Текст книги "Холодная луна"

Глава 10

14:45

Сидя в машине, детектив беспокойно ерзал на сиденье, потирал свой большой живот, дергал воротник.

Кэтрин Дэнс внимательно изучала язык тела Лона Селитто, пока он несся на своем «краун-вике» – том же служебном автомобиле, который был и у нее в Калифорнии, – по улицам Нью-Йорка, отключив сирену, но сверкая мигалками.

Позвонил ей в такси тогда он и вновь попросил помочь в расследовании того же самого дела.

– Я знаю, что у вас билет на самолет, и я знаю, что вам хочется как можно скорее оказаться дома, но…

Лон объяснил, что им удалось обнаружить магазин, где были куплены часы, оставленные на месте преступления, и что он хочет, чтобы она побеседовала с человеком, который, по всей вероятности, продал их убийце. Существовал шанс, хоть и очень незначительный, что продавец сам является Часовщиком, и следователю необходимо было ее мнение на этот счет.

Сомнения мучили Кэтрин всего несколько мгновений, и она согласилась. В глубине души она жалела, что вообще уехала из дома Линкольна Райма. Больше всего на свете Кэтрин Дэнс не любила бросать неоконченное дело, даже если не она вела его. Она попросила водителя повернуть такси обратно к Райму, где Лон Селитто ждал ее.

Сидя в машине детектива, она спросила:

– Пригласить меня была ваша идея, не так ли?

– То есть?

– То есть не Линкольна. Он, как я поняла, не особенно верит в то, что от меня может быть какой-то прок.

Длившаяся всего одну секунду заминка Селитто была достаточно красноречивым ответом.

– Вы прекрасно выполнили работу со свидетелем, – сказал Селитто.

Кэтрин улыбнулась:

– Я знаю. Но Линкольн все-таки не верит, что от меня может быть какой-то прок.

Следующая пауза.

– Ему нравятся его методы.

– У всех свои слабости.

Детектив засмеялся, нажал на кнопку сирены, и они проскочили на красный свет.

Пока ехали, Кэтрин смотрела на Лона, наблюдала за его руками и глазами, прислушивалась к его голосу. И пришла к выводу: детективом полностью завладела проблема поимки Часовщика, а другие дела, которые, вне всякого сомнения, заполняют его рабочий стол, кажутся ему теперь совершенно незначительными по сравнению с этим. И как она заметила еще вчера, когда он присутствовал у нее на занятии, Лон принадлежит к числу настойчивых и смышленых полицейских – многие из тех проблем, которые она ставила перед слушателями, он схватывал на лету и находил остроумные и удачные решения.

В его энергичности есть некий элемент нервозности, хотя и очень отличающийся от нервозности Амелии Сакс. Ворчит по привычке, но по природе Лон – довольный собой и жизнью человек.

Анализ личности Кэтрин производила автоматически, рефлекторно. Жест, взгляд, мимоходом брошенная фраза – все становилось для нее кусочком того загадочного узора, которым были человеческие существа. Правда, при желании она, конечно, могла на время отключить в себе эту способность. Что за удовольствие пойти с друзьями в бар, заказать вино или пиво и затем начать подробный и доскональный анализ соседей по столику (уж не говоря об «удовольствии» для них самих)? Впрочем, иногда все получалось как-то само собой и не мешало общению. Способность к психологическому анализу невозможно было отделить от сути ее личности.

«Моей патологической потребности в проникновении в суть человеческого характера…»

– У вас есть семья? – спросил Лон.

– Да, двое детей.

– И чем занимается ваш муж?

– Я вдова.

Так как одной из составных частей работы Кэтрин была интерпретация впечатления, которое производит различная интонация, то свои слова она произнесла одновременно отстраненно и мрачно, что должно было быть истолковано как: «Я не хочу говорить на эту тему». Если бы рядом с ней сидела женщина, она, наверное, сочувственно взяла бы Кэтрин за руку и попыталась бы ее успокоить. Селитто поступил так, как на его месте поступило бы большинство мужчин. Он пробормотал неуклюжее, но искреннее «извините» и несколько секунд ехал молча. Затем стал говорить о новых обнаруженных ими уликах и нескольких «ключах», которые, как оказалось, «ключами» вовсе и не были. Он раздражался и оттого выглядел смешным.

