Текст книги "Коллекционеры смерти"

Глава 6

Мы вышли из адвокатской фирмы и снова поехали к Хаккаму. Воздух в его конторе был сизым от дыма. Гарри принялся листать книгу регистрации посетителей.

– Такое впечатление, что у вас тут мотель, где встречаются родственники всего из двух семейств – сплошные Смиты и Джонсы, – заметил он.

Хаккам пожал плечами.

– Никто не контролировать, какие имена люди называть.

Палец Гарри, скользивший по строчкам с фамилиями, остановился.

– Вот, есть. Рубин Т. Койл. Записался две недели назад. Правильное имя, адрес, номер машины. Ничего не скрывал. Вероятно, единственная правдивая запись лет за десять. Он не говорил вам, мистер Хаккам, почему он, будучи местным и все такое, останавливается у вас? Может быть, ремонт в квартире?

Древнейшее из всех оправданий для человека, который останавливается в мотеле в своем собственном городе: У меня в квартире ремонт, а я не выношу запаха краски. Как и моя… хм, жена, вон там, в машине.

Хаккам немного подумал.

– Он сказал, что делает что-то по работе. Исследования. Сказал, может быть, будет делать тут бизнес, спросил, за сколько времени нужно заказывать несколько домиков, семь или восемь.

– И что вы ему сказали?

Хаккам экстравагантно затянулся своей сигаретой.

– Минут за двадцать-тридцать.

Мы отправились к нашей машине. Гарри сел за руль, а я проскользнул на заднее сиденье, улегся, заложив руки под голову, и стал смотреть на синее небо и верхушки проплывавших мимо деревьев. Когда я был маленьким и в моей жизни случались невеселые события, я забирался в наш автомобиль – старенький «универсал» – и прятался там на заднем сиденье. Задние сиденья и по сей день остались для меня надежным прибежищем – местом, где хорошо думается. Дополнительным преимуществом такого положения было то, что так мне не нужно было терпеть особенности стиля вождения Гарри. Он любил управлять автомобилем, но, как и в вопросах выбора цвета, у него это никогда толком не получалось. Мы проехали с ним таким образом многие сотни миль, и это уже вошло в привычку.

– Не думаю, чтобы Койл встречался с этой Джейн Доу, – сказал Гарри в зеркало заднего вида. – Он был в «Уютных хижинах» за восемнадцать дней до того, как там появилась она, и не скрывал своего присутствия. Возможно, привез в машине женщину. Или мужчину. Койл, по всей видимости, не очень-то озабочивался этой мисс Барстоу. Хотя она перед ним благоговела. Наивная, как мог бы предположить любой, включая меня. Может быть, у нашего адвоката наступил кризис среднего возраста. Вспомни сам о таких случаях. Вот Дейл Брайсон, например.

Дейл Брайсон был скучным консервативным тридцативосьмилетним инженером-строителем, объявленным в розыск несколько месяцев назад. Его дело попало к нам, когда отслеживание платежей по его кредитной карточке привело к месту убийства мужчины в одном из магазинов по продаже алкоголя. Через пару дней после того, как Брайсон стал объектом нашего интереса, кто-то другой сознался в этом убийстве. Но поскольку мы уже были вовлечены в это дело, то по его следам дошли до номера дорогого мотеля на шоссе I-10, перед дверями которого стоял новенький сияющий «бумер» с откидным верхом. Мы нашли Брайсона голого в ванне, заполненной пятью ящиками шампанского по сорок баксов за бутылку. Кровать в номере была сплошь завалена плюшевыми мишками. Он был смущен до мозга костей и не мог предложить никакого связного объяснения, кроме как «Это было то, что я был обязан сделать».

Дело Брайсона, хоть и несколько экзотическое, все же не было чем-то необычным: сегодняшние «белые воротнички», мужчины среднего и выше среднего класса, в возрасте примерно между тридцатью пятью и сорока пятью словно запрограммированы на такие поступки. Если они пропадают, это обычно длится где-то с неделю, и главная опасность здесь – это опустошение их банковских счетов в результате покупки скоростного катера или спортивного автомобиля. Тут же, судя по всему, дело обстояло иначе: где бы ни был Рубин Койл, он был в безопасности.

