Текст книги "Лучшая жена на свете"

Взломав печать, он прочел короткую записку:

Приеду в Лондон послезавтра, а не на следующей неделе, с Викторией и несколькими друзьями. Мы остановимся в Уэксхолл-Хаусе, потому что Виктория обещала своему отцу помочь подготовить званый вечер. Как только мы приедем мы планируем заехать к тебе.

Нейтан

Чувство вины, которое всегда охватывало Колина при мысли о брате, на этот раз сменилось радостью оттого, что он скоро его увидит. Он сунул записку в конверт и обратил внимание на блюдо севрского фарфора, где лежали три марципана, искусно выполненные в форме фруктов – клубника, груша и…

Апельсин.

Его выбор был очевиден.

Он взял апельсин и откусил кусочек. Закрыв глаза, он насладился сладким вкусом цитруса и миндаля, который вызвал в его памяти образ загадочной мадам Ларчмонт.

Да, именно загадочной. Но если существовало что-то, в чем он преуспел, так это было разгадывание тайн. До сих пор он еще ни разу не потерпел неудачу в этом деле поэтому он был полон решимости получить ответы на многие вопросы еще до ее приезда завтра к нему домой.

Тот факт, что она не только выжила, а и преуспела, указывал на ее необычайный ум и удачливость. Но на сей раз, поклялся себе Колин, она встретила человека, равного ей по этим качествам. И если она задумала его обокрасть, то удача от нее отвернется.

Алекс быстро миновала несколько переулков и поднялась по шаткой лестнице на второй этаж дома, в котором жила. Оглядев темный коридор, чтобы убедиться, что никого нет, она тихо отперла дверь в свою комнату. Проскользнув внутрь, заперла дверь и, прислонившись к дверной панели, закрыла глаза. Ее сердце билось, она тяжело дышала – и не только потому, что быстро шла, а от тревожного чувства, что кто-то ее преследует. Кто-то появился уже после того, как уехала карета лорда Саттона. Она привыкла к тому, что в этом районе на улицах полно воров и грабителей, и умела с ними справляться. Она нащупала складной нож, спрятанный за подвязкой. Алекс знала, как защититься.

Но то, что она испытала сегодня, было нечто другое. Чувство, что за ней наблюдают, преследовало ее все то время, что она шла домой, и это ее беспокоило. Страху добавил и подслушанный ею разговор в кабинете лорда Мэллорана. Тот, кто за ней следил, очень умело прятался, но она слишком долго прожила в нищенских кварталах Лондона, чтобы забыть об опасности.

– Алекс, с тобой все в порядке?

Она открыла глаза и встретилась с встревоженным взглядом Эммы.

Хотя Эмма Багуэлл была на шесть лет моложе Алекс, она была очень проницательна и находчива благодаря знакомству с трущобами Лондона. Они познакомились три года назад и вместе сумели выжить и подняться над нищетой.

Алекс поняла, что бесполезно скрывать что-либо от подруги. К тому же ей было просто необходимо поделиться тем, что произошло в этот вечер.

– Я действительно обеспокоена, – сказала Алекс. – Но прежде чем я начну рассказывать… Сколько их сегодня' – Она кивнула в сторону линялой бархатной занавески, отделявшей треть комнаты.

– Восемь. Восемь. Прошлой ночью их было шесть, позавчера – двенадцать, а в прошлый вторник они с Эммой приютили семнадцать ребят.

– А Робби здесь? – Эмма кивнула.

– Он прибежал последним час назад, грязный и уставший. Он чуть было не заснул за едой. Но он был не просто грязный. Его избили, Алекс.

– Сильно?

– Под глазом синяк, губа разбита. Я промыла ему лицо, но тебе следует на него взглянуть. Он спрашивал о тебе.

– Хорошо, – пробормотала Алекс. – Я его сейчас посмотрю, а то утром он убежит до того, как мы проснемся.

– Ладно. А я приготовлю чай.

– Спасибо, – откликнулась Алекс.

Она повесила накидку в единственный обшарпанный гардероб. Зная, что Робби и другие мальчики спят, Алекс тихо сняла платье и, переодевшись в простой ситцевый халат, подошла к занавеске. За два года она привыкла ко многому и представляла, что ее может ждать. Но все равно, прежде чем отодвинуть занавеску, она собралась с духом.

