Текст книги "Темный поцелуй"

Возможно ли, что он ощущал ее присутствие и потому таился?

– Не знай я, что к чему, счел бы тебя наживкой, как думают остальные, – сдавленно процедил он.

– Откуда же тебе известно, что к чему?

Он изогнул бровь.

– Так ты наживка?

«Надо пройти этот путь до конца, не так ли?» Заверив, что она не наживка, тем самым выдаст свою осведомленность. Полагая, что достаточно хорошо изучила Люсьена, она понимала, что подобное заявление ее не спасет и он будет вынужден убить ее. Ну а уж если признается, что является наживкой, он ее тем более убьет.

Ситуация проигрышная, как ни крути.

– А ты хочешь, чтобы я ею была? – поинтересовалась она самым соблазнительным голосом. – Я стану кем пожелаешь, милый.

– Довольно, – взревел он, на краткий миг сбрасывая маску вечного спокойствия. Лицо его полыхнуло неистовым пламенем. Ох, сгореть бы в нем дотла! – Мне не нравится игра, в которую ты играешь.

– Никаких игр, Цветочек, честное слово.

– Что тебе от меня надо? Не смей лгать!

Вот уж точно непростой вопрос. Она хочет ощутить на себе всю силу его мужественности. Хочет неспешно раздеть его и исследовать все уголки его тела. И чтобы он раздел и исследовал ее. Чтобы он ей улыбался. Чтобы его язык проник к ней в рот.

Сейчас достижимым казалось только последнее. И то лишь в результате нечестной игры. Хорошо, что Обманщица – ее второе имя.

– Я согласна на поцелуй, – выдохнула она, глядя на его мягкие розовые губы. – Вообще-то я даже настаиваю на поцелуе.

– Охотников поблизости я не обнаружил, – сообщил внезапно оказавшийся рядом с Люсьеном Рейес.

– Это ничего не значит, – возразил Сабин.

– Она не охотница и не работает на них. – Ни на мгновение не сводя глаз с Аньи, Люсьен взмахом руки отослал друзей прочь. – Хочу побыть с ней минутку наедине.

Анью ошеломила его уверенность. Он намерен побыть с ней наедине? Наконец-то! Вот только приятели его стоят будто вкопанные. Придурки.

– Мы незнакомы, – сказал ей Люсьен, продолжая разговор, словно их и не перебивали.

– Ну и что? Перепихнуться с незнакомцем – самое обычное дело. – Выгнув спину, она прижалась к его затвердевшему члену. М-м-м, эрекция. Он не утратил ее, все еще возбужден. – От малюсенького поцелуйчика вреда не будет, не так ли?

Люсьен впился пальцами ей в талию, заставляя замереть на месте.

– А потом ты уйдешь?

Его слова должны были оскорбить Анью, но она так запуталась в сетях удовольствия, что не придала им значения. Пульс ее принялся исполнять дикий танец, а в животе разлилось неведомое приторное тепло.

– Да.

Поцелуй – это единственное, что она может от него получить, как бы сильно ей ни хотелось большего. И она добьется своего любым способом: принуждением, насилием, обманом. Она устала представлять, каким мог бы быть поцелуй Люсьена, и жаждет испытать его в реальности. Должна испытать в реальности. В конце-то концов. Наверняка на вкус он не такой удивительный, как она себе навоображала.

– Не понимаю я этого, – пробормотал он, полуприкрыв глаза. Темные ресницы отбрасывали тени на его испещренные шрамами щеки, придавая ему как никогда опасный вид.

– Все нормально. Я тоже не понимаю.

Люсьен склонился над Аньей, опалив ей кожу своим горячим дыханием с ароматом цветов.

– Чего ты добьешься одним поцелуем?

Всего. Предвкушение пульсировало в ней, и она провела кончиком языка по губам.

– Ты всегда такой болтливый?

– Нет.

– Поцелуй ее уже, Люсьен, или это сделаю я, наживка она или нет, – со смехом выкрикнул Парис. Хотя и добрый, его смех звенел сталью.

Люсьен продолжал сопротивляться. Анья чувствовала, как колотится о ребра его сердце. Ему неловко в присутствии зрителей? Плохо. Она рискнула всем ради этого и теперь не позволит ему идти на попятный.

– Все тщетно, – возразил он.

