Текст книги "Мальчик с одним именем"

– Слушай, спасибо, что спас мне жизнь, – выпалила девочка, – и что потом не убил меня, – добавила она. Джонс улыбнулся и стал ждать продолжения. Но она, кажется, с трудом подбирала слова, то открывала рот, то закрывала, то снова открывала.

Пока они пристально смотрели друг на друга, револьвер на дороге неодобрительно цокнул и пробормотал:

– Джонс, ты не сделал никакого мирканга.

– Я не буду заморачиваться с отметками огров, которых я убил.

– Почему? Это твои первые убийства! Они важны.

Прежде чем Джонс успел ответить, шар света над ними погас и исчез с громким хлопком. Джонс собрался с духом. Оказалось, что в темноте легче сказать девочке то, что он хотел.

– Можешь пойти ко мне домой, если хочешь, – сказал он. – Хотя бы до того времени, пока не придумаешь, что делать дальше.

– Я была бы рада, – быстро ответила девочка. – Правда. Если ты уверен, конечно.

– Да. Я уверен.

Как только их глаза привыкли к лунному свету, оба обнаружили, что улыбались друг другу.

– Кстати, я Руби.

Джонс улыбнулся, лопнув масляный пузырь ботинком. Мэйтланд ушёл навсегда.

– Нечего тут оставаться, – сказал он, показав связку ключей. – Я поведу машину.

Глава 4

Фургон марки «Фольксваген» цвета зелёный электрик представлял собой модель Т 2 производства 1979 года. Мэйтланд со всей возможной тщательностью отремонтировал машину, купленную у старого Опустошителя, который много лет ею не пользовался. Джонс помогал мастеру изо всех сил, смазывая и соединяя внутренности, заставлявшие транспортное средство работать. Мальчик знал о двигателях куда больше своих ровесников. Он мог вытащить и прочистить свечи зажигания, приладить патрубки и проверить их давление. Мэйтланд даже научил его чистить цилиндрические детали: сначала вытащить их, а потом соскрести нагар с головок.

Салон фургона был переделан специально под их потребности. Тут была газовая плита с четырьмя конфорками и духовкой, белый складной стол и множество шкафчиков для хранения. Были даже раковина и металлическая сушилка. Когда стол складывали, двойные сиденья с обеих сторон выдвигались, образуя постель для Мэйтланда. Джонс спал на тонком матрасе, уложенном поперёк передних сидений, обычно свернувшись в клубок, словно кот, после долгого дня. В случае назначения на определённый участок или длительной охоты этот фургон становился для них домом.

Джонсу нравились такие ситуации, потому что тогда ему разрешалось водить. Мэйтланд заколдовал окна и лобовое стекло таким образом, что казалось, будто это он ведёт машину, когда за рулём был Джонс. Сиденье достаточно меняло уровень, чтобы мальчик видел дорогу, педали тоже поднимались. Когда Джонс вёл машину, Мэйтланд мог отдохнуть, поработать над изобретением зелий и заклинаний и поразмышлять, какие случаи могли им ещё подвернуться, пока они были за работой. Умение Джонса водить машину означало ещё и то, что он был полезен в случае возникновения чрезвычайных ситуаций.

Теперь это было бесценно.

Руби вцепилась в краешек своего сиденья и нервно сглотнула, когда Джонс повернул ключ и двигатель с шумом ожил. Мальчик отпустил рычаг ручного тормоза, без колебаний выбрал первую скорость на коробке передач и затем выехал с поля, где и был спрятан фургон, на дорогу.

Фары сверлили темноту развернувшегося перед ними туннеля, образованного живой изгородью с обеих сторон. Изредка луна неожиданно выскакивала на небо и снова исчезала. Велосипед Руби время от времени дребезжал, опёршись о стол рядом с её рюкзаком в салоне фургона.

Мальчик, кажется, точно знал, что делать: он аккуратно обращался с рулём, следуя за поворотами и изгибами дороги.

