Текст книги "Опасный поцелуй"

– Для таких случаев у нас наработана определенная линия поведения, мэм.

– Разумеется, я верю, что вы об этом уже подумали, – заявила Фейс, – но здесь гораздо более ответственное дело, чем утонувший пьяный турист. Кроме того, насколько мне известно, произошла серьезная утечка информации. – Фейс помолчала. – Давайте встретимся, скажем, через час у вас в офисе, договорились?

– Хорошо. – Пусть их встреча будет проходить под знаком обсуждения отношения к прессе, зато у Клаудии появится возможность откровенно побеседовать с женой погибшего.

– Тогда увидимся через час. – Фейс Хаббл повесила трубку.

Клаудия задумалась. Дэвид стоял перед большим окном и смотрел на автомобильную стоянку, расположенную прямо перед домом.

– Тебе бы квартиру с видом на залив, Клаудия.

– Я вижу этот залив каждый день, – огрызнулась она. Ей не хотелось говорить о том, что на свою зарплату одинокой женщины она не может позволить себе другое жилье. – Спасибо, что зашел, но у меня дела.

– Кстати, о делах… На эти выходные у Поппи день рождения, и я надеялся, что ты сможешь пойти на вечеринку вместе со мной. – Патрику Пауэру, деду Дэвида, было уже под девяносто. Он жил в доме для престарелых, но оставался патриархом старого ирландского клана, когда-то обосновавшегося на побережье. – Если ты не придешь, Поппи будет спрашивать о тебе и волноваться.

– О, Дэвид, это плохая идея.

– И все-таки… – Он виновато улыбнулся, – Поппи ничего не знает о нашем разводе, Кло. Он не верит в раз. воды вообще, не станем же мы его расстраивать. У него слабое сердце, ты ведь сама знаешь.

Клаудия была уверена, что гранитное сердце старика выдержит и не такое.

– А ты расскажи ему, Дэвид. Я не собираюсь участвовать в этом спектакле.

– Большое спасибо за совет. Господи, Клаудия. Всего один разок. Ты же знаешь, как Поппи любит тебя.

– Да, любит и никогда не упускает возможности шлепнуть меня по заднице.

– Если хочешь обидеть меня, давай, не стесняйся. Но мою семью не трогай.

– Да не собираюсь я никого обижать! Я просто хочу жить собственной жизнью! – Клаудия не заметила, как перешла на крик, хотя и обещала себе ни в коем случае не срываться.

– И именно о такой жизни ты мечтала? – Дэвид сделал широкий жест и обвел взглядом ее унылую комнатушку. За прошедший со дня развода месяц она так и не распаковала свои пожитки. Несколько фотографий семьи Салазар на пыльном журнальном столике, гора немытой посуды в раковине, в нише развернутый матрац со скомканными простынями. Она оставила Дэвиду почти всю мебель, чтобы избежать дрязги недоразумений. – Что-то непохоже, чтобы ты получала большое удовольствие от такого одиночества. – Я занята на своей работе, – сказала она. – А ты нет? – Этот вопрос прозвучал не из любопытства, а лишь потому, чтобы поменять тему.

– Ну почему же. Сейчас я занимаюсь делом о пропаже человека. Наверняка ты слышала о девушке из Луизианы, исчезнувшей некоторое время назад. Похоже, она нашла свой конец здесь, у нас.

– Марси Бэлью? Ты ее имеешь в виду?

– Да.

– Я мельком встречалась с ее матерью, когда та заходила к нам в участок, – откликнулась Клаудия. – Это так ужасно, когда не знаешь, что случилось с твоим ребенком.

Дэвид, как истинный мастер картинных фраз и жестов, в полной мере воспользовался представившейся ему возможностью.

– Да, согласен. Трудно, если не понимаешь, что же происходит не так. Теперь я точно знаю, что чувствовала эта женщина.

Глава 12

Через шесть мест от яхты «Настоящий позор», на которой было обнаружено тело Пита Хаббла, стояла пятидесятитрехметровая рабочая лошадка – лодка «Хаттерас» для спортивной рыбной ловли с красноречивым названием «Даже не проси».

