Текст книги "Бунтарка"

Другие девочки нервно уставились на нее, но я ловлю каждое слово. Короткая речь Люси звучит, словно это один из маминых зинов. Это будоражит.

– В моей старой школе в Хьюстоне никому никогда бы не сошел с рук весь этот бред, – продолжает Люси. – Девушки из моего клуба нашли бы способ бороться.

– Знаю, Люси, но это не Хьюстон, – отвечает Клодия, и за ее голосом что-то скрывается. Раздражение? Разочарование?

– Поверь мне, я знаю, что это не Хьюстон, – отвечает Люси. Она надувает щеки, а потом сердито выдыхает. Я напрягаюсь из-за того, что моя лучшая подруга и моя сестра по оружию недовольны друг другом.

– Слушайте, я просто хочу забыть об этом и спокойно пообедать, – говорит Сара, открывая молоко. – Могли бы мы, пожалуйста, сменить тему?

– Конечно, – отвечает Клодия и бросает на Люси предупреждающий взгляд.

Люси ничего не говорит. Она просто сидит, подперев подбородок руками, а глаза обегают столовую, каждый раз останавливаясь на девушках, одетых в ярко-оранжевые спортивные кофты. Они похожи на предупреждающие знаки на дороге. Сара и другие девочки начинают обсуждать контрольную по математике, будет ли диджей на осеннем фестивале лучше, чем диджей на танцах встречи выпускников и тому подобное. Люси так и не притронулась к еде. Я смотрю на свой обед. Я съела не больше, чем она.

– Ты не голодна? – спрашиваю ее.

– Нет, – говорит Люси. – Аппетит пропал. Увидимся позже.

Она с шумом отодвигает стул и направляется к выходу с опущенной головой. Я борюсь с желанием последовать за ней. Попросить ее рассказать больше о том, как бы девушки в Хьюстоне боролись с этими проверками дресс-кода. Но, кажется, Люси не в настроении с кем-либо говорить, даже со мной.

Глава девятая

Проверки дресс-кода продолжаются всю неделю, и я ношу самые большие мешковатые кофты и джинсы, чтобы меня не вызвали. Каждый раз, когда кому-то приходится вставать перед всем классом для досмотра, я чувствую, как вжимаю голову в плечи. В среду утром, после того как мы произносим клятву верности флагу США и флагу Техаса, раздается резкий и гнусавый голос директора Уилсона. Он делает объявление.

– Возможно, вы заметили, что на этой неделе был сделан упор на дресс-код. Мы надеемся, что вы будете придерживаться правил и устава, записанных в памятке учащегося. – Я вижу, как несколько девушек рядом со мной смотрят друг на друга и закатывают глаза. Я смотрю на свои туфли и улыбаюсь. Директор Уилсон продолжает вещать: – Пожалуйста, помните, когда вы одеваетесь утром, что идете в учебное заведение. Мы ожидаем, что вы будете одеты как учащиеся. Дамы, я прошу вас особенно следить за тем, что вы надеваете, и помнить, что скромность – добродетель, которая никогда не выйдет из моды. А теперь мистер Кесслер о других важных вещах.

Скромность – добродетель, которая никогда не выйдет из моды! Вот гад! Я просто не могу сдержаться. Удостоверившись, что учитель не обращает внимания, я наклоняюсь к Мариселе Перез и Джулии Ривера и шепчу:

– Вы заметили, что он ничего не говорит парням, которые носят отвратительные футболки с надписями о сексе.

Марисела яростно кивает:

– Ага. – Ее голос достаточно громкий, чтобы услышали все.

– Дамы, – гудит учитель из-за стола, – пожалуйста, не отвлекайтесь.

Марисела ждет секунду, пока учитель снова не отворачивается.

– И вы заметили, – говорит она тише, – что дресс-код очень расплывчатый. Нет никакой конкретики, что именно мы должны носить.

– Вот почему они могут навязывать нам что хотят, – подключается Джулия.

Этот маленький разговор воодушевляет меня. Он держит меня на плаву, пока мистер Шелли не появляется в дверях класса и Мариселу не забирают из-за длины ее шортов.

Когда Марисела подходит к двери, она останавливается, оборачивается и смотрит на всех нас.

