Текст книги "Коллекционеры смерти"

Щелчок механизма, и комната наполнилась голосом моей покойной матери.

Кар-сон? Это твоя мама, сынок, взывает к тебе с небес. Помнишь мой сотовый телефон, такую ма-а-ленькую вещицу, которую я купила не так давно? В нем садится батарейка. Я-а-а только что выяснила, что на небесах нет зарядных устройств. А теперь сам подумай, Карсон, что делать женщине, если она не может время от времени поговорить со своим любимым сыночком? Ну да, конечно, у меня-а-а есть еще один сын, но он просто МАЛЕНЬКИЙ ЧОПОРНЫЙ ГРЯЗНУЛЯ, И ПУСТЬ ОН ПРОПАДЕТ В АДУ…

Я рухнул на стул рядом с телефоном. Это про моего брата Джереми. Одного из многих других Джереми. Голос матери тем временем продолжал:

…я-а-а вспоминаю дни, когда я изо всех сил старалась шить красивые платья, а ЭТОТ МАЛЕНЬКИЙ ЗАСРАНЕЦ ДЖЕРЕМИ ВСЕ ОРАЛ «ПОМОГИ МНЕ, МАМА, – ПАПА ПЫТАЕТСЯ МЕНЯ УБИТЬ – ПОМОГИ МНЕ, МАМА». Я-а-а спрашиваю тебя, Kap-сон, как женщина может что-нибудь сделать, ест РЯДОМ НАХОДИТСЯ ТАКОЙ ЭГОЦЕНТРИЧНЫЙ МАЛЕНЬКИЙ МОНСТР? Мне пришлось пройти через столько бед. А здесь на небесах очень здорово, Kap-сон. У них тут швейные машинки на каждом, даже маленьком облачке. И ты можешь сделать свою мамочку на небесах еще более счастливой, если позвонишь по этому не-е-ебесному сотовому, после того как получишь это мое сообщение, и расскажешь ей, как ей достать тут свое собственное зарядное устройство. Ей это действительно нужно срочно. Спасибо тебе, и храни Господь нас всех вместе и каждого в отдельности. Кроме того, конечно, можешь ПЕРЕДАТЬ, ЧТОБЫ ЭТОТ ПРИДУРОК ДЖЕРЕМИ ГОРЕЛ В ВЕЧНОМ АДСКОМ ОГНЕ. Позвони мне, пожалуйста, сегодня вечером, мой дорогой Kap-сон, Передавай привет этой своей подружке, мисс Эйве, А теперь пока.

Связь оборвалась.

Звонок от брата был иносказанием, у него вообще не должно было быть телефона. Как, впрочем, и ни у кого из заключенных. Но руки у него были такие же шустрые, как и его лживые слова, так что он стянул телефон из кармана у охранника. Я никогда не информировал начальство о том, что у брата есть телефон, сам точно не знаю почему.

Я стер с автоответчика и это сообщение. Есть больше не хотелось, и я пошел прилечь на террасе и отвлечься от ненужных мыслей под доносившийся с залива шум прибоя.

Глава 4

Когда я проснулся на следующее утро, за окном уже вовсю кричали чайки, а сквозь занавески пробивались янтарные лучи солнца. Как это нередко бывает, пробуждение случилось за несколько минут до того, как в 5:45 должен был сработать мой будильник; возможно, так происходило потому, что звук у него был ужасный, словно свинья пыталась чирикать. Я поставил кофе, неохотно напялил плавки и пошел к воде. Проплыв с полмили в открытое море, я развернулся и направился к берегу. Моя обычная пробежка по пляжу из четырехмильной превратилась в шестимильную в попытке изгнать из себя впечатление от звонка моего брата Джереми. Потом я надел потертые джинсы, белую рубашку и поверх нее бежевую куртку из секонд-хенда, чтобы спрятать под ней кобуру, и поехал на север, в Мобил.

Когда я появился в участке, полдюжины полицейских уже сидели за своими перегородками. Гарри был на встрече у окружного прокурора по поводу дела, бывшего у нас в разработке. Не успел я сесть, как зазвонил мой телефон. Все звонки детективам шли через Берти Вогнела.

– Слыхал новость, Райдер? – спросил Берти. – Местные телестанции сняли сюжет об этой убитой шлюхе. Эта стерва Денбери с «Канала 14» рассказала о свечках, якобы найденных на месте преступления. Она уже два раза спрашивала тебя, ей нужны комментарии.

