Текст книги "Билет на удачу"

7

Мы убираемся в кухне, бросая стаканчики в мусорный мешок. О вчерашнем никто из нас не заикается, однако в воздухе между нами ощущается напряжение.

Наклоняюсь за упавшим на пол бумажным полотенцем, но Тедди опережает меня: подхватывает его и кидает в мешок.

– Держи, – заботливо улыбается он.

– Спасибо, – бормочу я и перевожу взгляд в другой угол кухни, но Тедди все время маячит рядом, следует за мной по пятам и помогает даже с какой-то ерундой. В общем, слишком старается.

И этим только усугубляет ситуацию.

В то время как ничего особенного не случилось, что-то все-таки изменилось.

Обычно мы ведем себя друг с другом совершенно иначе. Тедди сам на себя не похож. Не похож на парня, который по-дружески поддразнивал меня из-за моих добрых поступков, бросался в меня снежками и никогда не утруждал себя помощью в уборке. Обнимаясь со мной, он всегда отрывал меня от земли, так что мои ноги болтались в воздухе. И иногда рисовал мне маленьких аллигаторов в честь моего детского прозвища: «Эл-лигатор».

Тедди никогда не деликатничал со мной. А я никогда не церемонилась с ним.

До этой минуты.

И меня это вымораживает.

– Да что с тобой такое! – не выдерживаю я, устав тесниться с Тедди в маленькой кухонке. Мы с ним никак не можем разминуться, шагая одновременно в ту или иную сторону, словно тени друг друга.

Он выглядит удивленным.

– Я просто хочу помочь…

– Тогда иди убирайся в гостиной, а тут я справлюсь сама.

– Хорошо, – пожимает плечами Тедди.

Но мне тесно с ним и во всей квартире. Из неотгороженной кухни я вижу, как он плюхается на диван с пультом в руке.

– Это ты мне так помогаешь? – спрашиваю я, и Тедди посылает мне ухмылку:

– Я совмещаю приятное с полезным. С теликом я уберусь быстрее и лучше.

– Ну да, как же, – закатываю я глаза.

Тедди щелкает по кнопками пульта, перескакивая с канала на канал, а я навожу порядок в кухне, споласкиваю стаканы и вытираю стойку. Время от времени прерываюсь и устремляю взгляд на затылок Тедди, молча призывая: повернись, скажи что-нибудь, посмотри мне в глаза. Но он, естественно, не слышит меня. Воздух практически гудит от переполняющей комнату неловкости. На глаза наворачиваются слезы, и я почти жалею о чуть было не случившемся вчера.

Почти.

Тедди в комнате смотрит местные новости. Показывают машины, которые вынесло с дорог на обочины, и сугробы высотой с репортеров.

– Ты глянь на это, – показывает он на экран. – Сугробы в полтора фута. Идем после уборки на санках кататься?

– Мне надо домой.

– Но это же мой день рождения, – обижается Тедди.

– Уже нет.

– Ну тогда мой деньрожденный уик-энд!

Я качаю головой:

– У меня есть домашка.

– Мы учимся в выпускном классе.

– И заявления для университета нужно заполнить.

– Да тебя стопроцентно примут.

– Не примут, если я не подам документы.

– И правда, – смеется Тедди.

На экране телевизора появляется ведущая новостей. Она говорит, что после рекламы будут объявлены результаты проведенной вчера вечером лотереи. Я возвращаюсь к уборке, а Тедди наблюдает за мной, склонив голову набок.

– Не хочешь посмотреть? Мы можем разбогатеть.

– Ты можешь разбогатеть.

– Да, но если билет выигрышный…

– То?..

– Надеюсь, я его найду.

– Ты его уже потерял? Быстровато даже для тебя.

– Ну, он точно где-то здесь, – машет рукой Тедди, и я обвожу взглядом квартиру: убранные и вытертые столы и стойку, чистые полы, выставленные в ряд у двери мусорные пакеты.

– Да ладно, – пожимаю я плечами. С билетом или нет, шансы выиграть ничтожны. – Ты в курсе, какова, по статистике, вероятность выигрыша в лотерею?

Тедди мотает головой.

– И я без понятия. Но как-то читала, что гораздо больше шансов получить удар молнией, быть атакованным акулой и даже, не поверишь, стать президентом.

