Текст книги "Сбежавший король"

10

В Фартенвуде я всячески старался избегать Мотта и Тобиаса. Я не мог ни обсуждать с ними то, что заботило меня больше всего, ни вести пустую светскую беседу – слишком много мыслей крутилось в голове.

От нечего делать я слонялся по коридорам и, в конце концов, оказался в подвале Фартенвуда, в подземной тюрьме Коннера. Я сам не знал, что привело меня туда. Может быть, мне просто хотелось почувствовать себя свободным: стоять там и знать, что в любой момент могу уйти.

– Не думал, что ты захочешь сюда прийти.

Я повернулся и увидел, как Мотт спускается по лестнице. Он подошел ко мне и скрестил руки на груди.

– Я тоже не думал, – сказал я.

– Знаешь, здесь, в этой комнате, я перешел на твою сторону. Именно здесь исчезла вся моя вера в Коннера.

– Как ты вообще мог работать на него, Мотт?

– Я не знаю. И клянусь, я не знал о его самых страшных преступлениях.

– Он никогда не рассказывал тебе о своих планах?

Мотт задумался ненадолго, а потом сказал:

– За неделю до убийства королевской семьи Коннер упомянул, что твой отец все меньше доверяет регентам и поэтому потребовал обыскивать их перед каждым визитом в замок. Тогда я не придал этому значения, но теперь уверен, что это усложнило его план. Если бы я знал, я остановил бы его.

Я кивнул и пнул ногой землю.

Он долго молчал, потом добавил:

– Джерон, ты можешь простить меня за то, что здесь произошло?

– Ты бил Сейджа, а не Джерона. – Он покачал головой, не понимая, тогда я спросил: – Ты просишь прощения, потому что я теперь Джерон, потому что – король? Ты просил бы прощения, если бы я был всего лишь Сейджем?

Теперь Мотт понял. Он отвернулся от меня и начал расстегивать рубашку.

– Помнишь, как Тобиас ранил тебя в спину? Ты сказал, что порезался оконным стеклом.

Это была откровенная ложь, о которой я жалел до сих пор. Но это был единственный способ заставить Тобиаса отказаться от идеи стать принцем.

– Тогда тебя за это всего лишь лишили обеда, а Тобиаса вообще не наказали, – продолжал Мотт. – Когда Коннер узнал, что я пытался от него это скрыть, он наказал меня вот этим.

Мотт поднял рубашку и показал на спине шрам от удара, не такой глубокий, как мой, но точно оставшийся от серьезной раны – на него даже смотреть было больно. Показав мне его, он снова опустил рубашку. И, все еще не глядя на меня, продолжил:

– Это я получил ради Сейджа, не ради Джерона. – Он ушел прежде, чем я успел что-нибудь сказать, хотя у меня и так не было слов.

Я снова встретил его только вечером, в маленькой столовой Коннера. Тобиас с кухаркой делали последние приготовления к ужину, так что Мотт был один. Он встал, когда я вошел, мы стояли друг напротив друга и не могли посмотреть друг другу в глаза.

После краткого молчания я сказал:

– Сейчас я жив лишь благодаря тому, что многое в жизни делал неправильно. Мои преступления спасли меня, но я никогда не хотел, чтобы за них страдали другие.

Мотт печально посмотрел на меня.

– Джерон…

– Никогда больше не проси у меня прощения за то, что случилось в подвале, – мне было очень трудно это сказать, но я продолжил: – И позволь мне попросить у тебя прощения.

– В этом нет необходимости.

– Может быть, пока нет, – я взглянул на него. – Но она будет.

– Я знаю, что ты принял какое-то непростое решение, – сказал Мотт. – Но мы друзья. Мне ты можешь рассказать все.

Я покачал головой.

– Нет, Мотт. Не все. Именно потому, что мы друзья.

Тут вошел Тобиас с тремя мисками тушеного мяса на подносе. Если он и почувствовал неловкость нашего молчания, то не показал этого.

