Текст книги "Вероятно, Алекс"

Будто сейчас мне это под силу. Я, будто в тумане, возвращаюсь в кассу, все еще не зная, что там увижу. Потом делаю глубокий вдох и стучу. Дверь распахивается. Портер ушел. По ту сторону стекла образовалась небольшая очередь, с которой Грейс справляется одна. Когда она видит меня, ее плечи явно расслабляются. Девушка быстро выключает микрофон и шепчет:

– Эй, ты как?

– Нормально. Меня не уволят?

Она смотрит на меня, будто я рехнулась, и качает головой:

– Портер только что извинился и пропустил их без билетов. Люди простят что угодно, если им сделать что-нибудь бесплатно. Не уходи! Все хорошо. К тому же мне сейчас требуется твоя помощь. Хорошо?

– Хорошо.

– Я закрываю за собой дверь, сажусь на стул и машу рукой, приглашая следующего подойти к моему окну. Не могу с уверенностью сказать, что в этот момент чувствую. Облегчение? Опустошение? Унижение и злобу на Портера? Я больше ничего не знаю.

Перед тем как включить микрофон, опускаю глаза и вижу на салфетке с логотипом «Пещерного дворца» новую бутылку воды и три печенья. Шоколадное, сахарное и овсяное. В углу красуется надпись, выполненная неопрятным мальчишеским почерком, и рисунок, живописующий грустную рожицу. «Прости», – гласит она.

СООБЩЕСТВО КИНОМАНОВ «ЛЮМЬЕР»

ЛИЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ>АЛЕКС>НОВЫЕ!

@alex: Мне нужно поднять настроение.

@mink: Мне тоже. Может, посмотрим «Золотоискателей 1933 года»?

@alex: Как насчет «Братьев Блюз»?

@mink: Тогда уж «Доктора Стрейндлава».

@alex: Предлагаю остановиться на «Молодом Франкенштейне».

@mink: Хорошо, пусть будет «Молодой Франкенштейн».

@alex: Ты супер!

@mink: Ты тоже не промах. Дай знать, когда будешь готов нажать кнопку воспроизведения.

Глава шестая

«Иногда лучше не знать».

Джек Николсон, «Чайна-таун» (1974)

Следующее утро я провожу на набережной. Но проходит оно примерно так же, как и первое, то есть опять грозит обернуться провалом. Хотя признаков Алекса нигде не наблюдается, я опять сталкиваюсь с той самой жирной полосатой кошкой, которая болтается вокруг моего любимого лотка с чурро. Теперь я называю ее Сеньором Дон Гато (это имя позаимствовано из детской песенки «Мяу-мяу-мяу», которую папа так любил петь мне в детстве). В конце концов, она сама сбила меня с толку, когда во время нашей первой встречи внушила мне мысль о том, что я имею дело с котом.

Когда я плотно набиваю брюхо и скармливаю оставшиеся от чурро крошки разжиревшим чайкам, у меня еще остается немного времени, перед тем как отправляться в «Погреб» заступать в послеобеденную смену. Не могу сказать, что с наслаждение жду момента, когда вновь увижу Портера. После печенья мы с ним больше не встречались. Согласна, с его стороны это была милая попытка загладить свое свинство, но тем не менее… Чтобы помириться, лучше вообще пока ничего не говорить.

Тьфу ты, от одной мысли о нем мне так и хочется дать кому-нибудь пинка. Кроме того, я вспоминаю, что хотела найти шарф и подвязать им волосы, чтобы они не прилипали к затылку, когда в Парилке с меня начинает течь пот. Я бросаю в мусорную корзину смятую обертку от чурро, киваю на прощание дремлющему Сеньору Дон Гато и шагаю к магазину «Дежавю», виденному мной во время первой попытки выйти на след Алекса, небольшому заведению, торгующему винтажной одеждой, с выставленными в окне манекенами, состряпанными из разрозненных фрагментов своих собратьев – мужчин и женщин, коричневых и розовых, высоких и маленьких. Когда вхожу внутрь, над дверью коротко тренькает звоночек, совершенно теряющийся на фоне гулкого буханья конголезских барабанов, сопровождающего рвущуюся из динамиков экзотическую музыку 1950-х годов. В магазине темно, в воздухе висит стойкий запах заплесневелой старой одежды и дешевого стирального порошка, все собрано на крохотном пятачке – одним словом, мечта любителя поглазеть на товар. Кроме меня в заведении только один покупатель, в углу за кассой скучает девица с волосами, стянутыми на голове в многочисленные пурпурные жгутики, по виду студентка колледжа.

