Текст книги "Зимняя роза"

– Какая занятная вещица, – сказал Сид, щелкая крышкой.

– Вы не посмеете, – бросил ему Литтон.

– Фрэнки, как думаешь, сколько могут стоить такие часики? – спросил Сид, не обращая внимания на слова Литтона.

– Золотой корпус, бриллиантовые цифры… Фунтов сто, если не больше.

– Сто фунтов, – задумчиво повторил Сид. – Семья складского грузчика могла бы жить на такие деньги целый год. Знаешь, Фрэнки, очень легко учить других, как им поступать, когда ты возвращаешься домой к жарко пылающему камину и сытному обеду. А те несчастные, что несут свои гроши к Ко, работают по четырнадцать часов на какой-нибудь поганой фабрике, живут по пять-шесть душ в тесной вонючей комнатенке и трижды в день едят хлеб с маргарином, поскольку другую пищу их сгнившие зубы не выдерживают. – Индия, все еще гневно смотрящая на него, вздрогнула, но Сид и глазом не моргнул. – Вот что я скажу, Фрэнки. Будь я на их месте, то прокурил бы все деньги, а заодно и голову, только бы на время забыть про этот ад.

Сид вернул часы в карман доктора Джонс. Остаток пути ехали молча. Экипаж катил на запад, двигаясь вдоль реки. Увидев Вестминстерский мост и здание парламента, Сид облегченно вздохнул. Через несколько минут Ронни свернул с Гросвенор-роуд на север. Близ Пимлико-роуд, откуда до Гросвенор-сквер рукой подать, Сид постучал в стенку экипажа, велев остановиться. Он решил высадить пассажиров поближе к месту назначения на случай, если словоохотливому доктору взбредет в голову произнести прощальную речь.

Кажется, и это не остановило Индию.

– Мистер Мэлоун, я еще раз настоятельно вас прошу… – начала она, когда экипаж замедлил ход.

– Доктор Джонс, мне доставило удовольствие проехаться в вашем обществе, – перебил ее Сид, поспешив открыть дверцу.

Фредди вылез первым и помог выбраться доктору. Затем потянулся за своим плащом.

– Мистер Литтон и вы, доктор Джонс, убедительно прошу больше не попадаться мне на Сарасен-стрит.

– Доктора Джонс вы там больше не увидите, а вот я еще появлюсь, – предупредил его Литтон. – Вы обязательно на чем-нибудь попадетесь, Мэлоун. Рано или поздно это случится. Вы допустите ошибку, и она станет роковой. Когда это случится, я позабочусь, чтобы вы оказались в тюрьме. Слово даю.

Сид схватил Фредди за галстук и обеими руками втянул обратно в экипаж. Никто еще не угрожал ему тюрьмой. Никто.

– Фредди! – услышал он голос Индии, которая стояла на тротуаре и не видела этой сцены.

– Отпустите! – шипел Фредди, царапая пальцы Мэлоуна.

– Вижу, приятель, вы доктору небезразличны? – спросил Сид.

– Уберите от меня ваши грязные руки! – потребовал Фредди, задыхаясь на каждом слове.

– Отвечайте на вопрос.

– Отпустите! Черт…

Веки Фредди задергались. Лицо посинело.

– Так небезразличны? – спросил Сид, затягивая галстук еще сильнее.

– Д-да!

Сид отпустил его.

– Тогда, парень, чтобы ее не огорчать, не вздумай являться за мной один.

Глава 4

– Ливерпуль-стрит! – выкрикнул проводник.

Поезд сбавил ход. Индия надеялась, что двери вагона откроются быстро. Половина восьмого, а подземка уже безобразно переполнена. Пассажиры стояли впритык. Вагон качало, и какой-то отвратительный тип в шляпе-котелке всякий раз так и норовил к ней прижаться.

– Прекратите, иначе я позову охрану, – прошипела она нахалу.

Он и не подумал. Тогда Индия догадалась загородиться от него докторским саквояжем. Наконец поезд остановился, двери открылись, и поток пассажиров вынес ее на перрон. Индия двигалась к лестнице, натыкаясь на чужие портфели и зонты. Нет, домой она поедет на омнибусе.

Возле станции ей попалась женщина с грудным ребенком.

– Мисс, подайте пенни на младенца.

От женщины разило джином.

