Текст книги "Харон: Дракон в воротах"

Глава 3
ОРИЕНТИРОВКА И АНАЛИЗ СИТУАЦИИ

Облачившись, мы столпились вокруг наших провожатых.

– А теперь – внимание! – выкрикнул мужчина; барабанящий по крыше ливень почти заглушил его слова. – Сейчас мы отправляемся в город – ваше временное место жительства. Я искренне рекомендую вам не отставать от нас ни на шаг, так как новичок на Хароне может погибнуть в два счета. В городе нет механического транспорта, поэтому мы поедем на гужевых экипажах, которые ждут снаружи. Не зевайте и быстро прыгайте в ближайший.

– А как же зонтики? – спросил кто-то. Мужчина с женщиной еле заметно усмехнулись, но промолчали.

Внезапно я очень остро осознал свою физическую ущербность: все мои товарищи по несчастью были намного выше меня, так что наши провожатые то и дело пропадали из виду за их широкими спинами. Очень неприятное ощущение.

– Пошли! – окликнула нас женщина. – Только не пытайтесь бежать – на обуви есть специальное покрытие, но все равно вы тут же поскользнетесь с непривычки. – Оба харонианца повернулись и направились к выходу. Первым шел мужчина, а женщина замыкала колонну.

Снаружи оказалось совсем не так страшно, как я предполагал, правда, было невероятно жарко, как в чайнике, а ливень неистовствовал так, словно на небесах лопнул исполинский водопровод. Дул сильный горячий ветер, и даже жесткие навесы вдоль улицы защищали слабо – мы в мгновение ока промокли до нитки. Однако то, что мы увидели у обочины, поразило нас гораздо сильнее.

В две огромные колесные повозки из какого-то похожего на дерево материала было запряжено по паре ящеров – метра по четыре, не меньше. Конечно, это были не совсем ящеры, но, безусловно, их ближайшие родственники. Стоя на двух огромных мощных лапах, они поддерживали равновесие при помощи длинного толстого хвоста. Продолговатые головы с кроваво-красными немигающими глазами наводили ужас; пасть усеивали стройные ряды острых зубов. Маленькие ручки с почти человеческими кистями были согнуты, словно в предвкушении чего-то очень приятного – или же от явной скуки. На этих «руках» – не правдоподобно уменьшенных копиях задних ног – имелось по три длинных суставчатых пальца, соединенных перепонками, отчего они смахивали на листья огромного дерева. Пальцы заканчивались изогнутыми когтями. Бросалась в глаза косолапость – характерная черта всей фауны Харона, насколько мне было известно. В отличие от обычных рептилий кожа у них была гладкой и ровной, и к тому же неожиданного на Хароне нежно-голубого цвета.

На каждой зверюге болталась хитроумная сбруя и целая система вожжей, которая могла посоперничать с нитями куклы-марионетки по количеству и сложности; она уходила в передок фургона, вздернутый непропорционально высоко. Сама кабина кучера (или водителя – трудно выбрать наиболее подходящий термин) была полностью изолирована; спереди находилось огромное ветровое стекло с не менее внушительным "дворником".

Я запрыгнул в ближайший экипаж, чуть не поскользнувшись на отполированном непрестанными дождями тротуаре. Там уже сидели пятеро моих коллег и наш провожатый. Изнутри обитый чем-то мягким фургон выглядел вполне комфортабельным, если бы, конечно, не такое количество народу.

Дверь захлопнулась, щелкнул замок, и наш экипаж судорожными рывками двинулся в путь; вторая повозка тащилась следом. Внезапно весь комфорт куда-то улетучился; нас с невероятной силой швыряло из стороны в сторону, и наше путешествие больше напоминало плавание на утлом суденышке в десятибалльный шторм, нежели поездку по твердой поверхности. Харонианец с явным удовольствием разглядывал нас, уже ощутивших первые симптомы морской болезни.

– Потерпите, скоро приедем. Приятного, конечно, мало, но для Харона это самый комфортабельный транспорт, – сообщил он.

