Текст книги "Любовь и удача"

– То есть ты понимаешь, что, если вы с Эдди совершите хоть один проступок, в свои команды вы не вернетесь? И никаких оправданий, никаких споров, просто уходите из команды.

– Понимаю, – равнодушно отозвался Иэн. Он снова запустил руку в волосы и закрутил их в тугой узел.

Арчи потряс указательным пальцем:

– Не хочу ставить под сомнение твою мудрость, мам, но это уже чересчур. Один проколется, и они оба…

– Молчать, там, на галерке! – рявкнула мама.

– Что-что? – До меня только сейчас дошла вся суть наказания. – То есть если Иэн проштрафится, накажут и меня?!

– Да. И наоборот. Это как в командном спорте. Ошибается один, проигрывает вся команда.

– Но, мам, я же никак не могу повлиять на то, как ведет себя Иэн. Это несправедливо! – взвыла я.

– Жизнь вообще несправедлива, – парировала мама довольным голосом. Мои родители обожали афоризмы, как другие обожают вкусные сыры и дорогие вина.

И почему Иэн так спокоен? Еще в своем первом матче он собственными силами поменял ход игры, а потом долго и методично добивался – и добился – для своей команды звания чемпионов. Футбол был смыслом его жизни. В нашей старшей школе Иэн играл на позиции нападающего, и ему уже сделали предложение несколько колледжей. Один из них – незадолго до поездки в тренировочный лагерь. Нет, вполне понятно, почему он так бесстрастно себя ведет. Видимо, это последняя стадия отчаяния.

«Ты же знаешь, что сделал Кабби? Он…» – неожиданно всплыли у меня в голове слова Иэна, и я поспешно от них отмахнулась. Нельзя сейчас думать о тренировочном лагере. Если я не хочу снова сорваться. Тем более когда на кону стоит поездка в Италию.

– Отлично. Значит, договорились, – сказала мама в ответ на наше молчание. Она повернулась к лобовому стеклу и положила руки на руль: – На сегодня планы такие. Мы возвращаемся в отель и пакуем вещи. Уолтер, Арчи, туристический автобус отправляется завтра утром в какое-то совершенно неприличное время, так что вам надо успеть как следует выспаться. Эдди, Иэн, вы переоденетесь и помоетесь, и я отведу вас в комнату вашей тети, где вы искренне перед ней извинитесь и попросите прощения.

– Ма-ам, – протянула я, но она вскинула руку, приказывая мне замолчать:

– Я сказала «попросите»? Я имела в виду «будете умолять на коленях». Потом мы отправимся на праздничный ужин, где вы, надеюсь, поведете себя как приличные люди или, по крайней мере, дрессированные обезьянки. После танцев, десерта и любых других развлечений, которых захочется моей сестре, мы пойдем спать. Эдди, Иэн, вам я советую помириться и больше не размахивать кулаками. А то в Италии вам придется несладко. Я слышала, что кладбище, на котором живет Лина, довольно маленькое.

– Нет, оно огромное, – выпалила я.

– Эдди, – одернул меня Иэн, потеряв терпение. – Хватит болтать.

– Я просто не понимаю, почему ты…

– Эдди! – закричали все трое.

Я откинулась на спинку сиденья. Хватит болтать! Если я хочу по-прежнему играть футбол, у меня две сверхзадачи: не злить маму и не ругаться с Иэном.

Я закусила губу и взглянула на взлохмаченную голову брата. Как так вышло, что дружба с ним превратилась в сверхзадачу?

* * *

Раньше меня не удивило бы, что Иэн летит со мной в Италию. Мы всегда пускались в приключения вместе. В начальной школе у нас была целая игра: Иэн искал интересные местечки в нашем районе и потом показывал их мне. Помню, однажды мы прокрались в заброшенный сарай, где лежали горы плесневеющих комиксов. А в другой раз он заставил меня залезть на огромный дуб, исчерканный множеством разных инициалов.

Иэн называл эти вылазки экскурсиями. Мы сохранили традицию и в средней школе, а когда у нас появились водительские права, спектр возможностей заметно расширился. Да вот всего три недели назад мы выезжали на очередную экскурсию.

– Пора на экскурсию! – бодро крикнул брат, как обычно, ворвавшись в мою комнату без стука. Он прошел мимо письменного стола, за которым я сидела, и плюхнулся на еще не заправленную кровать.

