Текст книги "Голливудские жены"

– Реальный факт, любимый мой. Чем становишься старше, тем усерднее надо трудиться, чтобы не утратить форму.

– Чушь!

– Святая правда.

– Чушь.

– Так что же тебе от меня нужно? – сказала она со вздохом.

Он почесал подбородок и скосил знаменитые синие глаза.

– Позвони Мэрли Грей. Достань экземпляр нового сценария Нийла – ну, того, о котором мы говорили.

– А Зак разве не может достать?

– Зак капли молока из коровы не выдоит, даже если ты всунешь сосок ему в руку.

Элейн кивнула. Наконец-то он согласился с ее мнением.

– Мне нужна Сейди Ласаль, – вдруг выпалил Росс.

Нет, он, бесспорно, согласился с ее мнением.

– Ты хочешь, чтобы я попробовала это устроить? – сказала она медленно.

– По-твоему, ты сумеешь? – спросил он, оживляясь.

Она улыбнулась.

– Ты же всегда говорил, что я всего добьюсь, если серьезно захочу.

– Вот и хорошо! Захоти, чтобы Сейди Ласаль стала моим агентом и чтобы я получил экземпляр чертового сценария.

Элейн улыбнулась еще шире. Она больше всего любила преодолевать трудности.

– Росс, милый, заказ принят.

Он улыбнулся в ответ.

– Элейн, милая, ставлю на тебя!

Вот оно – супружеское счастье!

– Я купила тебе подарок, – прожурчала она, протягивая шелковый галстук, который украла утром.

Это ему понравилось. Он улыбнулся до ушей.

– Никогда не забываешь о звезде, а?

– Никогда, Росс, – кивнула она. – Никогда.

В «Мейврике» было не протолкнуться. Шесть рядов у стойки, музыка диско рвет уши.

Бадди заходил сюда в последний раз очень давно – еще до Гавайев, еще до жирненького Макси Шолто. При мысли о Шолто его передернуло. К счастью, он опомнился, когда еще было не поздно. Дружок Бадди больше не клюнет на наркотики и оргии.

Они только для полных неудачников. Попросить работу у Тряпичника – это одно, но Макси Шолто – совсем-совсем другая фигня.

– Бадди! Рад тебя видеть! Где ты прячешься?

Он приветственно махнул бармену, а потом ответил:

– Да нигде. То тут, то там. Что слышно?

– Все то же. Дела идут хорошо. Знаешь про «Хилл-стрит блюз?»У меня там реплики были, усек? Реплики!

Н-да? То-то он все еще торчит за стойкой!

– Куинс тут?

– Где-то там, сзади.

– Спасибо.

Он пробрался вдоль толпы у стойки, а потом через толпу танцующих и пошел вдоль кабинетиков, выглядывая Куинса.

Он увидел его в окружении девочек. Их было три.

Куинс. Высокий. Черный. Красивый. И к тому же хороший актер. Они занимались вместе у Джой Байрон.

– Э-эй! – сказали они хором и шлепнули ладонью о ладонь.

– Садись, – сказал Куинс. – Присоединяйся к обществу.

Бадди примостился на конце кожаной банкетки, а Куинс кивал на девочек:

– Вот это моя Луэнн. Ее сестра Цыпочка. И верная подруга Шелли.

Луэнн была роскошной шоколадной блондинкой. Цыпочка была поминиатюрней, потемнее и с зубами, за какие убить можно. Шелли была Шелли, девочка у бассейна, очень даже ничего в тонком гимнастическом трико и тонкой юбочке внахлестку.

– Э-эй! – сказал он. – А мы знакомы.

– Э-эй! – ответила она. – Бадди Хадсон. Мистер Женатик.

А где твоя старуха?

– Бадди? Женатик? Ну, до этого нам не дожить! – засмеялся Куинс.

– Уже дожили, – кивнула Шелли.

Куинс недоверчиво вздернул брови и ухмыльнулся Бадди.

– Чего молчишь? Скажи им, что это вранье.