– Говоришь, свечи, Берти? – Мы с Гарри требовали, чтобы никакие детали о месте преступления не разглашались.

Вогнел рыгнул, потом послышался звук льющейся жидкости.

– Она сказала якобы. С тех пор звонит разный народ, чтобы поговорить с тобой или Наутилусом. Все они видели ваш снимок в газете и хотят поделиться своими догадками в первую очередь с тобой.

Я вздохнул.

– Обычные психи?

Он хохотнул.

– Я поражаюсь твоему цинизму, Райдер. Это сознательные граждане со своими важными соображениями. Вот, например…

– Берти, у меня тут куча работы. Просто запиши их номера и…

В трубке послышался щелчок перевода вызова. Затем голос пожилой женщины, старавшейся перекричать телевизор.

– Алло? Меня кто-нибудь слышит? Это мужчина, который имеет дело с лунатиками? Это никакие не психопаты убили эту шлюху… искусительницу поразил карающий меч нашего Господа Всемогущего, вот как это было. В моей Библии прямо так и сказано…

Я положил трубку на стол и начал массировать виски. В прошлом месяце Гарри был звонок от одного мужчины, который сложил порядковые номера букв в словосочетании фторированная вода. Получилось 666. Звонившего поразило, что мы до сих пор не арестовали всех в департаменте водоснабжения.

Через минуту я поднес трубку к уху. Тишина. Я положил ее на аппарат, и он тут же зазвонил. Проклиная про себя Вогнела, я снова поднял трубку.

– Господи, сколько же вы будете держать граждан в неведении? – произнес довольно сильный мужской голос, но с явными признаками солидного возраста. – Расскажите мне о проститутке в номере мотеля, вы, чиновники, не выходящие из своих уютных кабинетов. В новостях я слышал про свечки. А как насчет искусства? Нашли вы что-нибудь в этом роде? Я не имею в виду изображения морских сюжетов на стенах, я говорю о чем-то более компактном: быть может, рисунок или картинка на холсте?

– Искусство? – Этим утром наши деревянные перегородки не выдерживали испытания на звукопроницаемость.

– Ис-кус-ство. Возможно, ты, братишка, о таком кое-что слышал – картины, цвет, форма.

Я закрыл глаза. Все это очень напоминало какой-то горячечный бред.

– Алло? Я знаю, что ты еще здесь, сынок Джимми, я слышу, как где-то рядом пердят твои друзья-копы. Это все от плохого питания, им поможет клетчатка.

Я постарался говорить официальным тоном:

– Нет, сэр. Я лично более часа обследовал там всю комнату. То же самое сделали и наши эксперты. Никаких произведений искусства обнаружено не было. Спасибо за ваш интерес…

– Час – это совсем немного. Вы абсолютно уверены?

– На сто процентов, сэр.

– Ну вот, ведь это же было совсем нетрудно сказать, – произнес мой собеседник, и связь прервалась.

Я положил трубку и вздохнул. В это время кто-то из моих коллег в другом конце комнаты шумно испортил воздух.

Гарри не знал, когда точно приедет, поэтому я направился к судебным экспертам. У них что-то булькало в мензурках. Из принтеров струились рулоны печатного текста. Мигали панели управления. И все вместе здесь пропахло хлоркой, сквозь которую пробивался слабый запах разложившегося мяса. Хембри находился в главной лаборатории у небольшой центрифуги. Он хлопнул ее сверху и извлек оттуда шариковую ручку. Я подумал, что ей пришлось подвергнуться жутким испытаниям.

Хембри сунул ручку в карман и подмигнул мне.

– Покрути уже пустую шариковую ручку десять секунд при трех G[7]7
  Перегрузка при ускорении, втрое превышающем ускорение силы тяжести.


[Закрыть] и можешь еще целую неделю ею писать, Карсон.

Я радостно кивнул, будто с этого момента жизнь моя изменилась к лучшему.

– Есть что-нибудь по отпечаткам пальцев нашей мотельной дамы, Бри?

– Перефразируя старинную шутку, это была не дама, а моя Джейн Доу.[8]8
  Джейн Доу – нарицательное именование лица женского пола, чье имя неизвестно или по тем или иным причинам не оглашается.


[Закрыть]

– Ничего интересного?

– Ничего системного. Возможно, она только начинала свою карьеру. Я на прошлой неделе видел сюжет в новостях, так там люди лет пятидесяти-шестидесяти возвращаются в колледж просто для развлечения…

– Не отвлекайся, Бри. А какие-нибудь другие отпечатки?