– Такое бывает, да, – смеется Тедди.

– Даже на то, чтобы умереть, придавленным упавшим торговым автоматом, и то больше шансов.

– А вот это уже более вероятно.

На экран возвращается ведущая программы новостей, темноволосая молодая женщина с короткой стрижкой.

– Организаторы лотереи подтвердили информацию о трех выигрышных билетах в лотерее «Пауэрбол» с джекпотом в четыреста двадцать четыре миллиона долларов, – начинает она. Это глупо, но я иду в гостиную, чтобы лучше слышать. – Вы можете быть победителем, если купили свой билет во Флориде, Орегоне или здесь, в Чикаго. – Показывают маленький лоток с красным навесом. – Местный счастливчик еще не известен, но выигрышный билет был продан в Линкольн-Парке в магазине «У Смита».

У меня отваливается челюсть.

– Они про магазин, который рядом с твоим домом? – спрашивает Тедди, обернувшись, и вытаращивается, увидев выражение моего лица. – Погодь, ты там купила билет? Ничего себе! Может, мы реально уже миллионеры.

Демонстрируется короткая видеозапись с мужчиной, помогавшим мне вчера вечером заполнить лотерейный билет, а потом снова появляется ведущая:

– Владелец выигрышного билета, проданного в Орегоне, решил сохранить анонимность, а держатель третьего билета из Флориды должен вот-вот подъехать. Вчера разыгрывался седьмой по счету самый большой джекпот в истории «Пауэрбола» с баснословной суммой в четыреста двадцать четыре миллиона долларов. Победители разделят выигрыш на троих. Каждый получит сто сорок один миллион триста тысяч долларов без учета налогов. Всей суммой разом или ежегодными выплатами.

Тедди стоит, весь обращенный во внимание.

– Мы ведь не выиграем?

– Не-а, – мотаю я головой.

– Я правда не знаю, куда подевал билет. – У него вырывается нервный смешок.

На экране двое ведущих – новостей и прогноза погоды – подшучивают друг над другом, сетуя на то, что не купили лотерейный билет.

– Ты помнишь цифры? – спрашивает меня Тедди.

Я молчу, приклеившись взглядом к экрану телевизора. Было бы проще сказать, что я выбрала случайные, ничего не значащие числа. Все равно Тедди узнает их только при выигрыше. Если выиграет. А шансы на это практически равны нулю.

Но с меня хватит притворства.

– Да, – кивнув, тихо отвечаю я.

Ведущая новостей снова поворачивается лицом к камере.

– Итак, выигрышные числа… – произносит она. – Двадцать четыре…

– Мой игровой номер, – удивленно поднимает брови Тедди.

– Восемь…

– Твой день рождения.

– Тридцать один…

– И мой. – Тедди слегка бледнеет.

– Девять…

Я отвечаю прежде, чем он спрашивает:

– Столько лет мы дружим.

– Одиннадцать…

Тедди задумчиво хмурится.

– Номер твоей квартиры, – шепчу я. В груди бешено колотится сердце.

– И числом «Пауэрбола», – весело заявляет ведущая, – выпало обычно несчастливое число тринадцать.

Тут Тедди не нужны объяснения. Мы оба знаем, что значит для меня это число. Я опускаю голову, не в силах взглянуть на него.

Тринадцать месяцев разделяют смерть моих родителей.

Тринадцатого июля умерла моя мама после короткой и неравной битвы с раком груди.

Тринадцатого августа погиб мой папа год спустя.

Тринадцать.

Тринадцать.

Тринадцать.

Конечно же, это число многими считается несчастливым.

Но считаться и стать им – разные вещи. Для меня оно все равно что растяжка от мины, чека на гранате, обрыв.

А теперь, быть может, и что-то еще.

Ребенком я выиграла в самой ужасной из всевозможных лотерей жизни. Шансы на выигрыш в ней были так же ничтожны, как сейчас; победа так же маловероятна.

Я стою, уставившись на выбранные мной числа, выведенные внизу экрана в одну линию. Они похожи на математический пример, который мне никак не решить.

– Тринадцать? – не мигая глядит на меня Тедди.

