Текст книги "Двенадцать"

III. Поле

 
Тот, кто сегодня кровь со мной прольет,
Мне станет братом.
 

Шекспир

«Генрих V»

Северный сельскохозяйственный комплекс

Оранжевая Зона, За Стеной

Кервилл, Техас

Июль 79-го года П. З.

***ВНИМАНИЕ***

Вы на границе Оранжевой Зоны.

Следите за часами.

Не забывайте, где ближайшее убежище.

Не заходите в нерасчищенные зоны.

Если опоздали на последнюю машину, не ждите, что вас станут спасать.

Найдите убежище.

Выполняйте все распоряжения Внутренней Службы.

Нарушители будут подвергнуты штрафу

и/или аресту

Согласно Пункту 12 Статьи 694

Измененного Свода Законов Военного Положения Республики Техас.

Если в чем-то сомневаетесь, бегите.

22

Именно Ди Ворхис сказала, что хочет взять с собой детей.

Хотя она была не единственной. В плане участвовали все женщины, как вскоре узнал Ворхис. Кузина Ди, Салли, Мэйс Фрэнсис, Шэр Уизерс, Сиси Коули и Эли Додд. Даже Мэтти Райт – вечно нервная и говорливая Мэтти Райт. Все сказали мужьям одно и то же. Самая настоящая засада. Женщины окружили мужей и стали настаивать по-женски, так, что и не откажешь. Пара часов на солнце, говорили они, лежа в постели, моя посуду или собирая детей к школе. А что плохого? Пусть дети отдохнут.

Будто они никогда раньше детей за Стену не брали, напомнила ему Ди, когда они наконец сели на кухне, в тишине, после того, как девочек уложили спать.

– И в тот раз, – сказала она, – на день рождения Нитьи – когда они отправились на Зеленое Поле. Сири еще совсем карапузом была, и Нитья все таскала с собой всюду грязное одеяло. Так хорошо было у водовода, а бабочки, помнишь? Как они будто плавали над рукотворной рекой, поднятой над землей, трепеща яркими крылышками, а одна даже, ко всеобщему удивлению, Нитье на нос села. Неужели ты не чувствуешь присутствия Божия во всем этом, – сказала Ди. – В этой сладостной свободе, смеющихся девчушках, когда не воют сирены.

До этого еще не один час. Голубое небо, будто Небеса Господни над их головами, все они вместе, за Стеной, все четверо. Зеленая Зона, да, спорить нечего, но оттуда они видели охранный периметр, дозорные башни, часовых, заграждения из спиралей колючей проволоки, кто вообще все это придумал? Кто решил, где заканчивается одна зона и начинается другая? Почему выход в Северную Зону другой, более опасный, в самом деле? Там будут Крак и Тифти (имя само вырвалось, но она уже не могла остановиться, что будешь делать?). Там есть убежища на случай, если что случится, но почему оно должно случиться? Средь бела дня летом? В ловушки уже не один месяц никто не попадался, ни одного нарика в округе не видели. Все так говорят. Всего пара часов на солнце, подальше от грязи и серости города. Летний пикник в поле. Она ничего больше и не просит.

Может он хоть раз ее послушать? Ради их девочек? Просто ответь. Сделает он это ради нее, его жены, которая его любит?

Вот так, спустя два дня, жарким июльским утром, жара уже была за тридцать и приближалась к сорока, Кертис Ворхис, тридцати двух лет от роду, бригадир Северного Сельхозкомплекса, сунул за пояс старый отцовский револьвер калибра 38 с тремя патронами в барабане (три других в свое время использовал еще отец) и оказался на грузовике с кучей других семей. Не просто семей, а семей с детьми. Нитья с Сири и их кузеном Карсоном, которому только двенадцать стукнуло, еще не вырос, ноги до пола со скамейки не достают на три дюйма, Бэб и Данк Уизерсы, близнецы, девчонки Фрэнсисов, Рина и Жюли, севшие подальше назад, чтобы не обращать внимания на мальчишек, маленькая Дженни Апгар, на коленях у старшего брата Гуннара, Дин и Амели Райт, достаточно взрослые, чтобы делать вид, как им скучно, Мерри Додд и ее малыш-брат Сатч, маленький Луис Коли, еще в корзине, Риз Куомо и Дэш Мартинес, Синди-Сью Бодин. Всего восемнадцать, куча детей, шумных и активных, будто пчелиный рой, если спросили бы Ворхиса. Обычное дело, когда жены с мужьями в поле отправляются сажать, а особенно когда приходит пора урожай убирать, и каждая пара рук пригодится. Но сегодня было что-то новое. Даже когда автобус выехал за ворота, рыча и чихая стареньким дизелем, раскачиваясь на изношенных амортизаторах, Кертис Ворхис ощущал это. Не просто нудная работа на жаре, а будто выходной день, который мог бы стать новой доброй традицией. Почему им раньше это в голову не приходило, просто взять с собой детей, чтобы день стал особенным?