Бадди насупился. Такое его собачье счастье – напороться на мисс Болтунью. Весь день невезучий. А теперь еще и ночь.

– Ну, я женат. Так что?

Куинс захохотал.

– Вот уж не думал, что ты когда-нибудь вляпаешься. Как же это вышло? – Он хлопнул себя по лбу. – Понял! Понял! Ей восемьдесят три, денег куры не клюют, а сердце ни к ч-е-е-рту. Угадал?

Бадди насупился еще больше. Он ведь сбежал от Ангель, чтобы развеяться.

– Ну, да, да! Угадал. Только ей не восемьдесят три, а под девяносто. Больше в моем вкусе, ясно?

Куинс задохнулся от хохота.

– Узнаю Дружка Бадди. Никогда своего не упустит!

– Как насчет бути? – спросила Цыпочка, дергаясь в такт голосу Донны Саммерс.

– Извиняюсь! – вмешалась Шелли. – Я первая пригласила.

Толкнув Бадди в бок, она заставила его встать, выскользнула из-за столика, закинула руки ему на шею и увлекла на запруженное людьми пространство, предназначенное для танцующих.

– Восемьдесят три, это надо же! – протянула она насмешлив во. – Двадцать и красотулька. Я ее видела у бассейна. Чего ты ее прячешь?

Он пожал плечами.

– И не прячу вовсе.

– Не заливаешь? Тогда где же она?

– А тебе для чего? Или ты розовая?

Она резко прижалась к нему пахом.

– Тогда бы, мальчик, я скреблась у твоей двери, чуть ты ушел бы. Такой кусочек ты держишь под замком!

Он оттолкнул ее и начал извиваться. Он хоть сейчас может давать уроки Траволте – до того он ловкий, чувственный и весь разболтанный. Аллан Карр, войди, посмотри на меня!

Шелл повторяла все его движения. Она тоже была хороша.

Ему стало весело. Он не танцевал давным-давно, а если партнерша во всем тебе соответствует, ощущение возникает то еще.

Они остановились, когда совсем изнемогли. Когда по рукам и груди Шелли заструились ручейки пота.

– Хм-м-м-м, – произнесла она раздумчиво, – а ты хорош!

– Ты тоже.

Они пошли назад к столику, – Надеюсь! Я же профессионал.

– Профессионал в чем?

– Профессиональная танцовщица. – Она холодно посмотрела на него и обернулась, здороваясь с откуда-то взявшимся парнем, который сидел рядом с Цыпочкой. – Йер, лапушка, как сошло?

Йер лапушка был молод, красив, с нервно бегающими глазами. Он пожал плечами.

– Обычное дерьмо. Ну, ты представляешь.

– Конечно, – сочувственно сказала она. – Но вы же не знакомы? – Они покачали головами, рассматривая друг друга. – Бадди Хадсон – Иерихон Кранч, – добавила Шелли, как светская хозяйка дома.

Бадди нахмурился. Наверное, от громкой музыки он оглох.

Иерихон Кранч! Что за имечко? Точно сектант-проповедник Славный Амос!

Бегающие глазки Иерихона обшарили его всего.

– Вы актер?

– А в чем вы меня видели? – быстро спросил Бадди.

– Ни в чем. Я тоже актер.

– А-а! В чем снимались?

Иерихон быстро перечислил несколько известных телевизионных программ, потом облизнул губы и добавил:

– Но у меня намечается стоящая роль. И думаю, я ее получу.

– Какая роль? – спросил Бадди, сразу настораживаясь.»

Иерихон напустил на себя таинственный вид.

– Не могу сказать.

– Телевизионный сериал?

– Ничего подобного.

– Реклама?

– Не-а.

– Тогда что же?

– Фильм. Первоклассный. – – Телевизионный?

– Не-а. Настоящий.

– А название?

Иерихон сощурился.

– Так я тебе и сказал! Чтобы ты побежал пробоваться? Ничего не выйдет. Да и вообще контракт у меня на мази. Сучка, которая набирает актеров, вся просто исходит от нетерпения взять меня. – Он сильно осклабился. – Усек?