– На Хай-стрит есть миссия. Идите туда. Там вы получите бесплатный суп и молоко для ребенка, – сказала Индия.

Но женщина, в глазах которой не было ничего, кроме пустоты и отчаяния, уже отошла. Индия видела, как попрошайка схватила за рукав проходящего мужчину. Тот подал ей мелочь. Индия нахмурилась. Конечно, мужчина сделал это из благих намерений, но тем самым он поощрял пьянство.

– Газета «Кларион»! Свежие новости! Читайте о Председателе. Король преступного мира. Только в «Кларион»! – кричал малолетний разносчик газет, размахивая утренним выпуском.

Председатель. Помнится, так Фредди называл Сида Мэлоуна. Вспомнив обстоятельства встречи с Сидом, Индия вздрогнула. Она торопливо обошла разносчика и его кипу газет, мельком взглянув на заголовок. «Новое лондонское дно». Под заголовком был рисунок. Художник верно изобразил лицо, но промахнулся с глазами.

Глаза Сида вовсе не были бегающими и жестокими. Суровыми – да, но в них чувствовались проницательность и ум. Эти глаза взволновали ее сильнее, чем пугающая репутация Мэлоуна. Газетный рисунок всколыхнул улегшееся волнение. Усилием воли Индия прогнала мысли о Сиде. Сегодня ей хватало более насущных забот.

Она пересекла Бишопсгейт и по оживленной Мидлсекс-стрит дошла до Хай-стрит в Уайтчепеле. Далее путь Индии пролегал по Варден-стрит, на которой находился кабинет доктора Гиффорда. Там же, чуть севернее, находилась и Королевская бесплатная больница. Индия шагала быстро и энергично. На голове – черная соломенная шляпа. Ее белая блузка и серый пыльник уже несколько лет как вышли из моды, но были выстираны и тщательно отглажены. Сегодня – ее первый рабочий день у Гиффорда. Индия волновалась, и еще как. Мало того, что она наконец-то стала практикующим врачом. Волнений добавляло и то, что началом ее практики стал тысяча девятисотый год, который многие считали зарей золотого века медицины. Вторая половина XIX века ознаменовалась замечательными достижениями, и когда Индия представляла, как все это разовьется в ближайшем будущем, у нее дух захватывало от блистательных перспектив.

Результаты исследований Листера, Пастера, Дженнера и Коха внесли огромный вклад в понимание микробной природы инфекционных заболеваний, а появление препаратов для анестезии позволило совершить настоящий прорыв в хирургии. Повреждения конечностей еще в недавнем прошлом были чреваты гангреной и ампутацией. Скольких людей новые методы лечения избавили от участи калек! Хирурги научились удалять злокачественные опухоли. Более того, они могли удалять целые органы, не вызывая при этом кровотечения и заражения крови. Индия видела это собственными глазами. Выдающиеся американские гинекологи Симпсон и Келли успешно проводили удаление матки и яичников. В последнее время неоднократно сообщалось об успешной практике кесарева сечения, позволявшего сохранить жизнь матери и ребенка.

Немецкий физик Рентген открыл особые лучи, способные проникать через ткани человеческого организма. Военные врачи уже применяли их для обнаружения пуль, застрявших в теле солдат. Во Франции Беккерель экспериментировал с ураном, а супруги Кюри – с радием. Результаты экспериментов были многообещающими. Вскоре у врачей появится возможность заглянуть в человеческий организм без хирургического вмешательства, а значит, отпадет опасность кровопотери, послеоперационного шока и занесения инфекции.

Фармакология тоже радовала впечатляющими успехами. Болеутоляющие средства вроде аспирина, героина и хлороформа. Антитоксинные сыворотки для лечения оспы и дифтерита. Еще год-другой – и будет найдено лекарство от туберкулеза.

Думая обо всех этих достижениях, Индия замирала от восторга. Ей не терпелось применить их в повседневной работе, чтобы облегчить участь больных бедняков Уайтчепела. Но стоило развернуть любую городскую газету, и действительность напоминала ей о том, чего медицина еще не успела достичь в массовом объеме. Были приняты десятки постановлений в сфере здравоохранения, направленные на улучшение качества питьевой воды, переоборудование изношенной и несовершенной канализации и борьбу с перенаселенностью жилищ. Все это позволило значительно снизить смертность от холеры, сыпного тифа и оспы, но в трущобах по-прежнему свирепствовали скарлатина, инфлюэнца и брюшной тиф. Джин и опиум разрушали ум, тогда как недоедание и бедность разрушали тело. Индия знала: на каждого социального реформатора, врача и миссионера, пытавшихся вытащить бедняков из паба, винного магазина и опиумной курильни, найдется свой Сид Мэлоун, тянущий их обратно.