У прилавка я вижу вращающуюся стойку со старыми шарфами. Как раз то что надо. Некоторые из них пахнут не самым лучшим образом, другие, как по мне, выглядят слишком уж психоделическими, зато их представлено здесь несколько дюжин и поэтому есть из чего выбирать. Добравшись примерно до половины, я нахожу черно-серое полосатое кашне, которое не будет слишком диссонировать с оранжевым фирменным жилетом. Я плачу девице за кассой. Когда она пробивает чек, над дверью вновь тренькает колокольчик. Я бросаю через плечо взгляд и вижу, что в магазин вошли два парня. Один – крепко сбитый латинос в майке без рукавов, другой – долговязый блондин в одних шортах, без всякого намека на футболку. При ходьбе он прихрамывает, будто у него болит нога.

Вот гадость, а. Я его знаю. Это дружок Портера. Второй парень с перекрестка – тот самый обкурившийся тип, который молотил кулаками по папиной машине. Они подходят ближе.

– Как жизнь, мамуля? – ленивым, скрипучим голосом говорит он девушке за кассой, когда та отсчитывает мне сдачу, бочком подходит к прилавку и встает рядом со мной.

Я поднимаю глаза и смотрю ему в лицо. Высокие скулы и впалые щеки, покрытые оспинами от угрей. Белокурые волосы на голове всклокочены. Несмотря на это, по сравнению с Портером он обладает более классической красотой. В то же время от него исходят пугающие флюиды. Что-то дерганое и блажное.

– Дэйви, я же говорила тебе не донимать меня на работе.

– Ну да, но у меня экстренный случай. Сегодня после обеда я еду в Ла Сальва. Надо бы выручить братишку.

– Не сейчас.

Он кладет руки на прилавок и наклоняется ближе, перекрывая обзор так, что я больше не вижу их лиц, лишь ее пурпурные жгутики, спадающие на голое плечо.

– Пожалуйста, – умоляет он.

– Я думала, ты ширяешься лишь изредка, – тихо произносит она.

– Так оно и есть, но ты ведь знаешь, как это бывает. Мне нужно самую малость.

Он говорит ничуть не громче ее, но я все равно слышу каждое их слово. Эй, ребята, это вам не приватная беседа. Они вообще знают об этом?

– Я завтра отдам.

– На прошлой неделе ты говорил ровно то же самое, – возражает она.

– Ну же, Джули, – упрашивает он, проводит ладонью по ее руке и поглаживает кончиками пальцев жгутик. – Джули, Джули, Джули.

Девушка вздыхает:

– Я позвоню тебе или сброшу эсэмэску. Часа через два. Он с довольной физиономией отворачивается от нее и только в этот момент меня замечает:

– Привет.

Я ничего не отвечаю, но чувствую, как он оглядывает меня с головы до ног, пока девица вручает мне сдачу. Тут же кладу ее в кошелек, хватаю пакет с шарфом и направляюсь по узкому проходу к двери. Мне хочется как можно быстрее отсюда убраться, так сказать, еще вчера.

Но для этого нужно поторопиться, а ноги напрочь отказываются нести меня вперед.

– Чё покупаем? – Я чувствую, что за сумку кто-то дергает, поворачиваюсь и вижу, что Дэйви вытаскивает из нее шарф. – Ты что, ковбойша? Или, может, гангстерша?

Я вырываю кашне из его рук:

– Ни то ни другое.

За его спиной хихикает дружок.

– Ладно, остынь, мне просто интересно, – произносит Дэйви. – Чё-то я раньше тебя здесь не видел. Как тебя зовут?

– Тебе какое дело!

– Ух, как жжет! – шепчет крепыш.

– Ну же, ковбойша, – говорит Дэйви, – не надо себя так вести.

Выйти я не успеваю. Все происходит слишком быстро. Второй раз за двадцать четыре часа я нос к носу сталкиваюсь с другим человеческим существом. Настоящего Ловкача-Пройдоху в высшей степени разочаровали бы мои никчемные способности ускользать. Моя щека со всей дури налетает на чью-то грудину, будто сделанную из стали.

