Текст книги "Сбежавший король"

13

Поместье Харлоу нельзя было даже сравнить с Фартенвудом, но зато оно казалось роскошным замком в сравнении с домиками, мимо которых мы проезжали. Это был прямоугольный дом из пятнадцати или, может быть, двадцати комнат, внушительный и крепкий на вид. Широкая лестница вела к высокому крыльцу и массивным двойным дверям. Я смотрел на них, разрываясь между отчаянным желанием спросить Харлоу, знал ли мой отец об авенийских ворах, и осознанием, что гораздо важнее продолжить мой путь в Авению. Я выбрал последнее.

Торговка, державшая Нилу, отказалась от моей помощи и спустилась с лошади сама, а я протянул руки к Ниле. Но женщина отстранила меня.

– Я сама справлюсь, – сказала она. Я отступил. – Спасибо за то, что вы сделали, но вы точно не тот человек, которому…

– Джосс позаботится о моей внучке, – раздался голос позади нас.

Очевидно, это был голос Харлоу. Он был высок, как Мотт, лет пятидесяти, но крепок и бодр. Густые волосы, скорее серые, чем черные, и глаза с длинными светлыми морщинками в уголках. С ним был его слуга Джосс, который вышел вперед и снял Нилу с лошади. Харлоу нежно коснулся рукой ее грязного лба, и впервые я увидел, как на щеках Нилы блеснули слезы. Харлоу кивнул Джоссу, и тот повел девочку в дом.

– Теперь что касается тебя, – сказал он, поворачиваясь ко мне.

Я перевел на него взгляд, но женщина, которая привела меня туда, заговорила первой.

– Мастер Харлоу, как видите, этот мальчик…

– Выглядит уставшим. – Он положил руку мне на плечо. – Ты можешь сказать мне, что с родителями Нилы?

Я не знал, что ответить, но по моему молчанию он все понял. На глазах его блеснули крупные слезы.

– Я понимаю. Мне никогда не отблагодарить тебя за спасение Нилы. Ты… ты… – Он пытался сказать что-то еще, но не смог. Наконец он проговорил: – Пойдем со мной.

Колени у меня сами собой согнулись, когда он сильнее сжал мне плечо.

– Все хорошо, – мягко сказал он. – Пожалуйста, пойдем. Я знаю, что ты голоден.

Пока он не сказал этого, я и не осознавал, что это так. Вдруг я понял, что больше всего на свете хочу есть. Итак, мы вошли в дом, обставленный со вкусом, но не слишком вычурно. Мы прошли по коридору налево – через небольшую комнату, должно быть, его кабинет. Оттуда он повел меня в скромную столовую, где уже ждал слуга с тарелкой свежеиспеченного хлеба и крынкой молока.

– Мы не слишком изысканно питаемся, но ты такой худой, что, наверное, вообще редко ешь, – сказал Харлоу.

– В последнее время нет. – Но хлеб пах так вкусно, к тому же впервые с тех пор, как я стал королем, я был голоден.

– Прости, я оставлю тебя одного, мне надо сходить к Ниле, – сказал Харлоу. – Я вернусь раньше, чем ты закончишь.

Так и случилось, Харлоу вернулся, когда я допивал третью кружку молока. Он улыбнулся, довольный моим аппетитом, и сел за стол напротив меня. Я сгорбился под его пристальным взглядом. Не время было производить впечатление.

Он изучал меня некоторое время, а потом заговорил:

– Отец Нилы, Маттис, был моим сыном. Упрямый мальчишка, он всегда все делал по-своему, даже глупости. Я любил его и умолял не уезжать из Либета. – Он достал золотые карманные часы из жилетного кармана, не новые, потертые, но для него, очевидно, бесценные. – Когда Маттис уехал два года назад, он отдал их мне. Он сказал, что там, куда он едет, время можно будет определять по солнцу над головой.

Я перестал есть, слушая его. На его лице было столько грусти, но вместе с тем на нем была решимость двигаться дальше. Он выглядел так, как чувствовал себя я, когда узнал о смерти родителей. Я сказал:

– Мне жаль, что я не смог спасти вашего сына. Я не знал, что там происходит.

Он наклонил голову, не понимая всего значения моих слов, потом сказал:

– Прости мое любопытство, но ты, очевидно, чужой здесь. Что ты делал там поздно ночью?

– Просто проезжал мимо.

– Ты авениец?

– Нет.

