Текст книги "Ее первая любовь"

Оптимизма у Джулианы слегка поубавилось, когда она зашла в дом и вновь увидела пыль и запустение. Со вчерашнего дня Хэмиш своими сапогами проложил еще одну дорожку грязных следов. С другой стороны, в таком хаосе и не могло быть по-другому.

Звонки не работали, поэтому, чтобы вызвать слуг, ей нужно было либо криком собирать их, либо отправляться на их поиски. Войдя в утреннюю гостиную, Джулиана решила сама отнести на кухню поднос с чайной посудой. Пустая она была совсем не тяжелой, а у Махиндара с семьей и без того много дел.

Собрав чашки и блюдца, Джулиана аккуратно сложила их на поднос. А если она чуть-чуть дольше подержала в руках чашку Эллиота, так ведь этого никто не видел, верно?

Когда Джулиана с подносом переступила порог кухни, на нее нахлынули острые ароматы готовящейся еды. Какой именно – она не могла распознать. Запахи были странными, но от них начинали бежать слюнки. На плите кипел котел, вокруг которого суетился Махиндар. Чаннан сидела на корточках возле очага, где стоял большой глиняный горшок, в который она что-то складывала.

Хэмиш драил котлы в раковине.

– Где Нандита? – Джулиана поставила поднос на кухонный стол. – И как она себя чувствует?

Этим утром, после неистовых поисков по всему дому, они нашли ее спрятавшейся в котельной. Пальба, которую устроил Макгрегор, до ужаса перепугала Нандиту. Она решила, что пришли солдаты и заберут их. Чаннан и Махиндару пришлось долго уговаривать ее выйти из своего укрытия.

– Сейчас она с моей матерью, – сказал Махиндар. – С ней все будет в порядке.

Джулиана вспомнила, как Камаль бранила Нандиту, не говоря уж о том, как налетела на Макгрегора и затолкала старика назад, в его комнату, и ей стало интересно.

– Значит, они присматривают за Прити?

Сидевшая у очага Чаннан обернулась, Махиндар замотал головой:

– Нет, Прити увязалась за сахибом. Он отправился побродить по горам.

– С ружьем, – добавил Хэмиш. Он так и не вытащил руки из мыльной воды, но вытянул шею, делая свое объявление.

– О! – Джулиана покусала нижнюю губу. – Это… ничего, что она пошла с ним?

– Нет, совершенно. – Махиндар был само спокойствие. – Сахиб всегда заботится о Прити.

Джулиана успокоилась. Эллиот действительно очень ласково относился к ребенку, и она своими глазами видела, насколько он мог быть к ней добр.

– Он и вправду хорошо к ней относится, – согласилась она. Потом взяла с подноса чашку, наслаждаясь ее невесомостью. Эйнсли проявила щедрость, подарив им целый сервиз.

Махиндар, казалось, очень удивился.

– Но это так естественно, хозяйка, – сказал он. – Ведь Прити – его дочь.

Глава 8

Чашка выскользнула у Джулианы из рук, грохнулась об пол и разлетелась на куски на каменных плитках.

Джулиана в смятении глядела на осколки, сердце было готово выскочить из груди, к лицу прилила волна жара.

Чаннан сказала Махиндару что-то предостерегающее, и тот посмотрел на нее смущенно и печально.

– Его дочь? – переспросила Джулиана, проглотив сухость во рту. – От Нандиты?

– От Нандиты? – удивился Махиндар. – Нет-нет, она ей не мать. Она… Как это у вас говорится? Она ее няня. Ее мать умерла, бедняжка.

– О! – Мысли у Джулианы перепутались. Она решила, что Нандита является матерью Прити, потому что та была так внимательна к девочке, а Чаннан при этом ясно дала понять, что у нее двое взрослых сыновей. Но Джулиана не могла представить, что Прити – дочь Эллиота. Эллиота и… Кто ее мать?

Она облизнула губы.

– Мистер Макбрайд был женат? В Индии?

Обменявшись с мужем взглядами, Чаннан ответила:

– Нет, не был.

