Текст книги "Гордые и свободные"

12

Темпл задвинула тяжелые шторы, чтобы в комнату не проникало слепящее утреннее солнце. Ее мать мирно спала, раскинувшись на пышной пуховой перине. Черные волосы разметались по подушке, подчеркивая худобу и бледность лица. Черная Кэсси в последнее время то и дело пускала хозяйке кровь, но от этого Виктории делалось только хуже.

«Может быть, сегодня мама наконец пойдет на поправку», – подумала Темпл, бесшумно выходя из спальни.

– Миз Темпл! Миз Темпл! – раздался испуганный голос Черной Кэсси.

– Тише ты! – зашипела девушка. – Маму разбудишь!

– Миз Темпл, скорее сюда!

– Ну что там еще? – раздраженно всплеснула руками Темпл.

С тех пор как заболела мать, ей пришлось самой заниматься всеми домашними делами, и она знала, что на кухне постоянно происходят какие-то мелкие катастрофы.

– Всадники! – дрожащим голосом воскликнула Черная Кэсси. – Похоже, джорджийцы!

– Что-что? – Темпл замерла.

– Скорее, миз Темпл! Они несутся сюда во весь опор. Ой, быть беде!

Темпл сбежала вниз по лестнице, бросилась к окну. Холодный мартовский ветер гнал по газону сухие листья. Истошно верещали павлины, предупреждая о появлении чужих людей. Как быть? В доме одни женщины, защитить их некому. Отец еще не вернулся из Вашингтона, дядя уехал закупать зерно для посева.

– Видите их? – выдохнула сзади Черная Кэсси.

– Нет, – ответила Темпл и тут же разглядела среди деревьев с полдюжины всадников. Они скакали навстречу ветру, низко нахлобучив шляпы. Путь их, судя по всему, лежал к школе, где мисс Холл как раз проводила занятие с детьми.

Пытаясь преодолеть страх, Темпл отпрянула от окна.

– Где Шадрач? Всякий раз, когда мне нужен этот мальчишка, его нет поблизости.

– Он в школе, миз Темпл.

Она вспомнила, что Шадрач и Фиби действительно теперь ходят в школу.

– Немедленно беги на конюшню и скажи Айку, чтобы во весь опор скакал к мастеру Стюарту.

– Но Айк не может уехать без пропуска.

– Нет у меня времени выписывать ему пропуск! Скорее! Ну же!

– Нет, мэм, – упрямо покачала головой Черная Кэсси. – Если моего Айка поймают на дороге без пропуска, решат, что он беглый.

– Делай, как я тебе говорю! – вспыхнула Темпл и ударила служанку по щеке. Никогда в жизни она не поднимала руку на слуг, однако всему же есть предел.

– Ты что, не видишь? Они уже в школе!

В глазах Кэсси шевельнулся страх, и Темпл изо всей силы подтолкнула ее к двери.

– Бегом! Если Айка задержат, пусть требует, чтобы его привели ко мне.

– Хорошо, мэм. – И служанка бегом бросилась выполнять приказ.

Темпл снова выглянула из окна. Она увидела, что один из всадников спешился и стоит у окна школы. Тогда, подхватив длинные юбки, Темпл выбежала из дома.

Услышав тяжелый стук сапог, Элайза захлопнула учебник и встала. В следующую секунду дверь распахнулась, и в проеме появились двое мужчин в длинных зимних плащах.

– Кто вы такие и что вам здесь нужно?

Элайза схватила с парты указку – единственное оружие, оказавшееся под рукой.

Вслед за двумя первыми вошел третий; еще трое, оставаясь в седлах, ждали снаружи.

– Где твой муж? – спросил один из мужчин.

– У меня нет мужа.

Элайза вспомнила, что четыре дня назад, первого марта, вступил в силу новый джорджийский закон, согласно которому каждый белый, живущий на территории чероки, должен зарегистрироваться – иначе его ждет четырехлетнее тюремное заключение.