Я отпрыгиваю, не рассчитываю усилия и чуть не теряю равновесия. Меня хватают чьи-то руки.

Прямо перед моим носом красуется логотип досок для сёрфинга «Квиксильвер». Я захлопываю челюсть, поднимаю глаза и вижу разгневанное лицо Портера Роса.

– О господи! – бормочу я.

Когда он видит перед собой меня, жесткие линии вокруг его глаз немного смягчаются. Самую малость. Потом он смотрит куда-то поверх моей головы и вновь приходит в ярость:

– Какого хрена ты здесь забыл?

Это он не мне. Я понимаю, что злится он совсем не на меня, а на того, кто стоит за моей спиной.

– Кто вы, мамаша? – отвечает ему скрипучий голос Дэйви. – Расслабься, чел. Мы с Рэем лишь прихватим чего-нибудь поесть и отправимся к Капо.

Портер все еще держит меня за руки, но какую при этом преследует цель – не дать мне упасть или же защитить от Дэйви, – с уверенностью сказать нельзя. Он стоит совсем рядом, от него здорово пахнет кокосовым маслом и воском, причем запах этот, честно говоря, чертовски приятный. Пока я вдыхаю дурманящий аромат, он продолжает долбить Дэйви:

– Я так понимаю, мне только показалось, что минуту назад ты вышел из «Дежавю»?

Я поворачиваю голову – увидеть, как Дэйви дает задний ход.

– Джули попросила нас зайти. Ничего такого, мы просто поговорили о новой собаке Капо. Не кипятись.

Хм, а ведь он врет. Но в воздухе и без того уже витает достаточно тестостерона, чтобы начать войну, поэтому о том, чтобы настучать на Дэйви, не может быть и речи. Да и потом, оно мне надо? Это не мое дело. Все, чего я хочу, это уйти отсюда и поехать на работу. А чего это Портер в меня так вцепился? Он наконец это тоже замечает, а когда я вырываюсь, отпускает меня и прячет руки назад, будто от меня исходит радиация.

– А ты что здесь делаешь? – спрашивает он меня.

– Шарф зашла купить, – говорю я, отступая на шаг назад. И что это он вечно вторгается в мое личное пространство?

– Вы знакомы друг с другом? – спрашивает Дэйви, с отсутствующим видом потирая правую ногу.

Похоже на то, что она у него травмирована – он потому и хромает.

– Вместе работаем. – Портер смотрит на Дэйви, потом переводит глаза на мой пакет, будто ни одному из нас не верит.

Мне неприятно, что он поставил меня на одну доску с этим лузером.

– Мир тесен, – ухмыляется Дэйви, – ну что, ковбойша, может, сейчас скажешь мне как тебя зовут?

– Тебе какая разница? Можешь величать меня как угодно.

– Чертова девка, – говорит он, подтягивает шорты и обращается к Портеру: – У тебя на работе она тоже ведет себя так противно?

Тот бросает на меня взгляд. Я смело смотрю ему в глаза, мысленно призывая сказать что-нибудь умное. Ну же, приятель, давай покажи, на что ты способен. Расскажи ему, как довел меня до белого каления, как по-свински себя вел, как обзывал меня снобом и как из-за тебя меня чуть было не уволили. Продемонстрируй перед своим мерзким дружком свою крутизну.

Но он в ответ произносит только два слова:

– Она супер.

Это что-то новое.

Дэйви еще раз оценивающе смотрит на меня и щелкает пальцами:

– Тебе надо прийти на наши посиделки у костра. В субботу, на закате, в Боун Гарден.

Я понятия не имею, где это, хотя на самом деле мне наплевать. Особенно после того сомнительного разговора, который мне довелось подслушать в магазине.

– Не думай, что я не знаю, что именно там ты и закадрил Хлою, – фырчит Рос.

– И что? – с вызовом бросает Дэйви. – Хлоя сейчас в Лос-Анджелесе. Какого хрена ты ворошишь прошлое?

– А какого хрена ты приглашаешь ее на посиделки у костра? – тычет в меня большим пальцем Портер.

