Текст книги "Слуги Вонков"

Глава 3

Тихоходный парусник «Варгаз» с высокой узкой носовой частью и с неприступными бортами гордо покачивался на своей якорной стоянке. Как и все на Чае, каждая мелочь на корабле была утрирована и специально подчеркивалась. Кривая пиния корабельного корпуса была украшена искусственными цветами, бушприт смотрел в небо, паруса были украшены «пестрыми художественными» заплатками.

Цветок Ката вместе с Рейтом, Трезом и Анахо молчаливо поднялась на борт корабля, и носильщик всего лишь на одной ручной тележке доставил весь их багаж.

Через полчаса на причале появился и Дордолио. Несколько минут он рассматривал корабль, затем поспешил к трапу. После недолгих переговоров с капитаном он бросил на стол кошелек с деньгами. Капитан мрачно рассматривал его из-под густых черных бровей, и трудно было понять, о чем он думает. Затем он открыл кошелек и пересчитал секвины, однако, нашел их количество недостаточным, о чем и сообщил Дордолио. Тот хмуро полез в карман, нашел требуемую сумму, и капитан пальцем показал ему на кормовую надстройку.

Дордолио подергал себя за бороду, посмотрел на небо, подошел к трапу и кивнул двум носильщикам, затащившим его багаж на борт. Затем он изобразил перед Цветком Ката церемониальный поклон, отошел дальше к поручням и принялся рассеянно смотреть на океан.

На борт поднялись и пять других пассажиров: маленький толстый купец в темно-сером кафтане и высокой цилиндрической шляпе; мужчина с Облачных Островов с женой и двумя дочерьми – свежими, изящными девушками с бледной кожей и ярко-рыжими волосами.

За час до обеда был поднят якорь, и «Варгаз» вышел из порта. Крыши Коада постепенно превратились в темно-серые призмы, поставленные у подножия холмов. Команда поставила паруса, раскатала канаты и установила на носу корабля примитивную пушку стволом вверх, так что казалось, будто из нее сейчас станут палить салют.

Рейт обратился к Анахо:

– Чего они опасаются? Пиратов?

– Это лишь мера предосторожности, – ответил ему дирдир-человек. – Пока на корабле видна пушка, пираты предпочитают держаться на почтительном расстоянии. Нам нечего бояться. На Драшаде они появляются довольно редко. Что же касается питания, то тут я допускаю значительный риск. Но капитан производит впечатление человека, любящего хорошую жизнь, так что и в этом отношении можно успокоиться.

Корабль гордо плыл через океан. Было душно. Дван Жер спокойно переливал свои воды цветами сверкающего жемчуга. Берег постепенно исчез на севере. Других кораблей не было видно. Солнце опустилось в облака, и закат заиграл чудными красками, от черно-синих до янтарных тонов, и вместе с этим подул легкий бриз, под которым за бортом тихо плескалась вода.

Ужин был прост, но очень вкусен. Всем подали ломтики сушеного мяса с пряностями, салат из сырых овощей, паштет из насекомых, маринованные овощи и мягкое белое вино в зеленых пузатых стаканах. Пассажиры ели молча. Незнакомые на Чае всегда относились друг к другу с подозрением и поэтому вели себя сдержанно. Только капитан совершенно не чувствовал себя скованным. Он от души ел и пил, развлекая общество анекдотами и историями о своих предыдущих путешествиях и пытаясь угадать цель путешествия каждого из пассажиров. Его доброжелательность заметно разрядила ситуацию. Юлин-Юлан ела мало. Она рассматривала обеих девушек с ярко-рыжими волосами и была явно удручена, увидев, что их изящество всех привлекало. Дордолио сидел несколько в стороне и обращал мало внимания на общительного капитана, хотя и сам время от времени поглядывал на обеих девушек и незаметно теребил свои усы.

После ужина он увел Юлин-Юлан на нос корабля, где они наблюдали за светящимися морскими угрями. Остальные же расселись на скамейках высокой верхней палубы и негромко разговаривали. В это время появились розовый Эз и голубой Брез; один следовал прямо за другим, прокладывая по воде двойной след.

Пассажиры постепенно расходились по своим каютам, и вскоре бодрствовать остались лишь рулевой да впередсмотрящий.