Да, Бадди усек. А жлоб не проговорится. Он вспомнил Ангель. Она даже и не думала его пилить. Просто заговорила в скверную минуту, когда за душой у него осталось всего сорок два доллара – и никакого способа раздобыть еще. Пособие по безработице? Нет уж! Справки, анкеты, бумажки всякие – это не для него. Так он всегда считал, не начинать же теперь! , – Мне пора, – сказал он, вставая. Пробрался сквозь толпу и вздохнул полной грудью, когда вышел на улицу.

Шелли вышла следом за ним.

– Подвезешь меня? – сказала она.

Он оглядел ее и решил, что она может оказаться полезной.

– Само собой. Моя машина дальше по улице.

Она зашагала рядом с ним. От нее слабо пахло потом и сильно пряными духами.

– Какие танцы ты исполняешь? – спросил он.

– Художественные, – ответила она.

– Стриптизерка?

– Одна из лучших.

– Скромности тебе не занимать.

– А иди ты! Я правда одна из лучших и горжусь этим.

Они подошли к машине, он сел за руль и открыл правую дверцу.

– А ты актер, – заявила она, усаживаясь поудобнее. – Я могла бы сразу догадаться.

– Один из лучших, – быстро сказал он.

Она рассмеялась.

– Да уж! Потому-то ты и ездишь на этой рухляди.

– Она довозит меня, куда требуется. Я за рекламой не гонюсь.

– Не по карману, а?

– Ничего, справлюсь.

Она вытащила из сумочки сигарету с марихуаной и закурила.

– Вот что я тебе скажу, – начала она и предложила ему затяжку, но он мотнул головой. Кому надо, чтобы полицейские остановили их в такой час? – Из тебя получится потрясающий стриптизе?. Тело блеск, и ты умеешь двигаться.

Он расхохотался.

– Ну ты даешь!

Она осталась серьезной.

– Что тут забавного? Платят хорошо, и мужчины занимаются этим теперь наравне с женщинами.

– Я актер. Я же тебе сказал.

– Чем это мешает тебе раздеваться и брать за это деньги?

– Ты, конечно, скажешь, что Сильвестр Сталлоне сделал карьеру этим способом?

– Вот именно. Или ты не читаешь скандальную хронику?

– Этим грязным газетенкам верить нельзя. Ну, а твой приятель Банч… Кранч… Стена Иерихонская. Он раздевается?

– В голом виде на него и задаром смотреть не станут. Сутулые плечи, кривые коленки, и в хлебной корзинке всего ничего.

Он подрабатывает как официант – на голливудских вечеринках.

Думает, так его откроют.

А, к черту! Бадди забрал у нее сигарету, глубоко затянулся и потом небрежно сказал:

– Вдруг да и открыли? С ним же вот-вот контракт заключат.

– Брось! Неужели ты поверил? Да если Йер подаст сандвич Джонни Карсону, он всех оповестит, что его вот-вот пригласят в» Вечернее шоу «.

– Значит, никакого фильма вообще нет?

– Он ходил представляться.

– Для какого фильма?

Она тихонько засмеялась.

– Хочешь подставить ему ножку?

Он осторожно загнал машину на стоянку, удобно расположенную против их дома.

– Мы живем в свободной стране.

– Тебе виднее.

– Так что это за фильм?

– Зайдем ко мне нюхнем. От снега у меня всегда память улучшается.

Он подумал об Ангель. Красивая. Невинная. Ждет его.

Потом он подумал о паршивых сорока двух долларах.

– Ладно. Почему бы и нет?

Джина Джермейн имела агента, менеджера, секретаря, гримера-художника, парикмахера, бухгалтера, советника по вкладам, преподавателя драматического искусства и двух бывших мужей, – и всех их надо было содержать. Все они в чем-то он нее зависели.