– Но ведь это не Лилит, здесь могут работать механизмы, – проворчал сидевший рядом с ним мужчина. – Какого черта весь этот примитив?

– Некоторые действительно могут, когда ЭТО РАЗРЕШЕНО, – несколько таинственно заметил мужчина. – Собственно, наша нищета – это своеобразный компромисс, на который мы решились сознательно. Вся техника так легко заражается, что не стоит и гроша ломаного на этой проклятой планете. Поэтому гораздо надежнее отправиться на пару тысячелетий назад.

– Чушь несусветная, – пробормотал мужчина, но остальные промолчали – одни ничего не знали про Харон, другие еще не успели избавиться от подавленности.

Примерно минут через пять повозка резко затормозила; толчок был куда неприятнее, чем на старте, и я подумал, что здесь не помешало бы завести ремни безопасности. Впрочем, я еще плохо ориентировался в происходящем, не говоря уж о том, что промок до нитки и вспотел от непривычной жары.

Раздался вздох облегчения, и дверь распахнулась; в экипаж ворвался теплый ветер и громадные дождевые брызги. Харонианец помогал нам выбраться из фургона и указывал, куда идти. Мы вновь промокли с ног до головы, грохот дождя оглушил нас, но немного погодя я вполне пришел в себя и осмотрелся.

Все рассказы о здешней нищете оказались истинной правдой. Дома, построенные из какого-то местного дерева, утопали в зелени и хотя на вид были вполне добротны, но все-таки удручающе просты и бедны. Между тротуаром и улицей, насколько хватало глаз, тянулась полоса из стеклоподобного материала, сквозь которую пробивался свет масляных ламп; от дождя их защищал черепичный навес. Несмотря на то, что влага все-таки просачивалась снизу, это была надежная водозащита. Сильные порывы ветра доносили странную прохладу.

Наш проводник, такой же мокрый, как и мы, взглянул на нас с кислой ухмылкой; очевидно, наш вид оставлял желать лучшего.

Вскоре рядом остановился второй экипаж, и к ним присоединились остальные арестанты.

– Надеюсь, такой водопад здесь не всегда? – спросил я у провожатого.

– Нет, – засмеялся он. – Обычно дождь идет час-два, но ранней весной и в конце лета он льет по двое-трое суток, и уровень воды повышается на три сантиметра в час. – Он замолчал на мгновение, давая мне возможность проникнуться сказанным. – У нас очень хорошая дренажная система.

Удивительно, подумалось мне. После трех дней такого ливня земля должна покрыться двухметровым слоем воды, не меньше.

– А сейчас какое время года? – с затаенной грустью поинтересовался кто-то.

– Середина весны, – ответил гид. – Скоро потеплеет.

К моему великому сожалению, он нисколько не шутил.

Наша группа направилась к соседнему, по-деревенски незатейливому зданию из толстых бревен; высокий потолок подпирал такой же струганный брус. Кроме плетеных, как мне показалось, кресел и нескольких столов, почти никакой мебели внутри не было. В помещении слабо мерцали лампы – впрочем, света хватало. Пол был покрыт каким-то резиноподобным материалом, изрезанным сложным глубоким узором, – для отвода воды, сразу догадался я.

Действительно, продуманная конструкция, если пол в здании не затопляется даже во время столь сильных сезонных ливней.

Мы рухнули в кресла, как будто весь день занимались изнурительным трудом. А ведь мы только немного познакомились с местным бытом жителей. Напряжение постепенно спадало, и всех начало клонить в сон.

– Это здание – городской отель, – сообщила женщина. – Мы арендовали его на несколько дней, чтобы вы могли акклиматизироваться. Комнаты наверху также зарезервированы для вас – хотя боюсь, вам придется жить по двое. Постояльцев мы немного потесним, для них отвели нижние комнаты. Здесь они пока не появятся; этот зал будет служить вам и столовой. Хотелось бы сразу посоветовать избегать горожан, которых наверняка встретите в уборной или же на лестнице. Сильно не беспокойтесь – просто не завязывайте знакомств и не вступайте ни в какие разговоры. Большинство из них – уроженцы Харона и могут вас не правильно воспринять.

