Текст книги "Мэри Джейн"

– Доктор разрешил? – спросила Шеба.

– Ты сама слышала.

– Вы обсудили это подробнее? Он знает, что ты собрался делать это сегодня?

– Как только вернемся, я сдамся ему с повинной.

– Постойте. – Я выпрямилась рывком, как будто мой позвоночник подтянули на тросе. – Это что, марихуана?!

Зажигалка выскочила наружу. Джимми взял ее и коснулся кончика сигареты светящейся красной спиралью. Он глубоко затянулся, задержал дыхание, а затем с шипением выпустил длинное коническое облако дыма.

– Мэри Джейн, познакомься с «Мэри Джейн».

– Просто называй это косяком. – Шеба протянула руку и забрала косяк у Джимми. Затем поднесла его к своим губам и затянулась.

Мозг будто закоротило, и мне показалось, что волосы на моей голове вот-вот вспыхнут пламенем. Что, если нас остановит полиция? Шебу и Джимми посадят в тюрьму? А меня отправят в колонию для несовершеннолетних? Но это был Роленд-Парк. Увидеть здесь полицию можно было только тогда, когда кто-то целенаправленно ее вызывал. Что случалось очень и очень редко. Родители близнецов даже не запирали двери на замок. А Райли, жившие по соседству, хранили ключи от машины прямо на полу машины.

– Мэри Джейн? – Шеба протянула через спинку сиденья косяк, держа его длинными пальцами. Я замотала головой. Хотя пахло на самом деле приятно. Чем-то вроде ластика для карандашей, только слаще. Такой травяной и немного резиновый запах.

Джимми взял у Шебы косяк и еще раз вдохнул дым. Мы уже доехали до знака «стоп» на углу перед домом Мини Джонс. Шеба вдавила ногой педаль тормоза, припарковала машину и заглушила двигатель.

– Ты сильно спешишь? – Шеба повернулась и села в пол-оборота ко мне. Она откинула волосы назад, и я заметила, что часть из них вылезли из окна.

– Нет. Думаю, нет. – Я знала, что в ожидании меня мама найдет, чем себя занять: скорее всего, она будет сидеть в своем кресле в гостиной и над чем-то работать – над меню ужинов на следующий месяц, над вышивкой для подушки с дивана в зале с телевизором, над планом уроков в воскресной школе.

Шеба сделала еще затяжку, а затем снова предложила косяк мне. Джимми перехватил его прежде, чем я успела сказать нет.

– Расскажи мне о своих родителях. – Шеба вернула косяк себе.

– Ну… Они из Айдахо.

– Им нравится рок-н-ролл? – спросил Джимми.

– Нет. Мы с мамой любим песни из мюзиклов. И мормонский табернакальный хор. А папа время от времени включает пластинку оркестра морской пехоты.

– Офигенная штука. Куча духовых и всякого такого. Безумно крутой материал, если реально сесть и прислушаться. – Джимми снова всосал в легкие дым и зажмурился, как будто пытаясь сосредоточиться. На моих глазах его лицо стало расслабляться, складки на лбу разгладились. Возможно, он действительно нуждался в «Мэри Джейн», чтобы успокаивать свой творческий и шебутной ум.

– Мэри Джейн поет в церковном хоре, – сказала Шеба Джимми. – И в воскресной школе.

– А, так вот где тебе поставили такой роскошный голос.

– Наверное. – Никто никогда не употреблял слово «роскошный», говоря о какой-то моей черте. Я чувствовала, как оно расползается внутри меня жидким теплом. Роскошный. Я наверняка покраснела до ушей, но в машине все равно было слишком темно, чтобы Джимми и Шеба заметили.

Джимми сделал короткую затяжку, передал косяк Шебе, а затем начал петь…

– Иисус меня любит, я знаю, – с каждым новым словом с его губ срывались маленькие облачка дыма. – В Библии я об этом читаю…

Он взял более медленный темп, чем тот, в котором обычно исполнялась эта песня. Его пронзительный, похожий на виолончель, голос навевал меланхолию и чувство одиночества. Как песня о несчастной любви, которую мог бы спеть приятель Джимми, рок-музыкант о карлице, разбившей его сердце.

Шеба присоединилась к Джимми, и песня обросла плотью. Теперь она звучала так волшебно и чисто, что я почти осязала ноты, падающие на мою кожу, как невесомые перышки. Мои глаза наполнились слезами, и я испугалась, что сейчас расплачусь.

