Текст книги "Темная страсть"

Глава 4

Аэрон уже несколько часов вышагивал по коридору, и передышки в обозримом будущем не предвиделось. Кто-то же должен охранять ангела. Не от незваных гостей, а от нее самой, на случай если ее послали сюда втереться в доверие и подслушать что-нибудь важное.

Не слишком логичное объяснение, но другого у Аэрона не находилось. Еще будучи невидимым и неуязвимым ангелом, Оливия могла услышать то, что не следовало, но сейчас она беззащитна и, попади она в лапы охотников, выдаст им знания, которыми те не пре минут воспользоваться, чтобы причинить вред его друзьям.

Аэрон сжал кулаки и усилием воли отогнал от себя мысли о пытках Оливии и смерти приятелей, прежде чем испытает неодолимое желание ударить в стену крепости. Или кого-нибудь из ее обитателей.

Кроме того, он подозревал, что как только Оливия достаточно окрепнет – а это может произойти с минуты на минуту, – то попытается улизнуть из его комнаты и отправится на поиски Легион. И хотя демонессы в крепости не было, Аэрон не мог допустить подобного развития событий. Даже несмотря на то, что Оливия теперь падший ангел и не способна причинить Легион существенный вред.

Тем не менее Оливия может поделиться своими открытиями с другим ангелом, скорое появление которого сама же и предсказала, а уж тот попытается завершить ее работу.

«Только не в мое дежурство», – подумал Аэрон.

Друзья уже все обсудили – Аэрон слышал бормотание, потом смех и удаляющиеся шаги, когда они расходились. Но он понятия не имел, к какому они пришли решению. Никто не соизволил его просветить. Собираются ли они преследовать ту странную женщину, которую он встретил на улице? Обнаружил ли Люсьен следы охотников на холме?

Аэрон твердо придерживался мнения, что Оливия не действует заодно с их врагами. Но те могли проследить за ней до самой крепости, ведь нападения исподтишка вполне в их стиле.

В самом деле, вражеская атака стала бы достойным завершением этой кошмарной ночи.

Полчаса назад Аэрон позвал Легион, желая предупредить ее о случившемся. Обычно она всегда, независимо от расстояния, слышала его и являлась на зов. Но не в этот раз. Как и Люсьен, демонесса умела перемещаться из одного места в другое силой мысли, но сегодня так и не появилась.

Что, если она ранена? Или связана? Аэрон испытывал искушение призвать Легион по всем правилам, как она его учила – хотя до объяснений Оливии не совсем понимал, что демонесса имела в виду, – так как знал, что такой зов она не сможет проигнорировать. Чем больше он раздумывал об этой возможности, тем прочнее утверждался в мысли, что ангелу – падшему или нет – следует покинуть крепость, иначе Легион так и не вернется. Аэрон вспомнил, как она начинала дрожать от страха при слове «ангел».

Конечно, Аэрон мог бы попросить Оливию умерить свое влияние на маленькую демонессу, так как это причиняет той боль. И не только ей. Незваная гостья могла навредить и его друзьям, ведь они даже не ощущали ее присутствия. Но Аэрон не стал ни о чем ее просить. Она исцеляется, и он не хотел ее тревожить.

Особенно после всего, что она для него сделала.

«Не нужно ее жалеть».

В конечном итоге он решил не призывать Легион. Пока.

С трудом верится, чтобы хрупкая Оливия могла кого-то обидеть. Даже когда находилась в полной силе – какой бы эта сила ни была. Если дело дойдет до драки, то Легион в мгновение ока вонзит в вены Оливии свои отравленные клыки.

«Моя девочка», – с нежностью подумал Аэрон, ухмыльнувшись. Но его улыбка быстро угасла. Мысль о смерти Оливии ему совсем не понравилась. Она ведь ослушалась приказа и не убила его. Вряд ли ей это вообще бы удалось, но она даже не пыталась. И Легион она вреда не причинила, хотя, возможно, и желала этого. Оливия просто хотела познать радость жизни, в которой ей явно было отказано.