Ей было тридцать три года – двадцать девять для прессы. Блондинка – крашеная, а не естественная. Хорошенькая, с круглыми, чуть выпуклыми глазами, вздернутым носиком и людоедским ртом, полным острых, белых, безупречных зубов. На Западном побережье Америки были тысячи девушек таких же хорошеньких, как Джина Джермейн. Но вот тело превращало ее в нечто особенное. Длинные точеные ноги, поджарая задница, двадцатидюймовая талия и огромная грудь. Тридцать девять упругих пышных дюймов с большими бледно-шоколадными сосками.

Звездой Джину Джермейн сделали ее потрясающие груди. В девятнадцать лет она попала на страницы» Плейбоя «, и ее немедленно открыл Голливуд.» Сейчас же пошлите за ней!»– распорядились две главы кинокомпаний, три директора студий и четыре восхищенных агента. А она уже была там. Макси Шолто, ловкий деляга, умевший распознать пару сенсационных грудей с первого взгляда, опередил всех.» Позвольте, я буду представлять вас, – сказал он, включив на полную силу свою подлую улыбочку. – Позвольте мне сделать из вас звезду «.

Старомодные, но такие весомые слова сработали. Джина оставила довольно тихую карьеру манекенщицы в Хьюстоне и улетела с Макси в Лос-Анджелес, где он устраивал ей небольшие роли то там то сям. Ничего сенсационного. До того дня, когда она вошла в кабинет директора телестудии, села на стул с высокой спинкой напротив него и небрежно раздвинула длинные, точеные, сексуальные ноги, как втолковывал ей Макси.

Налитые кровью глаза директора полезли на лоб от возбуждения. На Джине Джермейн была белая мини-юбочка, а под ней – ничего. Ни колготок. Ни трусиков. Ничего.

Результатом была роль в еженедельном комическом телесериале и еженедельные свидания с телевизионным директором, который через два года скончался от массированного инсульта.

Джина очень огорчилась – он был такой милый старичок. Но, с другой стороны, она, в сущности, больше в нем не нуждалась. Телевидение сделало ее звездой, а Макси сделал ее своей женой.

Телевизионный сериал Джины продолжался пять лет, ее брак – лишь на несколько месяцев дольше, однако они с Макси расстались друзьями, и он был шафером на ее разрекламированной свадьбе с актером, чьим амплуа были мужественные мужчины, а любимым развлечением – избивать ее, так что она развелась и с ним.

Личная жизнь у нее была сплошным хаосом, однако ее звезда продолжала восходить. Фильм, слепленный из комического сериала, принес большие доллары. А она тут же снялась в еще одной кассовой продукции. И оказалась редчайшим исключением из общего правила – звездой малого экрана, которой удалось остаться звездой и на большом экране. Внезапно она стала беспроигрышной картой. Каждый фильм с соучастием приносил деньги. Она давала опору снисходящим супер-звездам, была наивной партнершей эксцентричных комиков, изгибалась, извивалась и раздевалась с утомительным однообразием.

Но зрители так не считали. Зрители ее любили. Она была их Джиной. Чудесной золотой плотью. Киношлюха с золотым сердцем и такими же грудями в придачу. Старомодный тип кинозвезды, приводящий на память Монро и Мэнсфилд.

– Я хочу, чтобы ко мне относились серьезно, – проворковала она однажды вечером в программе Джонни Карсона. – Знаете, Джон, я хотела бы сниматься в других, фильмах. В социально значимых.

Джонни только посмотрел в объектив камеры. Его выражение было шедевром сдержанности. Его выражение сказало все. Зрители покатились со смеху, и у Джины хватило ума замолчать и вернуться к выпячиванию грудей и игривому флирту. Ее душило горькое разочарование. Ну почему, почему она не может сниматься в серьезных фильмах?

Две недели спустя она познакомилась на приеме с Нийлом Греем.

Он был с женой, но ничтожные помехи в виде жен Джину не смущали. Она всегда добивалась того, чего хотела. Одно из преимуществ статуса кинозвезды.

