Текст книги "Мост в небеса. История убийства моих сестер и его последствий для нашей семьи"

Глава седьмая

Лауреат Пулитцеровской премии и профессор Калифорнийского университета в Беркли доктор Ричард Офше – один из ведущих экспертов США в области социальной психологии. Помимо прочего он занимается проблематикой социального контроля, а также ведения полицейских допросов. За время своей карьеры он более двадцати пяти раз выступал в роли привлеченного судебного эксперта на судебных процессах по гражданским и уголовным делам. В своей статье под названием «Принудительное убеждение и изменение мировоззрения», опубликованной в 1992 году в журнале Encyclopedia of Sociology, он пишет:

В современном обществе программы принудительного убеждения принимают самые разные формы. Они рассчитаны на добровольное участие объекта опыта. Часто этого удается добиться благодаря тому, что объект убежден в существовании некой общей цели, связывающей его с организацией, или в том, что участие в опыте принесет ему ту или иную выгоду.

Утром пятого апреля 1991 года Том Камминс, сидевший, ничего не подозревая, на заднем сиденье патрульной машины без опознавательных знаков, идеально вписывался в категорию «объектов», описанных Офше. Он был абсолютно уверен в том, что с детективами Ститтумом и Грайстом его объединяет общая цель – найти Джулию и Робин и задержать насильников.

Детективы, в свою очередь, старательно поддерживали в нем это убеждение. Они без устали твердили, что своим участием он вносит неоценимый вклад в ход расследования, что с его помощью они втроем – двое полицейских и молодой храбрый пожарный – обязательно отыщут Джулию и Робин. Что их поддерживает весь Сент-Луис. Они обещали объединить усилия с другими службами: полиция будет вести расследование, а поисками займутся пожарные. Ститтум с Грайстом несколько раз повторили, как это хорошо, что Том – пожарный, потому что его опыт столкновения с чрезвычайными ситуациями будет весьма полезен для следствия.

Разговор с детективами немного взбодрил и утешил Тома. По дороге к полицейскому участку они попали в пробку – был как раз час пик – и Том начал проявлять признаки нетерпения. Он и в самом деле поверил, что может помочь, что не так уж он бесполезен. Что, если он соберется с мыслями, наберется мужества и станет делать все, о чем его попросят, им удастся отыскать Джулию и Робин. Вроде бы на том участке Миссисипи, вниз по течению, есть пара островков. Может быть, как раз в эту минуту девушки, вцепившись в какой-нибудь обломок или корягу, плавают у самого берега, не в силах выбраться на сушу? Он помнил, каких трудов это стоило ему самому… Впервые за последние несколько часов в душе измученного Тома шевельнулась слабая надежда.

Детектив, занимавший пассажирское место, сидел к Тому в пол-оборота; тот, что вел машину, постоянно поглядывал на него в зеркало заднего вида. Они расспрашивали его о каникулах, о прошедшей неделе, о том, как они проводили время с Джулией, об истории его семьи. Том рассказал, что его отец служил во флоте, что они часто переезжали и что с Джулией он по-настоящему подружился только год назад. Детективы поощряли его откровенность, и он с прямотой, к какой его всегда призывала Джулия, говорил и говорил. Это давалось ему легко, и о Джулии он упоминал исключительно в настоящем времени.

Когда он умолк, они принялись расспрашивать его о работе. В какой пожарной части он служит, как ему команда, сотрудничают ли они с полицейским отделением в Вашингтоне и есть ли у него там знакомые.

– Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы найти твоих двоюродных сестер и изловить этих ублюдков, – пообещал Ститтум после очередной паузы в разговоре. – Нам самим от этой истории тошно. А ты, считай, почти один из нас. – Он покачал головой и отвернулся к ветровому стеклу.

Том смотрел в окно на людей в машинах, как и они, застрявших в пробке, смущенно вжимаясь в спинку сиденья и плотнее запахиваясь в отцовскую фланелевую рубашку. Не то чтобы его так уж удивляли среднезападные речевые обороты, но некоторые фразы его озадачивали, не говоря уже о произношении. Смысл выражения «почти один из нас» упорно от него ускользал. В слишком больших для него джинсах Том ерзал по кожаному сиденью, издавая неприятный скрип.

