Текст книги "Американская грязь"

Насмотревшись ужасов, Лидия опустила голову, чтобы убедиться, что она еще в своем уме. Потому что, несмотря на все, что она только что увидела, она понимала: как и все незаконные предприятия Мексики, «Ла-Бестиа» находилась под управлением картелей. А точнее, одного-единственного картеля, отца всех картелей, организации настолько жуткой, что люди боялись произносить ее название. И в тот момент это было самое важное. Потому что этот картель – не «Лос-Хардинерос». Из расследования Себастьяна Лидия знала, что влияние Хавьера не ограничивалось одним только Герреро, что он установил связи с другими картелями по всей Мексике. Он контролировал местечки даже в штате Коауила на границе с Техасом. Однако, если его власть и распространялась на «Ла-Бестиа», то лишь в небольшой степени. На поездах был другой хефе, не Хавьер. Поэтому вопрос стоял так: в попытке убежать от одного чудовища стоит ли прыгать в логово другого?

«Каждый год по этому пути успешно проезжают около полумиллиона человек», – говорила себе Лидия. Они смогут затеряться среди остальных. Никто не станет искать их на крыше «Ла-Бестиа». Хавьеру и в голову не придет, что она решится на такое; она и сама с трудом все это себе представляла. Возможно, у них с Лукой такие же шансы пережить встречу со Зверем, как и у всех остальных. Возможно, шансы у них даже выше: они могут как следует подготовиться, и к тому же у них уже есть неплохие навыки выживания. Получалось так: ее страх перед «Ла-Бестиа», насилие, похищения и смерти – пока что оставались умозрительными. Все это не шло ни в какое сравнение с леденящим душу ужасом, который вызывал в ней Хавьер, воспоминания о зеленой плитке в душе, о sicario, гулявшем между трупами ее родных с куриной ножкой в руке.

Лидия решила, что план был, конечно, дикий, но все-таки надежный. Заново открыв браузер, она принялась внимательно изучать маршрут. Судя по всему, в Мехико мигранты собирались возле станции «Лечерия» на северной окраине города. Оттуда они шли пешком сто миль на север, после чего расходились по трем разным направлениям. Недалеко от библиотеки, в Буэнависте, можно было сесть на электричку прямо до «Лечерии». В животе у Лидии резко похолодело.

– Безумие, – произнесла она вслух.

Лука метнул на мать удивленный взгляд, но ничего не сказал. Она повесила наушники на место, встала из-за стола и принялась собирать вещи.

– Нет.

Повесив на спину рюкзак, она жестом велела Луке сделать то же самое, а потом повторила:

– Нет. Нет. Нет.

Потому что в тот момент разумная Лидия, хозяйка книжного магазина, преданная жена и мать, какой она была неделю назад, сражалась с новой, чокнутой Лидией, которая считала, что затащить восьмилетнего сына на крышу товарного поезда – отличная идея. Но других идей ни одна из них предложить не могла.

– Нет, – сказала она в последний раз.

А потом они с Лукой оказались на улице, под бешеным солнцем, в безвыходной ситуации. Купив на рынке в Ла-Сьюдадела теплый плед и четыре холщовых ремня, они с сыном отправились искать электричку до «Лечерии».

11

Станция электропоездов располагалась в дальнем конце огромного торгового центра, где имелись магазин косметики «Сефора», закусочная «Панда Экспресс» и даже каток. Улица перед входом была забита красными автобусами и розовыми такси. Покупатели и продавцы были одеты куда наряднее, чем жители Акапулько. И все носили безупречно чистые кроссовки. У витрины книжного Лидия на мгновение остановилась, чтобы окинуть взглядом подборку пестрых глянцевых обложек: популярные новинки, многие из которых украшали и витрину ее собственного магазина. Она вспомнила своего курьера: как он останавливался возле входа, выходил из машины и, приставив ко лбу ладонь козырьком, заглядывал внутрь сквозь решетку и темное стекло. Вспомнила двух девушек, которые подрабатывали у нее на полставки: очкастенькая Кики – ей нельзя было доверять расстановку на полках, поскольку она принималась читать любую книгу, оказавшуюся у нее в руках; и Глория – за всю жизнь она не прочитала ни одной взрослой книги, зато имела безупречный вкус к детской литературе и всегда работала на совесть. Лидия думала: как же они справятся теперь, лишившись заработка, который поддерживал их семьи? А на складе будут пылиться книги, и посылки так никто и не отправит. Лидия отступила от витрины, оставив на стекле призрачный отпечаток своей ладони.