– Есть еще целая куча, которую нужно обработать и проверить. Это будет недолго.

Хембри наклонился ко мне через длинную белую стойку всей своей костлявой фигурой и робко улыбнулся. Я знал эту его улыбку, и она всегда меня раздражала.

– Ты ждешь очередного вопроса, не так ли?

Он задергал бровями.

– Угу.

– Ты что-то нашел на свечках?

– Они обычные, такие можно найти где угодно. Прошлой ночью мы проводили исследование на сгорание. Похоже, что зажженные свечи догорали до конца часов за восемь-десять.

Робкая улыбка не сходила с его круглого лица. Значит, не та.

– А как насчет ювелирных изделий?

Хембри свистнул. Через несколько секунд появилась стройная молодая женщина, чуть меньше или чуть больше двадцати, у нее были оранжево-голубые волосы и неимоверное число проколов для всевозможного пирсинга. От него не пострадал только один участочек в верхней части уха, но, возможно, она берегла его для чего-то особенного, вроде рождественских украшений.

– Это Мелинда. Она проходит у нас практику в этом семестре. Мелинда, это Карсон Райдер. Хоть он у нашего мэра и лучший офицер этого года, причесывать волосы так и не научился.

– А мне нравится, – сказала Мелинда, разглядывая меня. – Панковское ретро при соответствующем лице выглядит круто.

– Да это не прическа, – хихикнул Хембри, – это он просто волосы так сушит – открывает в машине окно и сушит. Мелинда, расскажи детективу Райдеру про ювелирные украшения жертвы.

– Убогая дешевка. Штамповка, даже не литье. Качество действительно очень низкое.

– А символы эти, они что-нибудь означают? – спросил я.

– Тут мешанина. Что-то от готики – мечи, магические пятиугольники; кое-что уже ближе к нашим дням – колдовские символы. Между ними есть пересечения, но не много.

– Может, она совершала какое-то персонифицированное действо, вроде посланий у сатанистов?

– Если и так, то специального языка для этого она не знала.

Хембри отпустил нашего консультанта по орнаментам. Отходила она от нас как-то осторожно, и я подумал, что бы она еще могла себе проколоть.

– У вас остается еще один важный вопрос, Карсон, – предположил Хембри.

– Что за вещество, похожее по цвету на хну, было найдено в складках ее кожи?

– Точно, попал! Это серьезный вопрос, – ответил он. – А было это не что иное, Карсон, как красная глина.

– Обычная старая грязь? – Я задумался на мгновение. Теперь его шутка о зомби неожиданно приобретала смысл. – Так ты хотел сказать, что эта женщина, перед тем как попасть в мотель, была похоронена, а потом эксгумирована?

Он ухмыльнулся.

– Думаю, что некоторые просто не смогут с этим смириться.

Я вернулся в офис и рассказал об этих новостях Гарри. – Странновато и диковато, – сказал он, напяливая на шею такой ядовито-желтый галстук, что лимон отдыхает. – Свечи и цветы – ладно, еще куда ни шло: злоумышленнику нужно было чем-то украсить сцену. Но выкапывание из могилы – это уже несколько чересчур.

Зазвонил телефон, и я быстро схватил трубку. Это был Хембри.

– Женщина из мотеля по-прежнему остается загадкой, Карсон. Но я обнаружил один любопытный отпечаток из этой комнаты. Точно такой же три года назад сняли при подаче заявления на получение паспорта. Это Рубин Койл. Адвокат компании «Хамерле, Мелбайн и Payс». Глаза голубые, волосы каштановые. Сорок четыре года. Рост метр семьдесят восемь, вес около…

– Стоп, откуда ты взял всю эту информацию?

– Так ведь он объявлен в розыск. Полицией Мобила, кстати. Считается пропавшим без вести. Вы там, ребята, хоть иногда между собой общаетесь?

Глава 5

– Проклятые овощи, – прорычал детектив Джим Смитсон, разворачивая салфетку. Когда мы с Гарри вошли в его маленький кабинет с табличкой «Пропавшие без вести», он сидел, подперев одной рукой свой пухлый подбородок, а другой поднося ко рту некий бледный объект.

– Прости, Джим, не понял, – сказал я. – Овощи? Смитсон покачал головой, и складки на его шее затряслись.

– Все эта долбанная диета. Сырые овощи и фрукты, – горестно произнес он, возвращая предмет на салфетку. – Как бы вам понравилось просыпаться поутру рядом с вот этим?

