Текст книги "Да будет воля моя"

– Как мне тебя найти? Ты мне дашь номер своего мобильного?

– Что ты, селфи – это была шутка. Неужели я похожа на человека, у которого может быть мобильный телефон?

«Ты похожа на человека, который хотел бы иметь телефон, но не может себе это позволить».

– Где я могу тебя найти?

– Неужели это для тебя так важно, а?

– Да. – Дерии и самой не совсем понятно зачем. Но она ни в коем случае не хочет сейчас обрывать контакты с маленькой женщиной. Она слишком трогает ее. Она может помочь ей. Может быть, это поможет и ей самой. – Нечасто бывает такое, что я спотыкаюсь о людей, а потом помогаю им воровать, – говорит Дерия тихо.

– Ты еще чего-то хочешь от меня, правильно? Только вот я не знаю чего.

Дерия смеется. Слова Киви почти болезненно напоминают ее собственные. Когда она познакомилась с Солнцем, была такой же недоверчивой. «Чего тебе от меня надо? Мне нечего тебе дать!»

– Неужели так трудно поверить, что я просто хочу познакомиться с тобой, узнать тебя, – спрашивает она и повторяет то, что когда-то сказала ей Солнце.

Киви пожимает плечами:

– Да я не такая уж интересная.

– Я тоже. У меня были большие цели, когда мне было столько же, сколько сейчас тебе. А теперь я работаю на кассе и официанткой. Все, что я построила и чего достигла, – это бывший муж, который хочет вернуть меня назад и запереть в клетку.

– Ну, поздравляю, – говорит Киви, но уголки ее рта вздрагивают. Ее тонкие пальцы теребят манжет рукава куртки.

– Если даже не из симпатии, – Дерия разыгрывает последнюю карту, – то, может быть, из сочувствия ко мне ты скажешь, где тебя найти, если мне захочется с тобой поговорить?

– Зато я ведь знаю, где тебя найти, – отвечает Киви и поворачивается, собираясь уйти. Уже возле двери она еще раз останавливается. – А впрочем… маленькая улочка… позади вокзала – там, где стоит старый высохший фонтан. Ты ее знаешь?

– Конечно. – Дерия всегда обходит стороной эти края, потому что некоторые из бездомных, проводящих там свое время, – наркоманы, а еще и потому, что там, как говорят, часто пристают к женщинам.

– Ну, тогда пока. Там я иногда сижу целыми днями. Можешь спросить меня.

– Определенно, я так и сделаю, – говорит Дерия, и Киви исчезает. Но она оставила многое из того, что ценит Дерия.

Вечер, смена Дерии заканчивается, и она выходит из кафе «Тони’с». Ноги болят, она садится в трамвай, хотя нужно проехать всего несколько остановок. Выходя, она видит Солнце, которая ехала в этом же трамвае, но сидела далеко сзади, и поэтому Дерия не заметила ее раньше. Они обнимаются, преградив дорогу какой-то женщине, которая бормочет «везде эти проклятые ненормальные» и качает головой, словно кому-то запрещается обниматься на тротуаре. Дерия сердится, но Солнце гладит ее по руке.

– Пусть говорит. Улыбнись ей, ведь это злит таких людей больше всего. А потом расскажи, что сегодня было в кафе.

– Откуда ты знаешь, что там что-то было? – заинтересованно спрашивает Дерия и без приглашения берет один из пакетов с покупками, которые несет Солнце.

– Я ведь тебя знаю, по тебе же все видно.

– В самом деле? – подмигивает Дерия. – Мне кажется, ты как-то по-другому смотришь на меня.

– О, боже мой, конечно! – восклицает Солнце, и ее улыбка делает ноябрь светлее. – У тебя ведь было свидание! Почему ты не позвонила и не написала смс? Да уж все равно. Расскажи мне!

Дерии есть что рассказать – намного больше того, что было вечером в ресторане, но, прежде чем она успевает дойти до происшествия по дороге домой, они уже подходят к дому. Дерия зажимает сумочку под мышку и одной рукой открывает почтовый ящик. Внутри лежит только один конверт, длинный, похожий на письмо из страховой компании или из официальных органов. Однако ее фамилия написана от руки. Почерк вызывает у нее ледяной озноб.