Детектив на пассажирском сиденье переключил внимание с Тома на радио и принялся крутить ручку настройки в поисках приятной музыки, быстро меняя частоту, как только попадал на новости. Музыки он так и не нашел и, устав от студийной болтовни, выключил приемник.

Том вдруг заметил, что машинально сунул правый указательный палец под манжету на левом рукаве и с двух сторон потирает ткань. Эта нервная привычка осталась у него с детства. Мама подшучивала над ним, называя эту его манеру «полировкой». «Будешь так полировать наволочку, от нее ничего не останется», – смеялась она. Привычка въелась настолько глубоко, что обычно он сам не сознавал, что опять теребит ткань. Но на сей раз он поймал себя на этом, сконфузился и резко выдернул руку из рукава. Но через несколько секунд вновь, уже намеренно, вернул ее обратно и продолжил тереть мягкую ткань, пытаясь остановить неожиданно подступившие к глазам слезы.

Пока их брат на заднем сиденье патрульной машины ехал в полицейский участок, Тинк и Кэти Камминс выгуливали пса. Вокруг левого запястья Тинк обернула поводок Бларни, а на правое повязала красную бандану, которую вчера вечером дала ей Джулия. Она не могла бы объяснить, почему повязала ее не на голову, как обычно, а на руку. Бандана пахла Джулией, и ей хотелось, чтобы так и оставалось. Не успели они вернуться домой, как зазвонил телефон, и трубку снова сняла бабушка Полли. Кэти сидела на синем диване и разувалась, когда в проеме двери, ведущей на кухню, появилась бабушка.

– Девочки, – сказала она. – Джейми на проводе. Кто возьмет трубку?

Кэти пожала плечами и мотнула головой в сторону сестры.

– Я возьму, – сказала Тинк, наклоняясь и отстегивая с Бларни поводок.

Каким адом обернулось это утро для Джейми, можно было только гадать. Она попросила их с Кэти прийти и побыть с ней.

– Через десять минут будем, – сказала Тинк со странными жесткими нотками в голосе.

Кэти спустилась вниз и сообщила запершейся в ванной матери об их планах. Завернувшись в полотенце, Кэй открыла дверь и поспешила вслед за младшей дочерью наверх, в уже залитую солнцем кухню.

– Девочки, у нас ведь даже машины сейчас нет, – сказала она дочерям, решительно настроенным ехать к Джейми. – И миллион родственников надо обзвонить, пока они не увидели нас по телевизору…

– У тети Джинны дома есть телефон, – сухо отметила успевшая снова обуться Кэти.

– Можете взять мою машину, – добавил дедушка Арт.

Кэй помолчала, взвешивая все за и против. Потом провела рукой по мокрым волосам. С ее черных кудрей скатывались на плиточный кухонный пол тяжелые капли.

– Ладно, – решила она. – И вам, и Джейми сейчас лучше быть вместе. Только дайте мне одеться – не в таком же виде ехать.

Вскоре они уже мчались к родственникам.

Петит-Драйв встретила женскую половину семьи Камминс тишиной и спокойствием. На часах было восемь утра – большая часть местных жителей отправилась на работу или в школу. Тинк и Кэти выскочили из машины, едва Кэй припарковалась, и, негромко постучав, открыли дверь и вошли в дом. Джейми сидела по-турецки на полу перед телевизором в ближней комнате; в руках она держала геймпад от игровой приставки «Нинтендо» и не отрывала глаз от экрана.

– Привет, – поздоровалась она с двоюродными сестрами, даже не глянув на них.

– И тебе привет, – отозвались те. Кэти оставила дверь приоткрытой для матери и села на пол рядом с Джейми. Тинк плюхнулась на мягкий низкий диван позади них.

Добравшись наконец до полицейского участка, Ститтум, Грайст и Том миновали длинный коридор и вошли в старый дребезжащий лифт; один из полицейских нажал кнопку «4». Наверху, в офисе убойного отдела, детективы предложили Тому еще кофе, и тот с радостью согласился.

