Текст книги "Преисподняя"

– Наблюдаю внизу какое-то движение, – сообщил Бранч. – База, вы получаете картинку с нашей камеры? Прием.

– Очень неразборчиво, майор. Ничего не разглядеть. Вы слишком далеко.

Бранч сердито посмотрел на воду. Ему хотелось придумать логическое объяснение, однако объяснения происходящему не было. Ни людей, ни волков, ни падальщиков. Если не считать колышущейся поверхности воды, все кругом замерло. Значит, причина под водой. Рыба? Не так уж глупо, учитывая вышедшие из берегов реки. Сомы? Или угри? Рыбы-падальщики? Причем достаточно крупные, чтобы их засекли инфракрасные приборы спутника. Впрочем, это уже не важно. Если только из любопытства выяснить – дочитать этот детектив до конца. Будь Бранч один, он бы не удержался. Ему безумно хотелось подлететь поближе и вырвать у воды ее тайну. Однако нельзя поддаться порыву. С ним его люди. В заднем кресле сидит молодой папаша. Как его и учили, Бранч заставил свое любопытство умолкнуть и подчиниться долгу.

И тут могила потянулась вверх.

Из воды поднялся человек.

– Господи Иисусе, – прошептал Рамада.

«Апач» шарахнулся – это Бранч вздрогнул от неожиданности. Он тут же выровнял машину, не отводя взгляда от дикого зрелища.

– «Эхо Танго-один»? – спросила база.

Покойник умер несколько месяцев назад. То, что от него осталось, поднялось над водой выше пояса: голова откинута, запястья скручены проволокой. В какой-то момент показалось, что он смотрит прямо на вертолет. На Бранча.

Даже на расстоянии майор много чего разглядел. Мертвец одет как учитель или бухгалтер, явно не солдат. Проволока на руках – Бранч видел такую на других пленниках сербских концлагерей в Калесии. На черепе, с левой стороны, ясно просматривалось выходное пулевое отверстие.

Секунд двадцать останки покачивались на месте, словно неуклюжий манекен. Затем существо завалилось на бок и рухнуло в могилу, наполовину оставшись торчать из воды. Как будто из-под него выдернули подпорку.

– Элиас? – прошептал Рамада.

Бранч не отвечал. «Ты хотел, – сказал он себе, – вот и получай».

Вспомнилось правило шесть: «Я не допущу беспредела, пока я здесь». Беспредел уже совершился – массовая казнь и захоронение. Все это уже в прошлом. Но осквернение происходит сейчас, в его присутствии.

– Рам?

Рамада сразу понял:

– Абсолютно.

Однако Бранч не спешил. Он был человек осторожный. Нужно сначала кое-что уточнить.

– База, – начал он, – будет ли турбина работать в азотной атмосфере?

– Извините, «Эхо Танго», – ответила Джефферсон, – такой информации у меня нет.

В эфире опять появилась взволнованная Чемберс:

– Возможно, я смогу выяснить. Секунду, я поговорю с одним своим человеком.

«Своим человеком?» – раздраженно подумал Бранч. Все идет наперекосяк. Она-то тут при чем? Через минуту Чемберс вернулась:

– Оказывается, ты можешь узнать все прямо из первоисточника. Это Кокс, специалист по судебной химии, из Стэнфорда.

Возник новый голос.

– Вопрос я слышал – будет ли винт работать в атмосфере с превышенной нормой азота?

– Ну, вроде того, – ответил Бранч.

– Гм… Я тут смотрю на спектрограмму, выданную «Хищником» минут пять назад. За это время вряд ли что изменилось. Восемьдесят девять процентов азота. Кислород к норме даже не приближается. Водород, похоже, подскочил больше всего. Вот вам и ответ.

Он замолчал. Бранч сказал:

– Мы внимательно слушаем.

– Да, – произнес Кокс.

– Что «да»?

– Да, можете лететь. Вам-то не придется этим дышать, а турбина будет работать. Нет проблем.

– Вы мне скажите, – попросил Бранч, – если никаких проблем, то почему мне нельзя этим дышать?

– Потому, – объяснил судебный химик, – что это было бы неосмотрительно.

– У меня же есть счетчик, – сказал Бранч.