– Вступай третьим голосом, – сказала мне Шеба, и только это сдержало мои рвущиеся наружу слезы.

Когда начался следующий куплет, я робко вступила и запела, печально и тягуче:

– Иисус меня любит, я знаю, каждый день себе напоминаю...

На деревьях стрекотали сверчки, и даже это казалось частью песни. Джимми и Шеба склонились ко мне, так что наши головы образовали треугольник и почти соприкасались, пока наши голоса сливались воедино. Мы пели медленно и проникновенно, пока момент не был безнадежно испорчен новым, лишним голосом.

– Добрый вечер?

Это была Мини Джонс. Она стояла прямо над окном Джимми.

Шеба бросила косяк себе под ноги, а Джимми развернулся лицом вперед.

– Здравствуйте, миссис… э-э… миссис Мини. – Я подняла руку и нервно помахала ей.

– Мэри Джейн? Что ты здесь делаешь? – Мини по-птичьи вращала головой из стороны в сторону. На ее лице застыла широкая напряженная улыбка. Она выглядела такой растерянной, как будто сам Иисус припарковался перед ее домом.

– Это мои друзья из другого города, – нашлась я. – Мы репетировали для церкви.

– Вы… – выпалила Мини.

– Рад встрече, – сказал Джимми.

Шеба завела машину.

– Ужасно рада встрече! – крикнула она, а затем нажала на газ и, минуя знак «стоп», отъехала от обочины. Джимми высунул руку из окна, сложив два пальца буквой «V».

– Мир! – крикнул он.

Секунд на пять в машине воцарилась тишина, а потом мы все расхохотались, как ненормальные. Я так смеялась, что по моему лицу потекли слезы. Шеба верещала и улюлюкала от смеха, и даже Джимми утирал с глаз самые настоящие слезы.

– Мини? Так ее звали? Миссис Мини?! – еще немного посмеялся он.

– Мини Джонс, – поправила я. – Мини – имя, а не фамилия.

– Господи, как можно было назвать ребенка Мини? – хохотнула Шеба.

«Как можно было назвать ребенка Шебой?» – подумала я.

Мы въехали в мой квартал.

– Вон тот дом, – сказала я. – С черными ставнями и оконными ящиками.

Шеба остановила машину у дома Райли, чуть-чуть не доезжая до моего. Это показалось мне разумным, поскольку моя мама, как и Мини, наверняка вышла бы посмотреть, в чем дело, если бы заметила припаркованную перед домом машину. Райли большую часть лета проводили в загородном доме на берегу Чесапикского залива, так что точно не должны были застать нас врасплох.

– Твою налево, Мэри Джейн. Чертовски красивый дом. – Джимми вытянул шею и высунул голову из окна.

– Как с картинки, – согласилась Шеба.

– Так ты у нас из богатой семьи?

Я никогда не задумывалась о том, богаты мы или нет. Все, с кем я общалась, жили примерно на одном уровне, хотя, конечно, я знала о том, что есть люди, которым меньше повезло в жизни. Но прямо «богаты»? Богатыми хотелось называть людей, которые носили вечерние платья с блестками, курили сигареты из алебастровых мундштуков и разъезжали в лимузинах, которыми управляли шоферы в черных фуражках. Я считала, что Шеба и Джимми богаты. Разве не все киноактрисы и рок-звезды были богаты?

– Я не знаю. Мой папа – юрист. Мы не ездим в шикарные отпуска. Я никогда не была на Гавайях.

– Ты работаешь на Коунов из интереса или ради денег? – спросила Шеба.

– Мне нравится у них работать. Но изначально я согласилась, потому что мои лучшие подруги уехали в летний лагерь, а я не хотела ехать с ними, и не хотела торчать целыми днями дома, помогая маме по хозяйству. И в загородный клуб я тоже не люблю ходить.

– Почему ты не хотела ехать в лагерь? – спросил Джимми. – Я бы много отдал, чтобы провести целое лето в лагере.

– Я ездила однажды, и мне не понравилось. Там было слишком много людей, и все постоянно галдели, я даже книгу не могла спокойно почитать. Единственное, что мне понравилось, это песни вокруг костра.

– Милая, милая Мэри Джейн, – пробормотала Шеба.

– А почему вы не ездили в лагерь? – спросила я Джимми.