– Хлеба нет, потому что у кухарки не было времени его печь, – объяснил Тобиас, подавая мне самую большую миску.

– Этого хватит, – сказал я. – Садитесь, вы оба. Давайте поужинаем как друзья.

Но время все равно тянулось в томительном молчании, пока Тобиас не спросил:

– Ты удивился, когда увидел вчера Родена?

– Удивился так, что сердце замерло, – сказал я. – Я хотел встретиться с ним на своих условиях, а не на его.

Тобиас кивнул.

– Надо было убить его в ту ночь, когда тебя короновали, когда вы сражались в тоннеле. Почему ты отпустил его?

Я прожевал кусок мяса и сказал:

– До прошлой ночи я не думал, что он собирается причинить мне вред. Но теперь все изменилось.

– Роден хочет лишь одного: стать главным, – сказал Тобиас. – Если для этого ему надо тебя ранить, он это сделает. Может быть, Грегор прав в том, что тебе надо спрятаться.

Я изумленно взглянул на него.

– Неужели ты думаешь, что я такой трус?

– Хватит об этом! – Мотт бросил свою ложку. – Если ты настаиваешь на том, чтобы мы не кланялись тебе как королю, я буду к тебе относиться как к упрямому мальчишке, кем ты на самом деле и являешься. Зачем мы здесь? Я требую от тебя ответа.

– Или что? – Я усмехнулся и скрестил руки. – Я могу победить тебя в сражении на мечах, и мы оба знаем, что будет, если ты запрешь меня в комнате.

– Зачем такие сложности? – Мотт тоже скрестил руки. – Я просто перестану с тобой дружить.

Я еще шире усмехнулся.

– Серьезная угроза.

– И даже хуже. Буду обращаться к тебе в соответствии с титулом, молча закатывать глаза, слушая твои приказы, и игнорировать оскорбления.

– Ну, этого нельзя допускать. – Я не мог не рассмеяться в ответ на это заявление, и даже сам Мотт улыбнулся. Я перевел глаза с него на Тобиаса. – Я расскажу вам правду, но для этого мне надо что-нибудь выпить. Я видел начатую бутылку сидра в кладовке. Там немного, но сгодится. Найди ее, пожалуйста.

Тобиас вскочил и вышел из комнаты.

Я снова повернулся к Мотту.

– А что, если тебе не понравится то, что я скажу?

– Мне редко нравится то, что ты говоришь. Так что я готовлюсь к худшему.

– Обещаю не разочаровать тебя.

Пока мы ждали Тобиаса, Мотт ерзал на стуле, а я сидел неподвижно. Он пришел через несколько минут с сидром и тремя бокалами. Я сам разлил сидр по бокалам.

– Возьми полный себе, – сказал Мотт, когда я протянул ему его бокал.

Я покачал головой, настаивая, чтоб он взял его.

– Я-то уже все знаю. Поверь, тебе нужен полный, чтобы залить свой гнев.

Он нахмурился, но поднял бокал за меня. Они выпили за мое здоровье и за долгую жизнь. Здоровье меня никогда не волновало, но я надеялся, что дьяволы услышали часть про долгую жизнь и уготовили ее для меня.

Я молчал, пока Мотт не прочистил горло и не попросил меня начать. Я посмотрел на него и сказал:

– Если я не сдамся пиратам в ближайшие девять дней, они нападут на Картию. Они будут биться, пока кто-то из нас – я или они – не погибнет.

– Война, – пробормотал Тобиас.

– Регенты ясно дали понять, что не поддержат войну, – я вздохнул. – Они считают, что лучший способ избежать войны – отдать меня пиратам. Вот почему мы здесь, а не там, где меня хотели спрятать регенты.

– То, что они хотят назначить наместника, не означает, что они хотят твоей смерти, – сказал Мотт.

