Текст книги "Эти гениальные птицы"

Глава четвертая
Птичий твиттер
Социальная жизнь птиц

Мы оттачиваем и шлифуем свой ум об умы других.

Мишель де Монтень

Многие виды птиц – в высшей степени социальные создания. Они живут колониями, кормятся стаями, гнездятся группами, купаются кланами. Они подслушивают. Ссорятся. Они дурачат друг друга. Обманывают и манипулируют. Похищают детенышей. Разводятся. Проявляют обостренное чувство справедливости. Дарят подарки. Играют «в собачку» и перетягивание каната, используя для этого веточки, нитевидные стебли тилландсии («испанского мха») или кусочки проволоки. Воруют у соседей. Предупреждают молодняк о приближении опасности. Дразнятся. Делятся своим имуществом. Формируют социальные связи. Борются за статус. Целуются, чтобы утешить друг друга. Учат своих детенышей. Шантажируют родителей. Собираются, чтобы почтить память умершего сородича. И даже могут испытывать горе.

Не так давно считалось, что такие социальные навыки находятся далеко за пределами досягаемости для птиц. Например, предположение о том, что птицы способны понимать чужое сознание, рассматривалось как абсолютно нелепое. Но в последнее время эта точка зрения начала меняться, и ученые находят все больше доказательств того, что социальная жизнь у некоторых видов птиц по сложности может быть сопоставима с нашей и требовать целого ряда высокоразвитых когнитивных способностей.

Среди тысяч видов птиц, населяющих нашу планету, можно встретить поразительное разнообразие типов социальной организации. Одни виды, такие как опоясанный пегий зимородок и длиннохвостый королевский тиранн (которого в Техасе называют «райской птичкой»), предпочитают одиночный образ жизни, яростно защищают свою территорию и формируют пары только во время брачного сезона. Другие живут только группами: например, грачи, члены семейства врановых, населяющие Старый Свет от Великобритании до Японии, образуют целые колонии – так называемые «грачовники»; а гаги-гребенушки, крупные утки, обитающие на арктическом побережье, гнездятся колониями численностью более 10 000 особей.

У больших синиц (Parus major) – маленьких птичек с ярко-желтой грудкой, широко распространенных по всей Евразии, – удивительная социальная организация, придающая новый смысл старой поговорке «птицы одного полета». Недавно исследователи из Оксфордского университета создали своего рода синичий Facebook – «матрицу контактов», раскрывающую структуру связей между отдельными птицами в популяции численностью около тысячи особей, обитающих в хорошо изученном лесном районе Уайтэм Вудз к западу от Оксфорда. Изучив регулярность контактов между отдельными птицами, исследователи обнаружили, что у больших синиц очень сложная сеть социальных связей: они собираются для кормежки в произвольно формирующиеся стайки на основе своих межличностных предпочтений.

Сложные социальные отношения обнаружены даже у кур. Уже через несколько дней после знакомства они формируют стабильную социальную группу с четкой иерархией. В действительности известным английским выражением «порядок клевания», которое сегодня используется для обозначения неформальной социальной иерархии, мы обязаны норвежскому зоологу Торлейфу Шельдерупу-Эббе, который обнаружил, что домашние птицы клюют зерна из кормушки в соответствии со своим местом в птичьей иерархии, где птицы, занимающие верхние ступени, пользуются значительными привилегиями в виде доступа к корму и безопасности по сравнению с находящимися на нижних ступенях.

КАК ЭТА сложная социальная жизнь с ее переплетением дружеских, семейных и иерархических отношений повлияла на птичий ум? Может быть, птицы обязаны своим быстрым, гибким умом не только сложным техническим задачам, которые ставит перед ними среда обитания, но и тесным связям и тем непростым требованиям, которые предъявляет к ним социальная среда? Эта так называемая гипотеза социального интеллекта в последнее время находит все больше сторонников среди ученых.

Впервые предположение о том, что социальная жизнь с ее высокими требованиями может способствовать эволюции умственных способностей, было выдвинуто психологом Николасом Хамфри, профессором Лондонской школы экономики, в 1976 г.

