Текст книги "Хейтеры"

– Дорога – вот где появляются крутые группы. Только в пути можно понять, кто ты такой. Будем играть для разных людей, набивать синяки, набираться опыта. Мне кажется, если мы это сделаем, у нас есть шанс стать великой командой.

Взрослым становишься, поняв, что тебе не нужно чужое разрешение, чтобы что-то сделать. Эш вела себя именно так. Мы – нет.

– Вот только выдвигаться надо прямо сейчас. Надо пролезть в репетиционную, загрузить инструменты в машину и срываться как можно скорее.

Ну сами посудите: мы с Кори не смогли даже самостоятельно отказаться играть в джаз-бэнде. Нужно было встретить Эш, чтобы это произошло. В моей голове мелькали миллионы мыслей в минуту, рот наполнился слюной, а сердце пылало и трепетало.

– Ну что, ребята, хотите поехать со мной? – спросила Эш.

Кори кивал. Да что с ним такое, подумал я? А потом вдруг понял, что тоже киваю.

В репетиционной никого не оказалось. Мы быстро погрузили инструменты. Кори и я находились в таком возбуждении, что постоянно врезались в стены и дверные рамы своими барабанами и усилителями и громким шепотом чертыхались. Но никто нас не слышал, а если и слышал, им было все равно.

На месте барабанной установки Кори в репетиционной «Г» мы оставили записку:

УЕХАЛИ В ТУРНЕ

ВЕРНЕМСЯ К КОНЦУ СМЕНЫ

Э., К., У.

А потом Эш положила рядом с запиской свой телефон.

– Кидайте сюда свои телефоны, – велела она.

– Что? – не понял Кори.

– Я все обдумала, – ответила она, – мне кажется, телефоны брать не надо.

Я вдумчиво нахмурился и сделал вид, что обмозговываю эту безумную и ужасную идею.

– Что? – наконец произнес я.

– По телефону нас могут отследить, – объяснила она. – Через пару дней, если нас действительно захотят найти, по телефону это легко можно будет сделать, и за нами приедут, не сомневайтесь. И все, конец турне.

Кори согласно закивал.

– А еще, если мы оставим телефоны, это будет как в прежние времена. Будем колесить по стране, как настоящая олдскульная команда. Мне кажется, так правильно.

– Согласен, – отозвался Кори и положил свой телефон рядом с ее.

Эш взглянула на меня.

– Ух, – выпалил я.

Она ждала, пока я скажу что-нибудь еще.

– Ну да, конечно, но не кажется ли вам, что нужно взять хотя бы один телефон…

– Нет, – ответила Эш.

– … чтобы смотреть на нем карты или типа того… без телефонов мы сразу заблудимся. Я думаю…

– Никаких телефонов, – отрезала Эш.

– … ну ладно, если ты так уверена, но… Мы даже не сможем никому позвонить или связаться с клубами, чтобы договориться о выступлениях… да мы ничего не сможем! Слушать музыку. Играть в «Гарфанкела»! И еще кучу всего, мало ли что понадобится.

– А я что-то не слишком беспокоюсь по этому поводу, – бросила Эш.

– Ладно, вот только без телефонов нам будет гораздо сложнее… намного сложнее, понимаете?

Как только я это произнес, до меня дошло, что в этом как раз смысл всей затеи. Чтобы было сложнее.

– Так в этом весь смысл, – ответила Эш.

Нас никто не остановил. Кажется, в лагере не было ни одного бодрствующего человека. Все прошло так легко, что мне даже стало страшно.

– А зачем вы тряпки притащили? – спросила Эш, выезжая с парковки.

Глава 10
Воздушный конь

К трем часам мы добрались до границы Пенсильвании и Мэриленда. Я все еще пытался свыкнуться с тем, что теперь у нас нет телефонов.

– Так какой у нас план, еще раз? – спросил я. – Мы просто едем на юг и все?

Не глядя на меня, Эш кивнула.

– И заявляемся во все клубы без звонка?

– Куда-нибудь пустят, – пожала она плечами.

Некоторое время мы молча обдумывали ее слова.

