Текст книги "Возвращение"

Глава 14

 
Какое счастье идти по длинной извилистой тропе
Вниз по горному склону и через мост,
Бродить по лесам и широким полям,
И прийти наконец в теплые объятия
Тех мест, где начиналась моя жизнь.
 

Мара Делона. Путешествия с епископом (1404 г.)

Я была на Земле несколько лет назад, и сам процесс прибытия мне не слишком понравился. Мы передали управление «Белль-Мари» их диспетчерской, чтобы те могли сопроводить нас к причалу. Так делается во всей Конфедерации, и обычно этим все заканчивается – но только не на станции Галилео на орбите Земли.

– «Белль-Мари», – послышался голос по радио, – прошу сообщить имя пилота.

– Чейз Колпат.

– Госпожа Колпат, у вас есть пассажиры? – спросил усталый баритон.

– Один. Алекс Бенедикт.

– Прошу назвать фамилию по буквам.

Я назвала.

– Как долго вы намерены здесь пробыть?

– Точно не знаем. Вероятно, около месяца.

– Какова цель вашего визита?

– Мы проводим исторические изыскания.

– На борту имеются животные?

– Нет.

– Хорошо, спасибо.

– У меня есть вопрос.

– Слушаю.

– Мне хотелось бы воспользоваться нашим челноком для посадки на планету. Это возможно?

– Одну минуту, пожалуйста.

Земля заполняла собой все небо. Мы находились на ее ночной стороне, и планета сияла огнями, но я не знала в точности, какие континенты были под нами.

– «Белль-Мари», вы заранее договорились об использовании собственного челнока?

– Нет. А надо было?

– Прошу прощения, но таковы требования. – Голос его смягчился. – Воздушное движение достаточно плотное, и вам вряд ли разрешат это без серьезных причин.

– Ладно, пусть, – сказал Алекс.

Насколько мне известно, планета-родина – единственное место, где есть таможня и иммиграционная служба. Все являются гражданами Конфедерации, но на Земле сохранились законы из далеко прошлого, когда здесь хватало проблем с перенаселением, пиратами, террористами, контрабандистами и чем-то там еще.

Мы причалили, и я открыла люк, за которым уже ждал таможенник.

– Госпожа Колпат, – спросил он, – у вас есть ценности, которые вы планируете оставить на планете?

– Нет, сэр.

– А у вас, господин Бенедикт?

– Нет, никаких.

Он окинул взглядом наш багаж, затем показал на один из чемоданов Алекса:

– Откройте, пожалуйста.

Алекс послушался. Таможенник заглянул внутрь, поворошил одежду и извлек сканер:

– Зачем он вам?

– Мы собираемся проводить археологические исследования.

– Понятно. У вас есть лицензия?

Алекс достал документ, но таможенник покачал головой:

– Здесь она не действует, сэр. Прошу прощения, но нам придется это забрать. Неприкосновенность частной жизни. – Он выписал квитанцию и протянул нам. – Можете получить обратно перед отлетом.

Алекс сунул квитанцию в карман:

– Как я могу получить лицензию?

– Можете подать заявление в бюро обслуживания, сэр, в зале «Альтаир». Но имейте в виду, что на одобрение потребуется время. Эти устройства здесь не слишком любят.

– Пожалуй, я понимаю почему, – заметил Алекс.

– Вы собираетесь пробыть здесь около месяца?

– Да, – кивнул Алекс.

Таможенник ввел данные в компьютер и выдал нам две красные карточки:

– Разрешаю пребывание в течение шести недель. Если решите задержаться, следуйте инструкциям на обратной стороне карточки. – Он улыбнулся, давая понять, что проявляет неслыханную щедрость. – Накануне отлета не забудьте сдать их.

Мы прошли под большой мигающей вывеской с надписью: «Добро пожаловать на Родину» – и оказались в зале «Центавра», где смешались с толпой туристов: в основном здесь были молодые пары и семьи. Наш челнок до Аркона отправлялся через десять часов.

– Не хочешь снять номер? – спросил Алекс.

– Незачем. Багажа у нас нет, а я могу посидеть и здесь, идти в отель необязательно.