– Картофель фри? – спросил я.

– Это кусочек пастернака, Райдер. Просто он уже немного потемнел. Я думаю, что это несвежий пастернак. Они почему-то не ставят на нем дату.

– Я этого не знал, – сказал я. – У меня никогда не было пастернака.

Смитсон уставился на жалкий ломтик.

– Вот этот единственный кусочек пастернака – весь мой ленч. Доктор сказал, чтобы я сбросил пятнадцать килограммов. Знаете, у меня же повышенный сахар.

– Мне очень жаль. – Это было все, что пришло мне в голову. Смитсон засопел, взял отточенный карандаш наколол пастернак, занес его над корзиной для бумаг и передернувшись от отвращения, бросил в мусор.

Тут заговорил Гарри:

– Джим, нехорошо оставлять себя без еды.

– Не беспокойся обо мне, Гарри, – ответил Смитсон. – У меня в ящике есть еще кольраби.

Он тяжело подвинулся на своем сиденье, и полиэстер на его мощном заду, вступив в единоборство с винилом стула, звонко заскрипел. Ему было за пятьдесят, он уже всей душой стремился на пенсию и дорабатывал оставшийся срок при содействии кого-нибудь из молодых детективов в отделе пропавших без вести. Смитсон уныло взглянул на Гарри.

– Вы, ребята, здесь по делу или просто пришли посмотреть, чем я питаюсь?

– Это ты делал для нас проверку относительно той женщины из мотеля и ничего не нашел, верно?

Он выкатил свои слезящиеся глаза.

– Ну да. Волосы темные и там, и там. Рост средний, вес средний.

– Возраст около пятидесяти. Ты это вводил?

– Черт, конечно, вводил. Может, по-вашему, мне еще нужно было в Ассоциацию пенсионеров позвонить?

– Возможно, ранее занималась тяжелым физическим трудом. Вероятно, на открытом воздухе, как я и указывал… Сельское хозяйство, может быть, строительство. Может, даже в море работала. У тебя все это есть?

– Ну да, ты мне все это рассказывал. Ничего такого среди пропавших не нашлось. – Смитсон отрыгнул и с несчастным видом застучал по своей клавиатуре. – Разве что еще раз проверить… Есть монашка, о которой сообщили с запозданием, но это аж в округе Чилтон. Есть морячка в самоволке, но ей девятнадцать. Есть с десяток сбежавших малолеток. Есть страховой агент, местная, зовут Бэй Минет. По описанию весит она сто тридцать килограммов…

– Здесь есть еще один аспект, – сказал Гарри. – Похоже, что среди сотен отпечатков пальцев, обнаруженных в номере мотеля с мертвой дамой, были и отпечатки мистера Рубина Койла. Мы только что выяснили, что он пропал без вести. Как давно он появился в твоем списке?

Смитсон открыл другое окно и, прищурившись, уставился на экран.

– Пять дней назад. Не появился ни на работе, ни дома. Сообщила об этом его помощница по юридической части, работающая неполный день, Лидия Барстоу. Она приходила сама, написала заявление.

Гарри нахмурился.

– Я не видел листка на этого Койла. Ты забыл разослать сообщения на него?

Смитсон что-то хрюкнул и, вытащив листок сообщения о пропаже человека, помахал им в воздухе.

– Я его разослал. Он, вероятно, похоронен где-то у тебя на столе, может быть, под пачкой твоих похвальных грамот.

Я схватил листок и направился к выходу. Смитсон тяжело вздохнул, полез в корзинку для бумаг, выудил оттуда свой пастернак и стряхнул с него прилипшую стружку от карандаша. Когда мы выходили из его комнаты, он, запрокинув голову, уже раскачивал им над своим ртом.

Офисы компании «Хамерле, Мелбайн и Раус» находились в пятиэтажной коричневой коробке со светоотражающими окнами неподалеку от государственного шоссе в аэропорт. Когда мы выезжали, шел дождь; но в Мобиле погода меняется так быстро, что мелочь в кармане пересчитать не успеешь, и теперь снова из-за облаков выглянуло солнце. Движение в сторону аэропорта было напряженным – сплошной поток озабоченного металла. Выхлопные газы, смешиваясь с влажными испарениями после дождя, образовывали в атмосфере такой ядовитый бульон, что мы поторопились заскочить в здание.

