Текст книги "Американская грязь"

Может, она просто еще не готова. Лидия знала о стадиях принятия горя и в тот момент переживала отрицание. Не в силах смириться, она пыталась оживить в памяти лицо Себастьяна, тот ланч в кафе за маленьким столиком, мальчишескую осанку, появившуюся после первого бокала вина. Они смеялись, и Себастьян многозначительно поглядывал на ее грудь, поглаживал под столом ее бедро, спрашивал, не хочет ли она пораньше вернуться в магазин, чтобы вместе «провести инвентаризацию». Но в жарком, влажном воспоминании, которое следовало затем, Лидия не смогла вызвать лицо Себастьяна. Необратимое отсутствие мужа ощущалось как темный, всепоглощающий ужас.

Открыв глаза, Лидия удивилась тому, как высоко стоит солнце, и несколько мгновений не могла понять, где находится. Лука уже не спал и смотрел на нее ясным взглядом своих черных глаз, обрамленных липкими от сна ресницами. Чувствовался запах горячей еды, в отдалении слышалось бряцанье вилок о посуду.

– Пойдем перекусим, – сказала Лидия.

Она села, но потом склонилась и дотронулась губами до теплой щеки сына. Это давало такое утешение, что несколько мгновений она просто лежала, чувствуя под пальцами его нежную кожу.

Неожиданно Лука подскочил и ощупал голову, чтобы убедиться в том, что он и так уже знал: папиной бейсболки там не было. Теперь мальчик не снимал ее даже на ночь, а когда приходилось принимать душ, отдавал кепку Мами. Ей запрещалось выпускать ее из рук. И надевать тоже – потому что ткань должна была сохранять точно такой же запах: смешанный запах Луки и Папи, который, к удовольствию мальчика, со временем не улетучивался, а становился только острее. Может, от них с Папи пахло одинаково, так что Лука мог еще больше укрепить этот запах. Крайне важно было не подмешать ненароком новых составляющих, чтобы не нарушить чистоту аромата. Должно быть, бейсболка упала у него с головы прошлым вечером, когда он спал или бегал туда-сюда в туалет.

– Не волнуйся, mijo, – сказала Лидия, садясь в постели следом за сыном.

Она сразу догадалась, что именно ищет Лука. В ту же секунду мальчик выскочил из теплого гнездышка на нижней койке и взобрался на верхнюю, чтобы хорошенько там все обыскать. Пока он рылся под простынями, каркас кровати натужно скрипел. Наконец сверху раздался вздох облегчения, и в победном жесте Лука свесил на вытянутой руке красную бейсболку.

В лагере было очень много jóvenes – подростков, но всего несколько детей помладше, и за завтраком все они сидели вместе, за круглым столом в центре главного зала. Увидев на пороге Луку, одна маленькая девочка подбежала к нему и увела за локоть к свободному месту. Лидия собрала завтрак – одну тарелку для сына, одну для себя – и села за соседний столик, рядом с двумя другими женщинами. Их звали Нели и Хулия – обе чуть старше двадцати, обе из Гватемалы. Нели была коренастая и полненькая, с кудрявыми волосами, Хулия – стройная, темнокожая, с миндалевидными глазами. Когда они представились, Лидия кивнула и вежливо улыбнулась, но не стала поддерживать разговор, страшась собственного голоса, страшась выдать себя каким-нибудь непредвиденным образом: акцентом, оборотом речи, машинальным жестом. Она не прикасалась к золотым колечкам на груди. Нели и Хулия заметили ее осторожность и сразу все поняли. И не стали на нее давить. Опустив взгляд в тарелку, Лидия прикрыла на мгновение глаза и перекрестилась. Женщины продолжали свою беседу.

– Она что же, даже не собиралась никому рассказывать? – спросила Нели. – Дай Бог ей здоровья.

– Она сказала, что не хотела поднимать шум. Повезло, конечно, что в тот момент я как раз оказалась в коридоре, – ответила Хулия. – Я видела все своими глазами! Видела, что он с ней делал. Я его прогнала и сразу побежала к падре.

– А он что?

Нели хотелось знать все подробности. Ела она неторопливо: осторожно рвала свою тортилью на маленькие кусочки, которые затем по одному отправляла в рот.