Пару минут спустя подъехал Джин. Том отправился в туалет, переоделся в привезенную отцом чистую одежду и плеснул себе воды в лицо. От недосыпа у него саднили глаза, а во рту стоял отвратительный привкус грязной речной воды и кофе. Том остро пожалел, что не попросил отца захватить из дома зубную щетку. Он даже не стал смотреться в зеркало – распахнул дверь туалета и вернулся к остальным. Те как раз серьезно что-то обсуждали, сгрудившись вокруг заваленного бумагами стола. Свежая одежда будто придала Тому сил.

– Я готов, – произнес он.

Присутствовать при допросе Джину не разрешили, но дали заглянуть в помещение и убедиться, что ничего необычного или подозрительного там нет. Они снова подчеркнули, что обычно не позволяют родственникам свидетелей и этого, но для пожарного делают исключение. Детективы предложили Тому устраиваться поудобнее, добавив, что скоро вернутся, и ушли.

Дверь с щелчком закрылась. Том упал на стоявший перед пустым столом жесткий металлический стул и дал волю тихим слезам. С тех пор как несколько часов назад он прятался под дорожным знаком у водоочистной станции, пытаясь успокоиться и унять дрожь, Том впервые остался один. Он положил руки на стол и осмотрел их. На предплечье все еще красовалось имя Тинк, написанное вчера вечером большими буквами синей ручкой за игрой в карты. Том удивился, что надпись не смыло водой. Он провел пальцами по буквам ТИНК; у него задрожала нижняя губа. Внезапно он осознал, насколько крутой поворот делает его жизнь прямо на глазах. Совсем недавно он сидел за столом со своими двоюродными сестрами, они играли и дурачились. А теперь он ждет допроса в полиции и старательно гонит от себя мысли о том, что Джулии и Робин пришлось пережить на мосту. Ему не хотелось думать, что они пропали и, возможно, не пережили эту ночь. Он уронил голову на стол. Через пару секунд он уже крепко спал, скрестив вытянутые под столом ноги.

Ститтум и Грайст вернулись минут через сорок-шестьдесят и разбудили Тома. Он вздрогнул и моментально поднял голову, недоуменно осматриваясь. В следующий миг его лицо омрачилось: он вспомнил, где он и почему он здесь. Спал он сном человека, до предела истощенного морально и физически – крепко и без сновидений.

Детективы сели напротив Тома; один из них положил на пустой стол карманный диктофон. Том посмотрел на устройство с подозрением, сам не понимая, почему появление на столе диктофона его смутило. Он потряс головой, стряхивая остатки сна, поднял затекшие руки, потер лицо и пригладил волосы. Широко зевнув и потянувшись, он окончательно проснулся, но все еще молчал, выжидающе глядя на детективов. Рядом с этими копами он чувствовал себя спокойно. Они казались ему хорошими и умными парнями и были его единственной надеждой на спасение сестер.

– Чего-нибудь хочешь, пока мы не начали? – спросил Тома один. – Еще кофе? Белого друга проведать?

– Нет, ничего не надо, – ответил Том, глубоко вздохнув.

– О’кей. Так, волноваться не нужно, – пояснил детектив. – Это абсолютно, стопроцентно стандартная процедура. Мы регулярно проводим подобные беседы со свидетелями предполагаемого убийства. Это очень поможет расследованию, так что старайся отвечать максимально подробно, попытайся вспомнить как можно больше деталей. Если почувствуешь себя нехорошо или еще что-нибудь в этом духе и потребуется перерыв – просто дай нам знать.

Том кивнул, стараясь не зацикливаться на слове «убийство».

– Хорошо. Когда включим диктофон, я зачитаю тебе твои права – так надо по инструкции, – продолжил детектив. – Не пугайся – это не значит, что мы тебя подозреваем, и не значит, что ты под арестом. Это формальность, необходимая для защиты того, кто дает показания под запись. Опять же – абсолютно ничего необычного. Да ты и сам, я думаю, все это знаешь, а я хочу, чтобы ты не волновался, все же ночка у тебя выдалась тяжелая.

Том снова кивнул, чувствуя себя каким-то китайским болванчиком.

– Ну, поехали, – сказал он.