– У предков Кори приступ паники случится, когда они узнают, что он слинял и не взял с собой телефон, – заметил я.

– Ничего с ними не случится, – проорал Кори с заднего сиденья. Кажется, он разозлился. Я пожалел, что приплел его предков, но это была правда: приступ паники им обеспечен, не исключено, что со смертельным исходом.

– Ну не знаю насчет «ничего»… – ответил я.

– Им надо научиться относиться ко всему поспокойнее, – сказал Кори.

– А что не так с его предками? – пробормотала Эш, не отводя взгляда от дороги.

Она ехала со скоростью от 115 до 140 километров в час и совершенно не парилась, обгоняя справа.

– Ну… они слишком приставучие, – наконец ответил Кори.

– Не хотят признать, что теперь ты сам можешь за себя отвечать, да? – предположила Эш.

– Точно. То есть… да.

– Отлично. Тогда тебе просто нужно поставить их перед фактом.

– Ну… то есть да. Я знаю.

– Именно это ты сейчас и делаешь. Берешь на себя ответственность за свою жизнь. Судя по всему, впервые.

– Да, да, я знаю. Поэтому и сижу в этой машине без телефона.

– Они никогда не разрешат тебе сделать это просто так. Они управляли твоей жизнью с самого начала, и это заставляет их ощущать свою важность.

– Да, да, да, – пробормотал Кори, пытаясь прекратить этот разговор. – Все так.

– А твои родители тоже такие, Эш? – спросил я.

– Моим уже давно плевать, чем я занимаюсь, – ответила она.

– Круто, – сказал я.

Повисла тишина.

– Они умерли? – спросил Кори.

– Нет, – ответила Эш.

Тут я инстинктивно потянулся за телефоном, которого не было. В последующие дни мне предстояло повторить этот жест еще несколько тысяч раз.

Эш заметила и, кажется, улыбнулась.

К четырем утра мы въехали в Виргинию и принялись обсуждать название нашей группы.

Эш хотела, чтобы мы назывались «Эш Рамос 3».

– Какое-то скучное название, – заметил я.

– Ничего не скучное, – возразила Эш, – а классическое.

– Угу, – кивнул я, – классическое, да, но проблема в том, что оно незапоминающееся. Это просто твое имя и количество участников группы. Название группы должно быть таинственным, чтобы люди задумались – ого, а это что вообще значит?

– Согласен, – выкрикнул Кори с заднего сиденья.

– Можно просто «Эш Рамос», – предложила Эш.

– Нет, нет и еще раз нет. Нужно нормальное название. Причем такое, чтобы человек, который никогда не слышал о группе, услышал название и сразу подумал – оооо, ничего себе, надо срочно пойти выяснить, кто это такие!

– Ну так придумайте.

Я знал, что нам когда-нибудь предстоит придумать название группы, и был к этому готов, но притворился неготовым, потому что так выглядело эффектнее.

– О боже. Хм… ну и задачку ты задала. Что бы придумать… ну вот, например… ага! Как вам «Воздушный конь»?

– Нет.

Я немного оторопел, как быстро она отмела моего «Воздушного коня».

– Погоди, – попытался я урезонить ее, – серьезно? Ты просто подумай. «Воздушный конь». Звучит, а?

– «Воздушный конь» не годится.

– Кори, а тебе как «Воздушный конь»? Нравится?

Но Кори, видимо, заразился ее мгновенной неприязнью к «Воздушному коню».

– «Воздушный» еще ничего, – с сомнением протянул он, – но «конь»… не знаю. Не люблю песни про лошадей.

– Ладно, – смирился я. – Ты прав, песни про лошадей никто не любит.

– Помнишь группу Band of Horses?[17]17
  Буквально «Группа лошадей» (англ.).


[Закрыть] Слышишь название, и сразу кажется, что все участники группы – лошади, а вокалист ржет как конь, вместо того чтобы петь. Ужас. Даже думать противно. Полный отстой.

– Ладно. Идиотизм, согласен. Но Эш, неужели тебе не захочется сходить на концерт группы «Воздушный конь»?