– Мы были очень бедны. Жили в нищете. – Джимми покачал головой и улыбнулся. – Я никогда даже не пересекался с ребятами, которые ездили в летний лагерь. Каждое лето я проводил, катаясь на шинной камере по водопропускной трубе – даже не по реке, блин, а по гребаной дождевой трубе, которая шла через весь город. После сильного дождя вода становилась черной, и мусор плавал в ней, как кубики льда в стакане с колой. Но было чертовски весело. Мы воровали сигареты у родителей. Катались по этой трубе. Искали девчонок, которые разрешили бы нам потискать себя за грудь. Обычная жизнь.

Мой сексуально зависимый мозг трижды повторил слова «потискать за грудь» в быстрой последовательности.

– Я не могла ездить в лагерь, потому что была знаменита, – сказала Шеба. – Но думаю, мне бы понравилось.

– Почему ты не захотела остаться дома и помогать матери? – спросил Джимми.

– Ну… – Я пожала плечами. Я в жизни не говорила дурного слова о своей матери.

– Вряд ли твоя мама курит травку, – пошутил Джимми.

– У меня очень патриотичная семья, – сказала я, как будто это автоматически исключало курение марихуаны. – Мы любим нашего президента.

Джимми и Шеба посмотрели на меня с ласковыми улыбками на лицах.

– Скоро мы тебя от этого отучим. – Шеба наклонилась ко мне и чмокнула в щеку. – Спокойной ночи, куколка.

– Вам тоже. – Я коснулась ладонью щеки, чувствуя тепло в месте ее поцелуя, когда Джимми наклонился и поцеловал меня в другую щеку.

– Спокойной ночи, милая Мэри Джейн, – сказал он.

– Спокойной, – еле дыша, ответила я.

Я вышла из машины, захлопнула дверцу и направилась к дому. Шеба и Джимми провожали меня взглядами через лобовое стекло. Я оборачивалась, махала им рукой и шла дальше. Оборачивалась, махала и снова шла дальше, пока, наконец, не зашла домой.

Мама была именно там, где я и ожидала ее увидеть.

– Тебя привез доктор Коун? Я не слышала шума машины.

Как раз в этот момент универсал доктора Коуна промчался мимо наших окон. В темноте разглядеть лица Шебы и Джимми было невозможно.

– Вот он проехал, – сказала я.

– Как твой мясной рулет?

– Думаю, все было идеально.

Мама положила вышивку к себе на колени и посмотрела на меня с улыбкой.

– Мне очень радостно это слышать.

– Тогда, может, я и дальше буду готовить ужины по твоему меню? – Мама так кропотливо планировала наши семейные ужины, что ей наверняка было бы приятно, если бы ее старания оценил и кто-то за пределом нашего тесного семейного круга.

– Отличная идея. Ты не знаешь, есть ли у миссис Коун какие-то особые требования к диете? Из-за болезни?

– Э-э… Нет, не знаю.

– Я все-таки думаю, что это рак. Особенно учитывая, что никто ничего не знает. Я пыталась выведать подробности у нескольких женщин сегодня в клубе. Люди очень скрытны, когда дело касается рака. Никто не хочет, чтобы соседи знали об их личных тяготах.

– Да. Я понимаю. – Я задумалась, с какими тяготами, о которых я раньше и не подозревала, сталкивались наши соседи.

– Они молились перед ужином?

– Да, – соврала я. Третья ложь. Я собьюсь со счета, если и дальше будет так продолжаться.

– На иврите?

– Нет. На английском.

– Хм. – Моя мать одобрительно кивнула. – Молодцы.

6

Мини Джонс стояла на крыльце, держа в руках «ангельский бисквит» на стеклянном блюде. Она не постучала. Мы с Иззи открыли дверь, выходя на нашу ежедневную прогулку до «Эддис», и увидели ее застывшей на пороге с неестественно широкой улыбкой, растянутой по лицу, как на рисунке карикатуриста.

– Привет, Мини! – поздоровалась Иззи.

– Привет! – сказала Мини.

– Здравствуйте. – Я покраснела. – Извините, что побеспокоили вас тогда и припарковались перед вашим домом.