Она не заслуживает смерти.

На мгновение, одно краткое мгновение, Аэрон задумался над тем, чтобы разрешить ангелу остаться. Учитывая то, как спокойно ведет себя демон Ярости в ее присутствии, не требуя наказать за преступление, которое она совершила двадцать лет назад, день или минуту назад, Оливия стала бы Аэрону прекрасной спутницей жизни. Как сказал Парис, она позаботилась бы о его желаниях.

О желаниях, которых, по его собственным словам, у него нет. Но он не мог отрицать очевидного – когда он сидел на корточках рядом с Оливией, внутри его что-то шевельнулось. Что-то жаркое и опасное. Она пахла солнцем и землей, а ее глаза, синие и ясные, как утреннее небо, смотрели на него доверчиво и с надеждой. И ему это понравилось.

«Идиот! Вообразил, что демон может обладать ангелом? Вряд ли. Кроме того, она явилась сюда, чтобы повеселиться, а ты, друг мой, настолько далек от веселья, насколько может быть мужчина».

– Аэрон!

Ну, наконец-то. Хоть какие-то новости. С облегчением выбросив мысли об Оливии из головы, Аэрон резко обернулся и увидел Торина. Тот стоял, прислонившись плечом к стене, скрестив руки на груди и хитро улыбаясь.

Достаточно одного прикосновения Торина, хранителя демона Болезни, к коже другого живого существа, чтобы несчастный скончался от чумы. Именно поэтому Торин постоянно носил перчатки, защищающие окружающих.

– Очередной Владыка Преисподней запирает женщину у себя в спальне, мучительно пытаясь решить, что же с ней дальше делать, – насмешливо заметил Торин.

Не успел Аэрон ответить, как перед его мысленным взором начали появляться картинки. Вот Торин с решительным выражением лица заносит клинок. Затем клинок опускается… пронзает сердце жертвы… и выходит наружу, испачканный кровью.

Смертный мужчина, которого Торин заколол ножом, безжизненной массой падает на землю. Мертвый. На его запястье виднеется татуировка в виде перевернутой восьмерки – символ бесконечности и метка охотников. Он не нападал на Торина, даже не пытался. Они просто пересеклись на улице, почти четыреста лет назад, когда повелитель демона Болезни покинул крепость, чтобы наконец встретиться с любимой женщиной, но, заметив клеймо на запястье мужчины, напал первым.

Для Ярости этот поступок жесток и необоснован. А значит, Торин заслуживает наказания.

Аэрон много раз видел именно этот эпизод, и всегда ему приходилось сдерживаться. Вот и сейчас случилось то же самое. Его пальцы против воли сжали рукоятку кинжала, нахлынуло мучительное желание пронзить им Торина, как тот когда-то сделал с охотником.

«Я поступил бы точно так же! – мысленно прокричал он своему демону. – Убил бы того охотника без всяких разбирательств. Так что Торин не заслуживает наказания».

Ярость зарычал.

«Спокойствие!» Аэрон разжал пальцы и опустил руку вдоль тела.

– Демон хочет на меня напасть? – будничным тоном поинтересовался Торин.

Друзья хорошо знали Аэрона.

– Да, но не волнуйся. Я контролирую ублюдка.

Ему показалось, что демон насмешливо фыркнул.

Чем больше он сдерживал Ярость, тем сильнее тот понукал его наказывать окружающих за их проступки. Наконец эта потребность захватывала Аэрона целиком, и тогда он срывался и летел в город чинить безжалостное возмездие за малейшие прегрешения всем, кто попадался под руку.

Припадки необузданной мести и стали причиной, по которой Аэрон покрыл свое тело татуировками. Будучи бессмертным, который необычайно быстро исцеляется, ему пришлось подмешать в чернила экстракт амброзии, чтобы изображения не сходили с кожи. Процедура оказалась весьма болезненной, будто бы он впрыскивал себе в вены жидкий огонь. Сожалел ли он об этом? Черт подери, нет. Всякий раз, глядя на себя в зеркало, Аэрон вспоминал о своих страшных деяниях и понимал, что если не поостережется, то это может повториться.