Дэйви пожимает плечами, дружок Рэй потихоньку подталкивает его к набережной, подальше от магазина по продаже винтажной одежды:

– Это свободная страна.

Не знаю точно, что значила вся эта их перепалка, но, оставшись с Портером наедине, я чувствую себя в высшей степени неловко.

– Мне надо на работу.

Послеполуденное солнце ярко высвечивает золотистые прядки в темных кудрях Портера, а когда он поворачивает голову и смотрит на океан, затылок его кажется чуть ли не красным.

– Знаю, мне тоже.

Черт. Неужели мы сегодня опять работаем в одну и ту же смену? Вчера, после всего случившегося, я так торопилась побыстрее уйти, что даже забыла посмотреть график дежурств. Не знаю, как долго смогу терпеть его соседство, которое меня жутко напрягает. Но он смотрит как-то странно и чешет затылок, будто собирается сказать что-то еще. Я вспоминаю о печенье, которое он мне оставил. Интересно, а сам он о нем помнит? В качестве жеста примирения это было неплохо, но откуда мне знать – может, он просто украл его в кафе? Надо было выбросить его в корзину, но шоколадное я отдала Грейс, а два других съела сама.

Чувствуя себя явно не в своей тарелке, я бормочу слова прощания и поворачиваюсь, чтобы уйти. Джулия, цыпочка из магазина, стоит у входа, сложив на груди руки вместе с пурпурными жгутиками, и с опаской поглядывает на нас. Избегая на нее смотреть, я иду дальше.

– Увидимся, ковбойша, – окликает меня Дэйви издали и откуда-то сзади.

Ну уж нет. Минуя лоток с чурро, я вижу, что Портер движется примерно в том же направлении, что и я, но его мускулистые ноги шагают быстрее моих. В этот момент раздается свист, и ему машет рукой средних лет мужчина, примерно того же возраста, что мой отец, с волнистыми, каштановыми, коротко стриженными волосами, обильно тронутыми сединой. На нем шорты для сёрфинга и майка без рукавов, в молодости он, скорее всего, был красив, но потом жизнь его здорово потрепала. Одна его рука покрыта поблекшими от времени татуировками, другой просто нет – она напрочь отсутствует.

Проходя мимо и глядя на розовые шрамы в том месте, где когда-то была рука, я с удивлением узнаю на его лице глаза Портера, который тут же перехватывает мой взгляд. Быстро отвожу взгляд и, зардевшись, иду дальше.

Надо полагать, это отец парня, а его рука – следствие того самого «ужаса», о котором заикалась Грейс.

Что же, черт возьми, произошло у них в семье?

СООБЩЕСТВО КИНОМАНОВ «ЛЮМЬЕР»

ЛИЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ>АЛЕКС>АРХИВ

@mink: Что будешь делать по окончании школы?

@alex: To есть чем буду заниматься в жизни?

@mink: Я имею в виду колледж. Раньше я собиралась поступать в театральный, чтобы стать режиссером. Однако теперь уже не думаю, что смогу с этим справиться. Не хочу без конца испытывать на себе подобное давление. Лучше найду себе занятие за кадром, вести какой-нибудь учет или что-то в этом роде.

@alex: Как насчет того, чтобы стать профессиональным киноманом?

@mink: *удивил* А такая работа существует в действительности? Надеюсь, за нее платят огромные деньги, причем все больше наличностью.

@alex: Один из представителей этой профессии в данный момент общается с тобой. Отец надеется передать мне семейный бизнес, но у меня к нему душа не лежит. Не пойми меня превратно: я не имею ничего против и с удовольствием занимаюсь им в качестве хобби, но при этом не хочу тащить лямку и посвящать ему все время, зарабатывая деньги. А если мне захочется попробовать что-то еще?

@mink: Понимаю и сочувствую. Думаю, что осенью надо будет подавать документы в колледж. Меня даже страх берет. Так много разных учебных заведений. Западное побережье? Восточное побережье? Понятия не имею.

@alex: Наслаждайся богатством этого выбора. Что до меня, то я обречен прозябать в местном колледже, разрываясь между двумя работами. Мое будущее предопределено заранее.

@mink: Так не бывает.

@alex: Некоторым не очень везет, Минк.

Глава седьмая

«Раньше я ненавидел воду».

