Всего поцелуй.

– Насколько долгим должен быть поцелуй?

– О, таким, чтобы запомнить его навсегда.

– Хотя мне нелегко это признать, есть в тебе что-то особенное.

– На самом деле я не считаю, что читать Хемингуэя – плохо. Не хотел обидеть тебя, – признался он. – Чтение Хемингуэя в Европе – это очень важно. Я правда так думаю. Мне нравится, что тебя интересует его пессимизм. Я просто пытался найти с тобой связь.

– А если поцелуй все испортит? Не все поцелуи прекрасны.

– Наш будет именно таким. Думаю, ты тоже это знаешь. Значит, ты согласна поцеловать меня?

– Только ради наших внуков.

– Надеюсь, там будет пар, а если нам повезет, то еще и дождь.

– Предупреждаю, я только что ела арахисовое масло.

– Принял к сведению.

Удивительно, насколько долгим может быть путь от середины вагона к выходу из него. Мне не хватало смелости даже взглянуть на Джека. Рюкзак впился мне в плечи. Я немного наклонилась и увидела, что Эми с Констанцией ждут меня на улице. Я помахала им рукой. Они помахали в ответ. Джек шел позади меня, и было до безумия странно и необычно. Я ведь не относилась к тому типу девчонок, что бы это ни значило. Я не импульсивная. Я никогда не стала бы целовать парня, с которым только что познакомилась в поезде до Амстердама.

Но это случилось. Я вышла из поезда, обернулась, он легко спрыгнул со ступеньки и обхватил меня своими большими, сильными руками. Я совсем не была готова к тому, что его тело настолько сильное и крепкое. Поначалу это казалось глупым, мы выглядели словно черепахи с этими дурацкими рюкзаками за спинами, но затем это стало чем-то большим. Я чувствовала, что Эми и Констанция смотрят на нас, разинув рты, но Джек прильнул губами к моим губам, и я закрыла глаза.

Наверное, это шутка. Это должно было продлиться одну секунду. Но этот поцелуй был прекрасен, наверное, лучший в моей жизни, и я не знаю почему, но, когда Джек отпустил меня, мне хотелось продолжить.

Я повернулась к девочкам. Они обе держали перед собой телефоны, фотографируя нас, а когда опустили их, я не смогла сдержаться и рассмеялась, видя их ошеломленные лица.

– Какого черта? – спросила Эми.

– Когда ты успела? – спросила Констанция.

Джек простодушно улыбнулся. Эми пришла в себя и дала ему адрес вечеринки. Мы обменялись номерами.

– Увидимся вечером, – как всегда вежливо сказала Констанция.

– Этим можно утешаться, правда? – сказал он, процитировав последние слова из книги «И восходит солнце», а затем взглянул на меня и ушел.

8

– Котенок, ты должна заполнить ВСЕ формы, которые тебе присылает Банк Америки. Срочно!

– Обязательно, папуль. Попроси маму налить тебе виски и расслабься.

– Мне не нужен виски. Мне нужно, чтобы моя дочь сделала то, что пообещала.

– Будет сделано. Я всегда делаю то, что обещаю.

– Когда?

– Когда Луна перейдет в седьмой дом. А Юпитер поровняется с Марсом.

– Прекрати шутить, Хезер. Мне сейчас не до этого.

– Прости, пап. Я позабочусь об этом, как только смогу.

– Не обнадеживает, правда?

– Пап, обещаю, я займусь этим. Отсюда это сложно, но для меня это превыше всего. Клянусь.

– Пожалей отца.

– Хорошо. Люблю тебя. Больше никаких лекций.

– Теперь мне действительно нужно выпить.

Каждый раз, приходя на вечеринку, ты думаешь: да или нет? Какая-то часть тебя хочет убраться прочь из шумного сборища незнакомцев, кричащих друг другу на ухо, чтобы услышать хоть слово, и от мелькающих огней. Ты знаешь наперед, что ванные будут заняты всю ночь, пол будет липким от пива и других напитков, какой-нибудь выпендрежник будет ошиваться неподалеку, закусив нижнюю губу и глядя на тебя взглядом, говорящим: «Еще десять минут – и эта крошка будет моей». Ты видишь эту вечеринку насквозь: брачный ритуал, массовое спаривание, – и тебе хочется развернуться и уйти, ведь ты выше этого, лучше этого, все это не для тебя.

Но вторая часть тебя сопротивляется.

