Текст книги "Грехи отцов"

8

Эмма уже больше часа стояла на причале, и вот наконец увидела «Звезду Канзаса», медленно входившую в порт, но до швартовки прошло еще столько же. Думая о принятом решении, она уже начинала сомневаться, достанет ли ей мужества. Она отгоняла мысли о гибели «Атении» несколько месяцев назад[5]5
  «Атения» – британский пассажирский лайнер. 3 сентября 1939 года, всего через несколько часов после объявления правительством Соединённого Королевства войны Германии, подводная лодка U-30 потопила «Атению», приняв ее по ошибке за вспомогательный крейсер. «Атения» стала первым судном, потопленным немецкими подводными лодками во Второй мировой войне.


[Закрыть] и о том, что может и не добраться до Нью-Йорка.

Эмма написала матери длинное письмо, в котором попыталась объяснить, почему уезжала на пару недель – максимум на три, – и надеялась на понимание. Но она не могла написать Себастьяну и дать ему знать, что собирается искать его отца и уже скучает по своему крошке. Она твердила, что поступает так больше для сына, чем для себя.

Сэр Уолтер опять предложил представить ее капитану «Звезды Канзаса», но Эмма вежливо отказалась, поскольку сохранение инкогнито являлось частью ее плана. Дед довольно смутно описал ей доктора Уоллеса, и на того, конечно, не походил никто из сошедших на берег. Однако сэр Уолтер сообщил ей два важных факта. Первый: отплытие «Звезды Канзаса» состоится вечером на отливе. И второй: между двумя и пятью часами эконом оформлял в своем офисе судовые документы. А главное, в его обязанности входил прием на работу персонала, не относящегося к команде.

За день до этого Эмма написала деду – поблагодарила за помощь, но так и не раскрыла своего замысла, хотя подозревала, что он и сам обо всем догадался.

Когда часы на здании конторы Баррингтонов пробили дважды, а доктор Уоллес так и не появился, Эмма подхватила свой скромный чемодан и решила, что пора подняться по трапу. Взволнованная, она ступила на палубу и спросила у первого же человека в форме, как пройти в каюту эконома. Ее направили уровнем ниже в кормовую часть.

Она заметила пассажирку, спускавшуюся по широкой лестнице, и последовала за ней на нижнюю, по ее мнению, палубу, но где находилась корма, уже не знала, и встала в очередь у бюро информации.

За стойкой стояли две девушки в темно-синей форме и белых блузках. С приклеенными улыбками они пытались сориентировать пассажиров.

– Чем могу быть полезна, мисс? – спросила одна, когда наконец пришел черед Эммы. Девушка явно приняла ее за пассажирку, да и та сперва собиралась оплатить проезд до Нью-Йорка, но после решила, что скорее все выяснит, если устроится в экипаж.

– Мне нужна каюта эконома.

– Вниз по сходням, вторая дверь справа, – показала девушка. – Мимо не пройдете.

Эмма повиновалась указующему персту, достигла двери с табличкой «Эконом», набрала в легкие воздуха и постучала.

– Войдите!

Эмма открыла дверь и увидела элегантно одетого офицера, который сидел за столом, заваленным бланками. На нем была крахмальная рубашка с открытым широким воротом и золотыми эполетами.

– Чем могу помочь? – спросил он с незнакомым акцентом.

– Я ищу место официантки, сэр, – ответила Эмма, подделываясь под служанку из Мэнор-Хауса.

– Простите, – ответил он и снова уткнулся в бумаги. – Штат уже набран. Осталось только место в справочном бюро.

– С удовольствием, – сказала Эмма уже своим естественным голосом.

Эконом поднял глаза и внимательно посмотрел на нее.

– Оклад не сказать, чтоб хорош, – предупредил он. – А график и того хуже.

– Мне не привыкать.

– И я не могу вас принять на постоянную должность, – продолжил эконом. – Девушка в отпуске, она сейчас в Нью-Йорке и вернется по прибытии судна.

– Ничего страшного, – отозвалась Эмма без объяснений.

Офицер все еще сомневался.

– Грамоте обучены?

Эмма могла бы сказать о стипендии в Оксфорде, но ответила просто:

– Да, сэр.

Тот молча выдвинул ящик стола, достал пространную анкету, протянул поршневую ручку и велел заполнять.

Как только Эмма взялась за дело, он добавил:

– И еще я должен взглянуть на вашу рекомендацию.

