Текст книги "Ведьма Сталинграда"

Глава 10

Май 1942 г.

Авиабаза под Ставрополем

– Вот мы и на месте, – объявила Настя, когда самолет коснулся земли и покатился по неровной поверхности в вечернем сумраке.

Алекс пыталась разглядеть хоть что-нибудь. В лучах заходящего солнца в отдалении виднелись темные силуэты самолетов, но больше не было ничего, что указывало бы на аэропорт: ни строений, ни диспетчерской вышки, ни взлетной полосы. Сумеречные окрестности были мрачны и безлюдны. Это слегка озадачило и встревожило ее.

Ей было жаль, что шестичасовой перелет подошел к концу. Они с Настей рассказывали друг другу про свою жизнь, говорили совершенно откровенно, начистоту, как можно говорить лишь с незнакомым человеком, и Алекс почувствовала близость со своим новым товарищем. Надо же я, кажется, употребила слово «товарищ», усмехнулась она про себя.

Настя развернулась и встала коленями на узкое кресло пилота.

– Было очень приятно поговорить с вами.

– Мне тоже, – ответила Алекс и, повинуясь случайному импульсу, развязала свой шелковый шарф. – Вам понравился мой шарф, и мне бы хотелось подарить его вам. Я купила его в одном из нью-йоркских магазинов. – Алекс неловко вложила шарф Насте в руку.

– Правда? О, я не могу… то есть… спасибо. Мне очень нравится. Это не по уставу, и мне придется носить его под формой, зато в воздухе я могу повязать его так, как мне нравится. – Настя провела шарфиком по своей щеке.

– А взамен возьмите мой. Он грубоват и сделан из парашютного шелка. Можете считать это подарком от 588-го полка.

Настя сняла с себя шарф и протянула его Алекс. В этот момент рядом с самолетом возникла девушка в форме.

– Ты чего застряла? – крикнула она.

– Прости! Я сегодня на дежурстве, или мне покинуть поле?

– Конечно, на дежурстве, сразу после меня. Мы идем четвертой и пятой, но Инне придется передвинуть твой самолет.

Настя кивнула и добавила:

– Катя, у нас гости. Американская журналистка, которая хочет про нас написать.

Это не произвело на Катю решительно никакого впечатления:

– Покажешь ей всё после вылета. Давайте выбирайтесь уже из самолета, Инна должна успеть проверить двигатель и перегнать машину на заправку.

– Хорошо, хорошо.

Настя перебросила ногу через борт и легко спрыгнула с крыла. Алекс сначала спустила свои камеры и рюкзак. Оказавшись на земле, она увидела, что кругом была непролазная грязь, вязкая черная жижа: в ней утопали даже ноги, и колеса самолета уже сидели бы глубоко в грязи, если бы не настил.

Похоже, раньше это был забор. Доски уложили прямо на поле, что позволило создать твердую поверхность, но по ширине она была всего в полтора самолета, так что пилоту нужно было очень постараться, чтобы приземлиться на эту твердь при свете фонаря. Рядом была выложена еще одна площадка из досок – видимо, для того чтобы самолеты могли взлетать и приземляться одновременно. Путь для самолетов, который вел с летного поля, также был выложен досками.

– Добро пожаловать, – Катя, наконец, обратилась к Алекс. – Вы говорите по-русски? – медленно спросила она, словно перед ней был ребенок.

– Да, вы можете говорить, как обычно.

Алекс внимательно рассмотрела девушку, из которой состояла вся встречавшая ее делегация. Катя была высокой и импозантной. Ее волосы были короче, чем у Насти, и зачесаны назад на мужской манер. Алекс знала несколько похожих женщин в Нью-Йорке. Их было модно называть «буч». Но она была не уверена, что это слово можно использовать в отношении женщин, служивших в армии, которым пришлось взять на себя мужскую роль поневоле и носить мужскую одежду в силу необходимости. Пока Катя наводила на нее страх.

– Идёмте в укрытие. А механики тем временем подготовят самолеты к вылету, – летчицы направились к пригорку на краю поля. Алекс с трудом поспевала за ними, каждый раз с чавкающим звуком вытаскивая ноги из грязи.