Мужчина подозрительно прищурился:

– А нам доложили, что на этой плантации живет белый учитель, не зарегистрировавшийся у властей.

– Учитель – это я, – ответила Элайза. – Я – женщина и нигде регистрироваться не должна.

– Так ты учительница?

Он окинул ее долгим презрительным взглядом, потом смачно харкнул на пол желтой от табака слюной.

– Наверно, из тех баб, что любят индейцев.

Не обращая на него внимания, Элайза решительно вышла вперед, чтобы дети оказались у нее за спиной.

– Извольте-ка представиться и объявить, зачем вы сюда явились, – потребовала она.

– Фу-ты ну-ты, – ухмыльнулся мужчина и, горделиво выпятив грудь, объявил: – Мы – джорджийские гвардейцы, вот кто мы такие.

– Тогда вам должно быть стыдно, что вы врываетесь в школу, плюетесь тут, пугаете детей. Чероки, с которыми я имею дело, ведут себя куда цивилизованней.

Приятель подтолкнул старшего локтем.

– Ты только погляди. По-моему, там черномазый с книжкой сидит.

Первый из гвардейцев увидел Шадрача и свирепо насупился.

– Эй ты, малец, иди сюда.

– Сиди, где сидишь, Шадрач, – приказала Элайза.

В этот момент распахнулась дверь и вбежала раскрасневшаяся Темпл. Однако один из мужчин схватил ее за плечи и не пустил в класс. Темпл яростно забилась в его руках, а гвардеец расхохотался.

– Парни, я поймал настоящую индейскую принцессу. Видно, тоже вышла на тропу войны.

– Немедленно ее отпустите! – прикрикнула на него Элайза и, видя, что обидчик не послушался, с размаху ударила его указкой по пальцам.

Гвардеец охнул от боли и неожиданности, и Темпл благополучно вырвалась из его рук.

Предводитель угрожающе шагнул к Элайзе, и та снова замахнулась указкой.

– Вы только что ударили джорджийского гвардейца, мисс, – зловеще процедил он.

– За то, что он набросился на девочку.

Элайза притянула Темпл к себе.

Тогда гвардеец сменил тактику:

– А что здесь делают черномазые?

– Это мои ученики.

– Законы Джорджии запрещают учить грамоте негров.

– Слава Богу, здесь не Джорджия, – парировала Элайза. – Вы находитесь на земле чероки.

– Как бы не так, мэм. Это территория штата Джорджия.

– А это, сэр, будет решать Верховный суд.

Никогда еще за двадцать лет своей жизни Элайза не оказывалась в такой опасной ситуации. Спасти ее могла только сообразительность – ведь ни ей, ни Темпл было не под силу справиться с этими головорезами.

– А я говорю, что здесь где-то должен быть белый учитель, – заявил тот, кого она ударила указкой. – Просто они его куда-то спрятали.

– Нет у меня мужа. Я сама учительница, – повторила Элайза, чувствуя, как пальцы Темпл нервно сжимают ей предплечье.

– Если хотите, можете обыскать школу и дом, – процедила Темпл, окинув гвардейцев ненавидящим взглядом. – Но предупреждаю: если вы хоть пальцем кого-то тронете, если повредите имущество, вас ждет арест.

– Арест? – фыркнул первый и подмигнул своим приятелям. – Вы слышали, парни? Она угрожает нам арестом. – Двое остальных тоже ухмыльнулись. – У тебя здесь нет никаких прав, принцесса. Можем творить все, что нам вздумается, и нам ничего за это не будет.

– Нет, будет, – перебила его Элайза. – Я дам против вас свидетельские показания. Любой суд примет их к сведению, даже ваш. Ведь я белая.

Гвардейцы помрачнели – Элайза говорила правду. Их предводитель попытался спасти свое лицо:

– Мы все равно будем искать белого учителя.

