Текст книги "Не оглядывайся"

Я провела руками по своим бедрам и животу; приятно было осознать, что тело на этой фотографии действительно мое. Еще несколько снимков были сделаны в школе: вот наша компания склонилась над планшетом с огромным дисплеем, а нас окружают мальчишки.

Я всегда получалась на фотографиях улыбающейся, но эта улыбка… была какая-то не такая, она напоминала мне о том, как мне улыбались в больнице. Неискренно, поддельно, кукольно. А моя улыбка на этом фото была еще и холодной. Расчетливой.

И на каждой фотографии рядом со мной оказывалась одна и та же девушка, мы обнимали друг друга или кривлялись, глядя в камеру. На всех фотографиях она была в красном – это цвет свежей крови.

Улыбка девушки была похожа на мою, и на фотографии, которую помощник шерифа показывал мне в больнице, была она. Я почувствовала острое жжение в желудке. Ревность? Неужели я испытывала к ней ревность? Да нет, этого не могло быть. Она же моя подруга. Моя лучшая подруга, если мне сказали правду.

Мне хотелось узнать о ней больше.

Действуя со всей осторожностью, я отцепила от доски одну нашу с ней фотографию и поднесла ее ближе к глазам. Ее улыбка вызвала у меня дрожь, а мой взгляд непроизвольно скользнул от фотографии вверх. Ярко-красный цвет поблек от комнатного света, сменившись унылыми оттенками серого. Я вся покрылась гусиной кожей.

Холодно. Как здесь холодно, и темно, и только шум в ушах… сильнее – тише, сильнее – тише…

Закрыв глаза, я затрясла головой, надеясь избавиться от этого мрачного чувства, вдруг возникшего неизвестно откуда. Я заставила себя открыть глаза, и комната снова наполнилась яркими живыми красками. Мой взгляд снова остановился на фотографиях, приколотых к доске. Изображение было размытым, снимали со вспышкой – просто мимолетное видение: какая-то высокая светловолосая девочка в мягкой красной шляпе, широко улыбаясь, протягивает ко мне руки.

Изображение девочки исчезло, словно его никогда и не было на снимке. Не понимая, в чем дело, я всматривалась в фотографии, надеясь найти эту девушку на одной из них. Она запомнилась мне десятилетней, а на снимках, приколотых к доске, не было ни детей, похожих на нее, ни девушки постарше, в которую она могла бы превратиться. Обескураженная и разочарованная, я отошла от доски. Девочка была теплой и настоящей – не такой, как другие. Я была бы счастлива видеть ее фотографию на стене среди прочих.

– Смотрите, кто вернулся.

Вздрогнув при звуке этого глубокого голоса, от неожиданности я вскочила, выронив фотографию на пол. Не понимая, в чем дело, и все еще не придя в себя, я обернулась.

Какой-то парень, высокий и худощавый, стоял в дверях. Карие глаза, почти скрытые копной каштановых волос, смотрели на меня. На лице – озорная гримаса. Чутье подсказало, что этот парень – мой брат. Мы похожи. Значит, это Скотт. Мы с ним разнояйцевые близнецы. Так, по крайней мере, мама объяснила мне, когда мы ехали домой.

Слегка откинув назад голову, он с любопытством смотрел на меня.

– Тебе не надоело парить всем мозги? Может, расколешься и посвятишь меня во все свои дела?

Пихнув ногой фотографию под кровать, я провела вдруг ставшими липкими ладонями по бедрам.

– Что… О чем ты?

Пройдя в комнату, Скотт остановился в паре метров от меня. Мы были с ним одного роста.

– Ну и где же ты все-таки была, Сэм?

– Не знаю.

– Не знаешь? – Он рассмеялся, и вокруг его глаз собрались морщинки. – Может, уже хватит? Лучше скажи, что вы с Касси затеяли на этот раз?