– Ну и что. Тщета может быть забавной. Ладно, хватит уверток, время действовать. – Анья притянула к себе его голову и с силой прижалась губами к его губам. Его рот мгновенно открылся, и их языки встретились в глубоком, влажном проникновении. По ее телу прокатилась волна жара, когда она ощутила вкус роз и мяты.

Стремясь к большему, Анья углубила поцелуй. Люсьен нужен ей весь, целиком. Не владея собой, она потерлась о его член. Люсьен сжал в кулаке ее волосы, полностью поработив рот. Как же просто ее засосало в водоворот страсти и желания, утолить которое может только Люсьен. Она вошла во врата рая, не сделав ни единого шага.

Кто-то зааплодировал. Кто-то засвистел.

Анье показалось, что ее ноги оторвались от пола и ничто ее не держит. Мгновением позже ее спина оказалась прижатой к холодной стене. Аплодисменты неожиданно смолкли. Морозный воздух покусывал кожу.

«Мы на улице?» – удивилась она, но тут же снова застонала и, наплевав на все, обвила ногами талию Люсьена, продолжавшего языком завоевывать ее рот. Одной рукой он грубо стиснул ее бедро – боги, как же ей это понравилось! – а другую запустил в волосы и, крепко вцепившись в их густую массу, заставил склонить голову набок для более глубокого проникновения.

– Ты… ты… – яростно шептал он.

– Сгораю от желания. Не болтай. Поцелуй еще.

Самоконтроль Люсьена растаял в воздухе, и он погрузил язык в ее рот. Зубы их клацнули друг о друга. Страсть и возбуждение искрились между ними ярким пламенем, неистовым пеклом. Анья как будто на костре сгорала. Яростном. Причиняющим боль. Она попала в окружение огня, стала его частью.

И не хотела, чтобы это заканчивалось.

– Еще, – резко произнес он, обхватывая ладонями ее грудь.

– Да. – Ее соски напряглись, пульсируя от его прикосновения. – Еще, еще, еще.

– Так приятно.

– Восхитительно.

– Прикоснись ко мне, – прорычал он.

– Я это и делаю.

– Нет. Ко мне.

До Аньи дошло, что он имеет в виду, и понимание сильнее распалило желание. Возможно, он все же хочет ее. Стремится же он, как-никак, почувствовать прикосновение ее рук к своей коже. Это означает, что одного поцелуя ему недостаточно, он жаждет большего.

– С удовольствием.

Одной рукой она приподняла край его рубашки, а другой принялась гладить мышцы его живота. Нащупав шрамы, она содрогнулась, потому что покрытая рубцами кожа оказалась горячей.

От ее ласки мускулы его сжимались, и он прикусил ее нижнюю губу.

– Да, именно так.

Она почти кончила, так как его реакция подлила масла в жарко пылающий костер ее страсти. Из горла ее вырвался стон.

Обрисовав пальцами ареолы его сосков, она принялась за вершинки. От каждого прикосновения к ним ее клитор пульсировал, будто бы она ублажала себя.

– Мне нравится чувствовать тебя.

Люсьен провел языком по ее шее, оставляя след из чувственных вспышек. Глаза Аньи распахнулись, она едва не задохнулась, обнаружив, что они действительно на улице – в темном закоулке – и он прижимает ее спиной к стене клуба. Должно быть, он телепортировал их сюда, негодный мальчишка.

Из Владык один он наделен способностью переноситься с места на место силой мысли. Она и сама обладает этим умением. Жаль, что он не догадался переместить их прямиком в спальню.

«Нет, – мысленно поправила она себя, борясь с волной отчаяния. – Спальня – это плохо. Плохо, плохо, плохо».

Анье нельзя ни на секунду допускать мысли о плотских утехах. Другие женщины могут наслаждаться электризующими прикосновениями кожи к коже и стремящимися к разрядке обнаженными телами, но не Анья. Анья – никогда.

– Я хочу тебя, – грубо заявил Люсьен.

– Ну наконец-то, – прошептала она.

Он вскинул голову в окружении нимба темных волос; сверкнули голубая и каряя радужки его глаз, и губы Аньи обожгло новым поцелуем. Который длился и длился, и она охотно и счастливо растворилась в его сладости. Потрясенная до глубины души, она перестала быть Аньей, но стала женщиной Люсьена. Рабыней Люсьена. Она никогда не сможет им насытиться, и, будь ее воля, с радостью позволила бы ему проникать в нее снова и снова до скончания времен. Боги, реальность оказалась гораздо лучше любых фантазий.