Махиндар попытался заглушить ее слова, пронзительно заговорив на пенджаби. Чаннан так же энергично ответила ему, а потом повернулась к Джулиане.

– Сахиб не был женат на той леди, – сказала она. – Она была замужем за другим.

Джулиана стояла не дыша. Глаза начало жечь, сердце заныло от боли.

– Вы ничего не знали об этом? – несмело спросил Махиндар.

Чаннан быстро и решительно заговорила с ним на их родном языке, а Махиндар становился все более и более сконфуженным.

Леди не должна терять самообладания в присутствии слуг на кухне, напомнила себе Джулиана. Леди вообще нельзя находиться на кухне и ни под каким видом не переступать порог обитой зеленым сукном двери, которая отделяла служебные помещения от остального дома. И даже если они живут здесь жизнью, полностью лишенной комфорта, а зеленое сукно на двери превратилось в лохмотья, Джулиана все равно должна блюсти святость традиций.

Она уцепилась за эту мысль, вбитую в нее воспитанием, чтобы откровение Махиндара не подкосило ее.

– Вам это ни к чему знать, Махиндар, – сказала Джулиана. – Хэмиш, возьмите веник и соберите осколки.

Она двинулась прочь, растерев в порошок кусок фарфора от чашки, прилипший к ее каблуку.

Махиндар знал: Чаннан начнет его пилить. И будет пилить и пилить не переставая. У нее это очень хорошо получалось. Но делала она это только тогда, когда Махиндар заслуживал такого обращения. Что ж, надо было быть умнее.

Сахиб никогда не делал секрета из того, что Прити – его ребенок. Однако он так редко откровенничал с людьми, что большинство просто не понимало, что он удочерил ее. Все решили так же, как и хозяйка, что матерью Прити была служанка. Сам Махиндар никогда и ни с кем не заговаривал на эту тему, потому что они с Чаннан знали, как англичане относятся к полукровкам. И сахибу, и Прити будет проще жить, если люди ни о чем не узнают.

Но Махиндар предполагал, что хозяйка знает все. Сахиб много рассказывал про нее, говорил, что они дружат с детства, описывал ее как молодую леди, которой можно доверить все, что угодно.

Он собрался с духом, приготовившись к натиску со стороны сварливой женщины, но его не последовало. Чаннан просто повернулась к своему горшку и стала мешать в нем овощи.

– Знаю, знаю, – начал Махиндар на пенджаби. – Я круглый дурак.

– Я слова не сказала. – Жена даже не взглянула на него.

– Но ты все равно права. Просто я хочу, чтобы он был счастлив. Мне нужно, чтобы он был счастлив.

– То, что случилось с сахибом, не твоя вина. Я уже говорила тебе.

Махиндар вернулся к своим горшкам с пряностями, уныло отметив, что его запасов не так уж много. В Лондоне он познакомился с еще одним пенджабцем, который знал, где можно достать лучшие в городе индийские пряности. Махиндар начал отправлять этому человеку деньги вместе со списками того, что требовалось, и пенджабец специальной доставкой присылал ему чудесные кувшинчики с куркумой, шафраном, со смесью, называемой масала, и разными видами перца – всего, что невозможно найти на рынках Англии и Шотландии. Надо будет снова поскорей написать письмо этому доброму другу.

Обычно размышляя над тем, что произошло с сахибом, и над враждой, возникшей между сахибом Макбрайдом и сахибом Стейси, Махиндар испытывал раскаяние. Он должен был предотвратить стычку, должен был сделать все, чтобы сахиб не отправился в поездку в дальние районы, где его похитили.

Махиндар искал и искал сахиба после того, как тот исчез, и не мог найти. Он занимался поисками каждый день. Те долгие месяцы стали самыми горькими в жизни Махиндара.

– Это не твоя вина, – повторила жена.

Не понимая ни слова из того, что они говорили, Хэмиш стремительно подмел пол. Он все делал стремительно.

– Значит, у Нандиты нет детей? – спросил парень.