– Касси пропала, – чуть слышно пробормотала я, уставив глаза в пол. Ведь она была не похожа на ту девушку, фотографию которой показывал мне помощник шерифа. Наклонившись, я вытащила из-под кровати снимок.

– Это Касси, так?

Сосредоточенно нахмурившись, брат посмотрел на фото.

– Ну да, это Касси.

Быстрым движением я положила фотографию на прикроватный столик.

– Я не знаю, где она.

– На этот счет у меня есть кое-какие соображения.

Интересно. Я быстро повернулась к нему.

– И что же это за соображения?

Скотт плюхнулся на мою кровать и лениво потянулся.

– Да все, блин, очень просто. Ты, наверное, ее грохнула, а тело куда-то заныкала. – Он рассмеялся. – Это мое главное соображение.

Кровь отхлынула от моего лица, я почувствовала удушье.

Улыбка Скотта исчезла, когда он взглянул на меня.

– Сэм, да что ты, старуха, да я же просто прикалывался.

– Ой, – простонала я.

Сладкое облегчение от этих его слов мгновенно охватило меня; сев на край кровати, я уставилась на свои обломанные ногти. В одно мгновение все в комнате стало серым и белым. Единственным оставшимся цветом был красный – живой, трепещущий красный цвет под моими ногтями.

Слабое хныканье – кто-то плакал.

Скотт схватил меня за руку.

– Послушай, ты в порядке?

Я заморгала – видение и звуки исчезли. Спрятав ладони, я кивнула ему.

– Да, я в порядке.

Он сел на кровати и пристально посмотрел на меня.

– Блин, а ты, похоже, и вправду не прикалываешься.

– Не прикалываюсь в чем?

– Да во всей этой фигне с амнезией – ведь я же поспорил на деньги, что вы слиняли куда-то, балдели там несколько дней, а сунуться домой не могли, пока не протрезвели.

Что он, черт возьми, плетет.

– Я что, часто проделывала такое?

Скотт разразился громким лающим смехом.

– Да… чего-то я не врубаюсь. Ты, похоже, и вправду не прикалываешься.

Теперь и я почувствовала, что наш с ним разговор зашел в тупик.

– И как ты это понял?

– Ну как… Для начала, ты не выперла меня из своей комнаты и не пригрозила, что устроишь мне веселую жизнь.

– А что, раньше я это делала?

Брат смотрел на меня широко раскрытыми глазами.

– А что, нет? Ведь ты даже била меня. Однажды я дал тебе сдачи, но хорошо, что мы быстро успокоились. Папа разбушевался. Мама не могла прийти в себя от ужаса.

Я сдвинула брови.

– Так мы что… дрались друг с другом?

Снова упав на кровать, Скотт покачал головой.

– Черт, все как-то странно.

Кто бы сомневался… Я снова посмотрела на свои руки и вздохнула.

– Ну а как насчет убийства Касси и сокрытия ее тела? С чего ты это брякнул?

– Да я же шутил. Ведь вы же лучшие подруги. – Он ухмыльнулся. – А по правде говоря, вы ведь последние два года больше смахивали на заклятых подруг. И между вами постоянно существовало какое-то скрытое соперничество. Это началось, когда выбирали королеву класса[4]4
  Королева класса – в американских школах существует традиция устраивать вечеринки, на которых выбирают королеву класса, обычно самую популярную альфа-девушку с кучей поклонников.


[Закрыть] и ею стала она. По крайней мере, так ты говорила всем, но я думаю, что это началось, когда вы обе перешли в старшую школу[5]5
  Старшая школа в США – классы 9–12.


[Закрыть] и обе начали встречаться с Делом-трахальщиком.

– Делом-трахальщиком? – Я откинула со лба прядь волос. – Так это же мой бойфренд.

– Он твое все.

Я поморщилась – замечание Скотта мне не понравилось, но вслух я произнесла:

– А я не помню… Его я тоже не помню.