На Американском континенте, куда мы направлялись, в этот момент была середина утра по восточному времени. Я настроила часы на «Белль-Мари» соответствующим образом, так что мы проснулись незадолго до прибытия на станцию Галилео.

Стены украшали фотографии главных городов и туристических достопримечательностей, а также призывы улучшить свою внешность с помощью спрея «Миранда» для здоровой кожи. В число достопримечательностей входили Большой каньон, остров Нью-Йорк, гора Эверест, Берлинский парк, пирамиды и Великая Китайская стена. Демонстрировались также видеоролики с изображениями основных городов – Балаклавы, Юн-Вэя, Кладно, Таксона, – в которых объяснялось, почему там стоит побывать. Нам показывали исторические и культурные памятники, театры и парки, сверкающие в лучах солнца серебристые башни, плещущихся в воде детей.

– Пожалуй, и впрямь стоит устроить небольшой отпуск, – заметила я.

Алексу, кажется, понравилось мое предложение.

– Если сумеем выяснить, где Бэйли раздобыл передатчик, – ответил он, – с удовольствием отдохну недельку.

Мы побродили по магазинам с сувенирами и одеждой. Я не удержалась и купила блузку цвета морской волны с изображением двух полушарий Земли. Пройдя мимо магазинов с играми и развлекательных центров, мы зашли в ресторан «Ванова», заняли столик у окна и заказали обед.

Думаю, мы оба были немало впечатлены. Мы бывали на Земле и раньше, но тогда у нас хватало дел. Теперь же у меня впервые появилась возможность спокойно посидеть и посмотреть на планету-родину, где все началось. Я попыталась представить, как жили люди, когда они были привязаны к одной планете или – еще раньше – когда Землю считали центром Вселенной.

Впервые я поняла, как многое мы воспринимаем как данность. В те годы обозрение достопримечательностей сводилось к их осмотру с борта судна или летательного аппарата. Чтобы взглянуть, скажем, на Сатурн, требовался телескоп. Люди порой поговаривали о конце света, и одно время, в период атомного противостояния двадцатого века, казалось, что он вполне возможен. Если бы на Окраине вдруг начали наращивать ядерный арсенал, я убралась бы оттуда. Я смотрела на планету и думала о том, как мне повезло родиться там, где я живу.

Принесли сэндвичи, и мы обменялись замечаниями насчет еды:

– Как твой?

– Неплохо. Я подумывал, не взять ли со свининой, но тунец, пожалуй, получше.

Теперь человечество расселилось по нескольким сотням планет и оставило свои следы на бесчисленном множестве других. Интересно, подумала я, в то далекое время первых полетов на Луну люди уже мечтали о путешествиях к звездам? Расстояние до ближайших звезд уже было известно, и подобные полеты наверняка казались невозможными. Первые покинувшие планету корабли добирались до Луны за три дня. Невероятно – ведь это всего четверть миллиона миль! Пешком можно дойти. А чтобы оказаться на Марсе, требовался год.

Я постоянно думала о том, почему люди Земли оказались столь настойчивыми. На Марсе ничего не нашлось, остальные планеты Солнечной системы выглядели безжизненными. При таких скоростях путешествие к ближайшей звезде, Проксиме Центавра, заняло бы пятьдесят тысяч лет.

А если бы человечество сдалось? Да, оно было близко к этому, но не свернуло с выбранного пути. К Марсу отправились пилотируемые корабли, стали посылаться экспедиции к Европе и дальше. Некоторые погибли, но корабли совершенствовались, а в двадцать пятом веке Морин Каскилл нашла решение, опровергнувшее прежние законы и позволившее превзойти скорость света. И тогда людям открылся мир звезд.

– Человечеству есть чем гордиться, – сказала я.

Алекс не стал задавать уточняющих вопросов.

– Поэтому нельзя забывать свою историю. Из нее становится ясно, кто мы такие.

Я продолжала жевать сэндвич, думая о том, что сказал бы Алан Шепард, узнав, что однажды я прилечу на Землю с другой планеты, невероятно далекой, – в его времена никто не мог даже мечтать о полете к ней. На стенах ресторана висели фотографии первых астронавтов, – конечно же, здесь был Нил Армстронг, а также Виктор Пацаев, Юрий Гагарин, первый человек в космосе, Валентина Терешкова, первая женщина в космосе, Гас Гриссом, Гордон Купер, Джон Гленн.