– Может, и нет. Но что, если ты прав и они выберут наместника? Вы думаете, это избавит меня от опасности? Меня отправят в школу, чтобы я молча смотрел, как эти дураки притворяются, что все хорошо, пока наша армия гибнет.

– Тогда найди способ не позволить им выбрать наместника, – сказал Тобиас.

– Пока я несовершеннолетний, я не могу этому помешать, – я пожал плечами. – Решение уже принято.

Брови Мотта сдвинулись, а рука так крепко сжала бокал, что казалось, он вот-вот его раздавит. После минутного колебания я сказал:

– Я пойду к пиратам. Один. Вы двое вернетесь в замок без меня.

Воцарилось долгое молчание. Мотт заговорил первым, неожиданно спокойно.

– Я не верю, что ты так легко сдашься.

– Я не собираюсь сдаваться. Я стану одним из них.

– Что? – Глаза Мотта округлились. – Джерон, нет. Пожалуйста, скажи мне, что ты не настолько глуп.

Глупость всегда была качеством, которое у меня не получалось достаточно убедительно отрицать, но от сердца немного отпустило. Стукнув кулаком по столу, я сказал:

– Я ничего не могу сделать. Любое решение приведет или к моей смерти, или к уничтожению моей страны. Это все, что мне осталось.

– Значит, твой план состоит в том, чтобы пойти к ним в лагерь? К чему это приведет, кроме того, что так они только еще быстрее убьют тебя?

– Что, если мне удастся войти в доверие к пиратам? Переманить их на свою сторону? Тогда, если Авения нападет…

Тут Тобиас презрительно хмыкнул, а Мотт посмотрел на меня как на помешанного.

– И как же ты собираешься превратить своих врагов в союзников? – спросил он.

– Я не знаю! Но это лучше, чем второй вариант.

– Какой?

– Пирата, которого Коннер нанял четыре года назад, чтобы убить меня, зовут Девлин. Он достал тот яд, которым Коннер отравил моих родителей и брата, и именно он стоит за вчерашним нападением на меня. Если я не смогу войти к нему в доверие, тогда мне придется устранить угрозу. – У меня бешено застучало сердце. – Мне придется убить его.

Сначала мои слова, казалось, повисли в воздухе, а потом Мотт сказал:

– И ты собираешься проделать это в одиночку?

Я кивнул.

Мотт встал, оттолкнул свой стул и в бешенстве зашагал взад-вперед по комнате.

– От пиратов никому не уйти, – пробормотал он. – Никогда.

– Я же ушел. Четыре года назад.

Мотт остановился прямо передо мной.

– Нет, ты ушел с корабля, прежде чем пираты вообще оказались поблизости. В тот день тебе просто повезло, вот и все.

Тобиас попытался спокойно взглянуть на мой план.

– А что, если они тебя узнают?

– Роден и тот человек, что приходил с ним, будут в море. Другие пираты знают меня только по имени, но не в лицо.

– Ты не можешь этого сделать, – сказал Мотт, качая головой. – Я не допущу.

Это еще больше меня разозлило.

– Я не спрашиваю твоего разрешения, Мотт, или твоего одобрения! Ты просил меня рассказать о своих планах, и я это сделал.

– Твои планы тебя погубят!

– Нет, я погибну, если не буду ничего делать! Если останусь в замке, притворяясь, что все прекрасно, вот тогда я действительно погибну!

Лицо Мотта стало пунцово-красным, и, думаю, если бы на моем месте был кто-то другой, Мотт просто ударил бы его о стену, чтобы привести в чувство. Но на это он пойти не мог, так что только глубоко вздохнул, сел на стул и сложил руки.

– Так значит, решение окончательное? – спросил он.

– Да.

– Тогда вот тебе мое последнее слово. – Мотт смотрел прямо на меня и говорил медленно, так, чтобы я ничего не пропустил. – Я не пущу тебя, одного не пущу.

Я сжал кулаки.

– Я король, и это мой приказ.