Мимо плотины, мимо топливохранилища, мимо ограждения, часовые, машущие руками, пропуская их дальше, вниз в долину, в золотое сияние июльского утра. Женщины с корзинами и едой в задней части автобуса шушукаются, смеются. Дети после бесплодной попытки одной из мам – конечно же, Эли Додд – уговорить их спеть Гимн Техаса, единственную песню, которую все знают («Техас, наш Техас! Да здравствует могучий штат! Техас, наш Техас! Чудесней всех стократ!») – разделились на враждебные стаи. Девочки постарше шепчутся и хихикают, демонстративно игнорируя мальчиков, мальчики намеренно делают вид, что им плевать, малыши прыгают на скамейках и носятся по проходу. Мужчины впереди, как обычно, настороженно молчащие, лишь переглядываются или делают кислую мину. Во что нас всех втравили? Они привыкли работать в поле, их руки огрубели от работы, под ногтями грязь, волосы коротко острижены, никто не носит бороды. Ворхис достал из кармана старые отцовские часы. 7:05. Одиннадцать часов до сирены, двенадцать до последней машины, тринадцать до темноты. Следи за временем. Знай, где ближайшее убежище. Если в чем-то сомневаешься, беги. Эти слова были вбиты в его сознание не хуже колыбельной матери, не хуже молитвы, из тех, что читают Сестры. Ворхис повернулся и поглядел на Ди. Она сидела с Сири на коленках, девчушка уткнулась носом в стекло, глядя на разворачивающийся за окном мир. Ди устало улыбнулась ему. Спасибо, читалось в ее взгляде. Сири начала подпрыгивать, суча ножками от радости. Пухленьким пальчиком показала в окно с довольным визгом. Спасибо тебе за это.

Они оглянуться не успели, как доехали. Сквозь лобовое стекло увидели поля Северного Сельхозкомплекса, огромное лоскутное одеяло, пестрое, как ткань-шотландка. Кукуруза, пшеница, хлопок, фасоль, рис и ячмень, овес. Пятнадцать тысяч акров, меж которых проложены грунтовые дороги, ветрозащитные полосы по краям, тополя и дубы. Дозорные башни, насосные, с бассейнами для дождевой воды и переплетениями труб. И через равные промежутки убежища, обозначенные оранжевыми флагами на высоких флагштоках, повисшими в неподвижном воздухе. Ворхис наизусть знал каждое, но когда кукуруза высоко вырастет, без флага быстро не найдешь.

Он встал и прошел вперед, туда, где стоял рядом с водителем Натан, брат Ди, которого все звали Круком. Ворхис бригадир, но именно Крук, как старший офицер ВС, здесь главный на самом деле.

– Похоже, мы неплохой день выбрали, – сказал Ворхис.

Крук пожал плечами, ничего не ответив. Как и полевые рабочие, он был одет по-простому – джинсы в заплатках, обтрепанная на рукавах и воротнике рубашка цвета хаки. Поверх нее на нем был ярко-оранжевый жилет с надписью «ТРАНСПОРТНАЯ СЛУЖБА ТЕХАСА» на спине. В руках у него была винтовка, длинноствольная, калибра 306, с оптическим прицелом. В кобуре – отремонтированный пистолет калибра 45. Винтовка штатная, а вот пистолет – штука особенная. Военный, или полицейский, старых времен, маслянисто-черный, с полированной деревянной рукоятью. Он даже имя ему дал, «Эбигейл». Надо хорошие знакомства иметь, подумал Ворхис, чтобы такое оружие заполучить, но не стал раздумывать, с кем именно. Все хорошо знали, какими делами Тифти заправляет. По сравнению с этим пистолетом ворхисовский револьвер с тремя патронами выглядел убого, но такое оружие он не мог себе позволить.