– Не выйдет. Через час приедет мамина коллега, и мы пойдем ужинать, – ответила я, подражая маминым интонациям. – Кстати, ты пачкаешь мои простыни.

Тогда я еще не обернулась и не видела, что он делает, но мы с Иэном хорошо друг друга знали. В отличие от нормальных людей, которые моются и переодеваются в чистую одежду после тренировки, Иэн спешит домой как есть. И это видно по нашей грязноватой общей машине.

Я вывела ответ и перевернула лист тетради. Меня возмущал сам факт, что мне надо ходить на дополнительные летние занятия, но биологию я сдала с трудом, и мы с родителями решили, что хорошо бы ее пересдать.

Иэн театрально развалился на кровати, и она жалобно заскрипела.

– Мама не против, если мы пропустим ужин ради встречи ученического комитета спортсменов.

– Что? – Я резко развернулась. – Надеюсь, ты меня туда не записал?

Этот комитет был, по сути, очередной отчаянной попыткой нашей школы восстановить репутацию: нас считали самыми агрессивными (читай: злобными) болельщиками во всем штате.

Иэн широко улыбнулся. Это была его фирменная улыбка, которая расплывалась на все лицо. Она означала приятное предвкушение.

– Не переживай. Не записал. Но если мама спросит – мы идем на эту встречу.

Я бросила карандаш на стол:

– Но ты же понимаешь, что тебя все равно туда заманят? Мисс Хэмптон сказала, что в комитет возьмут «самых популярных спортсменов», и, клянусь, с намеком так посмотрела на тебя! – Я приложила руку к сердцу и попробовала изобразить фальцет мисс Хэмптон: – Иэн, наша сверкающая звезда совершенства, спаси нас от нас самих!

Он поморщился:

– Ох, пожа-алуйста, давай не будем о футболе. Жду тебя в машине. – Он вскочил с кровати и вылетел из комнаты, оставив на моей белой простыне грязное пятно.

Я посмотрела на него и тяжело вздохнула:

– Иэн!

Но все же вытащила из-под стола кеды и поспешила за ним. Выбора у меня не было. Я всегда шла за Иэном. Это все равно что спать и чистить зубы. Естественно и привычно.

Утесы Мохер

Всякий раз, когда путешественник, изучая Ирландию, не делает остановку на утесах Мохер, теряет голос одна банши. Да-да, ягодка, банши. Мы все-таки в Ирландии. Повсюду вопят злые духи. И я, как твой проводник и новая подруга, обязана сообщить тебе: нельзя просто так взять и не посетить утесы Мохер в Ирландии. Это даже не обсуждается. Как говорится, обязательная программа. Без них никуда.

И вот почему. Утесы великолепные. От них дух захватывает. И это вам не умилительный закат или очаровательный ягненок на дрожащих ножках. Они прекрасны, как буря. После такого зрелища ужас и восторг остаются на всю жизнь. Случалось ли тебе, моя милая, застрять в машине в особенно сильную грозу? Вот такое ощущение и дарят утесы Мохер. Буря, натиск и умиротворение в одном флаконе.

Я изучала эти утесы несколько лет и наконец раскрыла их секрет, поняла, почему они не просто ласкают глаз, а меняют взгляд на жизнь. Дело вот в чем: они противоречат сами себе. Бархатные зеленые холмы резко переходят в отвесные каменные утесы. Море бушует на фоне безмятежного неба. Туристов переполняют благоговение и радостное возбуждение. До утесов Мохер я считала, что красота очаровывает и вдохновляет. Теперь я знаю, что она может быть и холодной, и трагической.

Вообще все то же самое можно отнести к одному знакомому мне сердечку. Тому самому, в котором соединяются слепящее наслаждение и удушающее горе, но которое в то же время остается удивительно красивым.

Впрочем, меня никто не спрашивал.

ДОМАШНЕЕ ЗАДАНИЕ ДЛЯ РАЗБИТОГО СЕРДЦА. Давай дадим выход гневу; согласна, ласточка моя? Попробуй что-нибудь швырнуть. Для начала определись с объектом. Камень? Надоедливый голубь? Выбирай. Потом представь, что в этом предмете сосредоточены все твои горести, и запусти его как можно дальше. Выпустить пар полезно для организма. Затем сделай глубокий вдох. И еще один. Обрати внимание, как естественно это выходит. Как твои легкие справляются со всем самостоятельно, без твоей помощи.