Далее приведена расшифровка начала записи:

В. Пятое апреля 1991 года, я – детектив Рэймонд Грайст, Г-Р-А-Й-С-Т. Со мной в помещении для допроса номер два убойного отдела находятся также детектив Гэри Ститтум, С-Т-И-Т-Т-У-М и сидящий напротив меня Томас Камминс. Для протокола – на часах сейчас 09:02, до начала записи я говорил вам, Томас, о том, что собираюсь зачитать вам ваши права.

О. Да, сэр.

В. Хорошо. Вы имеете право хранить молчание. Все, что вы скажете, может быть и будет использовано в суде. Вы это понимаете?

О. Да, сэр.

В. Хорошо. У вас также есть право на адвоката. Вы это понимаете?

О. Да, сэр.

В. Если вы не можете позволить себе адвоката, он будет предоставлен вам бесплатно. Вы это понимаете?

О. Да, сэр.

В. Понимаете ли вы, что адвокат будет вам предоставлен бесплатно?

О. Да, сэр.

В. Хорошо. Давая сейчас согласие на разговор с нами, то есть детективом Ститтумом и мной, здесь, в этом помещении, в отсутствие посторонних лиц, понимаете ли вы, что имеете право в любой момент перестать отвечать на вопросы?

О. Да, сэр.

В. Вы также имеете право на любой стадии нашего разговора, почувствовав необходимость, потребовать присутствия адвоката. Вы это понимаете?

О. Да, сэр.

В. Отлично. Готовы ли вы дать показания об инциденте, имевшем место с вечера четвертого апреля на ранее утро пятого апреля?

О. Да, сэр.

Тома приводила в замешательство необходимость отвечать на вопросы, которые он много раз слышал в фильмах и сериалах, а иногда на работе. Впрочем, их задавали спокойным и дружелюбным тоном, не похожим на тон киношных копов. Тем не менее содержание вопросов настораживало. Том сделал глубокий вдох и начал свой рассказ.

Детективы периодически его прерывали, чтобы что-то прояснить или подробнее остановиться на том или ином эпизоде, но на пленке в основном звучит голос Тома – голос измотанного несчастного человека, вспоминающего ужасы вчерашнего вечера перед двумя чужими людьми, которые сидят напротив него, направляя беседу. Том заговорил о Джулии, пытаясь объяснить, как близко они дружили и какой прекрасной была эта дружба. «Между нами была очень тесная связь», – так он охарактеризовал их отношения. На этих словах детективы переглянулись и вскинули брови, но Том этого не заметил. Следующий вопрос Грайста его поразил.

В. Вы когда-либо вступали с ней в интимную связь?

О. Нет, сэр.

Ответ Тома, сбитого с толку вопросом, тем не менее прозвучал категорично.

В. Вы когда-нибудь занимались с ней сексом?

О. Нет, разумеется, нет.

Отвратительное предположение детективов возмутило Тома, но об этом он промолчал. До начала записи его предупредили, что ему, возможно, придется выслушать пару малоприятных вопросов. Его заверили, что это делается для того, чтобы отмести заведомо ложные версии преступления. В конце концов, расследование строится в первую очередь на показаниях Тома. Ну что ж, думал Том, эти двое – профессионалы и наверняка знают, что делают. Чуть поразмыслив, он предположил, что детектив Грайст уже сталкивался со случаями сексуальной близости между двоюродными братьями и сестрами и потому спросил и его. Но все равно это было мерзко.

Том продолжил свой рассказ, стараясь не упустить ни одной детали, несмотря на тающий на глазах запас сил. Он напрягал память, внутренне содрогаясь при воспоминании о самых чудовищных подробностях, но заставлял себя говорить.