Сегодня их было восемь, завернуты в одеяла – это была единственная роскошь, которую они знали в своей жизни. Ее взгляд останавливался на каждом, и не важно, сколько ночей подряд она их видела, у нее всегда сжималось сердце.

Она узнала Уилла и Кеннета, Доббса, Джонни и Дугласа. В углу лежали Мэри и Лилит. Все они были похожи на маленьких ангелов. Алекс такими их и считала, потому что ни одному из них не было больше двенадцати лет. Все они были в безопасности те несколько часов в убежище, которое она им предоставляла, но скоро наступит рассвет, и они его покинут и проживут день на враждебных им улицах города.

Ее взгляд упал на Робби. В неярком свете от очага, проникавшем сюда из основной части комнаты, были видны его подбитый глаз и распухшая губа. Все эти дети и десятки других, либо сироты, либо брошенные, были жертвами страшной нищеты, жестокого обращения и ужасающих жилищных условий. Все они разрывали сердце Алекс, но Робби она любила больше всех. Возможно, потому, что он напоминал ей ее саму в этом возрасте – дрожащей от постоянного страха и всегда готовой к вынужденной браваде.

Слезы жалости навернулись на глаза Алекс. Господи, Робби нет еще и шести лет.

На лоб ему упала испачканная сажей прядь светлых волос, которую ей захотелось убрать. Но она знала, что если она дотронется до мальчика, он наверняка проснется. Жизнь приучила этих несчастных детей спать очень чутко. Алекс до сих пор спала именно так и никогда не спала подряд более нескольких часов. Здесь дети могли расслабиться, спать спокойно, уверенные в том, что им ничто не угрожает.

Алекс задернула занавеску и прошла в угол комнаты, служивший кухней. Эмма уже разливала чай в толстые фаянсовые кружки. Алекс опустилась на лавку, почувствовав себя страшно уставшей. В комнате стоял приятный запах апельсинов и свежеиспеченных булочек.

– Спасибо, что взяла на себя приготовление ужина, – тихо, чтобы не разбудить детей, сказала Алекс.

– Да ладно, – ответила Эмма и с торжественным видом протянула ей тарелку, на которой лежала одна булочка – Я оставила ее для тебя.

У Алекс ком подступил к горлу. Эмма знала, что ее подруга – впрочем, как и она сама – сладкоежка. Эмма разломила булочку и большую часть протянула Алекс.

– Мне совестно, что я переложила на тебя домашние заботы.

– Чепуха, – сказала Эмма и поставила перед Алекс чашку горячего чаю. – Я делаю это с удовольствием, а для мадам Ларчмонт гораздо важнее заниматься гаданием богачам Ты заработаешь деньги, и мы сможем переехать в лучшую квартиру и в более безопасное место даже скорее чем мы предполагали. И тогда ты сможешь начать их учить.

Да, именно для того, чтобы они с Эммой и детьми, которые им доверяли и искали у них защиты, могли переехать в безопасное место, она работала так много. Ее успех в качестве мадам Ларчмонт позволял ей верить, что она получит то, к чему стремилась.

– Я тоже на это надеюсь, – сказала Алекс, – но ты же знаешь, какими непостоянными бывают богатые люди, как скоро им все надоедает и они начинают искать какое-нибудь другое развлечение. Сейчас я нарасхват, но я не льщу себя надеждой, что моя популярность продлится дольше одного сезона.

– Тогда постараемся сделать так, чтобы выжать все из этого сезона, – сказала Эмма, глядя поверх своей кружки.

– На это я тоже надеюсь, но… мы с тобой знаем, что карьера мадам Ларчмонт закончится, если сливки общества, которые сейчас наперебой приглашают ее к себе для гадания, узнают о ее неприглядном прошлом.

– Ты говоришь так, будто у тебя есть причина думать, что это может случиться, – насторожилась Эмма.

Алекс обхватила руками горячую кружку, наслаждаясь ее теплом.

– Эмма, я сегодня встретилась с мужчиной. Это… он! – Эмма сначала недоуменно заморгала, а потом поняла.