– Это письмо от Роберта, – говорит она и слышит, как срывается ее голос. – Еще одно.

– Выбрось его немедленно! – Сияние Солнца сменяется опасным блеском в глазах.

– Ты так думаешь? Может быть, я хотя бы прочту, что он хочет?

– Чего он может хотеть? – тихо отвечает Солнце и указывает наверх, где слышны чьи-то шаги на лестнице. Соседи – народ любопытный, а Дерия не хочет дать им повод для сплетен, поэтому она поспешно устремляется в свою квартиру, а за ней в кильватере следует Солнце. Они оставляют пакеты с покупками Солнца в коридоре, Один трется о пакеты и довольно облизывает пластик, словно они принесли эти пакеты специально для его развлечения.

– Кофе? – спрашивает Дерия.

Она знает, что этим дразнит подругу, но ей нужно время для размышления. Ей нужна дискуссия, чтобы получить подтверждение уверенности в себе.

Солнце не оставляет ее в беде:

– Выбрось эту макулатуру. Это эмоциональное падение. Место ему – в мусоре. Нет, подожди, дай его сюда!

– Что ты собираешься с ним сделать? – Дерия не хочет раздражаться и закладывает порцию кофе в машину. Процесс варки кофе успокаивает нервы. Однако ей не по душе признаться себе в том, что ее нервы вообще нужно успокаивать.

Черт возьми, почему безобидное письмо бывшего мужа вызывает у нее такой страх?

– Я сохраню его для тебя, когда оно понадобится тебе в качестве доказательства.

– В качестве доказательства?

– Понятно же, не изображай наивность.

– Предположим, он действительно преследует меня. И чего он этим добивается?

Солнце пожимает плечами:

– Преследователи – сумасшедший народ, они действуют так, что рационально объяснить это невозможно. Может быть, он думает, что если ты будешь достаточно напугана, то когда-нибудь вернешься к нему.

– Или он хочет прикончить меня, потому что я убиваю его?

– Ах, Дерия… – Солнце обнимает ее.

Кофе готов, Солнце тянется к нему и сует ей в руку чашку с кофе.

– Ты ни в коем случае не должна чувствовать себя виноватой. Именно этого он хочет добиться.

Она кивает. Солнце права. Да, сильной чертой характера Роберта является умение достичь всего желаемого, причем именно благодаря тому, что умеет внушать другим чувство вины. В семье родителей он именно так достигает удивительных успехов. Одним из его главных принципов всегда был принцип «Never change a running system»[6]6
  Никогда не меняй систему, которая хорошо действует (англ.).


[Закрыть].

Дерия знает, что она сделала именно так: она бросила маленький, но очень эффективный камень в машину, которую Роберт считал хорошо смазанной. Она не может теперь упрекнуть его в том, что он делает все, чтобы размолоть этот камень.

– Ты думаешь, что он действительно на это способен? – спрашивает Дерия.

– Я его совсем не знаю. Но после всего, что ты рассказывала, я могу в это поверить.

Она раздумывает долго. Чувствует, как чашка кофе в ее руке остывает: раньше она была горячая, а теперь становится чуть теплой.

– Тогда он угрожал мне чем угодно и даже уничтожил мои личные вещи. Шаг к упорному преследованию не так и велик.

– Вот видишь!

– Но что мне делать теперь? Я не могу это доказать. Иначе я уже давно вызвала бы полицию. Но ведь я сама не совсем в этом уверена. Просто кто-то преследовал меня, шел за мной. Это могло быть и случайностью.

– Постоянно кто-то идет позади кого-то, – перебивает Солнце. – Но ты когда-нибудь из-за этого нервничала?

– Нет, – вынуждена признать Дерия, качая головой.

– Тогда доверяй своим чувствам. Они не ошибаются.

Дерия погружается в себя, когда ей становится понятно, что подруга права. Солнце, утешая, гладит ее по руке.

– А сейчас ничего не бойся, ведь он хочет именно этого.