Некоторые согласно закивали.

– А как насчет одежды, мы ведь промокли? – поинтересовался я.

– Мы ВСЕ промокли, – возразила женщина. – Постараемся найти что-нибудь вашего размера, но пока придется посидеть так.

Девица, сидящая неподалеку от меня, грустно вздохнула и огляделась.

– Мне показалось, или на самом деле потянуло холодом? – спросила она.

– Это сильно сказано, – возразил мужчина, – но холодный воздух действительно циркулирует по системе трубопроводов, куда он поступает из-под земли; на Хароне существует целая сеть подземных рек, а есть еще и искусственные. Система принудительной вентиляции приводится в действие ветряными мельницами, расположенными на крышах зданий. Без нее здесь можно изжариться или просто задохнуться.

Здорово придумано, одобрил я, хотя вето на технику по-прежнему оставалось для меня загадкой. Причальная палуба космодрома была хотя и крошечной, но вполне современной. Техника в принципе могла существовать на Хароне – однако кто-то ее запретил. Мэтьюз? Нет, она пришла к власти недавно и просто не успела бы. Да и внешний вид города свидетельствует, что уже не одно поколение горожан выросло, не имея ни малейшего представления о механизации. Впрочем, судя по тому, что я слышал о Цербере, здесь то же самое. Подобное табу имеет смысл, если претворить его в жизнь на всей планете. Будь властитель Цербера и его (или ее) люди технически грамотны, вся планета оказалась бы под их неусыпным контролем.

– Вы можете пройти в свои комнаты, – предложил проводник, и одуревшая от жары девушка радостно вздохнула, – и немного привести себя в порядок. Там, кстати, вы найдете и сухую одежду. Поднимайтесь наверх, занимайте комнаты – на двоих – знакомьтесь; мы встретимся с вами здесь же, например, во время трапезы. Часов у вас, конечно, нет, но будьте уверены – вы об этом узнаете.

Мы прошли в конец помещения и обнаружили в незаметной нише винтовую деревянную лестницу. Из-за дверей за нишей доносились громкие голоса и запах готовящейся еды. Что это – бар? Ресторан? Ну да ладно, пока не важно.

Толпа двинула наверх, а я малость поотстал, надеясь, что, учитывая нечетное число арестантов, мне удастся обойтись без соседа.

Однако мне не повезло. Здоровенный мужик, который все время отпускал саркастические комментарии, нагло занял отдельную комнату; перечить ему почему-то никто не решился. Все остальные, включая двух женщин, разбрелись парами по комнатам, и вскоре на лестнице остались только мы с той самой девицей. Стоя в конце коридора, она сконфуженно поглядывала на меня. Осторожно открыв последнюю комнату, заглянула туда, но, услышав мои шаги, повернулась. По выражению ее лица я понял, что наше неожиданное соседство нисколько ее не смущает.

'– Придется нам познакомиться поближе, – заметил я.

Немного поразмыслив, незнакомка решительно вздохнула.

– А что я могу сделать, черт побери? – поинтересовалась она.

– Большое спасибо, – угрюмо ответил я и вошел в комнату. В центре ее стояли две широкие, удобные кровати, имелся туалет и даже умывальник, что меня особенно порадовало, – я уже приготовился бегать за водой к какому-нибудь колодцу. Кровати не были заправлены, однако у каждой в изголовье лежали стопки чистого белья, полотенец и, как и было обещано, сухой одежды.

Увидев легкое замешательство моей соседки, я неожиданно проникся к ней некоторой симпатией:

– Послушайте, если мое присутствие вас смущает, я зайду в туалет, пока вы будете переодеваться. С моим ростом там вполне можно даже жить.

– Нет, не стоит, – ответила она. – Ведь мы уже видели друг друга голыми – в челноке.