Там, у пригорка был натянут брезент. Катя отодвинула его в сторону, и за ним оказалось помещение, освещенное слабым светом керосиновых фонарей. Такого Алекс не ожидала.

Это было что-то между блиндажом и землянкой, примерно метра полтора в ширину и шесть – в длину. Вдоль стен лежали толстые доски, на которых могло уместиться человек пятнадцать. Сквозь доски, подпиравшие стены, виднелась земля. Крышей тоже служили согнутые доски, присыпанные землей. В центре крыши было проделано отверстие для трубы, отходившей от примитивной печурки. Здесь стоял запах древесного дыма, влажной земли и человеческого тела.

Вслед за Алекс в землянку вошла Настя.

– Девочки, у нас гость. Это Алекс, американская журналистка. Можно найти для нее спальное место?

Из полутьмы вышла девушка небольшого роста с ангельским личиком.

– Я помню вас с Энгельса, – сказала она, – очень рада, что вы с нами немного поживете.

– Здравствуйте, Инна, – Алекс слегка обняла ее, потом обвела взглядом других девушек и улыбнулась.

– Вон там есть свободное место и скатка, – сказала Инна. – Подушки, правда, нет. Вам придется подложить под голову рюкзак.

Алекс пробралась к своему спальному месту, расстелила тонкий матрас и одеяло и положила рюкзак вместо подушки. Чувствуя обращенные на нее взгляды, девушка уселась и похлопала ладонью по постели.

– Очень уютно, – сказала она, вызвав у Инны смешок. – А где у вас туалет?

– Снаружи, – Катя указала пальцем себе за спину.

– Понятно. Э-э-э… вы тоже здесь живете? – спросила Алекс, пытаясь вовлечь неприветливую девушку в разговор.

– Нет, – отрезала Катя и вышла из землянки.

Пытаясь загладить резкость подруги, Настя объяснила:

– Пилоты и штурманы живут в коровнике, это совсем рядом с авиабазой. Там чуть больше света, что позволяет нам работать с картами, но там стоит такой запах!

– Пора докладывать начальству, – сказал кто-то снаружи и отодвинул брезент, – майор хочет получить отчеты. За это время ваши самолеты подготовят к вылету.

Настя повернулась к Алекс.

– Ну что ж, увидимся за завтраком, – сказала она и исчезла.

Алекс погрела руки над печкой. Под ногами была голая земля.

– Что вы делаете, когда начинается дождь? – поинтересовалась она.

– Мокнем, – ответила Инна.

Алекс подняла ногу и сняла кусок грязи, прилипший к подошве.

– Понятно.

– Через какое-то время вы привыкнете к запаху, – сказала Инна, словно читая ее мысли. – Проточной воды здесь нет, мы обтираемся мокрой тканью в столовой. Нам обещали, что раз в месяц будут пригонять сюда грузовик с водой, чтобы мы могли нормально помыться, но сомневаюсь, что это реально.

– Можно выйти наружу посмотреть, как взлетают самолеты? Снимать их мне запрещено, но мне бы хотелось это увидеть.

– Конечно. Вылеты начнутся минут через пятнадцать. Цели находятся довольно близко, так что они должны обернуться меньше чем за час.

Оставив фотоаппараты и рюкзак в укрытии, Алекс вышла вслед за Инной на летное поле. Несколько женщин – Алекс решила, что это оружейники и механики, – уже стояли в конце взлетного настила. Фотограф и Инна встали рядом с ними.

– У вас здесь есть мужчины? Для тяжелой работы? – спросила Алекс.

– Ни одного, – гордо объявила Инна, – мы сами копаем землянки и строим блиндажи. И дрова тоже заготавливаем сами. Вам обязательно нужно посмотреть, как наши девушки орудуют топором.

Как и говорила Инна, вылеты начались где-то минут через пятнадцать. Алекс наблюдала за ними вместе с наземной командой. Это был любопытный, почти сверхъестественный опыт: видеть, как самолеты, эти крупные нескладные насекомые, с грохотом взлетают в темноте один за другим, ориентируясь лишь на очертания машины впереди себя. Они отрывались от земли, как проклятые души, устремлялись вверх и растворялись в небесах.