Рой Шейдер, «Челюсти» (1975)

Отец говорит, что второй день чего бы то ни было всегда лучше первого, потому как ты знаешь, чего ожидать, и это сущая правда. Сегодня в Парилке я чувствую себя более сносно. Мне пришлось пожертвовать длинными локонами, зачесать их назад и подвязать шарфом в духе моделей, позирующих для мужских журналов, чтобы пот не стекал с затылка на спину. Грейс тоже предприняла превентивные меры, принесла из дома вентилятор на батарейках и водрузила его между нашими рабочими местами. Главной проблемой для нас теперь является потребность то и дело отлучаться в туалет, потому как пьем мы больше, чем лошади после дерби в Кентукки.

Проработав полсмены, я устраиваю получасовой перерыв, стаскиваю с себя оранжевый жилет и поднимаюсь в кафе, где в этот момент царит затишье. Сахарное печенье, которое вчера оставил Портер, оказалось восхитительным, поэтому я покупаю две штучки и устраиваюсь в уединенной нише под пиратским кораблем. После чего достаю телефон и нахожу сведения, будоражащие меня с самого утра.

Билли «Пенниуайз» был профессиональным серфером и в 1980-х годах завоевал целую кучу призов на чемпионатах Мировой лиги сёрфинга и Тройной короны. Если верить выложенной в Интернете биографии, он до сих пор считается одним из непревзойденных асов всех времен и народов. Умер восемь лет назад. Неподалеку от пешеходного перехода для сёрферов установлена его статуя в натуральную величину, на фотографии к ней прислонены несколько досок, а у подножия лежит букет цветов.

Я читаю, как он рос в бедной еврейской семье, как в шестилетнем возрасте впервые встал на доску и как воспитал в своей семье сразу несколько поколений сёрферов: сына, Зандера Роса, и внуков…

Постойте-ка! У Портера есть младшая сестра, шестнадцатилетняя Лана, победитель различных состязаний в масштабах штата и страны, которая осенью впервые выступит в качестве профессионала, а в январе на целый год отправится в турне по всему миру. А почему не Портер? И что, в конце концов, произошло с его отцом?

На телефон ложится тень. Я нажимаю на кнопку выключения, но не успеваю.

– Читаешь обо мне?

Я кривлюсь и на какое-то мгновение крепко зажмуриваюсь. Как он меня здесь нашел?

– Ты что, следишь за мной по камерам видеонаблюдения?

– За каждым движением, – отвечает Портер.

По аспидно-серому полу скрежещут металлические ножки стула, который он поворачивает задом наперед и садится на него верхом, будто на лошадь, широко расставив ноги и положив на спинку руки:

– Если ты хотела навести справки о моей семье, могла бы просто спросить.

– Зачем я буду причинять тебе беспокойство?

Я начинаю собирать вещи, но, поскольку мне не довелось доесть даже первую печеньку, вполне очевидно, что времени с момента моего появления здесь прошло совсем немного.

– Я видел, ты сегодня смотрела на моего отца.

Это обвинение.

– Ничего я не…

– Не отнекивайся, смотрела.

С моих губ скрывается едва слышный стон. Плечи опадают.

– Я не знала… то есть… Грейс упоминала о каком-то происшествии, но что конкретно случилось, я не знала и… – Что просто? Зачем мне еще глубже рыть себе могилу? – Словом, мне просто стало любопытно… – наконец я довожу свою мысль до конца.

– Ну хорошо, – говорит он, медленно качая головой, – и что ты успела узнать?

Я опять включаю телефон, нахожу статью, показываю ее и отвечаю:

– Успела добраться досюда.

Он перегибается через спинку стула и вглядывается в экран:

– Ага, понятно. Значит, ты выяснила, кто был мой дед и как он погиб, да?

– Нет, о его смерти говорится дальше, – говорю я, надеясь, что мои слова звучат не так ужасно, как кажется.

Но он, похоже, совсем не обижается.

– Дед был великим сёрфером и мастерски умел оседлать волну. Отчаянный храбрец. Любил глупо рисковать, даже когда стал для этого слишком стар. Зимой, после приличного шторма, волны к северу от бухты, в районе Боун Гарден, вздымаются действительно высоко. После одной такой бури, когда мне было десять лет, он тоже решил рискнуть. Я наблюдал за ним со скал. Волна проглотила его целиком и выплюнула на камни. Кстати, именно по этой причине тот участок берега впоследствии назвали Боун Гарден[6]6
  Bone Garden – в дословном переводе означает Сад костей.


