Текст книги "Мэри Джейн"

Наконец на столе не осталось ничего лишнего, кроме музыкального проигрывателя, выключенного из розетки, дюжины пластинок и обширной коллекции рисунков и поделок Иззи. Я просмотрела пластинки. Три из них оказались альбомами «Раннинг Уотер» с отпечатанными на конвертах фотографиями группы в полном составе, где Джимми всегда стоял в самом центре. На одной обложке он был в рубашке, расстегнутой до верхней пуговицы брюк. На другой рубашка отсутствовала вовсе, да и штаны, кажется, тоже, хотя фотографию обрезали так, что нельзя было сказать наверняка. Он смотрел на зрителя таким же пронзительным взглядом, каким смотрел на меня сегодня утром за завтраком. Будто приказывал тебе не отводить взгляд. Будто одними глазами задавал какой-то вопрос. Будто требовал от тебя догадаться, в чем заключался это вопрос, и дать на него ответ собственным взглядом. Но я не знала, как отвечать на вопросы взглядом. Я даже не знала, что люди умеют смотреть так громко. Пока я не встретила Джимми.

– Включим пластинку, пока мы тут убираемся? – предложила я.

– Давай. – Иззи поднесла кулак к подбородку, изображая микрофон, и запела какую-то песню на смутно знакомый мотив. Возможно, я когда-то слышала ее по радио в доме близнецов.

– Выбирай. – Я протянула ей пластинки «Раннинг Уотер». Иззи указала на снимок с голым Джимми.

– Пойду, разберусь с проигрывателем, а ты пока собери все свои художества и раздели их на две стопки: одну мы оставим в гостиной, а другая отправится на хранение в подвал.

Я не хотела намекать на то, что часть поделок Иззи вполне можно было отправить на свалку, хотя думала об этом. Уверена, одной-двух работ каждого вида творчества хватило бы за глаза. Так ли необходимо было хранить пять декоративных пиал, каждая из которых напоминала собой помятый панцирь моллюска из прибрежных вод, покрытый глазурью для керамики?

Иззи забралась на обеденный стул с решетчатой спинкой и сгребла к себе все свои рисунки, картины из фольги и макарон и пиалы из керамики. Я поставила проигрыватель на пол и вышла в зал с телевизором, где еще раньше приметила две отключенные колонки, каждая размером с кассовый аппарат. Я притащила колонки в столовую и подключила их к питанию и к проигрывателю. Пластинки я сложила стопкой между колонками, как книги между книжных держателей. Я натыкалась в доме и на другие пластинки. Возможно, завтра мы с Иззи отправимся на поиски остальных экспонатов музыкальной коллекции Коунов.

Я насадила отверстие пластинки на серебристую ось, опустила винил на диск проигрывателя и повернула колесо настройки на 33/³[12]12
   33/³ (или 33) оборота в минуту – стандартная скорость вращения «долгоиграющей» виниловой пластинки.


[Закрыть]. Я подняла иглу и подула на нее – только потому, что однажды видела, как кто-то делал это в кино, – а затем опустила иглу на внешний край пластинки. Внезапно заигравшая музыка заставила меня вздрогнуть – я и не подозревала, что громкость такая высокая. Но я не стала делать тише, а только отступила от проигрывателя на пару шагов и взяла Иззи за руку, как будто ища для себя опору. Вслед за резкими гитарными звуками в песню ворвался Джимми, который сначала закричал, а потом запел голосом, который мне захотелось сравнить с грецкими орехами в кленовом сиропе, хрустящими и сладкими одновременно. Иззи стала подпевать. Она знала все слова.

– «Громовые разряды от моей головы… о да, детка, да… к моей голове», – хрипел Джимми.

Мне нравился ритм этой музыки, похожий на биение сердца, отраженное от моей кожи. И мне нравился хрипловато-сахарный звук голоса Джимми. Он пел так же, как он говорил, но более напористо, более энергично, как будто он проснулся от чудовищного кошмара и только что осознал, что на самом деле жив.

Мелодии схватывались на лету, и вскоре я начала интонировать под каждую новую песню. Я легонько подтолкнула Иззи, и мы стали подпевать в два голоса, параллельно оценивая и сортируя ее работы. Затем мы разобрали оставшиеся вещи: каталоги магазинов мебели и одежды, меню китайской доставки, инструкция по сборке полки для обуви, которую я ни разу не видела, и украшения, принадлежавшие, скорее всего, миссис Коун.