При всех впечатляющих успехах медицины, при всем желании поскорее начать свою врачебную деятельность Индия нервничала. Сможет ли она соответствовать требованиям больницы с большим наплывом пациентов? Сможет ли одновременно вести нескольких больных? Получится ли у нее по обилию симптомов поставить правильный диагноз? Поддержка профессора Фенвика осталась в прошлом. Здесь ей придется рассчитывать на свои знания и навыки.

Обогнув шумную стайку молоденьких фабричных работниц, Индия поднялась на невысокое крыльцо дома 33 по Варден-стрит. Дом был в георгианском стиле, двухэтажным, со стенами песочного цвета. Частный кабинет доктора Эдвина Гиффорда занимал первый этаж. На втором жила какая-то семья. Индия немного постояла на крыльце, стараясь успокоиться. В первый день работы ее ни в коем случае не должны видеть запыхавшейся. Индия уже протянула руку, чтобы постучаться, как дверь вдруг распахнулась. Оттуда, едва не налетев на Индию выскочила молодая женщина в униформе медсестры.

– Ой, вэй! – воскликнула она, беря Индию за руку. – Наконец-то! Гот зи данк![4]4
  Слава богу! (идиш)


[Закрыть] Я уже высматриваю вас. Доктор Селвин Джонс? Где вас носило? Я боялась, что вы вообще не придете.

– Но сейчас еще без четверти восемь, – взглянув на часы, сказала Индия.

– Вы врач или банкир? – фыркнула женщина. – Мы начинаем ровно в семь.

– В семь? Доктор Гиффорд говорил, что в восемь.

– Он всегда так говорит новеньким. Но мы работаем в Уайтчепеле, доктор. Среди наших пациентов полным-полно фабричных и складских рабочих. Им надо успеть побывать у нас еще до гудка. Входите. Будем вас определять.

Медсестра потянула Индию за рукав и повела. Они прошли мимо приемной, заполненной пациентами, и оказались в узком коридоре, ведущем в заднюю часть дома. Там находился кабинет доктора Гиффорда. Пока шли, женщина успела забрать у Индии шляпу и пыльник и вручить белый халат. Халат на ней висел, а руки тонули в рукавах.

Медсестра наморщила лоб и сама закатала Индии рукава.

– Великоват он для вас. Сеймуру был в самый раз, но вы-то не мужчина. Надо будет заказать несколько штук поменьше. – Она махнула в сторону открытой боковой двери. – Там смотровая…

Договорить медсестре помешал громкий металлический лязг. Она бросилась в помещение и вернулась, ведя за ухо мальчишку. На голове у него была черная кипа́, а вдоль лица свисали длинные локоны.

– Ах, ду пишер! Ду фангст шойн он?[5]5
  Ах ты, зассанец! Думаешь, тебя обманули? (идиш)


[Закрыть] – с упреком спросила медсестра. – Возвращайся в приемную и сиди тихо!

Индия уже собиралась спросить имя женщины и чем она здесь занимается, но та вновь скрылась в смотровой. Индия пошла туда. Медсестра ползала на четвереньках, собирая инструменты, упавшие по вине мальчишки.

– Где здесь автоклав? – спросила Индия, опускаясь на колени, чтобы помочь.

– Что-что?

– Аппарат, где инструменты стерилизуются горячей водой и повышенным давлением.

– Нет у нас такого.

– Но ведь без него нельзя. При постановке диагнозов необходима асептическая среда. Я уже не говорю про хирургические операции. Необходимость ее доказана многократно. Доктор Листер очень четко высказывался о микробных свойствах…

– Только доктор Листер здесь не работает. А я работаю.

Индия, сидевшая на корточках, едва не шлепнулась на пол.

– Тогда как вы очищаете инструменты?