Двери лифта открылись на пятом этаже, и мы вышли в коридор, в котором царила мертвая тишина – как в похоронном бюро в полночь. Мы шли мимо дверей с табличками, гласившими, что за ними просиживают штаны бухгалтеры, оценщики или финансовые консультанты. Юридическая фирма находилась в самом конце, и выдержанная в тонком вкусе отделка офиса говорила о ее процветании: глянцевые обои с неясным цветочным орнаментом, бежевый ковер на полу, лампы с серыми абажурами, абстрактная офисная живопись в спокойных пастельных тонах; даже звучание трубы в популярной мелодии, служившей в качестве музыкального фона, было умиротворяюще приглушенным.

Мы представились в приемной пожилой секретарше. Через несколько мгновений из боковой двери появилась Лидия Барстоу. Ей было под пятьдесят, зеленые глаза, круглое лицо, небольшой нос, тонкие губы, волосы – что-то среднее между шатенкой и блондинкой. На ней были безвкусные коричневые юбка, и пиджак, желтовато-коричневая блузка, коричневые сандалии – а весь ее макияж сводился к губной помаде. Она вышла к нам, крепко обхватив себя руками, словно в комнате стоял жуткий холод.

Мы поинтересовались у мисс Барстоу, можно ли нам поговорить с ней в кабинете мистера Рубина Койла. Она кивнула, и, несмотря на весь ее скучный вид, мне показалось, что у нее глаза человека, в которого только что чуть не попала молния. Она провела нас по длинному коридору, где в своих кельях сидели юристы. Кабинет Койла находился в угловой части и выходил окнами на один из отделанных кирпичом микрорайонов в предместьях Мобила.

– У вас есть что-то о мистере Койле? – В глазах ее светилась надежда.

– К сожалению, нет. Детектив Смитсон, видимо, говорил вам…

– Что вы не так-то много можете сделать, пока нет доказательств… преступления. Я понимаю. Я просто надеялась, вдруг… – Она так и не договорила.

Гарри извинился за повторение вопросов, которые ей уже задавал Смитсон, и снова расспросил об обстоятельствах исчезновения Койла. Он пропал почти неделю назад; ни звонков, ни электронных писем, ни каких-либо других сообщений.

– Жена у него есть? – спросил я.

– Он разведен уже много лет. Они сейчас не общаются.

– Может, есть подруга?

Она не сразу ответила. Руки ее задрожали, и она с трудом удерживала их на коленях.

– Я, то есть…

Судя по ее трепетному беспокойству, а также по тому, что именно она подала заявление о пропаже, я понял, что она была Койлу ближе, чем просто помощница юриста.

– Вы сами были его подругой, мисс Барстоу? – попробовал подсказать я.

Она попыталась улыбнуться, но безуспешно.

– Да, должно быть, была, я думаю.

– Вы в этом не уверены?

– Он был так занят своей работой. У нас было не так много возможностей встречаться, быть вместе. Никаких таких больших выходов по вечерам, кино или ужина вместе. Мы, в основном, просто… уфф…

Внезапно нам показалось, что она нездорова и даже начинает заговариваться.

– Мы не собираемся совать нос в ваши дела, мисс Барстоу, – сказал Гарри. – Но чем больше мы будем знать, тем больше сможем сделать.

Казалось, что мисс Лидия сейчас разрыдается.

– В основном, мы оставались дома. Это Рубин так хотел. – Она отвела глаза и закусила губу. Насколько я понял, Рубин Койл был больше заинтересован именно в таком интимном времяпрепровождении.

– Упоминал ли он, то есть мистер Койл, что хотел бы повезти вас в мотель «Уютные хижины»?

Полное недоумение – это одно из тех выражений лица, которые очень сложно подделать. Обычно люди, изображая его, переигрывают – выкатывают глаза, у них отвисает челюсть; смущение Лидии выглядело совершенно натурально.

– Зачем?

– Похоже, он там недавно был.

– Никогда не слыхала, чтобы он упоминал об этом.

– Ход ваших обычных взаимоотношений как-то менялся в последние две недели?

Она набрала побольше воздуха.

– Последний раз, когда мы… были вместе, это было в пятницу две недели назад, с ним было все, как обычно. – Она обвела кабинет взглядом, затем закрыла глаза.

– Вы работаете только с мистером Койлом? – спросил я.

– Я работаю на нескольких адвокатов. По правде говоря, от Ру… от мистера Койла работы поступало немного. В основном я для него печатала.

– Мы должны задать этот вопрос, – предупредил я, – знаете ли вы кого-нибудь, у кого были бы причины похитить мистера Койла или кто хотел бы причинить ему вред?