Был четверг, и я не видела Мини с вечера понедельника, когда Шеба и Джимми отвозили меня домой. С тех пор это стало традицией, которая начиналась с того, что Шеба садилась за руль и срывалась с места, а мы с Джимми запрыгивали в машину на ходу. Мы называли это «провернуть Старски и Хатча». Шеба всегда делала нам конструктивные замечания. «Мэри Джейн, нужно было запрыгнуть глубже! Что, если бы я ехала быстрее? Ты бы попала под задние колеса!» Я серьезно относилась к критике Шебы и прикладывала реальные усилия, чтобы научиться лучше запрыгивать в движущуюся машину.

Мы стали ездить по другой улице, чтобы избежать встречи с Мини Джонс. И мы парковались только перед теми домами, владельцы которых отдыхали за городом. Джимми раскуривал косяк, и мы втроем пели церковные песни: Шеба вела мелодию, а мы с Джимми обрамляли ее многоголосием, где он отвечал за низы, а я за верхи. Оказывается, и Шеба, и Джимми когда-то пели в церковном хоре, Шеба – потому, что ей это нравилось, а Джимми – потому, что его заставляла бабушка. (О своей бабушке Джимми сказал так: «Она была старой злобной каргой, которая любила «Мальборо» и бурбон «Олд Кроу» почти так же сильно, как любила Иисуса».)

– Не стоит извинений, – сказала Мини. А потом понизила голос до шепота и спросила: – Но скажи мне. Это были Шеба и Джимми, не так ли?

Иззи захлопала на нее огромными круглыми глазами.

– НЕ-ЕТ!

– Э-э, это просто были люди, похожие на них. Старые друзья Коунов. Они уже уехали. – Слова срывались с языка так непринужденно, что меня чуть не пробрало на смех. Чем больше я врала, тем легче мне это давалось. И вместо того, чтобы испытывать вину за свою ложь, я начинала испытывать вину за то, что не испытывала особой вины.

– Мэри Джейн. – Иззи подергала меня за руку. А когда я посмотрела на нее, тихо сказала: – Секрет.

Глаза Мини забегали между нами, как у кошки на часах с ходиками.

– Хм. Удивительное сходство. Почему бы мне не занести это в дом? Мистер Джонс вдруг решил, что хочет следить за своими «девичьими» формами, и я подумала, что раз ты все лето проводишь здесь, то под этой крышей наберется достаточно людей, которых можно накормить «ангельским бисквитом».

– Спасибо вам большое, я сама занесу. – Я взяла у нее бисквит и вернулась в дом.

Иззи побежала следом за мной, а Мини ни на шаг от нее не отставала. Она бы все равно никого не увидела: Джимми и доктор Коун были в кабинете доктора Коуна, а Шеба и миссис Коун уехали на весь день на Восточное побережье. Сегодня они обе надели парики, длинные и белокурые, делавшие их похожими на сестер из Швеции. И все же присутствие Мини вызывало у меня приступ паники.

Я поставила бисквит на кухонный стол и повернулась к Мини.

– Спасибо за угощение. – Я не понимала, как вести себя в такой ситуации. Как выставить Мини за дверь, оставаясь при этом хорошей, доброй и вежливой?

– Бонни дома?

– Нет, она уехала.

– А папа в своем кабинете с патентом, – добавила Иззи.

– Пациентом, – поправила я. – А мы собирались идти в «Эддис».

– О, я могу вас подбросить! – Мини звякнула ключами от своей машины.

– Спасибо вам огромное, – сказала я. – Но в это мы время обычно гуляем.

– А еще поем, – добавила Иззи. – И говорим о ведьме. И разглядываем всякое. Иногда мы играем с игрушками, которые оставляют на лужайках другие дети. И покупаем фруктовый лед!

– Как мило, – сказала Мини, не сделав ни шага в сторону выхода.

– Еще раз спасибо вам за бисквит. – Мой голос звучал беспечно и незнакомо. Я взяла Иззи за руку и направилась в прихожую, надеясь, что Мини последует за мной. Немного погодя, она так и сделала.

– Пожалуй, я заскочу еще раз, попозже. Я бы очень хотела познакомиться с Бонни, – сказала Мини, когда мы вышли на улицу. Она сделала несколько шагов в сторону своей машины, которая оказалась белой и блестящей.

– Ее не будет весь день, – ответила я. – Но я скажу ей, что вы заходили. – Я широко улыбнулась. У меня заболели щеки, а ладонь, стиснувшая ладонь Иззи, начала потеть.

– Пока, Мини! – Иззи помахала ей свободной рукой и потащила меня вниз по улице. Мое сердце все еще бешено билось о ребра, когда Мини промчалась мимо нас на машине.

