Текст книги "Ангелы Опустошения"

Я беру пиво у большой сияющей стойки и сажусь за столик, спиной к бару, и сворачиваю покурить, и подходит трясущийся старик лет 80 с клюкой, садится за столик рядом со мной и ждет глядя своими тусклыми глазами – О Гоген! О Пруст! будь я таким же художником или писателем, уж я бы описал это изъеденное и гнусное лицо, пророчество всего горя людского, никаких век, никаких губ, никаких пизд под светом звезд для этой милой несчастной развалины, и все эфемерно, и все равно уже утрачено – Выуживает свой маленький доллар целых пять минут – Держит его дрожащими руками – Долго смотрит в сторону бара – Бармен занят – «Почему он сам не встанет и не сходит себе за пивом?» О, это история спеси днем в баре Седро-Вулли на северо-западе Вашингтона в мире в пустоте которая суть опустошение вверх тормашками – Наконец он начинает грохотать своей клюкой и стучать требуя чтобы его обслужили – Я допиваю пиво, беру еще – Думаю принести пива ему – К чему вмешиваться? Черный Джек запросто может влететь сюда паля из всех револьверов и я прославлюсь на весь Запад застрелив Слэйда Хикокса в спину? Пацан из Чиуауа, я ничего не говорю —

Два пива не вставляют меня, я понимаю что в алкоголе нужды нет что бы ни было у тебя на душе —

Я выхожу купить себе башмаки —

Главная улица, магазинчики, спортивные товары, баскетбольные, футбольные мячи для наступающей Осени – Элмер счастливый пацан уже готов воспарить над футбольным полем и трескать здоровые отбивные на школьных банкетах и получать свой аттестат, уж я-то знаю – Захожу в магазин и топаю в глубину и снимаю глиноступы и пацан подает мне синие ботинки с полотняным верхом и толстыми мягкими подметками, я их надеваю и прохаживаюсь, как по раю гуляешь – Покупаю, оставляю старые башмаки прямо там и выхожу —

Присаживаюсь у стенки и закуриваю сигарету и врубаюсь в маленький полуденный город, за городом сенно-зерновая силосная башня, железная дорога, склад леса, совсем как у Марка Твена, вот где Сэм Грант[37]37
  Имеется в виду Улисс С. Грант (Хирам Улисс Грант, 1822–1885)  – генерал армии северян в Гражданской войне и 18-й президент США (1869–1877). В военной академии получил кличку Сэм, поскольку был записан с ошибочными инициалами «U. S.», а они понимались как «Uncle Sam» («Дядя Сэм»).


[Закрыть] положил целый миллион за могилы Гражданской Войны – эта сонная атмосфера вот что разожгло пожар в виргинской душе Джексона Каменной Стены, растопка —

Ладно, хватит – обратно на шоссе, через пути, и на поворот ловя движение на все три стороны —

Жду минут пятнадцать.

«На стопе,  – думаю я, чтоб упрочить себе душу,  – бывает хорошая Карма и плохая Карма, хорошая компенсирует плохую, где-то дальше по этой дороге,  – (я смотрю и вот они, концы ее в мареве, безнадежное безымянное наше ничто),  – есть парень который возьмет тебя до самого Сиэтла чтобы ты сегодня же вечером получил газеты и вино, будь добрым и жди» —

А останавливается светловолосый пацан с язвой поэтому он не может играть в футбольной команде старшеклассников Седро-Вулли, но был восходящей звездой (я думаю так, он наверняка был лучшим), но ему позволили бороться в команде по борьбе, у него крупные ноги и руки, в 17 я тоже был борцом (Чемпион «Черная Маска» в квартале) поэтому мы разговариваем о борьбе —

–  Это классическая борьба где становишься на четвереньки, а парень у тебя со спины, и погнали?

–  Правильно, никакой туфты как в телике – все по-настоящему.

–  А как очки считают?