– Ты встретила его? Того человека, который все время появляется, когда ты раскладываешь карты на себя?

– Да, – кивнула Алекс.

– Ты уверена?

– Да.

Эмма не стала спрашивать, как Алекс поняла, что это именно тот человек, и не стала сомневаться. Она привыкла доверять интуиции подруги. Поэтому она лишь кивнула и сказала:

– Вот это да. Долго же он не появлялся. Кто он?

– Его зовут Колин Оливер. – Она отказалась признать, что ей доставило удовольствие произнести его имя вслух. – А его титул – виконт Саттон.

– Виконт? – У Эммы от удивления челюсть отвисла. – Ты, наверное, встретила не того человека. Карты говорили, что он будет играть важную роль в твоем будущем, что будет иметь на тебя большое влияние. Как это может относиться к виконту? – Она задумалась. – О! Если только он не захочет, чтобы ты… если только ты не планируешь стать… его любовницей.

Алекс, которой вдруг стало жарко (видимо, решила она, от горячего чая), отставила кружку и прошептала:

– Конечно же, нет.

– Тогда каким образом этот человек может появиться в твоем будущем? Ты должна была встретить его уже много лет назад. – Эмма решительно тряхнула головой. – Нет, Алекс, это не тот человек.

– Тот. Я уже встречала его. Я залезла к нему в карман.

– Как ты можешь быть уверена, что это тот же тип? В темноте все эти богатые джентльмены одинаковы. Всегда пьяны и слишком уверены в себе. Легкая добыча – вот кто они такие.

– Были, – подчеркнула Алекс. – Это все в прошлом. Но я его хорошо запомнила, потому что он меня поймал.

– Поймал тебя? – переспросила Эмма. – Да тебя ни разу не ловили! Ты была самая лучшая!

– Я ценю высокую оценку моих прежних заслуг, но уверяю тебя, он меня схватил. Мне все же удалось сбежать, и я больше никогда его не видела до сегодняшнего вечера.

Эмма сразу же озаботилась последствиями.

– Господи! А он тебя узнал?

Алекс уже не могла сидеть. Она встала и начала ходить по комнате.

– Не знаю. Не думаю, но…

Алекс рассказала Эмме о событиях вечера, включая подслушанный ею разговор и записку, которую она оставила для лорда Мэллорана. Единственное, о чем она умолчала, были ощущения, которые у нее вызвал лорд Саттон, и то, как он поцеловал ее в запястье.

– Я согласилась погадать ему завтра днем у него дома, – закончила Алекс свой рассказ.

Эмма окинула ее беспокойным Взглядом.

– Не знаю, Алекс, что тревожит меня больше: тот факт, что ты снова встретишься с этим виконтом – мне кажется, что ты шутишь с огнем, – или тот разговор, который ты подслушала. Что, если кто-то об этом узнает? Что записку написала ты?

– Каким образом? Я нарочно изменила почерк. Никто не станет тратить время на то, чтобы выяснять, кто написал записку. Они будут заняты тем, чтобы вычислить человека, которого собираются убить на званом вечере у лорда Уэксхолла, и предотвратить убийство.

– Надеюсь, что ты права, – не очень уверенно ответила Эмма.

«Я тоже», – подумала Алекс.

Глава 4

Колин стоял в тени подъезда напротив того дома, где вчера вечером скрылась мадам Ларчмонт. При свете дня покрытый сажей кирпичный дом выглядел неприглядно и даже несколько зловеще из-за нависшей над ним свинцовой тучи.

Из своих вчерашних наблюдений за домом он сделал вывод, что ее комната расположена на втором этаже: ее тень промелькнула в третьем окне от угла. За то время, что он стоял здесь сегодня, из дома вышли два человека, но мадам Ларчмонт пока не было видно. Он достал карманные часы и увидел, что была половина третьего. Неужели она уже ушла? У нее было какое-то дело до визита к нему.

Из дома вышла рыжеволосая женщина в простом платье с висевшим у нее на шее деревянным лотком, в котором девушки, продающие апельсины, носят свой товар. Но у этой девушки были не апельсины, а печенье или булочки.