На третьем этаже они с Лукой встали в очередь к банкомату; рядом какая-то девушка с огромной холщовой сумкой продавала открытки с видами Мехико. Площадь Конституции в лучах заходящего солнца, Дворец изящных искусств, сияющий в ночи, словно рождественская елка… Лидия задумалась: а не купить ли ей открытку для Хавьера? Что бы она написала на обороте? Стала бы взывать к утраченной человечности? Поблагодарила бы за жутковатые соболезнования? Молила бы сохранить им жизнь? А может, тщетно попыталась бы выразить свою ненависть и боль? Нет, как бы она ни любила слова, порой их просто было недостаточно.

На дне рюкзака, в потаенном кармане, который Лидия не открывала с тех самых пор, как они бежали из Акапулько, хранилась сумочка ее матери. В той сумочке, меж складок кошелька, лежала банковская карточка. Лидия знала ее ПИН-код, потому что именно она когда-то помогла матери открыть банковский счет и научила им пользоваться. Маленькая коричневая сумочка, с которой ее мама ходила, сколько Лидия себя помнила. Плотная кожа когда-то была жесткой, но с годами обмякла. Застежка давным-давно отлетела, и теперь лишь откидной клапан мешал содержимому вывалиться наружу. Лидия не стала предаваться воспоминаниям. Прислонив рюкзак к стеклянной стене, она открыла мамину сумочку. Лука не смотрел на нее. Он стоял рядом и ковырял уголок рекламного плаката, предлагавшего займы под низкий процент. Еще недавно Лидия сделала бы сыну замечание, объяснила бы, что какой-то человек заплатил за этот плакат, так что Луке нельзя его отдирать. Но не теперь. Лидия буравила взглядом сумочку матери. От нее исходил особый запах, точнее, целый букет запахов, которые тут же накрыли Лидию, хотя она стояла между «Макдоналдсом» и блинной забегаловкой. Знакомый аромат немедленно пробудил в ней воспоминания, но Лидия не стала им предаваться. Старая кожа, бумажные платочки (новые и уже использованные), жвачка с корицей, которую всегда покупала ее мать, ее любимые леденцы из черной лакрицы в белом бумажном пакетике, маленький тюбик крема с экстрактом абрикоса и очень свежий, словно детский, запах компактной пудры – все это сливалось в родной, такой знакомый образ детства. Мама.

Лука тоже его учуял. Не сводя глаз со стекла, он одними губами произнес: «Abuela» – и продолжил свои нападки на рекламный плакат.

Лидия задышала через рот. Подошла ее очередь, она шагнула к банкомату, и тут из рюкзака высыпались на пол жалкие останки ее былой жизни. Девушка, стоявшая у соседнего банкомата, очень старалась на них не смотреть. Видя ее настороженность, Лидия сгорала от стыда. Ей приходилось гнать из головы непрошеные воспоминания, и к тому же ей было очень страшно. Она боялась, что одна-единственная электронная транзакция, будто вспышка сигнального огня, обозначит их местоположение. Дрожащей рукой она запихнула карточку матери в отверстие и вбила ПИН-код. Громко пикнув, автомат выплюнул карточку обратно.

– ¡Me lleva la chingada![42]42
  Черт меня подери! (исп.)


[Закрыть] – выругалась Лидия.

Лука оглянулся на нее.

– Все в порядке, – соврала она.

Снова вставив карточку, она осторожно ввела ПИН-код, следя за движениями дрожащих пальцев. Она ведь его знала. Это день рождения Луки. Теперь должно получиться.

Получилось. Gracias a Dios[43]43
  Слава богу (исп.).


[Закрыть].