– Ну, блин, это будет уже настоящим ударом по его самолюбию. – Брат оскалился. – А ты знаешь, это, пожалуй, самое лучшее из всего, что когда-либо с тобой происходило.

– То, что я потеряла память и не знаю, что произошло со мной, ты это имеешь в виду? – Внутри меня закипала злость – сильное и знакомое мне чувство. – А знаешь, я очень рада, что ты прямо-таки тащишься от этого.

– Да это совсем не то, что я имел в виду. – Скотт сел, глядя мне прямо в глаза. – Ты наводила ужас на всех, кто тебя знал. А это… ну то, что произошло сейчас, это как бы улучшение.

Я снова почувствовала противный внутренний холод – то самое неприятное ощущение вернулось. Так, значит, я наводила ужас? Я закусила губу, чувствуя горькое разочарование от того, что в моей голове не нашлось ничего, что могло бы подтвердить или опровергнуть сказанное Скоттом.

Кто-то негромко кашлянул.

Мы повернули головы и… Вау! Ничего, кроме вау! Моя челюсть, отвиснув, опустилась на покрывало. Высокий парень стоял в дверном проеме моей спальни. Темно-каштановые волосы почти полностью закрывали его лоб и завивались возле ушей. Его кожа была почти оливкового цвета и на фоне моей бледности выдавала в нем потомка либо коренных жителей Америки, либо латиноамериканцев. Его широкие скулы придавали лицу экзотический вид, сильные челюсти были плотно сжаты. Рубашка с длинными рукавами плотно обтягивала его плечи и бицепсы. Тело парня было атлетическим, стройным и мускулистым.

Черная бейсболка свешивалась с кончика его пальца – похоже, он про нее забыл. Наши глаза встретились, и я почувствовала, что в груди у меня что-то зашевелилось. Его магнетические глаза были ярко-голубыми. Такой цвет имеет послезакатное небо, когда день закончился и вот-вот наступит ночь – в общем, цвет сумерек. В его взгляде я заметила неподдельный интерес ко мне и озабоченность.

– Это мой бойфренд? – шепотом спросила я с надеждой и одновременно со страхом. Будь он моим бойфрендом, я не знала бы, что с ним делать. Или нет, знала – внезапно в голове у меня возникло множество ассоциаций, связанных с поцелуями, прикосновениями и прочими забавными делами… Этот парень был… соблазнительно великолепным, и это пугало меня, что называется, до смерти.

Скотт давился от смеха.

Гость, стоявший в дверях, смотрел на моего брата, затем перевел взгляд на меня. Жар буквально опалил мне щеки. Тот самый интерес все еще был в его глазах, и мои губы изобразили подобие улыбки. Он был счастлив видеть меня, но… Но вдруг его глаза превратились в ледышки.

– Бойфренд? Да… – медленно произнес он глубоким и мягким голосом. – Ну уж нет, даже если бы ты в следующем году заплатила за мою учебу в Пенсильванском универе.

Уязвленная и смущенная его ответом, я отпрянула назад, но вопрос сорвался с моих губ прежде, чем я сумела их сжать.

– А почему нет?

Незнакомец смотрел на меня так, словно из моей головы торчала рука, которой я размахивала во все стороны. Он повернулся к моему брату, поднял брови.

– Я подожду тебя на улице.

– Заметано, Кар, выйду через секунду.

– Почему его так странно зовут?[6]6
  Кар (англ. car) – легковой автомобиль.


[Закрыть] – удивилась я, складывая руки на груди.

Парень с автомобильным именем остановился и обернулся ко мне.

– Кар – это Карсон Ортиз.

Ой. Все понятно. Я опустила руки, казня себя за свою несусветную глупость.

Глаза Карсона сузились.

– Она действительно не имеет понятия о… Ни о чем?

– Да, – подтвердил Скотт и поджал губы.

Карсон снова собрался уходить, но снова остановился. Пробормотав что-то себе под нос, он посмотрел на меня.

– Я рад, что ты в порядке, Сэм.