Кроме этого, татуировки служили напоминанием о людях, которых он незаслуженно лишил жизни. Иногда это облегчало Аэрону тяжесть вины. А иногда помогало приглушать неумеренную гордость силой своего демона.

– Уверен, что контролируешь его?

– Что? – спросил Аэрон, очнувшись от своих мыслей.

Торин снова усмехнулся.

– Я спросил, уверен ли ты, что контролируешь своего демона? Ты часто моргаешь, а твои глаза светятся красным.

– Я в порядке.

В отличие от Оливии его голос звучал неискренне. В нем явно слышалась фальшь.

– Я тебе верю. Честно. Итак… вернемся к нашему разговору? – спросил Торин.

О чем они говорили, когда он отвлекся? Ах да.

– Ты, без сомнения, явился сюда вовсе не затем, чтобы сравнивать меня с теми нашими друзьями, кто обрел вторые половинки. Я едва ли похож на влюбленных идиотов, в которых они превратились, стоило им привести в крепость женщин.

– И этой фразой ты мне целых три шутки испортил. Эх, с тобой не повеселишься.

О том же подумал и Аэрон, когда Оливия упомянула про три своих желания. По непонятной причине подтверждение догадки его расстроило.

– Торин, ближе к делу, пожалуйста.

– Хорошо. Твой ангел уже создал проблему. Некоторые из нас хотят от нее избавиться, другие – оставить здесь. Я поддерживаю вторую команду и считаю, что стоит привлечь ее на свою сторону, прежде чем из-за тебя она нас всех возненавидит и начнет помогать нашим врагам.

– Держись от нее подальше.

Аэрону не хотелось и близко подпускать Торина к Оливии. Благодаря своим белокурым волосам, черным бровям и зеленым насмешливым глазам этому красавчику даже не нужно было прикасаться к женщине, чтобы завоевать ее.

Торин закатил глаза.

– Болван! Тебе следовало бы благодарить меня, а не угрожать. Я как раз и пришел сказать, чтобы ты ее спрятал. Потому что Уильям тоже выступает за то, чтобы она осталась, так как планирует сам заняться ее обольщением.

Уильям. Бессмертный, помешанный на сексе. Черные волосы и голубые глаза, еще более порочные, чем у Торина. Высокий, мускулистый и необузданный воин, скрывающий под одеждой совершенно особые татуировки: крест над сердцем и карта сокровищ на спине, если память Аэрону не изменяет. Карта сокровищ тянется вдоль ребер, спускаясь ниже поясницы прямиком к «зоне развлечений».

По словам смертных женщин, Уильям – настоящий силач и любитель поразвлечься.

Оливии он, пожалуй, понравился бы.

Аэрону вдруг захотелось впечатать Уильяма в стену, чтобы подпортить его смазливую мордашку. Раньше у него никогда не возникало такого желания, хотя Ярость настойчиво требовал наказать бессмертного, разбив его сердце на сотни кусочков так же, как он поступил с сотнями женщин. Правда, Ярость хотел, чтобы Аэрон вершил правосудие с помощью кинжала.

Он всегда сопротивлялся желаниям своего демона, потому что ему нравился Уильям, который, хоть и не являлся настоящим Владыкой, в бою никогда не подводил. И не останавливался даже перед убийством.

«В отсутствие Легион тебя так и тянет подраться, вот и все». Да уж. Он явно балансирует на грани.

– Спасибо, Торин, что предупредил насчет Уильяма, – сказал Аэрон, стараясь, чтобы голос его прозвучал насмешливо. – Едва ли Оливия задержится здесь надолго, так что никто не успеет ее очаровать.

– Уильям, несомненно, ответил бы тебе, что ему хватит и нескольких секунд.

«Не реагируй». Хотя, окажись сейчас Уильям поблизости, Аэрон с удовольствием «случайно» потерял бы контроль над демоном Ярости, позволив ему наконец добраться до бессмертного.