Проходили дни; утренние часы, как правило, были холодными, и над водой висела перламутровая дымка. Дни прогревались висящим в зените солнцем Карины 4269; предвечерние часы растворялись в золотистом безветрии, а ночи были тихими.

Корабль ненадолго останавливался в двух портах; в общем-то, это были просто деревни, утопавшие в листве огромных серо-зеленых деревьев. Здесь «Варгаз» выгрузил кожи, металлические инструменты и приборы, чтобы взять на борт мешки с орехами и сушеными фруктами, черное дерево и большое количество великолепных бутонов роз.

Когда они покинули побережье Хорасина, корабль вышел в открытый Драшада и, взяв курс на восток, поплыл точно вдоль экватора. Таким образом можно было использовать все попутные и встречные течения и одновременно в стороне оставить все штормовые зоны как на севере, так и на юге. Ветры дули мягкие, и корабль лениво покачивался на плавных, почти незаметных волнах.

Почти все время пассажиры проводили за играми. Ярко-рыжие девушки Хейзари и Эдве любили соревноваться в набрасывании колец на стержень и подтрунивали над Трезом до тех пор, пока он тоже не принял участие в игре.

Рейт научил их играть в наперстки, что привело их в восторг. Пало Барба, отец девушек, был учителем фехтования. Он каждый день по часу фехтовал с Дордолио. Дордолио выполнял эти упражнения раздетым до пояса, и его черные волосы были завязаны черной лентой. Дордолио фехтовал, словно для шоу, красиво работая ногами и издавая отрывистые выкрики. Пало Барба делал это не так изящно, больше внимания уделяя технике фехтования. При случае Рейт всегда наблюдал за этими поединками и однажды даже принял приглашение Пало Барбы сразиться с ним Рейту казалось, что клинки слишком длинны и гибки, но, тем не менее, держался он великолепно. Дордолио, наблюдая за их поединком, делился с Юлин-Юлан критическими замечаниями. Трез, услышавший отрывок их разговора, передал Рейту, что кавалер счел его технику боя наивной и эксцентричной.

На что Рейт только пожал плечами и улыбнулся. Такой человек, как Дордолио, не мог воспринимать его всерьез.

Два или три раза вдали появлялись паруса, а однажды они заметили длинную черную моторную яхту, которая как раз меняла курс. Рейт рассмотрел корабль в сканоскоп. Десяток высоких желтокожих людей в черных тюрбанах смотрели в его сторону. Он сообщил об этом капитану.

– Это всего лишь пираты. Оставьте их в покое, слишком большой риск, – ответил тот.

Большая яхта шла какое-то время в миле к югу от них, затем снова изменила курс и исчезла в юго-западном направлении.

Через два дня по курсу появился остров, побережье которого полностью было покрыто высокими деревьями.

– Это Гозед, – ответил капитан на вопрос Рейта. – Здесь мы, видимо, на один или два дня станем на якорь. Ты еще не бывал в Гозеде?

– Нет, еще не был.

– Тогда ты сразу можешь настраиваться на неожиданности. Но, с другой стороны… Ну, в общем, наверное нет. Я не могу говорить об этом, так как не знаю нравов этой страны. Возможно, тебе они тоже неизвестны. Я слышал, что ты потерял память?

Рейт пожал плечами.

– Я никогда не ставлю под сомнение мнения других людей.

– В общем, это очень странный обычай, – заявил капитан. – Но ты понимаешь, я не могу догадаться, в какой стране ты родился. Твой вид кажется мне слишком необычным.

– Я путешественник, – заявил Рейт. – Если тебе угодно – кочевник.

– Для путешественника ты иногда знаешь слишком мало. Ну, да ладно. Во всяком случае, сейчас перед нами то, что называется Гозедом.

Остров темной массой возвышался перед ними. В сканоскоп Рейт рассмотрел побережье, где на высоких деревянных сваях стояли хижины. Под ними был голый, чисто подметенный и разрыхленный песок. Дирдир-человек тоже посмотрел на деревню в сканоскоп.

– Именно то, что я себе и представлял, – сказал он.

– Значит, ты знаешь Гозед? Капитан представил эту деревню чем-то таинственным.

– В ней нет ничего таинственного. Люди этого острова чрезвычайно религиозны и поклоняются живущим в этих водах морским скорпионам. Говорят, что эти твари, по меньшей мере, такого же размера, как люди, а может, и того больше.