– Нет. – Махиндар перешел на английский. – Она очень рано вышла замуж – в пятнадцать или шестнадцать. Муж у нее был солдатом. Его арестовали и убили. Вот так печально.

– Что он натворил? – спросил Хэмиш. Его метла задвигалась медленнее.

– Ничего, – откликнулся Махиндар. – Просто он стал свидетелем того, как кто-то сделал то, что не должен был делать. Поэтому они пришли за ним ночью, чтобы арестовать, обвинив в предательстве. И застрелили его, как собаку. – Он покачал головой. – Бедная маленькая Нандита.

– Ужас! – Метла совсем остановилась. Нахмурив рыжие брови, Хэмиш облокотился на нее. – Из-за этого она пряталась в котельной?

– Она боится солдат и стрельбы. Для нее они означают горе.

– Бедняжка! – Хэмиш лучился сочувствием. – Она хоть по-английски говорит?

– Только несколько слов.

– Ладно, тогда я ее буду учить. – Хэмиш посмотрел на метлу, понял, что она не двигается, и снова энергично заработал ею.

Махиндар обратил внимание, что Хэмиш не предложил учить английскому ни Чаннан, ни Камаль. Он вернулся к своим пряностям, улыбаясь про себя, и почувствовал, что ему немного полегчало.

С ужином чуть-чуть задержались, потому что когда Эллиот с Прити вернулись, оказалось, что они перемазались грязью с головы до ног.

– Что случилось? – спросила Джулиана, которая как раз вышла в мощенный каменной плиткой коридор, чтобы выяснить причину задержки.

Из коридора она увидела в прачечной Прити, стоявшую в огромном металлическом корыте. Чаннан поливала ее водой и терла губкой.

Голый по пояс Эллиот склонился над раковиной, и его с такой же силой тер губкой Махиндар.

– Мы свалились с откоса у реки, – объяснил Эллиот, отплевываясь от воды, которую ему на голову лил Махиндар. – Я оступился и поехал вниз, а Прити попыталась меня удержать и тоже полетела вслед за мной. Когда мы выбирались наверх, перепачкались окончательно. Там весь берег такого цвета. – Он ткнул пальцем в свой килт, который стал теперь черным, словно вымазанный дегтем.

Джулиана подавила смех и не знала, что сказать ему в тот момент. Эллиот казался довольным, даже счастливым, после их с Прити приключения и от того, что вид у них такой комичный.

Махиндар продолжал тереть его губкой, которая была фута в два шириной. Тело Эллиота влажно блестело, вода лилась по рукам, стекая на пол, на коже отчетливо выделялась татуировка.

Он отобрал у Махиндара губку.

– Достаточно. Отнеси Прити наверх и разотри досуха.

Тот со вздохом отдал губку, словно поняв, где заканчиваются пределы его возможностей оказать хозяину услугу. Эллиот начал оттирать себя сам, поливая воду на лицо и торс.

Килт у него промок насквозь, мокрыми были и босые ноги – сапоги остались за задней дверью. Он схватил полотенце и на выходе из прачечной принялся ожесточенно тереть голову, чтобы высушить волосы.

Джулиана прижалась спиной к стене в проходе между прачечной и кухней, пропуская мимо себя полуголого Эллиота, одетого в один килт. Он остановился перед ней, сделал шаг в ее сторону, его серые глаза заблестели в сумраке холла.

Тело Эллиота было все еще влажным, капельки воды повисли на ресницах и концах коротких волос. Он не сказал ни слова, только придвинулся ближе, потом еще ближе. Теперь лиф платья Джулианы тоже намок, а юбка спереди испачкалась о килт.

Теплое дыхание коснулось ее губ. Руки – в одной он так и зажимал полотенце – легли на талию Джулианы. Скользнув по ней взглядом, Эллиот покрыл ее лицо поцелуями от лба до подбородка.