О чем они тогда думали? Понимали ли они, что прокладывают путь людям, которые станут называть межзвездные корабли яхтами?

Это были годы бурного развития науки, Золотой век, хотя тогда вряд ли кто-нибудь осознавал это. Возможно, дело было не только в научных достижениях, особенно в физике и медицине, в появлении новых технологий связи и конструкций машин, но и в том, что люди знали, как с умом использовать их. Они сумели справиться с ядерной угрозой, увеличить продолжительность жизни и вообще улучшить мир. Конечно, не все было совершенно – продолжались войны, существовала проблема бедности, оставались безумцы, считавшие, что Бог приказывает им совершать массовые убийства. Но в целом все получилось не так уж плохо, и мы с Алексом теперь пользовались плодами их трудов.

– Чейз? – Алекс смотрел на меня, озабоченно наморщив лоб. – Что с тобой?

– Ох… извини. Просто задумалась.

– У тебя спрашивают, не хочешь ли ты десерта.

Глава 15

 
Злое время над людьми царит:
Оно творит, оно и пожирает
И всех своим причудам подчиняет.
 

Уильям Шекспир. Перикл[4]4
  Перевод Т. Гнедич.


[Закрыть]

Челнок снижался над Атлантикой. Мы вышли из облаков – шел проливной дождь – и направились над открытым морем к американскому побережью. Алекс сидел у прохода, сверяясь с блокнотом.

– Пролетаем над островами Джерси, – сказал он. – Вон тот большой, поодаль, кажется, остров Манчестер. – Он посмотрел на иллюминатор и снова заглянул в блокнот. – Да. А к северу от него – Пламстед. Популярные туристические места.

Внизу плыла на запад моторная яхта, оставляя за собой широкий кильватерный след. И больше в той стороне не было ничего, кроме океана.

Ардмор производил эффектное впечатление – постройки Золотого века вперемешку со сверхсовременными башнями и конусами. Во время приземления мы видели обширные парки и широкие аллеи. В здании терминала нас ждал старый друг Алекса Джей Кармоди – блондин с золотистыми глазами, – который кому угодно показался бы симпатичным, хотя ему не хватало живости.

– Рад вас видеть, – сказал он. – Не знаю, сумею ли помочь, Алекс, но сделаю все, что в моих силах. Я никогда не встречался с Гарнеттом Бэйли, хотя, конечно, знал о нем. Здесь он был знаменитостью. Я видел его несколько раз на конференциях, но лишь издали. Когда он умер?

– Около одиннадцати лет назад. – Алекс немного подумал. – Может, в земных годах чуть больше.

Мы прошли в зал выдачи багажа. Я попыталась забрать наши вещи, но Джей не желал и слышать об этом: забрав оба моих чемодана, он направился к выходу. Оказавшись снаружи, мы поставили вещи и подождали, пока он не сходит за своей машиной. Сорок минут спустя мы подъехали при полной луне к скромному двухэтажному коттеджу, отстоявшему на четверть мили от университета Сабата, где Джей преподавал историю. Зажегся свет, мы выбрались из машины, прошли через калитку в заборе из штакетника и поднялись по трем ступенькам на огороженное крыльцо. Открылась дверь, и появилась улыбающаяся женщина средних лет.

– Рада тебя видеть, Алекс, – сказала она. – Давно ты у нас не бывал.

Они обнялись, и Джей представил меня своей жене Кали.

– Я провел кое-какие изыскания, – сказал Джей. – Передатчик Корбетта, о котором ты говорил, – один из артефактов, которые забрали с Луны в начале Темных веков. Музей на Луне закрыли, все экспонаты, включая посадочный модуль «Аполлона-одиннадцать», переправили на Землю. Большинство их, включая передатчики, оказались в хантсвилльском Музее космоса. После этого об «Аполлоне-одиннадцать» нет никаких упоминаний. Никто не знает, что с ним случилось.

Мы сидели в гостиной, украшенной семейными фотографиями: Кали и Джей с двумя детьми и пожилой парой – видимо, чьими-то родителями. Еще больше было снимков самих детей, а также немецкой овчарки. Пса звали Винни, он лежал на полу рядом с креслом Кали.

