Текст книги "Солги мне"

– Послушай, я не знаю, где Брент. И у меня действительно много дел.

– Ладно, ладно. – Кей Эл выставил вперед ладони, словно защищаясь. – Мне нужно немного побеседовать с ним. Ты не возражаешь, если я подожду его в доме?

– Возражаю. И даже очень. – Мэдди пнула ногой ботинок Кей Эла и захлопнула дверь, удивляясь тому, как быстро она вышла из себя. В ее жизни было лишь двое мужчин, и оба пытаются сделать из нее дуру. Впрочем, черт с ними.

– Мэдди? – послышался из-за двери голос Кей Эла.

– Не сейчас, Кей Эл. И никогда. Проваливай. – Мэдди навострила уши, пытаясь понять, уходит ли он, и тут же сзади раздался голос Эм:

– Мама?

Мэдди испуганно оглянулась. Эм стояла за ее спиной со школьным списком в руках.

– Я услышала, как вы разговариваете. Кто это был? Такой забавный.

Опять Эм. Всякий раз, когда Мэдди попадала в дурацкое положение и пыталась сделать вид, будто ничего особенного не произошло, тут же появлялась ее дочь со своими проблемами.

– Это был никто, – ответила Мэдди. – Мы идем навестить тетю Треву и Мэл.

– Ладно, – ответила Эм, но в ее взгляде светилось подозрение.

Десять минут спустя Мэдди стояла на дорожке у двери дома своей лучшей подруги, старательно скрывая ярость, клокотавшую в ее душе, а Трева смотрела на нее, испуганно хлопая ресницами.

– Мэл в гостиной, – сказала она Эм, не отрывая взгляда от лица Мэдди. – Иди к ней. – Как только Эм вошла в прихожую, Трева схватила Мэдди за руку. – Что с тобой? Ты выглядишь хуже некуда. Это из-за меня? Каюсь, я все время забываю тебе позвонить… Но что случилось?

– Брент мне изменяет, – ответила Мэдди, чувствуя подступающую тошноту. – Я собираюсь уйти от него, хочу с ним развестись.

Выговорить это слово вслух оказалось намного труднее, чем произносить его мысленно, и Мэдди, спрыгнув с крыльца, исторгла из себя пирожное, забрызгав кусты.

– Ну и дела, – пробормотала Трева.

Будучи совершеннолетним и, можно сказать, почти взрослым, разумно мыслящим человеком, Кей Эл старательно убеждал себя, что его детская любовь, получившая неожиданное развитие в старших классах, никак не может оказать сколь-нибудь существенное влияние на его жизнь, как вдруг сообразил, что он проехал по Линден-стрит целых четыре квартала, не имея ни малейшего понятия о том, куда направляется и где он шлялся с тех пор, как его взгляду предстала Мэдди в грязной футболке. Его репутация в этом городишке была и без того безнадежно подмочена, так что Кей Эл решил съехать на обочину, пока, обуреваемый греховными мыслями о замужней женщине, не начал давить обитателей Фрог-Пойнта своим роскошным автомобилем с откидным верхом, пополняя тем самым Список Злодеяний Кей Эла Старджеса, Коими Он Позорит Генри И Разрывает На Куски Сердце Тетушки Анны.

Он побарабанил пальцами по гладкой поверхности руля, пытаясь обратить свои мысли в привычное русло. При всем вожделении, которое вызывала в нем Мэдди Мартиндейл, стоящая на пороге своего дома, при всей соблазнительности мягких округлостей ее тела, эта женщина была лишь частью его прошлого. Он не сделал ничего особенного, лишь поболтал с ней на крылечке, а значит, ему не в чем себя винить. Взрослый человек, едущий в машине, купленной на свои кровные, имеет полное право находиться там, где хочет, и разговаривать с кем хочет.

Кей Эл обвел взглядом старые высокие дома, все, как один, смотревшие на улицу темными окнами, и уселся поудобнее на сиденье, морщась при воспоминании о своих детских шалостях – деревьях, обвитых туалетной бумагой, картофелинах, забитых в выхлопные трубы машин, фейерверках, заложенных в почтовые ящики. Потом он взял себя в руки. В конце концов, он уже двадцать лет не делал этому городишку ничего дурного. Он ни в чем не виноват. И даже имеет право выбраться из машины. Черт с ним, с Фрог-Пойнтом. Кей Эл затянул стояночный тормоз, вылез из автомобиля и хлопнул дверцей.