– Хочу почувствовать всю тебя. Хочу ощутить твои руки на себе.

Она спустила на землю ноги, до сих пор обвивающие его талию, и потянулась к молнии брюк, стремясь высвободить его набухшую плоть и обхватить ее пальцами, но тут услышала эхо приближающихся шагов.

Люсьен, должно быть, тоже их услышал. Он замер, а потом отпрянул от Аньи.

Он тяжело дышал. Как и она. Ее ноги почти подогнулись, когда их взгляды встретились, и время на миг остановилось. Молнии страсти по-прежнему сверкали в повисшей между ними тишине; она и не догадывалась, что поцелуй может быть таким воспламеняющим.

– Поправь одежду, – приказал он.

– Но… но… – Она не готова остановиться, наедине они все еще или уже нет. Дай он ей долю секунды – и она умчит их в другое место.

– Ну же, не медли.

«Увы, телепортаций не предвидится», – разочарованно подумала она. Жесткое выражение его лица недвусмысленно показывало, что для него все закончилось. И поцелуй, и она сама.

С трудом оторвав от него взгляд, она осмотрела свой наряд. Корсет оказался стянутым под грудь. Твердые розовые соски хорошо видны, как два маленьких маяка в ночи. Юбка задралась до талии, открывая на всеобщее обозрение микроскопические стринги.

Анья привела себя в порядок, краснея впервые за сотни лет. «Почему сейчас? И имеет ли это значение?» У нее дрожали руки – позорная слабость! Она попробовала приказать им успокоиться, но единственной командой, какую желало слышать ее тело, была «прыгай обратно в объятия Люсьена».

Из-за угла показались несколько Владык. Вид у них был свирепый и угрюмый.

– Обожаю, когда ты вот так исчезаешь, – сказал тот, которого звали Гидеон. Раздраженный тон его голоса свидетельствовал об обратном.

Анья знала, что он одержим духом Лжи, потому не может произнести ни слова правды.

– Заткнись! – рявкнул Рейес.

Бедный, страдающий Рейес, одержимый Болью. Ему нравится резать себя. Однажды Анья видела, как он прыгнул с вершины крепости, чтобы насладиться ощущением переломанных костей.

– Хоть она и кажется безобидной, Люсьен, перед тем, как глотать ее язык, тебе бы стоило проверить, нет ли при ней оружия.

– Я почти голая, – раздраженно напомнила она, но никто не обратил на нее никакого внимания. – Какое оружие я, по-вашему, прячу?

Оружие на ней на самом деле имелось. Подумаешь, важность! Девушка должна защищать себя.

– У меня все под контролем, – невозмутимым тоном заверил Люсьен. – Полагаю, что смогу справиться с одной женщиной, вооруженной или нет.

Его спокойствие всегда очаровывало Анью. До настоящего момента. Куда подевалась пылкая страсть? Нечестно, что он так быстро пришел в себя, в то время как она все еще дышит с трудом. И дрожь в руках и ногах никак не унимается. Хуже того, и сердце колотится в груди, как военный барабан.

– Так кто же она? – спросил Рейес.

– Может быть, и не наживка, но все же она – нечто, – заметил Парис. – Ты ее телепортировал, а она даже не пикнула.

Вот тогда-то все прищуренные взгляды обратились к Анье. За все столетия своей жизни ей не доводилось чувствовать себя такой беззащитной и уязвимой, как сейчас. Ради поцелуя Люсьена стоило рискнуть попасть в плен, но это не означает, что она должна терпеть допрос.

– Вы все можете просто заткнуться. Ни черта я вам не скажу.

– Я тебя не приглашал, и Рейес заверил, что никто из присутствующих с тобой не знаком, – сказал Парис. – Зачем ты пыталась соблазнить Люсьена? – спросил он тоном, подразумевающим, что никто не станет путаться с воином со шрамами по собственной воле.

Анью это взбесило, хоть она и знала, что в его намерения не входило нагрубить или обидеть, он просто констатировал то, что все они считали фактом.

– Что за допрос с пристрастием вы мне тут устроили? – Она одарила их одного за другим сердитым взглядом. Всех, кроме Люсьена. Смотреть на него она избегала из боязни, что может рассыпаться на куски, если выражение его лица по-прежнему остается холодным и бесчувственным. – Я увидела его, он мне понравился, и я пошла за ним. Велика важность. Конец истории.