После того, как взлетел последний самолет, Инна стала ходить туда-сюда. Алекс пристроилась рядом с ней, чтобы благодаря движению немного согреться.

– Если остановиться и прислушаться, можно услышать взрывы. Они вон там, километрах в десяти. Можно даже разглядеть вражеские прожекторы.

Алекс посмотрела в сторону, куда махнула Инна, и прищурилась. На горизонте виднелось беловатое мерцание. Эти проблески и приглушенные удары недвусмысленно свидетельствовали о том, что в этом месте идет бой.

– Как им удается сбрасывать бомбы и оставаться в живых?

– Я расскажу вам, только об этом нельзя писать в вашем журнале.

– Конечно, нет! Я никогда не раскрываю военные секреты.

– Что ж, первой летчице в отряде приходится тяжелее всего, потому что кругом темно. Ей нужно сбросить сигнальные ракеты, чтобы осветить цель. После этого она оказывается в свете прожекторов противника. Но пока прожекторы нацелены на первый самолет, второй сбрасывает бомбы под прикрытием темноты. Когда прожекторы перемещаются на второй самолет, первый перемещается в сторону и тоже сбрасывает свои бомбы.

– Это при условии, что в первый самолет не попали.

– Да. Если все в порядке, летчицы возвращаются на базу в темноте, ориентируясь по компасу. Наш аэродром никак не освещен, мы открываем керосиновые фонари, только тогда, когда слышим двигатели первого самолета.

– Звучит просто кошмарно.

– Так и есть.

– Я что-то слышу, – сказал кто-то в темноте.

Алекс всмотрелась в ночное небо, но ничего не увидела. Зато расслышала знакомый стук двигателя У-2. Затем у нее над головой возникла тень, казавшаяся черной на фоне темно-синего неба.

– Это мой, – сказала какая-то женщина, – этот звук я распознаю где угодно.

Через пару секунд самолет уже катился по мосткам, снова направляясь к стартовой позиции. Оружейники побежали к нему с тележками, на которых лежали бомбы.

А потом прилетел второй самолет, за ним третий и четвертый. Алекс помнила, что Настя была пятой. Инна, похоже, занервничала. Они прождали положенные три минуты, потом четыре и пять.

– Слышу, летит еще один, – произнесла Инна, но это не Настя: другой движок.

По летному полю прогрохотал самолет и свернул на взлетную полосу, куда побежала наземная команда. Из самолета выбралась Катя, тяжело зашагавшая навстречу техникам. Ее лицо было перемазано сажей.

– Что случилось? – спросила Инна. – Где Настя?

– Не знаю. Они поймали нас в прожекторы, я не видела ни черта. Нас обстреляли зенитки, мы наглотались дыма. Пришлось разделиться.

Прошло несколько долгих томительных минут. Инна вслушивалась в ночь, сгорбившись и скрестив руки на груди, и морщилась от ветра. Наконец, она вскинула голову.

Вдруг она резко прибавила пламя в фонаре, вытянула его перед собой и выдохнула:

– Ну слава богу!

Самолет Насти спикировал из темноты на место посадки. Девушка развернула машину и пристроилась за Катей. Инна бросилась к самолету. Алекс выдохнула с облегчением.

Летчицы пили чай, ожидая, когда их самолеты снова заправят. Кто-то протянул Насте жестяную кружку. Девушка сделала большой глоток и вытерла губы тыльной стороной руки.

– Зенитчики насели как следует. К тому моменту, когда я там оказалась, лучи прожекторов были повсюду. Так что я сошла с курса и подлетела с другой стороны. Мне пришлось сбросить бомбы чуть в стороне, но, как мне показалось, довольно близко к цели.

– На этом все? Работа сделана? – спросила Алекс у девушки, окутанной темнотой.

– Какое там! Нам нужно вернуться и снова сбросить бомбы, но уже с другого направления. А потом еще раз. И еще. – Настя вернула кружку.

– Боже мой, – пробормотала Алекс. Она смотрела на летчиц и их команды: девушки приходили и уходили в определенной последовательности, очевидно, имевшей для них смысл. Но для Алекс они были тенями в подземном мире, обреченными, как Сизиф, повторять свой труд в темноте снова и снова, целую вечность.