И не имел ничего общего с нашей Джейн Доу.

– Есть еще один момент, Гарри, – сказал я.

Я почувствовал, как машина вильнула, задела бордюр, потом выровнялась.

– Что за момент, брат?

– Сегодня утром мне был один таинственный телефонный звонок. Какой-то пожилой мужик хотел узнать, не нашли ли мы рядом с нашей Джейн каких-либо произведений искусства. Разговаривал как псих. Ну я его и отшил.

– Но ничего такого и не было найдено в хижине, Карc.

– Но образчик чего-то из этой области был доставлен Койлу.

Гарри отбросил этот вариант.

– Мы не знаем наверняка, имело ли это отношение к искусству. Черт возьми, моей первой жене постоянно присылали по почте образцы всякого отделочного барахла: обоев, обивки, гардинных тканей.

– У первой жены? А я думал, что ты был женат всего один раз.

Гарри редко вспоминал о своем разводе, а сам я вопросов не задавал. Он исторг длинный тяжелый вздох и, нахмурившись, произнес:

– Да, так. Но иногда такое чувство, что со мной это происходило гораздо чаще.

Гарри высадил меня у морга. Двумя часами раньше состоялось вскрытие Джейн Доу, которое проводилось под патронатом детективов третьего округа, и это была их последняя задача. Теперь дело перешло ко мне с Гарри, и я хотел узнать хотя бы предварительные результаты и при необходимости слегка повлиять на сроки получения окончательного заключения.

Доктор Клэр Пелтье сидела за письменным столом в своем спартанского вида кабинете, где мебель была ничуть не приличнее, чем в комнате детективов. Это она выполняла процедуру с Джейн Доу и должна была составлять отчет.

Я просунул голову в дверь. На столе Клэр стояла ваза с розами – единственное яркое пятно во всей комнате.

– Есть предварительное заключение по Джейн Доу, Клэр?

Все остальные звали ее доктор Пелтье. Я же с того момента, как нас представили, говорил ей Клэр, и она оставила этот feux pas[9]9
  Faux pas – ложный шаг, проступок (фр.)


[Закрыть] без последствий, обращаясь ко мне в отместку только по фамилии. Клэр Пелтье была директором Мобилского офиса бюро судебных экспертиз Алабамы и, с моей точки зрения, главной претенденткой на звание мисс «Самые красивые глаза». Клэр было за сорок, у нее были короткие, черные, как антрацит, волосы и поразительно синие глаза, от которых иногда бросало в дрожь, а иногда они удивляли своей неожиданной теплотой. Я сел на одинокий стул перед ее столом. Клэр нацепила висевшие у нее на шее очки для чтения и сердито посмотрела на лежавшую перед ней бумагу. Аромат красных роз казался настолько плотным, что, обволакивая, буквально пригибал к земле. – Я обнаружила посмертные ссадины, которые можно квалифицировать как следы лопаты. Плюс трупные пятна, которые не образовались бы, если бы она просто лежала распростертой на кровати в мотеле. Добавим сюда следы глины снаружи и внутри ее тела, и мы придем к совершенно очевидному заключению…

Я кивнул:

– Похоронена и извлечена из могилы, я знаю.

– Я, конечно, смотрела отчет судебных экспертов – цветы, свечи… А как вам все видится, Райдер?

Я пожал плечами.

– Свечи могут символизировать разные вещи, цветы тоже. Но я не уверен, что это не дело рук полного психопата.

– А вы подтвердили, что она была, уличной проституткой?

– Ее нашли голой в мотеле, который, вероятно, половину своего дохода получает от сдачи номеров на час.

Клэр постучала ногтем по листку.

– У нее не было характерного для проституток набора, Райдер. Никаких телесных повреждений, рубцов, следов заболеваний, передаваемых половым путем, прошлых или настоящих. Никаких синяков или ссадин. Учитывая ее возраст, можно сказать, что ее гениталии все еще на гарантийном сроке. И никаких следов половой активности в ту ночь.

Я сложил ладони домиком и поднес их к губам.

– Здесь есть еще кое-что странное, Клэр: в компьютере нет ее отпечатков. Возможно, из новеньких. Из-за наркотиков случается и не такое.

Клэр зашелестела страницами.