– Всегда можешь сказать, что это Ди придумала.

– Так ты не думаешь, что это хорошая идея?

Деверь едва усмехнулся. В такие моменты сходство Крука с его сестрой было особенно заметно, не внешне даже, просто некое ощущение. Возможно, это было очевидно лишь для Ворхиса. Большинство людей, напротив, замечали лишь, насколько сильно они отличаются.

– Какая разница, что я думаю. Сам знаешь не хуже меня. Если Ди уперлась, хоть в лепешку расшибись, она своего добьется.

Автобус резко дернулся, и Ворхис с трудом удержался на ногах. Дети завизжали от радости.

– Эй, Дэр, – сказал Крук. – Как думаешь, ничего не отвалилось у тебя?

Пожилая женщина за рулем смачно прокашлялась. Советовать Дэр что-то насчет ее автобуса значило нарываться на большие неприятности. Водителями в транспортном отделе были сплошь пожилые женщины, обычно вдовы. Не то чтобы существовало какое-то правило, просто так складывалось. Со своим лицом, окаменевшим в вечном угрюмом оскале, Дэр славилась вздорным характером и невиданной строгостью. Засекала время по секундомеру, который висел у нее на шее, и была готова оставить тебя стоять в клубах пыли, если ты хоть на минуту опоздал на последний автобус. Не одному из полевых рабочих из-за ее строгости пришлось заночевать в убежище, помирая от страха и считая минуты до рассвета.

– Куча детишек, Господи прости. Я от этого шума уже ничего не соображаю, – ответила Дэр, бросив взгляд в покрытое оспинами зеркало заднего вида на лобовом стекле. – Ради всего святого, потише там сзади! Дункан Уизерс, слезь сейчас же со скамейки! Жюли Фрэнсис, и не думай, что я не вижу! Вот так-то.

Она снова поглядела в зеркало ледяным взглядом.

– Я к тебе обращаюсь, юная леди. И убери со своего личика эту довольную ухмылку, сейчас же.

Внезапно замолчали все, даже жены. Но как только Дэр снова перевела взгляд на дорогу, Ворхис вдруг понял, что весь ее гнев был наигранным. Она изо всех сил старалась, чтобы не расхохотаться.

Крук похлопал его по плечу огромной ладонью.

– Расслабься, Вор. Пусть все повеселятся хоть раз.

– А я говорил, что беспокоюсь?

Он помрачнел.

– Слушай, я знаю, что ты предпочел бы, чтобы Тифти тут не было. О’кей, понимаю. Но он лучший стрелок из тех, что у меня есть. Говори что хочешь, но этот парень с трехсот ярдов в яблочко попадает.

Ворхис и не думал, что все это время по поводу Тифти грузится. Но теперь, раз уж Крук речь завел, задумался.

– Значит, думаешь, он нам понадобиться может.

– Я этого не говорил. Обычно в такие летние дни проблем не бывает. Я просто настороже, вот и все. Они и мои девчонки, сам понимаешь.

Крук ухмыльнулся, стараясь поднять настроение.

– Главное, чтобы у Ди это в привычку не вошло. Мне полсотни человек уговаривать пришлось, чтобы все это разрешили, можешь так ей и сказать.

Автобус вырулил на пассажирскую площадку. С кукурузного поля выходили последние из разведчиков, в массивных бронежилетах, толстых перчатках и шлемах с решетками вместо стекол, закрывающими лица. Оружие у них было самое разное – ружья, винтовки, пистолеты, даже мачете. Крук приказал детям оставаться на местах. Выходить из автобуса только после сигнала, что все чисто. Взрослые принялись собирать припасы, а Тифти спустился с площадки на крыше автобуса. Встав с Круком в задней части машины, они посовещались со старшим разведотряда, мужчиной по имени Диллон. Остальные разведчики, восемь мужчин и четыре женщины, отправились к насосной, чтобы набрать воды из лотка.

Крук вернулся, туда, где его ждал Ворхис и остальные. Солнце уже припекало вовсю, высушив остатки утренней влаги в воздухе.

– Чисто, как стеклышко, и в ветрозащитке тоже, – сказал он, подмигнув Ворхису. – С Ди причитается дополнительно.