Рядом с ними возникла Инна.

– Тебя заправили и бомбы подвесили. Самолет готов к вылету, – объявила она.

Настя сделала глубокий вдох и подула на руки.

– Хорошо. Думай обо мне.

– Конечно, – хором ответили Инна и Алекс. Журналистка вдруг поняла, что эта фраза предназначалась механику, и почувствовала, как лицо её заливает румянец. И порадовалась, что в темноте этого не видно. Инна промолчала.

Они снова стояли рядом, как члены семьи, пока их общий герой умчался в ночь. Через сорок минут Настя вернулась, но еще через двадцать снова улетела. Алекс оставалась с Инной, пытаясь показать, что она стойкая, но ближе к рассвету, когда самолеты возвращались из последнего рейса, она едва могла стоять на ногах.

Когда Настин самолет с грохотом прокатился до самого конца посадочной полосы, первые лучи солнца озарили небо. Настя выбралась из кабины – теперь ее, наконец, было видно в утреннем свете – сняла перчатки и шлем. Ее белокурые волосы спутались, она устало зажмурилась и обняла Инну.

– Отличная ночка, – сказала летчица и положила руку на плечо Алекс, – спасибо, что ждали меня. Хорошо, когда есть к кому возвращаться.

Настя пошла за Катей и другими пилотами и штурманами в офицерское помещение, которое здесь в шутку называли «Летающим хлевом».

– Пора спать, – объявила Инна, беря Алекс под руку. – Лучше воспользоваться моментом, пока есть возможность. Подъем у нас в восемь.

– В восемь? – Алекс взглянула на часы. – Так до восьми всего два часа.

– Вы, если хотите, можете поспать подольше. Летчицам и штурманам разрешается. В это время должны отчитываться только механики.

– Я… постараюсь встать вместе со всеми. А то это будет нечестно.

Инна, фыркнув от смеха, вошла в блиндаж и рухнула на свою постель.

– Спасибо за солидарность. Проверим, насколько крепки американские женщины.

Она снова хихикнула, потом стащила с себя сапоги, с трудом выбралась из комбинезона и… осталась в мужских семейных трусах, которые были ей явно велики и держались лишь благодаря резинке. Алекс не могла скрыть своего удивления.

Заметив взгляд американки, Инна улыбнулась, а потом взялась за концы трусов и вытянула их в стороны:

– Смешно, да? Нам выдали только такие. По три пары. Две я подшила, но, когда заканчивается чистое белье, приходится задействовать и эти.

– По крайней мере, вас в них никто не видит.

– Зато вот в них видит, – сказала девушка, подкладывавшая дрова в приспособленную под печь металлическую бочку из-под топлива, и выставила вперед ногу, показывая свой сапог: – Они тоже мужские. Мы можем ходить в них, только обернув ноги в двойной слой портянок. А мы в них должны еще и работать.

– Какой ужас, – вырвалось у Алекс. Она раздевалась рядом с печкой, где было потеплее. Ей вдруг стало неловко за свою прекрасно сидевшую военную форму. Хорошо хоть ночная рубашка у неё была фланелевая и мало отличалась от того, в чем спали остальные.

Алекс повалилась на постель, самую жесткую из всех в ее жизни, и пристроила голову на рюкзак – самую неудобную в её жизни подушку. «Мне ни за что не удастся уснуть на такой кроватке», подумала Алекс и отключилась.

* * *

Из состояния глубокого сна ее вывел шум: девушки в блиндаже стали собираться на утреннее дежурство. В теле Алекс ныла каждая мышца, и ей пришлось заставить себя встать и одеться. Ладно, хотя бы удастся сделать хорошие снимки, утешила себя Алекс, перебросив чехол с фотоаппаратом через плечо.

Столовая находилась в соседней землянке. Вместо металлической бочки здесь стояла передвижная полевая кухня, на которую сверху можно было ставить большие стальные котлы. Сбоку находился огромный самовар, в котором кипятили воду. Из таких же досок, на которых спали механики, был сделан узкий стол и лавки.