– Если я не вернусь, скажите моей маме, что я люблю ее. – Потом она протягивает руки вперед запястьями вверх, словно ждет, что мистер Шелли наденет на нее наручники.

Мы все покатываемся со смеху, кроме мистера Шелли.

– Хватит, мисс Перез, – говорит он ей и выгоняет в коридор.

Маленький бунт Мариселы зажигает во мне крохотный огонек. Тот самый, который помог мне сделать первый выпуск Мокси. Когда я захожу на урок английского, он превращается в настоящий костер, потому что руки Люси покрыты свежими звездами и сердечками, затейливо нарисованными зелеными чернилами.

– Привет, – говорю я, кивая на ее рисунки. – К чему это?

Люси проводит кончиком пальца по рисункам.

– Не знаю, – говорит она, – меня выбесили эти проверки дресс-кода, слезы Сары и это место в целом. Я подумала, это может стать знаком тому, кто создал «Мокси», что есть те, кто хочет что-то изменить. Не знаю, услышим ли мы о них снова, но это помогает мне чувствовать себя лучше. – В ее открытом взгляде читается уязвимость. – Думаешь, это глупо?

Я смотрю на руки Люси.

– Вовсе нет, – говорю я ей, – я отлично тебя понимаю.

Огонь внутри меня разгорается сильнее с каждой секундой. Я чувствую тепло внутри.

– Спасибо, Вив, – говорит Люси, и улыбка появляется на ее лице.

– Я думаю, это классно, – добавляю я.

Люси снова улыбается. Ее глаза расширяются от возбуждения:

– Эй, я тут подумала. Хочешь сегодня прийти на ужин ко мне? Мы бы могли немного потусить вместе.

Впервые Люси пригласила меня лично. Моя первая мысль была о том, что скажет Клодия. Но потом я вспоминаю, что мы с мамой сегодня ужинаем у бабушки с дедушкой.

– Я бы с удовольствием, но мы идем к бабушке и дедушке на ужин, – говорю я, наполовину радуясь, что не могу согласиться, наполовину жалея.

Плечи Люси опускаются:

– Ладно, я понимаю.

– Но я бы хотела как-нибудь прийти, – добавляю я. Может, Клодия даже и не узнает.

– Класс, – говорит Люси, и ее лицо светлеет.

– Класс, – соглашаюсь я.

Во время урока я посматриваю на руки Люси. Когда раздается звонок, я уже всю тетрадь изрисовала сердечками и звездами, а мой мозг кипит от идей.

* * *

Этим вечером мама заходит в мою комнату, пока я лежу на кровати и делаю домашнее задание.

– Эй, Вивви, – говорит она тихим голосом, – я хотела тебя предупредить, что собираюсь сегодня встретиться с Джоном в «Уютном уголке» после ужина с бабушкой и дедушкой. Ничего?

– В будний день? – спрашиваю я, отодвигая учебник по математике в сторону.

Мама заправляет длинные темные пряди волос за уши и застенчиво мне улыбается.

– Ну, в эти выходные наши смены не совпали, поэтому мы не сможем куда-нибудь пойти. Подумали, что было бы неплохо встретиться сегодня вечером.

– Он тебе действительно так нравится? – спрашиваю я. – Раз ты встречаешься с ним на неделе.

Лицо мамы немного темнеет. Похоже, мои слова прозвучали как обвинение.

Я это специально?

Мама смотрит на меня, словно пытается решить математическую задачу. Знаю, я должна убедить ее, что я не против, но я не могу. Я просто не понимаю, что она в нем нашла.

Наконец она пожимает плечами и говорит:

– Он мне нравится, Вив. Он очень хороший человек. К тому же трудолюбивый. В его семье было десять детей, и родители ему вообще не помогали. Он сам поступил в колледж, а потом в медицинский университет. – Ее голос сухой, даже раздраженный.

– Я никогда не говорила, что он плохой или нетрудолюбивый, – отвечаю я, перекатываясь на спину и разговаривая с потолком. – Я рада, что он тебе нравится. – Небольшой камешек появляется в моем животе.

Тишина.

Наконец мама говорит:

– Мы можем поговорить об этом, когда я вернусь вечером, если хочешь.

– Как скажешь. Хотя в действительности нам не о чем говорить. – Я всей душой желаю, чтобы этого разговора никогда не было. – Все нормально.