– Если это ваш долг – ради Бога, – уверенно ответила Элайза, чувствуя, что берет верх. – Но я буду следить за каждым вашим шагом.

Под пристальным взглядом Элайзы гвардейцы обыскали школу.

– Может, он в доме прячется, – сказал один из всадников.

Но старший, мрачно покосившись на Элайзу, покачал головой:

– Если и так, давно уж в лес убежал. Ладно, поехали. Нам еще кое-кого поймать надо.

Элайза вздохнула с облегчением, лишь когда всадники скрылись из виду. Тогда учительница захлопнула дверь школы, прислонилась к ней всем телом и почувствовала, что силы окончательно оставили ее.

Сердце колотилось так громко, что в первый миг она подумала – кто-то стучит в дверь.

Девять пар глаз смотрели на нее вопросительно. Элайза выдавила ободряющую улыбку:

– Все, они уехали.

Темпл озабоченно нахмурилась:

– С вами все в порядке?

– Да-да, все хорошо.

Элайза выпрямилась. Ноги у нее дрожали.

– Вы вели себя очень храбро, – уважительно, с ноткой восхищения сказала Темпл.

– Я была до смерти перепугана, – призналась Элайза. Голос у нее дрогнул, и она сердито воскликнула: – Какие мерзавцы! Их бы надо высечь за то, что они пугают детей!

– Нужно проведать маму. – Темпл двинулась к выходу.

– Пожалуй, нам лучше всем перебраться в дом, – решила Элайза. – Идемте. Быстрее!

Двадцать минут спустя все были уже в гостиной. Лишь Фиби и Шадрач отправились на кухню готовить обед. Черная Кэсси все не могла поверить, что они целы и невредимы. Она заставила их рассказать о случившемся во всех подробностях.

Шадрач говорил, а Фиби помалкивала, чувствуя, что ее мать с каждым словом сына охватывает все больший ужас. Девочка не понимала, чем это вызвано, но на душе у нее стало тревожно.

– …И один из них говорит миз Элайзе: «Что тут делает этот черномазый с книжкой?»

Шадрач проговорил эти слова басом.

– «Иди-ка сюда, парень», – говорит, а миз Элайза говорит: «Шадрач, сиди где сидишь». Ну и я ни с места.

Черная Кэсси жалобно застонала, схватилась за голову. Окончание рассказа она уже не слышала – ни про появление мисс Темпл, ни про героическую мисс Элайзу с ее указкой.

– …Он говорит, что по закону штата Джорджия учить черномазых нельзя, – произнес напоследок Шадрач.

Кэсси застонала еще громче.

– Я знала, знала! Говорила же я, что добром это не закончится.

– Мам, ты чего? Все в порядке, – стал утешать ее сын. – Миз Элайза сказала ему, что тут не Джорджия, тут земля чероки.

Черная Кэсси обняла своих детей, прижала их к себе.

– Теперь они вернутся, вернутся ночью, – всхлипнула она. – Они всегда так делают. Я это уже видала. Вытащат тебя из дома, высекут так, что из тебя дух вон.

– Но за что? – недоверчиво спросил Шадрач. Взгляд его стал испуганным.

– За то, что учиться грамоте можно только белым. Черным – ни-ни. Сколько раз говорила я Айку: «Не пускай детей в школу. Не будет от этого добра». И теперь сам видишь, что получилось.

Она говорила так убежденно, что Фиби вся задрожала. Когда же издали донесся стук копыт, девочке и вовсе стало жутко.

– Они вернулись! – ахнула Кэсси. – Бегите отсюда, прячьтесь.

– Нет, мама, что ты. Это мастер Клинок и Дье. С ними и папа приехал, – сообщил Шадрач, высунувшись наружу.

Темпл выбежала навстречу своему возлюбленному. Свесившись с седла, он крепко обхватил ее за плечи и спросил:

– С тобой все в порядке?

– Да.