Я утвердительно кивнул и, стянув с себя промокшую одежду, повесил ее на вешалку, а затем изо всех сил растер все тело, особенно волосы, полотенцем; моя пышная шевелюра превратилась в спутанную копну. Затем я примерил одежду. Как я и думал, она оказалась великовата – я и здесь не соответствовал стандартам. Однако это меня уже не беспокоило.

Девушка тем временем внимательно меня разглядывала, и я начал подозревать, что она узнала Парка Лакоша.

– Что-нибудь не так? – поинтересовался я. Она молчала, словно не слыша. Я уж подумал, что девушка несколько не в себе, как вдруг она глубоко вздохнула и посмотрела мне в глаза:

– Простите, но мне до сих пор трудно осознать происходящее. Порой кажется, что это просто дурной сон, и нужно только проснуться – и все пройдет.

Я сочувственно покачал головой:

– Да, я чувствую почти то же самое, но боюсь, от этого кошмара нам уже не избавиться. Сами видите – вы живы, остаетесь самой собой и все происходит наяву. Это просто начало совершенно новой жизни. И вовсе не такое уж плохое, как могло бы быть.

Ну да, конечно. Она наверняка родом с цивилизованной планеты и в глаза не видела Границы. Знакомый мир, который она вряд ли любила, но с которым сроднилась, ушел навсегда. Что ж, это может пригодиться в дальнейшем.

Девушка прошлась по комнате и уселась на краешек своей кровати.

– Что же теперь делать? – потрясенно сказала она. – По-моему, даже смерть лучше, чем ЭТО.

– Нет, смерть никогда не бывает лучше жизни. Сами посудите, люди, подобные вам, в Конфедерации редкость. Сюда нас попало всего одиннадцать, а сколько человек осудили за это время? Сотни? Тысячи? Все мы обладаем чем-то таким, что они боятся потерять навсегда. Наша судьба косвенно подтверждает – мы были лучшими людьми во всей Конфедерации.

– Ну да, наверное, – откликнулась она. – Впрочем, нет, не знаю. Я просто ничего не понимаю. Провести остаток жизни в этой гнилой дыре… – Она вновь взглянула мне прямо в глаза. – А чем прославились лично вы? За что вашу жизнь предпочли сохранить именно таким образом?

Ну вот – начался допрос с пристрастием. Я решил играть как можно мягче и осторожнее.

– Вы же знаете, что не в ваших силах заставить меня отвечать.

Девушка обиженно вздохнула и принялась избавляться от промокшей одежды.

– Что, стыдно? – спросила она. – Превосходно. А я вот никогда об этом не думаю.

– Неужели вам безразлично? Несколько мгновений она расчесывала волосы и молчала.

– Да нет, не совсем. Кстати, меня зовут Зала Эмбуэй.

– Парк Лакош, – представился я и внутренне напрягся. Слишком уж о нем – то есть обо мне – были наслышаны во всех закоулках Конфедерации.

Девушка и бровью не повела. Ну что ж, отлично. Это уже плюс.

– Так вы, Парк Лакош, тоже были уголовником? Я пожал плечами:

– Как и все мы.

– Ну, нет, – она отрицательно покачала головой, – по крайней мере, не я. Возможно, я единственный человек во Вселенной, ни за что сосланный на Ромб Вардена.

К таким словам трудно было отнестись всерьез.

– В самом деле? Она кивнула:

– Вы никогда не слышали о семействе Траяна? Теперь наступил мой черед изобразить полную неосведомленность.

– Понятия не имею.

– Траяны – видные политические деятели планеты Таккана. Неужели не слышали?

– Нет.

– Ладно, – сказал я, – если вас это хоть немного успокоит, знайте: я тоже один из таких уродов; впрочем, это видно и так. На Границе, где людям приходится тяжело, немало таких, как я. Кстати, и дети там появляются на свет по старинке – от отца и матери. Когда я сказал "таких, как я", то имел в виду не точные копии; просто там очень много неординарных личностей.

– Да, вы и впрямь выглядите необычно, – осторожно заметила Зала. – Я думала, что люди на Границе сплошь огромные и волосатые.