– Давайте я зачитаю вам расклад по времени, который мы имеем: Смерть от удушения в период от полуночи. В субботу до полудня воскресенья…

– Я видел следы лигатуры на ее шее.

– Да, но вы не видели внутренних повреждений. Лигатура несколько раз затягивалась и отпускалась.

– Значит, пытка. – Я почувствовал, что желудок мой готов вывернуться наизнанку. Нормальная реакция для людей, получающих удовольствие. Клэр продолжала читать.

– В какой-то момент после своей смерти жертва была закопана. В понедельник или во вторник ее откопали. Помыли.

Тут вмешался я:

– В четверг вечером ее привезли в комнату мотеля. Кто-то зажег множество свечей, забросал ее цветами.

– В комнате нашли что-нибудь? – спросила Клэр.

– Бри обрабатывает сейчас вагон и маленькую тележку всевозможных отпечатков. На свечах и цветах скрытых отпечатков нет. Близлежащие поверхности вытерты. Аккуратный злоумышленник. Я вообще сомневаюсь, что мы что-нибудь найдем. Судебные эксперты пропылесосили ковер на предмет каких-либо нехарактерных микрочастиц. Не хотел бы я заниматься просеиванием пыли.

Черный полумесяц брови Клэр многозначительно приподнялся.

– Получается, сложное дело, Райдер.

Я вспомнил о переживаниях шефа относительно средств массовой информации. Он хотел, чтобы мы хорошо выглядели, я хотел, чтобы мы не попали в поле зрения репортеров. Но предварительное заключение широко распространяется среди своих и, как правило, окольными путями мгновенно попадает в прессу.

– Что вы в общих чертах укажете в своем рапорте, Клэр?

– Лигатурное удушение. Плюс стандартное клиническое заключение.

– А как же насчет свечей в глазах, захоронения и откапывания? И вероятности пыток?

Она бросила на меня быстрый взгляд.

– Вы не хотите, чтобы это разглашалось?

– Если это не появится в прессе сейчас, нам проще будет продвинуться в расследовании дальше.

– Ну пока это всего лишь догадки. Буду тянуть, сколько возможно.

– Спасибо, Клэр.

– Я смогу прикрывать это только определенное время, Райдер. Неделю, может быть, две. После этого общественность должна получить полную информацию. Это могло бы быть отвлекающим маневром.

Я уперся руками в колени и встал. Когда я уже был на пути к двери, она остановила меня.

– Райдер, вы слышали что-нибудь об Эйве?

Эйва Даванэлле раньше была помощником патологоанатома в морге. В прошлом году, лечась от алкоголизма она оказалась случайно вовлеченной в уголовное дело и чуть не умерла во время судебного процесса. Последующие несколько месяцев мы провели с ней вместе, и это, вероятно, было счастливейшее время в моей жизни. Хотелось бы надеяться, что и в ее тоже. Но месяц назад – без всяких причин и предварительных уведомлений – она заявила, что уезжает из Мобила.

Так неожиданным образом я превратился в часть ее прошлого.

Эйва уехала в Форт-Уэйн, штат Индиана, где она выросла. Она планировала пройти там дополнительный курс обучения по клинической патологии, чтобы, как она сказала, «работать с живыми, а не с мертвыми».

После ее отъезда мы трижды говорили с ней по телефону. Разговоры наши были напыщенными, фальшиво оживленными, без какой-либо глубины, словно разговаривали Барби с Кеном.

Но, кажется, и они уже закончились.

– Ау, Райдер. Вы еще здесь? – прервал мои мысли голос Клэр.

– Я уже неделю ничего не слышал от Эйвы, Клэр. Ни слова. Надеюсь, что она счастлива. Она этого заслуживает.

Клэр посмотрела на меня поверх очков, и глаза ее потеплели.

– А вы, Карсон? Вы это… уже пережили?

В кабинете вдруг стало темнее, я почувствовал, как колени мои слабеют. Я развернулся, помахал на прощание через плечо и быстро покинул комнату, нарушая все правила приличия. По пути я зашел в туалет. Умыл лицо. Затем разглядывал в зеркале собственное отражение, пока не устал от него, – на это ушло две-три секунды. Глубоко вздохнув, я направился к двери. У стойки на выходе я с удивлением обнаружил Гарри, который развлекал шутками секретаршу приемной Веру Брейден. Он выразительно показал мне большим пальцем в сторону входных дверей.