Хамфри занимался исследованием обезьян, которые постоянно жили группами по восемь-девять особей в его лаборатории. Их поместили в аскетичные металлические клетки, где у них не было ни игрушек, ни развлечений, ни каких-либо внешних стимулов в виде необходимости остерегаться хищников или добывать себе пищу (обезьян регулярно кормили), и Хамфри беспокоился, не повлияет ли такое бедное окружение на когнитивные способности молодых обезьян в негативном ключе. К его великому удивлению, несмотря на жизнь в стерильной, отупляющей среде, его подопытные неизменно демонстрировали острый ум и способность к решению сложных когнитивных задач. Как оказалось, у обезьян была прекрасная среда для развития интеллекта – их маленький коллектив.

«Однажды я внимательно понаблюдал за ними, – писал Хамфри, – и увидел, как детеныш, которого пытались отучить от груди, допекал свою мать, как двое подростков устроили шумную возню и как старый самец вычесывал самку, а другая пыталась занять ее место. И вдруг меня осенило: зачем этим обезьянам какие-то предметы, если они могут изучать сородичей и манипулировать друг другом? Они не подвергаются никакому риску интеллектуальной смерти, поскольку социальная среда обеспечивает им непосредственное участие в непрерывных диалектических, сложных противостояниях».

По словам Хамфри, эта богатая социальная среда представляет своего рода «обезьянью Афинскую школу» и требует от животных уникальных когнитивных навыков и социальных расчетов. Обезьяны должны уметь оценивать последствия своего поведения в группе. Составлять суждение друг о друге. Просчитывать вероятное поведение своих сородичей, отслеживать социальные отношения, определять иерархический статус и конкурентоспособность других обезьян, взвешивать преимущества и потери в ходе каждого взаимодействия. Более того, эти социальные переменные «эфемерные, нечеткие и часто и быстро меняются, поэтому требуются постоянные перерасчеты». Игра в такие социальные шахматы способствует развитию интеллектуальных способностей высшего порядка, утверждал Хамфри. Чтобы эффективно взаимодействовать со своими сородичами в группе, социальным животным волей-неволей пришлось стать «природными психологами».

СЕГОДНЯ УЧЕНЫЕ считают, что многие виды птиц в этом отношении мало чем отличаются от приматов. Те, кто ведет коллективный образ жизни, должны уметь находить общий язык с другими, сглаживать острые углы и избегать ссор по пустякам. Им предстоит научиться оценивать поведение других птиц, принимать решения о том, как себя вести – сотрудничать или соперничать, а также у кого учиться и с кем общаться. Они должны различать огромное количество сородичей по характеру, отслеживать их поведение, помнить о том, как тот или иной индивид поступил в прошлый раз, и прогнозировать, как он может повести себя сейчас. Таким образом, поскольку многие виды птиц сталкиваются с теми же типами социальных проблем, которые могли стимулировать развитие интеллекта у приматов, их ум может быть точно так же «заточен» под управление социальными взаимоотношениями, как и наш.

Многие виды птиц демонстрируют поразительный социальный интеллект. Сороки узнают собственное отражение в зеркале, что представляет собой форму самосознания, которая некогда считалась характерной только для человека и нескольких других развитых социальных млекопитающих. В одном из экспериментов исследователи нарисовали красную точку на горле шести сорок, и две из них попытались лапами стереть точку со своего тела, вместо того чтобы реагировать на изображение в зеркале.

Африканские серые попугаи – прирожденные коллективисты. В дикой природе эти птицы собираются в многотысячные стаи, кормятся группами по 30 особей и образуют пожизненные пары с партнерами. Они редко бывают одни, разве что в неволе. В лабораторных экспериментах они объединяют силы при решении задач, требующих физической силы, например вместе тянут веревку, чтобы открыть коробку с едой. Они также понимают преимущества взаимопомощи и умения делиться: например, получая пищевое вознаграждение, зачастую они не съедают его в одиночку, а предлагают человеку, если знают, что этот человек – друг и ответит им взаимностью.