– Ой, падре – молодец, он тут же погнал этого бандита с койки. Отправил его с вещами на выход.

– Ну и ну, а я все проспала! – Судя по всему, Нели расстроилась. – Я слышала, он едва не устроил драку.

В дальнем углу зала, уставив глаза в тарелку, сидела главная участница скандала: шестнадцатилетняя девочка из Сан-Сальвадора. Ее плечи опустились так низко, что казалось, будто тело пытается само себя проглотить. Лидия тщательно пережевывала еду, хотя мягкий омлет того не требовал. Но ей хотелось чем-то занять свой рот. К их столику подошла еще одна девушка и указала на свободное место рядом с Лидией. Нели махнула рукой, давая понять, что место не занято; девушка поставила свою тарелку и отодвинула стул. На ней была розовая юбка и шлепанцы, а в волосах, заплетенных в две косички, пестрела разноцветная лента. Уже по ее одежде было многое понятно, но тяжелый акцент не оставлял никаких сомнений: девушка была туземкой. Пока она усаживалась на свое место, Нели и Хулия украдкой переглядывались. Улыбнувшись, девушка представилась – звали ее Ишчель, – но ее соседки не прервали своего разговора и едва заметно отстранились от нее. В прошлой жизни Лидия непременно попыталась бы компенсировать подобную грубость улыбкой и добрым словом. Может, даже сделала бы провинившимся замечание. Лидия видела: эти гватемалки выказали пренебрежение под влиянием предрассудков, потому что девушка была индиа – представительница коренного народа. Но хоть Лидия вполне справедливо возмутилась, излишняя любезность могла бы поставить ее под удар. Поэтому она продолжала смотреть в тарелку, молча набивая свою тортилью омлетом.

– Вчера вечером после ужина я видела их вместе, – сказала Хулия. – Я заметила, как он на нее смотрел, и решила, что они, наверное, пара. Но после того, что случилось позже, стало очевидно, что заинтересован только он.

– А она пыталась от него отбиться? – спросила Нели, отправив в рот кусочек белой тортильи.

– Хуже того, она попыталась, но потом, похоже, сдалась. – Хулия печально покачала головой, но в ее голосе звучала злоба. – Словно знала, что если уж он решил, то она ничего поделать с этим не сможет. Qué chingadera[54]54
  Хрень какая-то (исп.).


[Закрыть].

– Их надо кастрировать, всех и каждого, – подытожила Нели, тряхнув черными кудрями.

Хулия бросила взгляд на юную девушку, сидевшую в другом конце зала.

– И ведь такая красивая, – заметила она. – Поездка у нее будет не из легких.

Нели кивнула:

– Да уж. Придется часто использовать куэрпоматико.

– Что использовать? – спросила Ишчель.

– Куэрпоматико, – повторила Нели.

Ишчель покачала головой. Конечно, она говорила с акцентом, но знала испанский прекрасно и все же этого слова никогда прежде не слышала. Может, это сленг? Или гватемалки его придумали? Лидия такого слова тоже не знала.

– Ты не знаешь, что это такое? – спросила Хулия.

Ишчель снова покачала головой. Лидия слушала разговор, глядя на Луку, сидевшего за соседним столиком.

– А я думала, все гватемалки знают, – сказала Нели, бросив на тарелку последний кусочек размякшей тортильи.

– И сальвадорки, и гондураски. – Хулия отодвинула в сторону свою тарелку и, опершись на локти, прильнула к центру стола. – Это значит, что твое тело как банкомат.

Лидия попыталась сглотнуть, но пережеванные омлет и тортилья превратились у нее во рту в плотный комок. На ее вилке лежал рис, на одном из зубчиков торчал хрустящий кружок жареного банана. Вилка зависла над столом.

– Так расплачиваются, чтобы добраться до севера, – сказала Нели.

Прошло несколько мучительных секунд, но потом Ишчель вновь обрела голос и подобрала знакомое испанское слово. La violación.

– Изнасилование? Это плата?

Обе женщины взглянули на нее с непониманием. Они не могли поверить, что для кого-то это еще было новостью. Она что, все это время прожила в глухом лесу?

– Мамочки, да как же ты сюда угодила? – спросила Нели, а потом снова сосредоточила внимание на еде.