Прежде, чем я успела ответить, он ушел. Я снова повернулась к Скотту.

– Я ему не нравлюсь.

У Скотта был такой вид, будто он вот-вот снова рассмеется.

– Да, похоже, что так.

Какое-то странное томление возникло у меня в груди.

– А почему?

Слезая с кровати, брат вздохнул.

– Он не нравится тебе.

Не нравится мне? У меня что, нет вкуса? Он же просто потрясающий, и, без сомнения, во всем! А откуда, кстати, я это знаю?

– Я что-то не врубаюсь.

– Ты для него одна из тех сучек… В последние два года…

– Но почему?

По выражению его лица я поняла, что ему надоели мои бесконечные «Почему?».

– Да потому, что его отец наемный работник, а ты не больно расположена к наемным работникам. А также к их отпрыскам и всем, блин, кто имеет к ним отношение.

Мои ослабевшие руки опустились на колени, я совершенно не представляла, что сказать в ответ. Он, должно быть, снова разыгрывал меня.

– А у нас разве есть наемные работники?

Глаза Скотта округлились.

– Мать и отец нанимают работников; это наверняка покажется тебе смешным, но мама не работала в своей жизни ни одного дня. – Его передернуло, когда он увидел выражение моего лица. – Господи, да с тобой говорить все равно что с новорожденным.

Злость, казалось, впивается в мою кожу, причиняя сильную боль.

– Прости. Кар уже ждет тебя, чтобы потрепаться. И уж он наверняка не страдает от пониженного коэффициента умственного развития.

В его взгляде на меня мелькнуло сожаление, и Скотт снова тяжело вздохнул.

– Послушай, мне действительно жаль. Я не это имел в виду, Сэм, но все так странно. Как в фильме «Вторжение похитителей тел»[7]7
  Invasion of the Body Snatchers (1956 г.) – научно-фантастический фильм, снятый режиссером Доном Сигелом по роману Джека Финнея.


[Закрыть], где люди превращались неизвестно в кого.

Это было странно. Обеспокоенная и даже немного испуганная, я смотрела на пустой дверной проем. И вдруг поняла, что не хочу оставаться одна.

– А куда ты с парнями идешь?

Скотт, еще раз посмотрев на свои спортивные штаны, удивленно приподнял бровь.

– У нас тренировка по бейсболу.

– Можно я тоже пойду?

Его лицо превратилось в изумленное.

– Ты же ненавидишь бейсбол. Единственной причиной, по которой ты туда ходила, был Дел.

– Да я не знаю, кто такой Дел! – Мои ладони беспричинно сжались в кулаки. – Я не знаю, что именно я ненавижу. Или что мне нравится. Или что мне следует делать или говорить. Мне все это незнакомо. Но что еще хуже, теперь я знаю, что все, похоже, ненавидят меня – в том числе и моя лучшая подруга, которая исчезла одновременно со мной, – а почему, я даже не могу вспомнить. – Я оглядела комнату глазами, к которым подступили слезы. – А еще мое второе имя Джо. Ну кто дал ребенку такое ужасное второе имя?

Несколько секунд Скотт хранил молчание, а потом опустился передо мной на колени. Это было более чем странно – смотреть в его лицо, а видеть свое собственное, но более твердое и решительное.

– Сэм, все будет в порядке.

Моя нижняя губа задрожала.

– Все так говорят… Ну а что, если этого не будет?

Он ничего не ответил.

Ведь если что-то было не в порядке, то вряд ли уже будет иначе. Я застряла в жизни, которую не помню, втиснутая в оболочку этой девушки – Саманты Джо Франко, и чем больше я узнаю ее, тем сильнее начинаю ненавидеть.

Глава 3

В субботу я встречалась со своими подружками… в первый раз. Они говорили. Без умолку. Говорили одно и то же и выглядели одинаково. Их волосы с модным блондированием были аккуратно уложены. Все девушки выглядели такими тощими, что им наверняка стоило бы есть побольше пончиков, которыми объедалась я.