Выдержка из книги «Ирландия для путешественников с разбитым сердцем: Нестандартный путеводитель по Изумрудному острову», третье издание

– Отличное платье, сестренка. Собираешься показывать дом потенциальным покупателям?

Я оторвалась от книги, чтобы бросить убийственный взгляд на брата, но мне не хватило сил, и получилась слабенькая смесь осуждения и отвращения. Слишком уж меня измотал этот безумный денек.

Арчи, само собой, принял мою усталость за приглашение и плюхнулся на диван, сбросив меня вместе с путеводителем на пол.

– Ты что творишь? – проворчала я, забираясь обратно на диван. Мне вдруг стало неуютно, что я держу в руке книгу, в названии которой упоминается «разбитое сердце».

Эта книга буквально сама прыгнула мне в руки, когда я обнаружила ее в крошечной библиотеке отеля неподалеку от зала торжеств. Местная библиотека обладала сразу несколькими достоинствами. Из нее было хорошо видно мою мать, все еще бушующую от гнева, там пахло приятной смесью лаванды и пыли, а полки ломились от оставленных посетителями отеля книг. Идеальное укрытие.

«Ирландия для путешественников с разбитым сердцем» сразу привлекла мое внимание. Правда, выглядела она непримечательно. Обложку украшали четырехлистники клевера в форме сердечек, а след от кофейной чашки перекрывал добрую половину чересчур длинного названия. Но обложка меня не волновала. Главное, что я в Ирландии и сердце у меня разбито. Это судьба.

– Что читаешь? – спросил Арчи, пока я пыталась запихнуть книгу за диванные подушки.

– «Маленький домик в прериях». – Я назвала первое, что пришло в голову. В детстве я читала очень выборочно, но если уж брала в руки книгу, то зачитывала ее до дыр. – Кстати, не прыгай на мебель. Диван выглядит слишком древним.

– Да тут весь отель древний. – Арчи махнул рукой на банкетный зал, набитый антикварной мебелью, мерцающими подсвечниками и хрусталем.

И все-таки пафосный особняк Росс создавал впечатление коттеджа в волшебном лесу – во многом благодаря зеленой лужайке с розовыми кустами и неизменно взбитым подушкам, на которых каждый день словно из ниоткуда появлялись шоколадки в золотистой фольге. Даже смотрители были очаровательными – милая пожилая пара, которая вечно набрасывалась на гостей с предложением выпить чаю с печеньем. Уолтер называл их садовыми гномами. Очень подходящее прозвище.

– Папе здесь ужасно не понравилось бы.

– Хорошо, что он не поехал.

Когда тетя обрушила на наш дом бомбу в виде новостей о свадьбе, папа твердо заявил: «Твоя сестра меняет женихов как перчатки. Я отказываюсь в очередной раз тратить целую неделю на игру в сказку».

Я вытянула шею проверить, как там мама. Я поглядывала на нее каждые минут пятнадцать. В данный момент она ходила по залу и освежала букетики, про которые около часа назад тетя Мэл принялась вопить, что они «танцуют над пропастью смерти». А ведь ни о каких танцах над пропастью смерти не могло быть и речи, когда на кону стояли рейтинги.

Пять лет назад тетя Мэл запустила свое шоу по домашнему дизайну на канале HGTV. С тех пор я время от времени плюхалась на диван с печеньем с земляничной начинкой и смотрела «Полчаса с Мэл», где она показывала зрителям, как с помощью отвертки и засохшего лака для ногтей превратить старый деревянный каркас кровати в элегантный книжный шкаф. То есть это я так себе представляла. Мне никак не удавалось досидеть до конца передачи.

Арчи кивнул на тетю Мэл:

– Интересно, как она окрутила этого бедолагу?

– Кларка? – переспросила я.

Наш новый дядя стоял у бара и пьяно покачивался. С самого объявления помолвки он походил на угодившую в сильное течение щепку. И не он первый. Дяди номер один и номер два выглядели точно так же. Однажды папа назвал тетю Мэл цунами. Мама очень рассердилась, хотя это была правда.