Эти легкие прикосновения пробудили в ней внутреннюю дрожь, в животе стало горячо. Ей захотелось прильнуть к Эллиоту и, несмотря на мысли, которые крутились в голове, прижать его к себе. Хотелось добиться от него чего-то большего, чем просто поцелуи.

– Хорошо прогулялись? – промямлила она. – Ты и Прити? Помимо падения в реку, я имела в виду.

Эллиот не ответил. Он продолжал целовать ее, теперь в губы, потом раздвинул их языком. Джулиана запрокинула голову, упершись затылком в стену, а Эллиот завладел ее губами, накрыв жену своим телом, обволакивая жаром.

Он проник в нее языком, добиваясь, чтобы она в ответ поласкала его язык кончиком своего языка. Джулиана ощутила вкус воды на его губах, соль его пота, почувствовала, насколько он возбужден. Сквозь тонкое сукно килта его напряженный фаллос бесстыдно уткнулся ей в юбки.

Поцелуй прервался неожиданно. Эллиот коснулся губами ямочек в уголках ее губ. Потом так же, не говоря ни слова, выпрямился, повесил полотенце на шею и удалился.

Сердце Джулианы неистово колотилось в груди, жар, скопившийся между ног, не становился слабее. Она держалась за стену, чтобы не упасть, и смотрела, как мокрый килт, раскачиваясь из стороны в сторону, бил его по голым икрам, пока он по коридору уходил в глубину дома.

Джулиана так и осталась стоять на месте. Но тут к ней подошла Чаннан с жесткой щеткой, чтобы счистить грязь с подола ее платья.

Через четверть часа Эллиот вышел снова и начал спускаться вниз по лестнице, уже сухой, переодевшийся и явно повеселевший. Теперь на нем был один из его официальных килтов и сюртук. На ходу он расчесывал гребнем еще влажные волосы.

Джулиана появилась из одной из нижних комнат, тщательно причесанная – волосок к волоску, в платье даже лучшем, чем то, что было на ней во время его неожиданного поцелуя. Не попробовать тогда на вкус Джулиану, прижавшуюся к стене коридора, было невозможно.

Спустившись до конца лестницы, Эллиот протянул ей руку. Джулиана немного напряженно посмотрела на него, принимая руку, лицо ее было бледно.

В следующий раз, когда Эллиот отправится на прогулку, он возьмет ее с собой. Красота тех мест придется Джулиане по душе, там есть что показать ей. А если придется снова ползти вверх по прибрежному склону, большего удовольствия, чем изваляться в грязи вместе с ней, не придумаешь.

Эллиот повел ее по направлению к столовой, и тут из кухни важно возник Хэмиш. Под мышкой у него было зажато нечто напоминавшее здоровенную дохлую птицу с болтавшимися ногами. Проскользнув у них за спиной, он поднялся на третью ступеньку лестницы, вытащил птицу из-под мышки, потом поднес тонкую ногу к губам, набрал воздуха и подул в нее.

Эллиот резко обернулся.

– Хэмиш, ради всего святого, не надо…

Но тот уже надул волынку, и она, выпуская из себя воздух, застонала, завыла, заполнила воем холл, терзая барабанные перепонки Эллиота.

Джулиана зажала уши. А Хэмиш продолжал дуть в мешок, его лицо побагровело, толстые пальцы извлекали мелодию.

Эллиот подхватил Джулиану под руку и потащил по коридору к столовой. Хэмиш не отставал, звуками волынки сопровождая своего лэрда с супругой к их праздничному ужину.

Как только они оказались в столовой, Хэмиш отбросил волынку в сторону, и та, всхлипнув, умолкла. А сам кинулся к Джулиане, чтобы придержать для нее гигантское деревянное кресло.

Эллиот остановился на другом конце длинного деревянного стола, столешницу которого надраили до блеска. Здесь стояло несколько оловянных тарелок, тщательно начищенных, кубок и бокал без ножки, тоже из олова, и два графина толстого стекла. Один с водой, другой с виски.