Казалось, звук прокатился по улице из конца в конец. Кей Эл закурил сигарету, гадая, отчего ему до сих пор кажется, что его вот-вот арестуют за курение. Ему уже тридцать семь лет, и он имеет полное право курить на людях.

На противоположной стороне улицы распахнулась дверь, и из дома вышла пожилая женщина. Остановившись на крыльце, она с подозрением уставилась на Кей Эла. Тот не сомневался, что старуха специально выползла из своей заплесневелой гостиной, чтобы выяснить, кто этот незнакомец и почему он поставил машину на ее улице в час, когда всякий добропорядочный мужчина должен находиться на службе. Женщина показалась ему знакомой. Мгновение спустя Кей Эл вспомнил, кто она, и понял, что припарковал здесь машину по давней привычке. Миссис Бэнистер. В свое время, когда учился в выпускном классе, он частенько торчал здесь, соблазняя дочку миссис Бэнистер, Линду, в чем и преуспел многократно. Теперь, много лет спустя, инстинкт опять привел его на это место.

Кей Эл выпрямился и помахал старухе рукой, давая понять, что он не какой-нибудь извращенец и не бродяга, вознамерившийся ободрать цветы на ее клумбе. Миссис Бэнистер смерила его прищуренным взглядом и, войдя обратно в дом, с грохотом захлопнула за собой дверь. Кей Эл так и не понял, удалось ему успокоить старуху или, наоборот, он еще усугубил ее подозрения, но ему было плевать.

Его мысли теперь всецело занимала Мэдди. Раздраженная женщина, разговаривавшая с ним сегодня язвительно и грубо, ничем не напоминала ту смешливую девчонку, которую он знал в юности. В последние годы Кей Эл не раз думал о Мэдди, вспоминая ее дружелюбный веселый нрав, но теперь от него, похоже, не осталось и следа. Было абсолютно понятно, кто виноват в произошедшей в ней перемене, и это приводило его в бешенство. Кто-то должен заплатить за несчастья Мэдди, и Кей Эл ничуть не сомневался, что этим «кто-то» будет Брент Фарадей.

Вдобавок Кей Эл прекрасно знал, как он это сделает. Не кто иной, как бывшая жена, дала ему оружие против Брента.

«Кей Эл, мне нужна твоя помощь, – сказала Шейла, позвонив ему неделю назад. – Мне нужен бухгалтер, которому я могла бы доверять. Возьми отгул. Тебя ценят на работе и дадут столько выходных, сколько потребуется. Ты был паршивым мужем, но лучшего экономиста, чем ты, не сыскать».

После такого вступления Кей Эл, естественно, ответил отказом. Шейла сказала, что ее адвоката надувают, но Кей Эл продолжал отнекиваться. Тогда Шейла заплакала, однако Кей Эл был непоколебим. Он продолжал упорствовать даже и тогда, когда Шейла пообещала подписать отказ от алиментов, ведь она все равно лишится их после свадьбы со Стэном. Наконец она взмолилась: «Кей Эл, прошу тебя. Брент Фарадей предлагает Стэну четверть паев своей компании за двести восемьдесят тысяч, и я боюсь, что он хочет облапошить Стэна. Все, что от тебя требуется, – это изучить документы и сказать, права я или нет».

И тогда Кей Эл согласился.

Он глубоко затянулся сигаретой, стараясь не слишком увлекаться воспоминаниями. Шейла еще сказала: «Вполне возможно, там все чисто. Это ведь не кто-нибудь, а Брент Фарадей», – и Кей Эл сразу понял, что дело швах. Он ненавидел Брента даже больше, чем Фрог-Пойнт. В те давние времена Фрог-Пойнт так любил Брента, что ему сошло бы с рук даже убийство. Тогда же Мэдди вышла за него, а у Кей Эла началась полоса сплошных неприятностей.

Слава Богу, теперь все это в прошлом. Теперь Кей Эл добропорядочный гражданин, у него хорошая работа и обеспеченное будущее. Наконец-то он прижмет Бренту хвост – Кей Эл ничуть не сомневался в том, что сумеет это сделать; те дни, когда он сам боялся угодить в кутузку, миновали безвозвратно.

