Текст книги "Пнумы"

Вокруг него поднимались небольшие маслянистые волны. Блики желтоватого цвета появлялись и снова исчезали.

Постукивая, пальцы ног над Рейтом переместились. Рейт сцепил зубы и с перекошенным лицом протянул руку вверх. Он схватил тонкую твердую ногу и дернул за нее. Пнум ужасно закряхтел, качнулся вперед и некоторое время удерживал равновесие в каком-то немыслимом, почти горизонтальном положении, удерживаясь только на своих пальцах. Затем, не удержав равновесия, он свалился в воду.

Зэп-210 уцепилась за Рейта.

– Не дотрагивайся до него. Он разорвет тебя на куски.

– Он умеет плавать?

– Нет, – выдавила она, стуча зубами. – Он слишком тяжелый. Он пойдет на дно.

Рейт сказал:

– Забирайся ко мне на спину, хватайся за стойку и перелезай на баркас.

Она осторожно скользнула сзади и забралась к нему на спину. Она встала ему на плечи, затем схватилась за борт баркаса. Рейт устало поднялся за ней наверх и обессилено лег на палубу.

Но вскоре он снова встал на ноги и посмотрел в сторону причала. Пнумеки не прерывали своей работы.

На всякий случай Рейт спрятался в тень. Зэп-210 не двигалась с места. Нижняя рубашка прилипла к ее недозревшему телу. «А она не лишена грации», – подумал Рейт.

Зэп-210 заметила его внимание и села на корточках возле тюков.

– Сними нижнюю рубашку, а плащ надень, – посоветовал он ей. – Так будет теплее.

Она с несчастным видом смотрела на него. Рейт стянул с себя собственные намокшие вещи. Она отвернулась почти так же испуганно, как и при появлении пнума. Рейт улыбнулся. Стоя к нему спиной, она набросила плащ на плечи и непонятным образом умудрилась снять нижнюю рубашку.

Баркас завибрировал. Рейт посмотрел через гору тюков и увидел, что причал удалялся все дальше. Вскоре он превратился в оазис света в непроницаемой черноте. Далеко впереди показалось размытое голубоватое мерцание, в направлении которого и двинулся баркас.

Поездка началась. Позади них оставалась зона Пагаз и тропа в Вечность. Перед ними лежала темнота и северные торговые регионы.

Глава 4

Команда корабля состояла из двух человек, которые находились в носовой части баркаса. Здесь была небольшая кладовая, маленький камбуз – островок с бледно-желтым освещением. Казалось, что на борту было еще, как минимум, два пассажира, а может быть, и три или четыре; они были еще более ненавязчивыми, чем команда, и показывались лишь возле кладовой и камбуза. По всей видимости, продукты мог свободно брать каждый. Зэп-210 не разрешала Рейту ходить за продуктами. Когда кладовая и камбуз бывали свободны, она организовывала что-нибудь поесть для обоих: оладьи из растения паломников; запеченные полоски из теста с мясом; засахаренные в форме сливы предметы, которые могли быть либо фруктами, либо соответственно приготовленными насекомыми; кисло-сладкие вафли из хрустящей белой массы, которые для Зэп-210 были лакомством, а у Рейта во рту оставляли неприятный привкус.

Время шло. Сколько дней пролетело таким образом, Рейт не знал. Море превратилось в реку, которая, в свою очередь, впадала в подземный канал, шириной пятнадцать-двадцать метров. Баркас плыл совсем бесшумно. Рейт предположил, что он двигался при помощи электрических полей, образовывающихся вокруг его киля. Перед ними мерцал слабый голубой свет, служивший ориентиром для управляющего сенсора баркаса. Когда голубой свет проплывал у них над головой, вдалеке всегда загорался новый. Изредка баркас проходил мимо пирсов и пристаней, а также мимо туннелей, ведущих в неизвестные удаленные уголки.

Рейт ел и спал. Как это иногда случалось, он потерял над собой контроль. Его миром были баркас, темнота, невидимая вода, присутствие Зэп-210. Так как у него оставалось много времени и сил, он поставил перед собой задачу изучить характер девушки. Зэп-210, в свою очередь, относилась к нему с недоверием, как будто не хотела раскрываться перед ним даже в разговоре – замкнутость и чопорная сдержанность, особенно по отношению к существу, имеющему не самые расплывчатые представления о сексуальных отношениях. Здесь дело еще и в природном инстинкте, как предполагал Рейт. Но имел ли он право рассказать этому невинному ягненку, как обстояло с этим дело на поверхности? С другой же стороны, он не был в восторге от перспективы объяснять Зэп-210 вопросы человеческой биологии.