Прошло еще несколько минут. Колин продолжал терпеливо ждать. Он снова проверил время, и в тот же момент увидел, как мадам Ларчмонт выходит из дома. На ней была широкополая шляпа, скрывавшая ее лицо, но это определенно была она. В руках она держала сумку, похожую на котомку или рюкзак. Когда он увидел ее, его сердце странно подскочило, и он нахмурился. Она немного задержалась, осторожно оглядываясь, а потом пошла быстрым шагом, направляясь в противоположную от его дома сторону.

Как и накануне вечером, она шла уверенно, как человек, хорошо знакомый с этой частью города. Примерно через десять минут она подошла к ветхому дому на самой окраине трущоб. Три окна нижнего этажа были забиты досками. Над четвертым висела заляпанная грязью вывеска с криво нарисованной пивной кружкой и надписью «Полный бочонок». Она вошла в паб и вышла через пять минут, но уже без рюкзака. Она снова огляделась. Интересно, подумал он, она всегда так делает или чувствует его присутствие? Скорее всего это просто слишком сомнительный район – и он чувствовал на себе чьи-то взгляды. Он тоже быстро огляделся и, не заметив никого, шел за ней еще несколько минут. Когда ему стало ясно, что она не возвращается домой, а идет в район Мейфэр, он повернул обратно и остановился за углом ее дома. От быстрой ходьбы у него разболелась нога, но он решил не обращать на это внимания.

Убедившись, что никто за ним не следит, Колин вошел в дом. В воздухе стоял запах капусты и застарелого пота. Он начал тихо подниматься вверх по лестнице. Приглушенные звуки голосов и детский плач донеслись из комнат нижнего этажа. На втором этаже он остановился перед третьей дверью и прижался к ней ухом. Никаких голосов. Ему не составило особого труда открыть замок, и он тихо проскользнул внутрь.

Переступив порог, он прислонился к двери и несколько секунд внимательно оглядывался, отмечая детали. Комната была не слишком просторной, но гораздо больше, чем он себе представлял, и безупречно чистой. Он принюхался и отметил приятный аромат апельсинов и свежей выпечки. Деревянный пол застелен половиками, сплетенными, по-видимому, из подручного материала. В углу – единственный гардероб, по обе стороны которого стояли две узкие, аккуратно застеленные кровати с прикроватными тумбочками. На кровати, которая была ближе к окну, лежала серая полосатая кошка. Противоположный угол занимала огромная ванна. В части комнаты, служившей кухней, стояли стол и две лавки. Еще одна часть была отделена выцветшей голубой бархатной занавеской.

Осторожно ступая, Колин подошел к гардеробу. Как только он открыл дверцу, он сразу же почувствовал запах цитруса. Он тут же представил себе мадам Ларчмонт – как смотрели на него ее карие глаза, как шевелились ее полные губы, когда она говорила. Он провел пальцами по платью из золотистой парчи и вспомнил, как оно оттеняло ее бледную кожу. Он не мог удержаться и, зарывшись лицом в платье, вдохнул его запах.

Это был запах апельсина и чего-то еще, что можно было назвать только словом «свежесть». Он закрыл глаза и перед его мысленным взором предстала она, выходящая из ванны – крошечные мыльные пузыри стекают по ее мокрому телу. Колин открыл глаза. Что это с ним? Он отшатнулся от платья словно ошпаренный.

В гардеробе было еще и другое платье, зеленое, и еще одно – простое коричневое – поношенное, но чистое. Оба они могли принадлежать мадам Ларчмонт. В другой части гардероба он обнаружил два серых платья – далеко не новых и аккуратно заштопанных, но гораздо короче трех первых. Ни одного предмета мужской одежды не было.

Проверив гардероб, Колин посмотрел на тумбочки. На обеих на выщербленных блюдцах стояли сальные свечки. На тумбочке около окна лежала книга. Он отметил заглавие – «Гордость и предубеждение». На другой тумбочке тоже было что-то вроде книги, но оказалось, что это тетрадь, которой обычно пользуются школьники. Он взял ее и пролистал страницы, заполненные буквами и цифрами, написанными неуверенной детской рукой. Колин положил тетрадь на место и обратил внимание на кошку, которая следила за ним с явным подозрением.