– Ты вор? – Я замешкался, потом покачал головой. – Нет, ты не вор. Хотя ты и одет, как вор, но ногти у тебя слишком чистые, волосы подстрижены, и, смею сказать, ты не пахнешь, как вор. Ты недавно мылся.

Меньше всего мне хотелось, чтобы разговор вертелся вокруг меня.

– Как Нила?

– Она плачет, но со временем, думаю, она справится. – В глазах у него сверкнули слезы, и он добавил: – Ты спас ей жизнь. – Я покачал головой. – Да, это так. Она рассказала мне все. Ты дрался с этими людьми, в одиночку.

– Они оказались так себе противниками, – сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно. Я не понимал, почему чувствую себя как дома и в то же время так неловко. Я положил салфетку на стол и встал. – Спасибо за еду, но мне пора.

– У тебя на рубашке свежая кровь. – Харлоу поднялся со стула и позвал слугу. Потом, даже не спросив меня, подошел ко мне и поднял рубаху и осмотрел длинный порез у меня на животе. – Тебя ранили?

Я отступил и опустил рубашку, хотя она все равно была разрезана.

– Просто царапина.

– Из простых царапин не вытекает столько крови.

Вошел слуга, и Харлоу велел ему принести повязки и спирт для обработки раны. Я застонал. Если дьяволы существуют, то они должны были бы радоваться. За свое доброе дело я должен был расплатиться болью, более сильной, чем боль от раны.

– Отведи его в комнату для гостей и перевяжи. Пусть отдыхает столько, сколько понадобится, а потом мы дадим ему приличную одежду.

Я запротестовал, но это было бесполезно. Слуга Харлоу вывел меня из комнаты, я же был так измучен, что не смог сопротивляться.

Я сам снял рубашку и лег на кровать так, чтобы он не видел шрамов у меня на спине. Я предпочел бы остаться в рубашке, но она была пропитана кровью, моей и матери Нилы, так что, пока ее не постирают, была совершенно бесполезна.

Тщетно пытаясь как-то отвлечься, я завязал разговор со слугой, пока он промывал мне рану теплой водой.

– Что за человек Ралон Харлоу? – спросил я.

– Самый лучший. Он добр, благороден и честен. Либет не смог бы выжить, если б не он.

– У него есть жена?

– Она умерла год назад… сэр. – Он чуть не подавился таким почтительным обращением ко мне.

– У него есть еще дети, кроме сына?

– Нет. Второго он потерял много лет назад. Это была большая трагедия. И, простите мне мое замечание, но вы немного похожи на его сына Маттиса. Он был старше, чем вы, и конечно, выглядел не так, но любой, кто знал Маттиса, заметил бы сходство.

Может быть, именно поэтому Харлоу так хорошо обошелся со мной. Может быть, я напомнил ему того, кого он потерял. Я хотел расспросить еще, но слуга начал обрабатывать рану губкой, смоченной в спирте. Я застонал, выгнул спину, потом сказал, что если он не остановится, я его ударю. Он убрал губку и на мгновение замер, не зная, продолжать обработку раны или позаботиться о собственном здоровье.

– Положи губку и перевяжи меня, – сказал я. – В рану попало достаточно алкоголя, он сам найдет себе дорогу.

Слуга взял бинты.

– Можно я спрошу вас, что там произошло?

– Нет, нельзя.

Он быстро закончил перевязку и предложил мне еще одну губку, смоченную теплой водой, чтобы я мог обтереться.

– Я оставлю вас одного, – сказал он и вышел из комнаты.

Я обтирался губкой до тех пор, пока не стал таким чистым, каким хотел быть, потом надел халат, который оставил мне слуга. Я не мог отправиться гулять по дому Харлоу в одном халате, поэтому лег на кровать в ожидании, пока слуга принесет мне одежду. Я не собирался спать, но когда снова открыл глаза, оказалось, что я лежу под теплым одеялом. Часы на столе показывали, что перевалило за полдень. Так долго спать я точно не собирался.

Я отбросил одеяло и быстро оделся в то, что нашел у кровати. Рубашка с длинными рукавами и жилет медного цвета с серебряными пуговицами. Шерстяные брюки были немного широки в поясе, но так у меня было всегда, зато ботинки подошли прекрасно. Когда я открыл дверь, меня уже ждал другой слуга, он сказал:

– Вы, значит, проснулись? Мастер Харлоу обедает и надеется, что вы к нему присоединитесь.