Чертова предусмотрительность.

Умник из Стэнфорда сглотнул.

– Не поймите меня неправильно. Азот – штука не страшная. Мы дышим-то в основном азотом. Без него и жизнь невозможна. Вон в Калифорнии люди вовсю отстегивают за него зелень. Слыхали про сине-зеленые водоросли? Производство азота органическим способом. Считается, что от него память становится прямо-таки вечной…

Бранч прервал:

– Так это безопасно?

– Приземляться я бы не советовал. Определенно. Ну, если только у вас прививки от холеры, гепатита и заодно от бубонной чумы. Да еще вода… риск заражения там просто зашкаливает. Потом придется весь вертолет помещать в карантин.

– В конечном счете, – снова начал Бранч, повышая голос, – машина там будет летать или нет?

– В конечном счете, – подвел итог химик, – да.

Внизу колыхалась зловонная жидкость. На поверхности покачивались кости. Булькали пузыри. Какой-то первобытный бульон. Словно дыхание тысяч легких. Словно покойники заговорили.

Бранч решился:

– Сержант Джефферсон! У вас есть личное оружие?

– Так точно, сэр, – ответила она.

Всем было велено держать оружие при себе.

– Зарядите один патрон, сержант.

– Сэр?

Заряжать оружие запрещалось, если не грозило нападение неприятеля.

Бранч не стал больше тянуть со своей шуткой:

– Если окажется, что тот парень, с которым я сейчас разговаривал, ошибся, пальните в него разок.

Где-то в эфире одобрительно хрюкнул Макдэниелс.

– В ногу, сэр, или в голову?

Умница, подумал Бранч. Он моментально выстроил ведомые машины по краям азотного облака, проверил и перепроверил орудия и поплотнее натянул кислородную маску.

– Ну что ж, – сказал майор, – будем разбираться.

04 ч 25 мин

Он шел на снижение – за спиной сидел его верный штурман. «Апачи» подойдут не спеша, медленно, поочередно исключая опасности, одну за другой. Три машины, словно три разгневанных архангела, спустятся с небес и завладеют этим выморочным местом.

Однако стэнфордский специалист по судебной химии ошибся.

«Апачам» здешний коктейль не понравился. Не прошло и десяти секунд, как раздался хлопок и двигатель выбросил струю пламени. Указатель температуры выхлопного газа пересек красную отметку.

В обязанности Бранча входила готовность к внештатным ситуациям. Летчиков готовят не только к полетам, но и к падениям. Именно такое механическое повреждение у Бранча случилось впервые, однако представлял он его не раз.

Когда двигатель отказал и приборы вышли из строя, Бранч не запаниковал. Пытаясь компенсировать возросшие обороты, изменил шаг винта.

Перестало подаваться электричество.

– Двигатель вышел из строя, – спокойно доложил Бранч.

Наверху у лопастей тем временем расцвел ярко-голубой шар, похожий на огни святого Эльма. Машина окончательно отказала, и Бранч объявил:

– Вхожу в авторотацию.

Авторотация означала, что двигатель полностью парализован.

– Иду вниз, – доложил он.

Вот так. Никаких упреков, никаких эмоций. «Отомсти за меня, Макдэниелс».

– Вы разбились, майор?

– Никак нет, – ответил Бранч. – Земли не вижу.

Турбина взорвалась.

Бранч умел выполнять авторотацию. Он интуитивно изменил шаг винта и вошел в крутое скольжение, близкое к полету. Даже при парализованном двигателе центробежная сила продолжает вращать лопасти винта, благодаря чему можно совершить вынужденную посадку. Теоретически. А при скорости падения тысячу семьсот футов в минуту на эту попытку остается секунд тридцать.

Бранч тренировался выполнять авторотацию тысячи раз, но не посреди ночи и не в ядовитом лесу. Поскольку питание отключилось, фары не горели. На Бранча навалилась темнота; он вздрогнул от ее натиска. Глаза не успели привыкнуть. Нет даже времени, чтобы глянуть в окуляр ночного видения. Чертовы приборы! Нужно было полагаться только на зрение. Впервые Бранч испугался.

– Ничего не вижу, – спокойно сказал он.