Его долгий обстоятельный ответ довозит меня до самого Маунт-Вернона но мне вдруг становится его жалко, что не смогу остаться побороться с ним, и даже мячик попинать, он в самом деле одинокий американский пацан, как и та девчонка, ищет ничем не усложненной дружбы, чистоты ангелов, я содрогаюсь от мысли о клаках и кликах в старших классах раздирающих его на части к тому же его родители и предостережения врача и ему достается только пирожок среди ночи, никакой луны – Мы жмем друг другу руки, вылезаю, и вот он я в 4 пополудни жаркое солнце и машины возвращаются домой с работы равномерным потоком, на углу, перед бензоколонкой, все так озабочены тем чтобы свернуть за угол что им некогда рассматривать меня поэтому я там зависаю почти на целый час.

Смешно, жутко, человек сидит в кадиллаке на обочине и кого-то ждет, сперва когда он трогается я сигналю ему, он глупо ухмыляется и разворачивается и останавливается на той стороне дороги, затем снова заводится и снова разворачивается и опять проезжает мимо (на этот раз я глух и нем) и опять останавливается, раздраженное нервное лицо, О Америка что сделала ты со своими детьми машина! Однако магазины полны лучшей в мире еды, вкуснейших добряков, нового урожая персиков, дынь, всех сливочных плодов Скагита богатого личинками и влажной землей – Потом подъезжает «эм-джи» и боже мой там же Рыжий Коан за рулем, с девчонкой, он говорил что лето проведет в Вашингтоне, яростно разворачивается на подъездной дорожке к гаражу а я ору «Эй Рыжий!» и уже пока ору вижу что это не Рыжий и елки-палки вот скалится с видом я-вас-не-знаю, даже не ухмылка, оскал, скалится за своими рычагами и баранкой, вжик, разворачивается и с ревом прочь перднув выхлопом мне в лицо, вот так Рыжий Коан – и даже так я не уверен что это был на самом деле не он, изменившийся и злой – причем злой на меня –

 
Мрак.
Мрук.
Пусто.
 

Но вот подъезжает 90– или 80-летний старец-устарец патриархический ариец с седыми волосами сидит низко и старчески за высоким рулем, останавливается ради меня, я подбегаю, распахиваю дверцу, он подмигивает.

–  Забирайся, мо́лодец – я могу тебя чуть-чуть подвезти по дороге.

–  Далеко?

–  О – пару миль.

Опять будет совсем как в Канзасе (1952) когда меня тоже подвезли несколько миль по дороге а кончилось тем что я оказался на закате на открытых равнинах все пролетают мимо на 80 к Денверу и больше ничего – Но я пожимаю плечами, «Карма-карма», и лезу в машину —

Он немного разговаривает со мной, совсем чуть-чуть, я вижу что он по-настоящему стар, смешной к тому же – Шкандыбает на своей развалюхе по дороге, всех обгоняет, выбирается на прямой участок шоссе и запуливает 80 миль в час через фермерские поля – «Боже милостивый, а если у него сердце схватит!» —

–  А вы медлить вообще не любите, правда ведь?  – спрашиваю я, не отрывая взгляда от него и от руля —

–  Не-а, сэр.

И разгоняется еще быстрее…

Теперь меня переправляет в старую Буддаландию Жарсафо через реку He-Рек сумасшедший старый Святой Бодхисаттва – и он либо доставит меня туда быстро либо не доставит вообще – Вот твоя Карма, спелая как персик.

Я держусь – В конце концов он не пьян, как тот жирный тип в Джорджии (1955) который делал 80 по обочинам и все время смотрел на меня а не на дорогу и от него несло самогоном, от него я удрал раньше чем собирался и сел на автобус до Бирмингема так меня перетрясло —

Нет, этот Папик нормально довозит меня и высаживает у самых ворот фермы на семи ветрах, вот его крыльцо обсаженное вязами, его поросята, мы пожимаем руки и он идет ужинать —

Я остаюсь стоять а машины пролетают мимо, я знаю что застрял на некоторое время – Да и поздновато становится —

Но грузовик с какой-то техникой невнятно ревет и тормозит и пропахивает облака пыли для меня в обочине, я подбегаю и запрыгиваю в кабину – Вообразите себя со своим Героем лицом к лицу! Здоровенный Двуцветный Амбал Чемпион ИРМ-овского типа просоленный морской волчара с огромными кулачищами не боится никого и больше того язык у него подвешен и больше того строит мосты и за спиной у него его мостостроительные растворы и монтировки и инструменты – А когда я говорю ему что еду в Мексику отвечает:

–  Ага, Мексика, мы с женой суем спиногрызов в трейлер и отчаливаем – проехали аж до самой Центральной Америки – Спали и ели прямо в трейлере – Жена за меня по-испански разговаривала – Я текилу попивал в барах то там то тут – Хорошее образование для детишек – Вернулись только на прошлой неделе по Монтане поездили немного доехали до Восточного Техаса и обратно.  – И могу себе представить каких-нибудь бандитов что попробовали бы на него наехать, в нем 230 фунтов гордой кости и мускулов – что он мог бы натворить разводным ключом или ломиком ох как не хотел бы я рисовать такую картину даже соусом для спагетти, как какой-нибудь Ороско[38]38
  Хосе Клементе Ороско (1883–1949)  – мексиканский художник, писавший яркие фрески на политические и социальные сюжеты.


[Закрыть] – Он везет меня в Эверетт и высаживает под жарким поздним солнцем на угрюмом местном полу-Бродвее с неожиданно мрачной пожарной каланчой из красного кирпича и часами и я чувствую себя ужасно – вибрации в Эверетте низки – Сердитые рабочие текут мимо в машинах воняющих выхлопами – Никто не соизволяет взглянуть на меня без презрительной ухмылки – Это ужасно, это ад – Я начинаю осознавать что мне следует вернуться в свою горную хижину в холодной лунной ночи. (Эвереттская бойня!)

Но нет! Парад приключений марширует Кармой – Я в этом по уши до конца, мертвый – Придется чистить зубы и тратить деньги до концов времени, по меньшей мере до того дня когда стану последней старухой на земле глодающей последнюю кость в окончательной пещере и я перхаю свою последнюю молитву в последнюю ночь прежде чем больше уже не проснусь – Затем начну торговаться с ангелами в раю но с такой особой астральной скоростью и экстазом поэтому может мы будем и вовсе не против, наверное – Но О Эверетт! Высокие трубы лесопилен, и дальние мосты, и жаркая безнадега в мостовой —

В отчаянье прождав полчаса захожу в столовку и заказываю гамбургер и молочный коктейль – ибо на автостопе я позволяю своему бюджету на питание возрасти – Девушка в столовке столь нарочито холодна что я еще глубже впадаю в отчаяние, она хорошо сложена и аккуратна но тускла и у нее бесчувственные голубые глаза а на самом деле она вся заинтересована каким-то парнем средних лет который как раз в этот миг отваливает оттуда в Лас-Вегас играть, его машина стоит снаружи, и когда он уходит она кричит ему вслед

–  Покатай меня на своей машине как-нибудь,  – а он так уверен в себе что меня это изумляет и бесит,

–  О я подумаю,  – или что-то в том же заносчивом роде, и я смотрю на него и у него короткая стрижка и очки и подонок на вид – Он садится в машину и уезжает в свой Лас-Вегас через это всё – Мне кусок едва в горло лезет – Плачу по счету и спешу оттуда подальше – Перехожу через дорогу с полной выкладкой – уф, ой – Я наконец добрался до дна (горы).

Стою на солнцепеке и не замечаю футбольной баталии происходящей у меня за спиной к западу в ярком сиянии солнца, пока моряк который тоже едет стопом не проходит мимо и не говорит

–  Семафорь хип-хип,  – и я смотрю и вижу его и одновременно как играют мальчишки и тут как раз одновременно останавливается машина с заинтересованной личностью за рулем, и я бегу сесть туда, кидая последний взгляд на футбольную игру где как раз какой-то пацан проводит мяч сквозь полузащиту и его гасят —

Я прыгаю в машину и вижу что в ней какой-то тип вроде тайного педика, что означает он все равно добродушный, поэтому я молвлю словечко за моряка:

–  Он тоже едет стопом,  – и мы и его подбираем, и троица на переднем сиденье закуривает и едет в Сиэтл, все очень запросто.