Когда стол совершенно опустел, мы с Иззи повернулись к проигрывателю, и Иззи во всю глотку проорала последнюю песню на стороне «А». Она пела в сжатую в кулак руку в перчатке, активно двигая тазом в такт музыке. Я немного покачивалась из стороны в сторону, повинуясь мелодии и делая вид, что умею танцевать.

Когда песня закончилась, я подняла иглу, перевернула пластинку и включила сторону «Б». Первая песня была мелодичной и спокойной. Иззи перестала подпевать.

– Иззи, на кухне под раковиной стоит чистящий спрей с лимоном. Принеси мне его вместе с теми тряпками, которые мы нарезали.

– Чистый кто с лимоном?

– Чистяший спрей. Это такой желтый баллончик с брызгалкой. Я купила его в «Эддис» на прошлой неделе, помнишь?

– Да. Ты сказала, что мы будем полировать дерево.

– Все верно. Но сначала нужно было найти дерево, которое можно отполировать. И ты только глянь. – Я махнула рукой, указывая на запыленный и потускневший деревянный стол. Он был таким большим, что мог вместить человек десять-двенадцать.

– А-а, теперь поняла. – Иззи выбежала из комнаты и через минуту вернулась со спреем и стопкой тряпок, сделанных из старой рваной рубашки, которую доктор Коун выкинул в мусорное ведро.

– Тебе понравится. – Я протянула Иззи одну из тряпок. – Я буду брызгать, а потом ты круговыми движениями будешь тряпкой тереть то место, куда я нанесу средство. Стол будет блестеть и так вкусно пахнуть, что его облизать захочется.

– А можно?

– Что?

– Облизать стол. После того, как я его вытру. Можно?

– Нет. Ты можешь отравиться.

Иззи широко распахнула глаза.

– Что?! Ведьма хочет нас отравить?

– Нет. Я про чистящее средство, а не про ведьму. И потом, я все еще думаю, что твоя ведьма добрая. Она ведь оставила вишню в холодильнике.

– Ну да. Ладно. – Иззи нахмурилась, а потом зарычала, подхватывая припев песни.

Я дождалась окончания припева и нажала на распылитель. Иззи забралась на стул, склонилась над столом и протерла мокрое пятно. Я побрызгала на следующий участок. Иззи высоко задрала ногу, словно переходила ручей по камешкам, и перешагнула на соседний стул. Она протерла. Я побрызгала. Она переползла на соседний стул и снова протерла. Таким манером мы обошли вокруг всего стола: Иззи подпевала, я мурлыкала себе под нос. Мы как раз добрались до конца стола – точнее, наоборот: вернулись в ту точку, с которой мы начали, – когда в столовую вошли Джимми и доктор Коун.

У меня задрожали руки. Я испугалась: вдруг Джимми разозлится из-за того, что мы слушаем его пластинку. Но он лишь улыбнулся, а потом сделал шаг ко мне, взял из моих рук чистящий спрей, поставил его на стол и увлек меня в танец, подпевая своей собственной пластинке. Иззи захлопала в ладоши, закричала и запрыгнула на руки к своему отцу. Он тоже пел, и Иззи висела у него на шее, пока они танцевали. Джимми взял меня за руки и притянул к себе, потом от себя, а потом покружил. На последней строчке Джимми наклонил меня почти до пола и навис надо мной. Я много занималась балетом и легко выгибалась в пояснице, так что сейчас я застыла в позе, напоминающей перевернутую букву «ч»: одна нога стояла на земле, а вторая, согнутая в колене, была поднята в воздух. Дыхание Джимми пахло конфетами и кофе. Я ощущала запах его кожи, одновременно сладкий и отчасти терпкий, напоминавший что-то теплое, вроде расплавленного свечного воска с мокрыми осенними листьями. Меня захлестнуло странное желание укусить его. «Сексоголичка, сексоголичка, сексоголичка», – закружилось у меня в голове вихрем букв.

Когда песня закончилась, ее сменила другая, более быстрая. Доктор Коун, Джимми и Иззи как ни в чем не бывало начали отрываться в зажигательном танце. Я стояла, чуть подавшись вперед, как будто собиралась сделать шаг, но не решалась. Я никогда раньше не танцевала под рок-н-ролл. Я наблюдала за остальными, приоткрыв рот в отчасти взволнованной, отчасти восторженной улыбке. Доктор Коун скакал как козлик и тряс головой, напоминая персонажей мультсериала про Чарли Брауна[13]13
   «Мелочь пузатая» («Peanuts») – ежедневный комикс про Чарли Брауна, Снупи, Вудстока и их друзей, выходивший в 1950–2000 гг., и одноименный мультсериал.