Джин Камминс ждал сына в соседнем кабинете. Происшедшее до сих пор не укладывалось у него в голове. Полицейские вели себя с ним подчеркнуто любезно, демонстрируя заботу и сочувствие. Его усадили за свободный стол и разрешили пользоваться стоящим на нем телефоном. Допивая четвертую за утро чашку кофе, он мучительно раздумывал, стоит ли звонить своим родителям во Флориду или лучше подождать – вдруг появится новая информация. Ему не хотелось тревожить их раньше времени. Старший ребенок в семье, он привык брать на себя ответственность и твердо решил, что позвонит им сам. С отцом его связывали особые отношения. Если уж Джину-старшему суждено услышать ужасные новости о своих внуках, то он услышит их от старшего сына. Остальных родственников уговаривать не пришлось – никто не горел желанием сообщать близким такие известия. Пока он взвешивал все за и против, проходивший мимо офицер заметил, что Джин, похоже, совсем себя не щадит.

– В полиции отвратительный кофе – будто деготь хлебаешь, – пошутил он.

– Вовсе нет, – ответил Джин. – Хотите узнать, что такое настоящий деготь? Попробуйте как-нибудь кофе, каким потчуют матросов на военном корабле.

Прихлебывая остывающий напиток, Джин чуть улыбнулся – он вспомнил, как смешил своих детей, когда те были маленькими. Они сидели за столом над тарелками с хлопьями, побросав на пол рюкзаки. Он, только проснувшись, выходил на кухню в очках, боксерах и футболке; дети издалека слышали, что идет отец, опускали ложки и с нетерпением ждали его комичного появления. Он с закрытыми глазами брел туда, где его ждала капельная кофеварка с таймером, тянулся за стоявшей на обычном месте любимой кружкой и, все так же не открывая глаз, наливал себе крепкий черный кофе без сахара. И, лишь сделав добрый глоток, разлеплял веки и тряс головой. Когда он проделал это впервые, у него и в мыслях не было что-то изображать, но дети захохотали как безумные. А ему так понравилось их смешить, что утренняя вылазка за кофе с закрытыми глазами стала у них чем-то вроде ритуала, упраздненного лишь пару лет назад. Дети растут быстро…

Вернувшись в настоящее время, он вспомнил о несчастной Джинне и покачал головой, не в силах даже представить себе, каково ей сейчас. Он опустил кружку с кофе на стол, сложил ладони и склонил голову, благодаря Бога за спасение его семьи и, вопреки очевидности, молясь за благополучное возвращение Джулии и Робин.

В соседней комнате Том продолжал давать показания. Ему казалось, что все идет как надо. Оправившись от шока, вызванного вопросом о сексуальной связи с Джулией, он обрел самообладание и старательно отвечал на вопросы детективов. Его самого удивляло, как хорошо он все помнит, особенно учитывая, что он не спал уже больше суток.

Но ни одного имени он назвать не мог, как ни напрягал память. Четверо нападавших представились во время их первого разговора, но в тот момент Тому было на них наплевать и имена преступников как влетели ему в одно ухо, так из другого и вылетели.

Зато он вспомнил, что самый высокий из четверых парней говорил, что он родом из Уэнтзвилла. Том очень гордился, поделившись с детективами этой деталью. Название города сохранилось у него в памяти лишь потому, что там жила семья его тетки Лайзы, к которой они по пути заезжали в гости. По прикидкам Тома, Уэнтзвилл был совсем небольшим городком, так что эта подробность могла помочь расследованию. Хорошо, думал он, что он его не забыл.

Его беседа с Грайстом и Ститтумом протекала в дружелюбной и профессиональной тональности. Он обращался к ним «сэр» – эту, бесспорно, устаревшую привычку прочно вбил ему в голову отец.

Методическим пособием «Допрос в уголовном деле и признание подозреваемого», составленным Фредом Эдвардом Инбау, Джоном Рейдом и Джозефом Бакли, в США пользуются все сотрудники следственных органов. Многочисленные цитаты из него содержатся в знаменитом приговоре Верховного суда по делу «Миранда против Аризоны», проходившего под председательством верховного судьи Уоррена. В методичке, помимо прочего, есть и такая рекомендация: «Если подозреваемый ведет себя слишком учтиво и, обращаясь к следователю, постоянно называет его «сэр», это может свидетельствовать о его попытке подольститься к следователю и завоевать его доверие».