– Давай срежем, – предложила я, и мы свернули на параллельную улицу, чтобы больше не пересечься с Мини Джонс.

– Было страшно, – сказала Иззи.

– Ага. Мы были на волоске.

– Можно сегодня на десерт будет этот бисквит?

– Разумеется. Мы даже добавим к нему кусочки клубники и взбитые сливки.

– Ура! – Иззи подняла в воздух свой детский кулачок.

С минуту мы шли молча, пока не набрели на одиноко лежащий на лужайке скейтборд.

– Можно попробовать? – попросила Иззи.

Я осмотрела дом. На крыльце никого не было видно. В окнах тоже.

– Хорошо, но я буду держать тебя за руки.

Иззи подняла скейтборд и поставила его на тротуар. Она водрузила на него одну ногу в шлепанце. Я взяла ее за обе руки, после чего она наступила на скейт второй ногой. Я прокатила ее по тротуару до края участка, затем развернула нас, так чтобы она ехала спиной вперед, и двинулась в обратном направлении.

Мы прокатились так несколько раз, пока мое тело, разум и сердце не успокоились. Мини уехала. Опасность миновала. За ужином мы съедим бисквит, и по дороге домой я занесу ей стеклянное блюдо. Мне придется взбежать на крыльцо и оставить его там, чтобы она не успела заметить Шебу и Джимми. Но это было мне под силу. К тому же, Шебе и Джимми нравилось играть со всеми в прятки, как будто эта таинственность отчасти раскрашивала их пребывание в Балтиморе.

Иззи понравилось вычислять соотношение между сотрудниками и покупателями, и теперь мы делали это каждый раз, когда ходили за покупками в «Эддис». Она часто пропускала людей, но я не указывала ей на ошибки. А еще она постоянно сбивалась со счета, поэтому я брала цифру из головы и называла ее. Я не старалась быть точной и с таким же успехом могла вытаскивать случайные числа из мешочка. Однако больше всего Иззи любила говорить о соотношении сил в противостоянии с ведьмой. С Шебой в нашей команде, оно оставалось равно трем к одному.

В тот день мы купили все продукты из нашего обычного списка. Иззи знала, что класть в тележку: сладкий желтый попкорн, фруктовый лед и вяленые колбаски, которые Джимми и миссис Коун поглощали с одинаковым упоением, чередуя соленые мясные кусочки со всеми возможными сладостями. Вчера я пробовала колбаски с апельсиновыми цукатами. Сочетание соленого и зернистого мяса с упругой, засахаренной мякотью будто взрывалось на языке красочным фейерверком.

Список ингредиентов для ужина я переписала с одной из маминых карточек. Сегодняшнее блюдо обещало стать самым трудоемким из всех: куриные грудки в апельсиновом соусе. Мы с мамой обсудили рецепт этим утром, и она объяснила мне, как определить степень готовности курицы, и как поливать грудку соусом каждые несколько минут, чтобы мясо оставалось сочным. Чем больше она говорила, тем сильнее я нервничала. Мама, видимо, прочитала это на моем лице, потому что в какой-то момент она прервала поток наставлений и сказала:

– Мэри Джейн, сейчас не время сомневаться. В этом доме живет больная мать и работящий врач, которого нужно накормить. – Она пристально смотрела на меня, пока я не кивнула, а затем продолжила давать мне советы.

– Как думаешь, сколько грудок влезет в Джимми? – спросила я Иззи. Мы стояли у мясного прилавка. Мясник с длинной прямоугольной головой, похожей на говяжью, терпеливо ждал.

– Семь? – предположила Иззи.

– Думаешь, Джимми в одиночку съел бы семь штук?

– Джимми футболист? – спросил мясник.

– Нет, просто мужчина.

– Тогда две, – сказал мясник. – По две грудки на каждого мужчину, по одной на каждую женщину и половинку для этой букашки. – Он подмигнул Иззи.

– Хорошо, тогда семь грудок.

Я решила, что мы с Иззи могли бы разделить одну грудку пополам, если мужчины действительно съедят по две штуки. К тому же я сильно сомневалась, что Шеба съест целую. Я заметила, что, хоть она всегда ела за одним столом со всеми, половина еды на ее тарелке каждый раз оставалась нетронутой. Не важно, что подавалось к столу, и как сильно она уверяла, что обожает то или иное блюдо – в желудок попадала только половина. Обычно, когда ужин подходил к концу, Джимми забирал у нее тарелку и доедал остатки ее порции (хотя однажды это сделал доктор Коун).