Это судно вывозило серьезных рыболовов в более глубокую часть залива, где марлины и акулы – если, конечно, повезет – за непомерную почасовую оплату обеспечивали им столь желанное возбуждение. «Даже не проси» принадлежала одному чудаковатому приятелю Уита по прозвищу Гуч. Гуч не отличался особой общительностью, хотя и был неизменно вежлив и тактичен с другими проводниками рыбаков, моряками и своими клиентами. Им восторгались те, кому он одалживал небольшие суммы, когда в конце Месяца требовалась финансовая поддержка.

Большинство жителей Порт-Лео были бы счастливы предоставить Гучу возможность жить в уединении, потому что он был огромным и уродливым, а в его глазах горел недобрый, своенравный огонь, что, собственно, Как-то и объясняло название его лодки. Один только Уит находил Гуча щедрым, преданным другом, хотя и признавал, что тот немного не от мира сего.

На целых двадцать минут Уит втянулся в тягучий разговор с менеджером пристани, который так и не смог сообщить ему какие-либо подробности относительно Пита и Велвет. Этот менеджер, от которого слегка несло прокисшей детской смесью, а на плече были какие-то подозрительные пятна – очевидно не замеченные им следы младенческой отрыжки, – объяснил, что «Настоящий позор» пришвартовался в Золотом Заливе всего пять недель назад. Счета за стоянку, как объяснил мужчина, были оплачены чеком, присланным компанией «ТДД холдинге» из Хьюстона. Распоряжение об оплате вручил пожилой человек в инвалидной коляске, которого звали Энсон Тодд и который, видимо, работал на «ТДД». С тех пор как яхта заняла место на стоянке, менеджер больше не видел этого мистера. Что же касается Пита и Велвет, то они мало общались с другими обитателями пристани и не доставляли никаких беспокойств. Уит вышел из офиса, заметил Гуча, который возился на своей лодке, и. направился к нему по Т-образному пирсу.

– Честному человеку сейчас уже положено быть за работой, – здороваясь с приятелем, сказал Уит и поднялся на борт.

– Я решил посвятить этот день размышлениям и самосовершенствованию. – Гуч ухмыльнулся, показав слегка неровные зубы. – Сегодня у меня день отдыха. Интуитивно я чувствовал, что ты вот-вот появишься здесь, и, как вижу, не ошибся. Что, по-прежнему придерживаешь члены этим копам, чтобы они могли мочиться по прямой?

Сказать, что Гуч просто некрасив, было бы слишком мягко. Для крупного тела его лицо казалось слишком выгнутым, и на нем странным образом уживались слишком выдающийся шишковатый нос и маленькие, с мутной поволокой карие глаза. Его выгоревшие на солнце волосы были подстрижены коротко, на армейский манер.

Телосложение Гуча поражало своей мощью – руки и ноги великана как будто были вырезаны из камня, и эти физические данные заставляли дородных завсегдатаев местных баров держать свои соображения по поводу его своеобразной физиономии при себе.

– Кофе, ваша честь? – спросил Гуч.

– Да, пожалуйста, с молоком и сахаром.

Гуч молча указал на камбуз.

– Да ты просто воплощение экономии в обслуживании, Гуч. – Уит приготовил себе чашку кофе и вернулся на палубу, где Гуч с жадностью уминал овсяные хлопья из невероятных размеров миски.

– Хочешь? – спросил он, не замечая, что по его подбородку потекло молоко.

– Нет, спасибо.

– Вставил уже своей новой мачехе?

– Мой отец и Ирина счастливы. Спасибо, что спросил.

– Зато ты очень несчастный, – с нарочитой жалостью произнес Гуч.

– Тебе здесь, – сказал Уит, касаясь рукой перегородки, – нужно освободить место. Для наград за достижения на ниве дипломатии. Когда вчера вечером меня вызвал патруль, я не видел тебя на пристани.

– А я, наоборот, определенно лишен всяких комплексов сов. Среди восходящих звезд я выглядел бы естественно и степенно. Но все равно в порно сниматься бы не стал.