– А почему хижины построены на таких высоких столбах?

– Ночью морские скорпионы выходят на берег, чтобы отложить яйца. Но яйца они откладывают под кожу какого-нибудь животного. Иногда для этого они используют тело женщины, специально для этого остающейся на пляже. В теле этого животного яйца раскалываются, и вылупившаяся личинка начинает жрать «Мать богов». В последней стадии, когда боль и религиозный экстаз приводят к странному психологическому состоянию, «Мать» мчится к берегу и бросается в воду.

– Не очень гуманная религия.

Анахо добавил:

– Но народу Гозеда она кажется очень даже подходящей Они могут, если захотят, в любое время ввести у себя любую другую религию. Но полулюди известны тем, что их очень привлекают подобные сумасшествия.

Рейт не удержался и засмеялся. Анахо с удивлением уставился на него.

– Могу ли я узнать, что тебя так развеселило?

– Мне кажется, что отношение дирдир-людей к дирдирам очень похоже на отношение народа Гозеда к своим скорпионам.

– Я не вижу здесь аналогии, – обиженно сказал Анахо.

– О, ну это же элементарно. Оба являются жертвами нечеловеческих существ, использующих людей в своих целях.

– Ба! – воскликнул Анахо. – Иногда ты кажешься мне самым большим глупцом из всех существующих.

Он резко отвернулся и стал смотреть на море. Но Рейт знал, что Анахо иногда мучило неосознанное и неприятное чувство.

Корабль осторожно подошел к усыпанному ракушками выступу скалы и бросил якорь. Капитан отправился в шлюпке на остров. Пассажиры видели, как он разговаривал с группой мужчин со строгими лицами и белой кожей; с головы до пят они были абсолютно голыми.

Достигнув соглашения с островитянами, капитан возвратился обратно на корабль. Через полчаса к судну подошли два лихтера. Заработала лебедка. На борт подняли тюки с шерстью и бухты канатов, другие же тюки и ящики перегрузили в лихтеры, и уже через два часа после прибытия в Гозед корабль поднял якорь и отправился дальше.

После ужина пассажиры сидели на палубе возле кормовой надстройки и разговаривали под фонарем о жителях Гозеда и об их религии. Вал Дал Барба, жена Пало Барбы и мать Хейзари и Эдвы, считала весь этот ритуал несправедливым.

– Почему на пляж не идут мужчины и не становятся «Отцами богов»?

Капитан засмеялся:

– Мне кажется, что такая честь все-таки должна сохраняться за дамами.

– В Мургане такого бы не произошло, – заявил купец. – Мы отчисляем священникам высокий налог, и они берут на себя всю ответственность за удовлетворение божеств. И нам совершенно не нужно переживать подобных неудобств.

– Эта система ничуть не хуже всех остальных, – высказал мысль Пало Барба. – В этом году мы присоединились к Пансогматическому Гнозису. Эта религия при всем прочем не забывает и о себе.

– Во всяком случае, мне она нравится больше, чем Тутелания, – сказала Эдва. – Нужно лишь продекламировать священные стихи, и на целый день ты свободна.

– Тутелания была беспросветной скукой, – добавила Хейзари. – Все время нужно было что-то учить наизусть! А эти ужасные собрания душ! Мне тоже Пансогматический Гнозис нравится больше.

Дордолио высокомерно засмеялся.

– Значит, вы предпочитаете не определяться с религией раз и навсегда? Должен сказать, что я и сам склоняюсь к этому направлению. Доктрина Йао ведь тоже является верованием до определенной степени. Или, другими словами, внутри общества каждый имеет возможность определиться так, чтобы следуя циклу, смог полностью испытать всю теопатию в полном объеме.

Анахо все еще никак не мог окончательно успокоиться от сравнения Рейта и посмотрел на палубу.

– Ну, а что думает по этому поводу Адам Рейт, выдающийся этнолог? Какие теософические воззрения он может нам изложить?

– Никаких, – ответил Рейт. – Или, в лучшем случае, очень скудные. Мне кажется, что человек и его религия – это одно и то же. В жизни всегда имеют место неизвестное и непонятное. Каждый человек проецирует на белый экран черты собственного мировоззрения. Свое происхождение он осмысливает, исходя из своего собственного поведения и волеизъявления. Верующий человек, излагая свою религию, объясняет, по сути дела, самого себя. Если же ему возражает фанатик, он чувствует себя обиженным во всем своем существовании и реагирует очень резко.