– Привет, – пробормотал он и хотел ее погладить, но кошка опрометью бросилась под кровать.

Следующим объектом его осмотра была кухня. На столе в форме пирамиды были выложены апельсины, при этом самого верхнего не хватало.

Неожиданно он услышал какой-то звук, который донесся из-за занавески. Кошка? Он осторожно подошел к занавеске, а потом одним движением откинул ее в сторону. Небольшое пространство занимали аккуратно скатанные тюфяки и одеяла, а какой то малыш пытался сбежать через люк в полу.

Их взгляды на мгновение встретились. В глазах ребенка был ужас. Колин подскочил к мальчику и успел схватить его за ворот рубашки и оторвать от пола.

– Отпусти меня, ублюдок! – Голос мальчика дрожал от ярости и испуга. Он был в грязном пальтеце, рваных штанах, дырявых башмаках и отчаянно отбивался руками и ногами. – Отпусти меня, или я выпущу тебе кишки.

Колин видел, что мальчик примерно лет пяти или шести был страшно напуган.

– Зачем тебе это делать, – сказал Колин примирительно и опустил мальчика на пол. Тот хотел убежать, однако Колин держал его крепко, так что мальчик затих, но смотрел на него враждебно. Сердце Колина сжалось, когда он увидел, что у малыша подбит глаз и распухла губа. Кто-то избил его, понял Колин.

– Кто ты такой и что тебе здесь надо? – потребовал ответа мальчик. – Если ты думаешь, что я позволю тебе обокрасть мисс Алекс и мисс Эмми, то ты здорово ошибаешься.

Колин посмотрел на оттопыренный карман мальчика.

– Ты хочешь сказать, обокрасть, как это сделал ты? Что у тебя в кармане? Апельсин?

– Я не украл. – Даже под грязью было видно, как он покраснел. – Они оставляют их для меня. И я взял только один. – Он посмотрел на руки Колина, которые крепко его держали, и в его темных глазах промелькнул страх: – Мне разрешили быть здесь, а тебе нет.

Стараясь успокоить мальчика, Колин мягко сказал:

– Я не собираюсь тебя бить.

– Тогда убери руки, – сказал мальчик с презрительной усмешкой, которой Колин не мог не восхититься.

– Уберу, но хочу, чтобы ты ответил мне на несколько вопросов.

– Это еще зачем?

– Затем, что я дам тебе за это шиллинг.

Глаза мальчика расширились, но потом в его взгляде появилась хитреца. Он оглядел модную одежду Колина и сказал:

– Такой тип, как ты, мог бы дать и больше.

Продолжая держать мальчика одной рукой, другую Колин опустил в карман жилета и достал золотую монету.

– По рукам, – сказал он, держа монету двумя пальцами. – Получишь соверен за свои ответы.

– Только ответы? – Мальчик заворожено смотрел на золотой. – Больше ничего?

Колину стало не по себе от того, что подразумевал мальчик, задавая этот вопрос.

– Только за ответы. Даю слово.

Было ясно, что слово человека мало значило для ребенка.

– Я не позволю тебе причинить вред мисс Алекс и мисс Эмми.

– Я не собираюсь причинять им вред. Даю слово.

Мальчик немного подумал и протянул грязную руку:

– Сначала деньги.

– Сначала первый вопрос, потом я отдам тебе монету.

Мальчик сжал губы и кивнул.

– Откуда ты знаешь мисс Алекс?

– Она мой друг. – Он снова протянул руку. – Давай монету.

Колин подбросил монету. Мальчик поймал ее на лету и опрометью бросился бежать. Колин не стал его догонять. Он подошел к двери и запер ее. У него еще будет время подумать и о мальчике, и о «мисс Алекс и мисс Эмми».

Колин вернулся за занавеску, чтобы обследовать люк. Подняв крышку, он начал спускаться по грубо сколоченной деревянной лестнице. Было темно, холодно, и пахло плесенью. Добравшись до конца лестницы, он почти на ощупь пошел по длинному коридору, в конце которого брезжил неяркий свет. Оказалось, что коридор вел к двери, но она была заколочена досками. В щель он увидел какой-то безлюдный не то переулок, не то тупик. Он хотел открыть дверь, но это ему не удалось. Стало очевидно, что раз есть вход, должен быть и выход.