– Тринадцать, – оцепенело повторяю я. В горле так пересохло, что трудно говорить. Я несколько секунд молча смотрю на него, затем насколько возможно спокойным голосом спрашиваю: – Ты ведь сможешь найти билет?

Тедди огибает диван и идет ко мне, но не обычным своим гордым шагом с самодовольным видом, а как-то робко и несмело. И я только сейчас замечаю на его футболке принт: изображение трилистника с надписью «Счастливчик», напечатанной под ним блеклыми белыми буквами.

– Ты хочешь сказать…

– Нет, – поспешно отвечаю я.

Тедди шумно выдыхает, почти с облегчением на лице:

– Нет?

– То есть… да.

– Черт, Эл! Так «да» или «нет»?

Я тяжело сглатываю.

– Мне нужно убедиться. Не хочу… Не хочу зазря обнадеживать тебя. Но…

– Но?..

– Мне кажется…

– Ну?

– Похоже, мы… – Сердце бьется как сумасшедшее. – Похоже, ты выиграл.

Тедди с секунду ошалело таращится на меня, осмысливая услышанное, затем его глаза округляются.

– Да! – громко кричит он, победно выбросив вверх кулак и крутанувшись на месте юлой. – Ты это серьезно? – Он снова бьет воздух кулаком. – Мы выиграли?

– Мне кажется…

Тедди не дает мне закончить – обхватывает меня руками, отрывает от земли и кружит. Мы оба смеемся. Обняв его за шею, я прижимаюсь лицом к «счастливой» зеленой футболке, пахнущей пóтом и стиральным порошком, и не обращаю внимание на головокружение.

Когда Тедди опускает меня, его глаза сияют так же, как вчерашней ночью.

– Мы правда выиграли? – тихо спрашивает он.

– С днем рождения, – улыбаюсь я.

И прежде чем я успеваю осознать происходящее, прежде чем успеваю подготовиться и запомнить выражение лица Тедди и форму его губ – то, о чем бы мне хотелось вспоминать позже, проигрывая случившееся в голове, – он наклоняется и целует меня. И все ошеломительное, свершившееся до этого: лицо Тедди рядом с моим; выигрышные числа на экране телевизора; пошатнувшийся мир при произнесенном ведущей слове «тринадцать»; размытые краски комнаты при кружении в руках Тедди, – все это ничто в сравнении с нашим поцелуем.

Мое сердце заходится, ухает вниз и взлетает вверх – так действует на него Тедди. Я и не знала, что оно может вознестись в такую высь. Даже представить этого не могла, множество раз воображая наш поцелуй.

Тедди чуть не искрит от возбуждения – он точно воздушный шарик, готовый лопнуть, или газировка, готовая пролиться пеной, – я ощущаю это в его поцелуе, в том, как он впивается в мои губы и крепко прижимает меня к себе.

Затем столь же внезапно, как поцеловал, он меня отпускает.

Все еще ошеломленная, я делаю шаг назад. Меня пошатывает.

– Это безумие, – выдыхает Тедди и принимается скакать по квартире. Вприпрыжку несется на кухню, затем галопом возвращается к телевизору и нервно запускает пальцы в волосы. Те встают торчком, будто их кто-то наэлектризовал.

До меня не сразу доходит, что он имеет в виду не поцелуй, а лотерею.

Я молча наблюдаю за мечущимся по квартире Тедди.

В мыслях только одно: «Он только что меня поцеловал». В них нет места даже для чего-то столь значимого, как выигрыш миллионов долларов.

Тедди Макэвой только что меня поцеловал.

Возможно, ночное происшествие не было ошибкой. Не было случайностью.

Возможно, оно было началом.

По телу бежит восторженная дрожь.

– Что в таком случае нужно делать? – спрашивает Тедди и, когда я в ответ лишь недоуменно моргаю, нетерпеливо восклицает: – Эл! Сосредоточься! Что нам нужно сделать? Позвонить адвокату? Спрятать билет? Я вроде слышал, его следует держать в сейфе. Где нам его взять? Вместо сейфа использовать банку для печенья? Может, погуглим, как быть?

– Думаю, для начала, – реагирую я, наконец взяв себя в руки, – нужно этот самый билет найти.

– Точно. – Тедди резко останавливается. – Точно!

И продолжает стоять, будто ожидая дальнейших инструкций.