– Не-а, – отрезала Эш. – Послушай. Вот как я себе представляю группу с таким названием. Два бледных бородатых чувака в обтягивающих джинсах. Оба играют на доисторических синтезаторах и поют фальцетом. А в их репертуаре баллады в стиле 1980-х о том, что никто им не дает, потому что они слишком ранимые.

С этого момента я уже не мог иначе представлять себе участников группы «Воздушный конь».

– Не-е-ет, – неуверенно запротестовал я. – Ты что, серьезно?

– Ага, – кивнула Эш. – «Воздушный конь»? Ну правда, закрой глаза. Представил? Вот же они, два чувака из 1980-х. У одного курчавые волосы, как у того парня, который показывает, как быстро рисовать деревья по телевизору[18]18
  Имеется в виду американский живописец Боб Росс, популяризатор техники быстрого рисования маслом.


[Закрыть]. Второй толстый и рыжий. На нем очень короткая розовая футболка с крылатым конем, из-под которой выпирает пузо. Вот тебе и «Воздушный конь». И ты никогда не захочешь пойти на концерт этой группы!

Мы снова замолчали.

– «Воздушный волк», – не унимался я.

– О да! – воскликнул Кори.

– «Воздушный волк» – это та же группа, только в ней есть третий, еще более толстый чувак, который играет на тенор-саксофоне, – сказала Эш.

– Черт, – ответил Кори.

– И это в лучшем случае, – размышляла Эш. – На самом деле «Воздушный волк» – скорее всего, третьесортная хэви-металл-команда. Нашли друг друга по объявлению в Интернете.

– Уверен, уже есть штук восемь групп с таким названием, – заметил Кори. – Давайте посмотрим!

– Кори, забыл? Телефонов нет.

Короткая тишина на заднем сиденье.

– Точно, – ответил Кори, пытаясь изобразить радость. – И между прочим, я очень рад, что их у нас нет!

– Придумайте такое название, чтобы мне реально захотелось пойти на концерт этой группы, – заявила Эш. – Так и назовемся. Вот только мне кажется, ребята, что вам это не по зубам.

Итак, вызов был брошен. И мы стали ломать голову, придумывая название, которое Эш не смогла бы разнести в пух и прах.

Ведь мы имели дело с еще большей любительницей придираться, чем мы сами, и стоит ли говорить, что от страха у нас тряслись поджилки.

– Придумал, – объявил Кори.

– Слушаю, – проговорила Эш.

– «Эш и Жопоголовые».

– Нет.

– Ага. Сам знаю, что название дурацкое. Вот только не пойму почему.

– Потому что ругательства в названии обычно означают, что никто из участников группы не умеет толком играть на своих инструментах. Скорее всего, они познакомились, ну, скажем, в летнем кружке по живописи и решили: а давайте соберем группу! Хотя никогда раньше не играли на музыкальных инструментах. Так и появляются всякие «Эш и Жопоголовые». Теперь они сидят, курят Camel Lights и пытаются убедить друг друга, что звучат не отстойно.

Я слышал, как Кори думает. Наконец он произнес:

– А если «Эш и Безголовые»? Не нравится?

– По-моему, еще хуже.

– М-да. Точно.

– «Эш и… Дурноголовые», – предложил я.

– О господи, – покачала головой Эш, – нет.

– Но это, по крайней мере, лучше, чем «Эш и Жопоголовые».

– Нет. Не лучше. «Эш и Дурноловые» – худшее из всего, что вы пока придумали.

– Не худшее.

– Это даже хуже «Воздушного коня». «Эш и Дурноголовые» – группа, которая играет каверы Earth, Wind and Fire на корпоративах. В лучшем случае.

– Согласен, но почему? – не унимался Кори.

– Да что вы зациклились на «Эш и какие-то там»? – спросила она. – Так вы хорошее название никогда не придумаете. Формула «имя + еще кто-то» давно устарела и уже не вернется в моду. А если еще пытаться скаламбурить с таким названием, совсем фигня выходит. Не, серьезно – «Эш и Дурноголовые»? У группы с таким названием нет никакого самоуважения; они даже не могут сделать вид, что оно у них есть! Это кавер-группа, начинающая все свои концерты с «Celebration» Kool & The Gang.