Он стал ощупывать дверь и нашел веревку. Он потянул за нее и услышал приглушенный звук, как будто по ту сторону двери что-то поднялось. Света стало немного больше. Наклонившись, он увидел дыру, через которую мог бы пролезть ребенок, но не взрослый. Он медленно отпустил веревку, наблюдая за тем, как света становится меньше.

Перед тем как войти через люк обратно в комнату, он убедился, что там никого нет. Он быстро вошел, а затем запер дверь снаружи, воспользовавшись умением, которым овладел в дни, когда ему приходилось заниматься шпионажем. Через минуту он уже был на улице и шел в сторону Гайд-парка.

Достав на ходу часы, он убедился, что мадам Ларчмонт как раз должна быть у него дома. Хотя его краткое знакомство с ее местом жительства и ответило на несколько вопросов, появились десятки других. Кто этот мальчик, сказавший, что мисс Алекс его «друг»? Кроме самого мальчика, он не обнаружил никаких свидетельств того, что в доме живет ребенок – ни одежды, ни игрушек. И кто эта мисс Эмми? Еще одна загадка, которую представляла собой мадам Ларчмонт.

Колин пришел домой с опозданием на двадцать минут, и его встретил Эллис.

– Она уже здесь? – спросил Колин.

– Да, милорд. Она прибыла ровно в четыре часа. Я извинился, как вы велели, сказал, что вас еще нет, и предложил ей чаю. Она ожидает вас в гостиной.

Колин поправил манжеты рубашки и галстук и вошел в гостиную. Увидев ее, он замер.

Мадам Ларчмонт стояла перед камином и разглядывала портрет, висевший над мраморной каминной полкой. Она стояла к нему в профиль, ее голова была поднята, и он отметил слегка курносый нос и изящную линию шеи. Темные волосы были убраны в простой пучок, но несколько прядей падали ей на плечи. Светло-зеленое платье оттеняло молочно-белую кожу. Кружевные перчатки наподобие тех, что были на ней вчера, обтягивали ее руки. Все в ней было мягким и женственным, и он с трудом подавил желание прикоснуться к ней, чтобы убедиться, что она действительно такая мягкая, как кажется.

Он оглядел ее фигуру, и, хотя ее платье было очень скромным, его воображение нарисовало роскошные женские формы. Она пошевелилась, склонив голову набок, и он увидел, что она облизнула губы кончиком языка. Его тело моментально напряглось от явного приступа похоти. Словно в трансе он повторил ее движение языком, а его воображение тут же услужливо помогло ему представить, как он обводит языком ее пухлую нижнюю губу, а руки прикасаются к роскошным выпуклостям, прикрытым скромным платьем.

Крошечная часть его рационального ума шепнула ему, что все его мысли об этой женщине, которая в лучшем случае когда-то была воровкой, а может быть, осталась ею и теперь, совершенно неуместны, но он ничего не мог с собой поделать.

Как раз в тот момент она оглянулась, и их взгляды встретились. Он, видимо, не успел уничтожить остатки своих грешных мыслей, и она их заметила, потому что ее глаза округлились. А он, как и вчера, почувствовал себя выведенным из равновесия. Он не понимал, почему теряет спокойствие, и это его немного раздражало.

Однако выражение ее лица изменилось, и она сказала:

– Здравствуйте, лорд Саттон.

Когда он хотел открыть рот, чтобы ответить, он с недоумением заметил, что его рот уже открыт. И у него не хватает дыхания. Черт побери! Эта женщина совершенно явно имеет на него влияние. Он никогда не позволял чувствам закабалять себя, всегда держал их под контролем, и никак не иначе. Закрыв рот, он придал своему лицу выражение сожаления и подошел к ней.

– Мадам Ларчмонт. Прошу простить, что заставил вас ждать. Я не мог приехать раньше. – Он поклонился и почему-то расстроился, когда она не подала ему руки.

– Меня окружают такие прекрасные вещи и мне подали такой великолепный чай, пока я вас ждала, что мне не на что жаловаться, милорд. Во всяком случае, не слишком.