Нийл Грей был воплощением Серьезности с большой буквы. Он снимал умные фильмы, значимые фильмы – те, в которых, по убеждению Джины, следовало сняться ей.

Она незаметно устроилась возле него. Всячески льстила, впивала каждое его слово, позаботилась, чтобы он мог как следует оценить изумительные груди – наклонялась через него, чтобы взять сигарету, бокал, спички. Три дня спустя она позвонила ему.

– Надеюсь, я вас не побеспокоила, – сказала она грудным голосом, прекрасно зная, что должна была побеспокоить его очень и очень, если все шло нормально. – Но мне просто необходим хороший совет, и вы, мне кажется, тот, от кого я могу его получить.

Это его позабавило и заинтриговало. Он знал, что» хороший совет»в переводе означает «хорошо потрахаться». Язык Голливуда был до тонкости известен им обоим.

Завтрак. У нее дома. За высокой стеной на Сан-Исидоро-драйв.

Диетический салат, а следом весьма удовлетворительная постель. Ион, и она равно не имели желания тратить время зря.

Второе свидание две недели спустя. Тот же сценарий. Они почти не разговаривали, но Джину это не расстраивало. Стоило мужчине погрузиться в ее чудесные груди, и он всегда являлся повторить. Времени на разговоры будет еще достаточно.

За обедом, который Грей устроили в «Бистро», чтобы сообщить о своем фильме, она занялась изучением Монтаны. Приехала она в «Бистро»с Четом Барнсом. Нийл чуть не наложил в штаны. Но он мог бы не беспокоиться, она держалась без глупостей. Даже вежливо поболтала с Монтаной, рассказала о своем сценарии. Конечно, она его еще не написала, но ведь напишет!

Так, значит, «Люди улицы» будет новым фильмом Ниша. На следующий день она позвонила своему агенту Сейди Ласаль и потребовала экземпляр сценария.

– Его еще никто не видел, – невозмутимо ответила Сейди. – А кроме того, он, по-моему, совсем не в вашем духе. Насколько я поняла, там действуют два полицейских. Молодой и старый.

– Но ведь там должны быть и женщины! – сердито перебила Джина.

– Наверное. Но роли не для звезд. Я уверена, это не фильм для Джины Джермейн. – Она помолчала. – Да, кстати, дорогая, вы уже прочли «Малышка бьет»?

– Нет! – окрысилась Джина. – Сейди, добудьте мне сценарий Ниша. Я сама хочу решить, для меня этот фильм или нет.

Когда Нийл Грей позвонил с предложением слетать на субботу в Палм-Бич, Джина согласилась без секундного раздумья.

– Но только все отдельно, – предупредил он. – Номера, места в самолете, ну, словом, все.

– Конечно, – согласилась она.

– Тебе придется поскучать. Я должен буду много времени провести с Памелой и Джорджем.

– Я захвачу книгу.

Книгу она захватила, но так ее и не раскрыла. Едва Нийл ушел из номера, смежного с ее, как она стащила из его чемодана экземпляр «Людей улицы»и прочла от корки до корки за пятьдесят пять минут. Потом перечла, сосредоточившись на роли Никки.

Пьянящее волнение, выброс адреналина в кровь.

НИККИ. ДВАДЦАТЬ С НЕБОЛЬШИМ. НЕИСПОРЧЕННАЯ КРАСАВИЦА. ФАНТАСТИЧЕСКАЯ ФИГУРАМ ХОТЯ ВЕЗДЕ В МЕРУ. ЕСТЕСТВЕННАЯ БЛОНДИНКА, ОЩУЩЕНИЕ НЕВИННОСТИ.

Я могу сыграть Никки. Могу! Могу!

И такая чудесная роль! Мотивация обеих мужских ролей. Дочь одного. Любовница другого.

Никки я сыграю как никто.

Ты слишком стара.

Я всегда выглядела моложе своих лет.

Какая же ты «неиспорченная?»

Это легко сыграть.

Твоя фантастическая фигура не везде в меру.