– И я ничего не могу сделать против этого, – трезво констатирует Дерия. – Пока он не делает ошибок, у меня ничего нет в руках, кроме трогательных писем.

Она берет письмо и открывает его. Солнце скептически наклоняет голову:

– Не нужно бы тебе это читать. Чем ближе ты будешь подпускать его к себе, тем сильнее он будет влиять на твои мысли.

Ей хочется возразить, но Солнце опять права. Дерия слишком сильно знает силу слова, чтобы не понять этого. Тем не менее она пробегает глазами строчки.

Дорогая Дерия!

Ты даже не подозреваешь, как мне тяжело оттого, что я теперь для тебя – пустое место! Я видел тебя в городе, а ты просто смотрела в другую сторону!!!

Дерия не может припомнить, чтоб за последние недели видела или встречала его в городе. Может быть, он видел ее издали и теперь толкует этот случай на свой лад. Уже в конце первых трех строчек ей больше всего хочется смять письмо и заткнуть его в пасть Роберту, очень глубоко. Причина заключается в восклицательных знаках – он доводит ее до бешенства этими своими восклицательными знаками.

Тебе доставляет удовольствие топтаться по моим чувствам?!

Она всегда ненавидела его привычку все, действительно все, подчеркивать своими безумными восклицательными знаками.

Неужели я не заслужил, чтобы, по крайней мере, ты поговорила со мной?!

Нет.

Я хочу поставить точку! Но это я могу сделать только тогда, когда мы еще раз спокойно поговорим обо всем и ты дашь мне шанс доказать, что я все еще люблю тебя…

Это – ложь, но упрекнуть его в ней она не может. Он не знает, что такое любовь. Она знает это чувство не лучше его, но по крайней мере она ни перед кем не разыгрывает никакого шоу.

Я всегда буду любить тебя, что бы ты ни делала и как бы ты меня ни мучила!!

– Вау, – говорит Дерия и сминает письмо в твердый шар. – Он угрожает мне. Это что-то новое.

Солнце уже давно ушла, и в комнате Дерии все стихло, кроме тихого похрапывания Одина. Кот лежит в кресле, а Дерия с книгой сидит на полу. Она не может сосредоточиться на романе, перед ее глазами имя главного действующего лица – Рихарда – постоянно превращается в Роберта. Он упорно преследует ее. Одиночество становится невыносимым.

В конце концов она закрывает книжку и со вздохом встает. Она чувствует тяжесть в теле. Она устала. Ссадины и царапины на ладонях чешутся и зудят, потому что они заживают медленно, и Дерия вынуждена изо всех сил бороться с желанием содрать корочки с ранок. Она хватается за телефон, держит его в руке, словно птицу, которая сейчас может улететь. Ее руки дрожат, когда она набирает номер Якоба. Он не берет трубку. И вдруг, следуя какому-то импульсу, она звонит Ханне. Сейчас семь часов с небольшим, обычно в это время срабатывает автоответчик Ханны и информирует о времени приема, однако Дерии везет. Ханна берет трубку.

– Я могу попасть к вам на прием раньше? – спрашивает она. – Я знаю, что следующий прием уже через десять дней, но…

– Я, конечно, могу найти для вас время в промежутках между другими приемами, – говорит Ханна. – Что-то случилось? У вас расстроенный голос.

– Да, это так. Кто-то упорно преследует меня. Мой бывший муж. Я так думаю.

– Вы уверены?

– А кто еще мог бы этим заниматься?

– Понимаю, это должно быть очень тяжело для вас. Дерия, не поймите меня неправильно, но вы ведь знаете, что терапия лишь тогда приведет к успеху, если причина, вызывающая болезнь, обнаружена и устранена?

– Конечно. – Она ведь не дура. Человек не должен автоматически быть дураком, если он оплачивает терапевта из собственного кармана, потому что хочет иметь дело только с ним. – Я просто хотела бы поговорить об этом раньше, чтобы понять, что я могу сделать.

– Вы можете обратиться в полицию. Вам в этом нужна помощь?

Дерия подходит к окну и выглядывает на улицу. Ничего подозрительного.