При таком укладе общества, где взрослым детям положено заботиться о своих стареющих родителях, пожилые люди, как правило, вовсе не имели сберегательных счетов. Действительно, мать Лидии, обладавшая банковской картой, разительно выделялась на фоне своего окружения, даже в таком экономически развитом городе как Акапулько, даже будучи представительницей крепкого и постоянно растущего мексиканского среднего класса. С другой стороны, мать Лидии всегда была необычной женщиной. Она всегда вела себя нетипично для своего поколения. Например, первым двум парням, позвавшим ее замуж, она просто отказала. И, к ужасу своей матери, соизволив наконец выйти замуж в двадцать четыре года, уже совсем не юной девочкой, продолжила работать бухгалтером в местной больнице, а потом снова пошла учиться. После трех лет в браке она получила диплом аудитора и устроилась на работу в городскую администрацию. Пусть ее родители и сверстники порой закатывали в недоумении глаза, но отцу Лидии нравилось быть женатым на бунтарке, даже после того, как у них родились две дочери и ему пришлось менять подгузники куда чаще, чем он планировал. Лидию растила мать, которая всегда подчеркивала, как важно быть независимой и откладывать деньги на будущее. Мать, которая затем одолжила ей денег на открытие собственного книжного магазина. И хотя Лидия всегда была ей благодарна, она и помыслить не могла, что однажды чудачества матери спасут ей жизнь.

На экране высветилась цифра, которая превзошла самые смелые ожидания Лидии: 212 871 песо, то есть больше десяти тысяч долларов. Она выдохнула, на миг ощутив невероятную легкость, словно укол счастья. Это очень много. Подруги бабушки по садоводческому клубу задохнулись бы от возмущения. Лидия забрала карту и почтительно вернула ее на место, в сумочку матери, так ничего и не сняв. Надежнее будет оставить всю сумму в банке до тех пор, пока она им не понадобится. Если бы только деньги могли решить все их проблемы, они с Лукой были бы спасены. Но, увы, они по-прежнему не могли купить себе путь из Мехико. А теперь, после этой банковской операции, где-то на радарах Хавьера могла появиться новая точка. Лидия знала: только в громадном Мехико они могли проверить баланс карточки, не выдав в ту же секунду свое местонахождение, но теперь дело было сделано, и пришло время двигаться дальше. На фудкорте они купили тако навынос, и, когда Лука попросил дополнительную порцию сметаны, Лидия испытала невероятное облегчение. Они поужинали в электричке, отправлявшейся до станции Лечерия в 18:32.

Когда они добрались до адреса, который Лидия нашла в интернете, на улице еще не стемнело и на тротуарах лежали длинные тени. Однако двери «Каса дель Мигранте» оказались закрыты, и в окнах не было света. Приставив к голове ладони, как шоры, Лидия заглянула сквозь стекло внутрь. То же самое сделал и Лука, но ничего там не увидел. Мимо них по тротуару шла какая-то женщина, волоча за собой металлическую тележку с продуктами.

– Está cerrado[44]44
  Закрыто (исп.).


[Закрыть], – обронила она на ходу.

– Закрыто? – переспросила Мами, повернувшись на голос. – До завтра?

– Нет, они совсем закрылись. Пару месяцев назад. Соседи жаловались. Слишком много проблем для местных. Смотрите сюда. – Она отпустила свою тележку и, пошарив рукой в почтовом ящике рядом с дверью, выудила оттуда какую-то брошюру. – Вот, возьмите.

– «Друзья мигранты, – начала читать Лидия, – жители Лечерии предлагают вам продолжить путь до «Каса дель Мигранте», теперь расположенного в районе Уэуэтока». – Она фыркнула: – Какое гостеприимство.

Дама с тележкой всплеснула руками.

– Конечно, вы, мигранты, несчастные бедняжки, ни в чем не виноваты. Но куда бы вы ни пришли, следом за вами приходят проблемы. – Она снова взялась за тележку и, громыхнув колесиками, зашагала прочь.

– Погодите! – воскликнула Лидия. – А где находится Уэуэтока?

– На севере, – бросила дама на ходу и, не оглядываясь, махнула рукой куда-то в сторону.