– А с остальными?

– Тоже.

Успокоившись, он выпустил ее.

– Давно они уехали?

– Минут двадцать, не больше.

Клинок крепко стиснул зубы и окинул взглядом горизонт. Его голубые глаза льдисто сверкали.

– Что произошло?

Темпл коротко рассказала о случившемся.

– Мисс Холл говорит, что все дело в новом законе. Они разыскивают нарушителей.

– Да-да, – кивнул Клинок. – Мне сегодня утром рассказали, что трое миссионеров арестованы.

– Ты бы видел мисс Холл. Как она развоевалась! Я даже с Киппом ее такой ни разу не видела. Когда один из них схватил меня за руку…

– Что?! – взревел Клинок.

– Он мне ничего такого не сделал, – уверила его Темпл. – Мисс Холл меня защитила.

– Если бы он тебе что-то сделал… – грозно процедил Клинок.

На его бронзовой коже белой ниткой выделялся шрам. Темпл, не удержавшись, провела по шраму пальцем.

– Клинок, – прошептала она, может быть в первый раз по-настоящему чувствуя, что любит этого человека всей душой.

Он обнял ее, поцеловал в губы, желая передать ей свою страсть, страх и гнев. Темпл затрепетала в его объятиях. По их телам словно прошел разряд молнии.

– Ты не представляешь, что я пережил, когда прискакал Айк, – тихо сказал Клинок и содрогнулся. – Недолго уехал твой дядя?

Он обхватил ее лицо ладонями; пальцы его чуть подрагивали.

– Нет, он завтра возвращается. В крайнем случае послезавтра.

Она закрыла глаза, наслаждаясь прикосновением его пальцев.

– Я останусь здесь, пока он не вернется, – твердо заявил Клинок, словно ожидая, что она станет спорить.

– Хорошо.

– А когда возвратится твой отец…

Он не договорил, и Темпл с любопытством открыла глаза. Вид у него был странный – очень серьезный, даже властный.

– И что же будет?

– Ты будешь моей женой.

Выражение его лица неуловимо изменилось, в глазах вспыхнули лукавые искорки.

– Что же ты молчишь?

– А что говорить? Меня вроде бы ни о чем не спрашивают, – в тон ему ответила она.

– Ты ведь тоже этого хочешь. Ты с самого начала хотела меня заарканить.

– Зато ты этого не хотел.

– Верно, – признал Клинок. – Жена, дом, семья – для меня все это рановато. То ли дело жизнь в горах. Ищешь золотую жилу, копаешь землю, просеиваешь песок. А сколько радости найти самородок! Ради этого стоит терпеть лишения.

– А ради меня?

Она хотела, чтобы он произнес вслух все полагающиеся слова.

– Ради тебя? Так слушай же. – Он прижался лицом к ее волосам. – Дышать и не вдыхать аромат твоих волос, слушать и не слышать твоего голоса, смотреть и не видеть сияния твоих глаз, иметь руки и не чувствовать шелковистости твоей кожи… – Он слегка поцеловал ее в губы. – Это значит – вовсе не жить.

– Я чувствую то же самое, – прошептала она.

Только рядом с Клинком она ощущала всю полноту жизни.

В этот миг он почувствовал, что действительность не властна над их любовью. И это открытие наполнило его душу красотой и счастьем.

Когда Фиби и Шадрач не появились в классе к началу первого урока, Элайза еще раз позвонила в колокольчик, а потом все-таки начала занятие.

В полдень дети отправились на перерыв, а Элайза все думала про Фиби и Шадрача. Она отправилась на поиски негритянских детей и нашла их на кухне, рядом с Черной Кэсси. Шадрач украдкой взглянул на учительницу и еще усерднее принялся чистить картофель. Вид у него был горестный и виноватый. Фиби же старалась и вовсе не смотреть на Элайзу.

– Вы пропустили школу, – строго сказала им она.