Впрочем, вряд ли Том, даже зная об этом, вел бы себя иначе, поскольку он себя подозреваемым не считал. Он был очевидной жертвой преступления. Он находился на грани эмоционального срыва: у него дрожали губы и руки, и посреди особенно длинных фраз ему приходилось переводить дух. Он был морально подавлен, физически истощен и даже не успел вымыться. Мысль о том, что Ститтум и Грайст могли в чем-то его подозревать, даже не приходила ему в голову. Вероятно, поэтому его не слишком удивили последние вопросы детективов. Согласно записи, их задал Грайст.

В. О’кей. Я задам еще пару вопросов, а потом мы сделаем перерыв. Вы что-нибудь делали этим двум девушкам?

О. Нет, сэр, не делал.

В. Хорошо. Я имел в виду, делали ли вы что-либо, что могло как-то им повредить?

Том решительно покачал головой. В вопросах не звучало обвинительной интонации, к тому же Грайст задавал их самым дружелюбным тоном. Детективы просто записывали его показания на пленку. Как они много раз повторили, это стандартная процедура.

О. Нет, сэр. Не делал.

В. Ладно. Вы вступали той ночью в половую связь с кем-либо из них?

О. Нет, сэр, не вступал.

В. А когда-либо вступали?

О. Нет, сэр, никогда.

В. Хорошо. Готовы ли вы позднее предоставить нам образцы тканей и жидкостей для проверки? Я имею в виду образцы волос, слюны и так далее.

О. Да, сэр.

В. Поймите правильно – как мы уже упоминали ранее, мы пытаемся понять, что произошло. До сегодняшнего дня мы понятия не имели, кто вы такой.

О. Да, сэр.

В. Мы должны проверить сведения, которые вы нам сообщили.

О. Да, сэр.

В. Вы это понимаете?

О. Да, сэр, понимаю.

Согласно расшифровке запись была остановлена в половине одиннадцатого утра – Тома допрашивали полтора часа. Когда детективы нажали кнопку на диктофоне, Том выдохнул. Ему в целом понравилось, как все прошло. Он был уверен, что несколько деталей, которые ему удалось вспомнить, помогут расследованию. Детективы потянулись, улыбаясь.

– Слушай, ты молодец, парень, спасибо за помощь, – произнес Ститтум, протягивая Тому руку через стол.

– Посиди тут еще пару минут – мы сходим к начальству и сразу вернемся, хорошо?

Том кивнул, пытаясь подавить зевок, что не укрылось от одного из детективов.

– Может, еще кофейку? Или газировки? – предложил Ститтум.

Том покачал головой:

– Я в норме.

Не успели офицеры закрыть за собой дверь, как он снова заснул.

В начале одиннадцатого двадцатишестилетняя Джеки Свит, младшая из шести братьев и сестер Джина и Джинны, стояла над загроможденным столом в наборном цехе типографии, где печаталась «Коламбия дейли трибьюн», одна из двух ежедневных газет штата Миссури. Дедлайн был в 11:48, и атмосфера в цехе, как обычно, стояла напряженная. Когда зазвонил единственный в помещении телефон, Джеки не обратила на него внимания, пока кто-то не позвал ее по имени. Она тяжело вздохнула, подхватила открытую бутылку «Маунтин Дью» и направилась к аппарату.

– Джеки Свит, – произнесла она голосом, в котором слышалось «какого-черта-отрываете-меня-от-работы-у-меня-дедлайн».

– Джек? Это Шейла, – раздался в трубке голос сестры.

Джеки уронила на стол ручку и сняла очки, мгновенно побледнев. Желудок будто скрутило: братья и сестры никогда не звонили ей на работу.

– Что случилось, Шейла? Что-то с папой? – спросила Джеки и отерла лоб рукой, в которой держала очки, заехав себе по лицу дужкой.

– Нет-нет, с папой все хорошо, – ответила Шейла. – Джек, ты лучше присядь, ладно?

Шейла рассказала ей все, что сама знала о событиях этого жуткого утра. Джеки слушала ее молча, и ее постепенно начала бить дрожь. Вокруг столпились встревоженные коллеги. Комната поплыла перед глазами Джеки; к горлу подступила тошнота. В конце Шейла, не выдержав, разрыдалась и передала трубку их невестке, Кэй.