Эмма заполнила анкету, раскрыла сумочку и вручила ему отзыв от Мэйзи.

– Впечатляет, – признал эконом. – Но справитесь ли вы с работой администратора?

– Им я и стала бы в «Гранде», – объяснила Эмма. – Мне нужна практика, чтобы стать управляющей.

– Тогда зачем же вы отказываетесь и проситесь к нам?

– В Нью-Йорке у меня двоюродная бабушка, и мама хочет, чтобы я пожила у нее до окончания войны.

Это окончательно убедило эконома, поскольку ему было не в новинку общаться с такими беженцами.

– Что ж, тогда за дело, – сказал он, быстро встал и повел ее назад к справочному бюро.

– Пегги, я нашел замену Даны на рейс, – объявил он на месте. – Подготовьте ее, пусть сразу и приступает.

– Слава богу, – сказала Пегги, поднимая откидную доску и впуская Эмми за стойку. – Как тебя звать? – спросила она с тем же невыносимым акцентом.

Эмма впервые поняла Бернарда Шоу, который сказал, что Америка и Англия – две страны, разделенные общим языком.

– Эмма Баррингтон.

– Так вот, Эмма, это моя помощница Труди. Мы страшно заняты. Понаблюдай, а мы натаскаем тебя по ходу дела.

Эмма отступила на шаг назад и стала смотреть, как девушки выдерживали натиск, каким-то образом ухитряясь еще и улыбаться.

За час она выяснила, когда и где пассажиры должны собраться по учебной тревоге, на какой палубе расположен ресторан, как далеко должно отойти судно, чтобы пассажиры получили выпивку, с кем сыграть в бридж после ужина и как попасть на верхнюю палубу, чтобы полюбоваться закатом.

В течение следующего часа Эмма выслушивала одни те же вопросы, звучавшие вновь и вновь, а на третий решилась, шагнула вперед и начала самостоятельно отвечать пассажирам, лишь иногда справляясь у новых коллег.

На Пегги это произвело впечатление, и, когда очередь сократилась до двух опоздавших, она объявила:

– Пойдем покажу тебе твою каюту да перекусим, пока пассажиры накачиваются перед обедом. – Она обратилась к Труди: – Вернусь до семи, сменю тебя.

Затем откинула доску и вышла. Труди кивнула, и к ней подошел очередной пассажир.

– Скажите, а к ужину обязательно переодеваться?

– В первый вечер – нет, сэр, – последовал уверенный ответ, – но дальше – да.

Пегги продолжала щебетать, ведя Эмму по длинному коридору, пока они не подошли к трапу, отгороженному веревкой с табличкой «Только для членов экипажа».

– Трап ведет к нашим каютам, – объяснила она, снимая с крючка конец веревки. – У нас с тобой одна на двоих, койка Даны сейчас свободна.

– Ну и замечательно, – кивнула Эмма.

Они спускались все ниже, и с каждой палубой трапы становились все уже. Пегги умолкала, только когда кто-нибудь из команды сторонился, давая им пройти. Иногда она награждала встречных теплой улыбкой. Эмма и не знала, что такие бывают, – Пегги была решительна, независима и в то же время трогательно женственна, с короткими светлыми волосами, одетая в юбку, которая едва прикрывала колени, и тесный жакет, подчеркивавший достоинства фигуры.

– Пришли, – сказала та наконец. – Здесь ты будешь спать следующую неделю. Надеюсь, ты не ждала увидеть дворец.

Эмма вошла в каюту, которая была меньше любой комнаты в Мэнор-Хаусе, включая кладовку для метел.

– Жуть, правда? – спросила Пегги. – Вообще, у этой старой калоши есть только один плюс. – (Эмме было незачем уточнять, что та имела в виду, благо Пегги охотно отвечала как Эмме, так и себе самой.) – Такого соотношения мужчин и женщин не сыщешь нигде на земном шаре, – хохотнула она и продолжила: – Это койка Даны, а эта моя. Сама видишь, двоим здесь не поместиться, разве что кто-то ляжет. Давай устраивайся, а через полчаса приходи, я отведу тебя вниз в столовую на ужин.

«Разве ниже еще что-то есть?» – удивилась Эмма, но спросить не успела, Пегги уже упорхнула. Она в замешательстве села на койку. Как ей добиться от Пегги ответа на все вопросы, когда та без умолку трещит? А может, оно и к лучшему – сама все выболтает? В запасе еще целая неделя, придется набраться терпения. Она принялась перекладывать свои скромные пожитки в шкаф, который Дана не позаботилась освободить.