– Там снаружи стервятники, брат; решил тебя предупредить.

Мы направились к выходу вместе. На улице толклась группка репортеров. Я удивился, не увидев среди них парочки с «Канала 14». Гарри приобнял меня за плечи.

– Есть что-то новенькое, брат?

– Дело плохо, – ответил я. – Ее пытали.

Я смотрел на приникшие к дверному стеклу лица репортеров – перекошенные, жаждущие новостей как можно уродливее, чтобы продать, поднять рейтинг газет и в итоге заполучить больше рекламы. Внезапно к горлу у меня подступила тошнота – от этого морга, от женщин, которые уходят без предупреждения, от этих людей, готовых превратить чью-то смерть в карнавал. И, видимо, от себя самого, из-за того что оказался недостаточным поводом для! Эйвы Даванэлле остаться в Мобиле.

– Да пошли они все, Гарри. Давай выбираться отсюда.

Мы решительно шагнули в стену влажной жары. Одновременно нас волной накрыли голоса, словно включенные одним большим рубильником и смешавшиеся в полную несвязную бессмыслицу:

– Кто убийца и вид оружия? как вы думаете где обстоятельства? если бы вы были злоумышленник? много медицинских экспертов можете вы определить время улики какие-то ключи к разгадке? будете вы предоставлять какую-то информа…

Через десяток метров они отстали. Мы с Гарри трусцой направлялись к своей машине, когда рядом щелкнула дверь и из черного внедорожника выскочили Денбери и Фунт. Она направила в нашу сторону микрофон, а объектив камеры маленького Фунта в джинсовом костюме метался между мной и Гарри, словно не мог определиться.

– Ага, посмотрите-ка, – сказала Денбери. – Вот они, зомалолы.

– Зомалолы? – переспросил я.

– Зо-лотые ма-льчики пол-иции. Зомаполы. Как насчет эксклюзивного интервью для элитного дивизиона? Каковы результаты вскрытия? Это дело по профилю ПСИ?

– Без комментариев, – пробормотал я, чувствуя еще большее отвращение к этим людям, сующим в мою жизнь свои лица и микрофоны с камерами.

– Эта жертва, детектив Райдер, было в ней что-то такое, что касается деятельности ПСИ? Расчленение? Странные отметины? Картина…

Я отбил микрофон Денбери от моего носа в сторону. Он вылетел у нее из рук и шлепнулся на тротуар.

Глаза ее округлились.

– Идите вы к черту, – сказал я. – И это же касается вашей обезьяны-оператора.

– Карсон, – предостерегающе вмешался Гарри.

Парень с камерой нагло ухмылялся в свой видоискатель.

– Какие мы сегодня вспыльчивые.

Я направился к задней двери машины.

– Можете вы мне сказать, – не отставала Денбери, – почему здесь оказались именно вы, а не кто-нибудь из третьего участка?

Я испытующе посмотрел на нее.

– Не можете найти себе нормальную работу? Сколько вы зарабатываете, ковыряясь в чужом горе?

– А у вас проблемы, детектив, с контролированием своих эмоций, – не без иронии сказал оператор, и при этом ухмылка его стала еще шире.

Мне ужасно хотелось затолкать эту камеру прямо ему в глотку. Но вместо этого я сел в машину и зажмурил один глаз, успев заметить, как он снова ухмыльнулся и подмигнул мне. Гарри завел мотор, нажал на педаль газа, машина дернулась и вильнула, после чего раздался характерный звук, Напоминавший хлопки кожаного флага на свежем ветру.

– Ох, – только и произнес Гарри. Он затормозил и, открыв свою дверь, посмотрел на колеса. – Здесь нормально. Посмотри со своей стороны, брат.

Я выскочил наружу. Передняя шина была полностью спущена.

Гарри достал свой телефон.

– Залезай внутрь, Карсон. Я сейчас позвоню в гараж, они это мигом уладят. Займет несколько минут.

Мы были метрах в двадцати от Денбери и ее шимпанзе. Эта обезьяна с видеокамерой ринулась прямо ко мне.