– Работы много, – пробормотала Фиби, робко посмотрев на хлопотавшую у плиты мать.

Элайза поняла: здесь что-то не так. Может быть, дети боятся, что она накажет их за прогул? Вряд ли, ведь они знают, что она – не сторонница наказаний.

– Приходите завтра утром пораньше, и я расскажу вам, что мы проходили на сегодняшних занятиях, – мягко сказала она, чтобы дети видели – она вовсе не сердится.

Шадрач грустно и обиженно посмотрел на нее.

– Мы больше не придем. – Он опустил глаза и тихо добавил: – Мама не велит.

– Но почему? – удивленно спросила Элайза у Кэсси.

– Не будут они больше ходить в эту вашу школу.

– Но они уже так многому научились! Шадрач – один из лучших моих учеников. Почему ты не хочешь, чтобы твои дети получили образование?

– Она боится, что те белые вернутся, – вполголоса пояснила Фиби.

Элайза сердито всплеснула руками:

– Неужели ты допустишь, чтобы эти хулиганы лишили твоих детей образования? Здесь ведь не Джорджия. Они ничего не могут сделать.

– Еще как могут. Вам-то, мисс Элайза, невдомек, зато я знаю, – горячо заговорила Кэсси. – Они нипочем не допустят, чтобы черные дети учились. Уж можете мне поверить. И я не хочу, чтобы из-за вашей школы мои дети попали в беду. Они знают свое место, мои малютки. И высовываться не будут.

Элайза хотела было возразить ей, но внезапно вспомнила, с каким выражением смотрели гвардейцы на Шадрача и Фиби. Может быть, детям действительно угрожает опасность? В южных штатах, в том числе и в Джорджии, существует специальный закон о рабах, согласно которому давать неграм образование строго-настрого запрещается. Джорджийские головорезы ведут себя на землях чероки как у себя дома. Возможно, Кэсси не без оснований боится за своих детей. Нельзя требовать от матери, чтобы она рисковала их жизнью.

– Я все понимаю, – тихо сказала Элайза и вышла.

Она чувствовала себя глубоко несчастной – ведь изменить что-либо ей было не под силу.

Элайзе очень не хватало двух этих учеников, особенно Шадрача, лицо которого всегда светилось жаждой знаний. В первые дни учительница все поглядывала в окно, надеясь, что дети придут. Но они так и не вернулись.

Однажды вечером Элайза собралась зайти в школу – забыла взять свою шаль. Она шла по дорожке, с грустью думая о Шадраче и Фиби. Чувствуют ли они себя такими же обманутыми, как она?

Внезапно ей показалось, что в окне школы слабо мерцает свет. Может быть, это пожар? Она испугалась. А вдруг джорджийцы решили преподать ей урок, чтобы не учила негров грамоте? Учительница бегом бросилась к бревенчатому дому. Изнутри донесся какой-то шорох.

Распахнув дверь, Элайза громко спросила:

– Кто здесь?

Хлопнула оконная рама. Элайза напряженно вглядывалась в темноту. Света не было, но в классе еще недавно кто-то находился. Учительница подбежала к приоткрытому окну и увидела маленькую фигурку. Фигурка подбежала к старому вязу и спряталась за могучий ствол.

Элайза еще раз оглядела темный класс. На сей раз она заметила, что на полу что-то лежит. Опустилась на корточки – учебник и свеча. Воск еще не остыл. Элайза подобрала учебник и улыбнулась.

– Шадрач, милый Шадрач, – прошептала она, прижимая книгу к груди. – Ты все-таки хочешь учиться. И испугать тебя не так-то просто. Не беспокойся. Я помогу тебе, и никто об этом не узнает. Это будет наш с тобой секрет, я обещаю.

Она зажгла свечу, поставила ее на стол и принялась ровным почерком писать задание для следующего урока. Это послание она никому не адресовала, не оставила внизу и подписи. Положила листок на учебник, рядом оставила свечу и, захватив шаль, вышла наружу.