И тогда ты думаешь: «Всего один коктейль». Или: «Почему бы и нет?» И, возможно, если музыка достойная, ты проникнешься всеобщим весельем, посмотришь на своих подруг – они посмотрят на тебя в ответ, пожмут плечами, не зная, стоит ли оно того, – и ты поднимешь брови. Обычно они поднимают брови в ответ. Затем – вы ведь столько раз делали это вместе – вы медленно войдете в толпу, боком проталкиваясь между людьми, время от времени нащупывая руку подруги, чтобы не потеряться. Будете двигаться в направлении бара. Частенько какой-нибудь придурок будет хватать тебя за зад, а иногда еще хуже – поднимет руки вверх, словно под прицелом, его промежность будет стремиться в твою сторону, а от него самого будет ужасно вонять выпивкой, – ты скорее пройдешь мимо и наконец попытаешься докричаться до бармена, чтобы сделать заказ. По обе стороны бара, если бар вообще есть, на тебя будут коситься парни, а ты будешь пытаться игнорировать их, делая вид, что заказать напиток – главная цель всей твоей жизни, потому что тебе не нужны случайные знакомства. И наконец, если вам повезет, бармен заметит вас. Ты выкрикнешь название напитка, он кивнет, ты расплатишься, передашь напитки подругам, и вы втроем сделаете по большому глотку, потому что почувствуете, что это вам необходимо.

Вот где мы очутились спустя пять минут после того, как пришли на вечеринку Виктора.

По крайней мере, помещение было стильным. Возможно, именно поэтому мы не ушли. Это был большой индустриальный лофт с кирпичными и металлическими элементами, огромными светильниками и широкими окнами с видом на канал. Музыка была отстойной – европейский техно-поп с однообразным тактом и неумолимым скрежещущим ритмом, – но устоять было невозможно. Я вручила Констанции и Эми по джин-тонику. Они благодарно кивнули и отпили коктейли. Я заплатила бармену. Он прикоснулся чеком ко лбу, раскланялся и поспешил обслуживать остальных.

– Не видишь его? Джека? – проорала Эми мне на ухо, когда я подошла к ним.

Я покачала головой. Он мне не звонил, так что я даже не была уверена, что он придет. Конечно, я расстроилась бы, если бы так и случилось, но мне не особо хотелось допускать такой вариант. Во всяком случае, я слишком много думала о нем и рассматривала фото, где он спит, нездоровое количество раз. Я помнила его поцелуй, помнила его взгляд в тамбуре, между вагонами. Все мое тело помнило. Все в нем – внешность, обаяние и даже рост – подходило под описание идеального для меня мужчины. Странно, но это правда. Если бы можно было купить себе мужчину в магазине и все мужчины, которые у меня были, висели бы на вешалках, я однозначно выбрала бы Джека. Приложила бы его к себе, взглянула бы в зеркало и тут же поняла бы, что он мне как раз.

К тому же мне нравились наши с ним разговоры. Рядом с ним я чувствовала себя пьяной.

– Изумительное место, – прокричала нам Констанция. – Это бар или чья-то квартира?

Эми подняла руку, чтобы сказать, что не знает, да и ей все равно.

– Еще рано, – сказала она мне.

– Уже почти одиннадцать, – ответила я.

Она пожала плечами.

Поэтому мы сделали кое-что до ужаса девичье, нелепое и в чем-то великолепное. Мы стали танцевать в треугольнике, лениво двигаясь, потягивая коктейли и медленно передвигаясь к середине танцпола. Вдруг я осознала, что прошло уже достаточно много времени. Нам было хорошо. Джин начинал оказывать свое действие, а когда это случалось, то каждая из нас начинала танцевать по-своему. Эми качала задницей, словно светлячок, а Констанция танцевала на цыпочках, словно пыталась достать что-то с верхней полки, но пока не решилась поднять руки. Я не могла смотреть на них без улыбки. Когда дело доходит до танцев, от своего истинного «я» не удерешь.

Нас окружили несколько парней, пытаясь подобраться поближе, а мы просто посмотрели друг на друга, совещаясь: «Да? Нет?» Они были не очень симпатичными. Эми прикусила трубочку и едва заметно покачала головой, и мы тут же поняли, что это «нет». Мы продолжали танцевать и пить. Коктейль был почти безвкусным. Парни ушли, и мы подошли друг к другу. Эми начала делать нелепые движения, которые любил один парень из Амхерста по имени Леонард. Он был суперботаном, но по-своему очаровательным. На первом курсе мы увидели, как самозабвенно он танцует, и с тех пор постоянно копировали его движения. Мы назвали этот танец «Средство для отпугивания парней» и использовали такую фишку, если хотели отвадить навязчивых ухажеров на танцполе. Теперь, благодаря Леонарду, Эми каждый раз смешила нас его танцем. Она овладела им в совершенстве и танцевала только для нас, пока мы с Констанцией заливались хохотом, а люди вокруг пытались ее не замечать. Она делала это идеально.