Крук еще не успел договорить, как дети вскочили с мест и ринулись наружу, освобождая автобус для разведчиков, которые должны были вернуться в город. Глядя на рассыпавшихся в разные стороны детей, сияющих от радостного возбуждения, Ворхис на мгновение забылся. Нахлынули воспоминания. Для многих, особенно для самых маленьких, эта поездка стала первым выходом за пределы городских стен. Это он с самого начала знал. Однако увидеть это воочию – совсем другое дело. То ли воздух здесь другой, то ли солнце на их лицах, то ли земля под ногами? Как он себя чувствовал, в первый раз выйдя из автобуса, много лет назад? Конечно, можно их понять. Выйти За Стену означало оказаться в мире без границ – мире, о существовании которого ты знал, но никогда не верил, что станешь его частью. Он вспомнил свои ощущения, радость во всем теле, будто невесомость, беспокойство, будто ты во сне, где ты можешь летать, но не знаешь, как приземлиться.

Рядом с дозорной башней Форт и Чес уже ставили шесты, чтобы натянуть тент от солнца. Женщины раскладывали столы и стулья, выносили корзины с едой. Эли Додд, со скрытым полями соломенной шляпы лицом, уже пыталась организовать детей на игру в догонялки. Все, как и говорила Ди, когда только завела речь насчет того, чтобы с собой взять детей.

– Это нечто, правда?

Тай, кузен Ворхиса, стоял рядом, прижимая к груди корзину. Ростом выше метра восемьдесят, с вытянутым печальным лицом, он всегда напоминал Ворхису печального пса. Позади Дэр три раза просигналила, и автобус, изрыгнув клуб черного дыма, уехал.

– Никогда тебе не рассказывал, как я первый раз выбрался?

– Вроде нет.

– Не поверишь, целая история была, – сказал Тай, качая головой так, что Ворхис понял, что он не преувеличивает.

Когда все выгрузились, Крук собрал детей под навесом и повторил с ними правила, которые все знали, но каждый раз повторяли.

– Во-первых, – начал Крук, – все ходим парами. Не важно, кто у тебя в паре, брат, сестра, друг, но по одному не ходим никогда.

Это самое важное. Открытое место у дозорной башни безопасно, здесь они могут ходить куда захотят, но на кукурузное поле не заходить ни в коем случае. И под деревья у южной границы тоже.

– Так, флаги все видят? – Крук показал на поле. – Оранжевые, вон те? Кто скажет, что это?

С полдюжины детей подняли руки. Крук обвел детей взглядом и остановил его на Дэше Мартинесе. Семилетний, голенастый, с взъерошенными темными волосами. Уловив взгляд Крука, мальчишка замер. Он сидел между Мерри Додд и Ризом Куомо, которые прикрыли рты руками, стараясь не рассмеяться.

– Убежища, – наугад сказал мальчишка.

– Правильно, – ответил Крук, кивая. – Это убежища. А теперь скажите, – продолжил он, обращаясь ко всем, – если зазвучит сирена, что нужно делать?

– Бежать, – сказал кто-то.

– Бежать, – подхватили остальные.

– Бежать, куда? – спросил Крук.

– Бежать в убежище! – хором ответили дети.

Крук улыбнулся.

– Хорошо. А теперь идите играйте.

Они побежали, все, кроме подростков, которые на мгновение задержались под тентом, стараясь не быть заодно с малышней. Но даже они, понял Ворхис, найдут чем заняться на солнышке. Взрослые достали игральные карты, вязание, и очень скоро женщины погрузились в свои занятия, поглядывая на детей и обмахиваясь веерами. Ворхис собрал мужчин и раздал солевые таблетки. Даже если пить непрерывно, все равно есть возможность опасного обезвоживания. Они подошли к насосу и налили воду в бутылки. Объяснять было нечего, обрывать соцветия – простая и тяжелая работа, которой они уже много раз занимались. Через каждые три ряда на четвертый была посажена кукуруза другого сорта. С него надо было сорвать соцветия, чтобы избежать самоопыления. Когда придет пора собирать урожай, здесь получится гибрид более жизнестойкий, который используют для посева на следующий год. Когда отец много лет назад впервые объяснил Ворхису суть дела, это казалось впечатляющим, даже возбуждающим в своем роде. Они вмешивались в репродуктивный процесс, пусть и всего лишь у кукурузы. Однако физический дискомфорт такой работы, многие часы на палящем солнце, пыльца, постоянно оседающая на лице и руках, кружащие вокруг головы насекомые, заставили его быстро забыть эти мысли. В первую же неделю его работы в поле мужчина рядом потерял сознание от теплового удара. Ворхис не помнил, ни кто это был, ни что с ним стало потом. Его просто отправили в город с ближайшей машиной и снова принялись за работу. Вполне возможно, что он даже умереть мог.