– Прости меня, но этот приказ короля – самое необдуманное, что он когда-либо делал, и мы оба знаем, что это своего рода достижение. Если хочешь помешать мне отвезти тебя обратно в Дриллейд, тебе придется убить меня прямо здесь.

– Я не могу этого сделать, – сказал я. – Кто тогда поможет Тобиасу добраться домой? Он ведь даже дорогу не может перейти без риска для жизни.

– Да могу я, – сказал Тобиас.

Мотт никак не отреагировал, он не сводил с меня глаз.

– Джерон, послушай меня. Ты король, но ты не можешь заставить меня подчиниться такому безрассудному плану.

Я смотрел на него почти с ненавистью.

– Может, в таком случае, ты хочешь назначить мне наместника, няньку для короны?

– Может быть, он тебе и нужен. – Мотт громко вздохнул, будто это могло заставить меня передумать.

Хотя это и было бы нечестно – бежать, не предупредив их, я почти жалел, что не сделал этого, и что мы не смогли спокойно поужинать вместе.

Ничего от меня не добившись, Мотт положил руку мне на плечо. Я поднял на него глаза, и он сказал:

– Если ты должен уйти, тебе придется придумать, как сбежать от меня, потому что я тебя одного не отпущу. Какой бы отчаянный план не засел в этой глупой королевской голове, тебе придется включить в него и меня.

Я отстранился, взмахнул рукой, задев бутылку сидра на столе. Мотт отпрыгнул, чтобы не облиться сидром, полившимся на пол.

Я выругался, встал и провел рукой по волосам.

– Дай мне время до утра, Мотт. Моя глупая королевская голова болит, и я слишком устал сегодня, чтобы менять планы.

Мотт кивнул и пожелал мне спокойной ночи, прежде чем я мог передумать. Что было совершенно необязательно, потому что я не собирался менять план ни на йоту. Я сказал правду о том, что голова болела, и о том, что я устал. Но будь у меня одна ночь или даже целый месяц, ничего не изменилось бы: я был намерен уйти один.

11

Тобиас крепко спал и не слышал, как поздно ночью я вошел в его комнату. Он выпил не так много сидра. Но ему все же досталось немного сонного порошка, что я нашел в кабинете Коннера.

Я подергал его за руку, он открыл глаза и тут же вскочил. Я прижал палец к губам, предупреждая его, чтобы он не шумел. И все же голос его прозвучал слишком громким шепотом:

– Джерон? Что происходит?

– Я буду говорить, а ты – слушать. Ясно?

Он покорно кивнул. Я сел на стул у письменного стола, а он вылез из постели. Я почти слышал, как колотится его сердце. Или это было мое?

Несмотря на наш уговор, Тобиас заговорил первым.

– Так значит, ты уходишь? Ты сказал Мотту, что изменишь план.

– Нет, я сказал Мотту, что слишком устал, чтобы менять планы, – поправил я его. – Большая разница.

– Но Мотт был прав. Никто не возвращается от пиратов. Может быть, ты и убьешь Девлина, но как ты спасешься от остальных?

Я нервно поморщился от этого вопроса. Правда была в том, что ответа на него у меня не было. Я знал только то, что в Картии у меня не больше шансов на успех. По крайней мере, я приду к пиратам со своими условиями.

– Просто подожди несколько дней и обдумай все хорошенько, – сказал он.

– У меня нет нескольких дней. Если я не смогу все уладить до того, как регенты выберут наместника, потом я буду бессилен.

– У тебя слишком мало времени.

– Так не надо его тратить впустую. Молчи, ты должен кое-что для меня сделать.

– Что именно?

Я снял королевский перстень с пальца и положил на стол. Я не снимал его с той самой ночи, когда меня короновали, и теперь я чувствовал странную легкость от его отсутствия.