– Джек, послушай меня внимательно, пожалуйста, – начала та. – Я знаю, что тебе трудно в это поверить. Не гони сюда сразу, не садись за руль, пока немножко не придешь в себя. Возможно, тебе придется пробыть здесь несколько дней, поэтому съезди домой и собери вещи с запасом. Заодно найди кого-нибудь, кто посидит с собаками. Твой муж может отпроситься с работы?

– Д-да… – выдохнула Джеки.

– Хорошо. Пусть поедет с тобой, – продолжила Кэй. – Звонить никому не надо – мы с Шейлой сейчас у Джинны и всех отсюда обзваниваем. Да, еще кое-что. Маме с папой мы пока ничего конкретного не говорили. Подождем, может, будут и хорошие новости.

Джеки кивнула, отхлебнула «Маунтин Дью», пытаясь проглотить мешавший говорить ком в горле, попрощалась с невесткой и повесила трубку. Некоторое время она просто сидела, не способная пошевелиться. Коллеги уже забыли про странный телефонный звонок и вернулись к работе. Джеки поднялась на ватные ноги и вслепую нашарила на столе пачку сигарет. Ей предстояла двухчасовая поездка в Сент-Луис; самая долгая в ее жизни.

Примерно через сорок пять минут дверь в допросную номер два снова открылась. Том по-прежнему крепко спал. Возле его грязного лица на столе расплылась небольшая лужица слюны. Дверь хлопнула, и Том проснулся. Подняв голову, он с удивлением обнаружил, что в комнату вошли двое мужчин, но вовсе не Ститтум с Грайстом.

– Детектив Ричард Тревор, – представился один из них, протягивая заспанному Тому руку.

Том подавил очередной зевок и пожал детективу руку, борясь с желанием протереть глаза.

– Это мой напарник – детектив Джон Уолш.

Том пожал руку второму офицеру. Ни тот, ни другой, на взгляд Тома, не были похожи на детективов. Правда, он сам не до конца понимал, как должен выглядеть настоящий детектив, но эти двое напоминали то ли дантистов, то ли программистов – словом, кого угодно, кроме детективов.

– Как я понимаю, ты уже общался с Гэри и Рэем. Они ушли домой – их смена закончилась несколько часов назад. Надеюсь, ты не против нашей компании. Мы хотели бы еще раз пройтись по паре моментов из твоих показаний. Сделаем еще одну запись – не такую долгую, как первая, не переживай. Мы просто хотим уточнить пару деталей. Надо было сразу спросить, но нас тут не было, когда вы писали первую пленку.

Том кивнул и все-таки потер лицо.

– Хорошо, конечно. Никаких проблем, – ответил он, заставляя себя проснуться.

В 11:25 утра Том во второй раз дал показания. По просьбе детектива Тревора он вновь пересказал всю историю «с самого начала». В целом запись очень похожа на первую. В конце беседы Тревор также поблагодарил Тома за помощь и рассказал о том, что им предстоит делать дальше.

В. Мы ценим ваше содействие.

О. Я помогу, чем смогу, – только скажите.

В. Отлично, в таком случае… Вы запомнили этих людей?

Тревор имел в виду четверку нападавших. Том вздрогнул и кивнул. Он знал, что уже никогда не забудет этих лиц, как бы ему этого ни хотелось.

В. Мы попробуем с ваших слов составить их портреты. Ну, то есть мы попросим вас поговорить с нашим художником-криминалистом. Я должен удостовериться, что мы друг друга понимаем.

О. Конечно.

В. Художник сделает наброски. Вы не против?

О. Нет, не против.

В. Хорошо.

О. А как он будет их рисовать?

Тома воодушевила перспектива помочь расследованию чем-то более конкретным. Необходимость раз за разом пересказывать события этой ночи понемногу начинала его нервировать. Если художнику удастся с его слов набросать портреты насильников, это продвинет следствие вперед и откроет перед ним новые возможности. Том приободрился.

В. Я не знаю, как именно они работают – все по-разному. Хотите что-нибудь еще добавить к нашему разговору?

О. Нет. Разве что… Да нет.

В. Я имею в виду, не случилось ли ночью чего-нибудь еще, о чем мы вас не спросили?