Сама же Зэп-210, казалось, ни капельки не скучала. Она спала или смотрела в темноту, словно любовалась проплывающими мимо красивыми ландшафтами. Иногда Рейт составлял ей в этом компанию и не обращал никакого внимания на то, что она каждый раз педантично соблюдала расстояние между ними. Разговоры с ней никогда не носили нравоучительного характера. Относительно поверхности Зэп-210 придерживалась неизменных представлений; она боялась неба, ветра, отдаленности горизонта, бледно-коричневого солнечного света. Ее ожидания были мрачными: она готовилась к смерти под булавой какого-нибудь крикливого варвара. Рейт попытался развеять ее опасения, но вызвал этим только еще большее недоверие.

– Ты думаешь, мы ничего не знаем о поверхности? – с ехидством спрашивала она. – Зужма касчаи знают больше, чем кто бы то ни было; они знают все. Знания – это их жизнь. Они – это мозг Чая. Чай служит зужма касчаи телом и костями.

– А пнумеки? Как они вписываются в эту картину?

– Особи? Очень давно зужма касчаи поместили некоторых людей с поверхности в убежища. Несколько женских типов и несколько женщин-маток уже были там. Особи направляют свою старательность на полирование, и шлифовку камней, и выращивание кристаллов. Зужма касчаи заботятся о сохранении мира, и так будет всегда.

– А откуда произошли люди вообще, это тебе известно? Зэп-210 не проявила к этому никакого интереса.

– С Гхиана, откуда же еще?

– А они вам хоть рассказывают о солнце, звездах, других планетах в космосе?

– Они учат нас тому, чему мы обучаемся с наибольшим удовольствием: соблюдать этикет и хорошие манеры.

У Зэп-210 вырвался легкий вздох.

– У меня все это уже позади. Как бы все остальные сейчас мне удивились.

Насколько Рейт понимал, сейчас Зэп-210 больше всего заботилась о своем неестественном поведении.

Баркас продолжал плыть дальше. Голубое мерцание вспыхивало перед ними, становилось ярче, проплывало над их головами, оставалось позади, вдалеке загоралось новое голубое мерцание. Рейт заскучал и сделался неутомимым. Вокруг господствовала почти непроглядная темнота, которую оживлял лишь слабый луч света на носу. Женский голос Зэп-210, ничего не значащий для нее самой, стал действовать на его фантазию, его состояние стало напоминать ему эротическое влечение. Только здравый смысл удерживал его в определенных рамках.

«Как она может желать или возбуждаться, – спрашивал себя Рейт, – если отношения мужчина-женщина ей совершенно неизвестны? Неясные позывы, исходившие из ее подсознания, должны были казаться ей в какой-то мере отклонениями, словно самые плохие формы буйного поведения». Он вспомнил жизненную силу ее тела, когда она в воде держалась за него. Он вспомнил вид ее насквозь промокшей фигуры. Он стал задавать себе вопрос, не было ли правильнее дать свободный ход своим инстинктам?

По Зэп-210 нельзя было понять, чувствовала ли она что-то, кроме дурного настроения или плохих предчувствий. Часами она говорила тихим монотонным голосом о том, что она знала. Рейту казалось, что она вела удивительно монотонную жизнь, в которой полностью отсутствовали радостные, захватывающие и легкомысленные события. Он спрашивал себя, каковы же должны быть ее мечты; но об этом она помалкивала. Она могла отличать друг от друга своих приятельниц: по легким отклонениям в этикете и тактичности, которые для нее имели такое же значение, как «буйные» черты характера на поверхности. Ей были известны биологические различия между мужчинами и женщинами, но она, по-видимому, никогда не задумывалась над их причинами. «Все это было в высшей мере странно», – ломал себе голову Рейт.