Ишчель ничего не ответила. Тогда Хулия наклонилась к ней и тихо произнесла:

– Я уже заплатила дважды.

Это признание, обращенное к девушке, от которой Хулия только что воротила нос, прозвучало настолько неожиданно, что Лидия, сама того не желая, издала какой-то гортанный звук. Звук страдания. Все три женщины обратили взгляды на Лидию; отпив из стакана фруктового пунша, та положила по-прежнему полную вилку на край тарелки.

– А что насчет тебя? – Хулия вновь повернулась к Нели. – Ты уже платила?

– Пока нет, – угрюмо ответила та.

– А ты?

Все выжидательно смотрели на Лидию.

Та покачала головой.

К столику, за которым сидел Лука с другими детьми, подошла улыбающаяся девушка.

– Кто хочет посмотреть кукольное представление? – спросила она.

Маленькая девочка рядом с Лукой подскочила со стула, вскинув руки.

– Я! Я! – закричала она.

– Замечательно! Нам нужно много помощников!

– Говорят, он был sicario.

Услышав это, Лидия вновь обратилась к собственному столу.

– Что? – неожиданно для себя самой спросила она.

– Так говорят. – Хулия пожала плечами. – В следующий раз им стоит подумать головой, прежде чем пускать сюда наркодилера.

– Но он сказал падре, что завязал, – вступилась Нели. – Сказал, что в картель его завербовали, когда он был еще ребенком, и что у него не было выбора. Знаешь ведь, как это бывает. Он этим был сыт по горло, и решил поехать на север.

– А какой картель? – спросила Ишчель, потому что, как и многие другие, в силу личных обстоятельств боялась одного определенного картеля больше, чем остальных.

– Да какая разница? – ответила Нели. – Все они одинаковые. Животные, animales.

– Неправда, – настаивала Хулия. – Некоторые намного хуже других.

Нели состроила недоверчивую гримасу, но спорить не стала.

– Вот, например, «Лос-Хардинерос», – продолжала Хулия. – Я слышала, они пожертвовали деньги, чтобы построить в Акапулько новую больницу для раковых больных.

Лидия резко втянула носом воздух, а Нели лишь пренебрежительно отмахнулась.

– Так они подкупают людей, – отрезала она. – Обыкновенная пропаганда.

– Возможно, в данном случае их мотивы не так уж и важны, – заметила Хулия. Она подалась вперед, замкнув собой плотное кольцо из четырех женщин, и перешла на шепот, назвав картель, который нельзя называть: – В «Лос-Сетас» скармливают людям их собственные части тела. «Лос-Сетас» подвешивает младенцев на мостах.

Лидия прикрыла рот рукой. Ее пальцы похолодели и одеревенели; сидевшая рядом Ишчель перекрестилась. Теперь Лидия должна задать вопрос, но беспечным, безразличным тоном.

– Так тот парень, которого выгнали прошлой ночью, – из какого картеля он был?

Хулия пожала плечами:

– Не знаю. Но если он действительно хочет покончить со старым, ему надо бежать. Далеко и побыстрее, да? Таких ребят так просто не отпускают.

Лидия отставила тарелку в сторону. «Далеко и побыстрее», – повторила про себя она. Некоторые вещи предельно просты.

14

Когда от верной гибели их отделяли шесть дней и 282 мили, Лидия с сыном покинули Уэуэтоку и вновь отправились на север по следу Зверя. Размышляя о том, как им удалось выжить в последнюю неделю и убежать так далеко от Акапулько, Лидия чувствовала, что ее мозг зажимает в тиски. Потому что она понимала: за эти шесть дней она принимала как хорошие, так и плохие решения, и в конце концов лишь благодаря милости Божьей ее неудачные решения не привели к катастрофе. Эта мысль лишала ее сил. Лидия не могла придумать, как им взобраться на поезд, но именно это им требовалось сделать. Им требовалось уехать на этом поезде. Но пока они шли, еще можно было немного подумать. Перед отправлением из приюта они наполнили водой фляжки, но все же по пути зашли в небольшой придорожный магазин, где Лидия до отказа набила свой рюкзак разными закусками. В этом магазине привыкли к мигрантам, поэтому в продаже имелось все, что можно было легко унести с собой и съесть в дороге: орешки, яблоки, сладости, батончики мюсли, чипсы, вяленое мясо. Лидия набрала столько, сколько влезло в рюкзак. Еще она купила там шляпу – розовую, с белыми цветами на широких полях, – чтобы защитить от солнца шею. Ей подумалось об уродливой штуке, которой мама прикрывала голову, работая в саду: когда Лидия с Йеми видели мать в этой шляпе, они хихикали и дразнились.