Лидия посмотрела на Луку, но тот лишь пожал плечами. Он мог бы сказать ей, что Уэуэтока находится в семнадцати милях отсюда, – потому что видел ее на карте, когда Мами читала на компьютере про Лечерию, – но его язык отказывался выводить слова: «Мами, сегодня мы не успеем туда дойти». Поэтому мальчик шагал за матерью в неправильную сторону, обратно к станции в лучах закатного солнца. Миновав три квартала, они увидели вдалеке группу молодых мужчин в бейсболках и с рюкзаками на спине. Лука знал, что тревога матери растет вместе с тенями, что протягивались от их ног. Совсем скоро наступит ночь. Поравнявшись с ними, мужчины взглянули на мать и сына и сразу же поприветствовали Мами:

– Saludos, señora. ¿Cómo va?[45]45
  Здравствуйте, сеньора. Как поживаете? (исп.)


[Закрыть]

– Хорошо, спасибо. Не подскажете, где находится Уэуэтока? Мы только что прочитали объявление: оказалось, приют для мигрантов закрыли.

– Да, закрыли. А чтобы дойти до нового места, вам придется подняться в гору, сеньора, – сказал самый молодой из мужчин, дыхнув на Лидию чем-то кислым.

– А далеко?

– Прилично. Миль десять-пятнадцать.

– Ничего себе.

Все мужчины закивали. Один, с зубочисткой во рту, прислонился к стене.

– А автобусов нет? – спросила Лидия.

– Нет, но вы можете сесть на поезд и доехать до Кауатитлана, до конечной. Оттуда будет немного ближе, но вам все равно придется идти. Часа четыре, может, пять.

Говорил только самый молодой мужчина. Другие два следили за разговором, словно это был теннисный матч. Лука наблюдал, как они смотрят этот воображаемый теннис.

– Тогда сегодня мы уже не успеем, – сказала Мами.

– Вы можете заночевать с нами в лагере. – Мужчина ухмыльнулся. – Поедете завтра, сеньора.

Его тело извивалось, словно кусочек вареной лапши. Предложение прозвучало грубо и двусмысленно. Тогда Лука шагнул вперед и встал между мужчинами и матерью – не потому, что хотел пожертвовать собой, но потому, что давно подметил: иногда присутствие ребенка мешает людям вести себя дурно. Лука потянул Мами за руку, и они пошли прочь.

Вернувшись на станцию Лечерия, они сели в поезд, который ехал на север в Куаутитлан. По прибытии Мами решила потратиться на комнату в дешевом мотеле. И сказала Луке, что после этого они еще очень долго не смогут останавливаться в отелях.

Утром Лидия разбудила его с первыми лучами солнца, и вместе они отправились в Уэуэтоку – не для того, чтобы найти убежище мигрантов, но чтобы найти хоть каких-то мигрантов.

Куаутитлан был конечной остановкой на линии пригородного сообщения, хотя железнодорожные пути там не кончались. Между улицей и путями стоял новый дорогущий забор: его построили в рамках Programa Frontera Sur – государственной программы, по большей части финансировавшейся США, которая имела целью очистить грузовые поезда от мигрантов. Из-за ограждения они больше не могли запрыгивать на поезда с платформы; спустя примерно милю забор неожиданно кончался, поэтому Лука и Лидия пошли вдоль него по небольшой травяной обочине.

Мальчик не понимал, почему им приходится идти пешком. Он знал, что у Мами достаточно денег на билет. Ему хотелось бы задать ей вопрос, но голос его намертво застрял где-то в груди. Лука прыгал со шпалы на шпалу, а Лидия время от времени оглядывалась, чтобы убедиться, что за ними нет поезда. Со вчерашнего дня у Луки в кармане остался билет на электричку от Лечерии до Куаутитлана. Несмотря на то что прикладывать его пришлось дважды, первый раз – когда они садились в поезд, и второй – когда сходили, – Мами доверила его сыну в самостоятельное пользование. Пошарив рукой в кармане, Лука достал карточку и потянул мать за рукав. Когда та посмотрела на него, мальчик помахал билетом. И Мами сразу поняла, чего он от нее хочет, просто потому, что она все и всегда понимала.

– На эти поезда не продают билетов, – объяснила она. – Мы вышли на конечной.