Он отогнал образ деревьев, готовых вспороть машине брюхо, и доверился силе лопастей. «Держи уклон, а винт крутится сам». Мертвый лес представлялся Бранчу неотвратимым – как ножи хулиганов на темной улице. Он отлично знал, что деревья падение не смягчат. Ему хотелось извиниться перед Рамадой – молодым отцом, который годился ему в сыновья. «Куда я нас затащил?»

Только тут Бранч понял, что окончательно потерял управление, и доложил:

– Терплю бедствие.

Вертолет с металлическим скрежетом вошел в верхние ветки; сучья скребли алюминий, выламывали шасси, как будто хотели выцарапать людей из чрева машины. Несколько секунд вертолет скорее планировал, чем падал. Лопасти обламывали ветки, стволы обламывали лопасти. Лес вцепился в машину мертвой хваткой.

Вертолет обрушился на землю.

Шум стих.

Вмявшись носом в дерево, машина тихонько покачивалась, словно колыбель. Бранч поднял руки с пульта. Вот и все. Он потерял сознание.

Потом очнулся. Его стошнило прямо в маску. В темноте и дыму, дергая ремешки, он снял ее и с трудом высунулся наружу. Мгновенно Бранч почувствовал, как легкие и кровь наполняются ядом – ощутил его запах и вкус. Воздух обжигал горло. Бранч почувствовал, что болен, болен целую вечность, поражен до самых костей. Маска, с тревогой вспомнил он.

Одна рука не действовала. Бранч попытался найти маску здоровой рукой. Кое-как очистил и прижал к лицу. Кислород леденил горло, поврежденное парами аммиака.

– Рам? – каркнул Бранч.

Тишина.

– Рам?!

Бранч чувствовал, что сзади пусто.

С переломанными костями, поврежденной рукой, повиснув на ремнях лицом вниз, майор сделал единственное, что мог, сделал то, зачем здесь оказался. Он пришел в этот темный лес, чтобы встретиться с великим злом. И теперь заставил себя смотреть. Он смотрел, наблюдал, ждал.

Тьма рассеивалась.

До рассвета было далеко. Просто глаза постепенно привыкали. Появились неясные очертания. Серый горизонт.

Бранч заметил на прозрачном колпаке какие-то яркие вспышки. Сначала он решил, что под действием грозы вспыхивают газы. Яркие лучики чертили по разным предметам в лесу, не освещая их, а только выхватывая из тьмы силуэты. Бранч пытался разобраться в происходящем, но понимал только, что свалился с неба.

– Мак, – позвал он в микрофон.

Потом посмотрел на провод – провод был оборван. Бранч остался один. Приборная панель все еще подавала признаки жизни. Какие-то устройства на ней питались от батареек, и перед Бранчем мигали красные и зеленые огоньки. Все приборы показывали, что машина умирает.

Майор огляделся. Вертолет лежал рядом с Z-4 на куче стволов. Бранч всматривался сквозь плексиглас, который казался покрытым тонкой паутиной. Невдалеке он увидел изящное распятие. Большой крест с тонкими перекладинами. Бранчу хотелось думать, что какой-нибудь раскаявшийся серб воздвиг памятник над братской могилой. Но тут стало видно: это лопасти сломанного винта зацепились за ветки и повисли, образуя прямой крест.

На земле среди мокрых листьев и хвои валялись многочисленные обломки. Возможно, они были мокрыми из-за дождя. Только потом Бранчу пришло в голову, что, наверное, разлилось топливо. Больше всего майора тревожило то, что он почти не беспокоился. Как бы со стороны он отметил, что топливо может возгореться и нужно спасать себя и товарища – живого или мертвого – и убираться из вертолета. Это нужно было делать срочно, но Бранч не спешил. Ему хотелось спать.

Нет!

Он старательно задышал кислородом. Приготовился превозмочь боль, как делают спортсмены, когда бежать уже невмоготу…

Бранч вскочил, задел плечом колпак, услышал скрип сломанных костей. Вывихнутое колено вильнуло вперед, потом назад. Он заревел. Упал обратно в кресло; каждый нерв буквально вопил от нарастающей боли. Болело все. Откинул голову назад, нашел маску.

Колпак мягко поднялся.