[Закрыть], когда те танцевали. Иззи раскинула руки в стороны и прыгала на месте, словно пытаясь взлететь. Джимми плавно покручивал бедрами, но не слишком явно, а как будто танцевал внутри телефонной будки. Он никогда не задействовал верхнюю и нижнюю части своего тела одновременно. Каждое движение было выразительным и попадало в такт и в настроение музыки. Иззи схватила меня за руки и потащила в круг.

– МЭРИ ДЖЕЙН, ПОТАНЦУЙ СО МНОЙ, НУ ПОТАНЦУЙ! – Она тормошила и тормошила меня, пока я не встала с ними рядом. Я исподтишка посмотрела на Джимми и начала несмело повторять за ним. Он поймал мой взгляд и молча кивнул. Его движения стали более размашистыми, мои тоже. Иззи продолжала бесноваться, все еще вцепившись в мою ладонь, и от этого моя рука трепыхалась, как шарф на сильном ветру. Я переступала с ноги на ногу и перекатывала плечами, вторя темпу, который задавал Джимми. Я физически ощущала, как он направляет меня взглядом.

Чем дольше я танцевала, тем больше привыкала к невербальной хореографии Джимми, и тем меньше думала о танце. И чем меньше я думала о танце, тем легче я танцевала. Пока наконец не почувствовала себя в своей тарелке. Как будто давно забытое умение вернулось ко мне в этот момент.

Мы продолжили танцевать, и когда заиграла следующая песня. На вступительных аккордах Иззи завизжала и стала горланить слова, перекрикивая даже пластинку. Джимми засмеялся и тоже запел. Припев подхватил даже доктор Коун. Я довольно быстро разобрала слова и ужасно хотела спеть хотя бы пару строчек, но не решалась делать этого на глазах у известного профессионального музыканта – того самого, чей голос я слышала сейчас на пластинке! На последнем припеве Иззи приблизила свое лицо к моему и в голос орала вместе с пластинкой. Тогда, не давая себе времени передумать, я начала петь. Сначала тихо, потом, убедившись, что попадаю в нужную тональность, немного громче. Когда музыка стала нарастать, я запела еще смелее, почти сравнявшись в громкости с Иззи и Джимми. Наконец я перестала танцевать, чтобы распеться по-настоящему. Я закрыла глаза, отпустила свой голос и услышала, как он резонирует с голосом Джимми, словно переплетенные электрические токи, создающие бурю искр.

Песня закончилась, доктор Коун и Иззи разразились овациями. Джимми покивал, улыбаясь. Он трижды хлопнул в ладоши, а затем сказал:

– В рот мне яйца, Мэри Джейн, кто бы мог подумать, что у тебя такие данные!

Двусмысленные слова застряли у меня в голове, как кусок ваты в зарослях шиповника.

– Я пою в церкви, – проговорила я наконец, но вряд ли меня кто-то услышал, так как заиграла следующая песня, а в столовую, пританцовывая, вошли Шеба и миссис Коун.

Шеба пела во всю мощь своего голоса, и это было так красиво, что я вся с головы до пят покрылась мурашками. Ее пение звучало чисто и плотно, напоминая звучание какого-то совершенно незнакомого мне музыкального инструмента.

Джимми изобразил руками волну и в этом странном танце приблизился к Шебе. Та описала круг в его беспокойных руках, а затем они прижались друг к другу бедрами. Шеба ушла в модуляцию, в то время как Джимми продолжил петь в основной тональности. Миссис Коун тоже присоединилась к пению, а Иззи по-прежнему голосила громче всех. Все танцевали, сбившись в один большой, динамичный хоровод, полный улыбок, плавных движений, музыки, смеха, песен и плясок… Когда песня набрала темп, Шеба решила покружиться. Иззи раскинула руки в стороны и последовала ее примеру. Шеба открепила парик и подбросила его в воздух. Доктор Коун поймал парик и натянул Иззи на голову. Иззи забралась на стул, а со стула – на только что отполированный стол. Она стояла на нем грязными босыми ногами, в Шебином парике, и горланила так, словно выступала на сцене перед полным стадионом. Все хохотали, танцевали и снова пели, и никто – никто! – не сказал ей убрать грязные ноги со стола.