«Эй, Билл… Знаешь что? Думаю, тебе понравился бы этот парень». Кэтрин была уверена.

Лон упомянул о магазине, в котором, скорее всего, были куплены часы.

– Мы, конечно, не думаем, что Халлерштайн – Часовщик. Но, даже не будучи убийцей, он может быть причастен к преступлению. Не исключено, что дело примет жутковатый оборот.

– Я не вооружена, – заметила Кэтрин.

Законы, определяющие права на провоз оружия из одного административного округа в другой, очень строги, и большинству полицейских запрещено при поездке в другой штат брать с собой оружие. Да это и не имело принципиального значения. Кэтрин никогда не стреляла из своего «глока», разве что в тире, и надеялась на банкете по случаю своего ухода на пенсию похвастаться тем, что ни разу за все годы работы в полиции не применила оружия.

– Я буду рядом, – заверил ее Селитто.

Магазин часов Халлерштайна размещался посередине довольно мрачного квартала. Рядом велась оптовая торговля и находились товарные склады. Кэтрин внимательно оглядела местность. Фасад здания был покрыт облупившейся краской и грязью, но витрина «Халлерштайна», защищенная толстыми стальными брусьями и демонстрировавшая разнообразную подборку часов, была безупречна.

Подходя к двери, Кэтрин сказала:

– Если не возражаете, детектив, вы отрекомендуетесь, а затем предоставите все поле деятельности мне. Хорошо?

Некоторым полицейским, которые пекутся о собственном авторитете и власти на подотчетной им территории, было бы с ней трудновато. Кэтрин уже давно поняла, что Селитто к таковым не относился (у него не было проблем с самооценкой), но ей все равно нужно было задать подобный вопрос.

– Конечно, это ведь ваша игра. Потому-то мы вас и пригласили.

– Мне придется говорить такие вещи, которые могут показаться несколько странными, но они часть моего плана. Если я почувствую, что он и есть преступник, я наклонюсь вперед и скрещу пальцы. Вот так. – Жест, который сделает ее более уязвимой и заставит убийцу немного расслабиться, и он вряд ли попробует воспользоваться оружием. – Если же я пойму, что он невиновен, то сниму сумочку с плеча и поставлю ее на прилавок.

– Понял.

– Готовы?

– После вас.

Кэтрин нажала на кнопку, и дверь с легким жужжанием впустила их в магазин, каковой представлял собой не очень больших размеров помещение, доверху заполненное часами всех размеров и форм: высоченными напольными с маятником; тяжелыми настольными; причудливыми скульптурами с часами в качестве вставки; оригинальными современными и сотнями других. Среди последних было пятьдесят или шестьдесят образцов очень старых антикварных часов.

Они сразу прошли вглубь магазина, откуда на них из-за прилавка пристально смотрел коренастый лысеющий мужчина. Перед ним лежал извлеченный из корпуса часовой механизм, над которым он трудился.

– День добрый, – произнес Селитто.

Мужчина кивнул в ответ:

– Привет.

– Я детектив Селитто из департамента полиции, а это агент Дэнс. – Селитто показал свое удостоверение. – Вы Виктор Халлерштайн?

– Да. – Мужчина снял очки с дополнительным увеличительным стеклом на одной линзе и взглянул на значок Селитто, улыбнулся губами, но не глазами и пожал руки обоим визитерам.

– Вы владелец магазина? – спросила Кэтрин.

– Да, владелец. И шеф-повар, и посудомойка. Магазин принадлежит мне уже десять лет. Все время здесь. Почти одиннадцать лет.

Бессмысленная информация. Часто признак лжи. А возможно, просто свидетельство того, что он чувствует себя крайне неуютно из-за визита двух полицейских. Одно из главных правил кинесики: отдельно взятый жест или другой элемент поведения практически ничего не значит. Изолированную реакцию никогда нельзя правильно истолковать, она приобретает смысл только в сочетании. К примеру, такое поведенческое проявление, как скрещенные руки, можно интерпретировать только в связи с особенностями взгляда, движения кистей, интонации, содержания сказанного, характером выбора слов.