– Вот вы смеетесь, – упрекала их та, – но именно благодаря этой шляпе у меня до сих пор такая кожа! Как у двадцатичетырехлетней девчонки!

На улице их снова ждала железнодорожная колея, растянувшаяся через мексиканский пейзаж, словно гигантский бобовый стебель, по которому мигранты карабкались наверх, а Лука и Лидия продвигались медленно: шаг за шагом, шпала за шпалой, листик за листиком. В небе ярко светило солнце, но было еще не слишком жарко. Мать с сыном держались за руки, потом потели и разъединялись, а затем повторяли все снова. Они выбрали самый западный маршрут: как уверяла встроенная карта Луки, хоть этот путь и длиннее остальных, но преодолевать его будет проще, если они пойдут пешком. Луку радовало, что Мами не требовала у него объяснений и просто положилась на его чутье, ведомая вперед лишь легким сжатием его ладони.

Лидия понимала, что решение отправиться в Денвер нецелесообразно, поскольку найти дядю Густаво может оказаться не так уж и просто. Abuela жаловалась, что, проведя столько лет на севере, ее младший брат превратился в гринго и никогда не вспоминал о прежней жизни. Наверняка Лидия знала вот что: ее дядя женился на белой женщине, стал зваться Гасом и открыл собственный бизнес в области строительства. То ли водопроводные трубы, то ли электричество. А что, если он сменил и фамилию тоже? Лидия никогда не видела его детей-янки – своих кузенов. Она даже не знала, как их зовут. Если она думала обо всем этом слишком долго, ее охватывала паника, поэтому она мысленно возвращалась к пошаговым, выполнимым действиям. Двигаться на север. Добраться до границы. Найти койота. Перейти на ту сторону. Сесть на автобус до Денвера. Там будут церкви. Там будут библиотеки, доступ в интернет, сообщества иммигрантов. Люди, которые захотят помочь. А сейчас надо было просто идти на север, на север. Туда, где Лука будет в безопасности.

Прошагав пару часов в северо-западном направлении, мать с сыном встретили двух сестер-подростков с одинаковыми радужными браслетами на тонких руках. Они сидели на мосту через железную дорогу и болтали ногами. Обе были очень красивы – та, что постарше, даже чересчур. Она безуспешно пыталась спрятать эту опасную красоту за мешковатой одеждой и сердитой гримасой. Та, что помладше, полулежала, опершись на свой пухлый рюкзак. Заметив Луку, девочки сели прямо. Строгое выражение исчезло с их лиц. Они хором охнули от умиления, какое юные девушки часто испытывают при виде детей.

– ¡Mira, qué guapo![55]55
  Посмотри, какой красавчик! (исп.)


[Закрыть] – пропела младшая сестра, обнаружив в речи какой-то незнакомый акцент.

– Такой милашка, – поддержала старшая.

У обеих была густая копна черных волос, твердо очерченные, выразительные брови, темные проницательные глаза, идеально ровные зубы, пухлые губы и щеки-яблочки. Но старшая сестра обладала чем-то неуловимым, поистине завораживающим. Раз взглянув на нее, Лука уже не мог оторвать глаз. То же произошло с Мами. Девочка была так прекрасна, что почти излучала свет, куда более яркий, чем краски окружающего ее мира. Тускло-серый бетонный мост, коричневатые тона шпал и земли, потерто-голубые мешковатые джинсы, огромная грязно-белая футболка и бесцветный небосвод – рядом с ней все это меркло. Она сверкала, затмевая все вокруг. Биологическая случайность. Чудо великолепия. Серьезная проблема.

– Oye, ¿dónde van, amigos?[56]56
  Эй! Куда идете, друзья? (исп.)


[Закрыть] – крикнула менее красивая девушка, когда Лука и Лидия проходили у нее под ногами.