Кей Эл докурил сигарету и уже собирался отправиться в путь, когда у заднего бампера его «мустанга» остановился патрульный автомобиль. Из салона вылез полицейский и направился в его сторону.

Глава 2

Кей Эл прижался спиной к автомобилю.

– Почему бы тебе не оставить меня в покое? – спросил он.

– Да ты не волнуйся. – Полицейский ухмыльнулся и сдвинул на затылок фуражку, являя окружающему миру огненно-рыжую шевелюру и россыпь веснушек. – Миссис Бэнистер позвонила в участок и сообщила о подозрительном типе, который таращится на ее дом. Генри послал меня убедиться, что это ты. У нас все как в старые времена, приятель.

– Иди ты к черту со своими старыми временами, Винс, – отозвался Кей Эл. – Должно быть, у тебя что-то с памятью; в те времена ты бегал от полицейских, вместо того чтобы якшаться с ними. Когда Генри взял тебя на работу, я сразу сказал, что он свалял дурака.

– Ничего подобного, – заспорил Винс. – Это был очень ловкий ход. Генри понимал, что я лучший специалист по подростковым преступлениям, поскольку сам совершал большинство из них. В моем лице Генри заполучил настоящего эксперта. А теперь, дружище, стань лицом к машине и положи руки на капот, покуда я буду тебя обыскивать.

– Как скажешь, – ответил Кей Эл, подчиняясь. – Господи, дай дураку чуть-чуть власти, и он вообразит себя Наполеоном. А что, Генри действительно знал, что речь идет обо мне?

Закончив положительную процедуру, которую, впрочем, он проводил не слишком тщательно, Винс облокотился о «мустанг» рядом с Кей Элом.

– Ты же знаешь Генри. Он видит всех насквозь и слышит на тысячу миль. К тому же в настоящий момент ты – единственный чужак в городе, а это существенно сужает круг поисков. Угости-ка меня сигареткой, приятель.

– Чтобы ты обвинил меня в подкупе полицейского, находящегося при исполнении? – спросил Кей Эл. – Кури свои.

– Не могу. – Впервые за время разговора на лицо Винса набежало хмурое облачко. – Донна заставила меня бросить.

– Да ты, как я погляжу, заделался подкаблучником.

– У меня двое детей, я не хочу рисковать своим здоровьем, – сказал Винс, вновь обретая обычный жизнерадостный тон. – Но поскольку сейчас они оба в парке, перепихиваются теннисным мячиком, я думаю, что одна сигаретка из твоего кармана им не повредит.

– Перепихиваются? – Кей Эл хохотнул, протягивая Винсу пачку. – Славненько же ты воспитываешь подрастающее поколение.

– Учу их всему, что узнал от тебя. – Винс раскурил сигарету и глубоко затянулся. – Кайф-то какой! Ну почему все, что вредно, доставляет такое удовольствие?

– Потому что у Господа Бога никудышное чувство юмора, – ответил Кей Эл, вспомнив о Мэдди.

– Я рад, что ты вернулся, Кей Эл, – сказал Винс, отдавая сигареты. – В этом городишке не так-то много людей, способных подшучивать над Всевышним. Впрочем, если тебя сразит молнией, это будет заслуженная кара.

– Если со мной случится такое, то только здесь, во Фрог-Пойнте, – заметил Кей Эл. – Боюсь, я перебрал все лимиты, отпущенные городу, и Господь уже нарисовал мишень у меня на лбу.

– Хотя на самом деле ты невиннее младенца, – закончил Винс, отступая от «мустанга». – Что ж, мне пора на дежурство, ведь я – единственная сила, что стоит между Фрог-Пойнтом и преступностью. Если ты задержишься в городе часиков до восьми, подгребай в кегельбан, я угощу тебя пивком.

Кей Эл уже собирался высказать Винсу все, что он думает о местном кегельбане, но в последнее мгновение прикусил язык. Какое бы отвращение он ни питал к пластиковым стаканчикам и спортивным туфлям, Винс ему нравился, и Кей Эл решил, что будет совсем неплохо еще разок покутить со старым дружком.

К тому же Винс знал Фрог-Пойнт и его обитателей не хуже самого Генри.

– Ловлю тебя на слове, – сказал Кей Эл.

– Вот и хорошо. – Винс повернулся и пошел к своей машине. – Захвати побольше сигарет и, будь добр, не вляпайся в какую-нибудь переделку, пока ты в городе. Мне бы не хотелось тебя арестовывать.