Раздались два длинных мощных гудка, и мигом позже Эмма почувствовала легкую дрожь корпуса. Иллюминатора в каюте не было, но она поняла, что судно движется. Она снова села и попыталась убедить себя в правильности решения, уже тоскуя по Себастьяну, хотя и собиралась через какой-то месяц вернуться в Бристоль.

Эмма изучила помещение, которое стало ей домом на следующую неделю. К обеим стенам крепились узкие койки, рассчитанные на человека ниже среднего роста. Она прилегла и проверила матрац, который не пружинил, потому что был без пружин, и положила голову на подушку, словно набитую поролоном, но не пером. Была здесь и маленькая раковина с двумя кранами, из которых тонкой струйкой текла тепловатая вода.

Она надела форму Даны и едва удержалась от смеха. Вернувшаяся Пегги удержаться уже не смогла. Дана была как минимум на три дюйма ниже и на три размера полнее Эммы.

– Скажи спасибо, что это всего на неделю, – утешила ее Пегги, увлекая Эмму на ужин.

Они спустились в самое чрево парохода и присоединились к остальной команде. Несколько молодых мужчин и пара постарше позвали Пегги за свои столы. Она выбрала высокого юношу – механика, как она шепнула Эмме. Втроем они встали в очередь. Механик положил себе всего, что там было. Пегги обошлась половиной, а Эмма, испытывая легкую тошноту, удовлетворилась печеньем и яблоком.

После ужина они вернулись в справочное бюро сменить Труди. Ужин для пассажиров начинался в восемь, и народу было мало. Считаные единицы справлялись, как пройти в ресторан.

За следующий час Эмма узнала гораздо больше о Пегги, чем о «Звезде Канзаса». Когда в десять вечера их смена подошла к концу, они опустили решетку и Пегги повела свою новую сослуживицу на нижнюю палубу.

– Выпьем в столовке?

– Нет, спасибо, – отказалась Эмма, – я устала.

– Каюту найдешь?

– Нижняя палуба семь, каюта один-один-три. Если вернешься, а меня не будет в койке, высылай поисковую партию.

В каюте Эмма быстро разделась, умылась и скользнула под простынку с одеялом. Она лежала на жесткой койке, пытаясь устроиться поудобнее и подобрав колени едва не к подбородку, но из-за качки оставалась в одном положении лишь считаные секунды. Прежде чем Эмма забылась сном, ее последние мысли были о Себастьяне.

Пробуждение было резким. Стояла такая темень, что стрелки часов не удавалось разглядеть. Сперва она решила, что качается судно, но вот глаза привыкли, и Эмма различила два тела на койке у противоположной стены каюты, ритмично ходившие ходуном. У одного не поместились ноги – похоже, что это был механик. Эмма подавила смех и лежала тихо, пока Пегги не издала долгий вздох и возня прекратилась. Через пару секунд длинные ноги коснулись пола и сунулись в поношенный комбинезон. Очень скоро дверь каюты открылась и тихо затворилась. Эмма заснула – на этот раз крепко.

9

Когда она проснулась утром, Пегги была на ногах и одета.

– Я на завтрак, – объявила она. – Увидимся в бюро. Дежурим мы, кстати, с восьми.

Едва она выпорхнула, Эмма вскочила с койки. Умывшись медленно и одевшись быстро, она поняла, что не успеет позавтракать, если надеется вовремя попасть за стойку.

Когда Эмма заступила на пост, то быстро обнаружила, что Пегги очень серьезно относится к делу и старается угодить каждому, кто обратится за помощью. Во время перерыва на кофе Эмма закинула удочку:

– Один пассажир спросил, когда принимает доктор.

– С семи до одиннадцати утром, – ответила Пегги, – и с четырех до шести вечером. В неотложном случае звонить «один-один-один» с ближайшего телефона.

– А как зовут доктора?

– Паркинсон. Доктор Паркинсон. Все девки от него без ума.

– Надо же, а пассажир думал, что это доктор Уоллес.

– Нет, Уолли ушел на пенсию с полгода назад. Милый старикашка.

Больше Эмма вопросов не задавала и просто пила кофе.