Фигня! Сяду на диету. Перебинтую чертовы титьки. Понадобится, голодом себя заморю, мать их!

Невинность?

Изображу.

Она просто не могла дождаться, когда Нийл вернется. Вид у него был усталый и расстроенный. Она обняла его и повела к кровати.

– Памела хитрая старая стерва, – пробормотал он, когда она дернула «молнию» его брюк.

– Да? – сказала она. – А почему?

– Потому… – начал он и застонал. Она уже забрала его в рот и сосала так, словно от этого зависела ее жизнь. Но ведь по-своему и зависела!

Перед посадкой в Лос-Анджелесе Нийл распорядился:

– Лучше выжди пять минут. Я выйду первым.

Джина надулась.

– Стыдишься меня?

– Не говори глупостей. Мы же договорились соблюдать осторожность.

Она вздохнула.

– Ну, ладно. Но я тебя скоро увижу, правда?

– Скорее, чем ты думаешь. – Он чмокнул ее в щеку и поспешил к дверям.

Почти все мужчины последние сволочи. Но ей-то что?

Это она их использует, а не они ее. Жизнь ее была полна «делового траханья», как она это окрестила, с мужчинами, которые могли поспособствовать ее карьере, помочь ей пополнить ее коллекцию акций (весьма внушительную), помочь с недвижимостью (три дома в Беверли-Хиллз и конторское здание) и вообще дать совет о чем угодно, начиная от налогов и кончая абортом.

Джина всегда обращалась к лучшим специалистам и никогда не платила. Среди ее любовников на данный момент были испанский земельный магнат, бразильский биржевик, очень богатый араб (он ведал ее драгоценностями – то есть каждый раз, бывая в городе, объезжал лучшие ювелирные магазины), а также лучшие в Беверли-Хиллз адвокат, бухгалтер и гинеколог.

Собственно, в ее жизни не хватало только сенатора, но ей еще предстояло познакомиться с Тедди Кеннеди, чья слава привлекала ее, как пухлая кожа привлекает комара. Нийл Грей представлял для нее следующую ступень ее профессиональной карьеры.

И пусть он обходится с ней так скверно, как хочет! Он за все поплатится! Так или иначе. Уж об этом она позаботится.

У Нийла был усталый вид. Монтана расцеловала его в обе щеки и сказала:

– Это сюрприз тебе. Я подумала, что мы поговорим по дороге домой.

Он оглянулся. Слава богу, что он решил выйти раньше Джины. Торопливо взяв Монтану под руку, он сказал:

– Замечательно, радость моя. Именно ты мне и требуешься после целого дня с Памелой и Джорджем.

И быстро увел ее из аэровокзала.

– Так что же? – спросила она. – Я просто не выдержу. Заполучили мы великого Джорджа Ланкастера или нет?

– Ты не поверишь! – ответил он, торопливо шагая к лимузину с открытыми дверцами, возле которого стоял шофер в форме. – Но я все еще не знаю!

– Э-эй? – сказал Бадди. – Так ты правда употребляешь эту дрянь?

Шелли через свернутый воронкой доллар втянула ноздрями узенькую полоску белого порошка на стеклянном столике.

– Ага. Как и все.

– Ну-у… в Голливуде, пожалуй. – Он опасливо прошелся по ее захламленной комнате. – Я и сам нюхал, но бросил – ничего хорошего.

– Бросил, – повторила она с усмешкой. – Сел на мель, и, стало тебе не по карману, так?

– Знаешь что? – Он взял папку с фотографиями, начал небрежно их перебирать. – Рот у тебя очень узкий.

Она жадно втянула еще полоску кокаина.

– Так мне говорили… мистер Женатик.

– Ну, как твоя память, прояснилась? – спросил он.

Она лениво потянулась.

– А ты торопишься?

Вот именно. Он торопится. К Ангель.

– Неособенно.

– Ну, так расслабься. Сними джинсы. – Она зевнула. – Если хочешь, я так тебя продую, что у тебя в голове помутится. – Она засмеялась. – Сечешь?