– Проверь, нет ли его в твоих карманах, – советую я. Сердце никак не унимается и гулко бьется в груди.

Тедди исчезает в своей комнате и появляется через несколько секунд. В его глазах плещется отчаяние.

– Там его нет, – говорит он с посеревшим лицом, обхватывает голову руками и сдавленно стонет: – Я не знаю где… Понятия не имею, куда его дел. Я – идиот. Идиотище.

– Успокойся. Билет должен быть где-то здесь. Не испарился же он.

Мы лихорадочно обыскиваем всю квартиру – комнату за комнатой, наводя беспорядок там, где только что убрались, – будто оголтелые игроки в «Охоту на мусор». Роемся в ящиках и заглядываем под кровать, распахиваем дверцы шкафов и перетряхиваем всю одежду. Перебираем в ванной комнате мусорную корзину и обшариваем все кухонные полки. Мы даже перелопачиваем мусорные пакеты у двери, хотя я сама их собрала и уверена – билета в них нет. Просто что еще нам остается делать?

Перемещаясь по квартире, мы с Тедди то и дело задеваем друг друга, и в моем мозгу снова и снова проносится мысль: «Тедди Макэвой меня поцеловал». Мне безумно хочется притянуть его к себе, встать на цыпочки и накрыть его губы своими.

Однако, когда Тедди начинает искать билет под холодильником, я бросаюсь к нему и, отпихнув его в сторону, предлагаю сделать это самой.

– У меня руки тоньше, – объясняю я, прижимаясь пылающим от смущения лицом к холодной плитке пола и шаря ладонью под холодильником. Билета там нет, и я встаю с пустыми руками.

Тедди хмурится:

– Пойду в душе посмотрю.

– В душе? – Я иду за ним в ванную. – Ты вчера его не принимал.

– Знаю. Но мы уже все обыскали. – Он отдергивает занавеску и забирается в ванну. Нагибается, чтобы вытащить из сливного отверстия пробку.

Видя в глазах Тедди панику, я кладу ладонь на его плечо:

– Тедди. Сомневаюсь…

– Речь о миллионах, Эл. – Он выпрямляется с перекошенным от волнения лицом. – Что, если я его выбросил?

В голове словно что-то щелкает, и я тихо стучусь лбом о косяк.

– Ты чего? – Тедди переступает бортик ванны.

– Я знаю, где билет, – простанываю я. – Мы только там его не искали.

– Где?

– Надевай куртку.

– Что?

– Куртку, говорю, надевай, – повторяю я, направившись к входной двери. – Нам придется изрядно покопаться.

8

Мы стоим на улице, уставившись на синий мусорный бак. Тонкий слой снега покрывает сложенные в нем горкой полиэтиленовые пакеты, точно сахарная пудра – бесформенный десерт. Сам бак грязный, скользкий и мокрый, в каких-то коричневых пятнах и лужицах. Мы таращимся на него, еще не готовые нырнуть в его нутро. Сверху раздается резкий и громкий звук, затем что-то с грохотом летит вниз по мусоропроводу. Мгновением позже на пакеты с глухим шлепком сваливается коробка пиццы.

Тедди подходит ближе.

– Не в тот бак, кретин! – кричит он, сложив ладони рупором возле рта. Потом переводит взгляд на меня и пожимает плечами: – Такой мусор подлежит вторичной переработке.

Рассмеявшись, я киваю на бак:

– Готов?

– А почему я?

– Потому что это твой билет.

– Но ты же его купила. И это ты его выбросила.

– Я вынесла мусор, – возражаю я, подмечая, как быстро и безотчетно мы вернулись к нашим обычным взаимоотношениям. – А билет выбросил ты. И, найдя его, богатым станешь тоже ты.

Тедди демонстративно вздыхает, и из его рта в морозный воздух вылетает облачко пара. Этим утром небо ясное – ночью снегопад прекратился, но аллею за зданием еще не очистили от снега, и сугробы здесь доходят до самых колен.

Глядя на бак, Тедди вытирает нос рукавом куртки.

– Как этот пакет выглядит? – спрашивает он.

– Это мусорный мешок. Как он, по-твоему, выглядит?

– Ну да, точно. Но он черный или белый? Бумажный или полиэтиленовый?