– Уэс любит эту песню, – заметил Кори.

– Неправда.

– В восьмом классе любил.

– Кори, заткнись, бога ради.

– Да не в песне проблема, – сказала Эш, – а в том, что ее исполняют «Эш и Дурноголовые».

Мы продолжали придумывать названия групп, не рассчитывая, впрочем, что какое-либо ей понравится. Нам просто было очень интересно слушать, как она любое из них разносит. С критиком такого масштаба мы еще не сталкивались. Словно наблюдали за великим атлетом, укладывающим на лопатки одного противника за другим.

«Постскриптум»: «Это прогрессивная рок-группа, в которой слишком много участников. Все поют по очереди и делают это плохо. У барабанщика громадная трехэтажная установка; он похож на хомячка в колесе. В середине первой песни они вдруг начинают играть в 17/4 или другом безумном размере. Люди уходят с танцпола и больше никогда не возвращаются».

«Термолифчик»: «Окей. Название само по себе неплохое, но звучит так, будто его мог придумать только торчок, а вот это уже плохо. «Термолифчик» – это панк-поп-команда одной ступенью ниже тех депрессивных команд, где один из участников знаменит не как музыкант, а как кто-то еще – актер, футболист и так далее. Эта команда, в свою очередь, одной ступенью ниже, скажем, Fall Out Boy, Imagine Dragons и прочей торчковой эмо-жвачки. Таким образом, «Термолифчик» находится пятью ступенями ниже Blink 182».

«Якобинцы»: «Акустические гитары… слишком четкий ритм… вымученные любовные метафоры со словами типа «астрофизика»… и двое вокалистов, женатых друг на друге. Познакомились в Googlе, где по-прежнему работают. Члены группы патологически боятся уйти в отрыв и ездят в студию на электричке строго раз в четыре дня».

«Магический поющий пенис»: «О боже».

«Какого…?»: «Окей, название мне нравится, но мы никогда не сможем его использовать, потому что группа с таким названием просто не может быть хорошей. Обилие пунктуационных знаков в названии может означать лишь одно: группа притворяется экспериментальной, но на самом деле это не так. По сути, это диско-команда, участникам которой стыдно за самих себя. У них есть клавесин, табла и, не знаю… бас-кларнет. Но все это дымовая завеса: на самом деле играют они обычное диско. Или прогрессивное диско. Название хорошее, но с ним ты обречен звучать ужасно до конца своих дней».

«Рамос, Уол и Дулиттл»: «Органное трио обкурков, которых выгнали из Julliard[19]19
  Престижный музыкальный колледж.


[Закрыть]; играют на разогреве у Phish, у них нет ни одной песни со словами или короче десяти минут, а через десять лет они вообще перестанут заниматься музыкой и перепрофилируются в консервную компанию».

«Магический поющий пенис в кубе»: «Окей. Давайте назовемся «Эш Рамос 3» и покончим с этим».

В пять утра занялся рассвет, а Кори уснул. На стоянке мы с Эш оставили его в машине и совершили первую из многих наших безответственных закупок продовольствия. Мы купили двадцать четыре банки колы, двадцать четыре банки другой газировки, по громадной упаковке начос, Skittles и ирисок и четыре пачки каких-то безымянных чипсов, на которых было просто написано: «обычные», «с луком», «с сельдереем» и «с говядиной». Я старался читать упаковки, чтобы не купить ничего с орехами. У Кори смертельная аллергия на определенные виды орехов, а я почти не сомневался, что шприц с адреналином он оставил в Шиппенсберге.

Больше всего мне понравились чипсы с сельдереем. Те, что со вкусом говядины, на самом деле имели вкус раздевалки. Где переодевались собаки.

В машине я навалил пакеты прямо поверх спящего Кори, надеясь, что тот проснется и испугается. Но он лишь открыл глаза, кивнул, выражая нам свое высочайшее одобрение, и снова их закрыл.