Чтобы проверить степень его концентрации и немного отвлечься самой, Руби достала пластинку жвачки из кармана. Но Джонс не сводил глаз с дороги, даже когда она сняла обёртку со жвачки, свернула её буквой М, прежде чем отправить в рот, и начала громко жевать. Убедившись, что он был всецело сконцентрирован на работе, она откинулась на кожаном сиденье. Так вышло, что глухой ночью она оказалась в фургоне, который вёл мальчик, причём не просто её ровесник, а ещё и спасший её от огра. Как выяснилось, вдобавок ко всему опасного. По пути к фургону Джонс сообщил ей, что тот оборотень не только был неравнодушен к лунному свету, но ещё и относился к классу Неустрашимых. Если бы ей кто-то сказал подобное до того, как она улизнула из дома своих опекунов, она рассмеялась бы этому человеку в лицо.

К чему всё это могло привести, она и сама не была уверена. Но она могла представить, какую суматоху устроит утром её приёмная мать, обнаружив пустую постель. Руби знала, что её неизбежно начнут винить за доставленные неудобства, потому что с ней такое случалось всегда.

Она закрыла глаза и зажала ладонями уши. Она словно находилась под водой и представляла, что плавает в тёплом море рядом с собственным тропическим островом. Она разучила такой трюк для ситуаций, когда реальность было трудно принять, она использовала его в случаях, когда ничего не могла контролировать.

Руби почувствовала, как её дёрнули за руку. Она убрала ладони от ушей, впустив обратно грохот двигателя фургона. Джонс бросал взгляд то на дорогу, то на неё, то опять на дорогу.

– Ты в порядке? – спросил он с искренней заботой.

– Всё нормально. Я просто так делаю, чтобы отгородиться от мира. – Она жевала жвачку и улыбалась. Но вопрос словно рикошетом вернулся к ней. – Когда мне нужен тайм-аут.

Джонс на мгновение задумался и кивнул. Он никогда не слышал про тайм-аут, но точно понимал, что она имела в виду. Он снова на неё взглянул:

– Как ты можешь есть и не глотать?

– Только не говори, что ты никогда не пробовал жвачку!

Когда Джонс покачал головой, Руби порылась в кармане и распаковала ещё одну пластинку. Удерживая руль обеими руками, Джонс раскрыл рот, словно птенец, и Руби сунула туда жвачку.

– Жуй, – посоветовала Руби, – и не глотай.

Они сидели в тишине, жуя, словно коровы, пока тишину не нарушил приглушённый голос:

– Вытащи меня осюда.

Руби изогнулась на сиденье и извлекла револьвер из кармана пальто Джонса, которое всё ещё было на ней.

– Джонс! – прошипел он. – Нам надо поговорить.

– О чём? – спросил мальчик, не переставая жевать.

– О том, что будет дальше, само собой.

– Не сейчас. Время неподходящее, – ответил Джонс, и револьвер проворчал что-то себе под нос.

Руби никогда раньше не держала в руках оружие и сейчас не была уверена, что ей нравилось это ощущение. Его ворчание тоже особо к себе не располагало. Так что она осторожно поместила его на приборную панель дулом от себя.

– Почему ты не мог его взять? – спросила она, взглянув на Джонса.

Револьвер рассмеялся и ответил за мальчика:

– Мэйтланд наложил на меня заклинание. Если Джонс хоть пальцем меня тронет, я выстрелю в него перцовым спреем. Конечно, Мэйтланд никогда ему об этом и не рассказывал, так что глупый мальчишка получил своё, как только любопытство одержало верх.

– Я был маленький, – пояснил Джонс для Руби. – Просто хотел почувствовать, каково это – держать револьвер.

– Чему тебя всегда учил Мэйтланд, мальчик мой? – усмехнулся револьвер.

– Что доверие – фундамент истинной дружбы, – ответил Джонс, словно читая вслух на уроке. – Особенно для мастера и его ученика, ведь они должны полагаться друг на друга в Пустынных землях.

– И из-за этого заклинания ты можешь говорить? – спросила Руби револьвер.

– Из-за этого заклинания он много чего может, – ответил Джонс. – Например, стрелять любыми пулями в любое необходимое время.

– И как накладывают заклинания?