Владыки скрестили руки на груди одинаковым «да что ты говоришь» жестом. Тут Анья заметила, что они обступили ее полукругом, хотя вроде и с места не двигались. Она едва сдержалась, чтобы не закатить глаза.

– На самом деле ты хочешь не его, – заявил Рейес. – Мы все это понимаем. Так что давай рассказывай, что тебе надо, пока мы тебя не заставили.

Заставили ее? Ох, испугали! Она тоже скрестила руки на груди. Несколько минут назад они подстрекали Люсьена поцеловать ее, не так ли? Возможно, она действовала по собственной инициативе. А они теперь готовы влезть к ней в голову, чтобы посмотреть, что за мысли там бродят? Ведут себя так, будто не замечают, что Люсьену по силам очаровать даже незрячую женщину.

– Я хотела, чтобы он сунул в меня свой член. Теперь понял, козел?

Своим признанием ей удалось шокировать Владык, и они замолчали.

Люсьен встал перед нею, загораживая собой от мужчин. Он что же… защищает ее? Как мило. Не нужно, но мило. Часть ее гнева испарилась, захотелось обнять его.

– Оставьте ее в покое, – велел Люсьен. – Она не имеет значения. Она не важна.

От этих слов ее состояние эйфории мгновенно испарилось. Она не имеет значения? Не важна? Он только что касался ее груди и терся своим возбужденным членом меж ее ног. Как он посмел заявить подобное?

Глаза ей застлало красной пеленой. «Вот что, должно быть, всегда чувствовала моя мать». Почти все мужчины, с которыми Дисномия делила ложе, осыпали ее оскорблениями, едва утолив свою похоть. «Легкодоступная, – говорили они. – Больше ни на что не годится».

Анья хорошо знала свою мать. Знала, что Дисномия всегда шла на поводу у своих необузданных инстинктов, а также просто искала любви. Для нее не имело значения, холост ее партнер или связан узами Гименея. Ему стоило лишь возжелать ее – и она тут же отдавалась. Возможно, в те непродолжительные часы, что она проводила в объятиях любовника, упиваясь его ласками, ее темные побуждения бывали утолены.

«Что делало последующее предательство еще более болезненным», – размышляла Анья, глядя на Люсьена. Она никак не ожидала, что он назовет ее «не важной». «Она моя» – возможно. «Она мне нужна» – может быть. «Не трогать мою собственность» – определенно.

Как бы Анья ни любила свою мать, она не желала себе такой жизни, поэтому давным-давно поклялась, что не позволит себя использовать. «Посмотрите-ка на меня сейчас. Я молила и выпрашивала у Люсьена поцелуй, а он считает меня не важной».

Зарычав, собрав в кулак всю свою значительную силу, ярость и боль, она отпихнула Люсьена, и он отлетел, как выпущенная из пистолета пуля, и впечатался в Париса. Ахнув, они отпрянули друг от друга.

Придя в себя, Люсьен быстро обернулся и посмотрел на нее:

– Больше такого не повторится.

– Вообще-то повторится, и в гораздо большем объеме. – Она шагнула к нему, занося кулак, готовясь выбить его ровные белые зубы.

– Анья, – с хриплой мольбой произнес он ее имя, – остановись!

Она замерла. Казалось, от шока у нее кровь загустела в жилах.

– Ты знаешь, кто я. – Это было утверждение, а не вопрос. – Откуда?

Они разговаривали всего один раз, несколько недель назад, но он никогда ее прежде не видел. Уж об этом она позаботилась.

– Ты следила за мной. Я узнал твой запах.

«Клубника со сливками», – обвиняющим тоном заметил он раньше. Анья вытаращила глаза. Все ее существо пронзила смесь удовольствия и унижения. Люсьен, оказывается, всегда знал, что она наблюдает за ним.

– Зачем же допустил, чтобы меня тут допрашивали с пристрастием, раз ты в курсе, кто я? И почему, если знал, что я слежу за тобой, не велел показаться тебе? – сыпала она вопросами.

– Во-первых, – пояснил он, – я не догадывался, кто ты, пока разговор не зашел об охотниках. Во-вторых, не хотел отпугнуть, не выяснив прежде твоих намерений. – Он замолчал, ожидая, что она заговорит, но она этого не сделала, и тогда он добавил: – Так каковы твои намерения?