– Наверное, он повелся на ее деньги. И беспечный стиль «современная эклектика», – предположила я, подражая голосу тети.

– Да, но разве этого достаточно? Мама говорит, из-за нее он похудел на двадцать фунтов.

– И сбрил усы, – добавила я.

– Последнее – услуга для общества. Он выглядел так, будто ему под нос прилепили мокрую крысу.

Впервые за десять дней я искренне рассмеялась, и смех вышел скрипучим, как дверь, которую давно не открывали.

Арчи широко улыбнулся:

– Так-то лучше. Давно не слышал, как ты смеешься. Ты была какая-то подавленная.

Настроение у меня сразу испортилось. Арчи попал в точку. Стоило мне забыть о том, какой отвратительный год ждет меня впереди, как в голове тут же всплывал Кабби и утаскивал на дно отчаяния. Вот как сейчас. Ну почему я так глупо себя повела?!

– Вы с Иэном как следует поползали перед тетей на коленях? – спросил Арчи.

Я кивнула, радуясь, что мы сменили тему:

– Я – да. Иэн молча стоял рядом и хмурился.

Арчи закатил глаза:

– То есть вел себя как обычно.

– Вот именно. – Прямо как тогда, на утесе, когда я старалась оправдаться перед туристами, а Иэн притворялся мертвым. Что ж, по крайней мере, в этот раз он не лежал, а стоял.

– Кстати, а где Иэн? – спросил Арчи.

Я вскинула голову:

– Сейчас восемь? Сидит на том стуле, похожем на трон.

Иэн тоже нашел для себя подходящее укрытие. Он залез на вычурный древний стул и делал вид, будто он здесь, хотя мыслями витал далеко отсюда: он непрерывно строчил сообщения в своем смартфоне с довольным выражением лица.

– Он что, улыбается?! – возмутился Арчи. – После всего, что сегодня произошло? Ну и чудила.

Я закусила губу, чтобы по привычке не заступиться за Иэна. Мы всегда делились на два лагеря: Иэн и Эдди против Уолтера и Арчи. Периодически образовывались временные союзы, но мы все равно оставались преданы своим сторонам. Неужели я безвозвратно это уничтожила?

– Он прямо сияет с тех пор, как взялся за телефон после возвращения с утесов, – заметила я. – Не знаю, с кем он переписывается, но собеседник явно приятный.

– Может, с девчонкой? – предположил Арчи.

– Вряд ли.

В Иэна была влюблена чуть ли не каждая вторая ученица, но он редко выплывал на поверхность жизни и совсем не обращал на них внимания, так что мне приходилось оберегать братца от поклонниц, которые считали, что расположение младшей сестренки – верный путь к его сердцу. Ха.

Арчи потянул меня за рукав:

– Нет, правда, что за платье? Ты как будто с конкурса красоты для агентов по недвижимости!

На этот раз мне не пришлось прикладывать усилий, чтобы оскалиться.

– Перестань, Арчи. Ты сам видел, что стало с моим платьем. Выбора у меня особого не было. Пришлось надеть мамино.

– У нее не было ничего менее… риелторского?

– Э-э… Ты же знаешь нашу маму?

– Поверхностно. Это та тетенька, которая всегда на нас кричит? С короткими волосами? Чье фото попадается иногда на рекламных щитах?

Я поежилась:

– Надо ее наконец от этого отговорить.

– Ну, удачи! Эти щиты оплачивают мое обучение.

– Футбол оплачивает твое обучение. И Уолта тоже, – возразила я. – А Иэн, наверное, станет первым в истории студентом, которому будут платить за то, чтобы он играл. Мне единственной потребуются щиты для оплаты обучения.

Я говорила не из жалости к себе: это была чистая правда. На моих братьев ушли все гены «прирожденных спортсменов», а мне достались гены «спортсмена-любителя». Я была хороша, но не блистала. А это особенно обидно, когда твоим братьям посвящены настоящие алтари в школьном зале славы.

Лицо Арчи смягчилось.

– Эй, нельзя сдаваться раньше времени! За последний год ты стала играть намного лучше. У тебя есть шанс попасть в команду.

Я покачала головой: не было настроения выслушивать ободряющие речи брата.

– Если только мы с Иэном все не испортим.