И действительное значение для следствия имеют лишь систематически повторяющиеся реакции на соответствующие раздражители.

Кинесический анализ, говорила в своих лекциях Кэтрин Дэнс, направлен на расшифровку хорошо продуманной игры.

– Чем я могу быть вам полезен? Полиция, говорите? Еще одно ограбление в округе?

Селитто бросил взгляд на Кэтрин. Она ничего не ответила, просто усмехнулась и огляделась по сторонам.

– Никогда в жизни не видела столько часов.

– Я уже довольно давно продаю их.

– И что, их все можно купить?

– Ну, если вы сделаете мне предложение, от которого я не смогу отказаться… – Смех. – А если серьезно, некоторые из них я, конечно же, не продам. Но большинство к вашим услугам. Ведь это магазин, не так ли?

– А вот те просто замечательные.

Халлерштайн взглянул на часы, которые имела в виду Кэтрин. Стиль ар-нуво, в золотом корпусе, с очень простым циферблатом.

– «Сет Томас», изготовлены в тысяча девятьсот пятом году. Стильные, надежные.

– Дорогие?

– Триста. Они позолоченные. Массовая продукция… А вам нужно что-то по-настоящему дорогое? – Он указал на часы в керамическом корпусе, расписанные не просто цветочками, но и всеми оттенками розового, голубого и лилового. Кэтрин не видела ничего более вызывающе вульгарного. – В пять раз дороже.

– А-а…

– Понимаю, понимаю. Но в мире коллекционеров то, что непосвященный воспринимает как пошлость, знаток ценит как истинное произведение искусства. – Он улыбнулся. Настороженность и озабоченность сохранялись, однако Халлерштайн уже заметно расслабился.

Кэтрин нахмурилась:

– А как же в полдень? Вам что, приходится затыкать уши?

Халлерштайн рассмеялся:

– У большинства часов бой очень легко отключается. Вот только кукушки меня действительно сводят с ума. Фигурально выражаясь, конечно.

Кэтрин задала еще несколько вопросов по поводу его работы, собирая информацию о характерных жестах, взглядах, интонациях, словах для установления базовых особенностей его поведения.

Наконец, сохраняя обычный тон беседы, она спросила:

– Сэр, нам бы хотелось знать, не покупал ли кто-нибудь в последнее время двое часов, похожих на эти? – И она продемонстрировала ему фотографию часов фирмы «Арнольд продактс», оставленных на месте преступления.

Кэтрин внимательно разглядывала его, пока он рассматривал фотографию. Лицо Халлерштайна оставалось абсолютно невозмутимым. Она пришла к выводу, что он слишком долго разглядывает снимок – знак того, что его мучают какие-то сомнения.

– Что-то не припоминаю. Я продаю массу часов, уж поверьте.

Неверная память – признак стресса в фазе отрицания у человека, склонного ко лжи, как ранее в случае с Ари Коббом. Халлерштайн вновь окинул внимательным взглядом фотографию, словно изо всех сил пытаясь оказаться полезным своим гостям. Затем, слегка повернувшись к Кэтрин, наклонив голову и повысив голос, произнес:

– Нет, в самом деле не припомню. Извините, ничем не могу помочь.

Кэтрин почуяла ложь. В случае Халлерштайна это было нейтральное выражение лица, которое отличалось от характерной для него мимики. Скорее всего, он узнал часы. Но почему он лжет? Потому ли, что просто не хочет связываться, или потому, что ему известно, что он продал часы вероятному преступнику, или потому, что сам причастен к убийствам?

Определяя личностный тип своего первого здешнего несговорчивого свидетеля Ари Кобба, Кэтрин отнесла его к экстравертам. Халлерштайн явно принадлежал к противоположному типу – был интровертом, то есть принимал решения на основе интуиции и эмоций. Она сделала такой вывод, так как сразу же отметила его страсть к часам и факт, что успех его бизнеса более чем средний (он скорее будет продавать то, что ему нравится, чем сбывать массовую продукцию и иметь на этом хороший доход).