Плотные брезентовые рукавицы, широкополые шляпы и куртки с длинным рукавом, застегнутые на запястьях. Пока они оделись, с них уже пот градом катил. Ворхис бросил взгляд на дозорную башню, где уже расположился Тифти, оглядывая посадку в оптический прицел. Крук был прав. Тифти там на своем месте. Что бы там еще ни говорили про Тифти Лэмонта, его мастерство снайпера неоспоримо. Однако, даже слыша его имя пусть и столько лет спустя, Ворхис начинал злиться. Будто с течением времени это чувство лишь усиливалось, с каждым годом, еще одним годом, который не прожил Боз. Почему Тифти вырос и стал мужчиной, а Боз – нет? В других обстоятельствах Ворхис отбросил бы эти мысли как иррациональные. Пусть Тифти и спровоцировал события той роковой ночи, но любой из них мог бы сказать «нет», и Боз остался бы в живых. Какая разница, что там Ди и Крук говорят или сам Тифти. Который даже теперь, оглядывая в прицел деревья, чтобы охранять детей Ворхиса, не стал для него лучше. Ничто не сможет заставить его перестать думать, что Тифти во всем виноват. Ворхису пришлось признаться самому себе, что это в его характере дело, и держать мысли при себе.

Он разделил рабочих на три группы, каждая должна была работать на четырех рядах. Потом они подошли к тенту, чтобы попрощаться. На открытом поле дети уже в кикбол играли, с дальней стороны дозорной башни слышался звон копыт в яме. Ди сидела в тени, с Салли и Люси Мартинес, играя в червы. Играли они с размахом, иногда по нескольку дней. На столе уже накрыли для ланча. Фарфоровые тарелки с паутиной трещин, глиняные кружки и даже скатерть.

– Похоже, мы собрались.

Она положила карты и поглядела на него.

– Хорошо. Подойди.

Сняв шляпу, он подошел и наклонился к ней. Жена поцеловала его.

– Боже, ты уже воняешь, – рассмеялась она, морща нос. – Боюсь, на сегодня это последний.

Она помолчала.

– Надо ли тебе говорить, чтобы ты был осторожен?

Она всегда так говорила.

– Если пожелаешь, – как обычно, ответил он.

– Ладно. Будь осторожен.

Нит и Сири зашли под тент. В волосах и в ткани вязаных кофт у них застряли травинки. Будто у щенков, которые в грязи извалялись.

– Папу обнимите, девочки.

Ворхис присел и обнял обеих сразу.

– Маму слушайтесь, ладно? Вернусь к ланчу.

– Мы друг другу пара, – заявила Сири.

Он стряхнул траву с их волос, уже пропитавшихся потом. Иногда ему было достаточно просто поглядеть на них, чтобы ощутить всю глубину любви, буквально до слез.

– Конечно. Не забывайте, что дядя Крук говорил. Будьте там, где мама вас видеть будет.

– Карсон говорит, что в поле чудовища, – сказала Сири. – Чудовища, которые кровь пьют.

Ворхис бросил взгляд на Ди, та пожала плечами. Не первый раз об этом речь заходила.

– Ну, он не прав, – сказал он. – Шутит, пытается вас напугать.

– Тогда почему нам нельзя на поле?

– Потому, что такие правила.

– Честно?

Ворхис постарался улыбнуться. Он и Ди давно договорились не рассказывать детям о ситуации, чем дольше, тем лучше. Однако оба они понимали, что не смогут держать их в неведении вечно.

– Честно.