– В Хантсвилле, – продолжал Джей, повернувшись к жене, – хранилась также бо́льшая часть экспонатов из музея во Флориде. Это самое начало космической эры.

– Того самого, неподалеку от космодрома? – спросила она.

– Да, на мысе Канаверал. – Он взглянул на меня. – Туристы до сих пор охотно посещают его, правда теперь для этого нужна подводная лодка. – (В те времена почти вся Флорида, не считая полосы в сотню миль шириной на самом севере, ушла под воду.) – Нам нужен кто-нибудь вроде тебя, Алекс, чтобы раздобыть дневник Катлера. Знаешь, кто такой Катлер?

– Абрахам Катлер, – кивнул Алекс. – Был директором музея в Хантсвилле, когда ситуация стала критической.

– Верно. В музей ворвалась толпа, вынесла часть экспонатов и подожгла здание. Катлер решил, что с него хватит, и за несколько месяцев вывез из музея все, что было можно, порой под обстрелом. Предположительно, его убили грабители, но мы не знаем наверняка. – Джей не скрывал разочарования. – Ты говорил о большой ценности передатчика Корбетта. Так вот, я отдал бы два таких передатчика за отчет Катлера о тогдашних событиях. Стандартная версия гласит, что все забрали в Централию и поместили на хранение в Юнион-Сити. Вероятно, так и есть, но непонятно, что случилось потом. Есть сведения, что сестра Катлера опубликовала его дневник, но ты сам знаешь, что тогда творилось. Электроника отправилась к чертям, и все пропало. В каком-то смысле мы знаем больше о Древнем Египте, чем о Соединенных Штатах той эпохи.

Алекс грустно улыбнулся. Египтяне все высекали в камне. Через несколько столетий возникли вторые Соединенные Штаты. Вернулись на историческую сцену и большинство крупнейших государств, рухнувших в Темные века. Конечно, сейчас они уже не существуют, по крайней мере в прежнем виде. Наконец кто-то пришел к выводу, что между независимыми государствами всегда будут трения и всего лишь один идиот наверху может начать войну, которая при наличии сверхсовременного оружия станет гибельной для всех. Именно потому сотнями планет и отдаленных космических поселений теперь руководит единое правительство.

– Катлер, – продолжал Джей, – по сути, был второстепенной фигурой. Нет даже доказательств, что именно он вывез все из музея, – во всяком случае, у меня. Но так или иначе, кто-то это сделал.

Кали – темноволосая, ясноглазая, с жизнерадостной улыбкой – сразу же понравилась мне. Кармоди познакомили нас со своими детьми, которые через несколько минут ушли наверх, якобы собираясь сесть за уроки. Оттуда доносилась негромкая музыка, порой разговоры и смех.

– Хотите выпить? – спросила Кали.

Я не знала ни одного из предложенных мне напитков и выбрала нечто под названием «Виргинская пуля». Оказалось неплохо, хоть и крепковато, на мой вкус.

– Ты, случайно, не знаешь Леса Фремонта? – спросил Алекс Джея.

– Мы здоровались друг с другом, но не более того.

– Он поддерживал контакты с Бэйли. Как я понимаю, они немало времени провели вместе.

– Ага. Увы, ничем не могу помочь. Могу лишь сказать, что Фремонт увлекается археологией Золотого века так же сильно, как Бэйли, но это, в общем-то, и все.

– Не знаешь, где его найти?

– Герберт, – обратился Джей к домашнему искину, – что скажешь?

– Он живет все там же, Джей. В Шантийи.

Герберт назвал адрес. Шантийи, на берегу озера Вашингтон.

– Ладно, – кивнул Алекс. – Хорошо. А как насчет Лучаны Моретти? Знаешь что-нибудь о ней?

Джей пробормотал себе под нос имя и нахмурился:

– Что-то слышал.

– Работает в фонде Саутвика. И еще преподает музыку.

– Ну да. Преподавательница музыки, интересующаяся археологией. Она бывала на конференциях.

– Ты с ней общался?

– Да. Приятная женщина. Но чем-то похожа на Фремонта: «здравствуйте, приятно познакомиться» – и больше ничего. Хочешь, чтобы Герберт поискал информацию?