– Это почему?

– Каждый раз, когда смотришь такое кино, помни: все эти женщины были когда-то чьими-то маленькими дочками. Думаешь, хоть одна из них в детском саду мечтала: «О, Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы я выросла достаточно умной и талантливой и стала порнозвездой»? Ни одна, точно. А в этих фильмах сплошь какие-то куклы Барби, которых как-то раз нагнули.

Уит отхлебнул кофе.

– Пит Хаббл тоже когда-то был ребенком, Гуч.

– Значит, у него был какой-то глубоко скрываемый ото всех комплекс и он постоянно доказывал, что является так называемым настоящим мужчиной. Или, может быть, мечтал достать свою мамочку. Меня даже не удивит, если он просто хотел отрешиться от себя и забыть какую-то грязную историю. Так, по крайней мере, говорится в учебнике по психиатрии, лекция 101. – Гуч снова пожал плечами. – Мне его жаль точно так же, как и тех женщин.

– Даже несмотря на то, что он переспал с большим количеством женщин, чем ты или я за всю нашу жизнь? Или чем мы оба, вместе взятые?

– Да, он трахнул сотни баб. Но неужели ты думаешь, что он с ними спал? Нет, Уит. Никаких настоящих поцелуев, объятий, наслаждения от каждой женщины, благодаря ее неповторимому блеску в глазах, никакого ощущения ее кожи и упругости губ, когда ты доставляешь ей удовольствие, у него не было. Нет. Это просто конвейерный секс. Так что завидовать тут нечему.

Увидев Эрнесто Гомеса, Гуч встал и затараторил по-испански, приглашая его подняться на борт. Эрнесто было под пятьдесят. На его круглом лице застыла нервная улыбка; левый глаз слегка косил, и из-за этого он отворачивался от собеседника немного в сторону. Гуч предложил ему кофе и спросил, могут ли они перейти на английский, потому что с испанским у Уита было совсем слабо. Эрнесто кивнул, сохраняя на лице напряженную улыбку.

– Судья Мозли вырос вместе с тем мужчиной, который здесь умер, – добавил Гуч.

Эрнесто сочувственно вздохнул.

– Да, очень печально.

– Вы видели кого-нибудь из посетителей на его яхте? – спросил Уит.

Эрнесто бросил быстрый взгляд на Гуча, который что-то пробормотал ему по-испански, и быстро кивнул.

– У Пита было несколько гостей. Богатая женщина. Мальчик-подросток. Один мерзкий тип.

Богатой с виду женщиной была, вероятно, Люсинда или Фейс. Мальчик – это, несомненно, Сэм, сын Пита.

– Мерзкий тип? – переспросил Уит.

Лицо Эрнесто неприязненно сморщилось.

– Si. Он вел себя как босс, никакого уважения. Молодой, но на других ему плевать. У него «порше», очень грязный. Хозяин совсем не заботится о машине.

– Ты знаешь, как зовут этого парня? – спросил Гуч.

Эрнесто покачал головой.

– Нет. Он приезжал сюда где-то месяц назад, один или два раза в неделю. Брал лодку на весь день, возвращался ночью. Думаю, ловил рыбу. Однажды они спорили, а я менял гнилые доски на лодке, что стояла недалеко от них. Я слышал, как они смеялись, кричали. Много пили.

– А о чем они спорили?

Эрнесто что-то тихо сказал Г учу по-испански. Гуч похлопал его по колену. Эрнесто поднял глаза на Уита и произнес:

– Деньги. Пит требовал деньги.^;

– Этот человек должен был Питу деньги?

Эрнесто задумался и пожевал губу.

– Думаю, так оно и было.

– Но вы же сказали, что они вместе выпивали.

– Не вчера, не тогда, когда спорили.

– Вы можете повторить, что именно они говорили? – спросил Уит.

Эрнесто поморщился.