– С помощью магии, разумеется, – отрезал револьвер. – Как ещё, по-твоему, Опустошители выживают, когда охотятся за существами? Они умеют пользоваться магией. Это их величайшая тайна. Как только ученик проходит инициацию, ему передают магический дар, и он может учиться его использовать – заклинания, чары… всё, что нужно. Так ведь, Джонс?

– Вроде бы, – только и ответил мальчик, пожав плечами.

– Инициация? – переспросила Руби.

– Поэтому Мэйтланд и отдал ключ перед смертью, – сказал револьвер. – Так, Джо, почемууу…

Джонс так круто свернул влево, что револьвер с грохотом пронёсся по приборной панели и упал в карман на двери.

– Чёрт возьми, – произнёс Джонс, не сводя глаз с дороги, и ловко пережал верхушку револьвера тряпкой, чтобы не дать ему выскользнуть и заодно заглушать его болтовню.

Руби вернулась на своё сиденье, раздумывая, как изменилась бы её жизнь, если бы она владела магией. Можно было бы легко разбогатеть или получить всё, что хочется. Может, тогда родители захотели бы снова её увидеть. Ей понравилось слово инициация. Оно звучало важно и официально.

Что-то в другом кармане пальто Джонса неудобно упиралось ей в бедро, и она вытащила тонкую красную книжку с названием:

Бестиарий Опустошителя

Карманная версия

Пролистав книгу, она обнаружила, что все страницы были пусты.

– Она выдаёт только ту информацию, о которой попросишь, – предупредил Джонс. – Даже основными книгами о существах можно заполнить три или четыре фургона. В Пустынных землях тебя много что может убить. – Он указал пальцем на приклеенную к приборной панели вырезку из газеты «Индепендент» за 2009 год с заголовком: «Пропавшие: каждый год исчезают 275 000 британцев». – Тут говорится, что большинство людей возвращаются, – сказал Джонс. – Но некоторые не возвращаются, и теперь ты знаешь главную причину. Вот почему Мэйтланд прицепил это сюда, – добавил он, – это чтобы напомнить, как важна наша работа.

Спустя час, когда Джонс заглушил двигатель, крытый соломенной кровлей дом завиднелся в свете фар, словно прямиком из сказки. Руби спала, склонив голову на плечо, и прядка чёрных волос свисала поверх её брови, качаясь от дыхания.

Тихонько, чтобы её не разбудить, Джонс снял тряпку с револьвера, лежавшего в кармашке двери. – Тебе меня слышно?

– Мы уже дома? – пробормотал револьвер.

– Да.

– Тогда пусть девчонка меня возьмёт, мальчик мой. Тут столько пыли и грязи, что я сейчас задохнусь, – проворчал он.

Джонс наклонился ближе и понизил голос:

– Не вздумай рассказывать Руби про магию, инициацию и прочее в этом духе.

– Почему?

– Потому что всё это не имеет значения. Я не буду Опустошителем.

Раздалось громкое цоканье.

– Так и знал, что ты не просто так не стал помечать свои сегодняшние убийства. Я всегда думал, что ты станешь для Мэйтланда разочарованием, пацан, и именно это и произошло после его смерти. И что насчёт меня? Что теперь произойдёт со мной?

Но Джонс ничего не ответил. Вместо этого он аккуратно прикоснулся к руке Руби:

– Руби?

Девочка пошевелилась. Она вяло разлепила свои большие глаза. Ей снилось, что она получила волшебную палочку и каждый день отмечала день рождения.

– Мы на месте, – сказал Джонс, указав на домик.

Глава 5

Когда они открыли входную дверь, лампы в коридоре загорелись сами собой. На них не было штепселей или проводов. Руби стало интересно, чем ещё это место отличалось от обычного дома.

– Подожди здесь, – попросил Джонс, пройдя вперёд, – и ни к чему не прикасайся, – предупредил он, прежде чем исчезнуть за дверью в конце коридора. У Руби было такое чувство, будто она оказалась в хорошо организованном антикварном магазине или доме престарелых, потому что мебель выглядела потрёпанной и не сочеталась. Она провела пальцем по деревянному комоду, стоявшему рядом. Никаких следов пыли. Она сняла рюкзак и тихонько прочистила горло.