– Да, пожалуйста.

– Герберт? – спросил Джей.

– Преподавала в университете Бекхэма, – ответил искин. – Ушла оттуда три года назад и поступила на аналогичную должность в Амазонский колледж искусств.

– Где это? – поинтересовался Алекс.

– В Коринтии, – ответил Герберт.

– Это в Южной Америке, – добавил Джей. – На Амазонке, само собой.

Глава 16

Ни одно место в мире не воплощает настолько дух эпохи, как Нью-Йорк. Если когда-нибудь этот город исчезнет с карт и имя его сотрется из человеческой памяти, мы забудем, кто мы такие.

Марианна Коксли. В пути (2044 г. н. э.)

Мы сели в поезд на магнитной подушке. Последние десять минут перед Шантийи поезд шел вдоль берега озера. Мелькнули пристани, лодки, несколько рыбаков, а затем мы неожиданно увидели мемориал Вашингтона, вздымающийся над водой. Считалось, что он выше первоначального обелиска, хотя никто не знал в точности. Восстановление этого памятника стало последним вызовом, который жители Америки бросили морю, постепенно поглощавшему их континент и остальной мир.

Когда-то над водами озера возвышался и купол старого Капитолия, но он напоминал о расколотом американском обществе, умалял величие обелиска, и в итоге его снесли.

Естественно, я знала, как выглядела столица Золотого века в те безмятежные времена. Когда мы совершали подводную экскурсию по Атлантиде несколько лет назад, вид затопленных руин не вызывал прилива эмоций, ведь сведений об Атлантиде в эпоху ее расцвета не сохранилось. Здесь все было иначе. Мчась вдоль побережья, я думала о том, что увидят туристы в Андикваре десять или одиннадцать тысяч лет спустя. Гуляя в окрестностях парка Независимости и Дворца народа, мы думаем, что они будут существовать вечно. Однако вечность – это слишком долго. Те, кто жил в Вашингтоне до наводнения, вероятно, думали так же о своем городе. Но все это временно, ребята. Постоянство – лишь иллюзия.

Планета выглядела совсем не такой, какой ее знал Нил Армстронг. Исторические города Золотого века в основном располагались на побережье или вблизи него. Соответственно, бо́льшая часть их исчезла навсегда. Остались Париж, Рим, Мадрид, Тегеран и еще несколько.

Не стало и государственных границ, которые исчезли в четвертом тысячелетии вместе с государствами. Все предыдущие попытки создать мировое правительство терпели неудачу, приводя к конфликтам между странами, пока в начале пятого тысячелетия не возник Мировой союз. В конце концов появилось и всемирное правительство; все боялись этого, но оно оказалось не более неэффективным или коррумпированным, чем прежние власти. Главным его достижением в те времена стало сохранение мира. Постепенно, когда беспорядки улеглись и Темные века миновали, возникла мирная и успешная цивилизация. На Земле все, по сути, жили в отдельном округе или похожем образовании. Возможно, относительное спокойствие в конце концов наступило потому, что люди смогли жить достойно. Рвущихся к власти негодяев обуздывали. Профессиональных политиков не стало. Как отметил Ингмар Мозека, возможно, дело было в том, что всем стало доступно широкое образование и благодаря этому появились ответственные граждане, которых было не так легко одурачить. Законы и политику творили представители населения, которые избирались на ограниченный срок, а затем возвращались к обычной жизни. Любой мог жить так, как ему хотелось, не заботясь о пропитании.

Развитые технологии сделали еду и жилье доступными для всех. Искины и роботы выполняли бо́льшую часть работы, которую никто не желал делать. Большинство людей занимались собственной карьерой, некоторые просто жили в свое удовольствие. Но продвижение к звездам, начавшееся в двадцать шестом веке, продолжалось, и полдюжины планет, на которых обитали люди к началу Темных веков, превратились в обширную сеть миров.

При желании ты мог жить там, где хотел, и так, как хотел. Даже на планете-родине работать было не обязательно, если ты не имел к этому склонности. Образование и возможности были доступны каждому, и в конечном счете успех человека определялся тем, что он сделал для общества. С далеких планет приходили вести о выдающихся свершениях в науке, литературе и искусстве.