Он взглянул на чайный сервиз из серебра на низком столике возле кушетки и отметил пустую чашку и крошки на тарелочке.

– Не желаете ли еще чаю? Или пирожных?

– От такого предложения трудно отказаться. Пирожные были просто божественны. Боюсь, я страшная сладкоежка.

Господи! Что это он так пялится, будто никогда раньше не видел губ! Он с трудом отвел взгляд, но, кажется, только для того, чтобы посмотреть ей в глаза и разглядеть более светлые пятнышки на зрачках – такие, словно шоколад посыпали сверху корицей. Черт. Он как раз больше всего любит шоколад, посыпанный корицей.

Он откашлялся.

– Представьте себе, это у нас общее. Я тоже обожаю сладкое, – сказал он и показал на кушетку: – Прошу садиться.

Она прошла мимо него, обдав ароматом апельсина, так что у него только что не потекли слюнки.

– А что вы любите больше всего? – спросила она.

– Больше всего?

– Я имею в виду из сладостей. Мне очень нравятся глазированные пирожные. А к шоколаду я питаю особую слабость.

– Я бы не смог отказать себе ни в том, ни в другом. – «И вообще ни в чем, что любите вы…»

Испытав отвращение к своим своевольным мыслям, он сел в кожаное кресло напротив нее. Сейчас их разделяли шесть футов и столик.

– Мне также нравятся марципаны.

Она закрыла глаза и издала звук, очень похожий на кошачье мурлыканье.

– Марципаны, – сказала она почти с благоговением. А он смотрел не отрываясь на ее губы и почувствовал, что они его заворожили. Неужели она не понимает, как соблазнительно выглядит? Она открыла глаза и остановила на нем свой взгляд. – Я их обожаю. Особенно с чашкой горячего шоколада.

– Согласен. Это мое любимое лакомство перед тем, как лечь спать.

– Правда? – удивилась она. – Не бренди и не портвейн с манильской сигарой?

– Нет. Все-таки шоколад и марципан.

– Но это же не модно, милорд, – улыбнулась она и наклонилась к столику. – Вам налить чаю?

– Пожалуйста.

Он откинулся на спинку кресла. Она управлялась с чайником так умело, словно никогда не, была карманницей, а брала уроки светского этикета. Она выглядела совершенно спокойной, ничуть не смущаясь его присутствием. И этот факт раздражал его больше, чем он хотел признаться, тем более что ему приходилось соблюдать внешнее спокойствие. Вопреки подозрениям он не мог не восхититься ее умением держаться. Но для вора это была необходимая черта.

– Сахар?

– Два куска.

Передав ему чашку, она взяла изящные серебряные щипцы.

– Пирожное?

– Это риторический вопрос? – улыбнулся он.

Она улыбнулась в ответ, и на щеках у нее появились две ямочки. Они образовали идеальный треугольник с ямочкой на подбородке, а у него возникло непреодолимое желание познакомиться поближе с этой конфигурацией.

– Нет, милорд. На самом деле я имела в виду, хотите ли вы одно пирожное или несколько.

– Похоже, я совершил тактическую ошибку, признавшись в моей слабости к сладкому.

– Я уверена, что человек в вашем положении знает, что любая слабость – это тактическая ошибка. – Она положила два крошечных пирожных на тарелочку и посмотрела на него вопросительно.

– Положите еще одно.

Она добавила пирожное и протянула ему тарелочку. Не спуская с нее глаз, он нарочно задел ее пальцы, когда брал пирожные. Если она испытала такой же трепет от этого прикосновения, как он, она не подала виду.

Подавив досаду, он спросил:

– Что вы имели в виду, сказав, «человек в вашем положении»?

Алекс понадобилось несколько секунд, чтобы ответить, потому что, несмотря на перчатку, прикосновение его пальцев серьезно подорвало ее самообладание.

– Я имела в виду титулованного мужчину, который выбирает себе жену. Думаю, что если бы юные леди узнали о вашем пристрастий к сладкому, вас бы завалили разными сладостями.

– Как же я об этом не подумал? Надо будет дать объявление в «Тайме» о том, что я люблю все сладкое.