Бранч вдыхал кислород, словно это могло заставить его забыть, сколько еще будет боли. Но кислород только прояснил рассудок. В голове мешались названия сломанных костей. Ужасно. Непонятный диагноз. Жуткие раны. Каждая кричала о себе, и все кричали одновременно. Боль оглушала.

Бранч поднял дикий взгляд туда, где раньше темнело небо. Теперь не было ни неба, ни звезд. Облака и облака. Какой-то бесконечный купол. Бранч вдруг испытал приступ клаустрофобии. Нужно выбраться!

Он вдохнул еще раз, оставил маску, сбросил ненужный теперь шлем. Помогая себе здоровой рукой, выкарабкался из кабины. Сила тяжести швырнула его на землю. Ему казалось, что он съеживается и делается все меньше.

Сквозь боль вдруг прорезалось, словно расцвело, какое-то странное удовольствие. Это встало на место вывихнутое колено. Облегчение, которое испытал Бранч, было сильным, как сексуальная разрядка.

– Слава богу, – простонал он.

Майор отдыхал, лежа щекой в грязи и тяжело дыша. Старался сосредоточиться на своем облегчении, которое уже слабело, забывалось. Бранч представил себе дверь. Если он войдет, боль сразу прекратится.

За несколько минут Бранч немного оклемался. Лучше всего было то, что от перенасыщения крови газом руки и ноги онемели. Хуже всего были сами газы. Ужасная вонь. Травянистый вкус во рту.

– …«Танго-один», – донеслось до Бранча.

Он посмотрел вверх на просевший корпус своего «Апача». Голос доносился с заднего кресла.

– «Эхо Тан…»…ветьте!

Майор преодолел искушение лечь на землю. Он вообще не понимал, как еще может двигаться. Но нужно выяснить, что с Рамадой. И сообщить своим об опасности.

Бранч встал на подножку и прислонился к холодному алюминиевому корпусу. Вертолет лежал, покосившись набок; оказалось, машина повреждена гораздо больше, чем думал Бранч. Перегнувшись через борт, он посмотрел в отсек штурмана. Приготовился увидеть худшее.

Но там было пусто. В кресле лежал только шлем Рамады. Снова раздался голос, сначала едва слышно, затем громче:

– «Эхо Танго-один»…

Бранч взял шлем и натянул на голову. Майор вспомнил, что Рамада носил на забрале фото новорожденного сына.

– Говорит «Эхо Танго-один», – произнес он.

Голос у него оказался смешной – певучий и высокий, как в мультиках.

– Рамада! – Макдэниелс от облегчения позволил себе разозлиться. – Где ты шляешься, доложи обстановку! Что с остальными? Прием.

– Говорит Бранч, – сказал Элиас все тем же странным голосом. Видно, при падении вертолета он получил контузию – что-то случилось и со слухом.

– Майор, это вы? – донесся до него голос Макдэниелса. – Говорит «Эхо Танго-два». Как вы там? Прием?

– Рамада пропал, – сообщил Бранч. – Вертолет разбился.

С полминуты Мак переваривал услышанное. Затем деловито продолжил:

– Видим вас, майор, на инфракрасных приборах. Рядом с вертолетом. Оставайтесь на месте. Вам окажут помощь. Прием.

– Нет! – проскрипел Бранч птичьим голосом. – Ни в коем случае! Вы меня слышите?

Мак и прочие молчали.

– Не пытайтесь приблизиться, повторяю, не пытайтесь приблизиться! Турбины здесь не работают!

Все приняли известие без особой радости.

– Вас понял, – сказал Шульбе.

Макдэниелс продолжил:

– Майор, как ваше самочувствие?

– Самочувствие? – Кроме боли Бранч ничего не чувствовал. Он всего лишь смертный. – Терпимо.

– Майор… – Макдэниелс сделал неловкую паузу, – что у вас с голосом?

Значит, они тоже заметили?

Доктор медицины Кристи Чемберс тоже слушала.

– Это азот, – сообщила она.

Конечно, подумал Бранч.

– Элиас, вы можете подышать кислородом? Это необходимо.

Бранч вяло поискал маску Рамады, но ее, видимо, сорвало при крушении.

– Где-то в воздухе, – слабо сказал он.

– Достаньте! – потребовала Чемберс.