Чтобы добиться правды от интроверта, необходимо установить с ним личную связь. Он должен чувствовать себя в безопасности. Решительное наступление на него, подобное тому, какое Кэтрин предприняла на Кобба, сразу заставило бы Халлерштайна замкнуться.

Кэтрин покачала головой:

– А вы ведь были нашей последней надеждой. – Она вздохнула, бросила взгляд на Селитто, который, к счастью, сумел без особого труда изобразить разочарованного добродушного полисмена, скорчившего мрачную гримасу и тоже сокрушенно покачивающего головой.

– Надеждой? – переспросил Халлерштайн.

– Человек, приобретший эти часы, совершил очень серьезное преступление. У нас была единственная нить.

На лице Халлерштайна появилось выражение искренней озабоченности, но Кэтрин Дэнс в своей практике встречала множество прекрасных актеров. Она положила фотографию обратно в сумочку.

– Часы, которые вы видели, нашли рядом с его жертвами.

Взгляд продавца застыл на мгновение. Он явно был сильно потрясен.

– Убийство?

– Да. Прошлой ночью были убиты два человека. Рядом с их телами были оставлены двое часов. Возможно, в качестве некоего послания. Пока мы не уверены. – Кэтрин нахмурилась. – Все очень непонятно. Если бы я хотела кого-то убить и оставить какой-то знак, я бы не стала прятать его на расстоянии тридцати футов от жертвы. Я бы оставила его гораздо ближе и на открытом месте. Короче говоря, мы просто ничего не знаем.

Кэтрин внимательно следила за его реакцией. На ее хорошо продуманное признание в собственной беспомощности Халлерштайн отреагировал так же, как и любой другой не знакомый с ситуацией человек, – просто сочувственно покачал головой. Будь он убийцей, он, скорее всего, выдал бы «реакцию узнавания», главным образом концентрирующуюся в зоне вокруг глаз и носа, делая вид, что ее слова не совпадают с тем, что ему известно. Он бы подумал: я ведь оставил их рядом с телом. Зачем кому-то пришло в голову их передвигать? А эта мысль неизбежно сопровождалась бы весьма специфическими жестами и движениями.

Опытный лжец способен минимизировать «реакцию узнавания» так, что большинство даже не заметят ее, но «радар» Кэтрин работал на полную мощность, и она решила, что владелец магазина успешно прошел тест. Она была уверена, что он на месте преступления не был.

Кэтрин поставила сумочку на прилавок.

Лон Селитто отвел руку от бедра, где все это время держал ее.

Впрочем, работа Кэтрин только начиналась. Они установили, что Халлерштайн не является убийцей, но он, вне всякого сомнения, владеет какой-то информацией. И Кэтрин была преисполнена решимости ее вытянуть.

– Мистер Халлерштайн, их убили очень жестоко.

– Погодите-ка, я вспомнил, они были в новостях. Мужчину, кажется, раздавили металлическим брусом? А другого бросили в реку. Да-да, было в новостях.

– Верно.

– И… те часы были там?

Он чуть было не произнес «мои часы». Но все-таки не произнес…

Вести его надо с предельной осторожностью, напомнила себе Кэтрин.

Она кивнула.

– У нас есть основания думать, что убийца на этом не остановится. И как я уже говорила, вы были нашей последней надеждой. На отслеживание других торговцев, которые могли продать ему часы, уйдет несколько недель.

На лице Халлерштайна вновь появилось выражение озабоченности.

Смятение легко прочитывается на человеческом лице, но оно может возникнуть в результате множества самых разных эмоций: глубокого сочувствия, боли, разочарования, горя, растерянности. И только кинесика способна указать настоящий его источник, если сам человек не желает делиться информацией со следователем.

Кэтрин Дэнс внимательно изучала глаза Халлерштайна, его пальцы, поглаживавшие лежащий перед ним часовой механизм, язык, касающийся уголков губ. И внезапно она поняла: Халлерштайн демонстрирует характерную реакцию запуганного.

Он боится… за собственную безопасность.

Понятно…

– Мистер Халлерштайн, если вы вспомните что-то такое, что поможет нам в расследовании, мы со своей стороны полностью гарантируем вашу безопасность. – Взгляд в сторону Селитто, который тут же кивнул в подтверждение ее слов. – В случае надобности мы поставим полицейского у входа в ваш магазин.