– Все обойдется. Ты будешь проводить время с Линой, а Иэн будет… собой!

Быть Иэном – это как отдельный вид экстремального олимпийского спорта. Музыка, футбол, школа – всё на повышенной сложности.

– Ты не знаешь, почему он напросился со мной в Италию? Вроде ему даже не нравится Лина. Она полгода с нами жила, и он с ней почти никогда не разговаривал. Или ему нравится меня мучить?

Арчи пожал плечами:

– Малышка Лина? Уверен, она ему нравится. Она необычная и забавная. И волосы у нее безумные. Напомни, давно она уехала?

Я могла бы назвать точное количество дней, но понимала, что сошла бы за одержимую.

– В начале июня.

– Она навсегда там останется?

Я поникла. «Навсегда» звучало как смертный приговор.

– До конца учебного года. Ее папа, Говард, обожает путешествовать, и они вместе катаются по миру. В октябре он повезет Лину и ее парня в Париж.

Парень. Очередная перемена. За последний год с Линой много чего приключилось. Все началось с того, что у ее мамы Хедли обнаружили рак. В горле у меня болезненно запершило. Мне всегда тяжело вспоминать о Хедли. Она была особенной, творческой, легкой на подъем, непоследовательной и заботливой, но не надоедливой.

Порой мне казалось, что я пережила смерть Хедли дважды: за себя и за Лину. Я так отчаянно старалась поддержать горюющую подругу, что потратила все свои душевные силы.

Я закусила щеку изнутри, стараясь забыть об ощущении беспомощности и сосредоточиться на настоящем.

– Странно, что Иэн не захотел поехать с вами на экскурсию по замкам. Разве вы не собираетесь туда, где снимали «Храброе сердце»?

Арчи тут же оживился. Мои братья знали этот фильм наизусть.

– Конечно, мы туда собираемся! Уолт захватил с собой грим для лица, чтобы разыграть сцены из фильма!

Вот это да. Как тетя Мэл обрадуется-то!

– Видишь, Иэн обожает этот фильм. Он не раз под него засыпал! Мне кажется, он летит со мной в Италию из вредности.

– Может, ему хочется провести время с любимой сестрой?

– Ну конечно, ведь он так стремился проводить со мной время этим летом!

Арчи закатил глаза, но спорить не стал. Иэн почти все лето торчал у себя в комнате и писал вступительные сочинения для вузов, ездил «по делам» неизвестно куда и слушал музыку на предельной громкости. А потом я спуталась с Кабби, и мы окончательно отдалились друг от друга.

Ну а потом был футбольный лагерь.

Вдруг Арчи заерзал на диване и впился в меня взглядом:

– Давай, Эдди, рассказывай.

Тон у него был серьезный, и душа у меня ушла в пятки.

– О чем?

– Что случилось?

– С… Иэном? – уточнила я. Пожалуйста, пусть Арчи ничего не слышал!

Брат помотал головой. У меня сдавило горло от злости.

– Тогда я не понимаю, о чем ты.

– Расслабься, сестренка. На меня же ты не сердишься. Я слышал, что сказал Иэн. Перед тем, как ты его толкнула.

Я потеряла дар речи от ужаса. Что же именно он тогда сказал? И что понял Арчи из нашей тихой перепалки?

– И что ты слышал?

– У тебя что-то случилось? О чем он заставляет тебя рассказала маме с папой?

Арчи не знает, что произошло! Я расслабилась и откинулась на спинку дивана.

– Нет, все в порядке, – поспешно заверила я брата. По крайней мере, тут врать не приходилось. Пока об этом почти никто не знает, у меня все нормально. Да, меня опозорили, мне разбили сердце. Но ничего по-настоящему плохого не случилось. Поэтому не вижу смысла говорить об этом маме.

Арчи подпер рукой подбородок:

– Тогда в чем дело? Это из-за парня? Наверное, из команды Иэна, раз он так злится?

Какой он догадливый!

Я не выдержала и рявкнула:

– А по-твоему, в меня не мог бы влюбиться популярный футболист?!

– Что?! Я ничего такого не говорил. – Арчи вскинул руки в примирительном жесте и удивленно распахнул синие глаза: – Эдди, почему ты так странно себя ведешь?