Я усмехнулся:

– Это не совсем верно, хотя и таких карликов тоже единицы. Скажите, кем я вам кажусь? Сколько, по-вашему, мне лет?

Моя соседка ненадолго задумалась.

– Ну, – выдавила наконец она, – вы наверняка намного старше, что, кстати, явствует и из ваших слов, но, чтобы не соврать, вы похожи на…

– На десятилетнюю девочку, да? Зала облегченно вздохнула:

– Да. Но это, конечно, не так. Да и ваш голос подтверждает то же.

Ее слова были для меня полной неожиданностью – собственный голос казался мне резким, но никак не ниже тенора. (Слава Богу, что Крег не забыл вложить в меня всю эту информацию. Теперь я еще лучше понимал Парка Лакоша.) – На самом деле мне двадцать семь, – признался я, – а выгляжу на двенадцать. Даже половое созревание на мне никак не сказалось – разве что голос стал немного ниже, и все. И вообще это произошло очень поздно, лет в шестнадцать. Все считали меня настоящим уродом, хотя, будь у нас современная медицина, думаю, она могла бы мне помочь. Меня назвали гермафродитом.

– Э-э-э… Вы хотите сказать, что у вас половые органы и мужчины, и женщины?

– Нет, что вы! Я нормальный мужчина, но, вероятно, единственный, у кого это ясно только по голосу. Физиологически процесс моего полового становления еще не завершен – я могу стать кем угодно, но общество в сочетании с медициной нарушили это равновесие, и в результате перед вами – чудовище. А вообще-то я мог бы – с минимальным хирургическим вмешательством – стать женщиной.

Бедный Лакош, я все сильнее проникался к нему сочувствием.

Совершенно сбитый с толку относительно своей половой принадлежности, он оказался в плену у общественных предрассудков, навсегда оставшись маленьким и женоподобным. Следствие установило, что он переодевался маленькой девочкой, когда искал очередную жертву. Неудивительно, что он рехнулся. Сомневаюсь, помогла бы ему перемена пола, но теперь все это не имеет значения – он выбрал свой путь, и семнадцать трупов уже никому не вернуть к жизни.

– Да, мы и впрямь чем-то похожи, – очаровательным голоском проворковала Зала. – И вы, и я – настоящие уроды, жертвы генетических отклонений. С одной лишь разницей – вы знаете, в чем ваша беда, а я – нет. А хотелось бы.

Я утвердительно кивнул:

– Может, микроорганизмы Вардена помогут вам. Они на это способны.

Мои слова тотчас отрезвили ее.

– О Боже, я совсем про них забыла… Я совершенно ничего не чувствую… никакой инфекции…

– Ее никто не чувствует, но тем не менее она есть. Держу пари, мы уже заражены этой дрянью.

Внезапно успокоившись. Зала без всякого перехода вернулась к прерванному разговору.

– Слушай, Парк.

– М-м-м?

– А за что ты попал сюда?

Я печально вздохнул:

– Теперь все в прошлом. У меня, понимаешь ли, было что-то с психикой – по многим причинам, в том числе и из-за физических изъянов. Но сейчас я полностью здоров. Жаль, досталось это дорогой ценой. Там, дома, я жил как в аду, а здесь я пусть и заключенный, но зато в ладу с самим собой – впервые в жизни. Кстати, я работал региональным администратором, так что нас действительно что-то роднит.

– Но почему не хочешь рассказать о своем преступлении?

Я еще раз вздохнул:

– Потому что после этого ты не сможешь заснуть со мной в одной комнате. Она ненадолго задумалась:

– Ты… ты убил кого-нибудь? Я кивнул.

– Женщину?

Я молча потупился. Зала немного поколебалась.

– И что, не одну?

Мне ничего не оставалось, как вновь подтвердить ее худшие опасения.

– Много?