– Я не хочу, чтобы регенты думали, будто я прячусь – так они проголосуют против меня с еще большей легкостью. Вы с Моттом должны утром вернуться в Дриллейд, – я кивнул на стопку своей одежды на сундуке. – Ты будешь вместо меня. Мы похожи, а с кольцом в полутьме кареты ты без труда проникнешь в ворота замка. Но обязательно нужно, чтобы ты приехал ночью и смог пройти в комнаты под прикрытием темноты. Мотт поможет сделать так, чтобы тебя никто не увидел. Пусть он придумает историю, что король болен или расстроен и не хочет никого видеть. Скажите всем, кто будет спрашивать, что король предпочитает прятаться от пиратов в своей уютной комнате.

– Джерон, нет, – прошептал Тобиас, качая головой.

Я продолжал, не обращая внимания на его слова.

– На воротах тебе могут задать вопрос. Это секретный вопрос. Надо будет назвать пароль, чтобы стража поняла, что ты Джерон. Сегодня утром я сам изменил его. Вопрос будет такой: «Что король хочет на обед?» Ответ: «То, чего хочет король, не имеет отношения к обеду».

Тобиас улыбнулся.

– Так чего же хочет король?

– Он хочет, чтоб ты молчал и слушал внимательно. В кармане ты найдешь письмо для Амаринды. Отдай его ей и ответь на любые ее вопросы, если сможешь. Она будет злиться, но думаю, все равно поможет тебе с прикрытием.

– Злиться? – сказал Тобиас. – Она будет в бешенстве, и это если она вообще мне поверит. А что, если она решит, что мы хотим захватить королевство?

– Письмо объяснит ей все, – сказал я. – Амаринда умеет принимать нужные решения. Все, что от тебя требуется, – оставаться в моих комнатах. Я так много времени проводил один, с тех пор как стал королем, что никто не удивится.

– Так вот почему…

Я вздохнул.

– Не пытайся понять меня, Тобиас. Даже я не могу этого сделать. А теперь скажи, что случилось с нашей старой одеждой с тех времен, когда мы тут были?

Я уже знал ответ. Те вещи, что получше, разворовали слуги, которые тут работали. Но моя старая одежда, в которой я был еще Сейджем, все еще лежала в ящике шкафа. Она никому не была нужна.

Я стянул с себя королевское одеяние и бросил в шкаф, а сам надел одежду Сейджа: поношенные штаны, которые были мне длинны, когда я их впервые надел, а теперь стали коротки; рубашку, которую один из слуг Коннера починил, и все равно на ней осталось несколько маленьких дырочек; старые ботинки, которые все еще были мне как раз, потому что я украл их перед тем, как Коннер забрал меня из приюта. В правом ботинке была дыра, но это чувствовалось только во время дождя.

Когда я облачился в одежду Сейджа, то вдруг будто снова стал им. Его повадки вернулись ко мне: хитрить, когда можно, и врать, когда нужно. И еще вновь возникло то чувство, что, как бы ни старался, я все равно останусь жалкой амбарной крысой.

– Я не могу этого сделать, – сказал Тобиас, когда я закончил одеваться.

– Если ты провалишься, провалюсь и я. Тобиас, ты должен это сделать. Мотт захочет пойти за мной, но ты ему не позволишь. Если пойдет, он выдаст меня, тогда я буду в серьезной опасности.

Он робко кивнул.

– Когда ты уйдешь, если я не побегу к Мотту и не расскажу ему, что случилось, он меня убьет. По-настоящему.

– У меня есть решение, но тебе оно не понравится. – Я улыбнулся и потянул простыню с кровати Тобиаса. Я разорвал ткань в длину и велел ему убрать руки за спину. – Извини, мне придется завязать их очень крепко. Мотт не поверит, если будет слабо.

– Ничего, – сказал Тобиас, протягивая мне руки. – Странно, но я даже благодарен тебе за это.

Я привязал его к кровати, сунул в рот кляп, хотя и не слишком туго, чтобы ему не было трудно дышать.