Потому что у меня разбито сердце. Потому что парень вроде Кабби и правда никогда не полюбил бы такую, как я. Я подняла взгляд на зеленую спинку дивана и ковырнула ногтем дыру в бархатной обивке. Глаза щипало от слез.

– Мама с Уолтом тоже нас слышали?

Арчи покачал головой:

– Мама тайком обговаривала сделку с клиентом по телефону, а Уолт прикрывал наушники волосами. Он даже не заметил, как вы сорвались, пока суматоха не поднялась.

Что ж, по крайней мере, нас подслушал не Уолт, а Арчи. Из всех моих братьев у Арчи было самое нормальное отношение к тайнам. Остальные двое находились на разных краях спектра. Иэн превращался в живой сейф, и поэтому мне не приходилось переживать, что он сам расскажет родителям про Кабби. А Уолт был его прямой противоположностью. Когда ему доверяли секрет, он ужасно мучился и спешил от него избавиться, в итоге вываливая информацию как раз тому, от кого ее в первую очередь следовало бы скрывать.

– Если какой-то парень тебя обидел, я готов навестить его в кампусе. Допустим, сесть в машину, дождаться, пока он выйдет на дорогу, и как будто нечаянно сдать назад, не проверив зеркало заднего вида. Просто назови имя, и дело в шляпе. – Арчи говорил уже не спокойным, а грозным тоном, что бывало довольно редко.

– Нет, Арчи. Не надо никого сбивать! – с нажимом произнесла я. Никогда не знаешь, шутит он или говорит всерьез.

– Уверена?

– Да, уверена, – твердо ответила я. – К тому же это ничего не исправит.

– Зато он поймет, что не с теми связался.

Я положила ладони на плечи брату:

– Арчибальд Генри Беннетт. Обещай, что ничего не сделаешь.

– Уверена?

– Обещай! – крикнула я.

– Ладно. Обещаю.

Вот зараза. Ох уж эти братья! Все равно что сторожевые псы, которые иногда лают и на тебя тоже. Разговор с Арчи ужасно меня вымотал. Как и весь сегодняшний день.

– Ну, спасибо за компанию, но я хочу немного побыть одна, – сказала я, кивая на дверь. Я давно сообразила, что парни не понимают намеков – по крайней мере, таких, к которым я привыкла. Чем яснее выражаешься, тем лучше.

Арчи грациозно спрыгнул с дивана и неуклюже похлопал меня по плечу.

– Знай, что я всегда рядом, Эдди, – сказал он.

– И я это очень ценю, – ответила я и энергичнее закивала в сторону двери.

– Ладно-ладно, исчезаю. – Он вышел из комнаты, и я буквально увидела, как у него над головой загорелся список дел на сегодня: «Поддержать младшую сестренку. Готово».

* * *

Как только Арчи скрылся из виду, я вытащила путеводитель из-под подушек и зажгла пыльную лампу. Но сосредоточиться на книге не получалось: я то и дело отвлекалась на Иэна. Он до сих пор сидел на стуле и сверлил взглядом экран телефона, а волосы закрывали его лицо.

Он перестал стричься после Рождества, несмотря на все угрозы и протесты нашей мамы. Волосы отросли чуть ли не до плеч и постоянно напоминали мне о том, как несправедливо распределение генов в природе. Братьям достались мамины густые ресницы и темные кудри, а тонкие светлые волосы деда проскочили поколение, пропустив моего отца, и остановились на мне.

Зато у нас у всех были синие глаза; только сегодня у Иэна они выглядели особенно яркими, потому что их оттенял синяк (моя работа). Выглядел он болезненно. И значительно. Как жирная точка в конце мучительного предложения.

Внезапно лицо Иэна озарила улыбка, и у меня защемило сердце. Дело в том, что Иэн всегда улыбается искренне. Он никогда не притворяется, будто ему весело. Рассмешишь его – значит, правда хорошо пошутил. Рассердишь – значит, правда повел себя как дурак.

Какая же я дура.

Во мне нарастало отчаяние, и я вскочила с дивана с книгой под мышкой. Мне нужен был свежий воздух. Срочно.

Как только мама отвлеклась на разговор с матерью жениха, я бросилась во двор через танцпол, скользя вдоль стены.