Где-то в отдалении я услышала тихий электронный писк. Я его проигнорировала. Я не могла перестать танцевать, не могла перестать петь. Как бы я ни старалась, я не могла отвести глаз от Шебы и Джимми. Как вообще можно было отвести от них взгляд? Как можно было их не слушать? Не смотреть во все глаза на этих сверкающих, плавных людей, которые своими голосами создавали такой звук, который проникал в каждую клеточку моего тела и наполнял меня так, что я была переполнена им? Насыщенна. Счастлива.

Когда песня закончилась, я услышала писк более отчетливо. Сработал кухонный таймер. Мясной рулет был готов.

5

Я никогда не слышала столько разговоров за ужином. Миссис Коун рассказала всем о своем первом поцелуе, а потом Шеба рассказала всем обо всех парнях, с которыми встречалась, пока не встретила Джимми. Джимми рассказал о своем приятеле, тоже рок-музыканте (доктор и миссис Коун знали, о ком речь, но мне его имя ничего не сказало), который гастролировал с ним в последнем концертном туре. Каждый вечер этот музыкант страдал и пел грустные песни под гитару, потому что ему разбила сердце женщина, которая, как божились Джимми и Шеба, была самой настоящей карлицей, к тому же с несносным характером. Эта история привлекла внимание Иззи, и у нее возникло множество вопросов о карликах, первый из которых был о том, могут ли карлики водить автобус. Тогда Шеба прямо на месте сочинила песню о карликах, которая получилась такой веселой и запоминающейся, что все подхватили припев, как только Шеба зашла на него второй раз. Песня начиналась так: «Ах, эти карлики, на нас так похожи, они водят машины и автобусы тоже». Меня сначала насторожили такие шутки про карликов, но в итоге я поняла, что своей песней Шеба пыталась донести до Иззи только то, что кроме роста карлики ничем не отличаются от большинства людей. Когда мы допели песню, доктор Коун объяснил Иззи, что несносный характер одного конкретного карлика не делает несносными всех карликов. Это было девиацией (после чего доктору Коуну пришлось объяснить, что такое девиация). Время от времени Шеба, сидевшая рядом со мной, сжимала мое плечо или руку, как бы сигнализируя, что обо мне тоже не забыли.

Когда пришло время десерта, мы с Иззи составили креманки с шербетом на почерневший противень для выпечки (я пыталась его отчистить, но безуспешно). Я взяла импровизированный поднос и пошла с ним вокруг стола, а Иззи по одной брала у меня креманки и ставила на стол, произнося при этом «мадам» или «месье». Я научила ее этому, пока мы доставали десерт из морозилки. Она повторила эти слова всего три раза, прежде чем заучила их наизусть.

За десертом речь зашла о лечении Джимми, и Шеба разговорилась о том, через что ему пришлось пройти и что еще ждет в будущем. Иззи сосредоточено уплетала шербет и больше не обращала на нас внимания. Я сидела, затаив дыхание, так как никогда раньше не слышала, чтобы кто-то так открыто обсуждал такую личную проблему.

– Ричард, – сказала Шеба. – И все же, если он будет употреблять так много сахара, что наверняка очень вредно, может, имеет смысл разрешить ему немного «Мэри Джейн»?

Я оцепенела. Сердце бешено застучало в груди, и я почувствовала, как запылали мои щеки. Я перевела взгляд с Джимми на Шебу и снова на Джимми. Что она имела в виду?

Джимми взглянул на меня. Из его глаз, казалось, стреляли лазеры, нацеленные прямо в меня. А потом он расхохотался. Все посмотрели на него.

Джимми склонился над креманкой с шербетом. Он все не прекращал хохотать.

– Джимми! Над чем ты смеешься? – спросила Иззи.

– «Мэри Джейн»! – сквозь смех выдавил наконец Джимми.

Шеба перевела взгляд на меня.

– О, Мэри Джейн! Ты решила, что я говорю о тебе?!

– А вы знаете еще какую-то Мэри Джейн? – спросила я.

Шеба нагнулась ко мне и обняла. От нее пахло лимоном и сиренью. На сердце сразу стало спокойнее. Жар отхлынул от моих щек.

– Это разговорное название марихуаны.