– Только попробуй, – отозвался Кей Эл. Винс беззлобно рассмеялся в ответ и уехал.

Как это славно – вернуться в город детства. Сверстники выросли, обзавелись семьями, растят детишек, превратились в благопристойных граждан, и только он остался белой вороной. Самый великовозрастный юнец штата Огайо. Какая честь. Кей Эл вдруг захотелось забросать дом миссис Бэнистер рулонами туалетной бумаги, а потом отправиться к Мэдди поболтать о старых добрых временах.

«Забудь Брента, – сказал бы он ей. – Помнишь, как мы с тобой на заднем сиденье?..» Да только вряд ли это воспоминание доставит ей удовольствие. И ему тоже.

Тогда на следующее утро он отыскал ее в школьной раздевалке, но Мэдди повернулась к нему спиной.

Кей Эл поморщился, припомнив унижение, которое он испытал, – даже двадцать лет спустя ощущение оставалось столь же острым и болезненным, как в школьные годы. Господи, как глупо… Неужели он должен терпеть эту муку до конца своих дней? А каково ему было увидеть на крыльце Мэдди Мартиндейл, набравшую несколько лишних фунтов, постаревшую на двадцать лет, и тут же вновь почувствовать застарелую боль, вновь почувствовать себя безнадежным болваном и понять, что он все еще хочет ее?..

«Гордыня, – подумал он. – Это гордыня говорит моими устами: „Послушай, крошка, я тогда облажался, я был сопляком и ничего не умел. Дай мне еще одну попытку, и ты увидишь, на что я способен“. Но он понимал, что даже если случится чудо и ему удастся затащить Мэдди в постель, он опять все испортит, потому что это – Мэдди. Да и чуда не будет; Кей Эл совсем не хотел, чтобы оно произошло. Прошлое принадлежит истории, и до него никому нет дела, если не считать городка под названием Фрог-Пойнт, в котором события двадцатилетней давности считаются свежими новостями, в котором Брент Фарадей по-прежнему считается Самым Крутым Мужиком, Мэдди – Самой Славной Девушкой, а сам Кей Эл – все тем же Гадким Подонком, Бременем На Шее Тети И Дяди. Впрочем, плевать.

Кей Эл выпрямился, в последний раз затянулся и полез было в машину погасить окурок в пепельнице, но передумал. Что ему сделают, если он швырнет бычок на дорогу? Дадут веник в руки и заставят подметать?

Он бросил окурок и, увидев, что тот упал на сухой лист, замер на месте, охваченный мысленным видением – листок загорается, от него занимаются другие листья, потом, переметнувшись через дорогу, пламя начинает лизать дома и машины, на асфальт обрушиваются почерневшие обгорелые остовы жилищ, взрываются бензобаки, и наконец, когда рассеивается дым, в конце улицы появляется Генри с шерифской звездой на груди и гневным выражением на лице.

Окурок угас, и Кей Эл забрался в машину, намереваясь как можно быстрее покинуть Фрог-Пойнт, пока его временное умопомрачение не сменилось полной и окончательной невменяемостью.

– Я уже никогда не смогу любоваться твоими кустами, как раньше, – жаловалась Мэдди, прихлебывая чай с лимоном, разогретый в микроволновке на кухне Тревы. Это была славная, изрядно захламленная кухня: вокруг валялись медные кастрюли, коробки с наклейками «Новинка!» и «Экстра-хруст!», а холодильник был покрыт детскими рисунками. В свое время Хауи отделал помещение кирпичом, полированным деревом и бронзой, но истинной хозяйкой кухни была Трева, поэтому здесь царил настоящий кавардак.

В этот миг Трева стояла в самом центре кухни, склонившись над разделочной доской, на которой возвышалась миска с белым сыром; кудрявые светлые волосы придавали ей сходство с одуванчиком, который, случайно попав сюда, как нельзя лучше вписался в окружающий хаос.

– Кажется, мои кусты думают о тебе то же самое, – сообщила Трева, вычерпывая из миски комок белой массы. Она взяла с тарелки маникотти и попыталась соединить все, что было у нее в руках, но клубок макарон развалился, а сыр шлепнулся обратно в миску, забрызгав ее безрукавку. – Черт побери, – пробормотала Трева, промокая пятно посудной тряпкой. – Будь все проклято!