Лука нахмурился, и на его лбу проступила небольшая складочка. Склонив голову набок, он прищурился. Вот же она, железная дорога. Закинув руку в воздух, он провел пальцами вдоль линии поездов, которую видел на своей воображаемой карте.

– Эта дорога идет далеко-далеко, – подтвердила Мами. – До самого севера.

Лука широко распахнул глаза. Он почти чувствовал ногами железную дорогу, простиравшуюся под сводами дневных и ночных небес на многие, многие мили вперед, до самого Техаса. Так почему же они не могли просто купить билет?

– Отсюда на север ходят только товарные поезда. Не для людей, – объяснила Мами.

С огромным усилием Лука выдавил из себя одно-единственное слово:

– Почему?

– Не знаю, милый. – Лидия покачала головой.

Этот вопрос прозвучал так просто. Почему? Ведь было же время, когда из Мексики ходили пассажирские поезда. У нее осталось смутное воспоминание из детства, когда местные пейзажи рассекали не только товарные составы. Она помнила, как люди с чемоданами стояли на платформах и как радостно гудел паровой свисток. Но пассажиры перестали ездить на поездах целую вечность назад. Лидия перебирала скудные воспоминания, но без толку: она не знала почему, да и, в конце концов, какая разница.

Рядом с ней Лука по-прежнему шагал со шпалы на шпалу. Он наблюдал, как мыски его голубых кроссовок упираются в деревяшки. И тогда Лидия поняла: иногда сын спрашивал почему просто из-за того, что так устроены все дети. Ему не так уж важно, даст ли она точный ответ, главное – ответить хоть что-то.

– Но некоторые люди все равно ездят на поездах. – Она покосилась на Луку. – Даже без билетов, даже без сидений.

Взглянув на мать, Лука внимательно изучил ее лицо. Он ничего не ответил, но глаза его округлились.

– Они забираются на крышу. Представляешь?

Мальчик не мог этого себе представить.

Думая о текущих успехах, Лидия немного приободрилась. Ей нравилось, что дистанция между ними и Хавьером все увеличивается, но все же перебираться из громадного Мехико в более скромные районы было страшно; она чувствовала, как постепенно рассеивается городской туман, скрывавший их от вражеских глаз. Трудно не привлекать к себе внимания, когда ты – чужак в маленьком городке. Поэтому Лидия старалась не высовываться и держать ухо востро. Шагали они быстро, но Лука не жаловался – даже когда, проходя мимо крошечной веломастерской, он захотел потрогать руль велосипеда, стоявшего у входа. Велосипед был зеленый, с позолоченным звонком, и мальчику показалось, что по размеру тот как раз пришелся бы ему впору. Но они с матерью продолжали идти, и примерно через час у железной дороги им попалась группа молодых мигрантов. Их было человек двадцать пять, все мужчины; стояли они на небольшой полянке за складским помещением – там, где городская застройка постепенно сходит на нет и отовсюду начинает вылезать дикая природа. Клочок между двумя мирами.

У большинства мужчин были угрюмые лица. За спиной у них висели рюкзаки. Они провели в дороге уже много недель, уехав за много миль от Тегусигальпы, Сан-Сальвадора, гватемальских гор. Раньше они жили в городах, в деревнях или в лос кампос – полевых поселениях. Некоторые из них говорили на индейских языках: киче, ишильском, мамском или науатль. Луке нравилось, как звучит иностранная речь, как подскакивают и перекатываются в воздухе непонятные слова. Ему нравилось, что во всех языках человеческие голоса звучат одинаково и, если настроить слух так, чтобы слушать не слова, а интонации, эти звуки можно наделить своим собственным смыслом. Многие из собравшихся знали и английский. Но здесь, в пригороде Мехико, ожидая поезда, который отвезет их на север, все мужчины говорили по-испански. Почти все они были католиками и вверили свою жизнь в руки Господа; к Богу они взывали горячо и часто. Они молили о благословении Его сына и всех святых. За два дня не появилось ни одного поезда, и мужчин вымотало ожидание.