[Закрыть]. Он был первым идиотом, кто там погиб. Первым и самым известным.

Я даже не знаю, что сказать. Рядом с нами останавливается большая семья, чтобы сфотографироваться на фоне морского чудища. Мы отклоняемся, чтобы не попасть к ним в кадр – раз, второй, третий. Потом они наконец уходят, и мы опять остаемся одни.

Не желая углубляться в дальнейшие в разговоры о покойном деде Роса, я решаю сменить тему и поговорить о том, чему стала свидетелем в магазине по продаже винтажных тряпок:

– Он твой приятель? Я имею в виду того парня, Дэйви?

– Мы вместе росли, – ворчливо отвечает Портер и искоса смотрит на меня. – Он что, к тебе приставал?

– Без особого успеха.

Уголки рта Портера слегка приподнимаются, он тихо смеется:

– Вот в это я верю. Он далек от великолепия, но проблем может доставить – мало не покажется. Я стараюсь за ним приглядывать, однако…

Портер умолкает на полуслове – будто хотел добавить что-то еще, но по зрелому размышлению решил попридержать язык. Я замечаю, что он без конца оглядывает меня с головы до голых ног, хотя и совершенно беззлобно. В его сузившихся глазах читаются тревога и настороженность, за мрачным волнением, каким-то образом связанным с Дэйви, скрывается что-то такое, чего я не понимаю. Может, это связано с той девушкой, Хлоей, о которой они говорили?

Как бы там ни было, я решаю не развивать эту тему. Еще одна стратегия увиливания, которой я овладела: менять тему разговора, сколько нужно, чтобы избежать неудобных вопросов.

– У тебя, оказывается, есть сестра, которая тоже занимается сёрфингом.

– Ну да, – отвечает он, тоже явно обрадовавшись, что я заговорила о другом. – Лана выше любых похвал. У нее сумасшедший потенциал, многие говорят, что она будет покруче моего отца, а может, даже и деда.

Интересно, они с ней об этом говорят? Такие разговоры не задевают его мальчишескую гордость? Портер достает из кармана телефон, чтобы показать мне фотографии. Девушка на доске для сёрфинга в тоннеле огромной, скрученной волны. По правде говоря, лица ее почти не разглядеть, видно лишь, что ее облепил, будто второй кожей, черно-желтый гидрокостюм. Ощущение такое, будто ее вот-вот поглотит океан. Портер демонстрирует другие снимки, на одних она запечатлена более крупным планом, на других самым невероятным образом будто висит вниз головой на гребне волны. На последней они изображены вместе на пляже – у обоих сохнут на солнце волнистые волосы, гидрокостюмы спущены до пояса, смуглая кожа поблескивает от воды. Портер стоит у нее за спиной, положив ей на плечи руки; и он, и она улыбаются.

Сейчас, когда он сидит напротив меня, на его лице отражается единственно гордость. Парень даже не пытается ее скрывать. Его глаза искрятся от оживления.

– Красивая, – говорю я.

– Вся в мать. Это наши хапа-гены. – Он поднимает на меня глаза и пускается в объяснения: – Наполовину гавайские. Мои дедушки и бабушки были выходцами из Полинезии и Китая. Отец познакомился с мамой, когда ему было столько, сколько сейчас мне, катаясь на доске на Северном побережье. Вот оно, это место, в обиходе Пайплайн.

Он показывает еще одну фотографию: своей матери. Она очень эффектна. И стоит рядом с моим любимым лотком с чурро, перед знакомым магазином «Доски Пенни». Вот оно что. По-видимому, это их семейный магазин. Мысленно делаю в голове пометку: надо найти другой лоток с чурро, и чем быстрее, тем лучше!

Чувствуя в душе какую-то непонятную робость, я смотрю ему в лицо и тут же отвожу взгляд.

– Наверное, тебе немного не по себе оттого, что твоя младшая сестра собирается стать профессионалом? – спрашиваю я скорее по причине охватившей меня нервозности, чем из-за чего-то еще.

Портер пожимает плечами:

– Да нет. В следующем году она впервые примет участие в турне женского чемпионата. Это очень важное событие. Объедет весь мир.