Он вздохнул.

– Шелли, Шелли! Ну кого ты заводишь? Кроме нас с тобой, тут никого нет, а мы, по-моему, друг с другом разобрались.

– Верно. Но если ты захочешь, так лучше меня никого в городе нет. Мне это сто человек говорили. И знаешь что, друг! Я хороша, потому что мне это нравится. Я это люблю. – Она снова усмехнулась. – Так, значит, не хочешь устроить мне быструю пробу? Точно?

– Спасибо, но точнее некуда. – Что-то в ней напомнило ему его самого – того, каким он был до встречи с Ангель. Насквозь прожженным. Мастером трепать языком и быстренько перепихнуться.

– Ну-у… – Она встала и дернула завязки своей юбочки. – Точно так точно. – Юбочка развернулась и соскользнула на пол, а она очень медленно зацепила пальцами свое гимнастическое трико и стянула его.

– Э-эй – быстро сказал он. – Хватит. Ведешь себя как проститутка!

– Рыбак рыбака, – насмешливо ответила она, выбираясь из трико.

Он нахмурился.

– Мы что, уже встречались?

– А! Припомнил! – Она двинулась на него – загорелая нагота на каблуках-шпильках.

Бадди попятился.

– Я пошел.

– А где мы встречались, узнать не хочешь?

– Не интересуюсь.

– Ах, Бадди, дай я тебя пососу. Давай, а? Я тебя по-хорошему прошу.

Его спина уперлась в дверь. Он открыл защелку и вышел в коридор.

– До свидания у бассейна, детка. Смотри не простудись.

Она похабно показала ему язык.

– «Люди улицы». Фильм, на который целит Йер. Продюсер Оливер Истерн. Попробуй.

– Э-э!.. Ладно, попробую.

Он взлетел по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и тридцать секунд спустя уже вставлял ключ в замок и кричал:

– Ангель, крошка, я дома!

– Просто не могу поверить, что этот подонок не ответил тебе ни «да», ни «нет». Ты же поехал туда, только чтобы получить окончательный ответ.

– Представь себе, я это знаю, – сухо сказал Нийл.

Они с Монтаной развалились на покрывале своего королевского ложа. На ней были большие очки для чтения и мужская рубашка. Длинные ноги вытянуты, тяжелые черные волосы ниспадают до талии как тяжелые драпировки.

Нийл в пижаме выглядел усталым и измотанным. Двое суток сплошной Джины Джермейн кого угодно доведут до полного истощения. Даже новоявленный Уоррен Битти или Райан О'Нил сдал бы. Джине Джермейн нравилось трахаться. А впрочем…

Нийл не мог решить, то ли ей нравится трахаться, то ли она трахается, чтобы нравиться. Интересная проблема. Но его не касается.

Ему от нее нужно одно. И только одно.

– Звезды! – презрительно фыркнула Монтана. – Сплошная зубная боль! – Она потянулась за сигаретой и закурила. – На самом деле Джордж Ланкастер тянет потому, что понимает: если он скажет «нет», ты предложишь роль кому-нибудь еще, а это уязвляет его тщеславие.

Нийл почесал подбородок.

– Все дело в Памеле. Она держит его за яйца.

– И выкручивает их, пока он не пискнет «да» или «нет»?

– По-моему, она сама еще не решила. Идея, что Джордж будет сниматься, ей нравится, но не идея, что он будет разгуливать по Голливуду без нее.

– А-а! – Монтана кивнула. – Мадам боится, как бы к ее муженьку не присосались шестнадцатилетние нимфеточки.

Он улыбнулся.

– Сразу видно, что ты не знакома с Памелой. Испугать ее способна только угроза, что правительство отберет ее деньги.

– Мне не терпится с ней познакомиться.

– Она тебе понравится.

– Что ставишь?

– Я никогда не ставлю свои деньги против заведомой победительницы.

По ее лицу скользнула улыбка, и она сдвинула очки в волосы.