Эллиот дождался, пока Джулиана сядет. Хэмиш с энтузиазмом подвинул ей кресло. Потом Эллиот расправил свой килт и опустился в кресло из резного дерева во главе стола. Спинка кресла высоко возвышалась над его головой, плоское сиденье оказалось жестким.

Хэмиш снова схватился за волынку, которая в очередной раз пронзительно взвизгнула, и вынес ее из столовой. Трубки шлепали его по килту. Вместо него появился Махиндар с огромным блюдом, поверх которого была воткнута гигантская ложка. Сначала он остановился возле Джулианы, положил еду на ее тарелку, потом отошел на другой конец стола и обслужил Эллиота.

Они ужинали вдвоем. Дядюшка Макгрегор ясно дал понять, что предпочитает комфорт собственной комнаты, где можно прекрасно обойтись без всякой формальной чепухи. Эллиот с радостью с ним согласился. Ужин наедине с Джулианой был для него предпочтительнее.

От цыпленка с овощами, которого Махиндар поставил перед Эллиотом, поднимался ароматный парок. Сверху слуга накрыл блюдо плоским куском хлеба в форме слезы – нааном. Рядом с тарелкой Махиндар поставил фаянсовое блюдце, которое было наполнено чем-то по виду напоминавшему растительное масло, которое пахло как масло – «гхи».

Джулиана взяла в руки вилку. Отделила маленький кусочек цыпленка, подозрительно оглядела его и чуть-чуть откусила.

Эллиот наблюдал, как изменится ее лицо, когда она почувствует вкус пряностей. В первый раз он отнесся к пенджабской еде с такой же настороженностью, пока не испытал наслаждения и не понял, что она по-настоящему хороша.

Спрятав улыбку, он подцепил на вилку кусок цыпленка в гарам-масала, засунул в рот, а потом оторвал немного хлеба и окунул его в гхи.

На дальнем конце стола Джулиана воскликнула:

– Какая прелесть, Махиндар! Что это?

– Мы называем это тикка, хозяйка. Готовится из цыпленка со специями.

– А это? – Она показала на фаянсовое блюдце.

– Это гхи. Масло выпаривают, а жир снимают сверху, как пенку. Вы можете намазать его на хлеб.

Джулиана откусила еще кусочек тикка.

– Потрясающе! – Она промокнула губы. – Очень необычный вкус. – Взяла в руки кубок с водой и сделала крупный глоток. – И очень остро. Эллиот, ты не говорил, что предпочитаешь их кухню, – сказала она, слегка задохнувшись.

Эллиот пожал плечами, засовывая в рот очередной кусок.

– Повар Роны позволял стряпать только шотландскую еду у себя на кухне, к большому неудовольствию Махиндара. Я пообещал ему, что здесь он будет готовить все, что его душе угодно.

– Ну что ж, – Джулиана наконец отдышалась, – я с удовольствием попробую все, что вы подали, Махиндар.

Судя по всему, она не очень убедила Махиндара.

– Может, хозяйка предпочитает хаггис[4]4
  Хаггис – шотландское блюдо из бараньих потрохов, сердца, печени и легких, сваренных с приправами в бараньем желудке.


[Закрыть]? – По выражению его лица было понятно, что он скорее умрет, чем займется приготовлением этой штуки. Но Махиндар всегда был рад услужить.

– Нет-нет, – быстро сказала Джулиана, – вот это очень вкусно.

– Сахиб, когда владел плантацией, был очень добр к нам. Он позволил мне угощать его разными пенджабскими блюдами и никогда не настаивал, чтобы ему готовили отварную баранину с зеленым горошком. Он так добр, мой сахиб. Добр всегда и ко всем.

Джулиана заметила, что Эллиот поднял голову от блюда и нахмурился. Но потом снова отправил в рот кусок тикка и несколько кусков хлеба в придачу. Он явно не жаловался на аппетит.

Она поняла, почему Махиндар так подчеркивал доброту Эллиота. Доброта к Махиндару, к его семье, доброта к Прити…

– Спасибо, Махиндар, – сказала Джулиана. – Этого пока достаточно.

Индиец перевел взгляд с нее на Эллиота.