– Нет. Я подам заявление только тогда, когда у меня будут доказательства. Пока что у меня нет ничего, кроме ощущений и подозрений. Этого слишком мало для полиции, вы так не считаете? – Она продолжает говорить быстро, прежде чем врач успевает ответить. – Но дело даже не в этом. Не об этом я хотела бы поговорить с вами.

– А о чем?

Она улыбается, когда становится понятно, что ее занимает больше:

– Я встречаюсь с мужчиной. Мне кажется, что он важен для меня, однако…

Ханна ждет очень долго, прежде чем осторожно продолжает фразу Дерии:

– Но вы боитесь, что он может оказаться таким, как ваш бывший муж?

– Да, – говорит Дерия, однако затем она на момент задумывается и, удивляясь сама себе, качает головой. – Нет. Нет, вообще нет. Как-то странно. Я вообще не боюсь, что он может быть таким, как Роберт.

– Но тем не менее страх у вас есть. – Ханна не формулирует вопроса.

– Ужасный страх, – шепчет Дерия. – Я боюсь, что он меня бросит. Снова.

Глава 11

Девочки разбились на маленькие группы и делали вид, словно самое естественное в мире занятие – это пить алкоголь на глазах у своих родителей. Дерия безучастно стояла с краю и часто смотрела на них – на матерей в красивых платьях и на отцов в галстуках, которые не были уверены, радоваться ли им тому, что в руках их детей находятся бокалы с шампанским, или плакать из-за этого.

У Дерии не было причин пить шампанское. Она пришла на выпускной вечер одна, несмотря на то, что раньше раздумывала, взять ли ей с собой бабушку. Из этого могла бы получиться драма. Уже два дня бабушка ее не узнавала, называла именем матери и громко упрекала, даже не вставив челюсть, что она позволила себе забеременеть от какого-то приблудного идиота. Да, бабушка, наверное, устроила бы фурор на этом приличном выпускном празднике.

Дерия не сводила взгляда с входной двери, время от времени озираясь по сторонам. Якоб пообещал прийти. Два года назад он перешел учиться в гимназию, но на ее выпускной праздник он собирался прийти. Он ей это твердо обещал. Все больше школьников, родителей и учителей в своих праздничных одеждах устремлялись в актовый зал. В гирляндах, которые раз в год извлекались из подвала, виднелась пыль и паутина, свидетельствующая о недостаточном энтузиазме праздничного комитета этого года. Бокал из-под шампанского, наполненный соком, который Дерия держала в руках, был покрыт каплями влаги.

Первые выступающие вышли на трибуну, и Дерия вместе с остальными пошла вперед, чтобы найти себе место. Гомон в зале стал тише, когда двое выпускников вышли на сцену, чтобы открыть программу. Бокал Дерии был пуст, и место слева от нее тоже пустовало.

Якоб пришел, как раз когда выступала ректор. На нем были джинсы, белая рубашка с закатанными рукавами, небрежно повязанный галстук и старомодная шляпа, которую он сдвинул далеко на затылок. Дерия еле узнала его. Она невольно подумала о мужчинах-моделях на модных плакатах. Это совсем не подходило Якобу, потому что ему не нужно было обращать на себя внимание стильной одеждой. Она помахала ему рукой через головы, подавая знаки, чтобы он подошел к ней, но он лишь кивнул и небрежно оперся плечом о стену. Дерии вдруг показалось, что она выглядит полной дурой, сидя рядом с пустым местом.

«И снова Дерия одна, как Белоснежка в гробу, – подумала она, мысленно передразнивая въедливый голос Кристины Штальман. – Дерия, которая слишком утонченна для всего и для каждого».

Что при этом не заметила Кристина – многочисленные, но безуспешные попытки заговорить с кем-то другим, кроме Якоба. Белоснежка лежала в гробу не потому, что там она выглядела прекрасно. Совсем по другим причинам…

В начале их отношений Дерия думала, что кое-что изменилось и она уже стала для него кем-то важным. Но позже она все яснее понимала, что ошиблась. Для других она оставалась никем. Она была всего лишь подругой Якоба, и это было не больше, чем роль, которую могла занять любая другая девушка.

За это время она уже пожалела, что не взяла шампанского. Она со скукой пропускала мимо ушей третьесортные выступления и речи, многого просто не понимая.