– Ого! – Из меня вырвался нервный смешок. Неужели Шеба действительно только что спросила у доктора, можно ли ее мужу курить марихуану? А как же закон? Разве Джимми не посадят в тюрьму, если поймают его с поличным? И почему Шебу совсем не беспокоило, что Джимми мог совершить что-то противозаконное?

Доктор Коун сказал:

– Некоторым людям марихуана помогает расслабиться, Мэри Джейн. Это не такой ужасный наркотик, каким его, вероятно, изображают школьные учителя.

– Да, хорошо, – ответила я на автомате. Наверное, я выглядела очень растерянной, потому что Шеба ласково потрепала меня по ноге, словно желая утешить.

Она сказала:

– Марихуана вне закона, но политики не всегда во всем правы. Марихуана может стать спасительной соломинкой для кого-то вроде Джимми, которому иногда нужна помощь, чтобы не заблудиться в своей гениальной шебутной голове. – Шеба покрутила у висков указательными пальцами, словно на языке жестов изображая творческий мозг Джимми.

Я кивнула. Мне никогда не приходило в голову, что что-то запрещенное на самом деле может оказаться чем-то приемлемым.

– Все лучше, чем литий, – сказал Джимми. – От лития у меня голова вечно будто набита мокрой ватой.

Доктор Коун задумчиво посмотрел на Джимми.

– Что ж, попробуем провести контрольное испытание. Не вздумай делать это без присмотра.

– А ты что скажешь, Мэри Джейн? – спросила меня Шеба, как будто у меня могло быть свое мнение. Как будто я что-то знала о марихуане, или наркомании, или лечении от наркомании. Да я даже не слышала, чтобы люди вот так говорили о марихуане, не считая ежегодных школьных лекций о вреде наркотиков.

– Э-э. – Я чувствовала себя неловко, но все смотрели на меня с пониманием, и я поняла, что тут не могло быть неправильного ответа. – Я доверяю мнению доктора Коуна. А еще, мне странно, что марихуану называют «Мэри Джейн». Моим именем.

Все рассмеялись, и у меня закружилась голова от облегчения и собственной нелепости. Но минуты нелепости, подобные этой, все же стоили того упоения и неожиданного чувства причастности, которые приносило общение с взрослыми на равных.

После ужина миссис Коун отвела Джимми в зал с телевизором, где на полу лежал толстый ворсистый ковер. Она хотела продемонстрировать ему технику медитации, которой научилась в Калифорнии, в коммуне под названием Эсален. Я начала убирать со стола, но доктор Коун сказал, что все сделает сам и даже помоет посуду, если я уложу Иззи спать.

Иззи забралась ко мне на колени, как большая кошка. Такая же сонная, мягкая, и с легким душком.

– Вы не будете против, если я сначала ее искупаю?

– Нет-нет, что ты, я только за! Ты бы нас очень выручила.

– Я пойду с тобой. – Шеба взяла меня за локоть и помогла встать. Иззи вцепилась в меня, обхватив ногами за талию. Мы втроем поднялись по лестнице, пока Шеба мурлыкала себе под нос песенку про карликов.

В ванной я опустила Иззи на пол и открыла кран. Шеба села на закрытый унитаз и запела:

– Ах, эти карлики, совсем как ты и я, кто-то ходит в церковь, кто-то спит полдня.

В ванной комнате был выложенный черно-белой плиткой пол и черно-белые обои с оптической иллюзией в виде скопления 3-d шаров. Иногда они казались выпуклыми, а иногда вогнутыми, и я никогда не могла понять, смотрю ли я на шар или на пустоты между шарами, которые тоже выглядели как шары, и если слишком быстро вертеть головой, у меня начинала кружиться голова.

Пока набиралась ванна, я сняла с Иззи одежду и положила ее в черную плетеную корзину для белья. В какой-то момент я заметила, что пою вместе с Шебой, и даже в интервал с ней. Она запела чуть громче, я не отставала, и наши голоса эхом отразились от стен ванной.

– Карликом может быть даже твой доктор. Карликов-евреев необыкновенно много! Они позаботятся о каждом пациенте. А карлики-негры играют в карликовом джаз-бэнде.

Как только ванна была готова, я подхватила Иззи под мышки и посадила ее в корыто. Она начала играть с пенопластовыми буквами из ведерка, расплескивая вокруг воду. Когда она немного угомонилась, я налила в ладонь детский шампунь «Джонсонс Бэби» и принялась мыть ей волосы.