– Походила бы ты с утра да осмотрелась, чтобы знать, куда людей посылаешь, – предложила Пегги, когда они вернулись на рабочее место. Затем вручила Эмме путеводитель по судну. – Увидимся на ланче.

С открытым путеводителем Эмма начала экскурсию с верхней палубы: рестораны, бары, зал для карточных игр, библиотека и даже танцплощадка с судовым джаз-оркестром. Она задержалась только у лазарета на нижней палубе номер два. Осторожно приоткрыв двойные двери, она заглянула внутрь. В дальнем конце помещения стояли аккуратно застеленные койки. Не на них ли спали Гарри и лейтенант Брэдшо?

– Чему могу помочь? – раздался голос.

Эмма резко повернулась и увидела высокого мужчину в длинном белом халате. Она тотчас поняла, почему Пегги потеряла от него голову.

– Я новенькая, работаю в справочном бюро, – выпалила она. – Знакомлюсь с судном: где что находится…

– Саймон Паркинсон, – представился доктор, дружески улыбнувшись. – Теперь, когда вы меня нашли, добро пожаловать в любое время.

– Благодарю, – ответила Эмма, быстро попятилась в коридор, закрыла за собой дверь и поспешила прочь.

Она не помнила, кто и когда последний раз с ней флиртовал, но предпочла бы доктора Уоллеса. Остаток утра она провела за изучением палуб, пока не запомнила план судна достаточно, чтобы уверенно сориентировать любого пассажира.

Эмма предвкушала, как блеснет, но Пегги усадила ее за списки пассажиров. Эмма уединилась в подсобке и принялась читать длинный перечень имен, владельцев которых она вряд ли увидит в будущем.

Вечером она попыталась поужинать – подали тосты с бобами и лимонад, но быстро вернулась в каюту, надеясь урвать немного сна, если механик явится снова.

Когда дверь открылась, ее разбудил коридорный свет. Эмма не поняла, кто вошел в каюту, но это был точно не механик, потому что ноги этого гостя не доставали до стены. Она пролежала без сна сорок минут, пока тот не ушел.

* * *

Эмма быстро привыкла и к ежедневной рутине, и к ночным визитам. Последние мало чем различались – менялись только мужчины, хотя однажды любвеобильный гость направился к Эмме, а не к Пегги.

– Койкой ошиблись, – спокойно остановила его Эмма.

– Простите, – последовал ответ, и гость сменил курс.

Пегги, очевидно, решила, что Эмма спит, потому что после того, как пара покончила с делом, Эмма слышала каждое слово их приглушенной беседы.

– А твоя подружка дает?

– Что, запал? – хихикнула Пегги.

– Нет, не я, но есть желающие первыми расстегнуть пуговички на форме Даны.

– Шансов ноль. У нее парень в Бристоле, и даже Паркинсон не произвел на нее никакого впечатления.

– Жаль, – откликнулся голос.

* * *

Пегги и Труди часто вспоминали утренние похороны девятерых моряков с «Девонца», состоявшиеся до завтрака. Путем наводящих вопросов Эмма сумела выяснить вещи, которых не могли знать ни Мэйзи, ни дед. Но вот до Нью-Йорка осталось три дня, а она так и не узнала, были ли Гарри или лейтенант Брэдшо единственными выжившими.

На пятый день рейса Эмма впервые дежурила самостоятельно, и все прошло гладко. Сюрприз случился ночью.

Очередной мужчина снова направился к койке Эммы, но мигом вышел, едва она так же спокойно произнесла: «Ошиблись койкой». Потом она долго лежала без сна, гадая, кто же это мог быть.

На шестой день Эмма, так и не узнав о Гарри и Томе Брэдшо ничего нового, начала опасаться, что прибудет в Нью-Йорк без единой зацепки. За обедом она решилась спросить у Пегги о «том, который выжил».

– Я видела Тома Брэдшо только раз, – сказала Пегги. – Он гулял по палубе с медсестрой. Хотя «гулял» – сильно сказано, бедняга ходил на костылях.

– Вы разговаривали?

– Нет, он выглядел скромником. В любом случае, Кристин с него глаз не спускала.

– Кристин?

– Она была судовой медсестрой, работала с доктором Уоллесом. Они-то и спасли Тома Брэдшо.

– И больше ты его не видела?

– Мельком, уже в Нью-Йорке, когда он сходил на берег вместе с Кристин.