Неподалеку какая-то женщина продавала еду. Перед ней на тележке стояли две огромные бадьи: из одной она брала тортильи, а потом наполняла их фасолью из другой. Обслуживая покупателей, она не улыбалась и ничего не говорила. Купив у нее завтрак, Лука и Лидия нашли пологое местечко в тени высокого дерева. Расстелив пестрый плед, который Мами купила в Ла-Сьюдадела, мать с сыном уселись на землю. По соседству с ними, устроившись головами на рюкзаках, лежали двое молодых ребят. Один из них приподнялся на локте и посмотрел на Лидию.

– Buen día, hermana, y que Dios la bendiga en su camino[46]46
  Доброе утро, сестра, и благослови вас Господь на вашем пути (исп.).


[Закрыть], – поздоровался он.

– Спасибо, – отозвалась она. – Да благословит Господь и вас в вашем путешествии.

Парень снова откинулся на свой рюкзак, а Лидия с сыном принялись за еду. Вскоре незнакомец снова заговорил:

– Вы, похоже, совсем недавно в пути. Еще полны сил. А вот мы с братом уже четырнадцать дней в дороге.

– Откуда едете?

– Из Гондураса. Меня зовут Нандо.

– Очень приятно, Нандо, – отозвалась Лидия, но не представилась в ответ. Молодой человек не стал допытываться.

– Нандо, могу я задать вам один вопрос?

Юноша опять приподнялся на локте.

– Скажите, а где же все?

– В смысле?

– Где все остальные мигранты? Я думала, на эти поезда собирается куда больше народа.

– Ну, после того как в Лечерии закрыли пристанище и понаставили заборов… Думаю, большинство мигрантов тут теперь не задерживается. Так что теперь этот путь – только для молодых, сестра. Для спортсменов.

– ¡Los olímpicos![47]47
  Олимпийцев! (исп.)


[Закрыть] – вставил брат Нандо, не поднимая головы и не раскрывая глаз.

Второй юноша был довольно тощим, но с округлым брюшком, и Лука не видел в нем никакого сходства с олимпийцами. Чтобы не обгореть на солнце, он прятал лицо под шляпой.

– Вы серьезно? Дело в этом заборе? – Лидия с трудом верила, что подобное и вправду могло кого-то отпугнуть.

– Дело не только в этом заборе. А во всех заборах на всех станциях.

– Везде-везде?

– Почти везде. – Парень пожал плечами. – По крайней мере, на юге.

– И все эти дорогостоящие заборы ставят только для того, чтобы люди не ездили на поездах?

– Да, вроде как ради нашей же безопасности. Но вот ведь какое дело, ограждают только те участки дороги, где поезд делает остановку.

С этими словами Нандо указал на рельсы, в ту сторону, откуда чуть раньше пришли Лука и его мать. Лидия помнила то место, где металлическая сетка обрывалась, снова открывая доступ к путям. Там же неподалеку стояли фургоны мигрантской службы, сотрудники которой следили за пешим шествием вдоль путей.

– На нашем участке поезд уже разгоняется, – продолжал Нандо. – Поэтому запрыгивать в него придется на ходу.

Лука ахнул, обратив на себя взгляды взрослых, и тут же сосредоточенно уставился на свою тортилью с фасолью.

– А вам не попадались объявления вдоль забора? Там говорится: «Безопасность прежде всего!» – Нандо рассмеялся. – А что же ты, сестра? Собираешься прыгать на поезд?

– Может, нет, – нахмурилась Лидия. – А может, и да.

Подогнув ноги, молодой человек скрестил их перед собой и обратился к Луке:

– А что насчет тебя, малец? Будешь прыгать на Зверя? Как на родео, когда ковбой прыгает на быка?

Лука никогда не видел родео и даже не был уверен, что ему когда-нибудь встречались ковбои. Он молча пожал плечами.

– Так что же, – продолжала Мами, – они понастроили заборов и теперь люди больше не ездят на север?

– Кто сказал, что не ездят? Из моей страны сейчас бежит больше людей, чем когда-либо. И их число постоянно растет.

– Но если не на поезде, то как же?

Нандо пожал плечами:

– Чаще всего с койотами, прямо от Гондураса. Из одного укрытия в другое и так далее. У них целая сеть, до самого севера. Но получается дорого, а койоты порой ничуть не лучше бандитов. Кто не может заплатить койотам или не доверяет им, те приходят к «Ла-Бестиа».