Глубоко вздохнув, я приподнялся на кровати:

– Слушай, не будем играть в угадайку. Я стараюсь забыть о прошлом. Порой мне кажется, что теперь я совершенно другой человек. Зала. Это была какая-то ужасная болезнь, сумасшествие, полное помрачение рассудка. Вспоминая об этом, я испытываю такое отвращение, какого, наверное, не чувствует никто. Могу поклясться, что моя ссылка сюда, на Харон, – надежная гарантия полного выздоровления; в противном случае мою личность просто бы уничтожили. Меня вполне можно вернуть обратно в общество, однако мои злодеяния столь ужасны, а облик столь узнаваем, что меня линчевали бы в первый же день. Ромб для меня – единственный выход, и я – хочешь верь, хочешь нет – теперь вполне удовлетворен. Впервые у меня появился шанс стать нормальным человеком – а мне это чрезвычайно важно. Пусть даже здесь, в этой Тмутаракани. Зала улыбнулась.

– Значит, тебя ждет проверка на прочность, – резюмировала она. – В любом случае я ничего не теряю; если ты соврал и прикончишь меня, то хотя бы этот кошмар наконец-то прекратится. Если ты сказал правду, то мы оба об этом узнаем и на все воля Божья – поможем друг другу выжить в этом аду.

– Спасибо, – искренне ответил я. В конце концов даже временный союз лучше, чем никакой. Мне, правда, действительно предстояло убить женщину, но не Залу Эмбуэй.

* * *

Вскоре в дверь постучали, и мы спустились по скрипучей лестнице. Внизу было, как в бане, да и вид наш был под стать температуре. Я то и дело путался в своей великоватой одежде, но, слава Богу, ни разу не споткнулся.

Наши гиды в свежих черных одеяниях того же покроя, что и у нас, с чопорным видом уже поджидали внизу. В центре зала стоял накрытый на одиннадцать персон стол.

Пища была натуральной, хотя и несколько необычной на вкус. Я не стал изучать меню, ибо был твердо убежден, что насчет названия и происхождения некоторых блюд лучше остаться в неведении. Для шести заключенных, попавших сюда с цивилизованных планет, в том числе и для Залы, это было первое в жизни не синтетическое и приготовленное не компьютером кушанье; остальные ели просто с хорошим аппетитом. Мне действительно не очень хотелось вникать в кулинарные секреты, однако надо отдать должное – приготовлено все было отменно. Хоть на кормежку здесь не придется жаловаться, мимоходом подумал я.

Наши провожатые либо уже поели, либо собирались трапезничать позднее. Не обращая на нас внимания, они устанавливали в зале стенды с какими-то планами и картами.

Поев, мы приготовились слушать лекцию. Я заметил, что все сразу забеспокоились. Начал мужчина.

– Меня зовут Гарал, – представился он, – а мою спутницу – Тилиар. Опекать вас нам поручил надсмотрщик района Хонуф по распоряжению всепланетного правительства. В свое время мы тоже были заключенными, поэтому хорошо представляем, что вы пережили. В первую очередь хочу отметить, что вас переполняют всевозможные предрассудки, суеверия и панический страх, которые на самом деле беспочвенны. Вы не почувствуете никаких болезненных симптомов, а возможно, вообще не заметите никакой перемены. Однако ваши организмы в данный момент в самом деле изменяются, хотя это и невозможно обнаружить. Несколько дней спустя вы и микроорганизмы Вардена достигнете так называемого альянса. Позвольте подчеркнуть, что это не болезнь. За пять лет, прожитых здесь, я вообще ни разу не болел. Микроорганизмы Вардена справляются с вирусами и прочими возбудителями болезней намного эффективнее любой иммунной системы. Для примера добавлю: еще никто на нашей планете, несмотря на здешний климат, не простудился.

Последнее замечание многих развеселило, однако на самом деле гид затронул чрезвычайно важный аспект здешней жизни. Жители Конфедерации тоже избавились от всех болезней, но ценой многовековых титанических усилий, а здесь, если верить Гаралу, необходимости в медицине и медиках не существует вообще.