Ярость одобрительно заурчал.

– И вот еще что, – добавил Торин, вновь привлекая его внимание. – Раз уж мы заговорили о помешанных на сексе, то Парис просил передать тебе, что сегодня Люсьен телепортирует его в город на поиски женщины. И оставит там до утра.

– Хорошо.

Оставалось надеяться, что захлестнувшее Аэрона чувство облегчения не имеет ничего общего с тем фактом, что Парис будет находиться далеко от Оливии.

– Люсьен обнаружил какие-нибудь следы охотников, пока был там?

– Не-а. Ни на холме, ни в Буде.

– Хорошо, – повторил Аэрон, снова принявшись расхаживать по коридору из угла в угол. – А как насчет темноволосой женщины?

– Ничего, но Парис пообещал продолжить ее поиски. Как только восстановит силы, разумеется. Кстати, об утрате сил. Парис упомянул, что ангел ранен. Хочешь, я попрошу кого-нибудь привести доктора?

На их языке «привести» означало «похитить».

– Нет. Она сама исцелится.

Некоторое время назад Владыки пытались заручиться услугами постоянного доктора, но тщетно. Теперь из-за беременности Эшлин вопрос встал крайне остро. Никто не знал, кем будет ребенок – смертным или демоном, – поэтому врача следовало выбирать крайне осторожно.

Охотники, как недавно выяснилось, годами скрещивали смертных и бессмертных, выводя расу детей-полукровок в надежде создать непобедимую армию. Ребенок демона Насилия стал бы ценным призом, который мечтает заполучить любой охотник. А ненадежный доктор с легкостью передаст секреты Владык их врагам.

Торин сочувственно покачал головой, словно Аэрон слишком глуп, чтобы мыслить здраво.

– Ты уверен, что она сама исцелится? Ее же вышвырнули с небес.

– Нас тоже вышвырнули с небес, но мы выздоравливаем так же быстро, как и прежде. Даже можем отрастить новые конечности.

Чем сейчас и занимается Гидеон, одержимый демоном Лжи. Во время последней стычки с охотниками воина поймали и жестоко пытали, чтобы выудить информацию, которую, впрочем, он так и не раскрыл. В отместку охотники отсекли ему обе руки.

Гидеон все еще прикован к постели, постепенно становясь для всех большой занозой в заднице.

– Интересная мысль, – сказал Торин.

В этот момент из спальни Аэрона раздался женский крик.

Аэрон замер на месте, а Торин оттолкнулся от стены и выпрямился. Когда крик раздался снова, оба уже бежали к комнате, хотя Торин значительно отставал. Рывком распахнув дверь, Аэрон первым ворвался в спальню.

Оливия по-прежнему лежала на животе, но теперь металась по кровати. Ее веки были смежены, а под глазами, помимо отбрасываемых ресницами теней, появились синяки. Спутанные темные волосы рассыпались по плечам.

Ее платье, очевидно, само себя вычистило, и следы крови почти исчезли. Однако на том месте, где могли бы начать расти крылья, появились два новых ярко-красных пятна.

Оливию терзали демоны.

Она чувствовала, как их клыки впиваются в кожу, жалят, рвут тело на части. Ощущала покрывавшую их чешуйчатые тела липкую слизь и обжигающее смрадное дыхание. Слышала ликующий смех, от которого ее мутило.

– Смотри-ка, что я нашел, – захихикал один.

– Красивый ангелочек свалился прямо к нам в руки, – фыркнул другой.

В воздухе витали хлопья серы и трухи, а ноздри, когда Оливия попыталась вдохнуть, заполнило зловоние. Ее только что низвергли с небес. Облака расступились у нее под ногами, и она полетела вниз… вниз, в неизвестность, отчаянно молотя руками и ногами, пытаясь за что-то зацепиться, как-то замедлить падение… Потом наконец увидела землю, но и та разверзлась, и адское пламя поглотило ее целиком.