– Не могу, – сообщил Бранч.

Искать маску означало снова двигаться. И еще хуже – бросить шлем Рамады и потерять контакт с внешним миром. Нет, радио нужнее кислорода. Связь – это информация. Информация – это действия, действия – это спасение.

– Вы ранены?

Майор посмотрел на себя. У него по бедрам чиркали странные цветные лучики, и он понял, что это лазеры. Его вертолеты изучают местность, выбирая цели для своего оружия.

– Нужно найти Рамаду, – сказал он. – Вам его видно?

Но Макдэниелс не унимался:

– Вы можете двигаться?

Что они говорят? Бранч обессиленно прислонился к машине.

– Вы можете ходить, майор? Вы в состоянии оттуда уйти?

Бранч оценил свои силы. Оценил условия.

– Нет.

– Передохните, майор. Не двигайтесь. Из лагеря к вам направляется биохимическая бригада. Мы их спустим на тросе. Помощь идет, сэр.

– Рамада…

– Это не ваша забота. Мы его найдем. А вы пока посидите.

Как может человек просто взять и исчезнуть? Даже мертвое тело излучает тепло еще несколько часов. Бранч поднял глаза, стараясь разглядеть Рамаду среди ветвей. Или его выбросило прямо в захоронение?

Раздался чей-то новый голос.

– «Эхо Танго-один», говорит база.

Мастер-сержант Джефферсон. Звучный грудной голос вызвал желание опустить голову и забыться.

– Майор, вы там не один, – сообщила Джефферсон. – Выполните, пожалуйста, указание. Спутник зарегистрировал какое-то перемещение к северо-северо-западу от вашего борта.

Северо-северо-запад? Его приборы молчали. Даже компаса не было. Но Бранч не жаловался.

– Это Рамада, – уверенно сказал он.

Кто же еще? Его штурман оказался жив.

– Майор, – продолжала Джефферсон, – объекты не имеют армейских опознавательных знаков. Возможно, они опасны. Повторяю, нам неизвестно, кто к вам приближается.

– Это Рамада, – настаивал Бранч.

Наверное, штурман выбрался из кабины и занялся тем, чем и положено штурману, – попытался сориентироваться.

– Майор! – Джефферсон говорила другим тоном. Забыв, что их слышат все, она сказала – ему одному: – Мотай оттуда!

Бранч прислонился к остаткам вертолета. Убираться? Он едва стоит.

Макдэниелс:

– Я тоже засек. Пятнадцать ярдов. Идет прямо к вам. Откуда, черт подери, он мог взяться?

Бранч посмотрел через плечо. Плотная атмосфера расступилась как мираж. Кто-то, пошатываясь, вышел из-за кустов и деревьев.

Лазеры неистово заметались по груди, плечам и ногам фигуры. Казалось, пришелец весь разрисован, словно модель боди-арта.

– Я его держу на мушке, – пробормотал Макдэниелс.

– И я, – сообщил Тиг.

– Вас понял, – сказал Шульбе.

Короткие реплики: ни дать ни взять – игра в карты.

– Уходите, майор!

– Отставить! – поспешно приказал Бранч, у которого мелькание лазеров вызывало ужас. «Моим врагам придется несладко», – подумал он. – Это Рамада! Не стрелять.

– Обнаружены еще объекты, – доложила Джефферсон. – Два, четыре, пять теплых объектов. Двести метров к юго-востоку, координаты СМ восемь три…

Макдэниелс заторопился:

– Майор, вы уверены?

Лазеры не унимались. Они продолжали чертить дрожащие рисунки на теле идущего. Даже при свете нервно дергающихся лучей, с полной ясностью понимая, кто к нему приближается, Бранч осознал – он не хочет верить, что видит своего штурмана. Ибо майор узнал Рамаду – по тому, что от того осталось. Радость улетучилась.

– Это он, – угрюмо подтвердил Бранч. – Точно.

На Рамаде не было ничего, кроме ботинок. С головы до пят штурман истекал кровью. Он походил на раба, которого подвергли бичеванию. На лодыжках лоскутами болтались клочья мяса. «Сербы?» – в ужасе гадал Бранч. Он вспомнил толпу в Могадишо, в Сомали, и мертвых американцев, привязанных за ноги к грузовикам.