Взаимность в виде дарения подарков – еще один вид социального поведения, необычный в животном мире, но довольно распространенный среди некоторых видов птиц, в том числе ворон. Двадцать лет назад, когда я впервые услышала от своей подруги, что вороны, которых она регулярно кормит, оставляют ей на пороге дома подарки – стеклянный шарик, деревянную бусину, крышку от бутылки, разноцветные ягоды, я отнеслась к этому скептически. Но в последние годы появилась масса историй о вороньих подарках, включая ювелирные украшения, побрякушки, осколки стекла, фигурку Санта-Клауса, игрушечный патрон от детского ружья, диспенсер Дональд Дак для конфет PEZ и даже конфету в форме сердечка с надписью «Люблю», подаренную сразу после дня святого Валентина. В 2015 г. Габи Манн, восьмилетняя девочка из Сиэтла, поведала, как с возраста четырех лет она начала кормить ворон по пути от дома до автобусной остановки. Потом она стала каждый день выставлять во двор дома поднос с арахисом, и время от времени находила на нем разные безделушки: серьгу, болты и гайки, петли, пуговицы, белую пластиковую трубочку, гниющую клешню краба, маленький кусочек металла с набитым на нем словом «лучший» и – любимый подарок Габи – переливающееся белое сердечко. Наименее отвратительные подарки Габи собирала в пакеты и указывала дату, когда те были получены.

«Дарение подарков говорит о том, что вороны понимают преимущества взаимности, совершая действия, которые не приносят им немедленной выгоды, и ожидают ответного вознаграждения в будущем, – пишут биологи Джон Марцлуфф и Тони Энджелл в своей книге «Дары вороны». – Этот вид поведения также требует планирования: ворона должна предварительно запланировать, что она принесет подарок и оставит его».

Ворóны и вóроны отказываются делать работу, за которую они получают меньшее вознаграждение, чем их сородичи. Раньше считалось, что такая чувствительность к несправедливости характерна только для приматов и собак, и именно она стала важнейшим когнитивным фактором, способствовавшим эволюции сотрудничества у людей.

Врановые и какаду могут откладывать получение вознаграждения, если они считают, что это того стоит: эта форма эмоционального интеллекта вовлекает самоконтроль, настойчивость и способность к самомотивации. В некотором отношении эти крылатые кудесники способны проявлять гораздо бóльшие чудеса силы воли, чем маленькие дети, когда они отказываются от одной зефирки сейчас, чтобы получить две чуть позже. Элис Ауэршперг и ее команда из Венского университета обнаружили, что какаду Гоффина, получившие орех пекан, готовы ждать целых 80 секунд, чтобы получить более изысканное угощение в виде кешью. «Попугаи все это время держат орех в клюве, рядом со своими вкусовыми рецепторами!» – восклицает Ауэршперг. Это требует от них невероятного самоконтроля. (Представьте себе ребенка, который бы держал изюм на кончике языка в ожидании кусочка шоколада.) Вороны готовы ждать лучшего угощения несколько минут. Но, как правило, через несколько секунд они стараются положить первое угощение вне своего поля зрения. «Они делают это, потому что у них врожденный инстинкт запасания еды, и это важная часть их образа жизни», – объясняет Ауэршперг. Решение отсрочить получение вознаграждения требует не только немалого самообладания, но и способности оценить, стоит ли выигрыш в качестве отсроченного вознаграждения издержек, связанных с его ожиданием, в том числе и надежность человека, раздающего вознаграждения. Такого рода способности, которые, как считается, предшествуют развитию сложной функции принятия экономических решений, редко встречаются у других видов помимо людей.

Вóроны обладают замечательной памятью на социальные связи. Молодые вóроны формируют сообщества по так называемой модели разделения-слияния. Прежде чем перейти к семейному, оседлому образу жизни в паре, они формируют социальные группы со своими друзьями и членами семьи, устанавливая внутри них довольно тесные отношения. Они тщательно выбирают, с кем делиться пищей, с кем сидеть рядом на ветке (в пределах досягаемости чужого клюва), с кем заниматься чисткой перьев, а с кем играть. Но в отличие от стабильного куриного стада, социальные группы воронов постоянно меняются по составу, распадаются и снова объединяются по прошествии сезонов и даже лет. Это значит, что птицам нужно помнить всех своих сородичей, с которыми они когда-то общались. Помнят ли они о своих отношениях после длительного периода разлуки?

Биолог-когнитивист Томас Бугниар из Венского университета недавно попытался ответить на этот вопрос, проведя исследование в социальной группе из 16 молодых воронов в австрийских Альпах. Раньше считалось, что долгосрочная социальная память у птиц ограничена запоминанием своих соседей от одного сезона размножения до следующего. Но Бугниар обнаружил, что вóроны помнят своих близких друзей даже после трехлетней разлуки.