– А как же учеба?

– С ней поедет отец, он будет заниматься с ней во время поездки. Я останусь, чтобы помогать маме управляться с магазином. – Увидев на моем лице выражение сомнения, Портер несколько раз моргает и качает головой: – Знаю, это не самый лучший выход, но Лана не желает ждать, когда ей исполнится восемнадцать. Все может случиться, а сейчас она на пике. В этой поездке ей будут платить небольшую зарплату, и у нее будет возможность получить призовое вознаграждение. Но главное для нее – заявить о себе во всеуслышание, потому что настоящие деньги можно получить лишь за подтверждение качества досок. Этим мы, по большей части, и живем после того, как отец потерял руку.

Мама у нас, похоже, любит показуху, заставляя детей устраивать за деньги представления, но это мнение я предпочитаю оставить при себе и вместо этого говорю, показывая на телефон:

– Но ведь у вас есть магазин!

– Разумеется, беда только в том, что от него ни прибыли, ни убытка, хотя люди этого и не понимают. А теперь, когда отец больше не занимается сёрфингом… да, однорукий спортсмен в роли рекламной модели никому не нужен.

Ого! Этот разговор вполне может поставить нас в неловкое положение. Я поворачиваюсь, вижу перед собой осуждающий глаз морского чудища – Зачем тебе было копаться в телефоне на работе, чтобы навести справки? Не могла дождаться, когда вернешься домой? – и возвращаюсь к недоеденной печеньке.

– Я знал, что одна из трех точно подойдет.

– М-м-м? – Я проглатываю печеньку, стараясь выглядеть невозмутимой, хотя на самом деле чуть не давлюсь.

– Тебе нравятся сахарные. А я не знал, на чем остановиться. Просто понадеялся, что ты не поклонница вегетарианской пищи, продуктов без глютена и прочей ерунды.

Я качаю головой.

Он отламывает кусочек от моей печеньки и съедает его. Я понятия не имею, как к этому относиться. Не знаю, куда он перед этим совал свои пальцы. Мы с ним не друзья. А то, что у его отца нет руки, еще не означает, что я должна простить ему поведение перворазрядного козла.

– Не хочешь меня спросить? – говорит он. – Или уже знаешь?

– О чем?

– Как отец потерял руку.

Я качаю головой:

– Нет, мне об этом ничего неизвестно. Расскажешь?

Или мне лучше подождать, когда ты уйдешь и обо всем прочесть самой? Меня бы это вполне устроило – «спасибо, до встречи», hasta luego[7]7
  Hasta luego – испанское прощание.


[Закрыть].

– Три года назад, когда мне было пятнадцать, то есть на год меньше, чем сейчас Лане, я поехал в Суитхарт Пойнт посмотреть, как отец выступит на одном благотворительном мероприятии. Это даже были не соревнования, в основном туда приехали старые сёрферы, в том числе и несколько знаменитых. И вдруг откуда ни возьмись… – Он на секунду умолкает, погрузившись в воспоминания и глядя перед собой невидящим взором, потом моргает и возвращается в настоящее. – В нескольких ярдах я заметил под водой огромную, несущуюся тень. Сначала даже не понял, что это. Она подлетела прямо к отцу и сбросила его с доски. Потом я увидел большой белый воротник вокруг шеи и разверстую пасть. Большая белая.

Я широко открываю рот, но тут же его захлопываю.

– Акула.

– Некрупный самец. Говорят, это примерно то же, что погибнуть от удара молнии, но будь я проклят, если это не случилось прямо на моих глазах. И позволю себе заметить, все было совсем не как в «Челюстях». На пляже меня окружали сотни людей, но ни один из них не закричал и не побежал. Все просто стояли и глазели, как чудовище весом в тысячу фунтов тащило по воде отца, за которым на поводке плыла привязанная к лодыжке доска.

– О боже, – шепчу я, запихивая в рот целую половину второй печеньки, глотаю немного сладкой массы и говорю: – И чтаааа былааа потоммм?

Портер берет оставшуюся половину, откусывает от нее уголок и принимается ее жевать, с отсутствующим видом качая головой.