– Абракадабра, – прошептала она, сделав круговое движение рукой и указав пальцем на лампу, стоявшую на комоде. Револьвер в её кармане замеялся, и она поняла, что он это услышал. Лицо Руби покраснело от стыда.

– Как насчёт чего-то попроще? – произнёс револьвер, не переставая хихикать. – В кабинете Мэйтланда есть ореховый шкаф, где меня обычно хранят. Я хотел бы туда вернуться.

– Но Джонс сказал…

– Это займёт всего минуту. Он всё равно тебя в итоге попросит об этом, потому что он не может ко мне прикоснуться.

– Да, но…

– Я могу показать тебе магию, если ты, конечно, хочешь.

Желая увидеть столько магии, сколько вообще возможно, Руби вытащила револьвер и кинула пальто Джонса на стул с красным бархатным сиденьем.

– Иди прямо по коридору, – сказал револьвер. – Потом поверни направо и иди дальше.

Руби прошла по тёмно-красной ковровой дорожке до конца коридора и свернула налево, в другой длинный коридор. Лампочки в облачении абажуров, висевшие под потолком, включились, как только Руби прошла под ними, и она улыбнулась.

– Мэйтланд их заколдовал таким образом, чтобы они загорались ночью, если кто-то проходит мимо, как и лампы в прихожей. Но это ерунда, – заявил револьвер, – по сравнению с другими вещами, которые умел делать Мэйтланд.

– Типа того светового шара над домом?

– Детский сад! – провозгласил револьвер. – Ты чему угодно можешь научиться, если станешь Опустошителем.

– Я? Опустошителем? – Руби пыталась изобразить удивление, но её воображение уже разыгралось, представляя, какой крутой она могла бы стать с помощью магии.

– О, нет! – рассмеялся револьвер. – Девчонки не могут стать Опустошителями.

– Почему?

– Это противоречит Орднунгу. Девочки не могут научиться магии. – Руби остановилась, сморщив лицо, словно откусила кусок лимона. – Это традиция, и ты не можешь против неё пойти, не так ли?

– Но…

– Однако… – Револьвер прочистил горло для большего драматизма. – У меня есть всё же альтернативное предложение, которое могло бы тебя заинтересовать. Мы с тобой в любом случае могли бы стать командой. Просто представь, как мы вместе охотимся. Мы показали бы этим Опустошителям, куда им надо засунуть свой Орднунг. Мы могли бы даже прославиться… само собой, если ты достаточно долго проживёшь.

Руби зашагала по коридору. Работа с револьвером звучала интригующе. Но она очень быстро решила, что это далеко не так интересно, как умение накладывать чары и использовать заклинания. «Стать первой девочкой среди Опустошителей, чтобы научиться магии, – вот что было бы по-настоящему уникально», – подумала она, тут же задавшись вопросом, насколько такое вообще возможно с учётом того, что она уже слышала про Орднунг. Но она не сказала это вслух. – Можно мне подумать? – спросила она. – Всё, что я видела чуть раньше, показалось мне довольно страшным.

– Как пожелаешь. Но помни: я револьвер высокого калибра, которым отчаянно хотели бы владеть многие Опустошители. У меня и документы есть в подтверждение.

Они дошли до тяжёлой дубовой двери, и револьвер приказал Руби её открыть, что она и сделала, после чего увидела кабинет Мэйтланда. Большая люстра, парящая под потолком, начала светиться, из-за чего казалось, что деревянный пол зашевелился.

В комнате стоял затхлый запах старого пергамента и чернил. Стены были заставлены полками с нагромождёнными на них книгами, и Руби быстро пробежалась глазами по названиям из ближайшего к ней ряда: «Полное руководство по гоблинам Восточной Европы», «Гоблины и их пищевые привычки», «Хорошие гоблины – всего лишь миф?» Следующая полка была заполнена книгами про троллей. Взглянув на первый же заголовок – «Зубы троллей: завораживающий взгляд внутрь (дёсны и всё остальное)», – она потеряла интерес и перешла к другой стене, где у всех книг были одинаковые чёрные корешки, хотя на каждой был тиснёный золотой номер. Она выдернула номер 27 и открыла, обнаружив испещрённые аккуратным почерком страницы.