– Туда же, куда и все, – ответила Лидия, взглянув на девочек из-под ладони. – На север.

Она сняла уродливую розовую шляпу и стала обмахиваться ею, как веером. У нее взмокла голова, потные волосы липли ко лбу.

– Мы тоже! – ответила девочка, болтая ногами. – У вас такой милый сын!

Лидия посмотрела на Луку: улыбаясь, тот разглядывал сестер. Такой искренней улыбки она не видела у него с того самого дня, когда они праздновали день рождения Йенифер.

– Меня зовут Ребека, а это моя сестра Соледад. – Девочка обратилась к Луке: – ¿Cómo te llamas, chiquito?[57]57
  Как тебя зовут, малыш? (исп.)


[Закрыть]

Лидия, уже привыкшая отвечать за безмолвного сына, открыла было рот, как вдруг…

– Лука! – ответил тот.

Его голос прозвенел чисто, как колокольчик, он ничуть не заржавел за столько дней бездействия. Лидия в изумлении захлопнула рот.

– Сколько тебе лет, Лука? – спросила Ребека.

– Мне восемь лет.

Сестры оживленно переглянулись, после чего та, что помладше, хлопнула в ладоши и сказала:

– Я так и знала! Столько же, сколько нашему двоюродному брату. Его зовут Хуанито. Он похож на тебя! Соле, правда они с Хуанито похожи?

Соледад Прекрасная не смогла сдержать улыбки.

– Правда, – подтвердила она. – Похожи, как близнецы.

– Хотите посмотреть на его фотографию? – спросила Ребека.

Лука взглянул на Мами, которая теперь с большой осторожностью заговаривала с незнакомыми людьми. Но эти девочки вернули ее сыну голос. Она кивнула.

– Поднимайтесь! – крикнула Ребека.

Из переднего кармашка на рюкзаке сестры она достала пачку фотографий, завернутую в тонкий пластиковый пакет, и стала их перебирать. Под присмотром матери Лука залез к девочкам на мост. Лидия попыталась оценить их местоположение, но увидеть что-либо с клочка земли, пересеченного железной дорогой, было не так-то просто, поэтому вслед за сыном она тоже полезла наверх по крутому песчаному холму. Оказалось, что сестры сидят не на самом мосту, а на металлической решетке, выпиравшей из его бетонного основания, как смертельно опасный подиум. Прежде чем ступить на решетку, Лидия тронула ее мыском ноги. Лука между тем устроился на обочине, опершись локтями на низкий поручень. Ребека прислонилась к тому же поручню спиной, и вместе они принялись разглядывать фотографии.

– Видишь? – сказала она Луке. – Guapo como tú[58]58
  Такой же красивый, как ты (исп.).


[Закрыть].

Мальчик снова расплылся в улыбке и кивнул.

– Смотри, Мами, он и правда на меня похож. Только зубов нет.

Ребека повернула фотографию так, чтобы Лидия тоже могла посмотреть.

– У него выпало два зуба в один день. Он потом ходил, как вампир, – объяснила девочка. – А ты, Лука? У тебя уже выпадали зубы?