Стоит отметить, что врановые узнают и помнят не только своих сородичей, но и нас. Они способны надолго запоминать людей, особенно тех, которые представляют для них угрозу, и узнавать в толпе знакомые лица. Не верите? Спросите у Бернда Хейнриха, который попытался замаскироваться от воронов, с которыми он работал. Что он только ни делал: надевал другую одежду, натягивал на себя кимоно, парики и темные очки, хромал и ходил вприпрыжку, чтобы изменить походку, – все бесполезно. Ему не удалось обмануть птиц. А Джон Марцлуфф несколько лет назад занимался ловлей и кольцеванием американских ворон. Теперь, спустя много лет, когда он идет по кампусу Вашингтонского университета, обиженные вороны зорко вычленяют его в толпе среди тысяч других посетителей и провожают недовольными и тревожными криками. В ходе недавнего исследования со сканированием вороньего мозга Марцлуфф обнаружил, что птицы распознают человеческие лица, задействуя те же зрительные и нейронные пути, что и мы.

Западноамериканские сойки демонстрируют впечатляющий навык социального мышления, чтобы определить свое место в иерархии стаи. Эти чрезвычайно общительные птицы, представители семейства врановых, живут большими постоянными стаями с жесткой иерархической структурой, как у кур. Чтобы понять, как вести себя с незнакомым индивидом, то есть демонстрировать ли поведение доминирования или подчинения, они смотрят на его отношения с другими птицами. Предположим, в стае появляется незнакомая птица по имени Сильвестр. Ваш приятель Пит явно доминирует над Сильвестром. А другой ваш приятель Генри доминирует над Питом. Кто из них более доминирующий – Генри или Сильвестр? Другими словами, западноамериканские сойки могут определять социальный статус незнакомой птицы на основе того, как она ведет себя с другими птицами, тем самым избегая ненужных конфликтов и возможных травм. Эта способность выносить суждения об отношениях на основании косвенных данных – говоря научным языком, способность делать транзитивные логические выводы – один из важных компонентов мышления, который относится к разряду продвинутых социальных навыков.

Я ЛЮБЛЮ СОЕК за их нахальный, вздорный и шумливый характер. Голубые сойки (Cyanocitta cristata), живущие в моем регионе, известны своими тесными семейными связями и сложными социальными системами, а также острым умом и любовью к желудям. Завидев новую кормушку, они налетают целой толпой, истошно кричат друг на друга, ссорятся, дразнятся и «лаются, как голубые терьеры», как выразилась Эмили Дикинсон. Голубые сойки отличают хорошие желуди от плохих с 88 %-ной точностью и могут считать как минимум до пяти. А еще они умеют правдоподобно имитировать пронзительный крик красноплечего канюка – «кии-ах», «кии-ах» – и часто пользуются этой хитростью, чтобы заставить других птиц поверить в приближение хищника и улететь с кормового участка, оставив хитрецам больше орехов[28]28
  Крикам хищных птиц регулярно подражают и живущие в России обыкновенные сойки. – Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Неудивительно, что голубая сойка является главным героем-обманщиком в легендах чинуков и других индейских народов на северо-западном побережье США.

Особенно очаровательный вид социального поведения обнаружен у обыкновенных соек, представителей умного семейства врановых, обитающих в Старом Свете. Самцы этих соек угадывают настроения своих партнерш и их предпочтения в еде и стараются предложить им то лакомство, которое они хотели бы съесть в данный момент.

Латинское название этого вида соек Garrulus glandarius (garrulus – «желудевый», glandarius – «болтливый») как нельзя лучше описывает этих птиц. Обыкновенные сойки очень болтливы. Но, в отличие от родственных им грачей и галок, которые гнездятся целыми колониями, они не такие компанейские и предпочитают жить парами.

Как и многие другие врановые, обыкновенные сойки могут делиться друг с другом едой – но только для того, чтобы завоевать расположение своей партнерши. Самцы ухаживают за самками, даря им вкусные подарки. Льерка Остойич и ее коллеги из Кембриджского университета недавно решили использовать эту особую форму поведения – дарения, чтобы определить, способны ли эти птицы понимать, что у других птиц (в данном случае их партнерш) свои собственные потребности и желания, – это сложный социальный навык, известный как атрибуция психического состояния.