Мама вздыхает. Я смотрю на звезды над головой, тусклые и пластиковые при ярком свете.

– Пора выдвигаться, если хотим быть вовремя.

– Ага, пора. – Я соскальзываю с кровати и иду к входной двери, как будто все нормально. Но все наоборот, и я не знаю, как это исправить.

* * *

Бабуля спрашивает маму, надолго ли мы останемся, а мама отвечает, что не очень, потому что она встречается с Джоном. Бабушка с дедушкой не кажутся удивленными, значит, мама уже рассказала им о существовании Джона.

– Надеюсь, мы познакомимся с этим молодым человеком когда-нибудь, – говорит бабуля, аккуратно ставя посередине стола мясной рулет Stouffer’s. Она снимает прихватки с петухами, и мы молчим минуту, пока дедушка произносит молитву.

– О, определенно, – говорит мама, передавая тарелку бабуле. – И, мам, нам обоим уже по сорок. Я бы не сказала, что мы молодые.

– Пока твои колени не хрустят, как попкорн, когда ты встаешь, ты все еще молодая, – говорит ей дедушка, а мама бросает на меня понимающий взгляд и улыбается. Я улыбаюсь в ответ. Некоторые вещи – например, замечание от дедушки – настолько привычны, что невозможно бороться. Напряжение между нами немного спадает.

– Так как там школа, Вивви? – спрашивает бабуля, накладывая мне в тарелку рулет.

Я хмурюсь:

– Они сходят с ума из-за дресс-кода. Но терроризируют только девочек.

Мама откусывает рулет и выглядит растерянной:

– Что ты имеешь в виду?

– Забирают девочек с урока, потому что их штаны слишком обтягивающие или кофты слишком открытые. Переодевают их в уродливые спортивные кофты и заставляют так ходить остаток дня в наказание. – В ушах у меня звучат слова Люси, сказанные на обеде в понедельник. – Это смешно. Почему девочки должны нести ответственность за то, что мальчики думают и делают? Как будто мальчики не могут контролировать себя?

Дедушка и бабушка смотрят на меня настороженно. Думаю, они не привыкли видеть их ответственную Вив такой возмущенной.

Мама хмурит лоб:

– Думаю, ты совершенно права, Вивви. Это звучит смехотворно. Прямо как классическая школа Ист Рокпорт Хай.

По мне пробегает дрожь.

– Так и есть, – бормочу я. Разговор о Джоне еще сильнее отходит на задний план.

– Ну, – говорит дедушка, вытирая уголки рта салфеткой, – как единственный человек здесь, который когда-то был мальчиком-подростком, могу сказать вам, что на уме у них только одно.

Бабуля в шутку хлопает дедушку по плечу салфеткой, но мама громко вздыхает и в знак протеста бросает салфетку на стол.

– Пап, это смешно, – начинает она, – это только поддерживает идею о том, что девочки должны следить за тем, как выглядят, и за своим поведением, а у мальчиков есть право вести себя как животные. Ты не думаешь, что это несправедливо? Не думаешь, что это вводит в заблуждение парней? Все это просто противно. – Фыркнув, она заканчивает свою короткую речь.

Мне кажется, я мельком увидела ту девушку с полароидного снимка. Девушку с цветными волосами и словами «бунт, а не диета», написанными на руке. Она все еще существует, я знаю. Даже если я не могу этого понять, она может встречаться будним вечером с республиканцем Джоном.

– Ох, Лиза, не начинай, – говорит бабуля, ее руки порхают над столом. – Твой папа просто пытался пошутить.

Мама делает глубокий вдох. Я уже давно не видела, чтобы она так злилась на бабушку с дедушкой. Какое-то время стоит тишина. Я жду, что ответит мама.

– Хорошо, давайте оставим этот разговор и просто поедим, – говорит мама, кладя салфетку обратно на колени. Она бросает на меня нежный взгляд, полный сочувствия. – Просто продолжай получать хорошие оценки и не ввязываться в неприятности. Дай мне время собрать побольше денег на колледж, и я вытащу тебя отсюда, Вивви, я обещаю.

– Ты говоришь об Ист Рокпорте так, будто это какое-то ужасное место, – говорит бабуля, раздражаясь. – Ее семья здесь, в конце-то концов.