Он снова обнял их, по очереди каждую, потом обеих сразу и пошел следом за остальными рабочими, к краю поля. Зеленая стена, под два метра высотой, ряды выросшей кукурузы, словно длинные коридоры, до самой ветрозащитной посадки. Солнце будто пересекло невидимую границу, отделяющую рассвет от полудня. Ворхис снова посмотрел на часы. Следи за временем. Не забывай, где ближайшее убежище. Если в чем-то сомневаешься, беги.

– Ладно, хорошо, – сказал он, натягивая рукавицы. – За дело.

И с этими словами они вышли в поле.

В каком-то смысле все они стали теми, кем стали, после единственной ночи, той, которая стала последней ночью их детства. Крук, Ворхис, Боз, Ди. Они все время держались вместе, ограниченные лишь стенами города и зоркими глазами Сестер, которые заведовали школой, да людьми из Внутренней Службы, которые заведовали всем остальным. Болтовня, слухи, сплетни, грязь. Грязные лица, грязные руки. В тот раз все четверо торчали в переулке позади дома после школы. Что такое мир? Где этот мир, и когда они его увидят? Куда отправляются их отцы, а иногда и матери, откуда возвращаются, когда от них пахнет работой, о чем они так тревожатся? Снаружи, это да, но что снаружи отличается от того, что внутри города? На вид, на запах, на вкус? Почему время от времени кто-нибудь, чей-нибудь отец или мать, уходит, но не возвращается, будто незримый мир за пределами стен наделен силой поглотить их? Нарики, драки, вампиры, прыгуны. Они знали все эти слова, но не понимали их значения. Драки – худшие из всех, но они – то же самое, что прыгуны или вампиры (этим словом их называли только старые люди). А еще были нарики, вроде похожие, но не совсем. Опасные, но не настолько, ничтожества на уровне скорпионов и змей. Некоторые говорили, что нарики – это драки, которые слишком долго прожили, другие – что это вообще другой вид. Что они вообще не были людьми изначально.

Это ставило следующий вопрос. Если Зараженные раньше были людьми, такими же, как они, почему они стали тем, чем стали?

Однако самой чудесной из историй была история Найлза Коффи. Полковника Коффи, основателя Экспедиционного Отряда, бесстрашных людей, путешествующих по миру, чтобы биться и погибать. О том, откуда происходил Коффи, толком никто не знал, это было окутано легендами, как и все насчет него. Подкидыш, выросший в приюте у Сестер. Потерявший родителей в Пасхальное Вторжение 38-го года, видевший, как погибли его родители. Бродяга, как-то раз появившийся у ворот, мальчик-воин, одетый в шкуры и с головой Зараженного на острие копья. Он в одиночку убил сотню Зараженных, тысячу, десять тысяч, с каждым годом это число росло. Никогда его нога не ступала на землю Города. Он ходил среди них неузнанным, одетый, как простой полевой рабочий. Его вообще никогда не существовало. Говорили, что его люди давали клятву – клятву на крови – не перед Богом, но друг перед другом, и что они брили голову в знак этого обета, обета умереть. Уходили далеко от стен города, даже за пределы Техаса. Оклахома. Уичита в Канзасе. Розуэлл в Нью-Мексико. На стене над койкой у Боза висела карта Старых Соединенных Штатов, прямоугольники выцветшей бумаги, скрепленные между собой как кусочки пазла. Обозначая каждое новое место, он втыкал одну из булавок их матери, а булавки соединял ниткой, обозначая маршруты, по которым прошел Коффи. В школе они спросили Сестру Пег, брат которой работал на Нефтяной Дороге, что она слышала, что она знает? Правда ли, что Экспедиционные находили других выживших, селения и даже города, полные людей? На это Сестра ничего не ответила, но в блеске ее глаз, когда она услышала его имя, они увидели свет надежды. Вот главное, чем был для всех Коффи: откуда бы он ни пришел, ему это удалось. Коффи был причиной тому, чтобы надеяться.