– Я… ты… – «Вот черт! Что же ему сказать?» – За тобой должок. Я спасла твоего друга и освободила тебя от его проклятья. – Вот так. Разумно и правдиво, и, если повезет, отвлечет от разговора о движущих ею мотивах.

– Ну да! – Люьен кивнул, но плечи его напряглись. – Теперь все стало на свои места. Ты пришла получить плату.

– Вообще-то нет. – Она не хотела, чтобы он подумал, будто она так легко раздает свои поцелуи. У нее тоже есть гордость. – Пока нет.

Он нахмурил брови:

– Но ты только что сказала…

– Я знаю, что сказала.

– Зачем же ты тогда явилась? Зачем преследовала меня?

Снова ощущая досаду, Анья прижала язык к нёбу. Подошедшие Рейес, Парис и Гидеон не дали ей времени ответить. Все трое имели весьма угрожающий вид. Уж не думают ли схватить ее и обездвижить?

Не сказав Люсьену ни слова, она рявкнула на мужчин:

– Что надо? Не припоминаю, чтобы приглашала вас поучаствовать в разговоре.

– Ты – Анья? – Рейес с явным отвращением окинул ее взглядом с головы до ног.

Отвращение? Он должен быть благодарен! Разве не она освободила его от проклятия, что каждую ночь заставляло закалывать мечом своего лучшего друга на веки вечные? Да, черт побери. Она сделала это. Но сейчас он пронзает ее взглядом, который она хорошо знает и от которого у нее всегда встают дыбом волосы. Из-за амурного прошлого ее матери и повсеместного убеждения, что дочь пойдет по ее стопам, каждый греческий бог на Олимпе время от времени одаривал ее тем же отвращением.

Поначалу Анью обижало их самодовольное презрение, поэтому несколько сотен лет она вела себя как примерная девочка: одевалась точно монашка, говорила, только когда к ней обращались, всегда держала глаза долу. Каким-то образом ей даже удалось заглушить свою отчаянную потребность в разрушении. Все ради того, чтобы заслужить уважение существ, которые всегда будут видеть в ней шлюху.

В один судьбоносный день, когда она пришла с дурацкой тренировки для богинь в слезах, потому что улыбнулась Аресу, а стерва Артемида бросила в ее сторону: «Ну прямо вылитая мамаша», Дисномия отвела дочь в сторонку и сказала: «Что бы ты ни делала, как бы ни вела себя, они будут жестко осуждать тебя. Но все мы должны быть честными перед своей сущностью. Выдавая себя за другую, ты только ранишь себя и показываешь, что стыдишься того, кем и чем являешься. Другие будут питаться твоим стыдом, и вскоре он поглотит тебя целиком. Ты чудесное создание, Анья. Гордись собой, как горжусь тобой я».

С тех пор Анья стала одеваться так сексуально, как ей нравилось, говорить, когда и как хотелось, а под ноги себе смотрела, только чтобы полюбоваться своими сандалиями на ремешках. Она более не отрицала потребности в беспорядке. Верно, то был бесцеремонный способ сказать «да пошли вы» тем, кто ее отвергал, но, что гораздо важнее, она полюбила саму себя.

Никогда снова она не будет стыдиться.

– Знаешь… интересно увидеть тебя во плоти после всех исследований, что я недавно о тебе проводил. Ты дочь Дисномии, – продолжил Рейес. – Второсортная богиня Анархии.

– Нет во мне ничего второсортного. – «Второсортная» означает «не важная», а она так же важна, как и другие, высшие существа, дьявол бы их побрал. Из-за того, что отец ее неизвестен – теперь-то она знает, кто он, – ее и причислили к низшему разряду. – Я богиня. – Она вздернула подбородок, пряча эмоции.

– В ту ночь, когда явилась нам и спасла жизнь Эшлин, ты утверждала, что ею не являешься, – напомнил Люсьен. – Заявила, что ты просто бессмертная.

Анья лишь пожала плечами. Она так ненавидела богов, что редко причисляла себя к ним.

– Я соврала. Я часто так делаю. Не кажется ли вам, что это часть моего очарования?

Никто не ответил.

– Некогда мы были войском богов и жили на небесах, что тебе, несомненно, известно, – заговорил Рейес, будто бы она не сказала ни слова. – Я тебя не помню.

– Может, я тогда еще не родилась, умник.