– Увидишь, как будешь скучать по ней, когда она уедет, – говорит ей дедушка. – Когда ты отправилась на Западное побережье, ты разбила наше сердце. – Так дедушка предлагает мир.

– У нас нет денег, чтобы отправить ее так далеко, – говорит мама. – Тем более Вив не сбежит с музыкальной группой и не станет прожигать жизнь. Она просто поедет в колледж.

– Эй, – говорю я, опуская вилку и хмурясь, – кто сказал, что я не буду прожигать жизнь?

Все за столом смеются, даже моя мама.

– Ты, Вивви? – спрашивает она, словно я сказала, что смогу переплыть Ла-Манш. – Ты – прожигать жизнь? Вряд ли. И за это я благодарна.

Я закатываю глаза и беру побольше рулета. Когда бабуля спрашивает меня, как дела у Клодии, я улыбаюсь. В душе у меня есть место, о котором никто не знает. Которое я сама недавно открыла. Я думаю о выходке Мариселы, о подавленном выражении лица Сары. Я думаю обо всех девочках Ист Рокпорта, живущих под жутким надзором администрации школы, которая слишком усердно пытается найти то, чего нет.

Позже этим вечером, после того как мама наносит ванильный экстракт за уши, целует меня на прощание и отправляется на свидание с Джоном, я включаю Bikini Kill так громко, что Джоан Джетт прячется в шкафу в коридоре. Мое сердце быстро бьется, щеки горят, я быстро собираю все необходимое: резиновый клей, черные маркеры и чистые листы белой бумаги.

Усаживаюсь на середину кровати и начинаю творить, периодически напоминая себе дышать.

Может, мама и права. Может, когда-нибудь я покину Ист Рокпорт.

Но сначала мне нужно его поджечь.

Глава десятая

Фрэнк из «Копирки» смотрит на мою работу, когда я кладу новый зин на стойку. Я посматриваю на улицу, где припарковала велосипед. В Ист Рокпорт никогда не знаешь, с кем столкнешься.

– Эй, Мокси, – говорит он, проглядывая уже готовые копии. – Разве не ты была здесь где-то месяц назад?

– Может быть, – говорю я и сама удивляюсь своей дерзости. Фрэнк улыбается.

– Ладно, тогда я ничего не видел, – отвечает он, отдавая мне сдачу, прежде чем положить «Мокси № 2» в бумажный пакет. – Но если увидишь ту девушку, которая сделала первый выпуск, скажи, что этот даже лучше.

– Правда? – спрашиваю я, не сдержавшись. Я краснею, хватаю пакет, кладу деньги в карман и пытаюсь исправиться: – Ладно, увижу – скажу.

По дороге домой я придумываю оправдания, почему я возвращаюсь так поздно, если мама уже вернулась со свидания. Как всегда, мне везет: у дома я вижу машину Джона с его тупой наклейкой «Делоуб». Двигатель работает.

В свете фонарей я могу рассмотреть маму и Джона на переднем сиденье. Целующихся.

О боже. Отвратительно.

Я объезжаю вокруг дома, бросаю велосипед у черного входа и спешу внутрь, молясь, чтобы мама не заметила меня. Пару минут спустя я слышу, как она заходит через переднюю дверь.

– Вив, это была ты на велосипеде?

Черт.

Мы встречаемся на кухне, мой рюкзак все еще у меня за спиной. Ее щеки порозовели и, боже, помоги мне, ее помада размазалась. Она хмурится.

– Что ты делала на улице так поздно?

Я молча стою. Потом вспоминаю наш разговор за ужином. О том, что я никогда не буду прожигать жизнь.

– Я была у Клодии, готовилась к тесту по истории и увлеклась.

Мама внимательно смотрит на меня, потом кладет сумочку на кухонный стол. Могу сказать, она на девяносто пять процентов мне верит. В том, что ты послушная девочка, есть свои преимущества.

– Ладно, – говорит она, – вообще-то уже типа поздно.

– Я знаю, прости, – говорю я, направляясь в спальню. Надеюсь, она не собирается со мной разговаривать. Я не хочу говорить о Джоне.