– А когда они упираются в забор? Когда понимают, что на поезд им не попасть?

Сорвав с земли засохшую травинку, Нандо прикусил ее зубами.

– Ох, сестра, даже не знаю, как тебе сказать. Они идут пешком.

Лидия засомневалась:

– Идут пешком от Гондураса до Штатов?

Лука произвел в уме кое-какие расчеты. Даже если эти гондурасцы доходят только до самой южной точки на границе с США, они преодолевают порядка тысячи шестисот миль. Мальчик не был уверен, что человек вообще способен столько пройти пешком.

– Если только по пути им не встретится la migra[48]48
  Служба миграции (исп.).


[Закрыть] – тогда их сразу отправят домой, – заметил Нандо. – Они немного отдохнут. Прокатятся обратно на автобусе с работающим кондиционером. Ну а потом начнут все сначала.

Лидия закинула в рот последний кусочек тортильи.

– А вы сами не боитесь la migra? – спросила она, смахнув с губ крошки.

– Не-а. – Нандо улыбнулся. – Мне совсем не обязательно гоняться с ними наперегонки. Достаточно бежать чуть-чуть быстрее брата. У меня все схвачено.

– Эй ты, толстяк, мечтать не вредно, – отозвался второй брат.

– А что же ты, сестра? И твой сын? Что будете делать, если за вами придет la migra?

Лидия тоже положила голову на рюкзак. В теории, la migra не имела права им мешать: они с сыном – мексиканские граждане и, в отличие от мигрантов вроде Нандо, передвигаются внутри своей страны. Депортировать их не могут. Однако Лидия понимала, что никакая теория их не спасет, если за ними придет la migra, которую купили «Лос-Хардинерос». Поежившись, Лидия ответила:

– Как-нибудь справимся.

Нандо кивнул и ободряюще улыбнулся Луке.

– Конечно, справитесь, – подтвердил он.

Спустя некоторое время мигранты, сидевшие на путях, стали подниматься и объявлять остальным: в рельсах ощущалась нарастающая дрожь. Приближался поезд. Лука подошел и дотронулся до рельса, но ничего особенного не почувствовал.

– Просто товарняк остановился где-то по пути, – объяснил Нандо. – Скоро он будет здесь.

Через несколько минут какой-то другой мужчина подозвал Луку к рельсам и сказал:

– Попробуй дотронуться еще раз.

Мальчик послушно приложил руку к горячему металлу.

И вдруг он почувствовал в стальной ленте всю мощь громыхающего поезда. Лука инстинктивно отдернул руку и поспешил обратно к матери. Теперь мигранты заметно оживились: совсем скоро им предстояла посадка. Собрав свои пожитки, мужчины разбежались в разные стороны. Каждый выбрал себе по отдельному участку земли, в достаточной удаленности друг от друга – так, чтобы всем хватило места, когда придется бежать за поездом. Они оглядывались по сторонам, чтобы не пропустить la migra, которые любили устраивать облаву в момент прибытия Зверя. Неожиданно отовсюду стали появляться новые мигранты: последние два дня они сидели, затаившись, по своим укрытиям, но теперь пришло время испытать судьбу на смертельно опасной взлетной полосе.

Лидия быстро свернула плед и подвесила его за спину. Затем она подошла к Луке и крепко-накрепко затянула лямки его рюкзака. Свободные концы теперь болтались у мальчика в ногах, но Мами завязала их в узел и заткнула ему за пояс. И стала нервно переминаться с ноги на ногу.

– Ну как, будем прыгать, mijo? – спросила она.

Лидия надеялась, что он ответит: «Нет». Надеялась, что он скажет: «Мами, это какое-то безумие. Мне страшно, я не хочу умирать!» Но тот просто смотрел на нее. И не проронил ни слова.

– Мы могли бы попробовать. – От страха у женщины скрутило живот. – Давай сначала просто посмотрим. А там будет видно.

Где-то вдалеке поезд вынырнул из-за поворота; теперь Лидия наконец могла наблюдать за приближением огромного носа, который двигался словно бы в замедленной съемке. «Мы сможем. Не такой уж он и быстрый», – успокаивала себя женщина.