Миссис Коун тоже обратила на это внимание и последние пару вечеров старалась не доедать половину еды со своей тарелки. Правда, без особого успеха, поскольку как только кто-нибудь (чаще всего доктор Коун) порывался отнять у нее недоеденную еду, она набрасывалась на нее с удвоенным рвением. А вчера, когда мы убирали со стола, я застала миссис Коун на кухне, где она руками запихивала в себя полпорции лазаньи, которую не доела за ужином. Я никогда глубоко не задумывалась о своем питании, о том, сколько есть, или не есть, пока не начала ужинать с Коунами. У нас дома ты съедал столько, сколько положил себе на тарелку. И если ты собирался съесть только часть от куриной грудки, то будь добр, и на тарелку себе клади только часть.

Помимо того, что миссис Коун ела, а точнее, пыталась есть, как Шеба, теперь она еще и одевалась, как Шеба. Они были примерно одного роста, но если в фигуре Шебы преобладали плавные изгибы, в миссис Коун не было ничего плавного. Ее ягодицы выдавались назад, грудь – вперед, и особенно это бросалось в глаза в последнее время, когда она стала носить обтягивающие брюки, комбинезоны и платья макси в облипку. Такая одежда буквально требовала, чтобы на нее обратили внимание, что представлялось практически невозможным, когда рядом находилась Шеба. Шеба сверкала. Я провожала ее взглядом из комнаты в комнату, словно она была кометой, летящей по ночному небу. Миссис Коун в своих вызывающих нарядах казалась хвостом этой кометы, а ее бюст, попа и огненно-рыжие волосы мелькали там, где сначала оставляла свой след Шеба.

Шеба и миссис Коун вернулись домой за несколько минут до того, как курица была готова. Они обе наперебой нахваливали вкусные запахи, витавшие в доме, и я видела, как горда была Иззи в этот момент. Я молилась, чтобы курица оказалась настолько же вкусной, насколько аппетитно она пахла.

Шеба помогла Иззи накрыть на стол, а миссис Коун осталась со мной на кухне, пока я готовила гарнир из риса и стручковой фасоли на пару. Она наклонилась к плите и внимательно смотрела, как я поливаю курицу соусом, а потом отрезаю кусочек сливочного масла и растапливаю его в фасоли.

– Где ты всему этому научилась? – Длинные пряди белокурого парика миссис Коун упали ей на плечо. Она вальяжно откинула их назад тыльной стороной ладони, точно так же, как Шеба убирала с лица свои длинные волосы. Этот жест я пыталась повторить много раз, когда замечала его во время открывающего монолога Шебы в ее шоу. В жизни она делала это не так часто, как по телевизору. Я подумала, что возможно, это было нервной привычкой.

– По вечерам я обычно помогаю маме с ужином. – Я хотела спросить, почему она нигде этому не научилась, но подумала, что это может прозвучать бестактно.

– Я никогда не умела готовить, – сказала миссис Коун.

– Ваша мама вас не учила? – Я выложила рис в сервировочную миску, затем растопила сверху немного сливочного масла и украсила зеленью петрушки.

– О, она пыталась, но меня это совершенно не интересовало. Я была помешана на мальчиках и обожала рок-н-ролл. Откуда было взяться времени на такие глупости, как готовка. – Она рассмеялась. – Как видишь, ничего не изменилось!

Я покраснела. Странно было думать о миссис Коун как о «помешанной на мальчиках». Она была замужем!

– Но в итоге вы вышли замуж за доктора, а не за рок-звезду.

– В колледже Ричард играл в рок-группе. Он учился в университете Джона Хопкинса, а я в Гуше[17]17
   Университет Джона Хопкинса, колледж Гуше – частные высшие учебные заведения, расположенные в городе Балтимор.


[Закрыть]. Когда он поступил в медицинский, он бросил музыку, а я бросила учебу, чтобы выйти за него замуж.

– Вы расстроились, что он не остался в группе?

– Не так сильно, как мои родители. – Миссис Коун выудила стручок фасоли из кастрюли и откусила половину.

– Они хотели, чтобы вы вышли замуж за рок-музыканта?