Там я остановилась и сделала глубокий вдох. Если бы я сама писала путеводитель по Ирландии, первую же главу уделила бы запахам. Смеси недавнего дождя, влажной земли и некоего секретного ингредиента – вроде лишней щепотки мускатного ореха на французском тосте, тайный рецепт которого мы с папой разрабатывали и совершенствовали все выходные на Четвертое июля.

А вдруг папа обо всем узнает?

Я не позволила себе зацикливаться на этом вопросе и поспешила вниз по лестнице, мимо чаши фонтанчика с переливающейся через край дождевой водой. На дорожку крест-накрест падали блики от желтых ламп, весело потрескивающих там, где их висело чересчур много. В щелях на каменном тротуаре мерцали лужицы, а воздух веял безупречной прохладой и бодрил. Ну как можно настолько отвратительно себя чувствовать в таком красивом месте?

Я впилась ногтями в ладони, сдерживая нарастающую боль в груди. Не знаю, какие воспоминания меня на самом деле мучили: о Кабби или об идиллической картине у меня голове, где мы были счастливы вместе? Мечты у меня всегда были одинаковыми. В середине сентября, через недельку-другую после начала учебного года, когда все уже немного обвыклись, мы шли бы по коридору, его рука лежала бы на моей талии, и мы увлеченно болтали бы, не замечая никого вокруг. А остальные шептались бы: «Это Эдди Беннетт. Они так мило вместе смотрятся! Да. Странно, что раньше мы ее не замечали».

Что ж, кое-что из этого сбудется. Я уже вижу, как все шепчутся у меня за спиной, но говорят совсем не то, о чем я мечтала.

Наконец я дошла до увитой плющом беседки в дальнем конце сада – укрытия вроде библиотеки, только на свежем воздухе, – и села там, скрестив ноги. Под строгую юбку выданного мамой платья подуло холодом. Я проверила телефон и чуть не ахнула, увидев новое сообщение:

ТЫ ГДЕ??????????????????

Лина.

Лина и восемнадцать вопросительных знаков. Я на всякий случай дважды их посчитала. Это был очень-очень плохой знак. Обычно Лина писала, как школьная учительница из девятнадцатого века, которая впервые увидела телефон: каждое предложение начинала с большой буквы, не пренебрегала точками, смайликов почти не добавляла. Восемнадцать вопросительных знаков для Лины – чуть ли не богохульство. С таким же успехом она могла бы встать посреди службы в церкви и начать выкрикивать ругательства в мегафон. Она не просто сердилась: она была в бешенстве.

Я нажала «ответить» и поспешно вбила максимально размытый ответ: «Извини, сейчас не могу разговаривать. По уши в свадьбе:(».

У меня все лучше получались размытые ответы. И избегать звонков я научилась мастерски. Грустный смайлик посмотрел на меня с осуждением.

– Что? – огрызнулась я. – Между прочим, я не отвечаю на ее звонки по уважительной причине.

Я не говорила с Линой, потому что не могла. Она слишком хорошо меня знала и сразу поняла бы по голосу, что дело нечисто, а я не желала – категорически не желала – рассказывать ей про Кабби по телефону. Уж лучше пусть Лина осуждает меня вживую, лицом к лицу. Я многим хотела с ней поделиться. Она ничего не знала о Кабби, так что придется пересказать события всего лета.

Осталось только прилететь в Италию, разобрать чемодан и излить душу, ничего не утаив. Я уже знала, как Лина отреагирует. Сначала придет в ужас, потом растеряется, а потом ее внезапно посетит гениальная идея, как мне пережить будущий год, и она примется убеждать меня в том, что все образуется.

По крайней мере, так я себе это представляла.

* * *

Кабби впервые заговорил со мной на пятый день после нашего переезда в Сиэтл. Я готовила вафли. Точнее, взятку в виде вафель, и давалось мне это нелегко. Арчи с Уолтером отвечали за распаковку коробок на кухне и каким-то образом умудрились превратить ее в пещеру ужасов, полную ловушек. Я споткнулась о хлебопечку, уронила целую коробку яиц, а на голову мне упала упаковка пергаментной бумаги. Но когда тесто разлилось по форме и от вафельницы пошел ароматный дымок, я подумала: «Оно того стоило!»