– Где моя старая одежда? – спросил я.

– Ее сожгли, сэр, – сказал он.

Я застонал. На мне была теперь новая, чистая и богатая одежда. Я не мог отправиться в Авению в таком виде, а мне срочно надо было это сделать. Оставалась всего неделя до встречи регентов с Грегором.

– Извинитесь перед мистером Харлоу за меня, но мне пора, – сказал я.

– Вашу лошадь сейчас чистят, – сказал слуга. – После драки, в которой вам пришлось участвовать, мы подумали, что нужно проверить, нет ли у нее повреждений. Она будет готова к тому времени, когда вы пообедаете.

Я уступил.

– Ну, тогда ведите меня к хозяину.

Когда я вошел в столовую, стол уже был накрыт. Он так ломился от еды, что я удивился, увидев всего три прибора. Нила сидела за столом. Она была чисто вымыта, и, несмотря на печальный вид, выглядела значительно лучше, чем прежде. Харлоу встал, чтобы поприветствовать меня, и усадил за стол.

Слуги подносили мне блюдо за блюдом, пока я не начал отказываться. Все выглядело невероятно вкусным, но на тарелке просто не осталось места. Когда все блюда были нам предложены, Харлоу отпустил слуг, и мы остались одни. Я решил поскорее покончить с обедом, и потому незамедлительно принялся за еду.

– Ты так и не назвал нам своего имени, – сказал Харлоу.

Рот у меня был набит теплым хлебом, когда я проговорил:

– Нет, не сказал.

Он понимающе улыбнулся.

– Да и какой прок в имени? Может быть, сначала ты хочешь побольше узнать обо мне? – Я поднял на него глаза, и он продолжил: – Моя семья издавна живет в Либете. Мы заботимся о здешних жителях, а они заботятся о нас.

– Вы знатного рода?

Он пожал плечами.

– Да, но это всего лишь титул. Здесь титулы не имеют значения.

– А в Дриллейде имеют. Я думал, вся знать собралась на похороны короля Экберта.

– Разве это не просто ярмарка тщеславия? – Улыбка исчезла с его лица. – Я стараюсь держаться подальше от королевской политики. Кроме того, у нас тут своих проблем хватает.

– С авенийцами?

– Многие из них очень опасны. Надеюсь, куда бы ни лежал твой путь, ты не столкнешься с ними, сынок.

Наши глаза встретились, и я быстро отвел взгляд. Много лет никто не называл меня сыном. Когда-то так говорил отец, но тогда это для меня не имело никакого значения. Теперь это слово стало куда ценнее.

В наступившей тишине я продолжал есть. Еда здесь была проще, чем в Дриллейде или Фартенвуде, и мне это нравилось. Ко мне вернулся аппетит, и я все не мог наесться досыта.

Нила сидела напротив меня. Она едва притронулась к еде, что неудивительно после того, что ей пришлось пережить. На ней теперь было бледно-желтое платье, а волосы заплетены в косы. Выглядела она нарядно, хотя чувствовала себя, должно быть, ужасно. Хотя в большинстве стран в траур носят темные одежды, у картийцев это не принято. Здесь считается, что лучше почтить покойного, надев одежду его любимых цветов. Глядя на Нилу, я почувствовал на себе взгляд Харлоу. Я тряхнул головой, чтобы челка закрыла лицо, и он не смог вычислить, кто я, ни по моему лицу, ни по словам, ни по манерам.

– Ты останешься на ночь? – спросил Харлоу.

– Не могу. – Я сам не понимал, почему, но мне хотелось остаться. Я подозревал, что если останусь на ночь, он убедит меня остаться еще на одну ночь, потом до конца недели, и скоро та комната, что мне предложили, станет моей. Харлоу поразил меня своим умением убеждать. Или, может быть, я боялся признаться, что сам хотел остаться.

– Конечно, ты должен остаться, – настаивал он. – Рану на животе надо лечить, а еще мне сказали, что рука у тебя тоже перевязана. – Он помолчал, а потом осторожно добавил: – Что с тобой произошло? Ты ведь еще мальчик, ребенок, откуда у тебя такие раны?

И тут, впервые за много недель, я действительно почувствовал себя ребенком. Другие мальчишки моего возраста учатся, выбирают себе профессию, заигрывают с хорошенькими девицами по пути на рынок. Они все еще с удовольствием играют на улице или подрабатывают, чтобы накопить на свою первую лошадь. Меня вдруг охватила тоска по той жизни, которой у меня никогда не было.