Выступавшие ведущие-школьники открывали программу, и они же потом закрыли ее. Они объявили, что сейчас будет банкет, и пожелали всем огромного удовольствия от праздника и танцев.

Дерия вскочила на ноги еще во время аплодисментов и помчалась в сторону Якоба, но многие тоже не хотели терпеть, сидя на жестких стульях, и устремились к напиткам или к выходу, чтобы выкурить сигарету во дворе. Дерию толкали со всех сторон, и кто-то грязной подошвой наступил на ее новые туфли, которые стоили целых шестьдесят марок. Когда она добралась до конца зала, Якоб исчез и, сколько она ни старалась, ей не удавалось его нигде увидеть. Она позволила потоку одноклассников, учителей и родителей увлечь себя к буфету. Возле стола с напитками она одним залпом выпила бокал шампанского и взяла второй бокал с собой на улицу. Где же может быть Якоб? Его не было ни у столов, ни возле ее друзей по классу, которые стояли большим кругом во дворе, смеялись и курили.

Дерия снова чувствовала взгляды других на себе и знала, что сейчас о ней шепчутся за ее спиной. С тех пор как Якоб перешел в другую школу, ей стало хуже, чем раньше. Дерия поняла, что люди в этой стадии взросления на девяносто девять процентов являются созданиями подлыми, созданиями, которые ненавидят все, стараются очернить и бороться со всем, что отличается от них самих. То, что Якоб еще три года должен был учиться в школе, чтобы получить аттестат зрелости, она восприняла нормально, хотя и не поняла этого. Она уже несколько лет считала оставшиеся до конца учебы дни.

«Вот только сегодня, вот только этот единственный раз, – думала она, и старалась изо всех сил почувствовать облегчение. – С завтрашнего дня мне уже больше не придется приходить сюда и никого больше не видеть». Но облегчения не наступало. Другое чувство появилось над этим, словно слой скользкого растительного масла, – страх.

Ведь лето, когда она будет свободна, когда она сможет делать или не делать все, что захочет, было коротким. Через несколько недель начиналось ее обучение в гостинице. Она радовалась своей работе, ее желанием было получить образование менеджера гостиницы. Но она боялась, что коллеги там будут относиться к ней точно так же, как сейчас это делают ее одноклассницы. Она боялась, что снова станет лишней в их кругу.

Неужели ее никогда не покинет чувство, что она вынуждена всегда спрашивать себя, делает ли она то, что другие ожидают от нее?

В поисках Якоба Дерия перешла через двор и спросила одноклассников, видели ли они его. Несколько из них указали в сторону защищенного угла за стоянкой для велосипедов, где во время перемен школьники более или менее тайно курили. Зачем Якоб прятался там? От кого?

От нее?

Дерия ускорила шаг. Чем меньше времени у нее будет, чтобы тревожиться и размышлять, тем лучше.

Якоб сидел на земле, прислонившись спиной к забору, в одной руке у него была сигарета, а в другой – бутылка без этикетки с каким-то прозрачным напитком.

Шляпа, этот странный головной убор, сползла ему на лоб и закрывала глаза. Напротив стояли два мальчика из ее класса с неподходяще серьезными лицами и смотрели то на Якоба, то на Дерию. Один пожал плечами, другой заговорил с Якобом, но тот лишь слабо покачал головой.

За полшага от него стояла Кристина Штальман, обхватив себя руками, словно ей было холодно в платье с глубоким декольте, несмотря на летнее тепло. Увидев Дерию, она вздернула подбородок, улыбнулась холодной улыбкой и положила хозяйским жестом руку на плечо Якоба. На ее ногтях был лак кровавого цвета, и взгляд Дерии остановился на них, хотя она этого не хотела, но ничего не могла сделать.

Вдруг голова Якоба упала вперед. Его плечи тряслись. Было похоже, что он… плакал. Вся сцена говорила о таком отчаянии, что Дерия могла объяснить себе лишь одно: кто-то умер.

– Что случилось? – воскликнула она и подбежала к Якобу.