– Это ангел-воитель. У нее золотые крылья.

– Уже нет.

Ее потянули за крылья с удвоенной жестокостью. Оливия пиналась, билась и даже кусалась, пытаясь вырваться, чтобы убежать и спрятаться, но ее усилия пропали даром – демонов было слишком много, да и неровная каменистая местность была ей незнакома, так что вряд ли она сумела бы скрыться. Сухожилия крыльев начали рваться, и обжигающая боль охватила все ее существо, поглощая сознание, пока в голове не осталась одна-единственная мысль: лучше умереть, только бы эти пытки прекратились.

«Пожалуйста. Дайте мне умереть».

Перед глазами закружились звезды, и это было единственное, что она еще могла видеть. Все остальное погрузилось во тьму. Тьма – это хорошо, это желанно! Но вокруг по-прежнему звучал смех, и ее продолжали тянуть за крылья. У Оливии закружилась голова, желудок скрутила тошнота.

Почему она не умерла? Затем одно из крыльев отделилось от тела, и Оливия закричала от сильнейшей боли, переросшей в настоящую агонию. Даже смерть не прекратит этих страданий, и они будут преследовать Оливию и в загробной жизни.

За первым быстро последовало второе крыло, и она все кричала, кричала и кричала. Клыки разрывали ее одежду, сильнее повреждая кожу, впиваясь в свежие раны на спине. Наконец ее вырвало райскими фруктами, которые она ела этим утром.

– Теперь ты уже не такая миленькая, как раньше, а, воительница?

Чьи-то руки стиснули ее, касаясь там, где никто прежде не касался. Слезы катились по ее щекам, пока она, беспомощная, лежала на земле. Вот и все. Теперь она точно умрет. Наконец-то. Потом сквозь окружающее ее море тьмы пробилась мысль: она отказалась от своей прекрасной жизни только для того, чтобы умереть в аду, так и не узнав настоящей радости и не побывав в объятиях Аэрона. Нет. Нет!

«Ты сильная. Борись же!» Да. Да! Она сильная. Она будет бороться. Она будет…

– Оливия!

Хорошо знакомый суровый голос проник в сознание, мгновенно вытеснив ненавистные воспоминания, боль и скорбь. Оставив лишь решимость.

– Оливия, проснись!

С некоторым облегчением она осознала, что это всего-навсего кошмарный сон. Людям довольно часто снятся страшные сны. Но нет, этот кошмар – не просто видение, а напоминание о времени, проведенном в аду.

Оливия поняла, что все еще мечется по кровати. Спина горит огнем, покрытое синяками тело болит, мышцы сводит судорогой. Она с трудом разлепила веки, заставляя себя успокоиться. Она задыхается, вжатая в матрас грудь быстро поднимается и опадает, а воздух обжигает ноздри и горло, будто туда попадает кислота. От струящегося по коже пота платье намокло и прилипло к телу. Благословенное оцепенение, ощущаемое ею раньше, полностью исчезло, и теперь чувства обострились до предела.

Смерть, пожалуй, стала бы лучшим выходом.

Аэрон снова сидит возле кровати на корточках и смотрит на нее. Еще один мужчина – Оливия вспомнила, что его зовут Торин, – стоит позади Аэрона и смотрит на нее безумными зелеными глазами.

«Демон», – подумала Оливия. Торин демон. Как и те, кто вырвал ей крылья. Кто дотрагивался до ее тела и мучил ее.

Пронзительный крик вырвался из ее больного горла. Ей нужен Аэрон, только Аэрон, потому что остальным она не доверяет. Не хочет, чтобы кто-то другой видел ее сейчас. Особенно демон. То, что сам Аэрон одержим демоном Ярости, ничего не меняет. Для нее он остается просто Аэроном. Но все, о чем Оливия сейчас могла думать, глядя на Торина, – это чешуйчатые лапы, щиплющие ее соски и проникающие между ног. Страшно представить, что натворили бы эти лапы, не начни она сопротивляться.