– Зачем тебе эти маникотти? – Мэдди явно оттягивала начало разговора, ради которого сюда пришла. – Собираешься готовить? Что-то на тебя не похоже.

– А куда денешься, – отозвалась Трева, бросая тряпку и сгребая с тарелки очередную порцию макарон. – Неужели ты не знаешь, что порой женщине волей-неволей приходится браться за стряпню?

– Нет, – сказала Мэдди. – У тебя неприятности?

– Вы только послушайте! – Трева взмахнула макаронами. – Она приходит ко мне сообщить о том, что собралась разводиться, и спрашивает о моих неприятностях!

– Ну да, мне кажется, что я должна развестись, – ответила Мэдди. – Все это надо хорошенько обмозговать.

– Не надо ничего обмозговывать, – безапелляционно заявила Трева и, схватив ложку, вновь принялась за работу. Теперь ее руки двигались намного увереннее. – Просто возьми и разведись с этим сукиным сыном. Лично я ненавидела его всю жизнь.

Мэдди удивленно вскинула брови:

– Эй, да ведь ты была подружкой на моей свадьбе! Выходит, надо было ждать целых шестнадцать лет, чтобы сказать мне это?

– Не представилось удобного случая. Вы так обожали друг друга. – Трева на мгновение оторвалась от макарон и, вынув из холодильника кусок сыра, сунула его Мэдди. – Теперь, когда тебе полегчало, можешь заняться делом. Терка во втором ящике за твоей спиной.

Мэдди хмуро посмотрела на подругу.

– Нет, у тебя определенно что-то стряслось.

Трева бросила ложку и оперлась рукой о разделочную доску.

– Я в бешенстве, – сказала она. – У меня в голове настоящая каша. И я ненавижу Брента. – Трева вперила в Мэдди пронзительный взгляд. – Хватит ходить вокруг да около. Что он натворил на сей раз?

Мэдди поднялась на ноги, вытащила из буфета терку и начала тереть сыр, стараясь не смотреть Треве в глаза.

– Я нашла под креслом его машины черные кружевные трусики с дыркой. Меня это немножко беспокоит.

– Ух ты. – Трева замерла на месте. – Да уж. Меня бы тоже забеспокоило. Женские трусики, говоришь? – Она слегка прикусила губу. – Кто бы мог их оставить? Бет?

– Не знаю. – Мэдди усердно налегла на терку. – На них не было ярлычка с именем. По-моему, это не важно. Ведь Бет не давала мне никаких обещаний, а Брент давал. И будь у меня доброе сердце, я бы только посочувствовала Бет.

– Не морочь мне голову. – Трева вновь принялась за макароны. – Все знают о твоем ангельском терпении, но даже оно когда-нибудь да лопнет.

– Честно говоря, я не перевариваю Бет, – сказала Мэдди. – Она спала с моим мужем; всякий раз, когда я вижу ее, мне хочется сплюнуть. Но ей тоже пришлось несладко. Бет решила, что будет правильнее всего явиться ко мне и выложить правду. Тогда ей досталось по первое число. – Мэдди прекратила тереть сыр и вспомнила лицо Бет, вытянувшееся от досады, когда Брент сказал, что все кончено. – Мне кажется, она любила его, – добавила Мэдди.

Трева фыркнула, и Мэдди опять взялась за терку. Натирание сыра – прекрасное средство отогнать неприятные мысли. Если внимательно следить за костяшками пальцев и вовремя переворачивать кусок, в конце тебя ждет награда – миска тертого сыра, – а ведь отнюдь не всякий способ отвлечения внимания дает такой полезный результат.

– Тебе нужно купить специальную пластиковую посуду с теркой в крышке, – сказала она Треве. – По-моему, их продают в магазинах «Раббермейд» и «Таппервеэр».

– У меня на кухне столько этого хлама, что я могу открыть свой собственный «Раббермейд», – заметила Трева. – По-моему, я вот-вот сдохну от фторуглеродного отравления. Оставь в покое пластмассовые изделия и скажи мне наконец, что на сей раз ты разведешься с этим мерзавцем.

Мэдди зябко повела плечами:

– Может быть, я попросту прикончу его. Только не дрогнула бы рука. Что, если мне кого-нибудь нанять? Мальчишка-газетчик тоже ненавидит Брента. Может быть, нам удастся договориться.