Он отвернулся, насколько мог. Отвернулся от нее, но повернулся к Кристине.

Достаточно было всего лишь нескольких миллиметров. Дерия поняла все сразу. Она чувствовала себя так, словно на бегу налетела на стенку, она не знала, что сказать, что спросить. Она не знала, оставаться ли ей здесь или упасть на колени. Не знала, куда девать руки, которые рвались к нему, но им нельзя было этого делать.

Ей хотелось отбросить в сторону пальцы Кристины и закричать: «Разве ты этого не видишь? Он не хочет, чтобы к нему прикасались!»

Однако прежде, чем открыть рот, она поняла свою ошибку. Он не хотел, чтобы она к нему прикасалась.

– Что с тобой? – прошептала она.

У нее было такое чувство, что она не может пробиться к нему. От него разило крепким алкоголем, при этом он никогда не пил, с тех пор как получил водительское удостоверение и ездил на своем старом кабриолете.

– Что с тобой?

Ее слова словно отскакивали от него. И, наверное, от длинных красных лакированных ногтей Кристины Штальман. Кристина подняла взгляд на нее. Ее взгляд показал Дерии, что она осознает свой триумф и наслаждается им. Якоб не реагировал на нее. Только Кристина могла подойти к нему.

– Ну, идем, – прошептала Кристина, и ее пальцы зашевелились на его плече.

Дерии показалось, что Кристина своими пальцами прожигает дыры в том, что принадлежало ей.

– Ты должен поговорить с ней. Скажи ей, что с тобой. Хотя бы ей.

Якоб выбросил окурок сигареты. Он взял руку Кристины в свою и подержал ее несколько секунд, прежде чем оттолкнуть девушку и встать. Ему пришлось держаться за ограду он сильно качался и, наверное, упал бы, если бы мальчишки не подскочили к нему и не поддержали. Он висел на их руках так же беспомощно, как беспомощно чувствовала себя Дерия.

– Черт возьми, сколько же ты выпил? – вырвалось у нее. Так много он не мог бы выпить за такое короткое время. Может быть, он пришел на праздник уже пьяный?

– Упреки – это именно то, что ему сейчас поможет, – снисходительно прокомментировала Кристина. – Разве ты не видишь, что ему плохо? Ты хотя бы спросила его о причине?

Дерия не спрашивала себя ни о чем другом, но сейчас она не могла проявить слабость и согласиться с Кристиной. Когда Якоб неразборчиво пробормотал ее имя, это уже не имело никакого значения. Он говорил с ней только потому, что этого требовала от него Кристина. Ее глаза горели, словно в них попала кислота, но это были лишь слезы, которые она не имела права проливать ни при каких обстоятельствах. Перед этой коровой она рыдать не станет!

Лишь тогда, когда его друзья поддержали его слева и справа, Якоб поднял голову так, что смог посмотреть в лицо Дерии. Ее охватил страх. Он выглядел ужасно. Бледный, с отекшими глазами и темными кругами. Он открыл рот. Его губы потрескались, а его слова отскакивали от Дерии, потому что не имели никакого смысла.

– Я должен уйти.

Кто-то спросил, куда он хочет идти. Однако Дерия поняла, что сказанные им слова были предназначены не для других. Они относились к ней одной.

«Почему?» – спросила она лишь одним взглядом. Он все же всегда понимал ее.

Но он лишь повторял:

– Я должен уйти. Я должен уйти.

– Куда, куда ты должен уйти, почему? Я же могу пойти с тобой!

Но еще пока она произносила эти слова, она вспомнила о бабушке. Неужели она хочет бросить в беде беспомощную старую женщину, которая ее вырастила? Неужели она действительно способна на такую жестокость?

Якоб посмотрел на нее и прочел ответ в ее глазах. Он знал ее, знал всю и наизусть. И до того, пока у нее был шанс что-то ответить, он уже презрительно сказал:

– Этого ты не сделаешь.

Она не могла ничего ему возразить, как бы ей этого ни хотелось. Ее дыхание прерывалось и губы тряслись. Она старалась держать спину прямо. И в это время чувствовала, как все в ней опускается вниз.

– Он бросает тебя, – сказала Кристина, уверенная в своей победе.