Бессвязный треп о службе на флоте – как тягостно,

–  Меня расквартировали в Бремертон и я бывало выходил по субботам вечером но стало гораздо лучше когда меня перевели в…  – и тут я закрываю глаза – После проявления кое-какого интереса к той школе где учился водитель, Вашингтонский Универ, он предлагает выбросить меня в самом студгородке, я сам подымаю эту тему, поэтому мы высаживаем моряка по дороге (апатичный мореман ему на все плевать едет стопом с нижним бельем своей девчонки в бумажном пакете а я думал в нем полно персиков, но моряк показывает мне шелковую комбинашку лежащую сверху) —

Со студгородком Университета штата Вашингтон все в порядке и он довольно-таки Вечен с большими новыми общежитиями в миллион окон и долгими поздними пешеходными дорожками уводящими прочь от бешенств уличного движения и О весь этот колледж включенный-в-город, он для меня как китаец, я не умею его вычислить, мой мешок все равно слишком тяжел, я сажусь на первый попавшийся автобус до центра Сиэтла и вскоре пока мы пролетаем мимо старых полосок морской воды с древними шаландами, и красное солнце тонет за мачтами и односкатными крышами, так-то лучше, я понимаю, это старый Сиэтл тумана, старый Сиэтл Город под покровом, старый Сиэтл про который я читал пацаном в фантомных детективных книжонках и про который читал в Синих Книгах Для Мужчин[39]39
  Имеются в виду «Синие книжечки» (Little Blue Books)  – дешевая (25 центов) и популярная книжная серия, издававшаяся компанией «Хэлдеман-Джулиус» (Канзас) в 1919–1946 гг., в которой публиковалась как классика, так и сенсационные повести, «книги для взрослых» и практические пособия «Сделай сам».


[Закрыть] все про старину когда сотня человек вламывалась в погреб к бальзамировщику и выпивала бальзамирующую жидкость и все умирали, и когда всех напаивали и вербовали таким образом на суда в Китай, и про грязевые низины – Хибарки с чайками.

 
Следы девчонки
   на песке
 –  Старая мшистая свая
 

Сиэтл кораблей – сходней – доков – тотемных столбов – древних локомотивов на стрелках набережной – пар, дым – Скид-Роу, бары, Индейцы – Сиэтл моего отроческого видения встающего передо мною на ржавой старой мусорке со старым бесцветным забором завалившимся в общем сумбуре —

 
Деревянный домик
   сыро-сер —
розовый свет в окошке
 

Я прошу водителя автобуса высадить меня в центре, спрыгиваю и топочу мимо Городской Ратуши и голубей в общем направлении к воде где я знаю что найду хорошую чистую комнату на Скид-Роу с кроватью и горячей ванной дальше по коридору —

Я прохожу до самой Первой авеню и сворачиваю влево, оставляя магазинную публику и сиэтлян за спиной и опа! вот все человечество хеповое и прикольное тусуется по вечернему тротуару изумляя меня аж глаз выпадает – индейские девочки в брючках, с индейскими мальчиками стриженными под Тони Кёртиса – сплетенные – рука об руку – семьи достославных сезонников только что поставили свою машину на стоянку, идут на рынок за хлебом и мясом – Пьяницы – Двери баров мимо которых я пролетаю невероятны от толпящегося печального ждущего человечества, крутящего в пальцах стаканы и глядящего вверх на поединок Джонни Сакстона – Кармена Базилио по телевизору – И бац! Я понимаю что сейчас Вечер Пятницы по всей Америке, в Нью-Йорке всего-навсего десять часов и поединок в Гардене только начался и портовые грузчики в барах на Северной Реке все смотрят его и пьют по 20 пив на нос, и Сэмы[40]40
  Сэм (амер. сленг)  – федеральный агент по борьбе с наркотиками.


[Закрыть] сидят в первом ряду у самого ринга делают ставки, их хорошо видно на экране, расписанные вручную галстуки из Майами – по сути во всей Америке Вечер Поединков В Пятницу и Большой Драчки – Даже в Арканзасе его смотрят в бильярдной и снаружи в домике на хлопковом поле по телевизору – везде – Чикаго – Денвер – сигарный дым повсюду – и Ах печальные лица, теперь я забыл и вижу и вспоминаю, пока проводил все лето расхаживая взад-вперед и читая молитвы на горных вершинах, скал и снега, потерявшихся птиц и фасоли, эти люди сосали сигареты и напитки и расхаживали взад-вперед и читали молитвы и в собственных душах тоже, по-своему – И все это вписано в шрамы их лиц – Я должен зайти в этот бар.