Она энергично покачала головой, отметая мои предположения.

– Рубин… Мистер Койл… он такой славный.

– Никаких озлобленных клиентов, проваленных дел, разглашенных конфиденциальных данных?

– Он никогда не участвовал в судебных процессах. Его специализация – ведение переговоров и посредничество. Он всегда говорил мне: «Лидия, если я вынужден буду зайти в зал суда, значит, я проиграл». Он считал своим призванием успешные переговоры – все в итоге остаются довольны либо максимально к этому близки.

Мы с Гарри не нашли ничего такого, что могло бы вызвать злость на Рубина Койла. Да и сам он не был похож на настоящего адвоката, работал, чтобы цементировать человеческие отношения, эффективно урегулировать вопросы, достигать гармонии при любой возможности. А по воскресеньям он отдыхал, и время от времени это было с мисс Барстоу.

– А как насчет совладельцев; думаю, здесь они называются партнерами. Им что-нибудь известно?

Она покачала головой.

– Мистер Хамерле, главный партнер, – единственный человек, перед которым отчитывался Рубин. Мистер Хамерле приходил сегодня и пытался работать, но у него обострилась ангина, и он отправился в больницу на обследование. Бедняге уже семьдесят.

– И что же мистер Хамерле думает обо всем этом?

– Он продолжает утверждать, что у Рубина было несколько очень напряженных дней и что через денек-другой он объявится.

– И еще один, последний вопрос, мисс Барстоу. Вспомните неделю перед исчезновением мистера Койла. Не прозвучало ли какого-нибудь подозрительного звонка, не произошло ли какого-либо события? Не обязательно чего-то очень значительного. Это могла быть какая-то мелочь, пустяк, но что-то из ряда вон, и неважно, хорошее, плохое или нейтральное.

По глазам ее было видно, что она пытается вспомнить. – За пару дней до того, как Рубин… перестал показываться, он был на встрече с клиентом. Ему пришел пакет, на котором было написано «Лично» и «Конфиденциально», без обратного адреса. Рубин хотел, чтобы я открывала всю его почту. В пакете был конверт, толстый и пухлый. Я открыла его и нашла там еще один конверт, поменьше. Это было похоже на шутку с множеством оберток. Внутри находилась пузырчатая пластиковая упаковка, а в ней лежали кусочки картона, склеенные лентой, как сэндвич. – А что было в сэндвиче?

Она развела большой и указательный пальцы на расстояние примерно в три почтовые марки.

– Вот такая малюсенькая картина или что-то в этом роде.

Я почувствовал, как по спине у меня поползли мурашки. – Простите, мисс Барстоу, – прервал я ее, – вы имеете в виду произведение искусства? Она кивнула.

– На кусочке холста. Его края были распушены так, будто он был вырван из картины большего размера.

В ушах у меня зазвучал скрипучий голос моего утреннего телефонного собеседника: А как насчет искусства? Найти вы что-нибудь в этом роде?

Но ведь звонивший имел в виду искусство в обстановке комнаты мотеля, разве не так? Очень специфично.

– А что было на этом рисунке или картине, мисс Барстоу? – спросил я.

– Это было не изображение чего-то конкретного, а какие-то завитки и странные формы. Цвета были захватывающие.

– Никаких записок или пояснений?

– Это показалось мне странным, но записки не было. Я положила все в его лоток для входящей корреспонденции.

– Вы видели это потом?

Она покачала головой.

– Должно быть, он забрал.

– А мистер. Койл собирал произведения искусства или что-нибудь в этом роде? – спросил я.

Она печально улыбнулась.

– Однажды я заставила Рубина повести себя в музей на выставку современного искусства. Там он все время повторял: «Что это должно обозначать, Лидия? Я тут ничего не могу понять». Мы ушли оттуда через двадцать минут.

– Расскажите еще об этой картинке из почты.

– Она была настолько прекрасна, что я ее никогда не забуду, и ее великолепные цвета, и то, как сочетались в ней разные формы. И все же…

Она умолкла так неожиданно, что я оторвался от своего блокнота и посмотрел на нее.

– Что, мисс Барстоу?

– В ней было что-то странное. Казалось, глядя на нее, я чувствую что-то такое, чего не могу увидеть.

– На что это было похоже, мэм? – спросил Гарри.

Вопрос явно ее озадачил.

– Было такое чувство, – неуверенно начала она, – что если я буду долго на нее смотреть, то мне приснятся дурные сны. Но есть ли в этом какой-то смысл?