– Это дневники Мэйтланда, – подсказал револьвер. – Он записывал отчёты после каждой охоты, на которую когда-либо ходил. Я упомянут во многих из них.

Руби бегло просмотрела страницы и остановилась на одной из записей.

Охота 27.8

17 июля 1992 года

Гуль – Марлоу, Бакингемшир

Ниже был краткий отчёт о том, как Мэйтланд поймал и предал смерти гуля, которого он обнаружил скрывающимся в заброшенном доме. Она осмотрела полки. Дневники были пронумерованы вплоть до номера 103.

– Мэйтланд был отличным Опустошителем, – сказал револьвер. – Одним из лучших. Я-то уж точно знаю, потому что работаю только с лучшими из лучших. Это очень, очень грустно, – слегка дрогнувшим голосом произнёс револьвер, – осознавать, что его больше нет. Мы столько всего вместе пережили. Это ведь он меня заколдовал, чтобы я мог разговаривать. Полагаю, теперь я смогу, по крайней мере, рассказать о его великих делах. А теперь, если не возражаешь, я бы отдохнул после тяжёлого дня. Мне нужен деревянный ящик на столе. Он заколдован, чтобы поддерживать меня в чистом и отполированном состоянии, в чём я весьма нуждаюсь.

Большой стол, стоявший посреди комнаты, был покрыт кипами бумаг и грудами книг и тетрадей. Под этой кучей барахла Руби смогла разглядеть зелёную кожаную поверхность, украшенную по краям золотым тиснением. Открыв тёмный деревянный ящик, она положила револьвер внутрь, на красную бархатную подкладку.

– Ну так что, мы обсудим моё предложение завтра? Насчёт того, чтобы вместе прославиться?

– Конечно, – ответила Руби, улыбнувшись своей самой обаятельной улыбкой. Закрыв крышку, она услышала, как револьвер удовлетворённо вздохнул, и это ей напомнило, как она обычно ложилась спать после долгого дня. Но сейчас Руби не чувствовала усталости.

Она отодвинула кресло от стола и уселась на потрескавшееся коричневое кожаное сиденье во впадину, которая явно образовалась за многие годы под весом Мэйтланда. Спинка кресла скрипнула, когда она отодвинулась от стола, и издала такой же звук, когда она опять придвинулась к нему. Её взгляд был прикован к человеческому черепу в дальнем левом углу стола, который Мэйтланд явно использовал в качестве пресс-папье. Кость была блестящей и гладкой, и вообще череп был в хорошем состоянии, однако зубы были чёрными и острыми, словно большие свинцовые держатели для карандашей. Руби заворожённо потянулась через стол и сунула пальцы в глазницы, словно хотела поднять шар для боулинга. Она поставила череп на груду книг перед собой.

– Теперь ты не такой уж и страшный, да? – прошептала она. – Не ровня Опустошителю. – Имя, соскользнувшее с её языка, звучало просто отлично. – Вот такая она, эта Руби Дженкинс. Опустошительница, первая девочка, работающая в Пустынных землях и владеющая магией. Она-то уж точно им укажет, куда они должны засунуть свой Орднунг.

Руби едва успела заметить какое-то движение и заглянула в большую банку, стоявшую в противоположном углу стола, внутри которой клубился серый туман; крышка была плотно закручена. Руби была уверена, что до этого банка была пустой. Наклонившись вперёд, чтобы рассмотреть получше, она подпрыгнула, когда два зелёных глаза материализовались и моргнули. Затем маленький рот появился и оскалился, обнажив крошечные жёлтые зубы, похожие на колючки ежевики. Как только рот выдохнул, отчего стекло запотело изнутри, появился единственный палец с длинным ногтем и написал в обратную сторону, чтобы она это прочитала:

САН ИТСУПЫВ

Руби уселась обратно в кресло, решив, что открыть банку – вряд ли хорошая идея. Вместо этого она изучила содержимое трёх ящиков на левой стороне стола. Они были по большей части пусты, не считая карандашей и чистых листов бумаги, а в самом нижнем нашёлся ключик медного цвета. Подёргав единственный ящик справа, Руби поняла, что он заперт.