– Уношу домой и мою в кухонной раковине. Когда помню, – ответила женщина, бросая на поднос скальпель и пару зажимов. – Освоились? – спросила она, поднимаясь с пола. – Тогда я пошлю к вам первого больного.

– Подождите! Я даже не успела спросить вашего имени.

– Ой, простите. Элла Московиц, – представилась женщина, протягивая руку.

– Доктор Джонс, – ответила Индия, пожимая руку. – Вы регистратор?

– А еще медсестра, секретарша, клерк и бухгалтер. И служительница зоопарка. Извините, больше говорить не могу. Мы и так сегодня опаздываем. Принимайтесь за дело, чтобы к ланчу вся очередь рассосалась.

– Что-о? Все, кого я видела? К полудню?

Стольких пациентов она не принимала и за весь рабочий день.

– Да. Все.

– А доктор Гиффорд здесь?

– Нет. Сегодня вы одна.

– Боже мой! Никак у вас тут эпидемия?

Элла Московиц громко расхохоталась:

– Эпидемия! Здорово подметили. Да, эпидемия… знаете чего? Уайтчепелита. Сегодня обычный день. А вот случись эпидемия, вы настоящий ад увидите. Гот золь упитен!

– Как вы сказали?

– Простите. Я сказала: «Не дай Бог». Стало быть, вы не еврейка? По вам и не скажешь. Не припомню, чтобы в синагоге было полно Селвинов Джонсов. А среди ваших пациентов евреев хватает. Если возникнут сложности с ними, зовите меня. Но с ирландцами разбирайтесь сами.

Элла умчалась. Индия недоуменно смотрела ей вслед. Она едва успела оглядеть помещение, как Элла вернулась вместе с невысокой худенькой женщиной, которой на вид было лет сорок пять.

– Миссис Адамс. Вот история ее болезни, – сказала Элла, бросая на стол папку.

– Да постойте же вы! – крикнула пациентка.

Элла остановилась на пороге.

– Что-то еще, миссис Адамс?

– Я плачу достаточно денег за прием у врача и хочу видеть врача, а не какую-то выскочку-медсестру.

– Доктор Джонс и есть врач. Наш новый врач.

Миссис Адамс покосилась на Индию:

– Халат бы сменили. Этот колоколом раздувается.

Индия критично оглядела чрезмерно длинный халат с закатанными рукавами и поняла, что напоминает девчонку, решившую поиграть во взрослую женщину.

– Вот что, миссис Адамс… – начала Элла.

– Элла, все в порядке, – сказала Индия, закрыв дверь кабинета. – Доброе утро, миссис Адамс. Вы сомневаетесь в том, что я врач? У меня есть диплом. Хотите взглянуть?

Индия полезла в саквояж за дипломом. Там же лежали разноцветные картинки с изображением улыбающихся фруктов и овощей. Буклеты о приготовлении питательной еды, не требующей больших расходов. Брошюры о правилах личной гигиены. Все это Индия собиралась раздавать пациентам во время осмотра.

Диплом не развеял сомнений миссис Адамс.

– А у вас есть штучка, которую носит доктор Гиффорд? – спросила женщина. – Она на шее у него всегда висит.

Индия вынула из саквояжа стетоскоп и показала пациентке.

– Ладно, убедили. Раз у вас есть такая же штука, значит вы и впрямь врач.

Индия улыбнулась:

– Теперь расскажете, что́ вас беспокоит?

– Ребенок в животе – вот что. Боли просто жуткие. Доктор Гиффорд прописал мне лауданум. Сначала помогало, но потом перестало.

– Пузырек при вас? Можно взглянуть?

Миссис Адамс послушно достала из кармана пузырек. Индия посмотрела на этикетку. Лауданум. Настойка опия, которую обычно не прописывали беременным.

– Миссис Адамс, как давно вы это принимаете? – спросила Индия.

– Где-то месяца три.

– А какой у вас срок беременности?

– Месяцев пять. Может, шесть.

Индия кивала, одновременно листая историю болезни миссис Адамс. Странно, что там не было никакого упоминания о беременности. Только записанные рукой доктора Гиффорда жалобы пациентки на боль и общую слабость. Вначале он прописал женщине слабый раствор лауданума, но постепенно увеличивал дозировку. Индия провела миссис Адамс в смотровую, попросила раздеться и лечь на стол. Пациентка громогласно недоумевала: зачем? Доктор Гиффорд никогда ее не осматривал. Однако спорить не стала и разделась. Едва увидев голые руки миссис Адамс, Индия сделала над собой усилие, сохраняя нейтральное выражение лица. Женщина была невероятно худая. Кожа да кости.