– Белый. Полиэтиленовый. – Я подхожу к баку и заглядываю в него, поднявшись на цыпочки. Под снегом свалены десятки однотипных полиэтиленовых мешков.

– Зашибись, – ворчит Тедди за моей спиной. – Радует одно – белый мешок будет не сложно отыскать.

– Помочь? – спрашиваю я, но он уже перемахнул через борт мусорного бака.

Держась за кромку и бряцая по металлу ботинками, он висит на нем как обезьянка. Освободив одну руку, выуживает из бака два белых мешка и перекидывает через борт. Я еле успеваю отскочить, чтобы один из них не попал в меня, а Тедди уже спрыгивает на землю, взметая снег.

Мы торопливо развязываем мешки, открываем их и заглядываем внутрь. Наверху первого лежит яичная скорлупа, огрызок от яблока и вскрытые конверты для Эй. Дж. Линка. Естественно, дальше мы не лезем. Второй забит мелко порванной бумагой: старыми счетами, банковскими выписками и конвертами.

– Это тоже подлежит вторичной переработке, – ворчит Тедди, кидая мешок в соседний бак. Вытирает ладони о джинсы и смотрит на меня: – А мы-то что ищем?

– Без понятия. Не я собирала этот мешок. Он просто стоял в квартире, и я кинула его в мусоропровод. Но я уверена, что это был единственный выброшенный мешок.

Тедди встает руки в боки:

– Ты подшутила надо мной так, да? Чтобы я в мусорке покопался?

– Что? – У меня вырывается смешок. – Нет!

– Там точно числа совпали?

– Полезай в бак! – велю я, указывая на него пальцем.

Отсалютовав мне, Тедди снова забирается в мусорный бак. Только в этот раз он сначала перекидывает через борт одну ногу, потом – другую, а затем с недовольным кряхтением прыгает внутрь, исчезая из виду.

Секунду стоит тишина. Я подхожу к баку и поднимаюсь на цыпочки, но он слишком высокий и мне виден лишь заляпанный синий металл. Вблизи воняет сгнившими фруктами, влажной кофейной гущей и чем-то кислым. Я морщу нос.

– Тедди?

В ответ раздается шуршание.

Вытягиваю шею, пытаясь увидеть, что там внизу. Не поранился ли Тедди, неудачно свалившись? Только я собираюсь его позвать, как появляется рука и я получаю по голове снежком. Среагировать не успеваю, и снег падает с шапки, забиваясь под ворот пальто.

– Фу! – вскрикиваю я, передернувшись, и со смехом вытираю лицо. – Мусорный снежок.

– Для тебя все только самое лучшее, – весело отзывается Тедди и опять исчезает.

– Эй! – зову я несколько минут спустя, потирая для согрева ладони. – Помнишь, как нас поймали на краже лотерейных билетов?

– Это были дурацкие билеты с защитным слоем, – доносится до меня из бака приглушенный голос Тедди. – И из магазина, между прочим, нас вышвырнули из-за тебя. У тебя же на лице все написано.

– Да ладно тебе. Я нервничала. Это была моя первая кража.

– Первая и последняя. Ты никогда не умела делать постное лицо. Даже в двенадцать лет.

– Особенно в двенадцать лет.

Тедди кидает мне мусорный мешок. Роясь в нем, я вспоминаю ту нашу плохо спланированную «операцию». Мы пошли на нее сразу после ухода из семьи отца Тедди, после того как тот проиграл все их сбережения. Тедди тогда зациклился на деньгах. «Что бы вы сделали, если бы у вас был миллион долларов?» – постоянно донимал он нас с таким видом, будто это пустячный вопрос, праздная мысль, будто он сам вовсе не думает о том, как такие деньги могли бы помочь их семье, когда над ними повисли отцовские долги, когда мама днями и ночами работает в больнице, а сам он возвращается из школы в пустую квартиру. При мысли об этом у меня всегда болезненно сжималось сердце.

– Итак, – начинаю я, подбрасывая ногой снег. – Что бы ты сделал, если бы у тебя был миллион долларов?

Над краем металлического борта появляется голова Тедди. Он с прищуром смотрит на меня, явно ощущая себя не в своей тарелке.

– Не могу думать об этом, пока не нашел билет.

– Я помню твой обычный ответ на этот вопрос.