Яркое непрошеное воспоминание: Папи выдирает ему первый зуб – посередине снизу. Он шатался несколько недель, и как-то раз за ужином, откусив мяса из своей тампикеньи, Лука почувствовал в десне пронзительную боль. Он уронил вилку, протолкнул еще непрожеванную толком еду поближе к горлу, кое-как сглотнул и стал оценивать нанесенный ущерб. Оказалось, зуб перекосило набок. Он клонился вниз, словно древнее надгробье в рыхлой земле. Легонько потрогав зуб пальцем, Лука пришел в ужас от того, какой он неустойчивый. Мами и Папи отложили вилки и молча наблюдали за ним. Но мальчик так боялся боли, что был неспособен что-либо предпринять. Следующие минут двадцать Мами уговаривала его хоть немного приоткрыть рот, чтобы самой взглянуть. Но Лука сидел безмолвно и неподвижно, с поджатыми губами. Наконец Мами сдалась, и тогда к нему осторожно подсел Папи. Он строил рожицы, чтобы наглядно продемонстрировать, что бывает с детьми, которые отказываются вовремя выдирать расшатанные зубы. Несмотря на свой страх, Лука хохотал и в перерыве между приступами смеха все же дал согласие на осмотр. Под пристальным маминым взглядом Папи осторожно ухватил зуб пальцами – да так, что Лука совсем ничего не почувствовал. Однако мальчик отчетливо помнил, как Папи одной рукой придерживал его за подбородок, пока вторая находилась у Луки во рту. Помнил соленый привкус отцовских пальцев и его победную улыбку, когда эти пальцы наконец извлекли главный приз – крошечный зубик. Увидев его, Лука вытаращил глаза и громко ахнул. Он не мог поверить, что все прошло так безболезненно и почти совсем незаметно. Папи просто взял эту маленькую штуковину и вынул ее из десны. А потом все они принялись смеяться и визжать, и Лука подскочил с места, не веря своему счастью, а родители обнимали и целовали его. Когда он доедал свою тампикенью, оказалось, что в свежую дырочку забиваются кусочки еды, которые ему приходилось вымывать молоком. Перед сном родители положили зуб мальчику под подушку, и ночью его забрал Мышонок Перес, оставив Луке в подарок стихотворение и новую зубную щетку.

Поднеся ко рту кулак, Лука лизнул свою костяшку, но вкус оказался совсем другим, и ему пришлось гнать это воспоминание, как назойливую муху. Как комара. Исчезнувший вкус отцовских рук. Заметив волнение сына, Мами дотронулась до мыска его кроссовки, легонько сжала пальцы его ног, возвращая Луку в настоящее, на пыльный мост. Он набрал полную грудь воздуха.

– Не смогли попасть на поезд, да?

Помимо прочего, у Соледад был редкий талант менять тему разговора в самый подходящий момент. Она держалась осторожнее, чем сестра, но рядом с Лукой трудно было сохранять безучастность – ведь какие у него пушистые ресницы, какие застенчивые ямочки на щеках!

Освободившись из-под рюкзака, Лидия достала флягу с водой и ответила:

– Пока нет.

– Теперь, конечно, стало намного труднее. Безопасность прежде всего! – Ребека шумно выпустила изо рта воздух, что в иной ситуации могло бы сойти за смех.

– Да уж. – Мами покачала головой. – Безопасность.

– А вы уже ездили на поезде? – спросил Лука.

Повернув голову, Соледад коснулась подбородком плеча и сказала:

– Да, мы едем почти от самой Тапачулы.

Лука вспомнил мужчин, бежавших за поездом неподалеку от Лечерии: как один за другим они взмывали в воздух и исчезали, пока они с Мами наблюдали со стороны, не в силах пошевелиться. Вспомнил оглушительный рев и грохот, с которыми Зверь катился по дороге, нагоняя на случайных свидетелей – таких, как он и Мами, – парализующий страх. Теперь, глядя на этих могучих духом сестер, он испытал глубокое восхищение.

– Но как? – удивился мальчик.

Соледад пожала плечами:

– Мы усвоили парочку приемов.

Мами передала сыну фляжку, и тот выпил немного воды.

– Каких, например? – спросила она. – Парочка приемов нам бы не помешала.

Соледад перестала болтать ногами, села по-турецки и потянула спину, расправив плечи. И даже по этому краткому движению Лидия поняла, что девочку ни на минуту не отпускает ощущение опасности. Эти сестры тоже ни с кем не подружились с тех пор, как покинули родной дом, и тоже очень старались не привлекать к себе внимания. Но до этого момента им на пути еще не встречались такие маленькие дети, как Лука. Не встречались и такие бдительные матери, как Лидия. Было так приятно хотя бы на минуту почувствовать себя обычным человеком и окунуться в теплую дружескую беседу. Не будет вреда, если они поделятся опытом со своими товарищами по несчастью.

– Ну вот например. – Соледад указала на железную дорогу, бежавшую у них под ногами. – Мы заметили, что, хоть они не поскупились на заборы рядом со станциями, никто пока что не обносит мосты.

Лука наблюдал, как меняется лицо Мами, которая оценивала их позицию с учетом сказанного. Слегка наклонившись вперед, она прикинула расстояние от моста до земли. Не так уж и высоко. Но потом она добавила к расчетам грохот и тяжесть несущегося вперед «Ла-Бестиа».