В ходе этого необычного эксперимента самцы через стекло наблюдали за тем, как их партнерши досыта наедались одним из двух видов пищи – личинками восковой огневки или личинками мучного хрущака. (Вам эти лакомства могут показаться неаппетитными, но для соек личинки восковой огневки столь же питательны и полезны, как для людей темный шоколад.) После этого самцам позволили выбрать угощение для самки из этих двух видов личинок.

Птицы, как и люди, любят разнообразие, и даже самая вкусная еда может им надоесть. Этот эффект называется сенсорно-специфическим насыщением. (Представьте, что вы досыта наелись сыром, так что больше не можете съесть ни кусочка, – и после этого переключаетесь на фрукты.) Вкусовые предпочтения самок также менялись. Следовательно, самец должен был отследить изменение вкусовых предпочтений и дать партнерше ту еду, которую она хотела в данный момент, что позволило бы ему укрепить с ней отношения. Поразительно, но после наблюдения за пиршеством своей дамы самцы неизменно выбирали то лакомство, которое она еще не ела.

Но, возможно, самцы просто выбирали то, что хотели бы попробовать сами? Другими словами, наблюдение за поеданием самкой личинок восковой огневки снижало их собственный аппетит к этой еде, поэтому они автоматически выбирали другой деликатес. Но дальнейшие эксперименты показали, что наблюдение за едой самок никак не влияло на то, какое лакомство самцы выбирали для себя. Когда у них не было возможности покормить самку, они выбирали между двумя видами личинок в соответствии со своими предпочтениями. Когда же самцы могли поделиться едой с самкой, они абстрагировались от своих личных желаний и старались предугадать ее желание, словно знали о существовании сенсорно-специфического насыщения. При этом они предлагали самке личинку так же заботливо и нежно, как воспитанный джентльмен предлагает даме кусочек ее любимого шоколадного торта.

Конечно, это не то же самое, что и атрибуция психического состояния у людей – способность осознавать, что другие люди, как и мы, обладают внутренней жизнью, но эта жизнь отлична от нашей. Тем не менее эти навыки кажутся довольно близкими. Самцы обыкновенных соек продемонстрировали, что они могут определить специфическое психическое состояние или, точнее говоря, желание своей партнерши (она хочет этого, а не того), понять, чем оно отличается от их собственного предпочтения (я бы съел это, но она, скорее всего, хочет другого), и гибко скорректировать свое поведение, чтобы удовлетворить ее желание.

«Результаты этих экспериментов интригуют и не оставляют сомнений в том, что самцы способны чувствовать желание самки, – говорит Остойич. – Однако требуются дальнейшие исследования, чтобы выяснить, какие именно ориентиры используют самцы для определения специфического насыщения самки. Мы должны понять, реагируют ли самцы только на очевидные визуальные сигналы в поведении самки или же используют наблюдаемые сигналы, чтобы делать вывод о ее желании».

Если самцы сойки действительно способны понять желание самки, это говорит о том, что птицы могут обладать одним из ключевых компонентов так называемой «теории сознания», или «модели психического состояния». Говоря простым языком, теория сознания – это признание индивидом того факта, что другие особи обладают мыслительными процессами, представлениями, намерениями и желаниями, отличающимися от его собственных.

«Конечно, атрибуция желаний менее сложна с когнитивной точки зрения, чем атрибуция убеждений, – говорит Остойич. – У человека атрибуция желаний – это первый шаг к развитию полноценной модели психического состояния. Дети начинают именно с этого. И вышеописанное поведение у самцов соек может служить свидетельством того, что и другие животные помимо людей также обладают этим важным аспектом теории разума».

Задайте десяти экспертам вопрос о познавательных возможностях и теории сознания, и вы получите десять разных ответов. В целом существует два лагеря: представители первого лагеря, называющие себя пессимистами, отрицают возможность того, что другие живые виды помимо людей могут обладать чем-то отдаленно напоминающим эту высокоразвитую форму познания; представители второго лагеря придерживаются мнения Дарвина, утверждавшего, что люди отличаются умственными способностями от животных «лишь по степени, а не по качеству». Двое ученых из Пенсильванского университета, Роберт Сейфарт и Дороти Чейни, относят себя к последнему лагерю. Они считают, что даже наиболее сложные формы человеческой теории разума уходят корнями в подсознательное понимание чужих намерений и представлений. Судя по всему, обыкновенные сойки обладают по крайней мере этими базовыми элементами теории разума.