Сердце Дерии замерло, словно его охватил мороз, и начало качать холодную, как лед, кровь по всему телу. Якоб согнулся. Дерия хотела шагнуть к нему, но он решительным и грубым жестом отстранил ее. Она замерла, словно обратилась в лед.

– Все кончено. У него есть другие планы. Большие планы. Планы, которые невозможно осуществить вместе с тобой.

– Заткнись! Это он должен сказать мне сам! – Даже ее голос звучал так, словно был заморожен… Словно кусок льда с опасными острыми краями, о которые можно порезать кожу и плоть.

Кристина не порезалась. Она лишь улыбнулась.

– Ты его отпустишь? – спросила она и сама ответила: – Нет, ты никогда добровольно не отпустила бы его.

– Не говори такое дерьмо! – воскликнула Дерия и оттолкнула Кристину. – Исчезни, тебе тут делать нечего!

К ее большому удивлению, Кристина сделала то, о чем она просила, и гордо удалилась. Но Якоб сразу же сделал попытку последовать за ней.

– Подожди! – Дерия схватила его за руку. – Поговори со мной! – умоляюще сказала она. – Это правда? Правда, что она говорит? И почему ты мне раньше ничего не сказал?

– Оставь меня в покое. Ты вообще ничего не понимаешь и никогда не поймешь. Я должен уехать. Оставь меня наконец в покое! – Он оттолкнул ее так сильно, что она упала на колени. Ее колготки порвались, и кровь каплями выступила над нейлоном.

Якоб, шатаясь, ушел, оба мальчика, поддерживавшие его, оставили Дерию на земле и поторопились за ним.

Издали Дерия смотрела, как Якоб, поддерживаемый двумя школьниками, блевал в мусорное ведро.

Ей понадобилась пара минут, чтобы взять себя в руки. Лед был теперь везде. То, что он сказал, больше не причиняло ей боли. Все онемело. Ей было просто стыдно. Больше всего ей хотелось потихоньку уйти домой. Тихо и незаметно, без дальнейших унижений. Но ключи и билет на автобус оставались в сумке, а она висела в гардеробе. Ей нужно было еще раз вернуться в школу, в последний раз. Побитой, с окровавленными коленками. Это было знаменательно и слишком хорошо подходило к ее школьной карьере, так что она не испытывала больше ничего, кроме стыда.

Где-то по пути через здание она увидела его в последний раз. Он буквально висел в объятиях Кристины Штальман, трясся и рыдал. Рыдания усиливались, и он издал такой звук, которого Дерия еще никогда не слышала из уст человека. Даже Кристина дрожала и плакала, держа его.

И только сама Дерия ушла, не проронив больше ни слезинки.

Глава 12

Несколько дождевых капель падают с ее капюшона. Ханна всегда проводит прием пациентов под открытым небом, и ни дождь, ни снег, ни ураган в этом ничего не меняют. Дерии это нравится, парк идет ей на пользу, пусть даже слова приносят ей боль.

– А после того вечера? – спрашивает Ханна. – Вы его снова не видели?

Дерия качает головой:

– Нет, до тех пор, пока он не пришел в кафе, в котором я работаю. А несколько дней спустя я встретила его в парке. Здесь неподалеку.

– Так вы так никогда и не узнали, почему он вас так внезапно бросил? Эта, другая, девочка как-то с этим связана?

– Кристина? Тогда я этого боялась, а потом на это надеялась.

– Что вы имеете в виду, Дерия?

– В этом случае у меня было бы хоть какое-то объяснение. Я могла бы ее возненавидеть, понимаете? Я была бы… – Она скрещивает руки перед грудью, трет мокрую ткань своих рукавов, потому что вдруг чувствует озноб. – Мне снова стало бы теплее. Даже жарко – от ревности.

– Вы чувствовали холод? – спрашивает Ханна.

– Больше, чем холод. Я чувствовала себя замороженной.

Ханна кивает:

– Понимаю. Как долго у вас продолжалось это ощущение?

На это у Дерии ответа нет. Слишком долго. Многие годы.