– Они говорили слишком быстро, и я мало что понял Но у того типа лицо было злое, красное. Я услышал, как они кричат, и подошел к их яхте – хотел убедиться, что все в порядке. Я смотрел через окно. Тип ударил Пита кулаком, но Пит сильный и большой. Мерзкий тип просто тяжелый, его руки никогда не работали. Пит сбил его с ног. Тот упал на пол, очень злой.

Под нажимом Эрнесто дал более подробное описание «мерзкого типа»: тучный, под метр восемьдесят, волосы светлые, редеющие, около тридцати лет, одежда яркая, говорит всегда громко.

– Теперь о подростке, которого вы видели здесь. Вы знаете молодого человека по имени Сэм Хаббл?

– Нет. Я видел мальчика один раз, вчера перед обедом. Думаю, он прогуливал школу.

– Может быть, вспомните еще кого-то?

– Да, на прошлой неделе приходил невысокий мужчина. По дороге к яхте Пита сунул мне бумажки – синюю? красную и белую. Он много говорил. От него пахло мятой. Много мяты, знаете?

– Очень напоминает твоего уважаемого оппонента Бадди Вира, – вставил Гуч. – Может, он тайный фанат освежителя дыхания?

– А эта бумага, о чем там было написано? – спросил Уит.

Эрнесто развел руками.

– Чтобы народ голосовал. Сейчас везде много таких знаков.

– Предвыборные листовки от Бадди, – пояснил Гуч. – Вот смышленый ублюдок: привлекает голоса нелегальных иммигрантов.

– Вы слышали что-нибудь прошлой ночью? – спросил Уит.

– Нет, ничего, пока не приехали копы. Я спал.

– Вы видели когда-нибудь, чтобы к Питу на яхту поднимались молодые женщины? – задал новый вопрос Уит.

Эрнесто кивнул.

– Да, я забыл. Вместе с пастором, которого показывали по телевизору, с большими мускулами, приходила дама. Но она большая и страшная, как мужчина с сиськами. – Эрнесто оглянулся в сторону офиса пристани. – Майк будет сердиться, что я не работаю.

– Насчет Майка не волнуйтесь, – успокоил его Уит и продолжил: – Полицейские уже говорили с вами об этом?

Эрнесто явно испугался.

– Нет, мистер, пожалуйста, никакой полиции. Я ничего не знаю.

– Ладно, все в порядке. Не переживайте, – сказал Уит. – Женщина по имени Велвет. Вы часто ее видели? Эрнесто улыбнулся.

– Велвет. Да. Она печет вкусное шоколадное печенье и всегда меня угощает.

Велвет печет печенье. Уит постарался напрячь воображение и представить себе эту домашнюю хозяйку в кожаном фартуке и на шпильках.

– А ты когда-нибудь видел, как она печет эклеры? – с хитрой усмешкой спросил Гуч. Эрнесто смутился, и Уит поторопился со своим следующим вопросом:

– Они с Питом нормально ладили?

– Да, конечно.

– А она не путалась тут на пристани с другими парнями? – поинтересовался Гуч.

– Нет. Она хорошая. – Эрнесто расплылся в широкой улыбке. Этим было сказано все.

– Gracias.[6]6
  Спасибо (исп.).


[Закрыть] Вы очень помогли мне, Эрнесто. – Уит пожал ему руку, и Эрнесто поспешил назад, к офису пристани.

– Я полагаю, что богатой дамой была Люсинда, – сказал Гуч. – Если только тут не появилась какая-то скучающая матрона, нуждающаяся в сексуальных услугах. Твоя мачеха, к примеру.

– Как смешно! Ты намекаешь на порочный круг?

– Ты легко можешь превзойти Пита Хаббла по масштабу действий, раздражающих собственных родственников, если пойдешь по пути старика Эдипа, Уитмен.

– Господи, Гуч, ты таки псих. Я уже ищу место, куда мне переехать сразу после избирательной кампании…

– Ну да. Кампания. Тебе приходится вести жестокую борьбу, не так ли? Особенно мне понравилось твое интервью для журнала «Лица нации».

– Ты закончил?