Сопротивляться! Вот именно! Оливия попыталась пнуть Торина, но проклятая нога бессильно упала на кровать – мышцы слишком напряжены и отказываются нормально функционировать. Она совершенно беспомощна. Опять. Всхлип смешался с криком, горло сдавило, и Оливия попыталась встать с кровати и броситься в объятия Аэрону, но слабое тело по-прежнему отказывалось повиноваться.

– Пусть он уйдет, пусть уйдет, пусть уйдет, – снова и снова выкрикивала она, зарывшись лицом в подушку. Ей было больно даже смотреть на второго Владыку. Она сразу поняла, кто он, но не знала его так хорошо, как Аэрона. И не хотела его, как Аэрона.

Аэрона, который может помочь ей, как каждую ночь помогает своему другу Парису. Аэрона, который может защитить ее, как защищал свою маленькую Легион. Аэрона, который одним своим свирепым видом отпугнул ее ночные кошмары.

Сильные руки легли ей на плечи и удерживали, не давая снова начать метаться по постели.

– Ш-ш-ш, тише. Тише. Успокойся, а то поранишься еще больше.

– Что происходит? – спросил Торин. – Могу я чем-нибудь помочь?

Нет. Нет-нет-нет. Демон все еще здесь.

– Пусть он уйдет! Заставь его уйти. Сейчас же! Немедленно!

– Я не причиню тебе вреда, ангел, – мягко сказал Торин. – Я здесь, чтобы…

Клокочущая внутри Оливии истерика грозила вот-вот вырваться на свободу, целиком поглотить ее разум.

– Пусть он уйдет! Пожалуйста, Аэрон, пусть он уйдет! Пожалуйста!

Низкий рык вырвался из горла Аэрона.

– Проклятье, Торин, выметайся отсюда к чертям собачьим. Она не успокоится, пока ты здесь.

Послышался тяжелый вздох, в котором звучала печаль, затем, слава богу, раздался звук удаляющихся шагов.

– Постой, – окликнул Торина Аэрон, и Оливии снова захотелось закричать. – Телепортировался ли Люсьен на днях в Штаты, как планировал, чтобы купить тайленол для женщин?

– Насколько мне известно, да, – ответил Торин.

«Они еще и беседуют? Сейчас?»

– Пусть он уйдет! – завопила Оливия.

– Принеси мне несколько таблеток! – проревел Аэрон, перекрикивая ее.

Дверь со скрипом отворилась. Наконец-то демон уходит – но он вернется с человеческим лекарством. Оливия захныкала. Она не в состоянии пережить это еще раз. Она и так едва не умерла от страха.

– Просто забрось пузырек в комнату, – добавил Аэрон, будто прочтя ее мысли.

«Благодарю тебя, милостивый Бог на небесах». Дверь со щелчком закрылась, и Оливия с облегчением откинулась на матрас.

– Он ушел, – мягко сказал Аэрон. – Теперь здесь только ты и я.

Она так сильно дрожала, что кровать под ней тряслась.

– Не покидай меня. Пожалуйста, только не покидай меня.

Своей мольбой Оливия лишний раз показывала, насколько слаба, но ей было все равно. Она нуждается в Аэроне.

Он пригладил влажную от пота прядь волос у нее на виске. Его прикосновение оказалось таким же мягким, как и голос. Аэрон, которого она знает, не стал бы говорить с ней так ласково и дотрагиваться до нее с такой нежностью. В эту перемену почти невозможно поверить. Почему же он изменился? Почему обращается с ней так же, как со своими друзьями, хотя она, по сути, для него чужая?

– Раньше ты просила, чтобы я тебя обнял, – сказал он. – Ты по-прежнему этого хочешь?

– Да.

О да. Не важно, в чем причина подобной смены настроения. Сейчас он здесь и собирается дать ей то, о чем она так долго мечтала.