Я сказал, что сяду за руль, и Эш согласилась.

– А вы, ребят, голубые? – спросила она через несколько миль.

– Чего? – оторопел я. – Мы голубые? Нет. Ты что? Нет, конечно.

– Да иди ты – «нет, конечно», – фыркнула она. – Еще удивляется, что я спрашиваю. Вы же ведете себя как женатики. И говорите о своих членах, не умолкая.

– Как женатики – это как?

– Ну, пилите друг друга. Как будто один другому уже до смерти надоел, а деваться некуда.

Я не стал говорить, что Кори мне как брат или, скорее, как собака. Точнее, я – его собака, а он – моя. Это прозвучало бы как-то не очень. Не стал и рассказывать, как в девятом классе один парень сбил меня с ног на тренировке по футболу, и я заплакал, а Кори словно голову потерял и набросился на того парня, а все потому, что мы с ним играли в одной ритм-секции в джаз-бэнде. Он сделал такие безумные глаза и начал орать, что сейчас у того парня будет большая, мать его, проблема. Наверное, после этого мы оба должны были почувствовать себя неловко – можно подумать, я дамочка какая-то, на которую напали в переулке, а Кори – Бэтмен. Но почему-то тот случай лишь укрепил нашу братско-собачью дружбу.

– Настоящие голубые никогда не стали бы шутить о членовредительстве, – это было лучшее возражение, которое у меня нашлось.

Эш пожала плечами. Я взглянул на нее. А она на меня. Мы долго смотрели друг на друга. Я не знал, что делать.

– Ты едешь по двум полосам, – заметила она и оказалась права. Я вырулил, надеясь, что произвожу впечатление спокойного водителя, у которого все под контролем. К моей досаде, Кори на заднем сиденье недовольно простонал.

Не знаю, можно ли вообще говорить о том, что девчонка сексуальная, и не выглядеть при этом дураком или извращенцем, но Эш была сексуальной, и вот почему. Она очень уверенно держалась. Конечно, она имела хорошее сложение и все такое, но главное – особую манеру себя держать. Вздернутый подбородок, развернутые плечи – всем своим видом словно показывала: ну да, у меня маленькая и, наверное, офигенно красивая грудь и вообще, я просто отпадная девчонка, а если вы не согласны, идите и убейтесь. Каким-то образом одним только видом ей удавалось донести до человека эту информацию. И это было очень сексуально. Ну ладно. Пожалуй, мне лучше заткнуться.

– А ты? Ты лесбиянка? – спросил я, бесстыдно переводя стрелки.

– Раньше думала, что да, – ответила она. – А теперь думаю, что нет.

– Почему? – спросил я.

– Почему что?

– Почему и то и другое?

– Ну, меня не очень тянуло встречаться с парнями, вот и подумала, может быть, я не по этой части. Но потом поняла, что меня и с девчонками не особо тянет встречаться.

– Хм, – ответил я. С одной стороны, я был разочарован, с другой – мне очень хотелось узнать больше. Но я не собирался показывать свой интерес. Поэтому и ответил «хм», тем самым как бы говоря: «Круто. Спасибо, что поделилась. Кстати, для меня такие разговоры ничего особенного. Девчонки постоянно посвящают меня в проблемы своей пробуждающейся сексуальности».

– А тебе всегда нравились девчонки? – спросила Эш и повернулась ко мне. Боковым зрением я увидел, что она смотрит внимательно и изучающе, и попытался изобразить спокойную незаинтересованность. Но видимо, моя мина больше смахивала на лицо человека в коме.

– Ага, – ответил я.

– И что, много у тебя было девчонок?

– Ну, было несколько.

– Сколько?

– Ну-у-у…

Наверное, я слишком долго притворялся, что пересчитываю в уме своих несуществующих партнерш, потому что она обо всем догадалась.

– Ноль?

– Нет. Погоди. Я считаю.

– Да не парься, если у тебя никого не было, – бросила Эш. – Мы же в одной группе. Значит, должны быть друг с другом откровенными, иначе ничего не выйдет.