– Вы хорошо питаетесь? – на всякий случай спросила Индия.

– Не тянет меня сейчас на еду. Подташнивает. Но такое не редкость, когда носишь ребенка.

– Да. Тошнота – обычное явление, – согласилась Индия.

– Мне ли не знать? Девять раз беременела. Родила пятерых. Каждая беременность была тяжелой, но эта совсем никуда не годится. Жутко устаю. Бывают дни, когда сплю на ходу. Однажды у плиты заснула. Чуть фартук не спалила.

– А как спите?

– Плохо. На боку спать больно, а на спине – неудобно.

– Миссис Адамс, сколько вам лет?

– Сорок шесть. Вот уж не думала, что в таком-то возрасте снова залечу. Месячные закончились. Решила, настала у меня женская перемена. Потом кровь начала течь понемногу. Это меня и насторожило. При перемене никакая кровь уже не течет.

– Вы позволите осмотреть ваш живот?

Миссис Адамс кивнула. Индия расстегнула пуговицы на камисоли пациентки и ослабила тесемки нижней юбки. Вместо равномерного, симметричного вздутия, характерного для беременного живота, Индия увидела странный ком. Она стала ощупывать живот, начав с верхней части и двигаясь ниже, ко дну матки. Индия старалась ощутить хоть какой-то признак плода в животе: голову, локоть или пятку. Ничего. Она полезла в саквояж за акушерским стетоскопом: деревянным предметом, внешне похожим на велосипедный клаксон. Индия приставила грушевидный конец к животу миссис Адамс и прильнула ухом к раструбу. И снова ничего. Да, внутри миссис Адамс что-то росло. В этом Индия не сомневалась. Но только не ребенок.

– У меня там все в порядке? Ничего опасного? – поинтересовалась пациентка.

– Вы что-нибудь знаете о гинекологическом зеркале? – спросила Индия, уклоняясь от ответа, и женщина покачала головой. – Это устройство позволяет врачам осматривать детородные органы. Вы позволите?

Миссис Адамс открыла рот и высунула язык.

– Вы… вы, наверное, меня не поняли, миссис Адамс. Мне нужно осмотреть… противоположную часть вашего тела.

– Это как?

– Мне необходимо осмотреть ваше влагалище. Без этого я не смогу понять, что́ там у вас внутри.

Миссис Адамс села на столе.

– А это еще зачем? Шутки решила со мной шутить, грязная обезьяна? Я пять раз рожала и ни о чем таком не слышала! Значит, вот чему вас учат в этой вашей медицинской школе? Произносить грязные словечки и глазеть на чужие срамные места?

В голосе женщины слышалась злость, однако глаза были полны страха.

– Почему вы не выпишите мне настойку, как доктор Гиффорд? – громко спросила она.

– Так-так-так. Миссис Адамс, из-за чего весь этот шум?

Индия резко обернулась. Возле стола стоял плотный седовласый мужчина с аккуратной бородкой клинышком. Это и был доктор Гиффорд. Он не удосужился постучаться, а просто вошел в смотровую, не зная, есть ли там кто и что там происходит. Индия сочла такое поведение крайне невежливым по отношению к ней и ее пациентке.

– Слава Богу, доктор Гиффорд. Как я рада, что вы пришли! А то эта ваша девчонка раздела меня до панталон. Спрашивается зачем, если мне всего-то нужен рецепт на настойку?

– Доктор Гиффорд, там нет никакого эмбриона, – сказала Индия, стараясь говорить так, чтобы пациентка не поняла. – Зато есть утеральная масса. Весьма крупная.

– Достаточно, доктор Джонс.

– Но, сэр, миссис Адамс необходимо провести интравагинальный осмотр. Ей следует…

– Я сказал, достаточно.

– Доктор Гиффорд, о чем это она бубнит? С ребеночком моим все нормально? – спросила явно встревоженная миссис Адамс.

– Все прекрасно, миссис Адамс. – Он торопливо написал несколько слов на рецептурном бланке и подал ей. – Вот вам новый рецепт. Добавляйте по три капли в чай каждые два часа.