– Кое-кто из вас испытает определенный дискомфорт, – подхватила Тилиар, – потому что прибыл на Харон не совсем здоровым. Например, те, у кого повреждены или отсутствуют зубы, обнаружат, что они вырастают вновь, а иногда это очень болезненный процесс. Те, кто плохо видит, будут чувствовать головокружение или легкие головные боли, пока зрение не придет в норму. Микроорганизмы Вардена не просто предохраняют вас – они делают вас лучше, а потом поддерживают это состояние. Раны здесь затягиваются очень быстро и практически бесследно. Даже потерянные конечности, как правило, полностью восстанавливаются.

– Похоже, вы тут бессмертны, – проронил тот наглый мужик из одноместного номера.

– Отнюдь, – возразила женщина. – Смертельные ранения остаются таковыми и здесь. Микроорганизмы Вардена поддерживают ваше здоровье при помощи ресурсов организма, и если он не способен бороться со смертью, вы обречены, но все равно потенциальная продолжительность жизни на Хароне даже выше, чем на цивилизованных планетах.

Большинство сидящих за столом, в том числе и Зала, обратили внимание только на последнюю фразу; меня же заинтересовало слово "потенциальная". В памяти сразу же всплыли огромные зубы той нежно-голубой зверюги.

Дальнейший рассказ напоминал введение в курс основ выживания в местных условиях; многое я уже знал. После проливного дождя, который мы уже испытали на собственной шкуре, небезынтересно было услышать, что на центральном континенте простирается несколько пустынь, где почти всегда палит солнце. Вода на Хароне на самом деле большой дефицит, а дожди – праздник. Есть районы, где осадки выпадают раз в столетие, а то и реже. Кроме того, здесь нередко возникают скоротечные, но ужасные бури-смерчи, сопровождаемые сильнейшими грозами и ветром под 160 километров в час. Точно предсказывать погоду, в том числе и стихийные бедствия, не удается, так как верхние слои атмосферы представляют собой необычайно мощные поля заряженных частиц, сквозь которые не могут пробиться ни радиолокаторы, ни инфракрасные камеры; в то же время искусственные источники радиоизлучения притягивают к себе всю мощь смерчей. Это объясняло вынужденный запрет на сколь-нибудь серьезное использование техники. Труднее всего приходилось космодрому. На памяти наших проводников он уже два раза разрушался до основания. Челночные орбитальные аппараты имели специальную защиту от магнитных бурь и атмосферной плазмы, однако не очень эффективную.

На орбите вокруг Харона работала исследовательская станция – достаточно далеко от зараженной микроорганизмами атмосферы. Интересно, что на таких станциях бактерии инфицировали всю органику, но не трогали неорганические материалы. В полной мере они проявлялись только на самих планетах Ромба и в людях, пораженных теми же самыми бактериями.

Вскоре речь коснулась более животрепещущих тем.

– Помимо полного отсутствия техники и связанных с нею удобств, – поведал Гарал, – существуют и другие побочные проявления симбиоза человека с микроорганизмами, в которые вам будет трудно поверить, даже когда вы испытаете их на собственной шкуре. На всех планетах Ромба Вардена они различны, но тем не менее тесно друг с другом связаны.

Например, на Лилит есть люди, обладающие способностью двигать, созидать или разрушать горы одним лишь усилием воли, приказывая СВОИМ микроорганизмам Вардена передавать команды тем, которые находятся внутри скал, деревьев, других людей и так далее. Однако подобные умения каждого конкретного человека – величина достаточно произвольная. На Цербере такая связь непосредственно влияет на мышление людей, и это проявляется столь тотально, что они чаще всего об этом и не догадываются. Но этим качеством просто невозможно управлять. На Медузе коммуникация между микроорганизмами Вардена ограничивается одним организмом-носителем и позволяет быстро и непроизвольно менять свой облик, чтобы приспособиться к непрерывно меняющейся среде. Здесь же эти свойства проявляются в несколько иной форме.

Затаив дыхание, мы ловили каждое слово. Речь зашла о самом главном – все поняли это сразу.