Пришло время, много лет спустя, когда Боза уже не было, как и их матери, когда Ворхис задумался. Почему он и его брат никогда не говорили о таком с родителями? Это было бы совершенно естественно. Но, хорошенько поразмыслив, он не припомнил ни одного случая, как и не вспомнил, чтобы мать или отец хоть слово сказали насчет карты Боза. Почему так случилось? И что стало с картой, которая, как помнил Ворхис, исчезла внезапно, была и сплыла? Как будто все рассказы о Коффи и Экспедиционном Отряде были частью некоего тайного мира – мальчишеского мира, который однажды ушел навсегда. Неделю за неделей эти вопросы снедали его так сильно, что как-то утром за завтраком он наконец набрался смелости и спросил отца. «Шутишь», – рассмеялся отец. Тэд Ворхис еще не был стар, но выглядел старым – половины волос и зубов уже нет, постоянно влажная кожа, руки, будто связки костей, лежащие на кухонном столе. «Ты серьезно? Ладно, ты, – с тобой еще все не так плохо, но Боз – просто умолкнуть не мог. Коффи, Коффи, Коффи, весь день. Не помнишь?» Он закрыл глаза во внезапно нахлынувшей печали. «Дурацкая эта карта. Если по правде, у меня духу не хватало сорвать ее со стены, но ты меня тогда удивил. Никогда в жизни не видел, чтобы ты так плакал. Наверное, ты все-таки понял, что все это чушь. Коффи и все они, остальные. Что это ничего не даст в конечном счете».

Но это не было ерундой. Никогда не было, не могло быть. Как это могло быть ерундой, если они так любили Боза?

Все дело было в Тифти, конечно. Тифти-лжец, Тифти-болтун, Тифти, который так хотел быть нужным хоть кому-нибудь, что готов был ляпнуть любую глупость – так, что клялся, что видел Коффи своими глазами. «Тифти, – смеялись они, – ты охренел, Тифти, ты ни Коффи не видел, ни кого-то еще». Однако пока они смеялись, эта мысль укоренилась в их головах. У мальчишки был талант, заставить тебя поверить ему, одновременно выведав нечто нужное ему самому. Он совершенно незаметно втерся в их компанию, так быстро, что никто и не понял, как это произошло. Вот его еще не было, и вот он уже есть. Совершенно обычный день был – церковь, потом школа, время мучительно тянется до трех часов, звонок, внезапная свобода, двести человек детей бегут по коридору и лестнице, на улицу. Идут по улице, по домам, их все меньше, одноклассники сворачивают каждый к своему дому, и вот их снова четверо.

Не совсем, если быть точным. Они пошли в переулок, заваленный старыми магазинными тележками и промокшими матрасами, сломанными стульями. Люди всегда выбрасывают мусор на задний двор, что бы там квартальный ни говорил. И поняли, что за ними следят. Следом шел мальчишка, тощий, как палка, с узким лицом и шапкой светло-рыжих волос, выглядевших так, будто они ему на голову с большой высоты упали. Хотя на дворе был январь, в воздухе висела сырость, на нем не было пальто, только свитер, джинсы и пластиковые шлепки. Он шел со стороны школы, но они были уверены, что никогда там его не видели. Дистанция, на которой он шел за ними, была достаточно мала, чтобы вызвать их любопытство, но и достаточно велика, чтобы не счесть его поведение вызывающим. Пробная дистанция. Будто он хотел сказать: я могу быть вам интересен. Быть может, вы дадите мне шанс.

– Как думаешь, чего он хочет? – спросил Крук.

Они дошли до конца переулка, где устроили себе небольшое укрытие из обломков досок. Полом служил заплесневевший матрас, из которого торчали пружины. Мальчишка остановился метрах в десяти, переминаясь с ноги на ногу. В том, как он держался, было что-то такое, что создавало впечатление, будто части его тела не совсем крепко соединены друг с другом, будто его собрали из кусков, принадлежащих четырем разным мальчикам.

– Ты за нами следил? – окликнул его Крук.

Мальчишка не ответил. Посмотрел вниз и в сторону, будто пес, старающийся не смотреть в глаза. Они увидели отметину на левой стороне его лица.

– Ты глухой? Я тебе вопрос задал.

– Я за вами не следил.

Крук повернулся к остальным. Старше их на год, он был главным по умолчанию.

– Кто-нибудь знает этого парнишку?

Никто не знал. Крук снова поглядел на него.

– Ты, погоняло какое?

– Тифти.

– Тифти? Что за имя такое, Тифти?

Он уперся взглядом в носки ног.

– Просто имя.

– Тебя так мать зовет? – спросил Крук.

– Нет ее у меня.

– Она умерла или бросила тебя?

Парень начал рыться в кармане.

– И то и другое, похоже. А тебе зачем?