Проходя мимо большого вяза, она услышала шорох и сказала вслух:

– Ох, старый вяз, как ты меня напугал. Я-то думала, что тут кто-то есть. Пришлось, знаешь ли, в школу заглянуть – нужно было оставить задание для завтрашнего урока. Оно лежит на столе.

Не оглядываясь, Элайза прошла мимо.

Наутро она увидела, что листок с заданием, учебник и свеча стоят на столе – почти там же, где она оставила их накануне, но все же не совсем. С этого дня Элайза взяла себе за правило перед уходом из школы оставлять задание, учебник и новую свечу.

13

Уилл Гордон вернулся чудесным весенним утром, когда луга запестрели желтыми цветами, а кусты покрылись нежной листвой. Был конец марта. Темпл как раз возвращалась из негритянского поселка – нужно было проведать больных рабов, – когда увидела вдали всадника.

Шадрач, сопровождавший молодую хозяйку, с наслаждением топтал свежую травку, впервые после долгой зимы сбросив тяжелые башмаки.

Темпл сунула ему корзинку, в которой лежали бинты, травы и притирания.

– Беги скорей! Скажи всем, что отец вернулся, – сказала она, не сводя глаз со всадника.

Шадрач со всех ног бросился бежать к господскому дому, а Темпл свернула с кирпичной дорожки на лужайку, чтобы первой встретить отца. Он тоже увидел ее, подъехал и наклонился, чтобы дочь могла его обнять.

Распахнулись двери, и оттуда выбежали Кипп и Ксандра; за ними следовали Элайза и Виктория с маленьким Джоном на руках. Элайза поотстала, чтобы дать возможность Гордону пообщаться с родными.

– Как хорошо, что ты вернулся, – объявила Ксандра, обхватывая отца за ногу. – Я по тебе скучала.

Уилл посадил на руки младшего сына, нежно погладил его по голове и сказал:

– Я тоже по вас скучал.

Известие о возвращении Уилла Гордона из столицы моментально разнеслось по округе, и к полудню в Гордон-Глен явилась добрая дюжина гостей, включая обоих Стюартов – отца и сына. Каждому хотелось услышать, чего добились делегаты в Вашингтоне, и рассказать о событиях, произошедших за время отсутствия Уилла.

– Пока ты отсутствовал, у нас здесь дела пошли совсем скверно, – сказал один из соседей.

– Это верно, – подхватил другой. – Не меньше дюжины белых арестовали за нарушение закона о регистрации, в том числе миссионеров Сэмюела Ворсестера, Айзека Проктора и Нэйтана Коула.

– Комическая была картина, – сухо вставил Клинок. – К миссии подъезжала целая процессия: впереди повозка, на ней мальчишка бьет в здоровенный барабан. За ним идет взрослый мужчина, дудит на волынке, а еще дальше – целая орава вооруженных. Арестовали священников, не предъявив никакого ордера на арест, дали им попрощаться с семьями и увезли в Лоуренсвилл.

– Но я слышал, что арестованных отпустили, – удивился Уилл.

– Да, отпустили. Судья не поддержал обвинение. Дело в том, что миссионеры заодно выполняли обязанности почтмейстеров, и судья рассудил, что в качестве таковых они являются федеральными служащими и не подпадают под действие джорджийского закона о регистрации, – объяснила Элайза. – Сюда заезжал Нэйтан… я хочу сказать, мистер Коул, он говорил, что с ним обращались вполне прилично. Кроме того, кое-кто из влиятельных джорджийцев отнесся к миссионерам с сочувствием и выразил неодобрение действиями гвардейцев.

– Но даже эти люди настаивают на том, чтобы индейцы чероки покинули эти края, – сказал один из соседей.