– Так ты ненавидишь его? – уточнила Трева.

Мэдди задумалась. Ненавидит ли она мужа? Да, она сердита на Брента за то, что он устроил всей семье веселую жизнь, но злость и ненависть – это разные вещи. Быть может, Брент слишком безразличен ей, чтобы его ненавидеть. Лучше назвать это неприязнью.

– Только если он и вправду натянул мне нос, – сказала Мэдди. – А если нет, тогда я просто не люблю его. Что действительно способно заставить меня пожелать Бренту разбиться в лепешку на шоссе, так это измена.

– Какая отличная мысль, – отозвалась Трева. – Кабы мы сумели отличить тормозной шланг от садовой кишки, можно было бы его подрезать.

– Давай подрежем и то, и другое, – подхватила Мэдди, радуясь возможности сменить тему. – Не разбить бы сердце Глории, ведь она только затем и живет на свете, чтобы делать соседям замечания по поводу их лужаек.

– Я слышала, Глория тоже собирается разводиться, – сказала Трева. – Позвони матери и выясни подробности. Если даже я знаю об этом, твоя матушка, верно, уже раздобыла копию судебного иска.

Мэдди поморщилась.

– Значит, и мне предстоит что-то в этом роде, – ответила она. – Поползут слухи, люди станут сочувствовать, жалостливо гладить Эм по головке. Потом начнут названивать учителя, объясняя, что теперь-то им ясно, отчего их усилия пропадают даром. Детишки на игровой площадке станут докучать Эм расспросами…

– Эм как-нибудь переживет, – заверила ее Трева, начиняя сыром новую порцию маникотти.

– Это меня не утешает, – сказала Мэдди. – Я хочу, чтобы девочку окружали любовь и спокойствие. Она обожает Брента.

Трева бросила на нее полный недоумения взгляд.

– Значит, ты согласна ради ребенка мириться с неверностью мужа? Перестань трепаться.

Мэдди в свою очередь уставилась на Треву и спросила:

– Неужели ты согласилась бы разлучить Мэл и Хауи? Трева поперхнулась и изо всех сил стиснула ложку.

– Я готова на все, чтобы защитить своих детей, но ни за что на свете не стала бы терпеть такого человека, как Брент, – сказала она.

– А ведь есть еще моя мать, – добавила Мэдди. – Это, конечно, пустяк…

– Шутишь? – Трева покачала головой. – Я ни за что не пожелала бы объясняться с твоей мамашей; но если ты думаешь, что тебе удастся утаить от нее такое событие, ты глубоко заблуждаешься. Сплетни – ее родная стихия.

– Прибавь к этому свекровь, – продолжала Мэдди. – Хелен никогда особенно меня не жаловала. Она проклинает меня по семь раз на дню.

– Ты моложе Хелен, и она никогда тебе этого не простит, – заметила Трева. – Согласись, тут есть и твоя вина.

Мэдди вновь принялась возить сыром по терке, давая занятие рукам – лишь бы не думать о своем будущем.

– Наконец, все прочее население Фрог-Пойнта, – сказала она. – Похоже, наш городок стоит на пороге войны.

– Из-за тебя, что ли? Черта с два. – На лице Тревы появилась презрительная гримаса. – Никому и в голову не придет сказать хоть одно дурное слово о Мэдди Мартиндейл, Вечной Девственнице города Фрог-Пойнт. Даже такой мегере, как Хелен Фарадей.

Ирония, прозвучавшая в голосе Тревы, заставила Мэдди вскинуть голову.

– Что ты сказала?

Трева смущенно потупилась:

– Извини. Не будь ты моей лучшей подругой, у меня едва ли хватило бы сил терпеть твои странности. Если бы ты знала, какое это облегчение – резануть тебе правду-матку в глаза!

У Мэдди отвалилась челюсть; она сидела, не зная, что ответить. Это было так непохоже на Треву; она могла высмеять, сделать язвительное замечание, но, безусловно, поддержала бы подругу и ни за что не обрушила на нее такой тяжелый удар, не предупредив заранее.

– Ну ладно. – Мэдди решила, что пока лучше повременить с выяснением отношений. – Я рада хоть кому-то доставить удовольствие.

Трева бросила ложку, обошла стол и плюхнулась в кресло напротив Мэдди.