В конце концов Констанция схватила Эми за руку и повела нас к окну. Что это был за вид! Свет фонарей отражался в канале, превращая воду в россыпь звезд.

– О чем думаешь? – прокричала Констанция мне на ухо. – Думаешь, он придет?

– Не знаю, – прокричала я в ответ.

– Разве ты не записала его номер? Можешь позвонить ему и спросить, что такое он вытворяет, – сказала Эми.

– Звучит отчаянно.

– Да, отчаянно, ну и что? Когда тебе хочется пиццы или суши, ты ведь звонишь в службу доставки? – спросила Эми.

Констанция покачала головой. Вряд ли она слышала, о чем мы говорим.

– Ну, если мы остаемся здесь, то нужно больше напитков, – сказала Эми.

– Ты хочешь остаться? – спросила я. – Мы не должны оставаться только из-за Джека. Не настолько мне это и нужно.

Но я врала, и они прекрасно это понимали.

– Еще один коктейль, – сказала Констанция. – И пойдем.

– Ты видела Виктора? – спросила я Эми.

Та покачала головой. От крика у меня уже болело горло. Я осушила последний бокал и была готова уходить, как вдруг поняла, что приехал Джек. Не понимаю как, но я знала это наверняка.

Эми закусила трубочку и немного качнула головой, словно намекая: «Он там, прямо у тебя за спиной».

9

Я не оборачивалась. Лишь стояла и пускала пузырьки трубочкой. Взгляд Эми метался между мной и тем, кто был у меня за спиной. Она даже немного наклонила голову, всем своим видом говоря: «Ну же, он прямо сзади, что ты делаешь?»

Моя шея начала пылать. Я сделала последний глоток джин-тоника. Не отводила взгляд от девочек, притворяясь, что безумно увлечена разговором. Мне не хотелось, чтобы он понял, что с его приездом эта ночь стала намного интереснее.

Но это было так – я чувствовала это шеей.

Он подошел к нам и улыбнулся. Было слишком шумно для разговоров, поэтому я ответила ему улыбкой и кивнула. Было непонятно, что делать дальше. В некоторых клубах можно было дождаться паузы, но только не в этом. Не в этой квартире. Музыка не переставала громыхать, люди – танцевать, а Джек казался немного некстати. Я подумала, что он не любит танцевать.

– Это Раф, – завопил Джек, рупором приложив ладони ко рту для лучшей слышимости.

Он кричал изо всех сил, но я все равно едва его слышала. Так или иначе, все кивнули.

– Он пасет овец в Австралии, – продолжил Джек, набрав полные легкие воздуха. – Отличный парень. Когда-то мы путешествовали вместе.

– Привет, дамы, – сказал Раф. Он обладал более резким голосом, поэтому его было лучше слышно.

Я взглянула на Рафа. Он был симпатичным, крепким, но не таким высоким, как Джек, с рыжеватыми волосами и ослепительной счастливой улыбкой. Его акцент – даже те два слова, которые он произнес, – звучал восхитительно. На нем была австралийская стеганая куртка. Было слишком жарко для такой одежды, но он, казалось, носил ее постоянно. Раф держал в руке большую банку пива. Он улыбнулся и поднял за нас тост.

Я не сразу поняла, что он смотрел не на Эми, как бывало обычно, а на Констанцию. А ее взгляд был прикован к нему. Даже Эми заметила это и, посмотрев на меня, подняла брови: «Действительно?» Сложно было представить Констанцию с пастухом из австралийской глубинки.

– Нашим внукам точно понравится эта история, – сказал Джек мне на ухо.

– Правда?

– Абсолютно. Раф будет свидетелем на нашей свадьбе. Пускай наша свадьба происходит здесь и сейчас.

– Кто может клюнуть на это? На весь этот трюк со свадьбой?

– Ты клюнула, разве нет?

Я покачала головой, но мой живот с этим не согласился.

– Пора выпить, – сказала я и позвала остальных. – Эй, Джек Вермонтский угощает в этот раз!