– Эй, детектив. Сделайте широкую улыбочку копа года для наших зрителей. Это будет хорошей рекламой для всего участка.

– Убери, – сказал я, и внутри у меня что-то перевернулось, хотя заметил я это скорее по тембру своего голоса, чем по ощущениям.

К нам подошла Денбери.

– Борг, – позвала она оператора. – Завязывай. Оставь его.

– Ну же, мистер Райдер, давайте, – прошептал парень так, что это мог слышать только я. – Сделайте лицо крутого парня, как для газеты. Вашей маме снимок понравился? А вашей подружке? О, трахни меня, мой малыш, но сперва посмотри на меня этим твердым взглядом…

– Kapcoн! Да сядь же ты, блин, в машину! – рявкнул Гарри.

Но было уже поздно. Я схватил этого видеоклоуна за воротник куртки, поднял и приблизил его физиономию к своему лицу, по ходу объясняя возможные варианты применения его камеры, останься мы с ним наедине где-нибудь в тихом месте.

Он весь сжался, но лицо его не переставало ухмыляться.

Когда я вечером вернулся домой и увидел мигающую лампочку автоответчика, я знал, что это был Джереми. Что ж, возможно, этот день просто не задался. Я нажал кнопку воспроизведения, поддерживаемый лишь сознанием того, что поступаю правильно.

Kap-сон, твоя мамочка ждет свое новое зарядное – это было все, что ему требовалось. И пропел он это так, словно до всего остального в мире ему не было ни малейшего дела.

Глава 7

Не знаю зачем, но у шефа Плакетта стоял в кабинете напольный глобус величиной с большой пляжный мяч. Может, кого-то он иногда так же выручал, как сейчас меня. Я уставился в синие воды южной части Тихого океана, мечтая сейчас оказаться там, чтобы не видеть, как Плакетт изучает меня из-за своего широкого полированного стола. Утренний туман на улице еще не рассеялся, и мир за окном оставался серым.

– Какого вы роста, детектив Райдер? – наконец спросил он.

– Ну, метр восемьдесят пять.

– А какой у вас вес? Где-то килограммов семьдесят пять – восемьдесят?

– Да, где-то так.

– И вы вступили в схватку с человеком, который… – тут шеф вытащил из своего стола листок и бегло пробежал его глазами, – рост которого метр шестьдесят семь и вес пятьдесят пять килограммов?

Это было письмо от руководства «Канала 14», и оно было доставлено нам, по всей вероятности, курьером. Я прикинул, что в общей сложности Плакетт провел в телефонных разговорах с ребятами с этой телестанции не менее часа.

– Шеф, – произнес стоявший рядом со мной Гарри, – с моей точки зрения, детектива Райдера спровоцировали…

Плакетт прервал его, подняв руку:

– И при этом вы не только угрожали этому человеку физической расправой, но и применили к нему физическое насилие.

– Я схватил его за воротник. Возможно, несколько неожиданно.

Плакетт процитировал письмо:

– «…продолжал держать его в приподнятом на цыпочки состоянии, пока лицо его не покраснело».

– Но у него лицо и в обычном состоянии довольно красноватое, – не унимался Гарри.

– Сейчас не надо, Наутилус.

– Да, сэр.

– Вы действительно сделали это, детектив Райдер? Все эти заявления – правда?

– Сэр, я думаю, что запись, которая велась этой же камерой, может подтвердить, что упомянутый человек словесно подстрекал меня к…

Шеф бросил письмо на стол.

– Я не считаю поводом для насилия пару выкриков, которые он бросил в вашу сторону. Вы же коп, вам приходилось сносить и более серьезные словесные оскорбления, верно?

Глядя в пол, я сунул руки в карманы.

– Просто он застал меня в очень неудачный момент.

Плакетт подошел к окну и стал смотреть на утренний поток машин.

– К счастью, телестанция не жаждет, чтобы дело это получило огласку. Но мне пришлось поговорить с руководством, дать определенные обещания, потребовать от вас кое-какой компенсации. Вы меня понимаете?

– Не совсем, сэр.

– Мы должны им как-то компенсировать, что они не подают судебного иска. Или не делают чего-нибудь похуже: я считаю, что выпуск той записи в эфир еще больше запятнал бы нас и поставил в дурацкое положение. Ведь инцидент этот произошел когда? Всего через три дня, после того как вы получили звание офицера года. Вряд ли стоит говорить о том, насколько это уронит нашу репутацию в глазах мэра.