– Интересно, – заявил толстый купец – А атеист?

– Он может не проецировать картины. Он воспринимает космические тайны такими, какими они есть и не видит необходимости надеть на них более или менее человеческую маску. В остальном же, конечно, отношения между человеком и образом, в который он облачает неизвестное, чтобы было удобнее манипулировать, весьма показательны.

Капитан поднял бокал с вином, посмотрел на него и выпил до дна.

– Может, ты и прав, – сказал он. – Но никто из-за этого переделывать себя не будет. Я познакомился с массой людей. Я ходил под башнями дирдиров, бродил по садам синих кешей и знаю города вонков. Я знаю эти народы и их человеческих союзников. Я объездил все шесть континентов Чая. Я подружился с тысячами людей, любил тысячи женщин, убил тысячи врагов. Я знаю йао, бинтов, валалукианцев, шемолеев, степных кочевников, маршевых людей, островитян, каннибалов из Раха и Кослована. Я вижу их отличия и схожесть. Все в своем существовании стремятся получить как можно больше выгод, но, в конце концов, все умирают. А уже там никто не может быть лучше другого. Мой собственный бог? Это добрый старый «Варгаз»! Конечно, Адаму Рейту известно, что мой корабль – это я сам. Если мой корабль со стоном и скрипом борется со штормом, я страдаю вместе с ним и скриплю зубами. Если мы скользим по спокойному морю под розовой и голубой луной, я играю на флейте и надеваю на голову красную повязку. Я и мой корабль – мы служим друг другу. И если в один прекрасный день «Варгаз» пойдет на дно, я утону вместе с ним.

– Браво! – воскликнул Пало Барба – человек шпаги, который, впрочем, выпил слишком много вина. – Я тоже в это верю!

Он высоко поднял меч, так что свет фонаря отражался на стальном лезвии.

– То, что для капитана представляет корабль, для меня – вот этот меч.

– Отец! – воскликнула его дочь Эдва. – А мы тебя всегда считали рассудительным пансогматиком!

– Пожалуйста, убери отсюда меч, – сказала Вал Дал Барба, – иначе в своем воодушевлении ты отрубишь кому-нибудь ухо.

– Что? Я? Старый опытный фехтовальщик? Каким образом? Ну, хорошо, если ты так считаешь… Я отложу меч, чтобы выпить следующий стакан вина.

Таким образом они разговаривали еще долго. Дордолио прошелся по палубе и подошел к Рейту.

– Меня удивляет, – снисходительно произнес он, – что кочевник может так изысканно и точно выражать свои мысли.

Рейт улыбнулся Трезу.

– Кочевники не обязательно должны быть дураками.

– Ты меня удивляешь. В какой степи твоя родина? К какому племени ты принадлежишь? – спросил Дордолио.

– Моя степь находится очень далеко. А племя мое рассеяно во всех направлениях. Дордолио задумчиво подергал себя за усы.

– Дирдир-человек уверен, что ты страдаешь потерей памяти. А Принцессе Голубых Йадов ты рассказывал, что ты, будто бы, человек с другой планеты. Молодой кочевник, который знает тебя лучше всех, молчит. А я, между прочим, очень любопытен.

– Значит у тебя активный дух, – заметил Рейт.

– Да, конечно. Я хочу задать тебе абсурдный вопрос. Считаешь ли ты себя сам человеком с другой планеты? Рейт засмеялся.

– Здесь для ответа имеются четыре возможности. Если я действительно с другой планеты, то я могу сказать «да» или «нет». То же самое я могу сказать, если я не прилетел с другой планеты. В первом случае могут возникнуть неприятности, во втором – затрагивается мое достоинство, в третьем – это просто глупость, а в четвертом – могла бы возникнуть такая ситуация, которую ты сам счел бы ненормальной. Так что вопрос, как ты сам выразился, абсурдный.

Дордолио сердито теребил бороду.

– Значит, ты принадлежишь к Культу? Это мое предположение.

– Кажется, нет. Но о каком Культе ты говоришь?