– «Я cмою этого мужчину со своих волос»[14]14
   «I’m gonna wash that man right outa my hair» – песня из мюзикла «Юг Тихого океана» («South Pacific») 1949 г.


[Закрыть], – пропела Шеба.

Я подхватила. Я хорошо знала эту песню из мюзикла «Юг Тихого океана», так как она была на одной из моих любимых пластинок клуба «Мелодии месяца».

Иззи запрокинула голову, чтобы пена не попала ей в глаза, и пыталась подпевать.

Я собрала вспененные шампунем волосы Иззи в стоячий рог.

– Смотри: ты единорог.

Иззи взад-вперед потрясла головой.

– Настоящий единорог? Настоящий всамделишный единорог?

– Ага.

– Так хочется завести ребеночка, – вздохнула Шеба.

Я разделила единорожий рог на два изогнутых рога.

– А теперь ты серна – Обращаясь к Шебе, я спросила: – Не планируете?

– Кто это? – спросила Иззи.

– Это такая коза с красивыми рогами. – Я подумала о докторе Коуне и его козлиных бакенбардах. Мощные изогнутые рога подошли бы ему как родные.

– Если Джимми продержится в завязке пять лет, заведем ребенка, – сказала Шеба. – Кто же планирует рожать от наркомана.

– А у ведьм бывают дети? – спросила Иззи.

– Конечно, но в основном у добрых ведьм, – ответила я.

– Кто тогда становится мамами злых ведьм?

– Закрой глаза. – Я положила Иззи на глаза полотенце. Она откинула голову назад. Я наполнила погнутый ковшик, стоявший рядом с ванной, и вылила воду на голову Иззи, смывая шампунь.

– Держу пари, что мамы злых ведьм – это добрые ведьмы, – сказала Шеба. – Но какими бы хорошими мамами они ни были, их дети все равно становятся плохими.

Я еще раз наполнила ковшик и сполоснула волосы второй раз.

Иззи убрала полотенце и повязала его на голову, как тюрбан.

– Мэри Джейн говорит, что ведьма в нашем доме – добрая ведьма, и она угощает нас вишнями макарино.

– Мараскино, – поправила я.

– Да что ты говоришь, – протянула Шеба. – У вас дома живет ведьма, которая угощает вас вишней?

Я намылила мочалку и протянула Иззи.

– Встань на ножки и помойся везде, где надо.

Иззи встала и потерла у себя в попе, а затем между ног, орудуя мочалкой с выражением абсолютной сосредоточенности на маленьком личике, сморщенном от усердия. Она села и ополоснулась.

– Моя мама – злая ведьма, – сказала Шеба.

– Правда? – Мы с Иззи обе посмотрели на Шебу.

– Боже, да. Ужасная, невыносимая женщина. Она любит только моих братьев.

У меня были вопросы, но я не знала, имею ли право их задавать. Вместо этого я взяла полотенце и раскрыла его перед Иззи. Та вылезла из ванны и завернулась в полотенце.

– Почему она любит только их? – спросила Иззи, словно прочитав мои мысли.

– Она старомодная ведьма, которая думает, что мальчики хорошие и должны получать все деньги и всю славу, а девочки плохие. Особенно девочки, которые любят целоваться с мальчиками.

– Ты любишь целоваться с мальчиками?

Я поправила полотенце вокруг шеи Иззи, укутывая ее с головы до пят. Мне нужно было сбегать ей за чистой пижамой, но я боялась пропустить ответ Шебы.

– Да. Особенно с Джимми. Я обожаю целоваться с Джимми! – Шеба рассмеялась, наклонилась и стиснула сверток с Иззи в своих объятиях. Я отлучилась за пижамой.

Когда я вернулась, Шеба пела Иззи «Не хватает только дам» из того же «Юга Тихого океана». Я подпевала, пока разворачивала полотенце и одевала Иззи в пижаму. Когда она сходила в туалет и почистила зубы, я взяла ее на руки, и втроем мы отправились в детскую, которая все еще не превратилась в свинарник, поскольку мы с Иззи каждый день посвящали немного времени тому, чтобы наводить в ней порядок.

Накрыв Иззи одеялом, я стала перебирать книги, которые мы поставили у кровати.