Медленно и осторожно, стараясь не толкнуть, Аэрон сел на постель, а потом лег рядом. Оливия пододвинулась к нему так, чтобы положить голову на его сильное горячее плечо. Это движение причинило ей боль и отняло последние силы, но быть рядом с ним и наконец коснуться его… оно того стоило. Ведь именно за этим она сюда и пришла.

Аэрон положил руку ей на поясницу, стараясь не задеть раны на спине.

– Почему ты не исцеляешься, Оливия? – спросил он, касаясь теплым дыханием ее лба.

Ей нравилось, как Аэрон произносит ее имя, – и как молитву, и как мольбу одновременно.

– Я же тебе сказала, меня изгнали с небес. Теперь я полностью человек.

– Полностью человек, – повторил он, напрягшись. – Нет, такого ты мне не говорила. Я бы тогда принес тебе лекарство гораздо раньше.

В голосе его звучала вина. Вина и страх. Оливия не поняла, что его испугало, но была слишком измотана, чтобы спрашивать. А затем и вовсе забыла об этом, когда в центре комнаты засиял янтарный свет, разрастаясь, становясь все больше… и больше… сверкая так ярко, что ей пришлось зажмуриться.

Из сияния материализовалась фигура крупного мускулистого мужчины в белом одеянии, очень похожем на ее собственное. Затем стали видны светлые волосы, ниспадающие на могучие плечи. При виде глаз цвета жидкого оникса и бледной кожи Оливия ощутила легкий укол вины. Последними появились сверкающие крылья из чистого золота.

Оливия хотела приветственно помахать рукой, но смогла лишь слабо улыбнуться. Милый Лисандр все же пришел утешить ее, пусть и в воображении.

– Я снова вижу сон. Но этот мне нравится.

– Ш-ш-ш, тише, – прошептал ей Аэрон, – я здесь.

– И я тоже. – Лисандр окинул комнату взглядом, и его губы скривились от отвращения. – К сожалению, это не сон. – Он, как всегда, говорил правду, и его голос звучал так же уверенно, как когда-то и у самой Оливии.

Неужели это происходит наяву?

– Я же теперь человек и не должна тебя видеть.

В действительности то, что она его сейчас видит, идет вразрез с правилами. Если только Бог не решил ее вознаградить. Но это маловероятно, принимая во внимание то, что она отвергла свое наследие.

Лисандр смотрел ей в глаза – так пронзительно, будто заглядывал прямо в душу.

– Я подал прошение Совету от твоего имени. Они согласились дать тебе еще один шанс. Так что часть тебя по-прежнему ангельская и останется таковой на протяжении следующих четырнадцати дней. В течение этого срока ты имеешь право передумать и вернуться на свое законное место.

Шок поразил ее, точно удар молнии, обжигающий и испепеляющий.

– Я не понимаю. – Еще ни один падший ангел не удостаивался второго шанса.

– Нечего тут понимать, – сказал Аэрон, все еще пытаясь успокоить ее. – Я с тобой.

– Я ведь один из Семерых Избранных, Оливия. Поэтому, когда я попросил для тебя четырнадцать дней, тебе их дали. Это время ты можешь провести здесь… насладиться жизнью. А потом нужно вернуться назад. – В голосе Лисандра звучала обида на ученицу за то, что она не догадалась о полагающихся его статусу привилегиях.

Она уловила также и нотки надежды, опечалившие ее. Выбрав Аэрона, она сожалела лишь о том, что причинила боль Лисандру, этому удивительному воителю. Ведь он любит ее и желает ей только добра.

– Мне жаль, но я не передумаю.

Такой ответ ошеломил Лисандра.

– Даже когда этого бессмертного у тебя отнимут?

Оливия едва сдержалась, чтобы не заплакать от страха. «Я не готова потерять его». Но она так слаба, что ничем не может помочь Аэрону, и знает об этом.

– Потому ты…

– Нет-нет, успокойся. Я пришел сюда не для того, чтобы его убить. – Он не сказал «пока», но это подразумевалось само собой. – Если ты решишь остаться, то нового палача выберут по истечении отведенных тебе четырнадцати дней.