– Извини. Забудь, что я сказала. У тебя все будет хорошо. – Мэдди рассеянно взглянула на нее, и Трева затараторила: – Ты не сделала ничего дурного. Ты идеальная мать и супруга. И вообще, кому какое дело? Господи, Мэдди, неужели ты готова забыть о себе, лишь бы потрафить городу? – Трева откинулась на спинку кресла. – К тому же, если хорошенько подумать, именно так ты и поступала, всегда была чиста в словах, делах и помыслах.

– Насчет помыслов я не уверена, – отозвалась Мэдди, пытаясь сдержать натиск Тревы. – Порой мне в голову приходит что-то совсем несуразное – я выхожу в деловую часть города, останавливаюсь напротив банка и выкрикиваю похабные слова, потом смотрю, как отреагируют люди. Или прогуливаюсь голышом по Центральной улице. Я даже всерьез подумывала об этом.

– Я бы с удовольствием раскошелилась, лишь бы взглянуть на тебя в этот миг, – засмеялась Трева. – Впрочем, нет, дело даже не в тебе; я заплатила бы вдвойне, чтобы увидеть физиономии окружающих.

– Только я едва ли смогу сделать что-либо подобное, – сокрушенно сообщила Мэдди. Отложив терку, она подалась вперед. – Это была бы глупая, постыдная и бессмысленная выходка, и она подорвала бы репутацию моей семьи. Видишь ли, быть хорошей гораздо проще.

– Не для всех, – возразила Трева и так резко отодвинула назад кресло, что его ножки заскрипели. – Кое-кому из нас гораздо проще совершать дурные поступки, а потом всю жизнь расплачиваться за них.

Мэдди смотрела на подругу, хлопая глазами, пытаясь отвлечься от нынешних неурядиц и обратить свои мысли к событиям далекого прошлого.

– Это ты насчет Три? Да никто уже и не вспоминает о том, что двадцать лет назад тебе пришлось выйти замуж по техническим причинам.

– Я была еще школьницей, – Трева вернулась к стряпне, – и все будут помнить об этом до скончания века. Даже если бы я изобрела лекарство против рака, люди так и говорили бы: «Трева Хейнс – ну, та самая, что выскочила замуж не закончив школу, – придумала лекарство от рака!» В нашем городе никто ничего не забывает. – Она отодвинула кастрюлю с маникотти и принялась мыть стойку. – Но тебя-то не тронут. Ты всегда все делала правильно. Вышла замуж за школьного приятеля и ни разу в жизни даже не взглянула на других мужчин. Тебя скорее положат в хрустальный гроб и выставят в церкви!

– Трева, я тебя не узнаю! – воскликнула Мэдди. – Конечно, мне хотелось бы проявить сочувствие, но моя жизнь вот-вот превратится в ад, и я пришла просить помощи!

– Верно. – Трева прикусила губу. – Верно. Извини. Просто у меня выдалась тяжелая неделя, а теперь еще и это. Какой кошмар. Я совершенно выбита из колеи.

– Зато у тебя готов обед, – отозвалась Мэдди, протягивая Треве миску с тертым сыром и оставшийся кусок пармезана.

– Нет уж, натирай до конца, – велела Трева.

– Ради одной кастрюли макарон?

Трева распахнула холодильник и взмахнула рукой. Мэдди вытянула шею, заглянула внутрь и, увидев на полках еще пять кастрюль маникотти, в ужасе отпрянула.

– Трева, у тебя определенно что-то стряслось.

– Кто бы об этом говорил… У меня всего лишь гора вареного теста, а у тебя – чужие трусики с дыркой. – Трева захлопнула дверцу. – Что ты собираешься делать? Пусть все летит к чертям, но я не брошу тебя в беде.

Мэдди открыла рот, чтобы продолжить расспросы, но прикусила язык, наткнувшись на тяжелый непроницаемый взгляд Тревы, которым та всегда гасила в зародыше готовые начаться ссоры. Какие бы неприятности у нее ни случились, Трева не желала их обсуждать, и точка. Мэдди решила не обострять ситуацию и вернуться к своим собственным затруднениям.

– Когда Брент появится дома, устрою ему скандал, – сказала она. – Честно говоря, я не знаю, что делать. У меня нет улик. Я выбросила трусики.