Когда она засунула в скважину медный ключик, то обнаружила, что он подошёл идеально, и открыла ящик. Внутри было пусто. По крайней мере, так казалось, пока не выкатился в зону видимости чёрный камень овальной формы. Руби не задумываясь схватила его, поскольку тот выглядел очень красиво: с крошечными прожилками серебра по всей поверхности. Он оказался куда легче, чем можно было ожидать, и вдобавок был очень холодным.

Камень немедленно поменял цвет на тёмно-красный, словно отреагировав на тепло её руки, и серебряные прожилки исчезли, как только посередине образовалась трещина. Из горла Руби вырвался едва слышный выдох, когда до неё дошло, что она держала не камень, а какое-то яйцо.

Прежде чем она успела положить его обратно в ящик, верхушка яйца откололась под давлением мохнатой мордочки, и на свет появился миниатюрный щенок размером с птенца, с чёрной, словно ночь, шерстью, к которой прилипли куски скорлупы. Руби уставилась на существо, которое выкарабкалось из остатков яйца, уронив его на пол, и прыгнуло в руку Руби. Щенок повозился в её ладони и наконец уселся, моргая и хныкая, как и любой младенец.

Руби не была уверена, что именно представляло собой существо. Очевидно, это была не обычная собака, и не только из-за размеров – вдобавок чёрная шерсть кололась, а кончики ушей были красными и сочетались по цвету с глазами. Когда существо попыталось встать и сразу же упало обратно на неровную поверхность ладони, Руби умилилась, слегка толкнула его пальцем, что помогло ему подняться. Как только существу удалось устоять на четырёх трясущихся лапах, оно открыло рот, Руби подумала, что оно зевает и милее она ничего в жизни не видела.

Но вдруг оно укусило её за палец острыми, словно иголки, зубами.

Руби потрясённо выдохнула, махая рукой в попытке стряхнуть существо. Но оно крепко держалось с помощью когтей. Когда она попыталась оторвать его другой рукой, щенок зарычал, показав окровавленные белые зубы. И снова укусил её за палец, заставив Руби поперхнуться от изумления, когда под средней костяшкой пальца появился крошечный полумесяц.

В панике она схватила первый подвернувшийся под руку предмет, которым оказался череп, и изо всех сил размахнулась и ударила крошечную тварь, отправив её в полёт. Существо распласталось, словно чёрная четырёхконечная звезда, ударившись о большую стеклянную банку, а потом сползло на стол и замерло.

Банка покачнулась и соскользнула с края стола, прежде чем Руби могла попытаться её удержать. Девочка услышала, как она разбилась о деревянный пол.

Джонс возился под раковиной на кухне, когда услышал крики Руби. Он пытался достать вазу для фиалок, которые он спешно нарвал в саду в попытке произвести хорошее впечатление. Он выпрямился, ударившись головой о холодную медную трубу, и выругался.

Клокочущий смех разнёсся по дому, когда Джонс вылетел из кухни, и этот смех был ему отлично знаком. Услышав очередной крик, Джонс поспешил к кабинету Мэйтланда и открыл тяжёлую дубовую дверь.

Босая Руби забилась в угол комнаты, а пятеро чертенят, покрытых серой чешуёй, стояли у неё на плечах и тянули её за волосы. Каждый был ростом с ладонь и имел заострённые ушки, разветвлённый вилкой хвост, острые жёлтые зубы и зелёные глаза. Ещё двое сидели на полу, вытягивали шнурки из кроссовок девочки и пытались отковырять подмётки, в то время как ещё двое взгромоздились на книжную полку, распарывая нитки на её белых шерстяных носках с помощью длинных когтей.

Стоило Джонсу хлопнуть в ладоши, как чертенята моментально прервали свою деятельность.