– «Мадлен»[15]15
   «Мадлен» – серия детских книг Людвига Бемельманса, выходивших с 1939 по 1961 год. Помимо книг, франшиза о приключениях маленькой парижанки включает несколько фильмов, мультсериал и видеоигры.


[Закрыть]! – попросила Иззи. Я достала одну из книг про Мадлен.

– Я тоже хочу послушать. – Шеба забралась на кровать, перелезла через Иззи и легла у стенки. Я устроилась с краю и открыла книгу.

Я читала им вслух, но в то же время как будто парила над кроватью, со стороны наблюдая за тем, как читаю им вслух. Иззи удобно устроилась у меня под боком. От нее пахло теплом и мылом, и ее присутствие согревало, как пушистые тапочки холодным днем. Вытянувшись во весь рост, Шеба закинула руки за голову, и ее черные волосы разметались по подушке, напоминая разлитую нефть. Счастье растекалось по мне как река во время паводка, гудело в венах ровным звучанием камертона. Я мечтала, что однажды стану мамой, и человек, которого я полюблю целовать, будет лежать с другой стороны от нашего ребенка, пока я читаю ему сказки. Это казалось таким простым желанием. Каждая из близнецов Келлог хотела стать первой женщиной-президентом. Они договорились, что пока будет президентом одна, первые четыре года, другая будет вице-президентом, а потом они поменяются.

Когда я дочитала рассказ, Иззи уже спала. Мы полежали в тишине. Нас было трое, но мы дышали в унисон, и наши грудные клетки поднимались и опускались как одна. Спустя некоторое время Шеба приподнялась на локтях, посмотрела на меня и кивнула в сторону двери. Я соскользнула с кровати и протянула ей руку, помогая встать на матрасе и перелезть через Иззи, не разбудив ее. В момент, когда длинные ноги Шебы образовали перевернутую букву «V» над спящей Иззи, та открыла глаза и сказала:

– Постой.

Шеба ступила с кровати на пол.

– Что?

– Твоя мама красивая ведьма или страшная ведьма?

– Красивая, если на фотографии. Но когда ты с ней разговариваешь, вся ее черная ведьмовская сущность выходит наружу, и ты понимаешь, что не так уж она и хороша.

– Можно посмотреть ее фотографию?

– Я не взяла с собой. Завтра я нарисую тебе ее портрет.

– Давай. Спокойной ночи.

– Доброго сна, – попрощалась я. – До завтра.

– Закрой дверь до упора.

– Обязательно.

– Впервые слышу, чтобы пятилетний ребенок сам хотел спать с закрытой дверью, – удивилась Шеба.

– Ведьма не может пройти через закрытую дверь.

– А-а. Вот оно что. Ведьма с вишнями мараскино?

– Да. Мэри Джейн говорит, что она добрая, но пока мы не будем НА СТО ПРОЦЕНТОВ УВЕРЕНЫ, дверь все равно нужно закрывать.

– На сто процентов, – согласилась я.

– НА СТО ПРОЦЕНТОВ.

– Звучит резонно, – сказала Шеба. – Спокойной ночи.

– Еще минутку, – снова остановила нас Иззи. Мы с Шебой застыли на своих местах, глядя в ее круглое личико, обрамленное рыжими кудряшками. – Если Шеба вступит в нашу команду, то соотношение нас к ведьме будет… – Иззи поочередно ткнула пальцем в каждую из нас, считая про себя, – …три к одному.

– Я согласна, где записаться? – ответила Шеба.

– Это хорошее соотношение, – сказала я. – Спокойной ночи.

– «Бай-баааай», – пропела Шеба на мотив детской песни из «Звуков музыки».

– «Бай-баааай!» – подхватила я на октаву выше.

– Бай-бай! Люблю! – выпалила Иззи. Я не знала, кому из нас были адресованы эти слова, но они привели меня в полное замешательство. Я как вкопанная остановилась на пороге, раздумывая, стоит ли ей ответить, что я тоже ее люблю. Я никогда раньше не говорила этих слов, никому. И никто никогда не говорил их мне. Но тогда я поняла, что действительно люблю Иззи. И Шебу, наверное, тоже.

– «Люблю, люблю, люблю», – пропела Шеба, покидая детскую. Я знала, что так начиналась одна из песен «Битлз», потому что у близнецов были и такие пластинки.

– «Люблю, люблю, люблю», – повторила я следом за ней, а потом вышла за дверь и закрыла ее за собой.