С момента аварии прошло не больше десяти – пятнадцати минут; когда же успели сотворить такое с Рамадой? Наверное, он пострадал при крушении от осколков плексигласа. Что еще могло так его искромсать?

– Бобби, – тихо позвал Бранч.

Роберто Рамада поднял голову.

– Нет, – прошептал Бранч.

– Что там такое, майор? Прием.

– Глаза, – сказал Бранч.

Рамаде выкололи глаза.

– Не слышу вас, «Эхо Танго-один»…

– Повторите, повторите.

– У него нет глаз.

– Повторите, повторите…

– Ему выкололи глаза.

Шульбе:

– Глаза?

Тиг:

– Зачем?

Пауза. Затем заговорила база:

– …гие объекты. «Эхо Танго-один», вы слышите?

Макдэниелс, голосом автомата:

– Вижу еще неизвестные объекты. Пять теплых объектов. Передвигаются на ногах. Приближаются к вам.

Бранч почти не слышал.

Рамада спотыкался, словно ему мешали лазерные лучи. И Бранч понял. Рамада попытался убежать через лес. Но его вернули не сербы. Его не пропустил лес.

– Звери, – пробормотал Бранч.

– Повторите, майор!

Дикие звери. На пороге двадцать первого века штурмана Рамаду только что загрызли дикие звери.

Война превратила многих домашних животных в диких. Звери из цирков и зоопарков оказались в лесах и одичали. Бранча не удивило, что они оказались здесь. Заброшенная шахта – отличное убежище. Но какие животные могли лишить Рамаду глаз? Вороны могли, но не ночью. Бранчу не доводилось слышать о таком. Совы? Однако Рамада жив, он бы их к себе не подпустил.

– «Эхо Танго-один»…

– Бобби, – позвал Бранч.

Рамада повернулся на свое имя и даже открыл рот, чтобы отозваться. Но рот его изверг лишь кровь, а не звуки. Языка тоже не было. Только теперь Бранч увидел его руку. С левой руки ниже локтя было содрано все мясо. Осталась голая кость. Ослепленный штурман о чем-то молил своего спасителя, однако тот слышал только мычание.

– «Эхо Танго-один», сообщаю вам…

Бранч сбросил шлем, и тот повис на проводе снаружи машины. Макдэниелсу, мастер-сержанту Джефферсон и Кристи Чемберс придется подождать. Милосердие превыше всего. Если Рамаде не помочь, он так и будет блуждать в лесу. Упадет в могилу, или его разорвут хищные звери.

Собрав всю свою силу уроженца гор, Бранч подтянулся и оттолкнулся от вертолета. Шагнул к штурману.

– Все будет хорошо, – сказал он своему другу. – Можешь подойти поближе?

Рамада уже почти лишился рассудка. Но отреагировал. Он повернулся к Бранчу. К руке майора потянулась голая кость. Бранч отшатнулся, но обхватил здоровой рукой Рамаду за пояс и попытался его поднять. Оба свалились под разбитую машину.

Ужасное состояние Рамады принесло Бранчу своего рода облегчение. Все познается в сравнении. Теперь он видел раны гораздо худшие, чем его собственные. Он положил Рамаду к себе на колени и стал вытирать с его лица кровь и грязь.

Придерживая Рамаду, Бранч прислушивался к рации в болтающемся шлеме.

– «…дин… Эхо Танго-один»… – неслось оттуда заклинание.

Бранч сидел в грязи, прислонившись спиной к вертолету, и обнимал своего падшего ангела. «Матерь Божья, скорбящая». Руки и ноги штурмана, к счастью, обмякли. В тишине совсем близко раздался голос Джефферсон:

– Майор! Вы в опасности. Вы слышите?

– Бранч! – В голосе Макдэниелса звучали отчаяние, усталость и злость. – Они идут к вам. Если вы меня слышите, найдите какое-нибудь укрытие. Вам нужно спрятаться.

Ничего они не понимают. Теперь уже все в порядке. Бранчу хотелось спать. Мак продолжал твердить:

– …алось тридцать ярдов. Вы их видите?