Я переодеваюсь в пижаму и иду в ванную чистить зубы. Мама заходит в свою спальню, падает на расстеленную кровать, набирая что-то в телефоне большим пальцем. На ее лице появляется легкая улыбка.

Может, она и не собирается со мной разговаривать. Я наблюдаю, как улыбка мамы становится все шире и шире, пока она смотрит в экран телефона. Возможно, это сообщение от Джона. Может, он прислал запись их поцелуя.

Я громко сплевываю в раковину и немного задерживаюсь на тот случай, если этот звук выведет маму из ступора. Разве она не хочет расспросить меня, как прошел мой день в школе, расстроена ли я из-за дресс-кода? Разве она не хочет обсудить со мной Джона?

Когда я наконец выхожу из ванной и останавливаюсь у ее двери, чтобы пожелать спокойной ночи, она только поднимает взгляд и улыбается.

– Спокойной ночи, милая, – говорит она, снова утыкаясь в телефон.

– Спокойной ночи, мам, – говорю я.

Я иду в свою комнату без наших обычных обнимашек на ночь и закрываю дверь.

* * *

Я следую тому же плану, что и в первый раз. Рано утром бегу в школу и проскальзываю в женский туалет с экземплярами «Мокси» в руках. В этот раз я действую более целеустремленно. Я снова вижу перед глазами обиженное лицо Сары и отвратительную футболку Джейсона Гарзы.

Я представляю, как меня поймают и директор Уилсон, скорее всего, отстранит меня от занятий. Я представляю, как вся школа узнает, что «Мокси» придумала я. Я перестану быть серой мышкой и стану школьной чудачкой. А еще городской чудачкой. Бабуля с дедулей будут в шоке. Клодия подумает, что Люси оказывает слишком большое влияния на меня. А моя мама… Ну, раньше она наверняка подумала бы, что «Мокси» – это круто. Но после знакомства с Джоном я уже не уверена, что она меня поддержит. Ведь кроме всего прочего проблемы в школе не помогут мне выбраться из этого города и попасть в хороший колледж.

Я знаю, что Люси нормально к этому отнесется. И это уже что-то. Но в мире Ист Рокпорт Хай это немного стоит.

Я делаю глубокий вдох. Стискиваю зубы и продолжаю.

На первом этаже все проходит гладко. Никого нет. Но когда я иду в крыло иностранных языков и поворачиваю за угол, то внезапно врезаюсь в кого-то. Я вскрикиваю и роняю буклеты «Мокси». Это похоже на сцену из дешевой романтической комедии.

Мой крик все еще звенит у меня в ушах, я поднимаю глаза и вижу Сета Акосту.

– Привет, – говорит он.

Я не могу решить, что должно стать причиной моей смерти: то, что меня поймали с экземплярами «Мокси», или то, что я столкнулась с Сетом Акостой в коридоре задолго до начала уроков.

– Давай помогу, – говорит Сет, садясь на корточки. Его облегающие черные джинсы натягиваются на коленях, пока я молча стою. Я наблюдаю, как он поднимает странички моего тайного революционного зина.

Я не могу пошевелиться.

Угольно-черные глаза Сета пробегают по обложке «Мокси», а потом он встает и смотрит на меня.

– Ты их типа раздаешь?

Я сглатываю. Мои щеки горят. Я смотрю направо, потом налево.

– Да, – говорю я. Что еще я могу сказать?

Он пролистывает один экземпляр, а потом смотрит на меня внимательно с серьезным выражением лица. Его голос становится ниже на тон или два:

– Ты… их сделала?

Я делаю вдох. Молчание уже выдало меня с головой.

– Ты, да? – спрашивает Сет очень тихо. Он говорит «да» так мягко и ободряюще одновременно. Я киваю, все еще прикованная к месту.

– Да, я, – шепчу я. – Только никому не говори, ладно?

Сет смотрит на меня, а потом медленно кивает. Почему меня поймал именно он? Не могу в это поверить.

– Эй, может, отдашь мне несколько? Я положу их в мужском туалете.

Я громко смеюсь.

– О, мальчикам наплевать на это. Будь уверен. – Я опускаю взгляд на свои туфли. – Может, кроме тебя.

Сет передает мне стопку «Мокси».

– Я не хочу мешать твоим планам. Может, ты это делаешь только для девочек.