– Как ты обычно добираешься домой? – спросила Шеба.

– Пешком.

– По темноте? – Шеба выглянула в окно лестничного холла. Деревья в чернильной темноте шевелили ветвями, словно великан размахивал своими громадными руками.

– Я никогда раньше не возвращалась по темноте. – Солнце садилось поздно, но сегодня мы долго ужинали, а потом принимали ванну.

– Я тебя отвезу. Хочу посмотреть на твой дом. Мне интересно, где живет летняя няня Мэри Джейн, которая любит ходить в церковь и очень красиво поет.

Следуя за Шебой, я спустилась по лестнице и зашла на кухню, где на банкетке сидели доктор Коун, миссис Коун и Джимми. Последний по локоть залез в коробку со сладким попкорном.

– Ричард, где ключи от твоей машины? – спросила Шеба. – Я отвезу Мэри Джейн домой.

– Они там, на… – доктор Коун рассеянно поводил указательным пальцем слева направо. Каждый божий день он терял свои ключи, а я их каждый день находила. Я клала их на одно и то же место – на экран радиатора в прихожей – в надежде, что однажды, зайдя домой, он догадается сразу оставить их там. Пока этого не случалось. Я ни разу не находила ключи на радиаторе.

– Я знаю, где они, – сказала я.

– Я хочу с вами. – Джимми запихнул в рот пригоршню попкорна, а затем небрежно бросил коробку на стол, и та упала плашмя. Вскочив с банкетки, он схватил Шебу за руку. – Поехали! – Взяв за руку и меня тоже, он потянул нас обеих к дверям.

– Вы сможете найти дорогу обратно?! – крикнула миссис Коун.

– Да! – крикнул в ответ Джимми и живо поволок нас к выходу.

Мы с Шебой рассмеялись.

– Может, мне тоже поехать?! – не успокаивалась миссис Коун.

Я услышала, как доктор Коун сказал:

– Бонни, она живет на соседней улице!

– Мы скоро вернемся! – закричала Шеба.

В прихожей я вручила Шебе ключи, и она выбежала с ними за дверь. Джимми бросился за ней, и тогда я тоже побежала, как будто за нами велась погоня. На полпути к машине я вспомнила, что не закрыла входную дверь, и пулей рванула обратно. А потом припустила с удвоенной скоростью, догоняя Шебу и Джимми.

Джимми уже сидел в машине, а Шеба стояла у открытой дверцы с водительской стороны. Она дважды хлопнула по крыше и прикрикнула:

– Давай, давай, давай!

Шеба уже заводила машину, когда я плюхнулась на заднее сиденье. Она отъехала от обочины прежде, чем я успела захлопнуть дверцу. Я чувствовала себя, как в эпизоде сериала «Старски и Хатч»[16]16
   «Старски и Хатч» – американский телесериал криминального жанра о двух детективах, Дэвиде Майкле Старски и Кене Хатчинсоне, работающих под прикрытием в Лос-Анджелесе.


[Закрыть]. Кто-то из них то и дело запрыгивал в движущуюся машину.

– Оторвались! – закричал Джимми.

Шеба издала какой-то йодлевый клич, и мы начали смеяться. Я понимала, что все это было игрой, и за нами никто не гнался, и не от кого было убегать. Но эта выдумка так будоражила воображение и кружила голову, как будто мы и впрямь ударились во все тяжкие.

Шеба и Джимми опустили окна, и я сделала то же самое. Шеба ехала на разумной скорости, которая, тем не менее, предполагала, что водитель уже знает, куда едет.

Я подалась вперед и положила руки на спинку переднего сиденья.

– Э-э… Мой дом в другой стороне.

Джимми повернулся и уставился прямо на меня. В темноте, разбавленной лишь светом уличных фонарей, он казался сделанным из сахарной ваты. Я посмотрела на Шебу. Ее кожа тоже словно мерцала.

– Ах, в другой стороне. – Шеба завернула на чужую подъездную дорожку, затем сдала назад и развернула машину в нужном направлении.

– Мэри Джейн, – проговорил Джимми.

– Да? – Я загадала, чтобы он спросил меня о чем-то таком, на что я смогла бы легко ответить, не заливаясь краской.

– «Мэри Джейн». – Джимми скрутил самокрутку большим и указательным пальцами. Он сунул сигарету в рот, затем наклонился вперед и ткнул длинным пальцем во встроенную зажигалку.