«Укрытия» казались инкубатором для целого ряда неврозов. Рейт не решился об этом спрашивать Когда разговор начинал затрагивать такие темы, она всегда замыкалась в себе. Смогли ли пнумы каким-то образом отнять у пнумеков стремление к продолжению рода? А, может, они пичкали их успокаивающими средствами, наркотиками или гормонами, чтобы подавить в них эротические чувства и избежать перенаселения? Рейт осторожно задал несколько вопросов. Зэп-210 ответила на них невпопад и не придавая этому никакого значения, из чего Рейт сделал вывод, что она не имела ни малейшего понятия о том, о чем он говорил. Зэп-210 рассказывала, что время от времени некоторым особям убежища начинали казаться слишком спокойными. За это их отсылали на поверхность под свет солнца, пронизывающие ветры и пустые ночи. Они изгонялись в огромную вселенную и не имели права никогда больше возвращаться обратно.

– Меня удивляет, что я совсем больше не боюсь, – вслух думала она. – Может, во мне уже давно дремали предпосылки стать гжиндрой? Я слышала, что такие большие пространства сводят с ума. Я не хочу уж слишком подвергаться таким влияниям.

– Мы пока еще не так близко от поверхности, – напомнил ей Рейт. Зэп-210 только пожала плечами, как будто это было не так уж и важно.

Относительно способа размножения пнумов она точными знаниями не обладала. Она не была уверена, рассматривают ли они этот процесс как Тайну или нет, хотя такие предположения и высказала. Что же касается количественного соотношения пнумов и пнумеков, то такой информацией она тоже не владела.

– Вероятно, имеется больше зужма касчаи. Но многие из них никогда не показываются. Они остаются в потайных местах, где сохраняются ценные вещи.

– Что за ценные вещи?

И тут ничего конкретного Зэп-210 сказать не могла.

– История Чая намного длиннее, чем это себе представляют. Даже летописи не знают этого. Зужма касчаи же в этом отношении чрезвычайно педантичны. Они знают все, что происходило когда-либо. Они рассматривают Чай, как большую теплицу, в которой каждый предмет, каждое дерево, каждая скала представляют собой определенную редкость. Сейчас на Гхиане есть народы и с других планет – три различных вида, прилетевших сюда и понастроивших искусственные сооружения.

– Три?

– Дирдиры, кеши и вонки.

– А люди?

– Люди? – в ее голосе послышалась нерешительность. – Я этого не знаю. Может быть, люди тоже произошли на какой-то другой планете. Значит, тогда на Чае существует четыре различные расы. Но это произошло уже очень давно; странные существа часто приземлялись на Чае. Зужма касчаи не встречали их с распростертыми объятиями, но и не выгоняли. Они наблюдали, увеличивали свои коллекции, наполняли музеи Вечности, составляли свои архивы.

Неожиданно Рейт увидел пнумов совсем в другом свете. Создавалось впечатление, что в поверхности Чая они видели большую театральную сцену, на которой ставились великолепные, длившиеся в течение тысячелетий, драмы. Войны между старыми и синими кешами; нападение дирдиров, сопровождавшееся впоследствии контрударом вонков; всевозможные походы, битвы, поражения и полные уничтожения; возникновение городов, разрушение руин, возвышение и закат народов – все это объясняло, почему пнумы терпели чужие расы. С точки зрения пнумов, они украшали историю Чая. Рейт спросил у Зэп-210, воспринимает ли она Чай с такой же позиции. Девушка ответила ему одним из своих слабых равнодушных жестов. Нет, для нее это ничего не значило; для нее не имело большого значения ничего из происходящего на поверхности. Рейту неожиданно удалось заглянуть в глубь ее психики. Жизнь Зэп-210 была довольно безвкусным явлением, которым нужно было довольствоваться. Оставался страх перед неизвестным; радость превзошла силу ее представления. Он посмотрел на себя ее глазами: неожиданно привязавшийся, жестокий, хитрый, грубый и непредсказуемый; человек, с которым постоянно приходилось рассчитывать на худшее. «Несчастное создание, – думал Рейт, – доброе и бесцветное». Он с удивлением вспомнил, как она цеплялась за его шею. В тихом болоте черти водятся. В темноте, где его мысли не находили другого занятия, возникали фантастические картины, которые стимулировали его воображение и возбуждали в нем страсть. По этой причине Зэп-210, которая каким-то образом чувствовала это, с неприятным подозрением отходила подальше в тень и оставляла Рейта одного, и ему не оставалось ничего другого, как делать хорошую мину при плохой игре. Какие мысли могли кружиться в ее голове?