– Обольститель!

– Естественно.

Она протянула к нему руки.

– Иди-ка сюда, обольститель.

– У меня болит голова.

– Нийл! Это же по праву моя отговорка.

– Нет, правда, – заверил он.

Она спрыгнула с кровати и прошлепала в ванну.

– Сейчас принесу тебе что-нибудь, – сочувственно сказала она. День в Палм-Бич с Джорджем Ланкастером и Памелой Лондон явно был не отдыхом. Нийл выглядел по-настоящему измученным. Ну, да ей не очень и хотелось – хотя с последнего раза прошло недели две. Бесспорно, секс с Нийлом оставался чудесным, но они прожили друг с другом достаточно долго и не испытывали потребности заниматься этим каждую ночь, а теперь пожирающей их обоих страстью стала работа. Запустить фильм задача всегда нелегкая, и она чувствовала, что Нийл тревожится больше, чем показывает.

Она вытряхнула из флакона две таблетки аспирина, налила воды в стакан и вернулась с ними в спальню.

– Итак, – сказала она, протягивая ему таблетки, – мы должны ждать, пока он примет решение? Верно?

Он быстро проглотил таблетки, не посмотрев на нее. Голова у него не болела, но ни о каком физическом напряжении после того, что он проделывал с Джиной, речи быть не могло.

– Джордж и Памела приедут сюда через две недели. И тогда мы получим ответ, – сказал он. Черт! Каким виноватым он себя чувствовал, и от ее заботливости ему делалось только хуже.

– Королевский визит! Забавно, – сказала она весело.

– Обещаю, они оба тебе понравятся.

Она скептически вздернула бровь.

Ангель сразу услышала, что Бадди вернулся. Хотя было почти уже три, он не старался соблюдать тишину. Хлопнул дверью, громко позвал: «Ангель!»– и зажег все лампы. Она лежала в постели на животе молча и неподвижно.

Вначале, когда он только ушел, бросив ее, ей хотелось, чтобы он поскорее вернулся. Но шли часы, а он даже не потрудился позвонить, и она сначала обиделась, а потом рассердилась. Ну почему с ней всегда в конце концов обходятся скверно? Свою жизнь она тратит, чтобы извиняться за то, что вообще существует на свете. С Бадди все должно было измениться. Он новое начало ее жизни, начало ее собственной семьи.

Мужчины. Приемная мать все время предостерегала ее от них.

– Ангель? – тихонько шепнул он.

Мужчины. Никогда им не доверяй.

– Ты не спишь, лапочка?

Мужчины. У них грязные замашки и грязные души.

Он погладил ее по спине.

– Ангель, детка!

Мужчины. Они хотят только ОДНОГО.

Он медленно засунул руки под одеяло.

Мужчины. Если ты им уступишь, они перестанут тебя уважать.

Он сбросил одеяло с ее неподвижного тела. На ней была короткая ночная рубашка голубого цвета с трусиками в тон.

– Ты не спишь?

Она продолжала лежать на животе, крепко зажмурив глаза.

Бадди это не обескуражило. Он подцепил пальцами резинку трусиков и стянул их.

Она ничего не сказала. Зачем? Ведь она же на него очень зла, верно?

Он раздвинул ее ноги, наклонил голову, и его язык скользнул в ее влажную теплоту, точно холодная смертоносная змея.

Почему у него такой холодный язык? Почему она вдруг задрожала от наслаждения? Почему у нее пропала вся злость?

– А-а-х, Бадди. – Слова срывались с ее губ, точно лепестки с весенней яблони.

Он поднял голову, только чтобы сказать:

– Ты не сердишься на меня, детка, правда?

Она тихонечко вздохнула и прошептала:

– Погаси свет, Бадди… Пожалуйста…

Он содрал с себя джинсы.

– Зачем? Или тебе надо что-то прятать?

Господи, до чего же он ее хочет! Раздвинув ее ноги пошире, он заменил язык на то, что сберегал для нее все эти ночные часы.