– Не подведи меня, – сказал я Тобиасу, закончив с узлами. – До встречи.

Через несколько минут я спокойно вышел из Фартенвуда и выбрал себе в конюшне одну из самых быстрых лошадей – Тайну. Не считая белого пятна на лбу, Тайна была черна как сажа и так слушалась седока, как ни один из известных мне коней. Она была хорошо ухожена, так что любой, кто меня увидит, подумает, что я ее украл, что, собственно, я и сделал. Оседлав лошадь, я вскочил на нее, и вскоре Фартенвуд остался далеко позади.

По крайней мере до утра я был на свободе.

12

Мчаться одному по дорогам Картии было все равно, что подниматься со дна глубокого пруда. С каждым вздохом я чувствовал себя все более живым и наслаждался каждой минутой свободы. Свежий ветер гладил мне лицо, и всё новые и новые пейзажи приветствовали меня, сменяя друг друга. Картия прекрасна даже ночью. Наши деревья высоки и раскидисты, извилистые реки и ручьи питают зелень наших полей, урожай наших ферм. Не удивительно, что соседние страны смотрят на нас жадными глазами.

И все же, как мне ни было приятно, это была далеко не увеселительная прогулка. Хотя полная луна и освещала мой путь, надо было внимательно смотреть на дорогу, избегая неровностей. Я не мог позволить Тайне споткнуться. Кроме того, надо было опасаться разбойников в придорожных лесах. Впрочем, никто не ждал, что на дороге ночью появится всадник, так что у меня было преимущество. Но и я не знал, чего ждать. Я не боялся, но был осторожен. Я не хотел отвлекаться от цели.

Итак, я гнал Тайну во весь опор. До рассвета оставалось всего четыре часа. Мне нужно было под прикрытием ночи добраться до Авении. У меня были все шансы успеть. Тайна оказалась быстрой и крепкой, и мы мчались как ветер. При мне был лишь меч на ремне, нож за поясом и заплечный мешок с небольшим запасом еды и пригоршней гарлинов, которые я взял из сокровищницы замка.

Я удалялся от Фартенвуда, и созвездия на небе постепенно поворачивались. Я думал о том, как долго проспит Мотт. Может быть, до позднего утра. Он почувствует действие сонного порошка и поймет, что я провел его. С тех пор как я стал королем, никто не смел ругать меня в глаза, но он, несомненно, припомнит все ему известные ругательства завтра, когда увидит, что в моей комнате пусто. Потом он найдет Тобиаса. Я надеялся, что Тобиас убедит Мотта сделать то, что я просил. Нет, я не просто надеялся. Мне было необходимо, чтобы Мотт подчинился.

До границы оставалось меньше часа, когда до меня донеслись подозрительные звуки. Бешеные вопли мужчин и женский визг. Топот лошадей. Мерцание факелов. Я достал меч и повернул Тайну туда, откуда доносились крики.

Но те внезапно смолкли, и все голоса утихли на минуту, потом кто-то воскликнул:

– Еще один!

Я был уже достаточно близко, чтобы представить себе, что тут произошло. Там было несколько человек, судя по акценту – авенийцы, и они были вооружены. Один из них увидел меня и отделился от группы, чтобы со мной разобраться. Я легко отразил его удар мечом и ранил его в руку. С криком он отступил в тень.

Другой, казалось, не знал, что делать, может быть, от неожиданности, или оттого, что я так легко справился с первым. Как бы то ни было, но медлить я не собирался. Я бросился на него и ударил мечом в спину.