Алекс умирала от голода, тем более, что накануне поужинать ей не удалось. Но она была уверена, что все остальные, проголодались еще больше, ведь им приходилось заниматься тяжелым физическим трудом, а она просто наблюдала. Но на завтрак, как выяснилось, выдавали кусок жесткого черного хлеба и чай без сахара. На хлебе лежал кусочек мяса неясного происхождения. Алекс стала пристально его разглядывать.

– Тушенка, – пояснила сидевшая рядом девушка, – подарок вашего правительства. Вам нравится?

Алекс осторожно откусила кусочек хлеба.

– Неплохо, учитывая все обстоятельства.

– Мы обожаем тушенку, но нам дают ее далеко не каждый день. Это лучше конины, которую едят в Москве.

– Или древесных опилок, которые приходится жевать в Ленинграде, – добавила другая девушка.

Разговор неожиданно прервался, и все взгляды устремились на порог землянки – там стояла майор Бершанская.

– Итак, дамы, заканчивайте. Вас ждут самолеты и дрова. Уверена, кое-кто из вас уже заметил, что прошлой ночью повредили посадочную площадку, и до вечера ее необходимо починить. Мы же не хотим опозориться перед нашим журналистом? Становись!

Алекс посмотрела на часы. На завтрак отводилось всего полчаса, а девушек уже отправляли на дежурство. Было ли дело в войне, или майор Бершанская была садисткой по натуре?

– Мисс Престон, не хотите ли присоединиться ко мне во время проверки? Можете взять с собой фотоаппарат.

– О, да. Конечно!

Алекс догнала майора, которая направлялась к посадочной площадке. Теперь Алекс увидела сломанные доски, утонувшие в грязи. Два механика уже осматривали повреждение, а две другие девушки тащили новые доски. Такая скорость выполнения приказов вызывала восхищение, тем более Алекс, чувствуя, как у нее самой ломит спину, знала, что все они устали, как собаки.

– Такое чувство, что механики работают и днем, и ночью. Должна сказать, они приводят меня в трепет, – Алекс на мгновение задумалась. – А какой распорядок у летчиц и штурманов?

– Им разрешается спать на час больше – ведь от бодрости тела и духа зависит их жизнь. Впрочем, кое-кто из них, судя по всему, уже на ногах.

Алекс, бросив взгляд в сторону, увидела, как восемь женщин идут в сторону землянки-столовой. В центре группы она разглядела Настю, хотя уже могла узнать эту девушку где угодно. Настя что-то оживленно обсуждала с Катей и своим штурманом. Смутившись от неожиданного прилива радости, Алекс отвернулась и сфотографировала девушек, чинивших посадочную площадку.

Майор повела ее дальше по настилу.

– У вас есть семья, мисс Престон?

– Нет, я сама по себе, – ответила Алекс. – Будь у меня семья, я бы не могла заниматься тем, чем занимаюсь. А у вас?

– У меня сын. У некоторых других женщин тоже есть дети. Но все они вызвались добровольцами и боролись за право служить Родине.

– Я ни капли в этом не сомневаюсь. Ночью на поле я не услышала от них ни единой жалобы, разве что насчет мужской одежды, в которой они смешно выглядят.

– Могу представить. Они в таком возрасте, когда внешность имеет большое значение. И это правильно. Эти девушки сейчас в самом рассвете сил, но многим из них предстоит погибнуть. Мысль о том, что мир смотрит на них, должна их подбодрить. Вы можете фотографировать их, сколько угодно, если они не против. Только не мешайте им работать и не снимайте ничего секретного.

– С удовольствием пофотографирую их. Они все такие фотогеничные.

Алекс снова обернулась и бросила взгляд на группу летчиц рядом со столовой. Настя отстала от остальных. В последний момент, прежде чем войти в землянку, она обернулась и помахала американке. У Алекс радостно забилось сердце.

Глава 11

Июнь 1942 г.

Весенние дожди, наконец, прекратились, и земля подсохла достаточно, чтобы к авиабазе смогли подъехать грузовики. Алекс стояла рядом с одной из пустых машин, куда оружейники начали перекатывать бомбы и бочки с топливом со склада.