Харлоу нахмурился.

– Сынок, где твои родители? У тебя нет семьи?

Я встал так быстро, что чуть не опрокинул стул.

– Попросите кого-нибудь приготовить мою лошадь. Мне надо ехать. Прямо сейчас.

– Я что-то не то сказал? – Харлоу тоже поднялся. – Пожалуйста, закончи хотя бы обед. Я твой должник, ты помог Ниле.

– Я рад, что смог помочь, но мне правда нельзя здесь больше оставаться.

Харлоу нежно провел рукой по волосам Нилы, потом позвал слугу. Когда тот вошел, Харлоу велел ему привести мою лошадь к крыльцу и собрать в сумку еду.

– Вы и так много мне дали, – запротестовал я.

– Это ничто по сравнению с тем, что ты сделал для меня, – сказал Харлоу.

Когда Нила встала, я присел, чтобы взглянуть ей в глаза. Теперь она была сиротой, как и я, хотя я не смел сказать ей этого при ее дедушке. Я лишь прошептал:

– Тебе сейчас больно, но со временем это пройдет.

Она молча коснулась моей щеки своей маленькой ручкой и поцеловала меня в другую щеку. Мне пришлось на секунду отвернуться, меня слишком переполняли чувства.

Харлоу сказал:

– Я хочу отплатить тебе. Что мне сделать?

Я посмотрел на Нилу, потом снова на Харлоу.

– Не говорите никому о том, что я был здесь. Если кто-нибудь приедет в Либет и будет спрашивать обо мне, не важно, что он скажет, отвечайте, что никогда меня не встречали.

– А что скажет тот, кто будет искать?

Что я глупец. Что все потеряю. Что меня могут убить.

Я пожал плечами.

– Если они приедут, вы поймете, что они ищут меня.

Харлоу проводил меня до дверей дома.

– Мы сохраним твою тайну, но никогда не забудем тебя. Ты спас мою внучку, и за это всегда будешь частью нашей жизни.

Я посмотрел на него, борясь с желанием остаться еще хоть ненадолго. Потом слуга принес мне сумку с едой, которая оказалась такой тяжелой, что пришлось взвалить ее на спину. Харлоу и Нила вышли со мной из дома, у крыльца меня ждала Тайна.

– Сынок… – Харлоу положил руку мне на плечо. Я обернулся и, не знаю почему, обнял его, как испуганный ребенок обнимает любящего отца. Он похлопал меня по спине.

Мой отец не был открытым и эмоциональным человеком. Я знал, что он любит меня, но он никогда не говорил об этом, и если бы мне пришло в голову обнять его, то он, наверное, стоял бы, прямой как жердь, не зная, что делать. Подумав о нем, я стыдливо отошел от Харлоу. Он не выглядел смущенным и лишь произнес:

– Удачи в пути. Если у тебя есть дом, возвращайся туда целым и невредимым. А если нет, тебе всегда рады здесь.

Не доверяя своему голосу, я лишь кивнул в ответ. Потом привязал сумку к седлу и снова кивнул Харлоу, прежде чем пришпорить Тайну и поспешить прочь.

14

Перед тем как покинуть Либет, мне надо было еще кое-что сделать. Для этого я отправился в, как мне показалось, самую бедную часть города. Я нашел мальчишку, примерно моего роста, с охапкой хвороста в руках. Я окликнул его, спешился и отвязал от седла сумку с едой, когда он подошел ближе.

– У меня к тебе дело, – сказал я. – Есть хочешь?

– Да, сэр.

Я открыл сумку и показал ему еду. Лицо у него просветлело, но тут же снова стало хмуро-подозрительным.

– Что вам нужно?

– У меня есть одна проблема, – сказал я. – Я, видимо, недавно вырос, потому что одежда стала мне мала, верхом ехать неудобно. Мне нужна такая одежда, как твоя.

Он был явно смущен.

– Сэр, моя одежда – это драные лохмотья. А ваша…

– Мне мала. Ты разве не понял, что я сказал? Если поменяешься со мной одеждой, получишь в придачу этот мешок еды. – Мне не хотелось расставаться с едой, но этому мальчишке она была нужна больше, чем мне.

Он смотрел на меня с минуту, все еще колеблясь. Наконец я взвалил сумку на плечо.

– Ну ладно. Найду кого-нибудь другого.