Измученное лицо женщины облегченно просияло. Поблагодарив доктора Гиффорда, она торопливо оделась и ушла.

– Доктор Гиффорд… – начала Индия.

– Вы чересчур медлительны, доктор Джонс, – сказал Гиффорд, отметив выписанный рецепт в истории болезни миссис Адамс. – Девяносто процентов времени вы потратили впустую. А нужно было всего-навсего произвести быстрый осмотр и прописать лауданум.

– У этой женщины, скорее всего, рак матки. Ей требуется срочная операция, а не лауданум.

– Боюсь, миссис Адамс операция уже не поможет.

– Вы… вы с самого начала знали, что она не беременна?

– Да, знал, – ответил Гиффорд, подняв на нее глаза. – Неужели вы принимаете меня за идиота?

– Разумеется, нет. Я далека от каких-либо предположений. Но… почему вы ей ничего не сказали?

– Зачем? Скажу я или нет, она все равно умрет. Так зачем усугублять страдания ее последних месяцев? Пусть думает, что беременна. Что в этом плохого? Я стараюсь избавлять ее от болей. Ничем другим помочь ей не могу.

Индия не верила своим ушам. Гиффорд самоуверенно распоряжался чужой жизнью. Играл роль Господа Бога. Элизабет Адамс была взрослой женщиной. Она заслуживала правды о своем состоянии и возможности самой принимать решения.

– Доктор Гиффорд, ее опухоль может быть операбельной, – сказала Индия. – Или доброкачественной. Если бы я уговорила ее на вагинальный осмотр, это позволило бы взять образец для исследования под микроскопом. Возможно, опухоль действительно доброкачественная, а боли вызваны давлением опухоли на окружающие ткани.

Доктор Гиффорд положил ручку. Он едва сдерживал бешенство.

– Доктор Джонс, вы молодой, неопытный врач. Я принимаю это во внимание… до поры до времени. Если вы до сих пор не заметили, мой кабинет находится в беднейшей части Лондона. Люди, приходящие сюда, едва наскребают деньги на лекарства, не говоря уже об операциях. Даже если Элизабет Адамс каким-то чудом изыщет средства на операцию, она все равно не выживет. Она слаба и страдает от постоянного недоедания. Нас захлестывает целая лавина больных, но мы должны направлять свои усилия туда, где они действительно принесут благоприятные результаты.

Индия сглотнула. У них был целый курс по врачебной этике, но подобные темы там не рассматривались.

– Прошу прощения, сэр. Такой медицине меня не учили.

– Ей вы будете учиться сами, – ответил доктор Гиффорд. – И перед вами, доктор Джонс, не гипотетические случаи из учебника, а суровая реальность. Песенка Элизабет Адамс спета. Но другим людям, ожидающим в приемной, еще можно помочь. Конечно, если вы успеете принять их до начала двадцать первого века. – Он закрыл историю болезни миссис Адамс и встал. – Запомните, доктор, на каждого пациента тратьте не больше десяти минут. Счастливо оставаться!

– Сэр, вы уже уходите?

– Это вас удивляет?

– Нет, сэр.

– Меня ждут пациенты в Королевской бесплатной больнице. Я просто решил заглянуть по пути. Посмотреть, как вы справляетесь. Судя по тому, что я увидел, неважно. Хочу надеяться, что не ошибся, взяв вас на работу.

– Вы не ошиблись, сэр.

– Мне было бы невыносимо разочаровать вашего декана. До свидания, доктор Джонс.

– До свидания, сэр.

Индия плюхнулась на стул, обхватив голову. Какое жуткое начало! Ей ни в коем случае нельзя потерять это место. Придется объясняться с Гаррет Андерсон, говорить этой замечательной женщине, что Гиффорд уволил ее, сочтя непригодной для работы. Сама мысль о таком разговоре казалась Индии невыносимой. Она ерзала на стуле, вспоминая отрывки из выпускной речи декана: «На вас устремлены глаза всего мира. Многие будут аплодировать каждой вашей победе. Но еще больше будет радующихся каждому вашему поражению…»

Индия слышала эпитеты, какими люди награждали ее и других женщин-врачей. Их называли аморальными, непорядочными и даже бесполыми. За этими словами скрывалось дремучее невежество и замшелые предрассудки. Нельзя давать доктору Гиффорду ни малейшего повода усомниться в ее профессиональных качествах. У нее нет права на провал.