– Но на кухне еще так много всего. Я могу принести.

– Не надо. Сделайте перерыв и пообедайте вместе с семьей. Когда мы закончим или если нам что-нибудь потребуется, я позвоню… в смысле мистер Макбрайд кликнет Хэмиша.

Махиндар снова посмотрел на Эллиота, ожидая подтверждения. Тот поднял глаза и коротко кивнул. Индиец покорно поставил поднос и тихо вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Джулиана поводила вилкой в красно-оранжевом соусе и попыталась решить, с какого боку подойти к вопросу.

Считалось, что леди могут столкнуться с ситуацией, когда их мужья заводят любовниц или даже приживают детей на стороне. В этом случае предполагалось, что жена не должна вмешиваться в амурные дела мужа и не имеет права обсуждать с ним эту тему, даже если незаконные дети жили и воспитывались у нее в доме.

Ее ситуация складывалась по-другому, возможно, потому, что любовница, о которой шла речь, давно умерла, их связь прекратилась задолго до того, как Эллиот вернулся домой, задолго до женитьбы. На самом деле из-за того, что женщина скончалась, Эллиот был, скорее, достоин жалости, а не осуждения. Однако леди должна смотреть на эти вещи сквозь пальцы. Она должна отвернуться и сделать вид, что ничего не замечает.

Но Джулиана была не из таких. Ей приходилось держать глаза широко открытыми, пока она росла рядом со своим добрым, но сухим и всегда таким респектабельным отцом и со своей, скорее, потакавшей своим желаниям, чем снисходительной, матерью.

– Моя мачеха, – начала Джулиана, но была вынуждена остановиться, чтобы прокашляться.

Эллиот поднял голову. Его черный сюртук и белая сорочка смотрелись элегантно, только лицо было загорелым от долгого пребывания на солнце, а руки – сбитыми и в ссадинах от работы.

Продолжая кашлять, Джулиана потянулась за кубком с водой.

– Надо сказать Махиндару, чтобы в следующий раз он не клал столько специй, – сказал Эллиот.

– Нет-нет, все прекрасно. – Она промокнула губы салфеткой. – Я уже говорила, что мачеха излишне прямой человек. Говорит что думает. Когда она приедет с визитом, ей захочется все узнать про Прити, всю ее историю. Что мне ей сказать?

Эллиот слегка удивился.

– Скажи все, что хочешь. Я ее не стыжусь.

– Да. Но, мой дорогой Эллиот, мне самой ничего не известно про нее.

Он нахмурился:

– Я ведь рассказывал тебе.

– Нет, – Джулиана затаила дыхание, – не рассказывал.

Его брови сошлись на переносице.

– Не рассказывал?

– Нет!

– Хм. – Эллиот взял графин с виски и отмерил себе в кубок внушительную порцию. Сделав огромный глоток, облизнул нижнюю губу. – Иногда я не могу вспомнить, что рассказывал, а что – нет.

– Понимаю. Тебе, наверное, больно говорить об этом.

Эллиот замер, кубок остановился на полпути ко рту.

– Не смей меня жалеть, Джулиана. Мне до смерти надоела жалость.

– Это не жалость. Это интерес. Мне страшно любопытно узнать ее историю.

Эллиот прикончил виски. Поставил кубок на стол, не выпуская его из руки.

– Нет в этой истории ничего веселого. Она не того сорта, что молодые женщины обсуждают за чаем в гостиных.

– Мы с тобой сидим в столовой. Я замужняя женщина. – Джулиана покраснела, вспомнив ощущение от тяжести его тела в темноте прошлой ночи, ощущение боли и наслаждения, когда он первый раз вошел в нее. – Замужняя во всех смыслах слова.

Выражение его лица не смягчилось.

– Возможно, она не моя дочь. Но скорее всего – моя.

– Что бы ты предпочел?

– Чтобы она была моей дочерью. Но это не важно. Ее мать умерла, Арчибальд Стейси мертв, а Прити будет жить при мне, как бы там ни было.