– Как и на Лилит, мы в определенной степени воздействуем на предметы и на других людей, – подхватила Тилиар. – Как и на Цербере, это скорее ментальное, нежели физическое влияние, и мы способны устанавливать прямой контакт с мозгом друг друга. Как и на Медузе, мы можем изменять свой облик, однако несколько в ином смысле. И хотя здесь эти качества в принципе присущи каждому, требуются длительные тренировки и очень сильная воля, чтобы научиться использовать их. Тренированные и волевые люди опасны для новичков, и именно поэтому мы старались изолировать вас в начальный период обучения. – Она замолчала на мгновение, подыскивая слова. – Как вы уже поняли, Харон больше всего напоминает волшебную страну из детских сказок и древних легенд. Здесь действуют таинственные силы, и всевозможные колдуны и волшебники могут причинить неисчислимые бедствия. И вдобавок ко всему при этом не нарушается ни один из известных физических законов.

Кое-кто, тихо выругавшись, энергично помотал головой.

– Я понимаю, в это трудно поверить, – помолчав, сказал Гарал, – но самые трезвомыслящие из вас быстро приспособятся к здешним реалиям. Позвольте полюбопытствовать, каким образом вы узнали, что находитесь здесь? Как определили, на что похоже это место, что вы – это вы, что мы – это мы. И наконец, что идет дождь?

– Мы чертовски промокли, – пробормотал кто-то, и все рассмеялись.

– Отлично. Но как вы узнали, что вы промокли? Сами ВЫ – ваша личность, ваша память, все ваше мыслящее естество. Все, что локализовано в мозжечке и коре головного мозга. Единственный реальный объект для вас – это ваш мозг, который находится внутри черепа. Как орган он не способен ничего самостоятельно узнать о происходящем Извне – в нем нет даже нервных окончаний, а вся информация поступает от весьма удаленных от него датчиков пяти различных органов чувств – зрения, обоняния, осязания, вкуса и слуха. А если все ваши пять чувств искажены? Существуют пытки и психиатрические методы – что в принципе одно и то же, – позволяющие посылать в мозг ложные сигналы. В древности это называлось шаманством – может, так вам будет понятнее.

– Знахарь или шаман, – вступила Тилиар, – брал обрезки ваших ногтей, волос – даже экскременты – и складывал из них куклу. Предполагалось, что ее судьба будет аналогична вашей, и то, что он сделает с куклой, произойдет с вами. И знаете, почему эти ребята процветают и сейчас, в космическую эпоху? ПОТОМУ ЧТО ИХ МЕТОДЫ ДЕЙСТВУЮТ.

– Да что вы? – откровенно рассмеялся гигант. С самым серьезным видом Тилиар кивнула:

– Да, да и еще как! Но только при двух условиях. Во-первых, предполагаемая жертва должна верить в могущество и власть знахаря. Для этого даже не требуется никаких усилий – неосознанный страх доделает за вас все, что нужно. А во-вторых, она должна знать о том, что заколдована. Люди превращаются в калек – и физических, и интеллектуальных, – если эти условия выполняются, – и это много проще, чем вы думаете. Даже самые закоренелые рационалисты подсознательно крайне суеверны; а шаманы и талантливые психологи укрепляют веру простых людей в таинственное.

– Разумеется, НА САМОМ ДЕЛЕ они ничего не предпринимают, – заметил Гарал. – Они лишь формируют необходимые психологические условия. Можно сказать, что колдовство – это магическая сила, которая не нарушает ни один известный закон природы.

– То есть вы хотите сказать, что Харон – планета колдунов? – иронично произнес я.

Моего веселья, однако, никто не разделил.

– Отчасти, – ответил Гарал. – Но здесь вы можете полностью избавиться от неопределенности и пойти намного дальше. Если вы помните, я сказал, что микроорганизмы Вардена поддерживают контакт друг с другом даже за пределами того организма или предмета, в котором находятся. Однако это пассивная связь. Но, поскольку они неотъемлемая часть вашего организма, то могут контактировать с вами – как и вы с ними. И здесь вы колдун настолько, насколько способны управлять связями между своими и чужими микроорганизмами. То есть Харон – это в буквальном смысле мир чародеев, которым даже не требуется, чтобы в них верили.