– Мне очень жаль, шеф. – Сам я в этом совершенно не был уверен, но протокол требовал от меня именно этих слов.

– Ненавижу быть хоть в каком-то долгу перед прессой, Райдер. Я содрогаюсь при мысли о том, какая может быть за. это расплата. – Он нахмурился. – Вы хоть немного продвинулись в деле с этой женщиной в мотеле? Похоже, из-за него и вспыхнула эта конфронтация?

– Оно обещает быть сложным, но я надеюсь, что мы…

– Никаких ниточек? Каких-то концов? Ничего? Это же ваша область, детектив. Вы ведь специалист по таким делам.

Я выдержал паузу, а потом услышал собственный голое как бы со стороны:

– Мы разрабатываем одну небольшую версию, основанную на телефонном разговоре. Нечто касающееся искусства.

– Это серьезная зацепка?

– Это пока все, что у нас есть…

– Свободны.

– Искусство? – переспросил Гарри, когда мы оказались за дверью кабинета Плакетта. – Ты имеешь в виду это черт-его-знает-что-такое, которое попало в руки помощнице адвоката?

– Я говорил про того пожилого мужчину, который звонил и спрашивал о произведениях искусства в номере мотеля.

– Может, лунатик?

– Он не лунатик. Скорее уж чудаковатый старикашка. Или ты хотел, чтобы я рассказал шефу о том, что у нас действительно есть на сегодня, то есть… – Я сложил большой и указательный пальцы в большой «ноль».

– Тут ты, увы, прав. Я собираюсь проверить, что можно накопать в свечных магазинах. Может, этот псих купил себе пятьдесят свечек по кредитной карточке, а потом воспользовался ею же у цветочника. Может такое быть, как ты думаешь?

Я направился к стойке у входа, где можно было получить информацию о поступивших звонках. Мне звонили с адреса по другую сторону бухты, на Форт-Морган-хайвей. Фамилия незнакомая, что неудивительно. Сунув бумажку с адресом в карман, я толкнул дверь на улицу.

Через час езды я свернул на изрезанную колеей подъездную аллею с виноградником и стриженым кустарником по бокам. Над головой вздымались карибские сосны. Метров через семьдесят дорога привела меня к покрашенному в кремовый цвет бунгало, обращенному фасадом к бухте. Я заглушил двигатель и припарковался рядом с пикапом «Додж Рэм 2500»: черный, стекла тонированные, дизельный двигатель со сдвоенными хромированными выхлопными трубами, торчащими, как торпедные аппараты. Рама над кузовом грузовичка была заполнена длинными пластмассовыми трубами; футляры для удилищ, предположил я, видимо, человек рыбачит в зоне прибоя.

Не увидев в окружающем кустарнике ничего угрожающего, я на цыпочках прошел к передней части дома. На небольшом крыльце висел диван-качалка, планки на сиденье и спинке были потерты и блестели от частого использования. Я услышал шум лодок в бухте. Крики чаек. Отдаленный гул самолета. Вода плескалась о сваи причала, уходившего в море метров на двадцать; в конце его стояла небольшая моторная лодка.

– Стоять, – услышал я за спиной мужской голос.

Я замер.

– Я из полиции Мобила. Я ищу…

– Шшшш, сынок. Отведи-ка свои руки в стороны, как будто собираешься взлететь. У меня здесь сорок пятый калибр. Дырка от него в твоем животе будет такая, что кошка пролезет.

Я узнал голос звонившего мне мужчины, Любителя Искусства. Откуда же он взялся? Из воздуха, что ли? Я поднял руки.

– Послушайте, мистер…

– Вытаскивай свой документ, аккуратненько, двумя пальчиками. Дернешься к пистолету – считай, приобрел себе могильный камень.

Я вытащил свой значок и удостоверение, раскрыл его и показал назад.

– О'кей, – сказал он. – А теперь спускай штаны и пропукай нам «Лунную реку».[10]10
  «Лунная река» («Moon River») – баллада композитора и дирижера Генри Манчини к кинофильму «Завтрак у Тиффани».