– Какой? – Голос Тедди выдает, что он его и сам прекрасно помнит.

– Ты хотел вернуть себе ваши апартаменты. Ради мамы.

Он безотчетно улыбается, вспоминая о данной нам серьезной клятве, и на секунду становится похожим на себя двенадцатилетнего – мальчишку, мечтающего стать несказанно богатым.

– И купить автомат для игры в пинбол.

– А также бильярдный стол, насколько я помню.

– Ну, это все же лучше, чем желание Лео. Он хотел щенка.

– Боксера, – напоминаю я. – Потому что ему нравился бокс. О, и еще он хотел тысячу цветных карандашей.

– Так себе желаньица для миллиона долларов, – смеется Тедди.

– Лео всегда был невзыскательным пареньком.

Тедди смотрит на меня сверху вниз, облокотившись на борт мусорного бака.

– А ты… ты никогда не говорила нам, чего хочешь.

Он прав. Я никогда не подыгрывала предававшимся мечтам ребятам. То, чего я желала больше всего в жизни, нельзя было купить за деньги. Хотя… была одна вещь. Стоя здесь, в снегу, я думаю о фотографии на моем комоде: о снимке моих родителей, сделанном в Кении, где они встретились в Корпусе мира. Мама с папой глядят друг на друга, за их спинами садится солнце, саванна купается в золотых красках, и в отдалении виднеется силуэт одинокого жирафа.

Вот она – моя мечта. Отправиться туда в путешествие.

Но даже столько лет спустя я все еще не в силах озвучить ее.

– Да я и так всегда знал, чего ты хочешь, – говорит Тедди, и я удивленно вскидываю на него взгляд:

– Правда?

Он кивает.

– Все очень логично. Если бы у тебя был миллион долларов и ты могла бы купить что угодно, то я абсолютно уверен: ты стопудово купила бы себе своего собственного… страуса.

Это настолько внезапно и настолько нелепо, что я закатываюсь смехом.

– Что купила?

– Страуса, – повторяет Тедди таким тоном, будто это совершенно очевидно, будто это я, а не он, несу ерунду. – Ну, знаешь, большую птицу.

– С чего ты взял, что я купила бы себе страуса?

– С того, что хорошо тебя знаю, – припечатывает он с невозмутимым видом. – Я, наверное, единственный человек на планете, который понимает: ты не будешь счастлива, пока не заполучишь в свои руки огроменную бескрылую птицу.

Я качаю головой, все еще смеясь:

– Ты до ужаса странный.

– Потому ты меня и любишь, – шутит Тедди.

Его слова сразу отрезвляют меня. Улыбка тает, щеки начинают пылать, и я еле сдерживаюсь, чтобы не коснуться губ, которые он меньше часа назад целовал. Тедди ничего не замечает. Ухмыляется, довольный собой, и снова пропадает в мусорном баке.

После этого мы некоторое время разбираем мусор молча: Тедди кидает мне мешки по одному, а я осматриваю каждый из них в поисках того, который мог бы быть из его квартиры, пока наконец не нахожу нужный.

– Тедди! – зову я.

После короткого глухого удара появляется голова Тедди.

Я смотрю на конверт, адресованный Кэтрин Макэвой. Достала его из-под завала пластиковых стаканчиков со вчерашней вечеринки.

– Похоже, мы его нашли.

– Билет? – слегка запыхавшись, спрашивает Тедди. Перекидывает ноги через борт бака, плавно соскальзывает по нему вниз и приземляется в сугроб.

– Нет, мешок. – Я протягиваю ему конверт. – Пойдем с ним к тебе?

На лице Тедди отражаются противоречивые чувства. Я его понимаю. С одной стороны, мне хочется накинуться на мусорный мешок, порвать его, вывалить на снег содержимое и перерыть, несмотря на холод, влагу и ветер. Но, с другой, я осознаю – сейчас может произойти нечто очень важное; возможно, весь наш мир перевернется и затрещит по швам – и я не уверена, готова ли к этому.

Тедди дышит на свои ладони и отбивает дробь ногами, ожидая от меня дальнейших инструкций. Я смотрю на него из-под своей вязаной шапочки и, когда наши взгляды встречаются, внезапно цепенею внутри.

– Идем к тебе, – решаю я, что мы и делаем.