– Уит, пожалуйста, победи на этот раз. Мысль о том, что судейское кресло займет Бадди Вир, заставляет меня подумывать об отъезде в страну с устойчивым судейским порядком. Вроде Кубы.

У Уита зазвонил сотовый телефон.

– Да?

– Уит? Это Фейс, – сегодня ее голос звучал уже тверже и был не таким взвинченным. Казалось, шок прошел.

– Как вы?

– Мы держимся. Прошлой ночью Люсинде наконец удалось уснуть; Сэм спал в моей спальне. Просто верните ему отца, и все… Это очень тяжело для подростка.

– Мне нужно поговорить со всеми вами. В связи с расследованием.

– Во второй половине дня тебя устроит?

– Да. Скажем, часа в четыре, нормально?

– Хорошо. – Она понизила голос: – Как мне хочется тебя увидеть… Только ты и я. Хочу обнять тебя. Или даже что-нибудь посерьезнее.

Он ничего не ответил, наблюдая за чайкой, которая села на нос «Настоящего позора».

– Как Сэм переносит все это?

– Мой сын сейчас – сплошной комок нервов. Он очень расстроен, но не желает этого показывать. Похоже, отец действительно очень много значил для него, даже такой сукин сын, как Пит. – В ее голосе звучала искренняя горечь: – Отец всегда остается отцом.

– Могу я чем-нибудь помочь?

Он имел в виду помощь Сэму, но Фейс поняла это по-своему.

– Пожалуйста, просто… закончи побыстрее с этой юридической болтовней. Не дай довести процесс до публичного слушания дела. Уит, помоги мне защитить Люсинду и Сэма от всех неприятностей, связанных с расследованием. Ты ведь сделаешь это для меня, да? – В ее тоне, обычно прохладном даже во время самых жарких объятий, появился некий заискивающий оттенок.

– Я сделаю все, что смогу.

Наступило молчание. Наконец она произнесла:

– Я ценю это. Увидимся позже у нас дома.

Уит отключил телефон. Гуч, широко зевая, изучал карту приливов.

– За все эти ненужные советы мне бы стоило потребовать купон на бесплатное питание. Сделай то, сделай это… Рассматривай это как самоубийство… Не проводи расследование формально… – недовольно пробурчал Уит, глядя на приятеля.

Гуч выразительно поднял свои мохнатые брови.

– Делай так, как считаешь нужным, судья, и поимей их всех, мать твою.

Глава 13

Когда Велвет проснулась, окно мотеля было затянуто изморозью. Она протерла глаза и подумала: «Вот так начинается оставшаяся часть твоей жизни, детка. И что же ты собираешься делать?»

После того как эта ханжа в полицейской форме высадила ее в мотеле, она долго не могла уснуть. Велвет лежала, прислушиваясь к шуму работающего кондиционера и глухим ударам собственного сердца, которые отдавались в ней, когда она крепко прижимала к себе гостиничную подушку из гусиных перьев.

Пит мертв. А ведь только вчера он говорил ей: «Я не буду снимать с тобой новый фильм, пока не разрешится вся эта ситуация с моим братом, понятно? Если хочешь, помоги мне, или поднимай свой зад и сматывайся назад, в Калифорнию, но сам я сейчас никуда не поеду».

Она была в ярости и мгновенно надулась, упрекая его в том, что, если бы он любил ее, сделал бы это не задумываясь.

Тогда Пит плотно сжал губы и повернулся к ней спиной, буркнув: «Ну что ж, Велвет, в таком случае я действительно не люблю тебя».

А теперь – хотя Велвет и считала, что Пит на самом деле так не думал, – от этих слов уже нельзя было отмахнуться, сгладить их любовью, стереть, превратить в ничего не значащее сотрясание воздуха.