[Закрыть]

– Не понял.

Я повернулся и увидел загорелого мужчину лет семидесяти, среднего роста, стройного телосложения, с едва наметившимся животиком. Из-под обвисших полей его шляпы на меня смотрели свинцового цвета глаза. На нем была клетчатая рубашка с короткими рукавами. На шее болтались очки для чтения на желтом шнурке. Пятнистые брюки цвета хаки свободно свисали на разбитые кроссовки. Он стоял, прислонившись к дереву и скрестив руки на груди. Пистолета у него не было.

Я почувствовал, как от обиды и злости лицо мое наливается кровью.

– Вы сидели в грузовике?

– Я услышал, как подъехала машина, и запрыгнул внутрь. Будь ты поумнее, проверил бы там. – Он покачал головой. – Тебе, сынок, нужно еще кое-что узнать.

– И одно из этого «кое-что» – ваше имя.

– Бывший детектив полиции штата Алабама Джейкоб К. Уиллоу, – отрекомендовался он. – Следуй за мной, Райдер. У тебя такой вид, что тебе, похоже, надо выпить.

Мы зашли в дом. Он легким шагом прошел на кухню, оставив меня стоять посреди гостиной. Она была светлой и просторной, в дальней ее части находилась обеденно-кухонная зона. Я оглядел книжную полку рядом с собой: книги о рыбалке и лодках стояли вперемежку с десятком биографических изданий. Один погонный метр полки был заставлен томами с описанием реальных преступлений, в основном в твердом переплете. Толстая, раскладывающаяся гармошкой папка лежала поверх экземпляра «Хелтер Скелтер» – книги Винсента Буглиози о Мэнсоне и его «семье» убийц. Между диваном и парой стульев расположился низенький столик. Уиллоу вновь появился с двумя стаканами лимонада.

– Присаживайся, – сказал он, указывая на диван. – Не жди, пока я проявлю вежливость.

Уиллоу протянул мне стакан и поднял седую бровь.

– Насколько я понимаю, ты здесь потому, что какой-то старый болван сделал двадцатисекундный звонок относительно этого убийства в мотеле, так? Ответ на этот звонок мог бы и подождать. Неужели ваши зацепки настолько хилые, детектив?

– Возможно, это я должен задавать вам вопросы? – спросил я, прекрасно сознавая, что этот старый болван застал меня врасплох.

Он оценивающе взглянул на меня и кивнул:

– Ну что ж, справедливо. Но сперва позволь старому служаке предъявить свои верительные грамоты…

Он сел на стул передо мной. Джейкобу Уиллоу было шестьдесят семь. Сорок пять лет он прослужил в полиции штата: семь лет в форме, остальные – в качестве следователя, в основном на севере Алабамы. Никто и никогда не предлагал ему административных должностей, зная, что он от них откажется. Вечеринка по поводу его выхода на пенсию состоялась более десяти лет назад, и он ушел с нее через тридцать минут. На изложение всего этого Уиллоу потратил минуты три, и сигналом об окончании его рассказа стало то, что он поднялся и принялся ходить по комнате.

– Искусство, мистер Уиллоу, помните? Именно это слово привело меня сюда. А вы его до сих пор ни разу не произнесли.

– Я хотел сообщить свою историю, представиться, так сказать. Это важно.

– Это все касалось общего плана. Теперь меня интересуют детали.

В новостях об убитой проститутке упоминались свечи. Мне было необходимо узнать, нашли ли вы там, кроме них, какое-либо произведение искусства.

– Я не должен вам ничего рассказывать. Но я все-таки скажу, что в комнате мы никаких произведений искусства не нашли.

– Вы в этом уверены?

– На месте работал лучший специалист бюро судебных экспертиз Алабамы. Так что относительно искусства – здесь ноль. – Я не упомянул о том, что попало в руки Лидии Барстоу, все еще считая это простым совпадением. – Как насчет того, чтобы объяснить мне, почему наличие! каких-либо предметов искусства так важно для вас?

Он медленно подошел к окну. Мимо его причала, широко взмахивая крыльями, пролетела вереница пеликанов.

– Я ожидал чего-то такого и следил за необычными делами долгие годы.

– Ожидали появления мертвой проститутки, как-то связанной с произведениями искусства?