Халлерштайн поигрывал крошечной отверткой. Кэтрин вновь извлекла фотографию из сумочки:

– Взгляните еще разок. Может быть, что-то и вспомните.

Ему не было нужды смотреть еще раз. Он весь как-то осел, наклонился вперед, опустив голову. Кэтрин поняла, что Халлерштайн быстро переходит в «состояние принятия».

– Извините. Я вам солгал, – прошептал он.

Кэтрин давала ему возможность найти какое-нибудь извинение своей лжи – сказать, к примеру, что рассмотрел фотографию недостаточно внимательно или что был смущен. Но Халлерштайна, по всей видимости, не заботили оправдания. Настало время чистосердечных признаний, простых и ясных.

– Я сразу узнал эти часы. Дело в том, что он пригрозил, что, если я кому-нибудь скажу, он вернется, расправится со мной, уничтожит все мои часы, всю коллекцию! Но я ничего не знал ни о каких убийствах. Клянусь. Я подумал, что он просто сумасшедший.

Нижняя челюсть торговца тряслась, он опустил руку на часовой механизм, над которым работал. Этот жест Кэтрин интерпретировала как проявление отчаянных поисков поддержки и утешения.

Впрочем, она почувствовала и кое-что еще. Эксперты по кинесике должны уметь различать, на что реагируют их клиенты: на вопросы, которые им задаются, или на факты, которые им сообщаются. Халлерштайна, конечно, очень обеспокоило сообщение об убийствах, он боялся за собственную безопасность и за безопасность своих сокровищ, но его реакция явно была чрезмерной.

Кэтрин уже собиралась начать анализ странного поведения Халлерштайна, как вдруг он сам без всякого принуждения объяснил, в чем дело.

– Он оставляет эти часы там, где убивает свои жертвы?

Селитто кивнул.

– В таком случае я должен вам сказать кое-что еще. – Голос его дрогнул и сорвался, и дальше он говорил шепотом: – Он купил не двое часов. Он купил их десять.

Глава 11

15:30

– Сколько? – переспросил Райм, качая головой и повторяя то, что ему только что сказал Селитто. – Он планирует десять убийств?!

– Видимо, так.

Сидя в лаборатории по обе стороны от Райма, Кэтрин Дэнс и Селитто демонстрировали ему фоторобот Часовщика, который изготовили прямо на месте в часовом магазине, воспользовавшись компьютерной программой идентификации лица, воспроизводящей черты подозреваемого на основе описаний, предоставленных свидетелем. На экране перед ними предстал образ белого мужчины около пятидесяти лет с округлым лицом, двойным подбородком, толстым носом и необычайно светлыми голубыми глазами. Торговец добавил также, что убийца был чуть выше шести футов, худощавый, с черными волосами средней длины. На нем не было никаких украшений. Халлерштайн отметил, что одет он был в черное, но что конкретно на нем было, припомнить не смог.

Затем Кэтрин пересказала историю Халлерштайна. Примерно месяц назад в магазин зашел мужчина и спросил часы определенного образца, не какую-то конкретную марку, а просто что-нибудь компактное, с фазами Луны и громким тиканьем.

– Последнее было самым важным, – заметила Кэтрин. – Луна и громкое тиканье. Вероятно, чтобы жертвы, умирая, слышали этот звук.

Торговец заказал десять таких часов. Когда они прибыли, тот человек пришел и заплатил за них наличными. Он не назвал ни своего имени, ни откуда прибыл, ни зачем ему нужны часы, но было видно, что в часах он разбирается превосходно. Они беседовали о коллекционерах, в последнее время приобретших известные и дорогие образцы на аукционах, и о проводившихся в городе выставках.

Часовщик не позволил Халлерштайну помочь ему донести часы до машины. Он несколько раз приезжал за ними.

В конце концов он вошел в магазин и уставился на Халлерштайна. Затем очень спокойным и ровным голосом сказал, что, если кто-нибудь узнает, что он покупал у него часы, он вернется, переломает Халлерштайну пальцы и разобьет всю его коллекцию.