– Он покинул судно вдвоем с Кристин? – встрепенулась Эмма. – А доктор Уоллес был с ними?

– Нет, только Кристин и ее дружок Ричард.

– Ричард? – с облегчением переспросила Эмма.

– Ну да, Ричард… фамилии не помню. Он был здесь третьим помощником капитана. Вскоре они с Кристин поженились, и мы их больше не видели.

– Симпатичный?

– Том или Ричард? – спросила Пегги.

– Принести тебе выпить, Пег? – спросил молодой мужчина, которого Эмма видела впервые, но заподозрила, что ночью узреет в профиль.

Она не ошиблась и не сомкнула глаз ни до его визита, ни во время, ни после. Она думала о совершенно другом.

* * *

На следующее утро Эмма впервые за плавание опередила за стойкой Пегги.

– Приготовить список на высадку? – спросила она, когда та наконец явилась и откинула доску.

– Ты первая на моей памяти, кто сам предлагает, – заметила Пегги. – Пожалуйста, ради бога. Кто-то же должен его сверить. Вдруг иммиграционные власти решат еще раз кого-нибудь проверить.

Эмма отправилась в подсобку. Отложив в сторону список пассажиров, она занялась папками с делами бывших членов экипажа, которые нашла в отдельном шкафчике, выглядевшем так, будто его давно не открывали.

Она приступила к неторопливому и тщательному поиску Кристин и Ричарда. Кристин нашлась без труда, поскольку была одна – она проработала старшей медсестрой на борту «Звезды Канзаса» с тридцать шестого по тридцать девятый год. Однако Ричардов, Диков и Дикки обнаружилось несколько, но адрес одного – лейтенанта Ричарда Тиббета – значился в том же манхэттенском многоквартирном доме, что и мисс Кристин Крэйвен.

Эмма записала его.

10

– Добро пожаловать в Соединенные Штаты, мисс Баррингтон.

– Спасибо, – ответила Эмма.

– Как долго вы пробудете в нашей стране? – спросил иммиграционный чиновник, проверив ее паспорт.

– Неделю, максимум две, – ответила Эмма. – Навещу двоюродную бабушку, а затем вернусь в Англию.

Это была правда: у Эммы и в самом деле жила в Нью-Йорке двоюродная бабушка, сестра лорда Харви, но навещать ее она ни в коем случае не собиралась, так как не хотела, чтобы семья узнала, зачем она здесь.

– Адрес вашей двоюродной бабушки?

– Угол Шестьдесят четвертой и Парковой.

Иммиграционный чиновник сделал пометку, поставил печать и вернул паспорт.

– Желаю приятно провести время в Большом Яблоке,[6]6
  Нью-Йорк. Говорят, что это слово относится к временам джазового бума 1930-х годов, когда «яблоко» было жаргонным словом музыкантов, означающим полученную работу. Нью-Йорк был тем местом, где хотели работать все джазовые музыканты, чтобы стать популярными. Таким образом, Нью-Йорк стали называть The Big Apple – Большое Яблоко.


[Закрыть] мисс Баррингтон.

Как только Эмма миновала иммиграционный контроль, она присоединилась к длинной очереди пассажиров со «Звезды Канзаса». Еще через двадцать минут она уже сидела в такси.

– Мне нужен небольшой, с разумными расценками отель неподалеку от Мертон-стрит, Манхэттен, – сказала она водителю.

– Ищо разочек, леди, – отозвался таксист. Во рту у него торчал огрызок погасшей сигары.

Эмма не поняла ни слова и решила, что у водителя те же трудности.

– Я ищу маленький, недорогой отель около Мертон-стрит, на острове Манхэттен, – сказала она медленно, отчетливо выговаривая каждое слово.

– Мертон-стрит, – повторил водитель, словно это было единственным, что он понял.

– Верно, – сказала Эмма.

– А чего сразу-то не сказали?

Он тронул машину и больше рта не раскрывал, пока не высадил свою пассажирку у краснокирпичного здания с развевающимся флагом «Отель „Мэйфлауэр“».

– Сорок центов с вас, – объявил таксист, кивая огрызком сигары при каждом слове.

Эмма оплатила проезд из зарплаты, которую получила за неделю работы на судне. Она зарегистрировалась в отеле, поднялась на лифте на четвертый этаж и направилась в свой номер. Там она поспешила раздеться и принять горячую ванну.