В его темных глазах промелькнуло раздражение, но он спокойно продолжил:

– Как уже сказал, я изучаю тебя с самого твоего появления несколько недель назад, разузнаю все, что возможно. Давным-давно тебя бросили в тюрьму за убийство невинного человека. Затем, через сотню или около того лет заключения, боги наконец-то пришли к соглашению по поводу надлежащей кары. Однако прежде, чем они смогли вынести вердикт, ты сделала то, что ни одному бессмертному совершить не удавалось. Ты сбежала.

Анья не пыталась этого отрицать.

– Твои изыскания верны. – По большей части.

– Легенда гласит, что ты заразила хранителя Тартара какой-то болезнью, так что сразу после твоего побега он ослаб и потерял память. Для усиления охраны на каждом углу поставили стражников, поскольку боги опасались, что мощь тюрьмы зависит от мощи ее хранителя. Со временем стены действительно начали трещать и разрушаться, что в конечном счете привело к побегу титанов.

Он собирается и это вменить ей в вину? Анья прищурилась.

– Имея дело с легендами, – ровным голосом объявила она, – не забывай, что они частенько искажают правду, чтобы объяснить то, что смертным постичь не по силам. Забавно, что ты – герой стольких легенд, а не знаешь очевидного.

– Ты скрываешься здесь, среди смертных, – сказал Рейес, не обращая на нее внимания. Опять. – Но не довольствуешься мирным существованием. Ты развязываешь войны, крадешь вооружение и даже корабли. Ты разжигаешь громадные пожары и чинишь прочие беды, которые приводят к массовой панике и нарушению общественного порядка среди смертных, и сотни людей попадают за решетку.

По ее лицу разлился румянец. Да, все вышеперечисленное – ее рук дело. Впервые сойдя на землю, она не знала, как контролировать свою бунтарскую натуру. Боги были в состоянии защититься от нее, люди – нет. Кроме того, она была почти… одичавшей после многих лет тюремного заточения. Маленькое замечание из ее уст – «Ты же не позволишь своему брату болтать о тебе такое, правда?» – и между кланами развязывалась кровавая вражда. Появление при дворе – можно, например, поднять на смех правителей и их политику – и вот уже преданные рыцари пытаются убить своего короля.

Что касается пожаров, то порой внутреннее «я» подбивало ее «случайно» уронить факелы, чтобы полюбоваться пляской пламени. Ну а кражи… она не могла противиться голосу в своей голове, что нашептывал: «Возьми. Никто не узнает».

В конечном итоге Анья выяснила, что, подпитывая свою жажду к беспорядку небольшими проделками – воровством по мелочи, безобидной ложью и уличными драками, – глобальных бедствий можно избежать.

– Я тоже подготовилась к встрече с вами, – негромко произнесла она. – Ведь и вы когда-то жгли города и убивали невинных.

Теперь пришел черед Рейеса краснеть.

– Вы больше не те, кем были прежде, так же, как и я… – Договорить Анья не успела, так как внезапно налетел ветер, свистящий и резкий. Она сморгнула, растерявшись на секунду, но быстро смекнула, что случится дальше.

– Проклятье! – выругалась она.

И точно, все воины вдруг застыли на месте, подчиняясь силе более могущественной, чем они сами. Время остановило свой бег. Даже Люсьен, который внимательно наблюдал их с Рейесом перепалку, превратился в камень.

Черт, и она тоже!

«Ох, нет, нет, нет», – подумала Анья, и невидимые тюремные решетки спали с нее, точно листва с дерева на пороге зимы. Ничто и никто не сделает ее пленницей. Больше нет. Ее отец об этом позаботился.

Анья шагнула к Люсьену, чтобы попытаться освободить его – сама не зная почему, после всего, что он ей наговорил, – но ветер прекратился так же внезапно, как и появился. Во рту у нее пересохло, а сердце в груди зашлось в бешеном ритме танго. Ветер знаменует прибытие Кроноса, завладевшего небесным престолом всего несколько месяцев назад и установившего новые правила, новые желания и новые наказания.

Он нашел ее.

Вот радость-то. Как только перед ней возникла ярко-синяя вспышка, вибрирующая силой и разгоняющая тьму, Анья спешно телепортировалась. Она покинула Люсьена с чувством сожаления, испытывать которое вовсе не следовало, и унося с собой воспоминания об их поцелуе.