Если бы Бранч мог дотянуться до шлема, он попросил бы их помолчать. Болтовня только зря беспокоила Рамаду. Штурман явно слышал. Чем больше они кричали, тем больше бедный Рамада стонал и выл.

– Тихо, Бобби. – Бранч гладил его по окровавленной голове.

– Двадцать ярдов. Они прямо перед вами. Вы их видите, майор? Вы меня слышите?

Бранч не сердился на Макдэниелса. Он щурился в азотистую пелену. Все равно что смотреть через стакан с водой. Видимость двадцать футов, даже не ярдов, а дальше лес – покоробленный и призрачный. У Бранча заболела голова. Майор почти сдался, но тут заметил движение.

Что-то шевельнулось сбоку. Что-то бледное в проявившейся глубине леса. Бранч повернул голову, но видение уже исчезло.

– Они расходятся. Обходят вас с боков. Если вы слышите, попытайтесь уйти. Повторяю – уходите, спасайтесь.

Рамада по-идиотски хрюкнул. Бранч попытался его успокоить, но штурман впал в панику. Он оттолкнул руку Бранча и дико вопил в сторону темного леса.

– Успокойся, – шептал Бранч.

– Вижу вас на инфракрасном экране. Возможно, вы не в состоянии ходить. Так хоть спрячьтесь, черт побери, если слышите.

Сейчас Рамада выдаст их своей возней. Бранч огляделся и увидел, что рядом болтается его маска. Он взял ее и прижал к лицу Рамады. Это подействовало. Рамада перестал кричать. Он несколько раз глубоко вдохнул. Через секунду у него начались судороги.

Впоследствии люди не осуждали Бранча за смерть Рамады. Даже потом, когда коронеры дали заключение о смерти в результате несчастного случая, мало кто верил, что Бранч не хотел его убивать. Кое-кто считал, что Бранч поступил так из сострадания к изуродованному товарищу. Другие говорили, что у Бранча сработал инстинкт самосохранения и у него не было выбора.

Рамада извивался в руках у командира. Он сорвал маску. Его вопль перешел в агонию.

– Все будет хорошо, – сказал Бранч и опять прижал маску к лицу штурмана.

Рамада весь выгнулся. Щеки надувались и опадали. Он вцепился в Бранча. Бранч не сдавался – прижимал маску к лицу Рамады, словно там был морфий. Постепенно Рамада перестал бороться. Бранч не сомневался, что тот уснул.

По обшивке «Апача» стучал дождь.

Рамада обмяк.

Бранч услышал шаги. Потом шаги прекратились. Он поднял маску. Рамада был мертв. В ужасе Бранч нащупывал его пульс. Он встряхнул тело, которое больше не испытывало боли.

– Что я сделал? – громко спросил Бранч. И стал опять трясти штурмана.

Из рации неслись разные голоса:

– …укрытие… окружены…

– …прицел… готовы…

– Майор, простите меня… по моей команде…

Мастер-сержант Джефферсон тем временем произносила:

– Во имя Отца, и Сына…

Опять послышались шаги, слишком быстрые и тяжелые для человека.

Бранч едва успел поднять голову. Азотистая завеса раздвинулась. Оказалось, он ошибался. То, что появилось из миража, не походило ни на каких земных тварей. Но Бранч узнал их.

– Боже! – прошептал он, широко раскрыв глаза.

– Огонь! – приказал Мак.

Бранч повидал разные сражения, но такого не видел. Это была не битва, а светопреставление.

Капли дождя превратились в куски металла. Тридцатимиллиметровки вспахивали землю, раскидывая опавшие листья, грибы, корни. Словно стены разрушаемого замка, падали деревья. Врага буквально размазали.

Вертолеты висели в километре от Бранча, и первые несколько секунд ему казалось, что мир в полной тишине вывернулся наизнанку. Земля вскипела от пуль. Затем обрушился грохот ракет. Темнота сгорела дотла. Свет такой, что человеку не пережить.

И длилось это вечность.

Когда Бранча нашли, он так и сидел, прислонившись к вертолету и обнимая своего штурмана. Обшивка вертолета покоробилась и почернела – до нее нельзя было дотронуться. За спиной Бранча на обшивке остался его силуэт. Чистый металл, который он защитил своим телом и духом.

Эти события изменили Бранча навсегда.