Это вызвало суматоху среди остальных всадников, хотя в одном они не колебались: нельзя дать мне уйти. Эти глупцы думали, что я собираюсь от них бежать. Они окружили меня, пытаясь загнать в кусты. Вместо этого я бросился вперед, нацелившись на того, что держал факел: только у него для сражения оставалась лишь одна рука. Лицо его пересекал извилистый шрам, и когда я приблизился к нему, то увидел, что он оказался еще уродливее, чем я думал. Он нанес мне неплохой удар, но я, не обращая внимания на укол в живот, снова развернул на него Тайну. Я ударил мечом по его мечу, и тогда его меч вместе с факелом упали на землю. Я снова сделал выпад, точно не зная, куда попаду, но рана, которую я нанес противнику, оказалась глубокой. И тут еще один из них внезапно появился сбоку от меня и направил своего коня на Тайну, но Тайна оказалась более крепким животным, и его конь споткнулся. Я развернулся и ударил его по ноге, он с криком бросился прочь от меня вслед за своими товарищами, и все они в одно мгновение исчезли во тьме.

Позади меня хрустнула ветка, и я развернулся с мечом наготове. Снова стало тихо, но я был не один. Я спешился и повел Тайну под уздцы к кустам. Потом резко бросился вперед, сквозь заросли, выставив вперед острие меча.

– Пожалуйста, не трогайте меня!

Я в изумлении отступил. Это был всего лишь ребенок, девочка лет шести или семи. Голова ее едва доставала до моей груди, светлые волосы закрывали лицо. Она была в простой ночной сорочке, босиком. Должно быть, ее вытащили из постели в попытке спастись бегством.

Я сразу опустил меч и наклонился к ней.

– Все хорошо, теперь ты в безопасности. Но как ты здесь оказалась? – было слишком темно, чтобы определить точно, но я решил, что она не ранена. – С тобой все в порядке?

Девочка взяла меня за руку и повела к высокому вязу. Под деревом на земле лежала женщина, должно быть, мать ребенка. Она едва дышала, похоже, ее серьезно ранили. Наверное, это именно ее крик я услышал.

Я опустился на колени рядом с ней и попытался ощупать ее живот в поисках раны. Она почувствовала мое присутствие, открыла глаза и коснулась моей руки.

– Не надо, – прошептала она. – Все кончено. – Произношение у нее было картийское. Она была из моего народа.

– Кто это сделал? – спросил я.

Женщина закрыла глаза, и я подумал, что она не ответит. Но она снова открыла их и пробормотала:

– Вы, неверное, нездешний, раз не знаете, что тут происходит.

– Да, это так.

Она кивнула.

– Авенийские разбойники. Они пересекают границу по ночам, угоняют наш скот, выгоняют нас из домов.

Я покачал головой.

– Почему никто в Дриллейде об этом не знает? Король…

– Экберт мертв. Вы не слышали? Кроме того, он давно знал об этом. – Она выгнулась, задыхаясь.

Я подсунул руку ей под спину, чтобы помочь приподняться, и почувствовал тепло ее крови. Ее было слишком много. Слишком много, чтобы выжить. Ей было тяжело дышать.

– Мой муж… они убили его. Нила… отвезите ее к дедушке… в Либет.

Нила положила свою маленькую руку мне на плечо. Либет находился к северу отсюда, мне пришлось бы возвращаться и потерять несколько часов. Кроме того, мне не стоило появляться в городе. Кто-нибудь мог узнать меня, да и Мотт мог напасть на след, если вздумает идти за мной.

Мать Нилы снова приподнялась, держась за мою руку.

– Пожалуйста, – прошептала она.

– Я отвезу ее, обещаю. – Даже если придется возвращаться. Мои слова утешили ее, она обмякла, закрыла глаза и умерла.

Нила встала на колени рядом со мной, коснулась плеча матери.

– Она умерла?

Я кивнул, и меня охватил новый приступ гнева. Неужели отец знал обо всем этом? А Грегор, а Кервин? Почему никто мне об этом не говорил?

– Там за кустами, где я оставил лошадь, растет сирень, – сказал я Ниле. – Наломай побольше цветов для своей мамы.