Что касается улик, то в магазине ничего обнаружить не удалось. Халлерштайн практически не торговал за наличные, поэтому большая часть тех девятисот долларов, которыми расплатился Часовщик, все еще лежала у него в кассе. Но торговец сразу же разочаровал Селитто, заметив:

– Даже не пытайтесь искать отпечатки. Он был в перчатках.

Купер тем не менее проверил деньги и нашел только отпечатки самого торговца, которые Селитто снял в качестве контрольных. Серийные номера банкнот также нигде не значились. Пыль без каких-либо особых характеристик.

Затем они попытались установить время, когда Часовщик контактировал с торговцем, и, просмотрев список звонков, остановились на нескольких наиболее вероятных. Но как сразу же выяснилось, все они были сделаны из платных телефонов-автоматов, расположенных в центре Манхэттена.

Тем временем поступил звонок из отдела полиции нравов. Они сообщили, что не нашли никакой проститутки по имени Тиффани в районе Уолл-стрит. Звонивший детектив заверил, что будет продолжать поиски, но, так как в этом районе было совершено убийство, все девушки уже поспешили перебазироваться.

И вот тут-то взгляд Райма упал на записи в его схеме.

«…грязь, содержащая рыбный белок…»

«Жертву перетащили от автомобиля в переулок…»

Затем он снова взглянул на фотографии места преступления.

– Том!

– Что? – отозвался помощник из коридора.

– Ты мне нужен.

Молодой человек мгновенно появился в дверях.

– Что случилось?

– Ложись на пол.

– Что вы хотите, чтобы я сделал?!

– Ложись на пол. А ты, Мэл, тащи его к столу.

– Я подумал, что-то случилось, – пробормотал Том.

– Случилось. Мне нужно, чтобы ты лег на пол. Немедленно!

Помощник взглянул на Райма с выражением явного недоверия в глазах:

– Вы шутите.

– Быстрее.

– Но не на пол же!

– Сколько раз я тебе говорил приходить на работу в простых джинсах. А ты все время появляешься в супердорогих слаксах. Надень куртку. Вон ту, что на вешалке. И поторапливайся. На спину!

Тяжелый вздох.

– Не расплатитесь, босс.

Помощник натянул куртку и улегся на пол.

– Минутку! Уберите-ка отсюда собаку, – приказал Райм.

Джексон выскочил из своей коробки, явно подумав, что настало время для игры. Купер взял пса на руки и передал его Кэтрин.

– Ну что ж, вроде все в порядке. Нет, застегни молнию на куртке. Все-таки зима на дворе.

– Действительно, на дворе, – отозвался Купер.

Том застегнул куртку до самой шеи и снова лег.

– Мэл, нанеси немного алюминиевой пыли себе на пальцы и тащи его по комнате.

Эксперт понимал, что задавать вопросы относительно целей этого упражнения бессмысленно. Он опустил пальцы в темно-серый порошок для снятия отпечатков и подошел к Тому.

– Как мне его тащить?

– Вот над этим я как раз сейчас и думаю, – отозвался Райм. Он прищурился. – Какой способ самый эффективный? – Затем попросил Купера взяться за нижние края куртки, натянуть ее на лицо Тома и тащить его головой вперед.

Купер снял очки и ухватился за куртку.

– Извините, – пробормотал он, обращаясь к помощнику Райма.

– Я понимаю, вы только выполняете приказ.

Эксперт тяжело дышал от усилия, но помощник плавно скользил по полу. Селитто наблюдал за происходящим, стараясь сохранить полную серьезность, а Кэтрин изо всех сил пыталась удержаться от улыбки.

– Достаточно. Сними с него куртку и дай мне посмотреть.

Приподнявшись, Том разоблачился.

– Мне можно встать?

– Да, да, да. – Райм уставился на куртку.

Помощник поднялся на ноги и стряхивал с себя пыль.

– Что все это значит? – спросил Селитто.

Райм состроил гримасу:

– Черт побери! Парень был прав!

– Пуласки?

– Да. Он предположил, что следы от рыбы оставил Часовщик. А я полагал, что жертва. Но посмотрите на куртку. Какой же я дурак!