– Нет, сэр, пожалуйста. – Мальчишка быстро скинул рубашку и протянул мне. – Возьмите.

Я усмехнулся, положил сумку и расстегнул рубашку. Через несколько минут я снова ехал верхом, но без сумки и в нужной одежде. А мальчишка, весело насвистывая, скакал дальше по улице в обновках и с тяжелым мешком еды. Его охапка хвороста так и осталась лежать у обочины дороги.

Через несколько часов я пересек границу Авении. В сравнении с тем, каких трудов мне стоило до нее добраться, это был ничем не примечательный момент. Я ехал по северной стороне болот, стараясь держаться подальше от дорог, так что граница обозначалась лишь торчащими из земли жердями.

Ближайшим к границе городом был Дишел, большой свинарник и одно из самых опасных мест в Авении. Но именно с него я должен был начать.

Я спрятал Тайну в густом перелеске за городом. Конечно, ее могли украсть, пока меня не будет, но если бы я привел ее в город, украли бы точно. Я нашел место, где было много травы и протекал небольшой ручеек, и, оставив ее там, пошел дальше пешком.

Ночью в Дишеле было опасно – в темноте по улицам шатались банды грабителей. Но днем разбойники отступали в тень, а на свет выходили более благопристойные граждане. Однако безопасным этот город не был ни днем, ни ночью. Приближался вечер, но у меня были нож и меч. Я надеялся, что смогу избежать опасностей. Кроме того, моей целью была церковь, а на нее никто и никогда не покушается.

Четыре года назад эта церковь сыграла значительную роль в моей жизни. После того как я сбежал с корабля в Изеле, именно здесь я встретил священника, который догадался о том, кто я есть на самом деле. Через некоторое время мой отец пришел сюда, и именно здесь я согласился отказаться от своего королевского прошлого и стать сиротой Сейджем. Если бы я тогда вернулся с ним во дворец, скорее всего, был бы сейчас в могиле, как и мои родители.

Но придя к церкви, я с ужасом увидел, что она заброшена. Каменные ступени, которые я мыл когда-то за еду и кров, потрескались и поросли сорной травой. Окна были разбиты, и даже тяжелая деревянная дверь оказалась снята с петель.

По-видимому, и церковь перестала быть безопасным местом. Надо было узнать, где находится священник, который когда-то приютил меня, и что он обо всем этом думает. Я надеялся, что он вспомнит меня и снова поможет. Надо будет постараться, чтобы убедить его, но, в конце концов, он должен сказать мне, как найти пиратов.

– Ты кто такой? – спросил меня мальчишка, сидящий на ступенях с живой крысой в руках. Он посадил крысу на плечо и встал. Как большинство авенийских детей, он был худой как скелет, но широко улыбался. Волосы у него были светлые, почти как у меня в то время, когда я притворялся Сейджем. На вид ему было лет десять-одиннадцать, одежда висела на нем, как на вешалке. Я не знал, украл он ее или получил в наследство от старшего брата. Но сшита она была явно не на него. Единственным исключением были ботинки, починенные и подходящие ему по размеру.

Я сказал с авенийским акцентом:

– Священник из этой церкви еще здесь?

– Нет. – Он смерил меня враждебным взглядом. – Я тебя тут раньше не видел. Ты не из города?

– Я тебя тут тоже раньше не видел, – сказал я. – Так, может, ты не из города?

Это его позабавило.

– Меня зовут Финк. Это не настоящее имя, но все зовут меня так.

– А какое же твое настоящее имя?

– Не важно. Просто Финк.

– А тебе вообще есть чем заняться?

– Не-а. А тебе зачем священник?

– Теоретический вопрос. Хочу узнать, какое наказание полагается за то, что суешь нос в чужие дела.

Финк не понял, о чем я, и сказал только:

– Спросить его не получится, потому что он умер. Его убили года четыре назад.

Убили? Новость обрушилась на меня как удар. Перед глазами все поплыло, и я долго молчал, прежде чем ко мне вернулся дар речи.

– Ты уверен?

– Я сам видел. – Финк показал на лужайку перед церковью. – Вот здесь пират зарезал его.

Я не хотел спрашивать, но слово само вылетело:

– Почему?

Он пожал плечами.

– Откуда я знаю? Я тогда был ребенком.