Рейт выдумал новую игру. Он старался ее развлекать. Он придумывал необычайные происшествия, странные ситуации; но Зэп-210 была словно сказочная принцесса, которая никак не хотела улыбаться. Насколько Рейту удалось определить, ее единственным удовольствием было похрустеть кисло-сладкими вафлями, которые своим странным вкусом способствовали аппетиту. К сожалению, запасы этого лакомства быстро закончились – уже через пару дней после отплытия. Зэп-210 была поражена этим фактом.

– В нашем рационе всегда есть Дико – всегда! Кто-то допустил дурацкую ошибку!

Рейт еще никогда не видел ее такой энергичной. Но вскоре она стала проявлять недовольство, затем стала безучастной, в этом состоянии она вообще не хотела принимать пищу. Затем она стала нервной и раздражительной, и Рейт задал себе вопрос, не содержит ли Дико формирующие характер наркотики, вызывавшие такую сильную зависимость.

Дня три или четыре Зэп-210 не произнесла ни единого слова и старалась держаться от Рейта как можно дальше, словно она считала его виноватым в отсутствии этого продукта. Рейт вынужден был признаться, что каким-то образом был действительно в этом виноват. Если бы он не ворвался безоглядно в ее бедную на чувства и однообразную жизнь, она по-прежнему вела бы свое нормальное, расписанное по пунктам существование, глотая Дико так часто, как ей подсказывали сознание и потребность организма. Но постепенно ее плохое настроение исчезло, Зэп-210 стала почти разговорчивой. Казалось, что она искала признания, внимания или даже – возможно ли такое – симпатии. Так это казалось Рейту, который находил эту ситуацию такой же абсурдной, как и все происходившее до этого.

Баркас продолжал плыть сквозь темноту, от одного синего ориентира к другому. Они проплывали по целому ряду подземных морей; по тихим пещерам, с потолка которых свисали сталактиты; затем довольно долго – наверное, дня три – вдоль прямого, как карандаш, искусственного канала, в котором синие светильники были расположены на расстоянии пятнадцати километров один от другого. Канал заканчивался еще одной чередой пещер, где им снова изредка стали попадаться на глаза одинокие причалы – бледно-желтые островки света. Затем баркас снова вошел в прямой канал. Путешествие приближалось к концу – это чувство витало в воздухе. Команда корабля стала чаще появляться на палубе, а пассажиры отошли от бортов и стали чаще смотреть вперед. Как-то раз, вернувшись из продуктовой кладовой, Зэп-210 грустно пробормотала:

– Мы почти доплыли до Бажан-Гахаи.

– А где это находится?

– С другой стороны торгового региона. Мы проделали длинный путь. – Немного помолчав, она тихо добавила: – Это было хорошее время.

Рейту показалось, что в ее голосе он услышал сожаление.

– Здесь уже близко до поверхности?

– Здесь перегрузочная станция для товаров со Штанговых Островов, а также с Хедайи.

Рейт был поражен:

– Но мы же так далеко на севере!

– Да. Но зужма касчаи, наверное, нас все-таки ждут.

Рейт испуганно посмотрел вперед на далекий синий ориентир.

– Зачем им нас ждать?

– Я не знаю. Может, они и не будут этого делать.

Синие ориентиры сменяли друг друга. Рейт с нарастающим напряжением следил, как они проплывали назад. Наконец, он утомился и заснул. Когда он проснулся, Зэп-210 показала вперед:

– Бажан-Гахаи.

Рейт встал. Бледный свет впереди стал ярче. В воде отражалась длинная цепь фонарей. Туннель расширялся с волнующим величием. Баркас скользил дальше по воде. Закутанные в плащи фигуры на носу при виде великолепного золотисто-желтого помещения встали. Рейт чувствовал себя, словно проснувшимся к новой жизни, и ощущал какой-то таинственный экстаз. Путешествие, начавшееся холодно и мрачно, подошло к концу. Стали уже видны стены туннеля – потрескавшиеся опоры из необработанного камня. Они были освещены с одной стороны и погружены в тень с другой. Золотисто-желтый свет превратился в размытое пятно. С другой стороны спокойных вод показались высокие верхушки белых скал. Зэп-210 медленно подошла и отрешенно уставилась на свет. Рейт уже почти забыл, как она выглядела. Худое лицо, бледность, тонкие скулы, прямой нос и бесцветный рот – все оказалось точно таким же, как и запечатлелось в его памяти. К тому же, он обнаружил на ее лице выражение, которому он так и не смог подобрать определения: печаль, меланхолия, мучительное предчувствие. Девушка почувствовала его взгляд, и посмотрел на него. Рейту было интересно, что же увидела она?