В ОБЩЕСТВЕННОМ ОБРАЗЕ ЖИЗНИ кроется много важных преимуществ: больше глаз, чтобы следить за хищниками и находить еду, больше возможностей учиться у других. Вам не нужно ломать голову над тем, как расколоть орех или какие ягоды съедобны, а какие ядовиты. Вы можете воспользоваться чужой хорошей идеей или найденным кем-то из членов стаи богатым, безопасным источником пищи. Например, у грачей и вóронов есть специальные «рейнджеры», которые ищут хорошие кормовые участки и затем созывают туда всю стаю.

По словам исследовательницы из Оксфордского университета Люси Аплин, синицы опираются на социальные связи для поиска еды и копирования кормодобывательных стратегий, а также для передачи информации между стаями и даже между разными видами. Аплин занимается изучением социальной природы больших синиц, обитающих в Витхэмском лесу неподалеку от Оксфорда. Чтобы изучить социальные связи между птицами – синичий вариант социальной сети Facebook, Аплин и ее коллеги снабдили подопытных крошечными электронными метками, позволяющими отслеживать их визиты на сеть кормовых участков. Кроме того, с помощью специального теста исследователи оценили личностные качества каждой синицы, такие как смелость и исследовательское поведение.

Здесь следует отметить, что у птиц есть личность. Некоторые ученые избегают этого термина из-за его антропогенной окраски, предпочитая говорить о темпераменте, стиле подражания, поведенческом синдроме. Но как это ни называть, каждая птица проявляет стабильные и последовательные поведенческие черты с течением времени и в разных обстоятельствах, как и мы, люди. Есть смелые и робкие птицы, любопытные и осторожные, спокойные и нервные, быстро обучаемые и медленно обучаемые. «Считается, что личностные вариации отражают разницу между индивидами в их реакции в ответ на риск», – объясняет Аплин.

Недавно ученые выявили такие личностные различия и у гаичек, что позволяет объяснить их разное поведение у вновь заполненных кормушек: одна птица мгновенно подлетает и начинает активно клевать, а другая робко топчется в сторонке. Среди гаичек есть как смелые, «легкие на подъем» исследователи, подчас даже опрометчивые и безрассудные, так и осторожные, медлительные индивиды. Мы как должное принимаем существование широкого спектра индивидуальных различий у нашего вида. Так почему такое же разнообразие не может иметь место и у других?

Исследование команды Аплин не только выявило более тесные связи между птицами со схожими личностными чертами. Оно также обнаружило, что более смелые птицы могут переходить из группы в группу, расширяя охват своей социальной сети и доступ к информации об источниках пищи. «Это особенно важно зимой, когда нахождение нового хорошего источника пищи может быть вопросом жизни и смерти, – говорит Аплин. – Однако такая поведенческая стратегия сопряжена с определенными рисками: например, более смелые, «рисковые» особи чаще подвергаются нападению хищников и чаще подхватывают различные болезни – это позволяет объяснить, почему такая черта, как робость, продолжает сохраняться у птиц. Исследователи также обнаружили, что разные виды синиц – большие синицы, лазоревки и болотные гаички – делятся межу собой информацией о новых источниках пищи. «Причем лучшими поставщиками такой информации оказались болотные гаички, – отмечает Аплин. – В этом отношении их можно назвать ключевым видом – тем, который оказывает значительное влияние на функционирование и целостность своей экосистемы».

В Швеции и Финляндии исследование показало, что один вид может заимствовать у другого знания не только о еде, но и о жилье. В ходе одного эксперимента исследователи пометили все скворечники в районе, где гнездятся оседлые синицы и перелетные мухоловки, белыми кругами или треугольниками. Молодые, еще неопытные самки мухоловок, прилетающие в сезон гнездования с небольшим опозданием, снижали риски, выбирая скворечники с такими же символами, которые украшали скворечники, уже занятые синицами.

Другими словами, социальные птицы могут использовать информацию, исходящую от других птиц – и даже от других видов. Ученые считают, что использование таких социальных источников информации не только обеспечивает некоторым птицам преимущество в борьбе за выживание и размножение – оно могло быть одним из факторов, способствовавших развитию у них относительно крупного мозга.