Она вспомнила объявление, которое ежеквартально появлялось в журнале школы. Несколько строчек, публикуемых по распоряжению декана: «Обращаемся с искренней просьбой ко всем женщинам-врачам: сообщать секретарю Медицинской школы обо всех полученных ими назначениях, а также обо всех известных им вакансиях». Женщин-врачей брали на работу редко и неохотно. Вакансии появлялись и того реже. Если она лишится этого места, еще не известно, когда удастся найти другое. Но доктор Гиффорд все равно не имел права лгать миссис Адамс. Это бессовестно.

Что же ей делать? Долго раздумывать Индии не пришлось. Элла ввела в кабинет нового пациента: мальчишку, который пришел вместе с матерью.

– Генри Аткинс. Глисты, – сообщила Элла.

Вслед за Генри пришла шестнадцатилетняя Ава Бриггс с чудовищно воспаленной челюстью. Пару дней назад мать заставила ее вырвать все зубы. Зубодером выступил местный кузнец.

– Это ей подарок на день рождения, – объяснила женщина. – У дочки были такие зубы, что ни один парень не женился бы на ней. Кому охота разоряться на дантиста?

После мисс Бриггс пришла Рейчел Айзенберг, жалуясь на то, что вышла замуж месяц назад и до сих пор не забеременела. Ее сменила Анна Мэлони – старуха лет семидесяти, не помнящая точного своего возраста, которую мучил двухнедельный запор. Потом были еще пятнадцать пациентов обоего пола и разного возраста. В полдень, когда Индия думала, что ее гудящие ноги не выдержат и она рухнет на пол, появилась Элла с чайником и плетеной корзинкой.

– Принесли с собой, чем червячка заморить? – спросила она, и Индия покачала головой. – Так я и думала. Ничего, угостимся моим. К счастью для вас, я захватила вторую тарелку.

– Мне, право, неловко, сестра Московиц.

– Просто Элла.

Столь бесцеремонное поведение медсестры задело Индию.

– Надо поесть. Легче станет. Иначе грохнетесь в голодный обморок, а у меня нет времени отдирать вас от пола.

Индия заставила себя улыбнуться. У нее сосало под ложечкой, но не от голода. Пока шел прием, она отодвигала свои опасения насчет доктора Гиффорда, но сейчас они снова вылезли наружу.

– Жареная курочка, – сообщила Элла, выкладывая на стол половину курицы. – Картошечка с петрушкой и каша. – Морща лоб, Элла снова порылась в корзине и довольно улыбнулась. – И кугель из лапши! – Она подала Индии тарелку и вилку. – Угощайтесь.

– Здесь на десятерых хватит. Вы все это наготовили сами?

– Мамочка постаралась. У моих родителей ресторан на Брик-лейн. Кошерная пища.

Индия проткнула вилкой картофелину.

– У вас ноги отвалятся. Садитесь. Поешьте. Отдохните. Вам понадобятся силы для второй половины дня, – посоветовала Элла.

Индия села, несколько раз ковырнула картошку, затем положила вилку.

– У вас что-то стряслось? – догадалась Элла.

Индия рассказала ей о первых трениях с доктором Гиффордом.

– Да… И что? – невозмутимо спросила Элла.

– И что? Как после этого я могу продолжать здесь работать? Значит, я смиряюсь с самыми отвратительными нарушениями в медицинской практике.

– И думать не смейте об уходе, – предупредила Элла.

– Как я могу остаться? Я понимаю: при таком наплыве пациентов наши действия должны быть рациональными и практичными. Этому я должна научиться. Но ситуация, в которой я оказалась, выходит за рамки эффективности. Это вопрос этики. Вопрос моральных принципов.

– Боже мой! – засмеялась Элла. – Доктор Джонс, куда вы притащили свои моральные принципы? В Уайтчепел? Вы допустили ошибку. Завтра оставьте этих маленьких зануд дома.

Индия не засмеялась. Ее глаза сердито вспыхнули.

– Поведение доктора Гиффорда непростительно. Он должен был честно рассказать Элизабет Адамс о том, что́ у нее на самом деле, объяснить последствия и оставить за ней выбор лечения. В том числе и отсутствие всякого лечения, если она так хочет. Но выбор должен оставаться за ней, а не за ним.