Вылезать оттуда отчаянно не хотелось. Эмма вытерлась большим пушистым полотенцем, надела скромное, по ее мнению, платье и спустилась на первый этаж. Она чувствовала себя почти человеком.

В углу гостиничного кафе Эмма нашла свободный столик и заказала чашку чаю (здесь не слыхали про «Эрл Грей») и клубный сандвич – нечто, о чем не слыхала уже она. В ожидании она принялась составлять на бумажной салфетке длинный перечень вопросов, надеясь, что на Мертон-стрит, 46, найдется желающий на них ответить.

Подписав счет («check» – еще одно новое слово), Эмма спросила администратора, как ей найти Мертон-стрит. Три квартала на север, два на запад – последовал ответ. Она и не догадывалась, что каждый житель Нью-Йорка обладал встроенным компасом.

Эмма с удовольствием прошлась, останавливаясь полюбоваться витринами с товарами, которых в Бристоле отродясь не видели. Сразу после полудня она подошла к многоэтажному жилому дому, не зная, как быть, если миссис Тиббет не окажется дома.

Аккуратно одетый привратник поздоровался и отворил ей дверь.

– Чем могу служить?

– Я пришла к миссис Тиббет, – ответила Эмма так, будто ее ждали.

– Квартира тридцать один, третий этаж, – сообщил тот, коснувшись края фуражки.

Английский акцент и правда был пропуском.

Пока лифт нехотя полз на третий этаж, Эмма отрепетировала несколько фраз, которые, как она надеялась, помогут отпереть следующую дверь. Когда кабина остановилась, она сдвинула решетку, шагнула в коридор и отправилась искать тридцать первую квартиру. Посреди двери Тиббетов был встроен крохотный стеклянный кружок, напомнивший ей глаз Циклопа. Заглянуть внутрь Эмма не могла, зато квартирант, как она поняла, мог видеть происходящее снаружи. Более знакомое устройство – звонок – нашлось на стене. Она нажала кнопку и стала ждать. Прошло какое-то время, и вот дверь отворилась, но лишь на несколько дюймов, удерживаемая цепочкой. Из темной щели уставились два глаза.

– Что вам нужно? – осведомился голос. Спасибо, что хоть слова были понятны.

– Простите, что беспокою вас, миссис Тиббет, – сказала Эмма, – но вы, возможно, мой последний шанс. – (Глаза женщины смотрели с подозрением.) – Видите ли, я отчаянно пытаюсь разыскать Тома.

– Тома? – повторил голос.

– Тома Брэдшо. Он отец моего ребенка, – выложила Эмма свой последний козырь.

Дверь закрылась. Брякнула цепочка, и та распахнулась полностью, явив молодую женщину с ребенком на руках.

– Вы извините, – сказала она, – но Ричард не разрешает открывать незнакомцам. Входите, пожалуйста. – Она провела Эмму в гостиную. – Присядьте, а я пока уложу Джека.

Эмма села и огляделась. Здесь было несколько фотографий Кристин с молодым военно-морским офицером – очевидно, Ричардом.

Через несколько минут Кристин вернулась с кофейным подносом.

– С молоком или черный?

– С молоком, пожалуйста, – ответила Эмма, которая никогда не пила кофе в Англии, но быстро усвоила, что американцы не пьют чай даже по утрам.

– Сахар? – предложила Кристин, когда наполнила обе чашки.

– Нет, спасибо.

– Значит, Том ваш муж? – спросила Кристин, усевшись напротив.

– Нет, я его невеста. Откровенно говоря, я понятия не имела, что беременна.

– Как вы нашли меня? – В голосе Кристин все еще звучала тревога.

– Эконом со «Звезды Канзаса» сказал, что вы с Ричардом последние видели Тома.

– Это правда. Мы были с ним до ареста. Он едва успел сойти на берег.

– Ареста? – не веря своим ушам, переспросила Эмма. – Что же он натворил, за что?

– Его обвинили в убийстве родного брата, – сказал Кристин. – Неужели не знали?

Эмма разрыдалась. Надежды рухнули, и выжил Брэдшо, а не Гарри. Если бы Гарри обвинили в убийстве брата Брэдшо, то он мог бы запросто доказать, что арестовали не того.

Если бы она вскрыла конверт с каминной полки Мэйзи, то узнала бы правду и не подвергла себя столь суровому испытанию. Она рыдала, впервые осознав, что Гарри нет в живых.