– О Культе Кающихся Беглецов, разрушившем два наших прекрасных города.

– Я склоняюсь все-таки к мысли, что это сделала какая-нибудь другая сила.

– Все равно. В любом случае, нападение было вызвано Культом.

Рейт покачал головой.

– Мне это непонятно. Враги разрушают ваши города, но ваше негодование и горечь направляются не против этих врагов, а против довольно серьезных и рассудительных представителей вашего же собственного народа. Мне кажется, что вы идете на поводу эмоций. Я ничего не знаю о вашем Культе. Но что касается места моего рождения – тут я предпочитаю потерю памяти.

– Но тем не менее, ты всегда придерживался четко определяемых мнений.

– Ну ладно. Что бы ты сказал, если бы я стал утверждать, что я действительно прибыл с далеких планет?

Дордолио сжал губы и посмотрел вверх на фонарь.

– Об этом я еще не думал. Во всяком случае, это страшная идея: старая планета с людьми.

– Почему же страшная?

Дордолио неуверенно засмеялся.

– У человечества есть плохая сторона, которая похожа на камень, спрессованный в определенную форму. Верхняя часть, направленная к солнцу и обдуваемая воздухом, чистая. Но если под него заглянуть, то там оказывается грязь, копошатся насекомые… Мы, урожденные йао, знаем это очень хорошо. Ничто не сможет завершить Эвайлию. Но хватит об этом! Ты действительно решил ехать с нами в Кат? Что ты собираешься там делать?

– Я еще не знаю. Должен же я где-нибудь жить. Почему бы и не в Кате?

– Для чужестранца это не так уж просто. Самое сложное, это найти связи в одном из дворцов.

– Странно, что это говоришь ты. Цветок Ката заявила, что ее отец с благодарностью пригласит нас во Дворец Голубых Йадов.

– Конечно, он окажет вам вежливый и достойный прием, но поселиться во дворце вам удастся так же и с такой же гарантией, как и на дне Драшады, если бы какая-нибудь рыбка пригласила вас туда погостить.

– Ну, а все-таки, что мне могло бы в этом помешать?

– Ну во-первых, никто не захочет, чтобы из него делали дурака. Положение – это в жизни все. Но что может кочевник знать о положении в обществе?!

Рейт на это ничего не ответил.

– Жизнь Кавалера сопровождают тысячи вещей, – продолжал Дордолио. – В Академии нас учили формам обращения, постановке речи и обходительности, в чем я, к сожалению, не особенно блистал. Мы изучали фехтование, теорию и практику дуэлей, генеалогию и геральдику, а также украшение одежды и сотни других вещей. Возможно, ты считаешь все это несущественным или утрированным?

– Тривиальным. Это было бы подходящим словом, – вставил Анахо.

Рейт ожидал холодного ответа, но Дордолио лишь безразлично пожал плечами.

– А что, твоя жизнь более значительна? Или этого купца? Фехтовальщика? Не забывай, что йао – это раса пессимистов. Эвайлия – это постоянная угроза. Возможно, мы еще более мрачные, чем кажемся. Мы видим всю незначительность существования, но именно поэтому совершенно умышленно раздуваем малейшие искры жизненной силы, пытаемся из всего происходящего взять самое лучшее лишь потому, что живем формами. Тривиальность? Упадничество? Но кто может жить лучше?

– Все это прекрасно, – ответил Рейт, – но почему же обязательно надо биться в пессимизме? Почему бы не расширить горизонт? Мне кажется, что вы воспринимаете разрушение ваших собственных городов с удивительным равнодушием. Месть – это, конечно, не самая благородная реакция. Но бездеятельная подчиненность судьбе – это намного хуже.

– Ба! Как варвар вообще может понять несчастье со всеми его последствиями? Многие отчаявшиеся находили выход в Эвайлии. Несчастье стоило нашей стране больших усилий. Для других целей не хватало энергии. Если бы ты принадлежал к более высокой касте, я должен был бы вырвать из твоей груди сердце, так как такое обвинение – невиданная наглость!..

Рейт засмеялся.

– Хорошо, что моя низкая каста меня от этого оберегает! Но теперь я хочу задать тебе другой вопрос: что такое Эвайлия?

Дордолио всплеснул руками.