Разворачиваюсь и вхожу.

Швыряю мешок на пол, беру пиво у многолюдной стойки, сажусь за столик, уже занятый еще одним стариком глядящим в другую сторону на улицу, и свертываю самокрутку и наблюдаю поединок и лица – Здесь тепло, человечество тепло, и в нем есть потенциал любви, я могу его разглядеть – Я чистая свежая маргаритка, я знаю – Я мог бы произнести им речь и напомнить им и пробурить их вновь – Но даже тогда я увижу на их лицах скуку «Ох, мы знаем, мы это все уже слышали, и мы просидели здесь все это время ожидали и молились и глядели поединки по вечерам в пятницу – и пили» – Боже мой, они пили! Каждый пьянь конченая, я ведь вижу – Сиэтл!

Мне им нечего предложить кроме своей глупой рожи, которую я все равно отвращаю в другую сторону – Бармен занят и вынужден переступить через мой рюкзак, я отодвигаю его в сторону, он говорит «Спасибо» – Меж тем Базилио не больно от легких ударов Сакстона, он вступает и начинает дубасить того от и до – тут кишки против мозгов и кишки победят – Всё в этом баре кишки Базилио, лишь я просто мозги – Нужно побыстрее выбраться – К полуночи они затеют собственную драчку, молодые крутняки в кабинке – Надо быть совсем уж рехнувшимся диким мазохистом Джонни Ньюйоркцем чтобы поехать в Сиэтл ввязываться в кабацкие драки! Тебе шрамов надо! Основ боли! Внезапно я начинаю писа́ть как Селин —

Я выметаюсь оттуда и иду снимать себе на ночь номерок на Скид-Роу.

Ночь в Сиэтле.

Завтра – дорога на Фриско.

Отель «Стивенз» – старенькая чистенькая гостиница, заглядываешь в большие окна и видишь чистый кафельный пол и плевательницы и старые кожаные кресла и часы говорят и серебрянооправый портье в клетке – Доллар семьдесят пять за ночь, для Скид-Роу круто, но клопов нет, это важно – Я беру себе номер и поднимаюсь на лифте с господинчиком, второй этаж, и захожу в комнату – Швыряю мешок в кресло-качалку, растягиваюсь на кровати – Мягкая постель, чистые простыни, передышка и пристанище до часу дня времени выписки завтра —

Ах Сиэтл, печальные лица баров человеческих, и не осознаете что вы вверх тормашками – Ваши печальные головы, люди, свисают в неограниченной пустоте, мельтешите поверху улиц и даже в комнатах, вверх тормашками, ваша мебель вверх тормашками и удерживается гравитацией, ей всей не дают улететь лишь законы разума вселенной, Бога – Бога ждете? А поскольку Он не ограничен то не может существовать. Бога ждете? То же самое, милый Бронкс-певец. Там ничего нет кроме сущности разуматерии первичной и странной а форма и названия которые вы ей даете ничего не решают – фу, я поднимаюсь и выхожу купить себе вина и газету.

В месте для еды и питья до сих пор показывают бокс но вот что еще меня привлекает (на розовой голубой неоном зажигающейся улице) мужчина в жилете тщательно выписывает мелом счет сегодняшних бейсбольных матчей на огромной доске, как в старину – Я стою и наблюдаю.

В газетном киоске боже мой тысяча книжек с девчонками выставившими все свои похотливые груди и бедра в вечность – Я понимаю «Америка с ума сходит по сексу, им вечно не хватает, что-то не так, где-то, совсем скоро эти книжки с девчонками станут в невозможную обтяжку, каждая складка и морщинка будут тебе выпирать кроме дыры и соска, они рехнулись» – Конечно я тоже смотрю, у стеллажа, вместе с другими сексуально озабоченными.