– Передвижной аэродром? Что это такое? – спросила Алекс у Инны.

Девушка-механик опустила борт кузова и прислонила к грузовику деревянные сходни.

– Наши самолеты могут летать лишь на ограниченное расстояние. Поэтому пилоты должны подниматься в воздух неподалеку от цели. Но ведь цели постоянно перемещаются. По мере продвижения наших войск мы подбираем места для аэродромов как можно ближе к линии фронта и подвозим туда бомбы и топливо. Потом, незадолго до полуночи, мы перебрасываем на новое место самолеты, снова их заправляем, прицепляем бомбы и наносим удар по противнику. Так нам удается расширить зону поражения.

– Логично, – Алекс сфотографировала, как Инна закатывает по сходням в грузовик бомбу весом в сто килограммов и помогает другой девушке сделать то же самое, – а разве не нужно сначала положить настил для взлета и посадки?

– Не при такой погоде. Пока сухо, У-2 может приземляться и взлетать практически где угодно, даже на улицах города.

– Итак, каков план? – с кряхтением спросила Алекс, закатывая бомбу на грузовик вместе с другой девушкой. Позади них вереница женщин катила по уложенным на землю доскам еще двадцать бомб.

– Мы подготовим самолеты перед закатом. В течение следующих семи часов будут производиться вылеты, а после все вернутся сюда, на главный аэродром. Через пару дней люди в штабе подберут нам очередную цель, и мы будем искать новое взлетное поле.

– И так без конца? – задыхаясь, спросила Алекс, затаскивая на грузовик ящик с патронными лентами для пулемета.

– Ну в общем, да. Есть, правда, дни, когда мы не летаем. Например, по вторникам к нам из тыла присылают грузовик для помывки, а также почту и продовольствие.

– Грузовик для помывки, о боже, какое счастье. – Одежда Алекс не подходила для фронта, и майор Бершанская позаботилась о том, чтобы американке выдали советскую форму. Через неделю, проведенную в грязи, Алекс ничем не отличалась от остальных девушек, и пахла так же, как они. Мысль о том, что скоро ей представится возможность помыться, придала ей сил, и Алекс, наконец, забросила коробку с боеприпасами в кузов грузовика.

* * *

По стандартам мирного времени помывка оставляла желать лучшего. В кузове грузовика установили жестяную ванну, огороженную занавеской. В стоявшем рядом котле на углях подогревалась вода, которая оказалась достаточно теплой. Алекс уже не придавала значения тому, что мыться ей пришлось с тремя другими девушками. Воду из ванной не выливали, а после каждой группы лишь добавляли из котла немного горячей воды.

Поскольку Алекс была лейтенантом и иностранным гостем, ей разрешили мыться с офицерами. Она попала во вторую группу. После них мылись летчицы и штурманы, а последними на помывку попадали механики и оружейники, которым это требовалось больше остальных.

Каждой девушке на месяц выдавался маленький кусок зернистого мыла, которого, конечно, не хватало, чтобы как следует оттереть всю грязь. Большинство девушек, включая Алекс, сначала мылись в ведрах с водой, стоявших в землянках, а потом, завернувшись в одеяло, шли к общей ванной. На купание каждой группе отводилось лишь десять минут, но эти минуты были просто волшебными.

Вылезая из воды, девушки снова набрасывали на себя одеяла, используемые вместо полотенец, и спускались с грузовика, освобождая место для следующей группы купальщиц. Обернутая настоящим полотенцем, позаимствованным из «Метрополя», Алекс с остальными девушками поспешила в землянку механиков, чтобы одеться. Летчицы тоже переодевались здесь, так было удобнее.

Алекс насухо вытерлась, надела свежее белье и не слишком чистые брюки и стала вытирать волосы. В этот момент в землянку вошла следующая группа девушек с помывки. Среди них была и Настя.

Они жили в разных местах и по разному расписанию, так что Алекс видела Настю лишь в столовой, обычно вместе с Катей. Они всегда улыбались друг другу и обменивались любезностями, но и только. И вот теперь Алекс увидела Настю, с которой стекала вода после купания.