Пальцы Купера оставили следы алюминиевой пыли внутри куртки, в точности в тех самых местах, где грязь была обнаружена на теле Теодора Адамса. Часовщик сам оставил эту грязь на своей жертве, когда тащил ее в переулок.

– Дурак! – повторил Райм. Невнимательность раздражала его больше всего, особенно собственная. – Теперь следующий шаг. Я хочу знать все, что возможно, о рыбном белке.

Когда Купер вернулся к компьютеру, Райм заметил, что Кэтрин посматривает на часы.

– Опоздали на самолет? – спросил Селитто.

– В запасе еще час. Хотя вряд ли у меня есть шанс. В Рождество при таких толпах на улицах и системе контроля в аэропорту.

– Все по нашей вине, – смущенно заметил детектив.

– Если моя помощь оказалась небесполезной, значит дело того стоит.

Селитто снял телефон с ремня:

– Я приглашу специальную машину. И мы доставим вас в аэропорт за полчаса. С мигалками и сиренами.

– Потрясающе! Тогда я могу успеть.

Райм не отрываясь смотрел на свою схему.

– У меня есть к вам предложение, – произнес он вдруг.

Селитто и Дэнс повернулись к нему.

Он взглянул на гостью из Калифорнии:

– Как вы отнесетесь к полностью оплаченной ночи в блистательном Нью-Йорк-Сити?

Бровь Кэтрин удивленно приподнялась. Брови изогнулись и у Амелии.

– Меня интересует, не сможете ли вы остаться еще на день?

Селитто рассмеялся:

– Линк, я не верю ушам. Ты постоянно жалуешься, что свидетели совершенно бессмысленны. Ты что, принципиально изменил свое мнение по этому вопросу?

Райм нахмурился:

– Нет, Лон. Ты ошибаешься. Меня раздражают не свидетели, а то, как многие с ними работают. На чистой интуиции, прощупывают вслепую, каким-то шарлатанством занимаются. Вот оно-то, по-моему, совершенно бессмысленно. Кэтрин – совсем другое дело. Она пользуется методикой, основанной на воспроизводимых, вполне объективных реакциях на стимулы, из которых делает достаточно логичные выводы. Конечно, они не столь убедительны, как, к примеру, реагент АЛО в ходе экспертизы наркотиков, но ее методика тем не менее… – мгновение он подыскивал подходящее слово, – весьма полезна.

Том рассмеялся:

– Это лучший комплимент, на который вы можете рассчитывать. «Весьма полезна».

– Тебе нет необходимости вмешиваться, Том, – огрызнулся Райм и, повернувшись к Кэтрин, спросил: – Ну как насчет моего предложения?

Она просмотрела его схему, и Райм заметил, что взгляд Кэтрин останавливается не на его скупых записях, а на изображениях. В особенности же на фотографиях тела Тедди Адамса с устремленными вверх остекленевшими глазами.

– Я остаюсь, – сказала она.

Винсент медленно поднимался по лестнице Метрополитен-музея на Пятой авеню. Тяжело дыша, он достиг последней ступеньки. На руки он не жаловался, они были у него достаточно сильные. Они очень помогали в «беседах по душам» с девчонками, но вот быстро двигаться ему было трудновато.

После посещения лавки цветочницы Винсент хорошо пообедал (его главным правилом было – еда трижды в день, и весьма обильная) и на метро приехал сюда.

Он чуть было не поддался искушению и не изнасиловал цветочницу Джоанну. Но в самую последнюю минуту над ним взяла верх другая его «инкарнация» – Умница Винсент, самый утонченный из всего выводка, населявшего его душу. Соблазн, конечно, слишком велик, но ведь Винсент не должен подводить своего друга. (А еще он не хотел расстраивать человека, для которого самым верным способом решения любого конфликта было «полоснуть бритвой по глазам».)

Он заплатил за билет и вошел в музей, обратив внимание на женщину, очень похожую на его сестру. На прошлой неделе Винсент написал ей и просил приехать в Нью-Йорк на Рождество, но не получил ответа. Ему хотелось показать сестре достопримечательности. Хотя вряд ли ее приезд был бы удобен сейчас, когда они с Дунканом так заняты. Хотя он очень по ней соскучился. Винсент почему-то был уверен, что присутствие сестры изменит его жизнь к лучшему. Оно принесет стабильность, и он не будет чувствовать себя постоянно голодным. Ему не будут так часто требоваться «беседы по душам» с девушками.