Подъезжая к полянке, поезд загремел в полную силу; Лидия почувствовала его могучее пыхтение у себя в костях, в глотке. Кое-кто из мигрантов рванул со своих мест. Это было настоящее испытание, которое требовало от участников пристального внимания ко многим, одинаково важным деталям; Лидия с восхищением наблюдала за происходящим, стараясь освоить все необходимые приемы. Первым делом нужно на ходу подстроиться под скорость поезда. Затем необходимо разыскать наиболее подходящее для подъема место: выступ, лестницу – нечто, за что можно ухватиться и откуда потом будет легко вскарабкаться на крышу. Определившись с выбором, необходимо полностью сосредоточиться на выбранном кусочке состава. Необходимо защищать его от посягательств других мигрантов, которые находятся в не менее отчаянном положении, чем ты сам. Ни при каких обстоятельствах нельзя изменять раз выбранный маршрут. Но также нужно помнить о ветках деревьев и других препятствиях, которые могут помешать тебе на пути. Необходимо внимательно смотреть на землю перед собой, чтобы не провалиться в какую-нибудь дыру, не споткнуться о камень, не угодить в мясорубку под колеса Зверя. Никогда, никогда нельзя забывать о страшной силе этих ревущих, громыхающих, стучащих, гремящих колес. Они пронзительно визжат в напоминание.

– ¡Qué Dios los bendiga![49]49
  Храни вас Бог! (исп.)


[Закрыть] – крикнул на прощание их новый друг и побежал за поездом.

Его брат пустился следом; оба бежали достаточно резво – быстрее, чем трусцой, но не так быстро, как спринтом. Нандо постоянно вертел головой, чтобы одновременно следить за дорогой и присматриваться к вагонам, чтобы подыскать хорошее местечко для подъема. Вскоре он заметил лестницу – в двух вагонах позади. Он сбавил скорость. Когда оставался только один вагон, молодой человек снова прибавил шагу, взглянул вперед, пригнулся и проскочил под веткой пышного кустарника. Затем бросился к лестнице и схватился за третью перекладину. Его ноги по-прежнему касались земли: два шага, три шага, четыре. Держась правой рукой за металлические ребра Зверя, парень подтянулся всем телом. Левая рука тоже устремилась вверх, поначалу в панике хватаясь за воздух, но потом нащупала перекладину и сомкнула вокруг нее пальцы. Теперь для Нандо не было дороги назад, он оказался подвешен в воздухе. Вот он. Вот тот самый момент наивысшего риска. Твои руки приросли к поезду, ты цепляешься за него, тянешься вверх. Тело болтается свободно, будто флаг на ветру, а ноги висят над самой землей, совсем близко от колес.

– Поднимайся! – крикнул Нандо его пузатый брат. – Поднимай ноги!

Он бежал следом.

Инстинктивно тебе хочется опустить ноги, нащупать опору, за что-то зацепиться, чем-то подпереть свой вес. Но нет. Ты должен сжаться в комок. Подтянуть колени к животу. Выше. Еще выше! Наконец Нандо нашел ногами подножку лестницы. Обхватив руками следующую перекладину, он стал карабкаться вверх. Решительно. Со знанием дела. Еще каких-то пара секунд, и… хрум! – древесный сук расцарапал ему бок, так что он едва не разомкнул руки. Но через мгновение Нандо снова был в безопасности. Он перевалился через край и, лежа на крыше, свесил руку, чтобы помочь брату, который по-прежнему гнался за поездом.

Лидия наблюдала за происходящим с круглыми глазами; вскоре вагон, на котором ехали два брата, скрылся вдалеке. Полоса мигрантов начала редеть: кто по одному, кто по двое, остальные тоже прыгали на поезд. Сама того не замечая, Лидия сжимала руку сына мертвой хваткой, но тот не возражал. Они будто вросли в землю и стояли так, не двигаясь, пока в воздухе не улеглось последнее эхо Зверя.

Потом они зашагали прочь.

Теперь, услышав, как стучит по колее равнодушный пресс колес, увидев, как люди, словно насекомые на лобовом стекле, цепляются за железный панцирь, Лидия испытывала почтительный трепет.