Ханна не подгоняет ее. Несколько минут они молча гуляют под дождем, рядом, так близко, что их локти почти соприкасаются.

В конце концов Ханна спрашивает:

– Вы знаете, куда он уехал?

– Да, в США. – Она уже больше не помнит, кто ей об этом сказал.

– И вам известна причина отъезда?

– Нет, – говорит Дерия и сама удивляется этому слову. Она, очевидно, уже давно смирилась с мыслью, что никогда не получит ответа на этот вопрос. Словно Якоб умер и больше не сможет отвечать. Она даже не подумала о том, что можно было просто спросить его, но при встрече ей эта мысль в голову не пришла. – Я узнала о том, куда он хотел уехать, когда его уже не было. Он исчез внезапно, его не было уже через несколько дней после того выпускного. Или все получилось очень быстро, или же он уже давно знал, что уедет. Но мне до сих пор больно думать, что Якоб обманывал меня, говоря, что у нас все в порядке, хотя уже давно планировал бросить меня.

– У вас не было шансов понять это, – замечает Ханна.

– Нет, ни малейших. Он даже отказался поговорить со мной в последний раз.

– А вас уже однажды бросали так, что вы ничего не поняли, правда?

– Вы имеете в виду мою мать. – Дерия за это время уже поняла механизм их бесед. Ей регулярно приходит в голову, что терапия не будет на нее действовать, потому что она видит ее насквозь. Как гипноз, который зачастую больше не срабатывает, если человек имеет представление о том, как он действует на мозг. – Это было совершенно другое. Я могла жить, смирившись с решением моей матери. Она была молодой, это было выше ее сил, и она не хотела ребенка. Что тут непонятного?

– Ребенку, наверно, должно быть очень трудно понять это, – замечает Ханна.

Дерия думает, что она была особым ребенком, но прозвучит слишком высокомерно, если произнести это вслух. Неужели не каждый человек верит в то, что он особенный? Ханна, например, с ее индейскими амулетами и отказом проводить сеансы терапии в закрытых помещениях. Дерия молчит, потому что знает, что Ханна вскоре сменит тему.

– Вы говорите, – начинает Ханна, как и ожидалось, – что мысль о том, что Якоб лишь изображал перед вами ваши счастливые отношения, доставило бы вам боль.

Дерия кивает. Ей до сих пор больно.

– Вы можете представить себе, что так все и было? – осторожно спрашивает Ханна. – Прежде чем ответить, подумайте о том, что прошло уже много времени. Вы были молоды, и он – тоже. Люди делают глупости, когда они такие молодые. Они принимают неправильные решения, потому что правильные кажутся им еще хуже.

– Я никогда не была наивной, – говорит Дерия, – я была молодой, конечно, но уже тогда не считала других людей лучше, честнее или дружелюбнее, чем они были на самом деле. Скорее наоборот. Я, даже совсем маленькая, не была особенно любезной и ни от кого не ожидала, что он будет более приятным, чем я сама.

– Однако Якоба вы описали как сплошное совершенство.

– И именно поэтому я всегда искала какие-то несовершенства во всем этом совершенстве. Я все видела, но тем не менее до того дня не могла и подумать, что он мне врет. Якоб был честным, он был самым честным человеком, которого я когда-либо знала. Единственным честным человеком. Он вообще не умел врать. Он вынужден был накачать себя шнапсом, чтобы признаться, что он меня бросает. В трезвом состоянии он никогда ничего передо мной не изображал.

– Хм, – протяжно произносит Ханна. – Значит, вы думаете, что он на выпускном празднике был как бы не самим собой?

– Да. Он показался мне чужим, словно его подменили. Все было совершенно сюрреалистично.

– Иногда одна сцена в воспоминаниях меняется и представляется далекой от того, что было на самом деле.

Дерия решительно качает головой:

– Я знаю. Но я могу действительно вспомнить, как это было. Четко и ясно.

– И именно это заставляет меня предполагать, что вы все же этого сделать не можете, – отвечает Ханна и улыбается, не глядя на Дерию.

– Вы уже начинаете смеяться надо мной? – Дерия не ощущает злости, всего лишь некоторое раздражение. Да, это было достаточно давно.