Наконец покупаю сент-луисские «Спортивные новости» чтоб быть в курсе последнего бейсбола и журнал «Тайм», чтоб быть в курсе мировых новостей и прочесть про Эйзенхауэра машущего ручкой из поездов, и бутылку итальянского портвейна «Швейцарская колония», дорогого из лучших – думал я – С этим пилю обратно по проспекту и тут вижу кабаре: «Пойду сегодня вечером в кабаре!» хихикаю я (вспомнив Старого Хауарда в Бостоне) (а недавно я прочел как Фил Силверз[41]41
  Фил Силверз (Филип Силверсмит, 1911–1985)  – звезда американской музыкальной комедии и оперетты.


[Закрыть] закатил старомодное представление в каком-то кабаре где-то и что за тонкое искусство это было)  – Да – и есть —

Ибо после полутора часов у себя в номере потягивая это вино (сидя в одних носках на кровати, подпершись подушкой), читая про Мики Мэнтла и «Лигу Три-Ай» и про «Южную Ассоциацию»[42]42
  «Лига Три-Ай» – низшая бейсбольная лига, существовавшая в 1901–1961 гг., в которую входили команды штатов Иллинойс, Индиана и Айдахо (отсюда и название). «Южная Ассоциация» – бейсбольная организация высшего эшелона низшей лиги, существовала в 1901–1961 гг.


[Закрыть] и про «Западнотехасскую Лигу» и последние обмены и звезд и подающих надежды ребятишек и даже читая новости «Малой Лиги» чтобы поглядеть на фамилии 10-летних чудо-питчеров и бросив взгляд на журнал «Тайм» (не так уж интересно в конечном итоге когда в тебе полно сока а снаружи улица), я выхожу, осторожно перелив вино в свою полибденовую фляжку (ранее употреблявшуюся для утоления жажды на тропе, с красной косынкой на голове), засовываю ее в карман куртки, и вниз в ночь —

 
Неон, китайские ресторанчики
     зажигаются —
Девушки проходят сумерками
 

Глаза – странный негр-пацан который боялся что я не одобрю его взглядом из-за проблемы сегрегации на Юге, я чуть было и впрямь не начинаю его критиковать за то что он такой квадратный, но не хочу привлекать его внимания поэтому отвожу взгляд – Проходят филиппинские ничтожества, руки болтаются, их таинственные бильярдные и бары и бочонки судов – Сюрреалистическая улочка, фараон у стойки бара застывает видя как я вхожу, будто я сейчас у него стакан сопру – Переулки – Проблески старой воды меж крыш что еще старше – Луна, встающая над центром города, подкрадывается не замеченной огнями «Аптеки Гранта» сияющими белым возле «Тома Макана»,[43]43
  Сеть фирменных обувных магазинов, основана в 1922 г.


[Закрыть] тоже сияющего, открытого, возле козырька кино «Любовь многочудесная»[44]44
  Романтическая мелодрама (1955) американского режиссера Генри Кинга I (1886–1982).


[Закрыть] с хорошенькими девушками стоящими в очереди – Бордюры, темные тупички, где лихачи с визгом разворачивают свои пришпоренные тачки – гоняя мотор на шинах, скриик!  – его слышно повсюду в Америке, это неутомимый Джо Чемпион улучает миг – Америка так обширна – Я так ее люблю – А ее лучшесть тает и просачивается в кабацкие кварталы, или на Скид-Роу, или в Таймс-скверик – лица огни глаза —

Я ухожу в переулки ведущие к морю, где никого, и сижу на камнях бордюров опираясь на мусорные баки и пью вино, наблюдая за старичьем в Старом Польском Клубе через дорогу которое играет в пинокль под бурым светом голой лампочки, с зелеными лоснящимися стенами и табельными часами – Зууу! проходит океанский сухогруз в бухте, «Порт Сиэтл», паром роет носом воду на пути из Бремертона и впахиваясь в груды на донном отэе, они оставляют на белой крашеной палубе целые пинты водки, завернутые в журнал «Лайф», чтоб я их выпил (двумя месяцами раньше) под дождем, пока мы пробираемся внутрь – Вокруг повсюду деревья, Пьюджит-Саунд – В гавани гудят буксиры – Пью вино, теплая ночь, и не спеша тащусь обратно к кабаре —

Захожу как раз вовремя и вижу первую танцовщицу.