Элла перестала есть. Прекратила шутить.

– Доктор Джонс, почему вы согласились здесь работать?

– Чтобы помогать бедным.

– Так помогайте.

– Но доктор Гиффорд…

– Насрать на доктора Гиффорда!

Шокированная Индия откинулась на спинку стула.

– Как у вас язык поворачивается? Вы же работаете на него.

– Нет. Я работаю у него, и он мне платит. Только и всего. А работаю я на них. – Элла ткнула пальцем в сторону приемной. – Там ждут около тридцати человек. Бедняки. Каждый – со своей хворью. Среди них полно детей. Так что засуньте ваши сомнения и угрызения совести подальше и помогайте им. Вот и весь моральный принцип. Вам понятно, доктор Джонс?

– Зовите меня просто Индией, – помолчав, ответила Индия.

Элла улыбнулась и положила ей на тарелку еще один кусок курочки, после чего убрала остатки их ланча обратно в корзину.

– Это вам на перекус… если получится. Сейчас пришлю очередного пациента.

Индии не удалось притронуться к еде. Весь остаток дня и начало вечера она безостановочно принимала пациентов. Детишек, кашляющих так, что у них гремело в груди. Жену складского грузчика, которой муж во время ссоры отхватил палец. Нескольких прачек, едва способных двигаться из-за болей в скрюченных спинах. Девочек-подростков с цингой. Проститутку, больную сифилисом. Парня, покусанного бультерьером. Нескольких детей, больных дизентерией. Двух малышей, игравших вблизи очага и получивших ожоги. Маленькую девочку с туберкулезом. Еще одного мальчика, проглотившего шестипенсовик. Его мамашу заботило не столько здоровье сына, сколько возможность вернуть монету.

Часы в кабинете доктора Гиффорда пробили семь. Индия как раз заканчивала осмотр своей последней пациентки – фабричной работницы с воспаленной печенью.

– Я пропишу вам таблетки, чтобы снять воспаление, – сказала она женщине. – Но, кроме их приема, вы должны воздерживаться от употребления спиртного.

– Это как?

– Никакой выпивки. Ни виски, ни портера, ни эля… словом, ничего вообще.

Женщина посмотрела на нее как на сумасшедшую:

– Я скорее дышать перестану.

– Тогда ваша печень пострадает еще сильнее.

Работница весело засмеялась и ушла. Ни капли силы воли, подумала Индия, глядя ей вслед. Здешний рабочий класс все больше ее изумлял. Жалкие гроши, зарабатываемые тяжелым трудом, они тратили на спиртное, сласти и вредную для организма пищу, которую называли вкусняшками: холодец, бекон, маринованные огурчики и подобное. Взять ту же миссис Бернс, принесшую свою туберкулезную дочку. Тощая, бледная малышка сосала конфету с бренди.

– Вашей дочери необходима полноценная пища. Прежде всего молоко и овощи, – сказала Индия, взяв со стола принесенные цветные иллюстрации.

Миссис Бернс как-то странно посмотрела на нее:

– Миссус, я знаю, как выглядит морковка.

Индия покраснела и отложила картинки.

– Вы даете ребенку молоко?

– Редко. Когда денег наскребаем, – ответила миссис Бернс. – А мой старик не жалует зелень.

– Но если вам хватает на конфеты с бренди, должно хватить и на молоко, – заметила ей Индия.

– Бросьте, миссус. Моя бедняжечка любит эти конфетки. Помню, бабка мне говорила: «Позволь себе немного того, что любишь, и будешь счастлива».

Молоко гораздо полезнее. Шпинат и каша – тоже. Индия не уставала это повторять своим сегодняшним пациентам. Это она переняла от профессоров, работавших в Королевской бесплатной больнице. Правда, результатов их увещеваний она почти не видела.

Индия присела к столу, чтобы сделать запись в историю болезни последней пациентки, но дверь приоткрылась, и Элла сообщила:

– К вам еще одна девица. Мисс Эмма Майло. Я просила ее прийти завтра, но она малость не в себе.

– Что с ней?

– Мне не говорит. Слышала, что здесь появилась женщина-врач, и требует, чтобы вы ее приняли.