– Ожидал, что Марсден Гекскамп снова напомнит о себе.

Имя это как-то отозвалось в моей памяти, но очень смутно, словно выцветшая надпись на старом календаре.

– Гекскамп? Серийный убийца? Еще в шестидесятых?

Уиллоу подошел к полке и, сняв оттуда папку, вытащил из нее файл, заполненный газетными вырезками.

– Я услышал о свечах в комнате; это было в новостях. Первой жертвой Гекскампа была уличная проститутка. Он оставил в комнате свечи. Это сходство поразило меня.

– Когда произошло то убийство, мистер Уиллоу.

– 17 июля 1970 года.

Я удивленно поднял брови.

– А этот Гекскамп – он еще жив?

– Он был застрелен 15 мая 1972 года.

Я постарался, чтобы мои эмоции не отразились на лице.

– Это более поколения тому назад, мистер Уиллоу. Вероятно, это уже не имеет…

Он протянул мне файл.

– Вкус яда из прошлого, детектив; это вырезки из газет времени расследования дела Гекскампа.

Из вежливости я просмотрел несколько заметок, некоторые из них были с фотографиями. Хотя в заголовках пестрели слова вроде маньяк, извращенец, сам Гекскамп выглядел не более угрожающе, чем, например, какая-нибудь модель, демонстрирующая одежду фирмы «Гэп». Последний и самый крупный заголовок гласил: «Загадочная Плачущая Женщина убивает Гекскампа и совершает самоубийство в зале суда».

– Насколько я могу судить, – заметил я, – в этих статьях много измышлений и мало фактов. Гонка за сенсациями. А у Гекскампа и нескольких его последователей, похоже, действительно были серьезные проблемы с головой.

– Эти статьи только намекают на его невменяемость, – сказал Уиллоу. – Он убивал медленно и с ликованием, утверждая, что это было исследование последних мгновений жизни, то есть ее финального момента. И тем не менее он чувствовал себя в обществе очень легко, пользовался всеми социальными благами, был очень обаятельным, прекрасным собеседником, художником, обучавшимся в знаменитой на весь мир школе искусств в Париже, в институте чего-то там такого. Насколько я знаю, был единственным американцем, который получал там полную стипендию. Удивительный ум, питавший огромное – от горизонта до горизонта – это. К сожалению, его харизма и умение произвести благоприятное впечатление позволяли ему увлекать, уводить за собой и мужчин, и женщин. Они устремлялись за ним, как бабочки на огонь. Но внутри него царили темные силы, настоящее исчадие ада.

– Социальная патология. Сейчас это встречается довольно часто.

– Газетные статьи, детектив, даже не приблизились χ тому, чтобы объяснить появление в нем этого мрака, который гнойной раной разъедал его мозг, а значит, ничего не сделали для того, чтобы предупредить его влияние на других. А влияние это может быть гибельным даже сегодня.

– Марсден Гекскамп мертв как колбаса, мистер Уиллоу. Мертвее не бывает.

Уиллоу глубоко вздохнул и провел ладонями по своему лицу.

– Ходят слухи, что у Гекскампа была коллекция его мыслей и деяний, отраженных в произведениях искусства. Главным образом в рисунках. Визуальная квинтэссенция его взглядов… на смерть. По слухам, его работы высоко ценятся и ходят только в узком кругу людей, которые благоговеют перед его посланиями. Но засечь это трудно – никто публично об этом не говорит.

– Вы сейчас дважды произнесли слово слухи.

Уиллоу вздохнул и откинулся на спинку стула.

– Нет надежных доказательств того, что такие работы вообще существуют.

– Но люди, очевидно, верят в это. А вы сами?

– Я слышал, как некоторые утверждали, что держали в руках предметы из коллекции. Гекскампа, и были в этом непреклонны.

– Убийцы-психопаты всегда порождают вокруг себя разнообразный фольклор, мистер Уиллоу. Вспомните Джека-Потрошителя. Или Джесси Джеймса.[11]11
  Джесси Джеймс (Вудсон) – знаменитый бандит, герой многочисленных вестернов, баллад и преданий.


[Закрыть] Общество отвечает непониманием на проявления злобы. Это добавляет мистики и создает ажиотаж.