Я прижимаю зины к груди на случай, если кто-то еще появится. А потом заставляю себя сказать:

– Думаю, я действительно делаю это для девочек. Хотя ты явно видел первый выпуск, не так ли?

Сет вскидывает бровь:

– Да, откуда ты знаешь?

– Я видела твои руки в тот день. – О боги, я разговариваю с мальчиком и не теряю сознание. – Ты нарисовал сердечки и звезды.

– Да, нарисовал, – соглашается Сет. – Я нашел один экземпляр в коридоре. Думаю, кто-то его уронил. Честно, мне он показался обалденным.

Обалденным. Значит ли это, что я тоже обалденная? Я сейчас взорвусь. Пожалуй, это даже лучше, чем если он считает, что я красивая. Точно лучше.

– Я понимаю, почему ты хочешь, чтобы это оставалось для девочек, – говорит Сет, проводя рукой по волосам. – Но суть в том, что ты говоришь правду. – Он оглядывается, его глаза широко раскрыты, а голос понижен до шепота. – В этой школе полно дерьма.

Я улыбаюсь. Рада слышать, что кто-то произнес это вслух.

– Да, так и есть, – говорю я, – наверно, в Остине все было по-другому?

Сет кивает, а потом слегка хмурится.

– Откуда ты знаешь, что я из Остина?

– Ой, – я заикаюсь, – это все моя подруга Клодия. Вы снимаете дом у ее родителей.

Сет снова кивает.

– Мои родители переехали сюда работать над своим картинами. Смена перспективы. – Он пожимает плечами и слегка закатывает глаза.

– На перспективу маленького удушающего городка? – выдавливаю я. Сет смеется, и у меня внутри снова теплеет.

– Думаю, да, – говорит Сет, – теперь мы живем здесь.

Звучит обреченно. Потом он снова улыбается. Я чувствую себя неловко и лишь сильнее прижимаю «Мокси» к себе. Моя последняя фраза была удачной, и если я скажу что-нибудь еще, я могу все испортить. Чем бы это все ни было.

– Тебе, наверное, надо идти, если ты хочешь раздать остальные экземпляры, – говорит Сет. – А мне нужно найти учителя испанского. Я поэтому пришел сюда так рано. Хочу сдать пропущенный тест.

Внезапно я вспоминаю, что у меня осталось не так много времени.

– Только… то есть… ты точно никому об этом не скажешь? – Я хочу доверять его обещанию.

– Я правда не скажу, – говорит Сет, кивая, – могу я взять один себе?

Я вытаскиваю один журнал из стопки и отдаю ему. Наши большие пальцы соприкасаются. Мое сердце пропускает удар.

– Ладно, надо идти, – говорит Сет.

– Да, и мне надо торопиться, – отвечаю я.

Сет уходит по коридору, а я пробираюсь в женские туалеты один за другим, оставляя стопки «Мокси». Сердце в груди колотится, а саундтрек «Бунтарррок» громыхает в ушах.

* * *

Мой телефон вибрирует. Я переворачиваюсь на живот, отодвигаю в сторону домашнее задание по истории, и оно падает с моей кровати.

Так ты сделаешь это? То, что предложили «Мокси» в следующий вторник?

Это Люси. Мы только недавно начали переписываться. Не так часто, как с Клодией, конечно. Сообщения Люси никогда не начинаются с «привет» или «как дела». Она сразу переходит к делу, словно ей не интересна пустая болтовня. Иногда мы переписываемся часами. Обсуждаем беспредел в Ист Рокпорт, наши семьи. Однажды я даже призналась, что я считаю Сета Акосту милым. Мне легко переписываться с Люси. Словно я знаю ее сто лет.

Мне сложно говорить о «Мокси», потому что боюсь раскрыть свой секрет.

А ты это сделаешь? – спрашиваю я в ответ. Мне надо, чтобы она сказала «да».

Черт возьми, да, – пишет Люси в ответ. – Думаю, это гениально.

В безопасности спальни я позволяю себе широко улыбнуться:

Если ты это сделаешь, то и я… только нужно найти халат.

Дешевые есть в Волмарте.