ПТИЦЫ превосходно учатся друг у друга.

Вспомнить хотя бы известную историю о том, как в начале XX в. в одном из районов Англии синицы научились вскрывать крышки на бутылках с молоком, которые молочники оставляли на порогах домов, чтобы лакомиться жирными сливками. К началу 1950-х годов это стали делать синицы по всей стране. Чтобы узнать, как работает такое социальное обучение, недавно Аплин и ее коллеги провели гениальный эксперимент: они научили нескольких больших синиц из популяций в Витхэмском лесу новому поведению и отследили, как оно распространилось.

Исследователи поймали нескольких птиц и в неволе научили их простому кормодобывательному трюку: в ящике с передвижной дверцей была спрятана кормушка, и птицам нужно было сдвинуть дверцу влево или вправо, чтобы получить доступ к еде. Одних подопечных научили сдвигать дверцу влево, других – вправо. После обучения птиц отпустили обратно в лес, где исследователи развесили множество таких ящиков. Кормушки были оснащены специальными антеннами, что – благодаря установленным на синицах крошечным электронным меткам – позволяло регистрировать посещаемость и направление, в котором птицы сдвигали дверцу.

Результаты оказались впечатляющими. Обученные птицы сдвигали дверцу в определенную сторону, и в течение нескольких дней это поведение быстро распространилось через сети социальных контактов практически по всей популяции. Даже если птицы обнаруживали, что дверцу можно сдвинуть в другую сторону и получить такое же вознаграждение, они предпочитали придерживаться местной традиции. А птицы, которые переселялись в другую часть леса, в конце концов переучивались открывать дверцу в ту сторону, которая диктовалась местным обычаем. Птицы, как и люди, оказались конформистами. Даже год спустя синицы продолжали придерживаться выученной техники, говорит Аплин, «и передали ее новому поколению».

Этот вид социального научения – подражание другим птицам в местной среде – может быть самым быстрым и безопасным способом приобретения новых успешных моделей поведения без потенциально рискованного обучения методом проб и ошибок. По словам Нелтье Богерт, «это исследование предоставило первые экспериментальные доказательства в пользу существования у птиц устойчивых культурных различий в новых техниках кормодобывания, которые, как считалось раньше, есть только у приматов».

ОЧЕВИДНО, что социальное обучение играет важную роль в жизни птиц, и не только в области кормодобывания. Самки зебровых амадин учатся выбирать брачного партнера, глядя на других самок. Например, если молодая неопытная самка видит, как другая спаривается с самцом с белым пластиковым кольцом на ноге, и затем ей предлагают на выбор двух самцов – одного с оранжевым кольцом, а другого с белым, она выбирает парня с белым кольцом.

Еще одна важная область социального обучения – распознавание хищников и потенциальных угроз. Вы можете подумать, что реакция на хищников – птиц, змей и других животных – жестко запрограммирована в птицах на уровне инстинктов. Некоторые из таких реакций действительно врожденные. Но когда речь идет о новых, незнакомых опасностях, птицы внимательно относятся к чужому опыту и учатся на нем. В одном эксперименте черные дрозды, завезенные в Австралию, начали группой нападать на птиц, которых раньше считали безобидными, – австралийских коричневых медососов, после того как увидели такое поведение у других дроздов того же вида.

Аналогичным образом птицы узнают о гнездовых паразитах. Например, прекрасные расписные малюры поначалу равнодушно относятся к присутствию бронзовых кукушек. Но, увидев, как другие малюры их прогоняют, они меняют свое поведение и при виде кукушки начинают издавать тревожные крики, призывая сородичей собраться в группу и вместе дать отпор.

Замечательная серия исследований, проведенная Джоном Марцлуффом и его коллегами из Вашингтонского университета, обнаружила необычные способности американских ворон не только распознавать людей по лицам, но и передавать информацию об опасных индивидах другим воронам. В одном из экспериментов группы одетых в маски людей ходили по нескольким кварталам Сиэтла и университетскому кампусу. Один тип маски в каждой группе символизировал «опасного человека» (например, на территории кампуса это была маска пещерного человека), который в своем районе ловил нескольких диких ворон. Люди в других масках вели себя нейтрально, просто прогуливаясь по улицам.