– А ну построились, живо! – закричал он, и существа быстро встали в ряд перед ним, сложив руки за спинами, словно нашкодившие школьники. Джонс поддел стекло на полу носком ботинка. Он куда больше удивился, увидев крошечную чёрную собаку, неподвижно лежащую на краю стола. Когда он поднял существо за шиворот, оно поникло, словно увядший цветок.

– Оно меня укусило, – шмыгнула Руби.

– Ну естественно, – отрезал Джонс. – Он был голодным, потому что только вылупился. И как это только произошло, интересно? – спросил он с сарказмом. Джонс осмотрел существо и увидел кровь на его мордочке, совпадавшую по цвету с ушами.

– Оно умерло? – спросила Руби, когда Джонс нащупал пульс на его горле.

– Нет. Гончие Скакка довольно выносливы, даже щенки. Он будет жить. – Джонс сковырнул крошечный кусочек тёмно-красной скорлупы, прицепившейся к шкуре собачонки. – Мы с Мэйтландом собирались его изучить и проверить, можно ли его натренировать, чтобы оно охотилось за существами. У Скакка нюх на сверхъестественное, особенно зомби и подобное. Яйца Скакка – большая редкость, – добавил он не без гордости. – Нужно знать, где их искать на кладбище и только в определённое время. Сколько он от тебя откусил? – Руби подняла палец. – Хмм, – протянул мальчик.

– Всё плохо? – забеспокоилась Руби, не в силах взглянуть на палец.

– Нет. Этого не хватит, чтобы он заметно вырос…

– Я имела в виду свой палец.

– О, – произнёс Джонс и ухмыльнулся. – Ну он же не всю тебя съел, так ведь? – пошутил он в надежде, что и Руби увидит в ситуации что-то смешное. Но по её лицу было понятно, что не увидела. Когда один из чертенят прыснул со смеху, Джонс метнул в него неодобрительный взгляд.

– Вы трое, – сказал Джонс, указывая на стоявших в конце ряда. – Совок и щётка в шкафу в коридоре. Следующие трое – на дне гардероба в моей спальне есть жестяная коробка. Принесите её. Последние трое, достаньте банку из шкафа на кухне, в которой вы все могли бы поместиться. – Последняя просьба вызвала хор неодобрительного ворчания. Но как только Джонс хлопнул в ладоши, все чертенята рассеялись за дверью.

Руби осмотрела свой палец.

– Извини, – сказала она.

Чертенята подмели пол и поместили череп обратно на стол. Они вернули Руби обувь, куда вновь вставили шнурки, и один из них нашёл ей новые носки. Когда они закончили работу, Джонс заставил их по очереди забраться в новую банку и исчезнуть в сером тумане, а затем положил крышку поверх и пальцем нарисовал какой-то символ. Шквал белых искр поднялся вокруг крышки, которая после этого сумела плотно закрутиться на банке и остановиться с громким щелчком.

– Это не полноценная магия, если тебе это интересно, – предупредил Джонс, когда увидел, что Руби уставилась на него большими, словно блюдца, глазами. – Кто угодно смог бы запереть этих чертенят, если бы знал, какой символ нарисовать. Всё, что я сделал, – применил к ним силу, которая уже тут есть из-за магии Мэйтланда. Это единственная причина, по которой чертенята делают то, что я говорю. По всему дому куча наложенных чар и заклинаний, которые продолжают работать даже после смерти Мэйтланда. Он сотворил их на случай, если с ним что-то произойдёт во время охоты.

– Так в этом вся суть инициации? В умении самостоятельно использовать магию?

– Да.

– И поэтому Мэйтланд дал тебе тот ключ?

Джонс медленно кивнул, еле слышно проклиная револьвер за то, что упомянул об этом по дороге домой. Порывшись в карманах, он вытащил серебряный ключ. Тот выглядел просто и был маленьким. Руби решила, что не увидела бы в нём ничего подозрительного, если бы нашла его лежащим в ящике или на полу.