Настя, обернутая в старое одеяло, прошла вглубь землянки, давая место остальным, и встала прямо напротив американки. Алекс слабо улыбнулась и, отвернувшись, натянула на себя рубашку. Она медленно застегивала пуговицы, стараясь не смотреть на Настю, но ей это не вполне удавалось.

Алекс и Настя молча стояли напротив друг друга, словно отгороженные от других болтавших между собой девушек. Настя спустила одеяло на талию и её синие глаза остановились на лице Алекс. Будто целую вечность – хотя на самом деле прошло лишь несколько секунд – ее взгляд прожигал Алекс насквозь, пока она демонстрировала свои молочно-белые молодые и упругие груди, словно преподнося их в дар. Что это было – девичья невинность или намеренная провокация? Узнать наверняка не представлялось возможным. Какие это были восхитительные груди! Маленькие и полные, c набухшими и торчавшими вверх розовыми сосками.

Алекс так сильно возбудилась, что выбежала из землянки, молясь лишь об одном: чтобы загар оказался достаточно плотным и скрыл, как густо она покраснела. Заметил ли кто-нибудь этот напряженный момент между ними? И было ли что-то вообще?

Минуту-другую Алекс потопталась снаружи землянки. Чем же ей заняться, пока другие девушки одеваются? Все это выглядело просто смешно. При виде Настиной груди она повела себя как четырнадцатилетний мальчишка. Разве так можно?

Вдруг Алекс услышала шаги и обернулась. Перед ней стояла полностью одетая Катя Буданова. Летчица тепло кивнула американке, провела рукой по своим коротким и влажным волосам и уселась на ящик с боеприпасами. Затем она молча достала мешочек с махоркой и кусочек бумаги из кармана гимнастерки и стала сворачивать самокрутку.

Алекс с интересом наблюдала за летчицей. Катя была одной из немногих девушек в полку, кто курил. И привычка эта ей шла.

– Хороший денек для помывки, да? – сказала Алекс, чтобы завязать разговор, и посмотрела вверх на июньское небо.

– Ага, – согласилась Катя. Она чиркнула спичкой о деревянный ящик и прикурила туго скрученную папиросу. Потянуло тяжелым дымом.

– Жалко, что уже вечером снова придется работать, и мы опять все перемажемся, – не сдавалась Алекс.

После короткой затяжки Катя сплюнула в сторону.

– Сегодня мы не летаем, – обронила она.

– Правда? – удивилась Алекс. Хорошая новость, но теперь ей придется выпытывать у этой неразговорчивой девушки причину. – И с чего бы это?

– Нам отменили сегодняшние бомбардировки. Из-за новых заданий.

– Новых заданий? Что это значит?

Сделав еще одну затяжку, Катя наконец посмотрела прямо на Алекс.

– Это значит, что часть пилотов переводят в 586-й полк истребителей.

– Часть пилотов? И кого именно? – Алекс уже сама догадалась, и у нее сжалось сердце.

– Ну, меня. Раису Беляеву, Настю Дьяченко, еще кое-кого, – Катя наклонилась вперед, упершись локтями в колени и вертя в руке папиросу.

– Вот как… – Алекс пыталась скрыть разочарование, – поздравляю. Вы ведь всегда этого хотели?

– Ну да. Приходите вечером в «Летающий хлев» и захватите свою ложку с котелком. У нас есть немного еды, и мы хотим отпраздновать.

Выбитая из колеи сначала грудью Насти, а затем известием об ее отъезде, Алекс с запинкой пробормотала, что придет.

* * *

Первое, о чем подумала Алекс, когда вошла в «Летающий хлев», что пахло в нем вовсе не так ужасно, как жаловались пилоты. В этом помещении было не так влажно, как в землянке механиков, и вентиляция была куда лучше: запах тел чувствовался меньше.

Чуть больше десятка летчиц и штурманов сидели на своих постелях или прямо на уложенных на пол досках рядом с ящиком из-под боеприпасов, который служил столом. В дальнем углу коровника, подтянув к себе колени, на своей доске-койке сидела Настя, разговаривая с одним из штурманов. Когда американка вошла, она бросила на неё взгляд, но не улыбнулась.