Но все и так было ясно. Четыре года назад священник, который приютил меня, сообщил моему брату, что принц здесь. Тот, через кого он это передал, конечно же разболтал об этом. Через какое-то время священника убедили, что я просто нищий сирота. И все же, если пираты думали, что есть хоть какая-то вероятность того, что я – Джерон, они, конечно, пришли сюда. Меня тут уже не было, и священник получил все то, что предназначалось мне.

– Что с тобой? – спросил Финк.

Мне было плохо. Стало тяжело дышать. Тоска и злость захлестнули меня, горло перехватило.

– Как звали пирата? – спросил я. – Того, что убил его.

Финк покачал головой.

– Этого я тебе не скажу.

Я схватил его за воротник и толкнул к стене.

– Как его имя?

Финк, казалось, испугался, но авенийские мальчишки привычны к побоям, так что он держался.

– Почему я должен говорить?

Я полез в кошелек, привязанный у меня на поясе, и достал гарлин. Этого ему должно было хватить на целый месяц.

– Ты мне скажешь, потому что хочешь есть.

Он протянул руку. Я положил монету ему на ладонь, но крепко держал ее между пальцами. Финк посмотрел по сторонам, потом наклонился ко мне и прошептал:

– Это был Девлин. Но ты не найдешь его в этих краях, потому что он теперь пиратский король. Может, ты и не захочешь его искать, чтобы не закончить, как этот священник.

Девлин стал королем? Это объясняло, почему Авения готова была помочь пиратам с покушением. Потому что это была не просто месть за то, что я четыре года назад сбежал от пиратов. Они вместе хотели полностью уничтожить мою страну.

Я отпустил гарлин, и когда Финк схватил его, притянул его к себе и проговорил:

– Теперь иди, а то я всем расскажу, кто назвал мне его имя.

На этот раз Финк сразу все понял. Он метнул на меня быстрый взгляд и бросился бежать. Я дождался, пока он скроется из виду, и пошел в другую сторону.

Я держал себя в руках, пока не нашел переулок, где шмыгнул за старую телегу, полуразобранную на запасные части, должно быть, еще прошлой зимой.

Там, в укромном месте, я достал нож и долго смотрел на лезвие, думая о том, что Девлин убил ни в чем не повинного человека. Я злился, больше всего на себя самого. Потому что это из-за меня Девлин убил его. И потому что священник умер, даже не зная, что я действительно был тем, кем он с самого начала меня считал.

Сначала я перерезал повязку на руке. Рана, нанесенная Роденом, побаливала, но уже затянулась. Повязку на животе снимать было рано, но я все равно ее снял. Нельзя было выглядеть таким ухоженным. Я мрачно усмехнулся, подумав о том, что сказал бы Мотт, если бы увидел меня. Но усмехаться было нечему. Мотт не сказал бы ничего хорошего.

Опустившись на колени, я схватил себя за волосы и отрезал ножом одну прядь. Волос было много, отрезались они неровно, так, как мне и было надо. В последний раз меня стриг Эррол, мой лакей в Фартенвуде. Он бы в обморок упал, увидев, что я делаю с локонами, которые он так тщательно подравнивал.

Первую прядь я отрезал со злостью, как бунтарь, восставший против всего мира и той роли, которую я должен был играть на сцене жизни. Вторую я резал, злясь на себя самого за то, что я не такой, как другие, и что, если я пытаюсь решить проблему, всегда тут же возникает несколько новых. Когда я резал третью, то понял, что изо всех сил пытаюсь не заплакать и что сопротивляться все равно бесполезно. Девлин убил человека, единственной виной которого было то, что он приютил голодного мальчишку. Почему-то мне очень хотелось знать, оплакивал ли еще кто-нибудь, кроме меня, этого священника. Были ли у него родственники? Винил ли кто-нибудь меня за то, что я сделал с его жизнью?

Я сказал Мотту, что должен убить Девлина. Но теперь это уже казалось мне непосильной ношей. Если Девлин действительно стал пиратским королем, моя задача безмерно усложнилась. Мне никогда не войти к ним в доверие. А если Девлин правит пиратами, то он не успокоится, пока не убьет меня. Единственный способ обезопасить от них Картию и единственный способ выжить – это уничтожить их всех. До одного.

Мотт был прав. Это невозможно. Но теперь у меня не было выбора.

Я глубоко и медленно вздохнул, чтобы успокоиться, потом обрезал последнюю прядь, на этот раз – со всей решимостью. Надо было двигаться дальше. И, если это будет угодно дьяволу, то я когда-нибудь вернусь домой.