Он посмотрел на них, щурясь.

– У вас типа команда?

– С чего ты взял?

Парень пожал худенькими плечами.

– Просто посмотрел на вас.

Крук оглядел остальных, потом снова посмотрел на мальчишку. И тяжело вздохнул.

– Ладно, нечего тебе стоять как придурку. Иди поближе, хоть разглядим тебя.

Мальчишка двинулся к ним. Ворхис подумал, что есть в нем что-то знакомое, этот затравленный взгляд. Хотя, быть может, просто то, что любой из них мог оказаться одиночкой, таким же, как он. Отметина на щеке оказалась большим лиловым синяком.

– Эй, я этого парня знаю, – сказала Ди. – Ты же в Центре живешь, так? Я тебя видела, как ты оттуда выходил, вместе с нашим папой.

Центр Проживания Хилл-Кантри. Дом с кучей маленьких квартир, ужасная теснота там. Все называли его Центр.

– Это правда? – спросил Крук. – Только что приехал?

Мальчишка кивнул.

– Из Эйчтауна.

– Ты оттуда родом? – спросил Крук. – А отец?

– У меня только тетя, Роуз. По большей части она за мной приглядывает.

– Что у тебя там в кармане? Смотрю, ты все возишься.

Мальчишка вынул руку из кармана. Складной нож с кучей примочек. Крук взял его в руку, и все четверо принялись разглядывать нож. Обычные лезвия, пила, отвертка, ножницы, штопор, даже увеличительное стекло, только линза от времени помутнела.

– Откуда ты это взял? – спросил Крук.

– Мой папа мне дал.

Крук нахмурился.

– Он у тебя в промысле?

Мальчишка мотнул головой.

– Не-а. Он гидротехник. На плотине работает.

Он показал на нож.

– Берите, если хотите.

– С чего бы мне хотеть твой нож?

– Черт, если он ему не нужен, я возьму, – сказал Боз. – Давай сюда.

– Заткнись, Боз, – сказал Крук, медленно оглядев парня. – Что у тебя с лицом стряслось?

– Просто упал, вот и все.

В его тоне не было испуга, таким же тоном он мог сказать, какой сегодня день недели. Однако все мгновенно уловили в его словах ложь.

– Упал на кулак, типа того. Твой отец это сделал или кто еще?

Парень ничего не ответил. Ворхис заметил, как у него дернулся подбородок.

– Крук, оставь его в покое, – сказала Ди.

Но Крук в упор смотрел на мальчишку.

– Я тебе вопрос задал.

– Иногда он. Когда напьется. Роуз говорит, он не со зла. Все из-за моей мамы.

– Из-за того, что она тебя бросила?

– Из-за того, что она умерла, родив меня.

Последние слова, казалось, повисли в воздухе. Правда или не правда, в любом случае теперь они не могли ему отказать.

Крук протянул ему нож.

– Давай бери. Я не заберу нож твоего отца.

Мальчишка убрал нож обратно в карман.

– Я Крук. Ди – моя сестра. Двое других – Боз и Вор.

– Я знаю, кто вы такие.

Он прищурился, неуверенно глядя на них.

– Значит, я теперь в команде?

– Сколько раз тебе говорить, у нас не команда, – ответил Крук.

Тифти стал одним из них, так, будто это было предопределено. Со временем они познакомились и с Брэем Лэмонтом, вспыльчивым, иногда ужасающим человеком, глаза которого постоянно горели от нелегально производимого виски, который все называли бухлом. Его голос, громогласный от выпитого, каждый вечер раздававшийся из окон, будто сирена. «Тифти, будь ты проклят! Тифти, иди домой, пока я тебя сам искать не пошел!» Не раз после таких криков мальчишка появлялся со свежим синяком на лице или на теле, однажды ему даже руку на перевязь подвесили. Во время очередной вспышки гнева отец швырнул его через всю комнату, и Тифти плечо вывихнул. Надо ли рассказать Внутренним? Или родителям? А тетя Роуз, она не поможет? Но Тифти всегда лишь тряс головой. Похоже, он совершенно не злился из-за этих побоев, переносил все стоически, стиснув зубы. Этим можно было лишь восхититься. Тоже сила в своем роде. «Никому не говорите, – сказал он. – Просто он такой. Это уже не изменишь».