– О, похоже, кто-то получил посылку из дома, – Алекс дернула подбородком в сторону стоявшей на ящике корзины с картошкой, луком и мелкими зелеными яблоками.

– Да, у моей матери свой огород, – сказала широколицая девушка. «Кажется, ее зовут Клавдия», – подумала Алекс. – А еще мы выменяли у местных крестьян маринованную свеклу, квашеную краснокочанную капусту, селедку и… маринованные огурцы.

– Чувствую, все это неспроста, – заметила Алекс и уселась на свободное место на полу. После нескольких недель на скудном армейском пайке, она была зверски голодной, как и все остальные. Помимо солений, на столе лежал еще и черный хлеб – словом, это был настоящий пир. – А на что же вы все это обменяли? Надеюсь, не на одну из наших бомб.

– Жаль, что мы не можем избавиться от них таким образом, – рассмеялась Клавдия. – Нет, мы отдали им несколько пар этих дурацких мужских трусов. Мы все их дружно ненавидим, зато крестьяне всегда у нас про них спрашивают.

– Не забудьте про это, – сказала штурман по имени Татьяна, доставая бутылку и ставя ее на стол. – Вообще-то водку нам должны выдавать вместе с пайком, но мы никогда ее не видим. Раз уж сегодня никто из нас не летает, майор Бершанская разрешила нам выпить. Давайте-ка сюда кружки.

Алекс отцепила свою кружку от котелка и протянула вперед, получив щедрую порцию алкоголя.

– За самых храбрых женщин советской военной авиации! – сказала Катя и подняла кружку.

– Катя, расскажи нам, наконец, зачем мы здесь сегодня собрались, – попросила Клавдия. – На то, чтобы я пожертвовала овощами своей матери, должна быть веская причина.

– Все дело в том, что завтра Настю, Раису и меня переводят в 586-й полк истребителей.

– Ах вы, везучие черти! – воскликнула Татьяна и хлопнула Катю по спине, – Мы так вам завидуем. Каждый пилот мечтает летать на истребителе.

– Похоже на то, – согласилась Катя, доставая махорку для новой самокрутки.

– Именно поэтому мы так вами гордимся, – сказала майор Бершанская, входя в коровник. – Это уже совсем другое – сбивать вражеские самолеты, вы сами понимаете. Я знаю, что смелости вам не занимать, но перевод в полк истребителей станет проверкой и ваших навыков управления самолетом. Да и летать вы будете уже в одиночку. – Майор подняла кружку и торжественно произнесла: – За вас! И за Ночных ведьм.

– За ведьм? Вы называете нас ведьмами? – спросила Настя.

Бершанская рассмеялась.

– Это не я вас так прозвала, а немцы. Наша разведка перехватила их радиопередачу, и там промелькнули эти слова. Мы не даем им спать по ночам, и они уже сыты этим по горло. Они называют нас Nachthexen – Ночные ведьмы. Мне кажется, мы должны гордиться этим прозвищем.

– Ведьма Настя, хм. Мне нравится, в этом чувствуется угроза.

– Это точно. Они могли бы прозвать нас ночными доярками.

Бершанская подняла руку, призывая всех к тишине.

– Я хочу сказать, что немцы нас заметили. Мы взрываем их склады с боеприпасами и транспорт. Мы не даем им спокойно спать по ночам. А теперь передайте мне, пожалуйста, хлеб.

Алекс протянула Бершанской буханку хлеба и стала наблюдать, как девушки закусывают водку соленьями. Ей вспомнились вечеринки в редакции журнала «Сенчери»: слоеные торты, головки сыра, тарелки с разнообразными мясными закусками. В животе у нее заурчало, но это было лишь от голода. Она бы ни за что не променяла этот фронтовой пикник с Ночными ведьмами на скучный вечер в компании журналистов и с лившимся рекой шампанским.

Алекс оставалась в гостях у летчиц еще около часа, и, понемногу выпивая, слегка захмелела. Настя все это время так и сидела на койке, подтянув колени к груди. Алекс решила, что она так там и останется, и попыталась подняться на ноги, чтобы откланяться. На ногах она держалась нетвердо.