– Если я буду использовать ключ так, как он укажет, – пояснил Джонс, – я получу магический дар. Но это самое лёгкое. Потом надо научиться правильно использовать магию, и на это уходят годы. – Он поднёс ключ близко к уху Руби, и она услышала едва уловимый шёпот, серебристый голосок, говорящий, что может раскрыть секрет магии любому, кто его использует. А потом Джонс отдёрнул ключ, прежде чем она могла услышать что-то ещё.

– Но ведь оно того стоит, правда? – спросила Руби, сверкая глазами. – И ты сможешь делать то, чего не умеют другие люди?

Джонс покачал головой:

– Мэйтланд всегда мне говорил: как только получишь магический дар, держись подальше от обычных людей, иначе они захотят от тебя чего-нибудь. Магия делает тебя отличным от остальных. И в том, чтобы от всех отличаться, мало хорошего, знаешь ли. – Джонс осмотрел ключ. – Я собираюсь выкинуть этот ключ, чтобы получить возможность носить нормальную одежду. Найти друзей. Ходить в школу. Я знаю, каков мир для тех, кто не стал Опустошителем, пусть и частично. В нём хватает чудес и без магии.

– То есть ты хочешь быть обычным мальчиком?

Джонс кивнул:

– Я думал, ты могла бы меня научить? Я быстро схватываю. Иначе Мэйтланд не сделал бы меня своим учеником. – Джонс горделиво выпятил грудь, словно воробей в холодную погоду.

Руби уставилась на Джонса – у него были уставшие глаза и худое измученное лицо. Она была не уверена, что он когда-нибудь смог бы привыкнуть к жизни в обычном мире, который она знала. Она задалась вопросом: продолжил бы он этого жаждать, если бы знал, каково на самом деле быть ребёнком, когда взрослые постоянно указывают тебе, что делать, хороших друзей сложно найти, а школа мешает заниматься чем-то поинтереснее. Но она улыбнулась и кивнула:

– Конечно, мы можем это обсудить.

Джонс заметил, что её взгляд порхнул в сторону ключа в его руке, и догадался, о чём она на самом деле думала.

– Среди Опустошителей никогда не было девочек, – сказал он. – Это устав. Орднунг, по которому мы живём. Ты не можешь пройти инициацию, потому что девочкам не дают магический дар.

Руби скорчилась:

– Этот Орднунг кажется глупостью, если хочешь знать моё мнение. Девочки ничем не хуже мальчиков. Так устроен современный мир. Ваши правила отстали от жизни.

– Да, я тоже так думаю, потому и хочу изменить свою жизнь. По крайней мере, это одна из причин. – И Джонс нахмурил бровь. – Мэйтланд ещё кое-что сказал мне про магию: она опасна, если не умеешь ей управлять. Некоторые Опустошители сходили от неё с ума. Совершали ужасные вещи. – Он постучал по голове. – Полагаю, как только она оказывается здесь, она может сгноить твой мозг, если не будешь осторожен. Так что я избавлюсь от ключа, как только выясню, как это грамотно сделать. – И Джонс затолкал ключ в карман брюк.

Он потёр глаза и так широко зевнул, что казалось, сейчас себе челюсть свернёт.

– Ты наверняка тоже устала, – моргая, сказал он Руби. – Я покажу тебе твоё спальное место. – Он поднял жестяную коробку, которую чертенята принесли из его спальни и в которую он аккуратно поместил крошечную чёрную собачку, и молча вышел.

Руби ещё раз осмотрела кабинет, раздумывая, каково это – творить магию. Сама идея заставила её улыбнуться. Когда она осознала, что череп на столе Мэйтланда уставился на неё, словно не одобряя всё, что она сделала и о чём сейчас думала, улыбка исчезла с её лица.

– Девочки ничем не хуже мальчиков, – прошептала она, перед тем как уйти и закрыть за собой дверь.

Но если бы она внимательнее взглянула на череп, она могла бы кое-что осознать. Например, что кровавая полоска, которую она оставила, когда сбила Скакку, давно впиталась в кость, и на её месте проросла густая шёрстка. Руби смогла бы даже увидеть крошечные вены, кружевом покрывшие поверхность черепа на щеках. А если бы Руби достаточно долго и упорно всматривалась в глазницы, она бы могла увидеть едва заметное оранжевое свечение.