Мы направились к бару. Прошли половину танцпола, как вдруг люди закричали и засуетились. Это было стадное чувство. Какая-то девчонка поскользнулась и упала на колено, но никто не помогал ей. Кто-то начал смеяться, приговаривая что-то непонятное на немецком. Джек прижал меня к себе, чтобы защитить от чужих локтей и кулаков, а я заметила, как Раф прижимает к себе Констанцию. Эми не было видно, но я надеялась, что она где-то позади. Что бы ни случилось, она всегда умела постоять за себя. Я огляделась и увидела причину всеобщего беспокойства.

Два парня, оба ужасно пьяные, оба скинхеды, танцевали посреди танцпола, выставив из штанов члены. Они мочились прямо на пол, их пенисы свободно болтались, а руки восторженно возвышались над головами. Они кричали что-то о том, как же хорошо писать, и самозабвенно танцевали. Шатаясь на ногах, они едва держали равновесие. Просто трясли своим достоинством и мочились. Когда они подходили к толпе, она пятилась от них, вопя и визжа, пока эти двое отбивали друг другу «пять», явно гордясь своим чудачеством. Это был наихудший тип чудаков на вечеринках, и я совсем не ожидала увидеть нечто подобное в Европе.

– Ужас, – сказала Эми позади меня. – Фу, кошмар.

Парни начали двигаться в нашем направлении.

Народ сбился в одной половине зала, и нам было некуда идти. Эта пробка из людей упиралась прямо в бар, так что отступить мы не могли. Я взглянула на глупые лица приближающихся танцоров. Они, казалось, были абсолютно довольны собой и жизнью, не замечали никого и ничего вокруг себя, кроме музыки и своих болтающихся членов. Каждые пару шагов они испускали из них струи, а толпа с отвращением пятилась, словно по команде.

– Они идут сюда! – закричала Констанция, изо всех сил пытаясь протиснуться между людьми. – О боже!

– Это отвратительно! – заорала Эми.

Несколько парней попытались подобраться к танцорам поближе и схватить их, но те мастерски увернулись, обороняясь членами. Как иногда бывает с пьянчугами, танцоров сопровождала какая-то глупая, смешная удача. Они смеялись и подходили все ближе, словно угрожая своими пенисами.

Они напоминали мне пресловутых скунсов на садовой вечеринке и, черт возьми, были хороши в своем деле.

Может, Джек и не вышел из ночи и не спрыгнул с белого скакуна, но он сделал шаг вперед. Словно щит, он надел на руку крышку от резинового мусорного бака. Изумленная публика, увидев своего героя, начала смеяться и аплодировать. Раф позвал друга и вручил ему туфель на высоком каблуке. Спустя секунду я осознала, что это была босоножка Констанции. Джеку требовалось второе оружие, чтобы бить танцоров по пенисам, если они подберутся слишком близко. Держа босоножку за носок, он несколько раз повторил защитное движение. Скунсам, казалось, было плевать на планы Джека. Они лишь пили пиво из огромных банок, которое тут же перемещалось в их мочевые пузыри.

Я взглянула на Констанцию и Эми. Девочки, разинув рты от удивления и восторга, наблюдали зрелище. Раф держал Констанцию под руку.

Все было до того странно – отвратительная ситуация, два неуправляемых скинхеда, – а Джек, играя на публику, сделал из этого забавное шоу. Он медленно расхаживал по периметру круга, приветствуя толпу, словно римский гладиатор, а зрители ухали и смеялись в ответ своему спасителю. Он делал выпад в сторону танцоров, изображая нападение, а они пятились, не выпуская из рук свое оружие. Затем, наконец разработав свою стратегию, они перешли в наступление, подходя к Джеку с разных сторон: один пытался напасть сзади, пока второй отвлекал спереди.

Я смотрела на Джека, вспоминая о нашем поцелуе и о том, как его рука касалась моей поясницы.

Наконец он атаковал танцоров. Закрылся щитом в полной готовности отразить струю мочи, которой они в него целились, и скинхеды дали слабину. Джек ударил босоножкой по пенису одного из танцоров, и парень умчался прочь, пряча свое добро в штаны. Второй подкрался к Джеку сбоку, и тот ринулся к нему. Он шарахнул идиота своим щитом, и тот стремительно попятился, пытаясь удержать равновесие, но в конце концов рухнул на пол, как бревно. Его банка с пивом укатилась в толпу. Джек, запрыгнув на парня, схватил его за ногу и начал вытирать им, словно шваброй, пол. Толпа была в восторге от зрелища, а еще два парня стали кружиться вокруг них. Второй танцор – тот, который сбежал, – нерешительно попытался вступиться за друга, но зрители тут же прогнали его. Пораженный скинхед побрел прочь, бросив товарища на произвол судьбы.