– Просто «ноль» отвечать как-то совсем неловко, – выпалил я. Звук моего голоса был мне самому противен. Голос несмышленого мальчишки.

– Да ладно тебе, – сказала Эш. Я посмотрел на нее, но не понял, что выражает ее лицо. – Ноль – не так уж плохо. Ноль – значит, кто-то еще станет твоей первой. А это хорошо. Заново впервые уже не получится. А жаль.

– Вот о чем точно не пожалею, – возразил я.

– Ты опять по двум полосам едешь, – заметила она и снова оказалась права.

– А ты вообще можешь вести машину не по-баклански? – буркнул Кори с заднего сиденья.

В шесть утра солнце поднялось над горизонтом. Виргинский пейзаж ничем не отличался от пенсильванского, разве что деревья были пораскидистее. Раз в пять минут моя рука тянулась к телефону, телефона не оказывалось на месте, и каждый раз это провоцировало у меня небольшой взрыв мозга.

– Ты сказал, что родители Кори будут волноваться, а твои что, нет? – спросила Эш.

– Да у него лучшие в мире предки, – заявил Кори. – Они, наверное, даже не заметят, что он пропал.

– Ага, – кивнул я, притворившись, что этот факт меня жутко радует.

Глава 11
Мои родители и родители Кори

Сейчас объясню разницу между нашими с Кори родителями.

Кори ни разу в жизни не вышел из дома без предварительного двадцатиминутного (в лучшем случае) допроса, устроенного ему одним или обоими предками. Я часто при этом присутствовал. Содержание и тон допросов не сильно различались от раза к разу. Могу воспроизвести начало двух из них по памяти практически дословно:

Теперь понятно, почему Кори нельзя винить в том, что иногда в присутствии старших и тех, кто пытается заставить его что-то сделать, он бычится и ведет себя как придурок? Он, считай, всю свою жизнь провел под перекрестным огнем.

У меня дома все по-другому. Родители Кори не отстают от него ни на секунду и хотят быть с ним круглосуточно, разрываясь между любовью и паническим страхом. Короче, ведут себя как собаки. А вот мои предки – типичные кошки. Когда я рядом, они счастливы, а когда меня рядом нет, им тоже нормально. А еще, как кошки, большую часть времени они загадочно отсутствуют. То есть не загадочно, конечно. Просто они на работе.

Мои мама и папа – учителя государственной начальной школы Меллон в Южном Окленде. Они ведут суперэффективный курс обучения на двух языках у первоклассников и второклассников. Каждый год этот курс получает кучу наград, приносит школе тонну денег в федеральных грантах и, видимо, реально круто влияет на жизнь детей.

Но это значит, что им приходится проводить в школе довольно много времени: с 7 утра до 8–9 вечера в рабочие дни. А в выходные родители совсем без сил. Поэтому дружной сплоченной семьей нас не назовешь. К примеру, о семейных ужинах в нашем доме никто не слышал. Даже по отдельности никто не ест достаточно организованно, чтобы можно было назвать это ужином. Или обедом. Мы не ужинаем и не обедаем, а постоянно рассеянно жуем все, что попадется под руку, и это может происходить в любое время дня. Для этого годится еда, требующая минимальных усилий для приготовления – к примеру, сырые овощи, которые мы обмакиваем в двухгаллонный чан с хумусом. Каждую субботу папа покупает его в магазине, где закупаются рестораторы. Мое домашнее задание предки проверяли в последний раз больше года назад.

Но послушайте. Понимаю, что со стороны это выглядит грустно или как будто я себя жалею, но мне не хочется, чтобы вы так думали. Предков своих я люблю, знаю, что они меня любят, и понимаю, как круто, когда тебе предоставляют столько самостоятельности. Это большая редкость. Поэтому стараюсь не огорчать родителей и горжусь тем, что они делают по-настоящему важную работу.

Но все же, глядя, как предки Кори пытаются задушить его чрезмерной заботой каждый раз, когда тот хочет просто выйти из дома, я иногда думаю, что это не так уж плохо.