Велвет вспомнила о Люсинде и Фейс Хаббл, и сердце ее раскалилось. Слово «ненависть» было слишком деликатным, чтобы описать ее чувства. Она подумала о юном Сэме Хаббле, и к горлу подступил комок от невыносимой жалости к Питу, его сыну, к тому, что уже больше не сбудется никогда. Если Господь был милостив к Питу, то он сейчас находится на небесах и, возможно, ее родная мать встречает его у ворот рая, улыбаясь со всей любовью, которой она когда-то обильно окружала Велвет. Может, она берет Пита за руку и представляет его другим душам, порхающим с облака на облако…

Представив эту картину, Велвет расплакалась. Как ты можешь верить во все это дерьмо, девочка? Пит сейчас» вероятно, горит в аду и в кипящей смоле готовит местечко и для тебя.

Выплакавшись, Велвет почувствовала, что ей стало легче. Она вытерла слезы о наволочку и сжала губы. Довольно разводить сырость, настало время действовать. Ей нужен план «Б». Ясно, что Хабблы обладают здесь огромным влиянием. Уважаемые люди Порт-Лео, как догадывалась Велвет, будут воспринимать ее как раздражающую всех подружку Пита, если это было самоубийство, и как возможную подозреваемую, если это было убийство.

Велвет не собиралась тупо сидеть на месте, позволяя манипулировать собой, словно пешкой, в чьей-то политической игре.

Она решила, что Клаудия Салазар будет для нее бесполезной, а вот Уит Мозли – как раз наоборот. Она мысленно представила составленный ею портрет молодого человека: довольно высокий, в хорошей форме, с густыми светлыми волосами; загорелый, но не от бесцельного лежания на солнце; лицо несколько мальчишеское для его возраста, с доброй улыбкой. К тому же умный, но без высокомерия; вырос из пляжных завсегдатаев, и, похоже, не так давно. Ровные зубы, крепкие ноги и торс, сильные руки – просто перечень параметров, по которым при первом знакомстве она обычно оценивает очередное дарование, прежде чем спустить ему брюки. Ей нравились мужчины с сильными руками. В таких фильмах руки видны больше, чем можно было бы ожидать: красиво накрывают ладонями женскую грудь, пальцами расчесывают волосы, придерживают лицо для поцелуя. И этот Уит мог бы стать податливым материалом в руках женщины с ее талантом, обаянием и опытом обольщения.

В девять утра Велвет, несмотря на разницу во времени между техасским побережьем и Калифорнией, позвонила юристам своей производственной фирмы и немногочисленным друзьям, сообщив им печальные новости о Пите. Оставив на автоответчике просьбу подыскать ей в Корпус-Кристи какого-нибудь специалиста по юридическим вопросам для представления ее интересов – достаточно закаленного адвоката из большого города, – она успокоилась, что ей не придется больше иметь дела с полоумным сенатором и провинциальной полицией.

Затем она забралась в ванну и расслабилась в горячей мыльной воде. Внезапно в голову Велвет пришла одна мысль, заставившая ее в панике вскочить.

А что, если тот, кто убил Пита, подумает, что она обо всем знает?

Ведь ей ничего не известно. Все материалы своего расследования относительно Кори Пит держал при себе, а ей только сообщал, что все идет хорошо. Ничего, что касалось его сценария, он с ней не обсуждал.

Убийца может этому не поверить. Она вытерлась, расчесала волосы и голышом уселась листать «Желтые страницы», разыскивая адреса ломбардов и оружейных магазинов.

Экран был единственным источником света в доме. Клинок сидел перед телевизором и смотрел, как Большой Пит Мэджорс овладевает Бархатным Амулетом, пристроившись сзади, и как они оба рычат, словно звери. Вот она наклоняет голову, чтобы в пылу неудержимой страсти не слетели ее темные очки, полностью закрывающие глаза. Они стонут так громко, как будто у них проблемы с желудком. Пит не отличается разнообразием театральных нюансов. Он просто стоит на коленях и своими бедрами молотит ее сзади, а она умоляет его делать это сильнее и быстрее. Велвет больше напоминает недовольного тренера, чем любовницу. Выражение лица у Пита такое же отсутствующее, как у тех мальчиков, которых Клинок помнил по психиатрической лечебнице. Он просмотрел эту ленту дважды, прежде чем наконец заснул, откинувшись в своем глубоком кресле.