– Все было как во сне. Я совсем не думал. Просто бросился в воду. Даже не знал, жив ли отец и выживу ли сам, если столкнусь с акулой. Как можно быстрее поплыл. Сначала нашел доску, потом по поводку добрался до тела.

Он опять умолкает и глотает печенье.

– Перед тем как его найти, я ощутил в воде вкус крови.

– О господи!

– Руки уже не было, – спокойно произносит Портер, – с плеча свисали мышцы и обрывки кожи. Все превратилось в месиво. Таща его к берегу, я боялся, как бы отцу не стало еще хуже. Он потерял сознание и ужасно отяжелел, но никто не торопился прийти мне на помощь. Потом акула развернулась и попыталась откусить и мою руку. Мне удалось ударить ее и отпугнуть. Чтобы меня потом зашить, пришлось наложить шестьдесят девять стежков.

Он вытягивает передо мной левую руку и задирает короткий рукав форменной рубашки. На ней, над специальными часами для сёрферов, змеятся розовые шрамы, выставленные напоказ, чтобы я могла их внимательно разглядеть. Смотреть на них сродни порнографии. У меня такое ощущение, что я делаю что-то, чего делать не должна, и что в любой момент меня могут застукать… но вместе с тем не могу заставить себя отвести взгляд. Эта золотистая кожа, эти шрамы, матовые, будто яичная скорлупа, их линия, напоминающая железнодорожную колею, эти перекрещивающиеся тугие мышечные волокна. Вид поистине ужасен… но это самое красивое, что я когда-либо видела.

При виде этих шрамов в голове всплывают воспоминания, касающиеся уже меня. Нечто такое, чего я ему рассказать не могу. Но это поднимает со дна моей души что-то мрачное, о чем я совсем не хочу думать, боясь как бы меня не захлестнула волна бурных эмоций, грозящих вырваться наружу.

Я делаю глубокий вдох, чтобы загнать их обратно внутрь, и когда мне это удается, вновь ощущаю исходящий от Портера запах воска и очищенных кокосов. Это не тебе не паленый лосьон для загара. Чем же это так пахнет? Не в состоянии найти ответ, я схожу с ума. Не знаю, что тому виной – соблазн ли его запаха, рассказ об акуле или же желание затолкать куда подальше собственные воспоминания, – но не успеваю я осознать, что делаю, как мои пальцы тянутся вперед и проводят по рваному краю шрама рядом с его плечом.

Кожа у Портера теплая. Шрам представляет собой жесткую, тугую линию. Следуя за ней, я прикасаюсь к мягкой, чувствительной коже на внутренней поверхности локтя.

И золотистые волоски на его предплечье встают дыбом.

Он делает резкий, короткий вдох. Преднамеренно тихо, но я все равно его слышу. И в этот момент понимаю, что пересекла некую черту. Отдергиваю руку, пытаюсь что-то сказать, чтобы стереть любые воспоминания о сделанном, но издаю лишь невнятный хрип, который еще больше все запутывает.

– Ну все, – выдавливаю я наконец из себя, – пора возвращаться.

Я настолько смущена, что, когда ухожу, даже спотыкаюсь о стул. По всему кафе разносится скрежет металлических ножек о пол, отрывая нескольких посетителей от послеполуденного кофе. И какой из тебя теперь ловкач, Райделл? Со мной такого никогда не бывало. Неуклюжей меня не назовешь. Ни за что и никогда. Он спутал мне всю игру. Я даже не могу на него взглянуть, потому что мое лицо пылает, будто в огне.

Что со мной происходит? Клянусь, каждый раз, когда я сталкиваюсь с Портером Росом, что-то обязательно идет не так. Не парень, а электрическая розетка, в которую я, как глупый ребенок, без конца пытаюсь засунуть пальцы.

Кому-нибудь обязательно нужно написать у него на спине огромными буквами «ОПАСНО!», пока меня не убило электрическим током.

СООБЩЕСТВО КИНОМАНОВ «ЛЮМЬЕР»

ЛИЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ>АЛЕКС>НОВЫЕ!

@mink: У тебя когда-нибудь были серьезные отношения с девушкой?

@alex: Думаю, да. Типа того. Вопрос лишь в том, что ты вкладываешь в слово «серьезные».

@mink: Эй, ты ведь сам только что сказал «да». Мне просто интересно. Как долго вы были вместе и почему расстались?