Канал становился все шире. Перед ними лежало длинное извилистое озеро. Баркас проплывал мимо великолепной панорамы. На черной поверхности то тут, то там, появлялись небольшие островки; огромные, потрескавшиеся колонны, отделанные белым и серым, устремлялись к высоким сводам. В восьмистах метрах перед ними под нависающей скалой появился причал. Из невидимого отверстия в пещеру попадал золотистый луч.

От волнения у Рейта отнялась речь.

– Солнечный свет, – наконец выдавил он из себя.

Баркас медленно скользил к пристани. Рейт осматривал стены пещеры, пытаясь найти выход к отверстию. Зэп-210 тихо предупредила:

– Ты привлечешь внимание надсмотрщика.

Рейт отошел за гору тюков и снова принялся разглядывать стены. Он показал пальцем:

– Вверх к щели ведет тропа.

– Естественно.

Рейт глазами проследил за ходом тропы вдоль стены. Казалось, что она заканчивалась прямо у причала, до которого оставалось всего четыреста метров. Рейт заметил несколько фигур в черных плащах. Он не мог определить точно, были это пнумы или пнумеки. Но ему показалось, что они ожидали прибытия корабля в угрожающих позах. Ему стало не по себе.

Рейт прошел на корму баркаса, посмотрел направо и налево. Потом вернулся к Зэп-210.

– Примерно через минуту мы будем проплывать рядом с маленьким островом. Лучше, если мы прямо сейчас покинем корабль. У меня не возникает большого желания выходить на пристань.

Зэп-210, покоряясь судьбе, пожала плечами; они вместе пошли на корму баркаса. Остров – неровное образование из известняка – проплывал мимо. Рейт приказал:

– Давай вниз! Не крутись и не барахтайся. Я буду держать тебя над водой.

Наконец, ноги их нащупали твердый грунт, и они выбрались на остров. Баркас уже почти доплыл до пристани. Четыре фигуры подошли поближе. По их походке Рейт определил, что это пнумы.

С острова они перебрались на берег; при этом стараясь держаться в тени, чтобы с пристани их не смогли заметить. В тридцати метрах выше них проходила тропа, ведущая к отверстию на поверхность. Рейт внимательно осмотрелся, после чего они начали подъем; они карабкались по камням, цеплялись за агатовые выступы, продирались по небольшим холмам и возвышенностям. Вопль отчаяния разнесся над водой. Зэп-210 замерла.

– Что это значит? – приглушенно спросил Рейт.

– Это может быть либо требованием, либо призывом… В Пагазе мне ничего подобного слышать не приходилось.

Они продолжали подниматься по склону. Промокшие насквозь плащи прилипали к телу. Наконец они выбрались на тропу. Рейт осмотрелся. Вокруг не было видно ни души. Отверстие во внешний мир находилось чуть дальше пятидесяти метров. Снова с мрачной настойчивостью прозвучал тот же вопль.

Тяжело дыша и грузно ступая, они помчались вверх по тропе. Перед ними показалась трещина. Они увидели золотисто-серое небо Чая, по которому плыла череда черных туч. Рейт в последний раз посмотрел вниз на тропу. Из-за ослепительного внешнего света, а также из-за того, что на глаза его навернулись слезы радости, он смог различить только тени и мутные группы скал. Подземная империя снова становилась далеким и неизведанным миром. Он взял Зэп-210 за руку и вытащил наружу. Она медленно вышла и окинула взглядом поверхность. Они стали посередине склона горы, с которой открывался вид на широкую долину. Вдали простиралась спокойная серая равнина – море.

Рейт в последний раз посмотрел назад на расселину и стал спускаться с горы. Зэп-210 следовала за ним. Рейт остановился, сорвал с головы ненавистную черную шляпу и запустил ее над скалами. Затем он схватил шляпу девушки и сделал с ней то же самое.