Земляне, однако, не забывали о своем прошлом и не готовы были признать себя равными тем, кого до сих пор считали жителями колоний. Но, несмотря на это, обитатели сотен планет Конфедерации постепенно становились одной семьей.

Что ж, по крайней мере, мы были теперь ближе друг к другу, чем когда-либо.

Лес Фремонт все еще работал в Североамериканском институте археологии. Он написал две книги о «путешествиях во времени», как он выражался, и до сих пор участвовал в полевых исследованиях. Вскоре после полудня мы прибыли к скромному особняку посреди дубов и живых изгородей. На площадке играли в мяч дети. Небольшую лужайку перед домом окружал пластеновый забор. С ветки дерева свисали качели.

Такси остановилось на подъездной дорожке. Из дверей дома, слегка прихрамывая, появился рослый пожилой мужчина – Фремонт. Когда мы выбрались из машины, он помахал нам и начал осторожно спускаться с крыльца.

– Алекс? – спросил он.

– Здравствуйте, доктор Фремонт, – помахал ему в ответ Алекс, оглядываясь вокруг. – Красивое место.

– Спасибо. Кстати, меня зовут Лес.

Оба повернулись ко мне.

– Моя коллега Чейз Колпат.

– Рад познакомиться, Чейз. – Фремонт пожал мне руку и повел нас в дом. – На улице слишком уж жарко.

Это было правдой. Мы сели в гостиной, и Фремонт спросил, что мы хотим выпить.

– У нас только вино и фруктовый сок, – сказал он. – Извините, просто не подумал. Забывчив стал в последнее время.

В объяснения он вдаваться не стал, лишь взглянул на фотографию женщины в рамке. Все выбрали вино.

Принеся вино, он устроился в большом кресле – возможно, изготовленном специально для него, – и мы подняли бокалы за Гарнетта Бэйли, который, по словам Фремонта, был единственным в своем роде.

– Алекс, чем я могу помочь? – спросил он, скрестив руки на груди.

Алекс рассказал о передатчике Корбетта. Фремонт был изумлен, чуть ли не потрясен:

– В самом деле? Вы уверены? Он нашел передатчик Корбетта и никому не стал об этом говорить? Вы это хотели сказать?

– Именно так, Лес.

– Но почему?

– Поэтому мы и здесь. Надеемся получить ответ.

– Когда получите, хотелось бы с ним ознакомиться.

– Вы тесно общались с ним, когда он жил тут?

– Мы дружили и виделись довольно часто. Он интересовался археологией Золотого века, как и я. Если честно, мне кажется, что он чрезмерно увлекался всем этим.

– Примерно так нам и говорили.

– Больше всего его интересовали артефакты из музея в Хантсвилле. Он потратил всю жизнь, пытаясь выяснить, что с ними случилось.

– И к каким выводам пришел?

– Не знаю, пришел ли он вообще к каким-либо выводам. В последний раз, когда я его видел, – где-то за год до его отъезда – он продолжал поиски. Вы ведь знаете, что он жил неподалеку?

– Нет, не знал. У вас есть адрес?

– Давайте запишу.

Взяв листок бумаги, Фремонт что-то написал на нем и протянул его мне. Чтобы передать листок Алексу, ему пришлось бы подняться.

– Спасибо, – ответил Алекс, взглянув на бумагу. – Бэйли жил неподалеку, но вы потеряли с ним контакт на целый год?

– Просто он редко бывал дома.

– Понятно. Кстати, передатчик Корбетта, который нашел в кладовке зять Бэйли, числится среди экспонатов музея в Хантсвилле.

– Я так и думал, что вы это скажете. Неужели правда?

– Да.

– Трудно поверить, Алекс. Если бы он нашел такое, то рассказал бы мне. Он не стал бы хранить это в тайне.

– Не припоминаете ничего конкретного? Бэйли не высказывал предположений относительно того, где могут быть артефакты?