Что ж, значит, она проведет с Аэроном две недели. Не больше и не меньше. Этого должно быть достаточно, чтобы запастись воспоминаниями на всю оставшуюся жизнь. Если, конечно, удастся убедить Аэрона оставить ее в крепости. Он ведь такой упрямый…

Оливия вздохнула.

– Спасибо, – сказала она Лисандру. – За все. Ты не обязан был это делать для меня.

Наверняка за подобную уступку ему пришлось яростно повоевать с Советом, хоть он и один из Семерых Избранных. Однако он добился своего, подарив Оливии возможность насладиться столь желанными радостями обычной жизни и страстью, прежде чем она снова займет свое место в раю. Она не стала говорить Лисандру, что не вернется ни при каком исходе.

Вернись она через четырнадцать дней, ей опять поручат убить Аэрона, и она, как и прежде, не сможет это сделать.

– Я люблю тебя. Надеюсь, ты это знаешь. И не важно, что будет дальше.

– Оливия, – произнес явно сбитый с толку Аэрон.

– Он не может ни видеть, ни слышать, ни чувствовать меня, – пояснил Лисандр. – Сейчас он понял, что ты говоришь не с ним, и думает, будто у тебя галлюцинации от боли. – Наставник шагнул к кровати. – Должен тебе напомнить, Лив, что этот мужчина – демон. И олицетворяет собой все то, против чего мы боремся.

– Как и твоя женщина.

Лисандр расправил широкие плечи и вздернул подбородок. Упрямый воитель ее Лисандр. Как и Аэрон.

– Бьянка не нарушала наших законов.

– Даже если бы и так, ты все равно захотел бы остаться с ней. Ты нашел бы способ, как это сделать.

– Оливия? – повторил Аэрон.

Лисандр не обратил на него внимания.

– Почему ты предпочла смертную жизнь с ним, Оливия? Ради нескольких минут в его объятиях? Это принесет тебе лишь страдания и разочарование.

И снова в его словах прозвучала непреложная истина. Ложь в их мире не допускается. «Теперь это только его мир», – печально подумала она. Тем не менее ей не хотелось верить Лисандру. Здесь она может делать то, чего так отчаянно желала. Она не только получила возможность жить, как смертные, но и чувствовать так же, как они.

Дверь спальни открылась, спасая ее от необходимости отвечать, в комнату влетел маленький пластиковый пузырек и приземлился на пол рядом с обутыми в сандалии ногами Лисандра.

– Вот лекарство! – крикнул Торин и захлопнул дверь, прежде чем Оливия успела снова раскричаться.

Аэрон хотел было подняться, но Оливия навалилась на него всем весом, удерживая на месте.

– Нет, – проговорила она, морщась от очередной вспышки боли. – Останься.

Он мог бы оттолкнуть ее, но не стал.

– Мне нужно взять таблетки. Они облегчат твою боль.

– Позже, – сказала она.

Теперь, узнав нежность прикосновений Аэрона, тепло его тела, успокаивающие объятия, Оливия не хотела разлучаться с ним. Даже на миг.

Сначала ей показалось, что он проигнорирует ее просьбу, но спустя мгновение он расслабился и обнял ее крепче. Оливия довольно вздохнула и снова посмотрела в жесткие глаза Лисандра. Он хмурился.

– Вот почему, – обратилась она к нему.

Ангелы друг друга не обнимают. Наверняка могли бы, если б захотели, но никогда так не делают. Зачем бы им это понадобилось? Они ведь считают друг друга братьями и сестрами, и физическому желанию в этих отношениях нет места.

– Что «вот почему»? – спросил Аэрон, по-прежнему сбитый с толку.

– Вот почему ты мне нравишься, – честно ответила она.

Он напрягся, но промолчал.

Прищурившись, Лисандр плавным движением расправил крылья, и их золото засверкало в лунном свете. Одно перо упало на пол.

– Поправляйся, милая, а потом я вернусь. Тебе здесь не место. Со временем ты это тоже почувствуешь.