– Ты бы слышал, отец, какие песни распевают джорджийцы, – воскликнула Темпл и запела:

 
Дитя природы, нас покинь,
Твой новый дом среди пустынь,
За речкой Миссисипи,
В краю орла и выпи.
Покинь же нас, покинь.
 

– А я знаю еще одну песенку, – насмешливо подхватил Клинок. – Они поют:

 
Мне б подружку помилей
Да землицы пожирней
У индейцев отобрать,
Чтобы жить – не горевать.
 

– Нет, этой песни я не слышала, – весело ответила Темпл, но, встретившись глазами с Клинком, порозовела.

– А правду говорят, что набеги джорджийцев становятся все более наглыми, причем не только в наших местах? – спросил Шавано Стюарт по-английски, чтобы Элайза не чувствовала себя в разговоре лишней.

– Да, я читал об этом статьи в «Фениксе», – подтвердил Уилл.

– А писали там о том, как гвардейцы топтали наших сородичей копытами коней? – спросил один из соседей. – Одного старика, который замешкался, открывая ворота, они застрелили. Другой, видевший эту сцену, пошел и повесился – не вынес такой жестокости.

– Мы все в опасности, – подхватил другой. – Когда они нагрянули к тебе на плантацию…

– Что? – вскинулся Уилл и нахмурился. – Когда это произошло?

Наступила тишина. Темпл открыла было рот, но Элайза ее опередила:

– В начале месяца. Я не стала вам об этом рассказывать, потому что ничего особенно ужасного не произошло. Они почти сразу же удалились.

Темпл улыбнулась:

– Если б ты видел, отец, как вела себя мисс Элайза, ты бы ею гордился.

Учительница покраснела, а Темпл принялась во всех подробностях рассказывать тот памятный эпизод.

– Я сердечно вам благодарен, мисс Холл, – тихо сказал Уилл, когда Темпл закончила.

– Благодарить совершенно не за что, – смутившись, пробормотала Элайза. – Ваша дочь преувеличила мою роль в этой истории и преуменьшила свое участие.

– Сомневаюсь, – сухо прокомментировал ее слова Уилл. – Однако я вижу, что этот разговор вам неприятен.

Он отвернулся, и Элайза вздохнула с облегчением.

Вскоре разговор вновь повернул к наболевшим вопросам: плантаторы подсчитывали, сколько скота угнали у них джорджийцы с начала года – получилось, что никак не меньше пятисот голов. Говорили о сожженных домах, о белых поселенцах, уже начавших переезжать в Джорджию, предвкушая пресловутую лотерею.

Хуже всего было то, что на земли индейцев устремились торговцы спиртным, хотя местные законы строго-настрого запрещали продажу горячительных напитков. Однако штат Джорджия объявил индейское законодательство недействительным. Местным судьям и полицейским запрещалось задерживать виноторговцев. Многие индейцы, подавленные событиями последних лет, пристрастились к пьянству. Кое-кто, напившись, впадал в буйство и совершал преступления. Всевозможные проходимцы и шулера нахлынули в индейскую территорию со всей страны, всячески обманывая и обсчитывая местных жителей.

Выслушав все эти невеселые вести, Уилл Гордон сказал:

– И все же отчаиваться нельзя. Давайте последуем примеру нашего главного вождя Джона Росса и достопочтенного майора Риджа. Пусть все знают, что индейцы чероки держатся заодно и ни за что не подпишут договор о переселении.

Далее Уилл Гордон сказал, что индейцы не одиноки в своей борьбе, в Вашингтоне и в Конгрессе у них немало союзников. Негодяй Джексон стал заклятым врагом индейцев, но на следующих президентских выборах – а до них остался всего год – многие сулят победу его сопернику Генри Клею. Этот человек относится к индейцам чероки с симпатией и не станет настаивать на пересмотре существующего договора.

Его слова звучали так убедительно, что спорить никто не стал. После обеда говорили о планах на будущее, о том, какой стратегии придерживаться в борьбе за свои права.