Я втянула носом воздух. Вафли должны были получиться идеальными. Это был мой пропуск на утреннюю прогулку, куда Иэн наотрез отказывался меня брать. Ну кто будет кричать «Пошлавонотсюда!» человеку с целой тарелкой горячих вафель? Даже если этот кто-то хочет произвести впечатление на своих новых друзей.

– У тебя тесто в волосах.

Вот первое, что мне сказал Кабби Джонс. Согласна, звучит не очень романтично, но мне тогда было всего двенадцать, и я еще не понимала, чем Кабби привлек мое внимание. Еще не знала, как назвать это чувство.

Я вытерла челку кухонным полотенцем, и Кабби подошел ближе, вдыхая аромат вафель. Когда он был уже футах в пяти от меня, я наконец поняла, что в нем такого особенного.

– Твои глаза! – ахнула я, отбрасывая полотенце. Они были разного цвета.

Его улыбка погасла.

– Гетерохромия. Генетическая штука. Ничего странного.

– Я и не говорила, что это странно. Дай взглянуть! – Я схватила его за руку и притянула к себе. – Серый и синий?

– Фиолетовый, – поправил меня Кабби.

Я кивнула:

– Да. Он мне особенно нравится. Будь мы героями научно-фантастического фильма, я бы сказала, что именно в нем скрыты твои силы.

Он широко распахнул глаза, а потом улыбнулся и медленно, негромко рассмеялся. В тот момент я поняла, что на мальчишек можно смотреть по-разному: так, как я делала это всю жизнь, и вот так, когда голова начинает слегка кружиться, а в формочке в виде Микки-Мауса подгорает вафля.

* * *

Проводы молодоженов прошли до смешного плохо. Мало того что мой самый старший брат выпил лишнего и успешно поджег розовый куст, так еще и оператор номер два никак не мог удачно щелкнуть жениха с невестой, и нам пришлось повторять действо снова и снова, пока у нас не закончились хлопушки и даже самые жадные до съемок гости не начали роптать.

– Автобусы прибывают завтра в шесть тридцать утра ровно! – крикнула тетя Мэл, когда Дядя Номер Три уносил ее на руках в отель. Подол платья тянулся за ними по земле, подметая конфетти и пустые оболочки хлопушек. Проводы устроили для галочки: новобрачные, как и все остальные, собирались ночевать в особняке Росс.

– Наконец-то все закончилось, – тихо проворчала мама, устало приглаживая волосы. Макияж у нее расплылся, и от этого глаза казались смазанными.

Мы молча поплелись за ней вверх по зеленой лестнице. Поднявшись на наш этаж, мы зашли в тесную комнатку. Хотя нас было пятеро, включая двух студентов-футболистов, которые могли бы соперничать по габаритам с юным Кинг-Конгом, тетя Мэл выделила нам самый крошечный номер в отеле.

Стены украшали обои в цветочек, и койки моих братьев занимали чуть ли не все пространство. По сути, комната представляла собой узкий коридорчик с чередой кроватей вдоль стены. Причем проход был завален барахлом моих братьев: фантиками от конфет, спутанными проводами и целой горой кроссовок. Я называла это все «братской солянкой».

Мне удалось первой забежать в ванную. Я заперлась и включила самый мощный напор воды. Вообще я не собиралась принимать ванну, но мне хотелось заглушить грохот в комнате. От путешествий всей семьей у меня болела голова.

Я сняла «платье риелтора», натянула просторную футболку и черные пижамные штаны и стала как можно медленнее чистить зубы.

– Мне надо пописать, сестренка! – закричал Уолт, колотя по двери. – Писать, писать, хочу пи-и-и-и-и-исать!

Я распахнула дверь, чтобы он заткнулся.

– Милая песенка, – съязвила я. – Обязательно ее запиши.

Он юркнул в ванную:

– Знал, что тебе понравится.

Я вышла, осторожно переступая через капканы кроссовок, забралась на кровать и завернулась в одеяло, словно в кокон. Мне хотелось поскорее уснуть. Хоть на время обо всем забыть. Последние десять дней меня спасал только сон. Начиная с того дня, когда Иэн ворвался ко мне в комнату и заявил, что я испортила ему жизнь. Ему! Как будто это Иэну придется весь год избегать Кабби и его знакомых. Живот у меня скрутило, как выжатые простыни.