– Нет, но они не хотели, чтобы я выходила замуж за Ричарда. Медицина роли не играла. – Она пожала плечами.

– Почему? – Курицу пора было вынимать, но этот разговор казался мне очень важным, и я не хотела отвлекаться.

– Да потому что он еврей! – рассмеялась миссис Коун.

Я хотела посмеяться вместе с ней, но не понимала, что здесь смешного. Не зная, как реагировать, я надела прихватки, после чего открыла духовку и вынула курицу.

– Значит, вы не еврейка?

– Куда там. Я из семьи пресвитериан. Выросла в Оклахоме.

– Ого… – Оклахома звучала довольно экзотично. Я никогда не встречала никого из Оклахомы. Что уж говорить о пресвитерианке, которая вышла замуж за еврея. Интересно, как бы мои родители отнеслись к наполовину еврейской семье, и было ли бы им легче принять ее, нежели целиком еврейскую? Считали ли родители миссис Коун, что у евреев другая физиогномика, как считали в моей семье? Но доктор и миссис Коун были похожи друг на друга больше, чем мои мама и папа. Если задуматься, то это скорее они выглядели как представители разных пород: мама – оратор и деятель; папа – молчаливый читатель газет. Между Коунами царило взаимопонимание, и они выглядели счастливыми. Они были разными образцами одной модели.

– Вот тебе и «ого», – улыбнулась мне миссис Коун.

– Мы ходим в пресвитерианскую церковь Роленд-Парка. Я пресвитерианка.

– Я знаю. Шеба рассказывала. Она считает, что мы все должны сходить на вашу службу в воскресенье.

– Это было бы так здорово! – расплылась я в улыбке, но миссис Коун только стиснула зубы. Как если бы мысль об этом причиняла ей боль. – Если хотите, конечно.

– Я стараюсь избегать церкви. Но если Шеба действительно захочет пойти… Поживем – увидим. – Она снова пожала плечами.

Я попыталась представить Шебу и миссис Коун в длинных светлых париках в моей церкви. У меня не получилось. Никто не приходил в таком виде в пресвитерианскую церковь Роленд-Парка. Я достала сервировочное блюдо, которое мы с Иззи вымыли несколько дней назад, когда разбирали кухонные шкафы, а затем переложила на него курицу из формы для запекания, выкладывая каждый кусочек румяной корочкой вверх. Дольки апельсина были горячими, но я кое-как собрала их со дна формы кончиками пальцев, чтобы аккуратно украсить ими курицу. Готовое блюдо выглядело как картинка из кулинарного журнала, и миссис Коун, наверное, согласилась бы со мной, потому что она любовалась им вместе со мной и снова выглядела счастливой.

– Какие это травы? – миссис Коун потыкала пальцем в курицу, а затем сунула палец в рот.

– Розмарин, чеснок, тимьян и соль. Все специи сыпала Иззи. – Точно так же, как я сыпала специи в блюда своей мамы, только она заранее отмеряла порции, прежде чем подпускать меня к ним.

– Мэри Джейн, – сказала миссис Коун, – нам тебя подарила сама судьба. – Она наклонилась и поцеловала меня. Я уже начинала привыкать ко всем поцелуям, которые так щедро раздавали в этом доме.

Я взяла блюдо с курицей и отнесла его в столовую. Иззи стояла на стуле, Шеба стояла рядом с ней. Вдвоем они держали зажженную спичку, зажигая свечи в высоких серебряных подсвечниках.

– Сегодня ужинаем при свечах! – воскликнула Иззи.

– Какая красота. – Я поставила блюдо на стол.

В столовую вошла Миссис Коун с миской риса в одной руке и стручковой фасолью в другой.

Шеба посмотрела на курицу.

– Нет, вот где красота.

– За специи отвечала Иззи.

– Я сыпала розу Марины! – закивала Иззи.

– Розмарин.

– РОЗМАРИН!

– Беги, позови отца и Джимми. – Миссис Коун опустила Иззи на землю и легонько шлепнула ее по попе, придавая ей ускорение. Иззи выбежала на улицу, а миссис Коун подошла поближе к Шебе, и вдвоем они стали шушукаться о событиях этого дня, о городе, который они посетили, о маленькой гостинице, которую видели, о ресторане, который им обеим понравился. Их голоса были тихими и мурлычущими, как будто они разговаривали во время открывающих титров в кинотеатре. Я делала вид, что поправляю приборы на столе, но на самом деле пыталась тихонько подслушивать их разговор.