Не сказав ни слова, Нила встала и пошла туда, где стояла Тайна, а я принялся руками и ножом рыть мягкую весеннюю землю, чтобы сделать могилу. Это отняло у меня почти час. Когда все было кончено и на могиле лежали цветы, я посадил Нилу перед собой, и мы поехали в Либет.

Когда мы подъезжали к пригородам, крестьяне уже проснулись и работали на полях. Либет был тихим местом, отделенным от Авении болотами, на которые ни одна из стран не претендовала. Я никогда не был в этих местах, но город мне понравился.

Нила не знала, где живет ее дедушка, знала лишь, что у него большое хозяйство и что люди отдают ему свой урожай. Я чуть не взревел, когда она мне это сказала. Мне стало ясно, что он знатного рода. Один из тех бесполезных снобов, которых я терпеть не мог.

Может быть, он даже присутствовал на похоронах моих родителей. Если это так, то вполне вероятно, он еще в Дриллейде. Я даже не знал, что было бы лучше, потому что, если он вернулся в Либет с похорон, то точно узнает меня, а если он еще в Дриллейде, то что мне делать с Нилой?

За пару часов до приезда в Либет Нила начала засыпать, и я аккуратно поддерживал ее, чтобы она не упала. Когда мы выехали на небольшую городскую площадь, она села и открыла глаза.

– Я помню это место, – пробормотала она.

– Вспомнила, где живет дедушка?

– Нет.

Мы остановились у прилавка, где женщина продавала мясо. Я взглянул на ростбиф и невольно вспомнил, как пытался украсть кусок жареного мяса и меня чуть не убил разгневанный мясник. Это была не лучшая идея в моей жизни. К сожалению, худшей она тоже не была.

– Я ищу дедушку этой девочки, – сказал я женщине за прилавком. – Я думаю, она…

– Нила? – Женщина выскочила из-за прилавка и протянула руки к девочке, и та попала в ее объятия. – Что ты здесь делаешь? – Потом она посмотрела на меня, покрытого грязью и засохшей кровью. – Что произошло?

– Вы знаете ее дедушку? – спросил я.

Женщина кивнула и указала на дом, возвышавшийся на холме в дальнем конце города.

– Это мастер Ралон Харлоу.

Я слез с коня и жестом предложил ей сесть в седло вместе с Нилой.

– Вы отведете меня туда?

Кто-то занял место женщины за прилавком. Потом с моей помощью она посадила Нилу в седло и сама села сзади.

По дороге я пытался расспросить женщину, но она все свое внимание обратила к Ниле. Поэтому я слушал, как Нила рассказывала ей о том, что случилось. Из рассказа девочки и вопросов женщины я понял, что несколько молодых семей из Либета переехали за город, чтобы устроить новые хозяйства, не облагаемые налогами знати. Когда эти хозяйства стали приносить доход, начались набеги авенийцев. Сначала они просто воровали урожай или скотину. Когда фермеры начали защищаться, авенийцы жестоко с ними расправлялись. Зимой набеги прекратились, но только сошел снег, все возобновилось. Нила видела, как ее отца пронзили стрелой, когда мать пыталась увезти ее и спрятать. Ее мать ранили мечом незадолго до того, как я встретил их. Я подумал, что Нила уже видела слишком много смертей за свою недолгую жизнь.

– Правда, что король Экберт знал о том, что тут происходит? – спросил я.

Женщина фыркнула.

– Какое королю до нас дело? Мастеру Харлоу отказали, когда он хотел с ним встретиться, но он говорил с одним из регентов.

– С кем?

– Какая разница? Мастеру сказали, что нам нужно сохранить мир с Авенией, а фермерам просто стоит переселиться в глубь страны, подальше от границы.

Я покачал головой, надеясь, что то, что здесь происходило, никогда не достигало ушей моего отца. Потому что, если он знал и ничего не делал… Нет, об этом я даже думать не мог. Чем больше я узнавал о правлении отца, тем больше понимал, что никогда по-настоящему не знал его.