Они толпились вокруг, обнимали меня и плакали. Моя мама сидела на кухне, потягивая вино, хотя было еще одиннадцать утра. Одна из трех девушек стояла чуть поодаль. Я почти сразу запомнила ее имя.

Вероника Ходжес.

Блондинка. Загорелая. Стройная. Девушкам такого типа только пляжные шезлонги рекламировать и с легкостью становиться королевой выпускного класса, если бы конкурс проводился в бикини.

Поправляя холеной ладонью с наманикюренными пальцами свой белый кашемировый свитер, Вероника, поджав напомаженные ярко-красные губки, смотрела на пончики и круассаны так, словно их начинка была из тараканов.

– Мы так рады тому, что ты в порядке, Сэмми. Мы буквально все переволновались.

Я стряхнула с ладоней крошки.

– Спасибо вам.

Вероника быстро оглянулась на мою маму, а потом, склонившись ко мне и подавшись немного вперед, едва слышно сказала:

– И мы очень надеемся, что и Касси тоже отыщется.

Озадаченная тем, что она сообщила мне это шепотом, я посмотрела на других девушек. Они все кивали головами, как хорошо дрессированные маленькие собачки.

– Я тоже, – кивнула я, взяв круассан.

Вероника нахмурилась.

– Но… твоя мама говорит, что ты ее не помнишь.

– И нас тоже, – вступила в разговор Кэнди Олдерман. Она так же, как и я, смотрела на коробку с конфетами. – Радостно видеть, что аппетит у тебя прежний.

Моя рука с круассаном застыла на полпути ко рту.

– Неужели правда?

Кэнди кивнула.

– Ты всегда ела, как парень.

– Да, это точно, – пробормотала мама, чуть касаясь губами бокала с вином и закатив глаза.

Опустив круассан, я терялась в догадках, хорошо или плохо то, что я сохранила свой прежний аппетит. Я обвела глазами комнату – но все мои мысли занимала та самая девушка, натуральная блондинка, выглядевшая настолько счастливой и настолько естественной. Я хотела узнать, кто она.

– Итак, – начала Кэнди и после короткой паузы добавила: – Ты ничего не помнишь?

И вдруг ни с того ни с сего мой аппетит пропал. Я бросила круассан обратно в коробку и посмотрела на маму. Теперь ее взгляд обратился к нам.

– Нет, не помню, но доктор полагает, что память скоро восстановится.

Мой ответ принес девушкам облегчение, и они сразу заговорили о школе, о приближающемся старте бейсбольного сезона, что было большим событием там, куда они собирались идти сегодня вечером. Они пригласили и меня, но мама в доброжелательном тоне объяснила им, что я еще не скоро смогу выйти за порог этого дома. Это уже нечто запредельное. Разговор перешел на бойфренда, которого я не помнила.

– Он такой горячий, – простонала Кэнди. – И такой… просто совершенство.

– Во всем, – Вероника согласно кивнула, скрестив на груди руки. – У вас такие совершенные отношения.

А я смотрела на спокойную девушку с каштановыми волосами. Она все время стояла молча, теребя в руках маленькую бумажную салфетку.

– Он так переживал из-за тебя, – Кэнди, расплывшись в улыбке, склонила голову набок. – Тебе везет куда больше, чем ты думаешь.

Повезло остаться в живых или повезло отхватить такого бойфренда?

Как ни странно, но, кроме того, что сказала Вероника о Касси, никто больше о ней не говорил. Я была убеждена, что они специально не касаются этой темы, чтобы не нервировать меня. Я оценила это в особенности потому, что большую часть прошлой ночи провела, перебирая в голове все страшные вещи, которые могли произойти с нами. Однако сейчас мне хотелось узнать о блондинке больше.

Дождавшись, когда в разговоре наступила небольшая пауза, я кашлянула, привлекая к себе внимание.