Она рассмеялась и взяла себе пирожное.

– Всего одно, мадам Ларчмонт?

– Я уже съела два.

– Я надеюсь, что вы на этом не остановитесь?

– Это было бы светской ошибкой первой степени, если бы я съела больше пирожных, чем хозяин дома.

Он бросил взгляд на серебряное блюдо, где оставалось три пирожных.

– Я не уйду из этой комнаты до тех пор, пока не останется ни одного. Надеюсь, вы не слишком застенчивы и поможете мне в этом.

– Поверьте мне, милорд, у меня много недостатков, но застенчивость не является одним из них.

– Интересная информация, мадам Ларчмонт, хотя, возможно, теперь вы совершили тактическую ошибку, признавшись в отсутствии робости.

– Это не столько признание, сколько предупреждение, милорд. Так чтобы вы были готовы, когда я освобожусь от необходимости вести вежливую беседу и перейду к вопросу об оплате моих услуг. – Увидев, как он удивленно поднял брови, она добавила: – Я решила, что лучше быть откровенной, принимая во внимание наш вчерашний разговор в карете. Мне бы не хотелось, чтобы вы думали, что я говорю одно, а думаю другое.

– В данный момент никто не может вас в этом обвинить. Вам обычно платят до того, как вы приступаете к гаданию?

– Да. Я знаю по опыту, что так лучше. Я поняла, что, если я кому-то говорю то, что не нравится…

– … они не желают платить.

– Вот именно.

– Вы собираетесь сказать мне что-то, что мне может не понравиться?

– Я ничего не собираюсь говорить вам, лорд Саттон. Я полагаюсь лишь на то, что показывают карты.

Он ничего не ответил, а поднес к губам чашку с чаем и посмотрел на нее. Она заставила себя выдержать его взгляд, почувствовав, что они сцепились в какой-то молчаливой схватке характеров, которую она ни за что не проиграет, опустив глаза первой. Поставив чашку, он поднялся и подошел к письменному столу у окна. Достав кожаный кошелек, он высыпал в ладонь кучку монет. Отсчитав нужную сумму, он достал кошелек поменьше и положил в него монеты, потом убрал большой кошелек обратно в стол и подошел к ней.

Он протянул ей кошелек и сказал:

– Полагаю, что это сумма, которую мы с вами оговорили.

Она поставила чашку и взяла кошелек.

– Если не возражаете, я пересчитаю, просто для того, чтобы быть уверенной.

Он сел и взял пирожное. Пока она быстро пересчитывала деньги, она чувствовала на себе его пристальный взгляд.

– Все в порядке? – осведомился он.

– Да.

– Вы не очень-то доверчивы.

– Я не хотела вас обидеть, лорд Саттон. Просто я считаю, что лучше не полагаться на случай.

– Я не обиделся, уверяю вас. Это было всего лишь мое наблюдение. На самом деле мне нравится ваша осторожность там, где дело касается денег. К сожалению, в нашем городе слишком много воров.

– Да, я знаю. – Ее голос оставался ровным, хотя ее сердце сильно забилось. Она попыталась понять выражение его лица, но оно было таким непроницаемым, что она снова почувствовала себя мышкой в лапах кота.

– О! Надеюсь, вы не стали жертвой грабителей?

– Нет. Но я имела в виду, что нельзя жить в Лондоне и не знать о чудовищной нищете, в которой живет большинство горожан. А нищета, как известно, может привести к тому, что даже хорошие люди, отчаявшись, совершают дурные поступки.

– Например, начинают воровать.

– Да.

– Но некоторые люди, мадам Ларчмонт, просто плохие.

– Да, знаю. – Это она знала слишком хорошо, да поможет ей Бог. Надо было срочно менять тему разговора, и она кивнула в сторону висевшего над камином портрета. – Это ваша мать?

Необыкновенной красоты женщина была изображена на фоне цветущего сада. На ее губах играла улыбка, а взгляд зеленых глаз был лукавым. Легкий ветерок шевелил ее темные блестящие волосы и светлую, цвета слоновой кости, юбку платья. Алекс перевела взгляд с портрета на лорда Саттона: у него дернулась губа, и он сглотнул.