Вошли доктор Коун, Джимми и Иззи. Иззи и Джимми издавали визгливые мартышечьи звуки, как если бы они были в джунглях и могли общаться только при помощи гласных: ииии уууу ииии! Доктор Коун хмурился. Он выглядел усталым и, возможно, сердитым.

Джимми воздел руки над курицей, как проповедник, и сказал:

– Господь милосердный! Что Мэри Джейн и Иззи приготовили для нас сегодня?!

– Курицу с розой Марины!! – крикнула Иззи. Она захлопала в ладоши и запрыгала на одном месте.

– Курицу с розой Марины! Что ж, это требует хвалебного гимна. – Джимми вышел из столовой, и Иззи побежала за ним. Остальные расселись за стол по своим обычным местам.

Доктор Коун потянулся за курицей, но миссис Коун его одернула:

– Нет, дорогой! Подождем, пока все сядут.

Доктор Коун раздраженно хмыкнул, но руку убрал. Он откинулся на спинку стула и стал дожидаться возвращения Джимми и Иззи.

– Как тебе наши прически? – спросила Шеба.

– Те же самые, которые были у вас сегодня утром? – уточнил доктор Коун.

– Возможно. – Миссис Коун откинула волосы через плечо в стиле Шебы и подмигнула.

Но доктор Коун явно был не в настроении баловаться.

– Я голоден, – проворчал он.

– Расслабься, – сказала миссис Коун.

– Или зажигай[18]18
   Здесь используется игра слов lighten up и light up. Lighten up – выражение, использующееся в значении «расслабься, успокойся», light up – зажигай, освещай (англ.).


[Закрыть], – добавила Шеба, и они с миссис Коун рассмеялись.

Я не поняла юмора, но и доктора Коуна, похоже, шутка тоже не позабавила.

– Как долго нам еще дожидаться эту песню? – Он забарабанил пальцами по столу, и в этот самый момент, словно по волшебству, Джимми вошел в комнату вместе с Иззи, которая сидела у него на плечах. Гитара на пристежном ремне висела у Джимми за спиной, а его руки лежали на лодыжках Иззи.

– Песня для наших гостей! – объявила Иззи. Доктор Коун все еще выглядел то ли голодным, то ли сердитым. Я забеспокоилась, вдруг это я сделала что-то не так.

Я встала и помогла Иззи слезть со спины Джимми. Затем усадила ее к себе на колени.

Джимми поставил одну ногу на стул, положил гитару на колено и начал бренчать по струнам и петь. Я узнала песню Кэта Стивенса, которую мы разучивали в школьном хоре.

– Рассвет занялся-я…

Шеба молниеносно подключилась и продолжила петь вместе с ним. Затем она наклонилась ко мне и ущипнула за руку, уговаривая меня присоединиться. Я посмотрела на доктора Коуна, который сидел, нахмурившись и скрестив руки на груди.

– Давай, Мэри Джейн. Без тебя у нас не будет трехчастной гармонии, – попросила Шеба, и я отвела взгляд от доктора Коуна и вступила:

– Хвала всем поющим…

Миссис Коун повернула голову в мою сторону. Доктор Коун поднял взгляд на меня. Его лицо немного разгладилось.

Когда песня закончилась, все захлопали в ладоши. Джимми прислонил гитару к стене и сел за стол.

– Я чувствую столько благодарности. Я так благодарен тебе, Ричард.

– Я благодарна за голос Мэри Джейн. – Шеба положила руку мне на колено и добавила: – Если бы я была не я, я бы тебе завидовала.

Я улыбнулась и начала ломать голову над ее комплиментом. Имела ли Шеба в виду, что она была настолько уверена в себе, что единственный вариант, при котором она способна испытать зависть к другому человеку – это если бы она сама была другим человеком? Возможно, такая слава, как у Шебы, давала столько преимуществ, что пропадал смысл в желании очутиться в шкуре другого человека. Я же уйму времени провела, фантазируя о том, каково это – быть кем-то другим. В школе я наблюдала за популярными девчонками с завитыми на бигуди волосами и накрашенными блеском губами и думала, как здорово было бы быть одной из них, сидеть вместе с ними в столовой, смеяться и встряхивать волосами. Но теперь, когда я познакомилась с Шебой, эти девочки казались такими же обычными и земными, как… как я.