– Потеря памяти… и быть при этом еще и варваром… Нет, я не могу с тобой разговаривать. Спроси-ка лучше этого дирдир-человека. У него достаточно познаний.

И он сердито удалился.

– Почему он так обиделся? – спросил Рейт.

– Ему стыдно, – предположил Анахо. – Йао настолько же восприимчивы к стыду, как глаз к песчинке. Таинственные враги разрушают их города. Они считают, что это сделали дирдиры, но громко они говорить об этом не могут, и поэтому у них остается только беспомощная злость. Да еще и стыд. И это делает их приверженцами Эвайлии.

– Но что же это все-таки такое?

– Убийство. Каждый, кто испытывает чувство стыда, убивает столько людей, сколько он в состоянии убить, независимо от пола, возраста, степени родства. Если он никого больше убить не может, он покоряется и впадает в апатию. Его ждет ужасное наказание, и оно очень драматично. Но весь народ празднует это наказание и стремится на место казни. Такая казнь имеет определенный стиль, а именно: создается впечатление, что жертва наслаждается позором и болью. Такая традиция во многом определяет жизнь Ката. На этом основании дирдиры считают всех полулюдей сумасшедшими.

– Значит, предпринимая поездку в Кат, мы рискуем быть там убитыми, – проворчал Рейт.

– Риск ограничен, а в нормальных условиях он вообще не ставится под вопрос… – Он глянул на палубу. – Однако мне кажется, что время уже позднее.

Он пожелал Рейту спокойной ночи и отправился спать.

Рейт остался на палубе и смотрел на море. После кровавого месива в Пере Кат представлялся ему пристанью спокойствия, цивилизованным островком, на котором ему удалось бы построить свой космический корабль. Но эта надежда становилась все более призрачной.

Кто-то остановился рядом с ним. Это была Хейзари, старшая из двух сестер с ярко-рыжими волосами.

– Кажется, тебя что-то угнетает. Чем ты обеспокоен? – спросила она.

Рейт повернул голову и взглянул прямо на светлый овал ее лица. Оно светилось невинным кокетством. Девушка была действительно восхитительной.

– Почему ты еще не в кровати, как твоя сестра Эдва? – поинтересовался он.

– О, это очень просто. Она тоже еще не в кровати, а сидит с твоим другом Трезом на верхней палубе и дразнит и мучает его. Она намного опаснее меня… «Бедный Трез», – подумал Рейт.

– И твои родители спокойно к этому относятся? – спросил он.

– А чего им волноваться? Когда они были молодыми, то делали, то же самое. Тогда это был их прекрасный мир, теперь же он наш.

– Нравы меняются точно также, как и времена. Знаешь ли ты это?

– Что с тобой? А какие нравы у твоего народа?

– Слишком многообразные и сложные.

– У обитателей Облачных Островов тоже, – ответила Хейзари и придвинулась к нему поближе. – Мы тоже не влюбляемся автоматически. У каждого человека время от времени может быть необычное и странное настроение. Но это же закон природы, ведь правда?

– Насчет этого я спорить не могу, – со смехом сказал Рейт и, последовав закону природы, поцеловал пикантное личико. – Но, дитя мое, мне бы не хотелось вызвать гнев твоего отца. Он великолепный фехтовальщик.

– О, в этом отношении тебе совершенно нечего бояться. Если необходимо его разрешение, – я думаю, что он еще не спит.

– Но я даже не знаю, о чем мне нужно его просить. Ну, а если точно прикинуть…

Оба скользнули вперед и по ступенькам поднялись на верхнюю палубу. Эз висел низко на западе и окрашивал воду в аметистовый цвет. Девушка с ярко-рыжими волосами, пурпурно-красные губы, сказочный корабль в далеком океане – могли он от этого отказаться, если бы взамен смог вернуться на Землю? Конечно, он бы вернулся! Но зачем же отказываться от очарования момента?

Он поцеловал девушку уже более страстно, чем прежде. Вдруг из темноты появилась какая-то тень и быстро скрылась. Рейт узнал Юлин-Юлан – Цветок Ката. Очарование пропало. Со смешанным чувством вины он посмотрел ей вслед. Но почему он должен чувствовать себя виновным? Уже давно она дала ему понять, что прежние отношения прекратились. Поэтому Рейт со спокойной душой снова повернулся к девушке с ярко-рыжими волосами.