– А Касси говорила что-нибудь до того, как мы… мы пропали? Она рассказывала о каких-нибудь наших планах?

Вероника, опустив голову, закусила губу.

– Она практически не…

– Девочки, я думаю, что на сегодня хватит. – За спиной Вероники возникла моя мама, которая хотя и улыбалась, но губы ее были напряженно сжаты. – Саманте нужно отдыхать.

– Ну, мама! – выпалила я, смущаясь, что со мной обходились как с ребенком. Я соскочила с барного табурета. Колени мои дрожали, говорить я могла только шепотом. – Мама…

Она бросила взгляд на девочек, сбившихся в углу с побледневшими под слоем пудры лицами, а затем схватила меня за руки, широко раскрыв глаза.

– Что с тобой?

Мое сердце вырывалось из груди. Ну как я могла объяснить ей это? Я помнила, что уже кричала на маму и раньше. Я и прежде чувствовала подобное – разочарование, раздражение и злобу по отношению к ней. Нахлынувшая волна знакомых ощущений, хотя на самом деле ничего не происходило, вызывала лишь головокружение. Другим эта вспышка могла бы показаться ничего не значащей, а вот для моего опустошенного мозга это было очень важным.

– Саманта?

Все пристально посмотрели на меня. Это были лица незнакомцев. Ни о каких воспоминаниях или хотя бы об искре узнавания, которую чувствуешь, заглядывая в «Гугл» или на WebMD[8]8
  WebMD – сайт одноименной американской корпорации, предоставляющий информацию о проблемах со здоровьем и медицинских услугах, медико-санитарную информацию.


[Закрыть], не могло быть и речи. Я обшарила прошлой ночью весь интернет в поисках информации о диссоциативной амнезии, и помимо того факта, что она может быть следствием перенесенной травмы или психического заболевания – приятнейшее известие, – смогла наскрести какие-то жалкие сведения о том, как мне восстановить память.

Меня начало трясти. Я высвободила свои руки из маминых и приложила ладони к пылающим щекам.

– Все в порядке. Я просто устала.

Мое неофициальное «давайте снова встретимся, как раньше» подходило к концу. Девочки поспешно обняли меня, чмокнули в щеки, а потом выпорхнули во двор к своим «БМВ». «Интересно, а какая машина у меня?» – задумалась я.

– А что вообще произошло? – спрашивала мама, идя за мной через множество комнат к самой маленькой, расположенной на первом этаже, – к общей гостиной. – Саманта, ответь же мне.

Я села на мягкий диванчик.

– Да, в общем, ничего особенного. Я только что вспомнила, как раньше… налетала на тебя, как бешеная, кричала на тебя. И это воспоминание пришло мне в голову совершенно неожиданно, оно буквально застало меня врасплох.

Мама впилась в меня пристальным взглядом и почти сразу опустилась передо мной на колени. Это меня удивило – ведь она могла помять свои льняные брюки, – но мама взяла в ладони мое лицо. Руки ее дрожали, в глазах стояли слезы.

– Я никогда не думала, что для меня будет счастьем услышать твои воспоминания о том, как ты меня огорчала, однако именно так все сейчас и получилось.

В ответ я улыбнулась, но моя улыбка вышла слабой и печальной.

– Подтверждение моей дебильности, верно?

– Ну что ты, радость моя, какая же это дебильность? Это прогресс. – Мама встала, поправляя одежду. – Но я думаю, что этот уик-энд тебе надо провести в спокойной обстановке.

Я удивленно подняла брови.

– Прошлой ночью я читала о подобном случае в одной статье, и в ней сказано, что я должна находиться среди привычных вещей. Это снова запустит мою память.

– Не знаю. В твоей ситуации многое имеет значение.

Я печально вздохнула, предчувствуя, что ближайшее будущее будет безрадостным.

– Я хочу в понедельник пойти в школу. Я должна пойти в школу. Мне это необходимо.

– Ты слишком торопишься.