Он проснулся в мрачном расположении духа, потому что снилась ему не Велвет, а Уит Мозли, который смеялся над ним. Ты? Она собирается предпочесть тебя мне? Неужели ты действительно рассчитываешь, что такое может случиться, толстая твоя задница? Клинок видел Уита на публике, видел, как ему улыбались женщины, тогда как на его попытки вести продолжительную беседу они отвечали тем, что тут же вспоминали о других встречах и торопились прочь. Возненавидеть Уита было легко. Он представил себе», что судья Мозли мертв, что тело под кожей исчезло, а сам Клинок надевает на себя его кожу, натягивает чужое мертвенно-бледное лицо на свое, словно маску, попадает своими пальцами изнутри в пальцы Уита, как в окровавленные перчатки.

Почему не убить Мозли точно так же, как и овладеть Велвет? Он задумался. Процесс расчленения, как и свежевания тела, содержал в себе определенную привлекательность, хотя оба они, конечно, сокращали время удовольствия. Он считал, что обезглавливанию придают слишком много внимания: голова без присоединенного к ней тела, казалось, насмехается над тобой. Клинок заплатил большую цену, чтобы узнать это.

Раньше ему никогда не хотелось убить мужчину, но это обещало интересное разнообразие на контрасте – как жаркое после целой недели картофельных чипсов. Ему грезилась картина, в которой Уит умирает от серии медленных, аккуратных разрезов, а потом в его ушах раздал тихий шепот умирающего. Взгляд Клинка уперся в потолок, где вращался вентилятор. Лопасти быстро крутились, напоминая ему темный человеческий глаз. Мамин глаз. Едва дыша, он бессмысленно смотрел на него и теперь не слышал ничего, кроме маминого голоса, который говорил ему, что он должен сделать.

Клинок проснулся и понял, что ненароком соскользнул в темный мир, построенный его мамой. Уверенно улыбаясь, она частенько говорила ему, перед тем как начать разогревать на плите гаечный ключ или повесить прищепку на его маленький пенис: «Мы с тобой, дорогой мой, навеки вдвоем, не забывай об этом никогда».

Слава Богу, думал он, что ему все-таки удалось стать героем собственного романа. Его мама не смогла победить его. Победил он. И в дальнейшем будет так же.

Зазвонил телефон; он поднял трубку и после обычных утренних любезностей стал слушать.

– Речь идет о девушке, которая нашла тело Пита, – прошептал ему в ухо знакомый голос. – Сделай мне одолжение. Дай ей немного денег и увези ее из города.

– Хорошо, – сказал Клинок. – Я все сделаю.

– Например, в это время года совершенно замечательно в Санта-Фе. Бьюсь об заклад, что там есть чудесные и доступные для молодежи гостиницы. Или, возможно, Флорида, если она захочет остаться на побережье. – Клинок дослушал до конца подробные инструкции и повесил трубку.

Его большой палец медленно скользил по острому лезвию ножа. Если необходимо, чтобы Хезер Фаррел покинула город, что ж… найдется много вариантов. Подкуп с помощью приличной суммы денег по сравнению с другими способами занимал особое место. Этот метод всегда ему удавался (кроме одного раза, когда произошла осечка). Почему бы не попробовать снова? Клинок принял решение.

Он задумался над тем, как лучше подойти к решению этого вопроса, чтобы избежать всяких неприятных неожиданностей. Наверняка он обойдется простои приманкой Нырнув под провисшую кровать, Клинок вытащил оттуда большой охотничий нож, напоминающий те, которые быта У первых покорителей Запада. Нож был замечательный очень прочный и достаточно острый, чтобы отсечь любые надежды и мечты. Он порылся в коробке, на боку которой толстым маркером было написано: «Мамины вещи», и нашел там видавшее виды точило. Клинок стал водить по камню ножом, и тот в его руках ласково запел свою ритмичную песню: «Хе-е-зер, Хе-е-зер, Хе-е-зер…»

Потом он включил магнитофон. «Бич Бойз» снова исполняли свою замечательную песню «409», и нож двигался в такт знакомой мелодии.