– Ну… он выдвигал то одну теорию, то другую, но все оказались неосновательными. Он все еще блуждал в потемках, пытаясь найти ответ, когда я потерял с ним связь. Мне неизвестно, чем он занимался в последний год или два своего пребывания на Земле. Он мог вообще все бросить – порой с ним такое бывало. И отправиться с экспедицией на Ближний Восток, в Германию или еще куда-нибудь. Я всегда радовался известиям о том, что он занимается чем-то другим, так как дело казалось мне безнадежным. Все-таки речь идет о древней истории. В каком состоянии был тот передатчик?

– Во вполне приличном.

– Правда? Странно.

– Знаю. Я тоже удивился. Похоже, передатчик находился в хорошо защищенном месте.

Фремонт больше ничего не знал, и мы отправились к бывшему дому Бэйли – скромному коттеджу с видом на реку. Вдали виднелся мост, над лужайкой возвышалось несколько деревьев. На крыльце сидели две женщины – одна в шезлонге, другая в кресле-качалке.

Алекс велел такси остановиться в конце подъездной дорожки. Когда мы вышли, женщины посмотрели в нашу сторону, и мы помахали им. Одна из них нерешительно помахала в ответ.

– Здравствуйте, – дружелюбно сказал Алекс, когда мы приблизились к ним. – Мы собираем информацию о Гарнетте Бэйли. Не уделите нам несколько минут? – (Женщины переглянулись, – похоже, они понятия не имели, кто такой Бейли.) – Насколько мне известно, он в свое время жил здесь, лет восемнадцать назад.

– Кто вы? – нахмурившись, спросила женщина в кресле-качалке.

– Меня зовут Алекс Бенедикт. – Он улыбнулся мне. – А это Чейз Колпат.

– Здравствуйте, – как можно веселее сказала я.

Вторая женщина поднялась на ноги:

– Что-то не так, господин Бенедикт?

– Нет, – ответил Алекс. – Все в порядке. Но Гарнетт Бэйли был знаменитым археологом, и когда-то давно он тут жил.

– Никогда о нем не слышала. Даже не знаю толком, чем занимаются археологи. – Она рассмеялась, увидев реакцию Алекса. – Шучу.

– Мы пишем статью о Бэйли, и нам хотелось бы взглянуть на дом, где он жил. Приятное место.

– Спасибо. Нам тоже нравится.

Алекс сказал что-то насчет прекрасного вида и красивых окрестностей, затем спросил:

– Вы купили дом у него?

– Даже не помню, как звали прежнего владельца, – ответила женщина в качалке.

– А теперь это ваша собственность?

– Да.

– Могу я поинтересоваться, как долго вы тут живете?

Она на мгновение задумалась:

– Лет семнадцать-восемнадцать. Так что, вероятно, это был именно он.

– Господин Бэйли умер несколько лет назад на Окраине. Там, в кладовой его дома, родственники нашли ценный артефакт – устройство, которое использовалось на первых звездных кораблях.

– Вот как?

Обе внезапно заинтересовались историей. Женщина в шезлонге спросила, сколько стоит артефакт. Наверное, бешеных денег?

– Много тысяч, – ответил Алекс. – Мы пришли, чтобы рассказать вам об этом. Вы не находили предметов, которые могли остаться после него?

– Нет, – покачала головой хозяйка дома. – Не припоминаю. Разве что пару грабель в сарае.

– Ясно, – кивнул Алекс. – Если вдруг все же найдете, нельзя ли сообщить мне? Я антиквар и смогу назвать приблизительную стоимость.

– Конечно. – Женщина подсунула большой палец под браслет-коммуникатор и слегка его приподняла. Алекс коснулся своего, пересылая ей код.

– Удачи, – сказал он. – Надеюсь, вам попадется что-нибудь.

– Если что, дам знать.

Похоже, после нашего ухода они вздохнули с облегчением. Алекс явно был недоволен.

– Что случилось?

– Я многое бы отдал за то, чтобы осмотреть дом. Но они ведь не согласятся.

– Почему бы и нет? Всегда можно подстроить выигрыш в лотерею – ужин в каком-нибудь ресторане. И подождать, пока они не уйдут.

Алекс всегда говорит, что у меня отличное чувство юмора, но на этот раз он промолчал.

– Может, ты думаешь, что им стоит заплатить? – сказала я. – Так вот, у них не было причин лгать. Один раз можно наткнуться на ценную вещь, но вряд ли у них в кладовке валяется то, чего они раньше не замечали.