– Я должна начать делать что-то привычное. Вдруг именно это поможет мне.

Лицо мамы стало еще более обеспокоенным.

– Доктор Уэстон сказал, что тебе надо входить в окружающую жизнь постепенно. А школа станет слишком большой нагрузкой на твою психику.

– Что может быть еще хуже? – Я развела руками, чувствуя, что меня совершенно не понимают. – Что я забуду еще что-нибудь? Но этого «чего-нибудь» практически не осталось!

– Я не знаю. – Мама отвернулась от меня, перебирая золотые браслеты на запястьях. – Я, кстати, уже говорила об этом в школе. Они сказали, что не будут возражать, если ты еще неделю или больше проведешь дома.

В этот момент я узнала о себе нечто новое: у меня напрочь отсутствует терпение. Вскочив на ноги и сжав кулаки, я объявила:

– В понедельник иду в школу.

– Саманта, ну я же…

– Что здесь происходит? – Папа вошел в комнату, снимая на ходу белые перчатки для гольфа. Подойдя ко мне, он поцеловал меня в щеку. – Похоже, все вернулось на круги своя.

Я постаралась скрыть отвращение, которое вызвал у меня этот невинный поцелуй. Странно, он мой отец, так что причин для недовольства не было. Мама повернулась к нему, и кровь мгновенно отхлынула от ее красивого лица. Ага, очевидно, мне все же следовало бы отреагировать. Я отошла в сторону, чувствуя волнение и неуверенность.

– Почему ты ходишь по дому в этой обуви? – Высокий голос мамы в буквальном смысле вонзался мне в уши. – Ты поцарапаешь пол. Ну сколько можно?!

Отец рассмеялся.

– Ничего с твоими полами не случится. Кого интересует, поцарапаны они или не поцарапаны.

– Меня интересует! – резко оборвала его мама. – Что подумают наши друзья, когда увидят такой пол?

Папа закатил глаза.

– Я думаю, ты единственный человек из всех, кого я знаю, кто переживает из-за полов. Так что все-таки происходит?

– Твоя дочь намерена в понедельник идти в школу, – не сводя с него рассерженных глаз, продолжала кипятиться мама.

Отец хлопнул сложенными перчатками по ладони, отчего я слегка подпрыгнула.

– Джоанна, если она хочет пойти в школу, мы не должны ее удерживать.

– Но…

– Так, значит, я могу идти? – Обнадеженная позицией отца, я приободрилась.

Мама, посмотрев на нас, тяжело вздохнула.

– Двое против одной, понятно. Есть вещи, которые никогда не меняются. – С этими словами она повернулась и быстрыми шагами буквально вылетела из комнаты.

– Не бери в голову, родная моя. Твоя мать просто принимает все слишком близко к сердцу. – Отец сел, похлопав ладонью по спинке дивана. Я тоже устроилась рядом, сложив руки. – Она просто очень беспокоится. Мы думали…

– …что я умерла?

Лицо его побелело, он судорожно сглотнул.

– Сначала твоя мама думала, что ты сбежала, и это сразило ее. Ты же знаешь, как она на все реагирует. – Его лицо стало озабоченным, он тряхнул головой и продолжал: – Хотя ты не помнишь этого. Она беспокоилась, что Касси подбила тебя на нечто подобное, а если так, то сплетни тут же распространятся повсюду. Я всего лишь хотел, чтобы моя малышка вернулась домой, особенно после того, как мы начали предполагать худшее.

Неужели мама больше тревожилась о том, что могут подумать ее друзья? Так это или нет, но я все еще не могла представить себе, о чем думали мои родители.

– Я хочу вспомнить.

– Я знаю, – сказал отец, похлопав меня по коленке.

– Нет. Посмотри. – Я вытащила фотографию Касси из кармана своих джинсов. – Мне нужно вспомнить.

Отец снова шумно сглотнул.

– А ты… ты помнишь ее?