Трева закатила глаза:

– Какие еще улики? Ты ведь собираешься разводиться, а не совершать убийство.

Убийство. Какой чистый, приятный звук, особенно по сравнению со словом «развод».

– Не забегай вперед, – сказала Мэдди. – Еще не вечер.

– Ты говорила с родителями насчет щенка? – спросила Мэл.

– Нет, – ответила Эм. – Не было подходящей минуты.

– Ну, тогда слушай про Джейсона Норриса. Я такое о нем узнала!

Девочки сидели в домике на дереве, доставшемся Мэл в наследство от ее старшего брата, Три. Эм развалиась на старых голубых подушках, позаимствованных в гостиной, и пыталась решить, стоит ли изливать свои тревоги лучшей подруге. Мэл была похожа на свою мать – такая же худощавая, светловолосая и веснушчатая – и обладала разумом, отточенным игрой в «нинтендо» и свободным доступом к видеофильмам для взрослых. В городе не осталось ни одной кассеты, которую не посмотрела бы Мэл. Эм считала ее лучшим в мире собеседником, с которым можно было обсудить семейные передряги. Впрочем, она еще не была уверена, что хочет их обсуждать. Высказанные вслух, опасения могли превратиться в реальность.

– Дердри Уайт сказал мне, что Рашель Тэнди от него без ума, – заявила Мэл. – Но Джейсону на это наплевать. В этот миг Эм тоже было наплевать.

– А Джейсон сказал, что у девчонок водятся вши, – ответила она.

Мэл выпрямилась.

– Вот как? Подумать только, он снизошел до разговора с тобой. Моя мама говорит, что мальчишки – бессловесные твари, и если парень произносит что-нибудь кроме хрюканья, это замечательный знак!

Эм покачала головой и продолжила:

– Потом он начал гоняться за мной вокруг бассейна с лягушкой в руке, как будто я их боюсь. Такой противный.

– А мне он нравится, – отозвалась Мэл, хмурясь. – Эм, что с тобой? Еще неделю назад ты тоже считала Джейсона милым.

– У нас в доме творится настоящий кошмар.

– Что, родители поцапались? – Мэл пожала плечами. – Ерунда. Мои предки постоянно ругаются.

– Правда? – На мгновение Эм попыталась представить себе дядю Хауи, который орет на тетю Треву. Впрочем, ей было бы трудно поверить, что он способен хотя бы огрызаться – не родился еще на свет тот человек, который решится возразить тете Треве.

Мэл порылась в старом чемодане, давно ставшем хранилищем для всякой всячины, и достала оттуда мятую пачку «Ориона».

– Еще бы не правда, – ответила она. – На прошлой неделе они собачились из-за травы. – Мэл вынула печенье и протянула пачку Эм. – Конечно, они и не догадывались, что я подслушиваю.

– Из-за травы? – Эм сдвинула очки на переносицу и внимательно изучила пачку. Не обнаружив там жучков, она взяла печенье и впилась в него зубами. Печенье оказалось несвежее и жесткое, но, как ни говори, это был «Орион» без жучков, что в домике на дереве являлось настоящим лакомством. На улице поднялся ветер; он проникал внутрь сквозь окошко и через щели между досками. Три соорудил этот домик в первые годы увлечения плотницким ремеслом. Щели в стенах придавали домику особое очарование. Любой дурак сколотил бы доски вплотную друг к другу, и только Три хватило мозгов устроить кондиционирование.

– Ага, из-за травы, – подтвердила Мэл. Проглотив печенье и достав еще одно, она слизнула сахарную глазурь. – Папа пришел домой и сказал… – Мэл заговорила грубым низким голосом, покачивая головой: – «Боже мой, Трева, летом в школе каникулы, тебе нечего делать, и ты еще хочешь, чтобы я стриг газон после рабочего дня?» – Мэл опять изменила голос и затараторила визгливым контральто: – «Не хватало только, чтобы я свалилась на чертовой лужайке с сердечным приступом. Хочешь, чтобы газон был подстрижен, – стриги сам!»

– Они что, с ума сошли? – спросила Эм, донельзя заинтригованная.

– Не-а. – Мэл опустилась на подушки рядом с подругой, сунула в рот половинку печенья и продолжала говорить с набитым черными крошками ртом: – Они быстро выдохлись, поворчали друг на друга, потом понесли какую-то чепуху, а уж потом занялись этим.