– Вы прыгаете прямо отсюда? – недоверчиво спросила она.

Соледад ее поправила:

– Нет. Если прыгать отсюда, разобьете голову. Не успеете приземлиться правильно, и вас собьет мостом. С этой стороны мы ждем поезда. А прыгаем с другой. – Девочка показала пальцем.

Проследив глазами за направлением ее руки, у ограды через дорогу Лука увидел выцветший белый крест с пожухлым букетом оранжевых цветов в центре. Очевидно, он был установлен в память о ком-то, кто попытался перебраться с моста на поезд, но потерпел неудачу. Мальчик закусил губу.

– То есть вы просто прыгаете на крышу?

– Ну, не всегда, конечно, – ответила Соледад. – Но в целом да, если подходящие условия, мы просто прыгаем на крышу.

– А как понять, что условия подходящие? – спросила Лидия. – Или неподходящие?

– Ну, во-первых, нужно тщательно выбирать место для прыжка. Это место хорошее, потому что… смотрите сюда. – Девочка поднялась на ноги и показала на пути: – Видите, как изгибается дорога? Чуть вдалеке?

Лидия тоже встала, чтобы получше рассмотреть место, куда показывала Соледад. Та продолжала:

– Поезд всегда притормаживает перед тем, как уйти в поворот. И чем круче поворот, тем меньше скорость. Поэтому мы знаем наверняка, что тут под мостом он будет ехать медленно. Ну а во-вторых, нужно убедиться, что впереди нет опасных преград. Вот почему мы выбрали этот мост, а не предыдущий.

Лидия взглянула на юг, туда, откуда они пришли. На первый мост она вообще не обратила внимания. Проходя под ним, она лишь порадовалась, что оказалась в тени и хоть ненадолго спасется от солнца.

– Потому что, если вы прыгнете оттуда, с первого моста, – подхватила за старшей сестрой Ребека, – вы даже не успеете правильно сгруппироваться, а вам уже нужно будет ложиться, чтобы проехать под следующим. Тут все хитро.

Моргнув, Лидия покачала головой. Она и представить себе не могла, как это все происходит.

– Вот мы и сидим тут, – продолжала Соледад. – Смотрим. Ждем поезда. И если он нам нравится, мы перебегаем дорогу, оцениваем скорость, решаем, да или нет, и прыгаем.

– Как с водного трамплина? – спросил Лука, подумав про аквапарк «Эль-Ройо».

– Не совсем, – ответила старшая сестра. – Сначала нужно опустить рюкзак, потому что с ним верхняя часть туловища слишком тяжелая, и ты будешь сильно шататься. Сперва ты кидаешь рюкзак. А потом садишься на корточки, очень-очень низко. Нельзя прыгать с вытянутыми ногами, а то они поедут вместе с поездом и твой верх за ними не поспеет. Тебя растянет, как рогатку. Так что ты сворачиваешься клубочком и скачешь вперед, как лягушка. Низко и устойчиво. Главное – сразу за что-нибудь ухватиться.

От одной только мысли о прыжке у Луки бешено заколотилось сердце. Он едва не позабыл, как дышать. Посмотрев на Мами, он попытался переварить услышанное и прикинуть шансы на успех. Вдруг он ощутил какой-то маниакальный прилив сил, настолько мощный, что ему пришлось вскочить с места и пробежаться, потряхивая ногами, чтобы выпустить энергию наружу.

– Если очень повезет, поезд может даже остановиться, – сказала Ребека. – И тогда ты просто спускаешься на руках. Проще простого.

– Но часто бывает и так, что мы вообще его пропускаем и ждем следующего, – заметила Соледад.

– Да, если поезд едет слишком быстро, мы даже не пытаемся. По дороге нам уже встретилось два человека, которые попробовали так прыгнуть, и у них ничего не вышло.

Лидия мельком взглянула на сына, чтобы посмотреть, как он воспримет эту информацию, но он оставался внешне невозмутимым.

– А те люди прыгали так же, как и вы? Сверху?

– Нет! – В голосе Ребеки послышалась гордость. – Так прыгаем только мы. Ни разу не видела, чтобы кто-то другой так делал.