Я грызу ноготь на большом пальце и считаю, скольких девушек забрали сегодня из класса за нарушение дресс-кода. Пять. Директор Уилсон и его друзья не сдаются. Сегодня я видела десятиклассницу в огромной грязной кофте, плачущей в туалете второго этажа. Когда я пыталась утешить ее, она просто покачала головой и пробежала мимо меня к двери.

Я найду халат или куплю его, – пишу я в ответ.

Я смотрю, как Люси печатает следующее сообщение, гадая, что там будет.

Я так хочу узнать, кто это делает, потому что хочу быть ее лучшей подругой.

Я тоже, – пишу я в ответ.

* * *

Я выпускаю зины утром в четверг, но халаты запланированы на следующий вторник, чтобы их не затмило возбуждение от футбольного матча в пятницу. Сезон заканчивается, и я рада, что, кажется, мы не дойдем до плей-оффа, так что все закончится быстрее. Но даже без еженедельных собраний болельщиков и предыгрового безумия Митчелл и его дружки будут править Ист Рокпорт Хай весь год. В выпускном классе все станет только хуже.

Я виделась с Сетом на уроке и несколько раз в коридоре, и каждый раз мы кивали и улыбались друг другу. В понедельник он догоняет меня, пока мы идем на урок английского.

– Готова к завтрашнему дню? – спрашивает он.

– Думаю, да, – отвечаю я.

Его дыхание пахнет мятной жвачкой. Я замечаю легкую щетину на его подбородке и гадаю, нужно ли ему бриться каждый день или нет. Я представляю его бреющимся в ванной с полотенцем, обернутым вокруг талии. Его грудь голая, как у настоящего мужчины. Мои коленки начинают дрожать.

– Ну, удачи, – говорит он и уходит дальше по коридору.

Этим вечером моя мама работает допоздна, и я пропускаю ужин у бабушки с дедушкой, настаивая на том, что мне нужно закончить домашнее задание. Вместо этого я провожу весь вечер, лежа на кровати, переписываясь с Клодией, Сарой, Мэг и Кейтлин и пытаясь выяснить, будут ли они участвовать завтра в затее с халатами.

Я не хочу попасть в неприятности, – пишет Клодия.

Я тоже, – соглашается Мэг.

Но нет правил, по которым нам запрещено носить халаты, – добавляет Сара. Я помню, как расстроена она была в тот день, когда ее забрали из класса за нарушение дресс-кода.

Я даже не знаю, к чему это приведет, – добавляет Кейтлин. – Хотя это даже интересно.

То есть двое против, двое – за. Картинка того, как каждая девочка Ист Рокпорт Хай приходит в халате, исчезает из моей головы. Мне повезет, если четверть девушек придет в школу в таком виде. Интересно, что бы сделала солистка Bikini Kill? Или мама в юности?

Слушайте, – пишу я, – вы можете принести халаты с собой и спрятать в шкафчиках, если боитесь. А если увидите, что кто-то еще их надел, то сможете присоединиться. Лично я уже устала от этого тупого дресс-кода, так почему бы не попробовать?

Тишина. Наконец кто-то мне пишет. Но только мне. Клодия.

Ты понимаешь, что на девочек в халатах завтра все будут пялиться??? Тебе все равно???

Я хмурюсь. Хорошо, что Клодия не видит меня.

Возможно… но если будет очень много девочек в халатах, это не будет настолько страшно, разве нет? Люси точно собирается это сделать, так что мы будем не одни.

Снова тишина.

Конечно, Люси это сделает… она же в этом разбирается.

В чем «этом»?

Как создавать проблемы…

Может, она просто привыкла к этому в своей школе в Хьюстоне? Понимаешь?

То есть мы остаемся примерными девочками и не раскачиваем лодку? Я еще немного переписываюсь с Клодией, и теперь на девяносто девять процентов уверена, что она не придет завтра в школу в халате.

Но еще есть я. Откинув телефон прочь, я достаю бирюзовый махровый халат, который доходит мне до колен, и засовываю его в рюкзак. Чищу зубы, умываюсь, надеваю старую футболку Runaways и включаю Rebel Girl. Песня играет в четвертый раз, когда я слышу, как мама заходит через входную дверь. Я тянусь стащить наушники с головы, но потом останавливаюсь. Обычно, если я еще не сплю, то иду с ней в гостиную поговорить.

Но сегодня мне не хочется. Я снова надеваю наушники и включаю музыку.