Том задумался, прежде чем ответить на последний вопрос.

О. Нет, я ведь… Я правда… Я изо всех сил старался вспомнить все подробности.

Согласно записи, второй разговор со следователями закончился в 12:40. Детективы вновь поблагодарили Тома за сотрудничество и подтвердили, что его помощь играет ключевую роль в ходе расследования.

– Я уже упоминал, что нам понадобятся твои биологические образцы, – сказал Тревор, выключив диктофон. – Ты понимаешь, что это значит?

– Думаю, да, – ответил Том.

– На самом деле мы просто возьмем у тебя на анализ кучу всего – волосы, кровь, отпечатки пальцев и так далее – чтобы исключить их из числа улик, найденных на месте преступления, – пояснил он.

– Понимаю, – кивнул Том.

– Готов прямо сейчас этим заняться? – спросил Тревор.

– Ну да, – ответил Том не без сарказма. – У меня сейчас вроде как есть минутка.

– Отлично, – улыбнулся детектив. – Тогда идем наверх.

Ева злилась на Марлина Грея. Мягко говоря, ее взбесило, что он не заехал за ней, как обещал, а домой вернулся только в пять утра. Проснувшись около полудня в пятницу, он рассказал Еве, что подрался на мосту Чейн-оф-Рокс, но победил, и гордо кинул на одеяло перед ней швейцарские часы Тома. Она без особого интереса повертела их в руках, а потом надела на руку.

– Это не оправдание, – строго произнесла она, пока Грей, выбравшись из постели, искал одежду. – Я за тебя переживала.

Грей улыбнулся и посмотрел на нее самым щенячьим из своего арсенала взглядом.

– Брось, детка, – проворковал он. – Я не хочу ссориться. Я ведь здесь, все хорошо. – Он потянул Еву назад в постель и поцеловал.

– Ладно, – сдалась та, счастливо улыбнувшись Грею. – Но больше не смей так делать.

Он наклонился поцеловать ее еще раз, но она увернулась и поднялась с кровати.

– Времени нет, – весело пропела она. – Давай вставай – у нас сегодня много дел.

Но Грей не спешил. Он откинулся на подушку, наблюдая, как Ева собирает по комнате их одежду, нуждающуюся в стирке. Часы Тома еще были на ней, но перед душем она их сняла. Грей и Ева слегка перекусили и поехали к знакомым. Часы красовались уже на запястье Грея. Тяжелую тележку с грязным бельем тащила за собой Ева. Она была очень благодарна Роберту Тронкалли и его жене Кендре за разрешение пользоваться их стиральной машинкой и сушилкой – иначе Еве пришлось бы всю первую половину дня проторчать в прачечной самообслуживания. Это соглашение всех устраивало – Ева закидывала белье в стирку, а потом обе пары болтали или смотрели телевизор.

Тронкалли как раз смотрел дневной выпуск новостей, а Кендра на кухне гремела тарелками и приборами. Ева сразу направилась к стиральной машине, а Грей опустился в одно из кресел.

– Привет, – бросил Тронкалли, когда Грей устроился поудобнее.

– Привет, – ответил Грей.

– Видел эту хрень по телику? – осведомился Тронкалли.

– Какую хрень?

– Двух девушек убили ночью на мосту Чейн-оф-Рокс, – ответил Тронкалли. – Вроде как с ними был их двоюродный брат, но он выжил.

Грей вскинул бровь – новость его удивила, но не взволновала. Он глубоко вздохнул и откинулся в кресле.

– Ага, – ухмыльнулся он. – Моя работа.

Тронкалли вытаращил глаза на приятеля. Он привык к неожиданным заявлениям Грея, его извращенному чувству юмора и жажде внимания.

– Марлин, – произнес он голосом, каким маленькому ребенку обычно велят положить на место печенье. – Никогда не говори таких вещей. Однажды кто-нибудь тебя услышит и неправильно поймет.

– Ой, да ладно тебе, – хохотнул Грей.

Тем не менее, когда на экране появилось изображение Тома, Марлин Грей тихонько стянул с запястья новые часы и поглубже запихнул под сиденье кресла Тронкалли.