Лидия задумчиво скривила рот. Эти девочки либо гении, либо чокнутые.

– И сколько раз вы так делали? – спросила она.

Сестры переглянулись, и в итоге ответила Соледад:

– Раз пять? Или шесть?

Лидия глубоко выдохнула, а затем кивнула:

– Понятно.

– Хотите, попробуем вместе? – предложила Ребека.

Только когда слова слетели с ее губ, девочка сообразила взглянуть на сестру, вспомнив, что они договаривались всегда принимать решения вместе. Соледад украдкой коснулась головы Ребеки, на их особом сестринском языке давая понять, что все в порядке.

– Может быть, – произнесла Лидия, стараясь не обращать внимания на то, что ее дыхание на мгновение остановилось.

В ожидании поезда они немного поболтали, и Лидия узнала, что Соледад и Ребеке было пятнадцать и четырнадцать лет соответственно, что они уже проехали тысячу миль, что они ужасно скучают по своим родным и никогда раньше так надолго не оставались одни. Они не рассказали, почему уехали из дома, а Лидия не стала спрашивать. Обе они напоминали ей Йенифер, но, вероятно, только в силу возраста. Сестры были выше и стройнее, с более смуглой кожей, и у обеих был открытый и задорный нрав. А Йенифер всегда оставалась серьезной и задумчивой. Даже в раннем детстве все отмечали за ней некую степенность.

После смерти их отца, в тот же год, у Йеми родилась Йенифер, и она попросила свою младшую сестру Лидию, которой тогда было всего семнадцать, стать крестной матерью. Лидия помнила, как держала малышку над купелью и плакала. В тот день она специально не стала красить глаза, чтобы не запачкать тушью платье для крещения. Она знала, что будет плакать, но не от радости, и не от чести стать крестной, и не от величия момента, но потому что отец так и не смог увидеть внучку. Вместе со святой водой на детский лобик капали слезы, однако сквозь туманную пелену, застилавшую взор, Лидия с удивлением увидела, что ребенок не плачет. Йенифер моргала своими широко открытыми глазами. У нее был идеальный розовый рот бантиком. Лидия обожала эту девочку и не могла поверить, что когда-нибудь еще сильнее полюбит и собственного ребенка. Когда на свет появился Лука, она, конечно, узнала, что материнская любовь не сравнится ни с чем. Но Йенифер навсегда осталась в ее сердце – эта грустная, сияющая девочка, которая смягчила ее горе после потери второго ребенка. Мудрая маленькая Йенифер в возрасте девяти лет плакала вместе с Лидией, гладила ей лоб и утешала: «Но у тебя ведь есть дочь, Тía[59]59
  Тетя (исп.).


[Закрыть]. У тебя есть я».

Чудовищная потеря, которую Лидия не сумела до конца осознать. В ней соединилось так много страданий, что она уже не отличала одно от другого. Не чувствовала их. Рядом сестры беззаботно болтали с Лукой, и тот отвечал им вновь ожившими словами. Между ними вспыхнула какая-то невероятная искра. Голос Луки разливался в воздухе, словно целебный эликсир.

Теперь, когда они сидели на месте, солнце пекло еще жарче; Лидия заметила, что ее руки загорели, как в детстве. Лука тоже стал куда смуглее обыкновенного, и вдоль линии волос на его затылке сверкали капельки пота. И все же это ожидание под иссушающими лучами солнца показалось Лидии слишком недолгим. Она еще не успела до конца себя уговорить. Не прошло и двух часов, как в воздухе загремел приближающийся поезд, и все четверо без слов поднялись и принялись готовиться. На самом деле, Лидия до сих пор сомневалась, будут ли они прыгать. Но надеялась, что будут, так как им очень нужно было попасть на этот поезд. И так же надеялась, что не будут, так как умирать она не хотела. И не хотела, чтобы умер Лука. Слушая, как приближается поезд, перетаскивая рюкзак на другую сторону моста, подталкивая Луку, Лидия словно бы отделилась от своего тела. Она положила флягу в передний карман рюкзака и застегнула молнию. Даже будь она уверена, что запрыгнет на поезд сама, как она могла просить об этом безумии Луку? Ее плечи были словно ватные, ноги мотало из стороны в сторону. По дрожащему телу разливался адреналин.