Я покачала головой: ни ее лица, ни того, как она положила руки мне на плечи, не осталось в памяти. Черт возьми, да и мое собственное лицо на фотографии было мне незнакомо, даже веснушки, обляпавшие мой нос. У Касси тоже были веснушки, но только на щеках.

– Но ведь она все еще там, где, вероятно, была я. Может быть, она ранена или… – Я перевернула снимок, подняла голову, встретилась взглядом с отцом. – Если вспомню, я смогу ее найти.

– Дорогая моя, полиция прочесала большую часть парка и не обнаружила ничего.

– Может быть, она где-то в другом месте. Ведь никто же не знал… пойду ли я туда. Первое, что помню, – я шла пешком, – убеждала я отца. – Вдруг я пришла совсем из другого места?

– Возможно, это и так, но не надо так напрягаться. – Он улыбнулся, вставая и помахивая зажатыми в руке перчатками. – И даже если ты никогда не вспомнишь, то вины твоей в этом нет. Понятно?

Я рассеянно кивнула. Отец ушел, а я поднялась к себе в комнату и положила фотографию на свой письменный стол. В ванной я потянулась к крану включить воду, позабыв о том, что этот смеситель на фотоэлементах включается движением руки. Я поднесла к нему руку, и вода полилась. Умывшись, я снова проверила работу смесителя. Я проделала это много раз, надеясь, что раздастся щелчок, сообщающий о поломке. Но этого не произошло.

Сделав несколько глубоких вдохов, я закрыла глаза. Дважды моргнув, снова открыла их. Свет в ванной комнате погас. Может, я случайно погасила его? Я не помнила, чтобы прикасалась к выключателю на стене. Отступив назад, я посмотрела в свою спальню и с трудом справилась с застрявшим в горле комком.

Я была в состоянии стресса, а стресс заставляет совершать неосознанные поступки. Эта мысль была сейчас для меня хорошим теоретическим подспорьем, которым я и собиралась воспользоваться.

Сердце вырывалось у меня из груди, я бросилась на кровать и уставилась на пластмассовые звезды, прикрепленные к потолку. Прошлым вечером я наблюдала, как они светились.

Это мне нравилось.

А нравились мне эти звезды прежде или я считала их глупой затеей? На этот вопрос ответа у меня не было. Ответа не было ни на что. Я перекатилась на бок, согнула ноги, почти прижав их к груди. Касси. Ее имя, как печальная незнакомая мелодия, не отпускало меня с того момента, как полицейские вышли из больничной палаты. А вдруг она в такой же больнице и тоже не может вспомнить, кто она? Скотт сказал, что мы с Касси часто дрались, но между друзьями разное случается… Так мне, по крайней мере, казалось. И я к тому же вела себя, как настоящий тиран, – так гнусно, что даже Карсон невзлюбил меня. Черт возьми, ведь даже мой собственный брат, кажется, меня боится.

Сомкнув веки, я силилась «перезагрузить» мозг. Забавно. Я сделала глубокий вдох, пытаясь расслабиться, и представила себе лицо Касси. Очевидно, она была последним человеком, с которым я общалась. А что мы делали? Смотрели фильмы? Ходили на вечеринки? Просто гуляли и разговаривали?

Я не помню, сколько пролежала, пристально глядя на изящную музыкальную шкатулку, на боковой стороне которой была вырезана маленькая балерина; одну ногу она согнула в колене. А я была балериной? Сомнительно… Вздохнув, я перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку.

Под ней что-то зашелестело.

Привстав, я отбросила подушку. Из-под одеяла высовывался уголок желтой бумаги, свернутой треугольником. Я была уверена, что этим утром его здесь не было. Дрожащими руками я развернула его.

У меня перехватило дыхание, и я, отбросив письмо, снова повалилась на кровать. Сердце бешено колотилось, я закрыла глаза, но все равно видела написанные на листке слова:

Не оглядывайся. Тебе не понравится то, что ты увидишь.