«Я совсем не против немного перемениться, доктор Дженкинс. Согласны?»

Может быть, она все-таки приедет на Новый год. Они пойдут на Таймс-сквер и увидят, как будет опускаться шар.

Винсент продвигался по залам музея. Он прекрасно знал, где можно найти Джеральда Дункана. Он находился в той части здания, где были выставлены экспонаты, привезенные из отдаленных уголков земли: сокровища Нила, например, или драгоценности Британской империи. Теперь на втором этаже размещалась выставка греческих древностей. Называлась она «Измерение времени в древности».

Дункан приходил сюда уже несколько раз. Его притягивала выставка примерно так же, как Винсента притягивали порномагазины. Обычно отстраненное, лишенное всяких эмоций лицо Дункана здесь при взгляде на экспонаты озарялось радостью и живым интересом. Винсенту было приятно видеть, что его друг способен хоть от чего-то получать искреннее удовольствие.

В данный момент Дункан рассматривал несколько старинных предметов, называвшихся «ладанные часы». Винсент пристроился рядом.

– Ну, какие результаты? – спросил Дункан, не поворачивая головы. Он увидел отражение Винсента в стекле стенда. Да уж, он всегда такой: всегда настороже, всегда видит то, что ему нужно увидеть.

– Она была одна в мастерской все то время, пока я был рядом. Внутрь никто не входил. А примерно полчаса назад пошла в свой магазин на Бродвее и встретилась там с парнем, который у нее занимается доставкой. И они ушли вместе. Я позвонил и спросил ее…

– Из…

– Из телефона-автомата, конечно.

Педант.

– И служащий ответил, что она вышла выпить кофе. Вернется примерно через час, но не в магазин. Наверное, он имел в виду, что она пойдет обратно в мастерскую.

– Хорошо, – кивнул Дункан.

– А у тебя какие результаты?

– Пирс огородили канатом, но там никого нет. Я видел полицейские катера на реке. Значит, они еще не нашли тело. К Сидар-стрит я не смог подойти близко. Они очень серьезно подошли к расследованию. Масса полиции. Главных среди них, по-видимому, двое. Одна из них женщина, и симпатичная.

– Женщина, да? – Голодный Винсент навострил уши. Мысль о «беседе по душам» с женщиной-полицейским никогда ему раньше не приходила в голову. Но идея ему сразу понравилась. И очень понравилась.

– Молодая. Едва за тридцать. Рыжая. Тебе нравятся рыжие?

Винсент так и не смог забыть рыжие волосы Салли Энн, каскадом ниспадавшие на старое вонючее одеяло, на котором лежал он.

Острый голод вновь проснулся у него в душе. Даже слюнки потекли. Винсент сунул руку в карман, вытащил оттуда шоколадный батончик и поспешно его съел. К чему клонит Дункан, подумал он, своими словами о рыжих волосах и о симпатичной женщине из полиции? Но убийца больше ничего не сказал. Он прошел к другому стенду, в котором были выставлены старинные часы с маятником.

– А ты знаешь, чему мы обязаны тем, что нам известно точное время?

Профессор снова ступил за кафедру, подумал Умница Винсент, на мгновение после проглоченного шоколадного батончика заместивший Голодного Винсента.

– Нет.

– Поездам.

– Тем, что ходят по железным дорогам?

– Да, именно им. Когда люди целую жизнь проводили в одном городе, никогда и никуда не выезжая, каждый населенный пункт мог начинать день, когда ему заблагорассудится. Шесть часов утра в Лондоне могли соответствовать шести восемнадцати в Оксфорде. Никому не было никакого дела. А если тебе нужно было отправиться из Лондона в Оксфорд, ты просто садился на лошадь и точное время не имело для тебя никакого значения. А после появления железных дорог все изменилось. Если один поезд не выедет со станции вовремя, а другой понесется на предельной скорости, результат может быть весьма плачевным.