Текст книги "Солнце и луна, лед и снег"

Глава 4

Вскоре ласси заметила в себе кое-какую перемену. Кошек в семье не держали, а за оленями ходил ее брат Эйнар. У них было несколько кур, но куры не ахти какие собеседники, и если ласси и обратила внимание, что понимает их кудахтанье, это не задержалось у нее в голове.

Она не придавала новому свойству значения, пока однажды не пришли в гости Йорунн и ее муж, Нильс, и не привели с собой охотничьего пса-подростка. Большелапый и ласковый щенок обожал сидеть у огня рядом с Хансом Петером, занимавшимся резьбой по дереву. Когда кто-нибудь подходил, щенок принимался стучать хвостом по полу и глядел на человека почти с улыбкой.

На второй вечер визита Йорунн ласси пекла лефсе[2]2
   Лефсе – тонкие блинчики на картофельном крахмале.


[Закрыть]. Снимая готовую лепешку с горячей сковороды, она услышала голос:

– На вид очень вкусно.

Решив, что это сказал Ханс Петер, она улыбнулась брату:

– Спасибо. Хочешь кусочек?

– Мм? – Ханс Петер оторвал взгляд от резьбы. – Что ты сказала?

– Я спросила, не хочешь ли ты кусочек лефсе.

– Да нет, – скривился он. – Я не люблю их без ничего.

– Тогда почему ты сказал, что на вид вкусно? – Она ловко перенесла румяный плоский кружок на блюдо.

Ханс Петер озадаченно взглянул на нее:

– Я не говорил.

Девочка огляделась. Рядом больше никого не было.

Послышался стук по полу, и ласси взглянула сверху вниз на щенка. Тот таращился на нее, виляя хвостом:

– Можно мне кусочек, если он не хочет?

Ласси пристально посмотрела на щенка.

– Ты это слышал? – Она указала лопаткой для лефсе на собаку, но вопрос ее был адресован Хансу Петеру.

– Что слышал?

– Пес попросил кусочек лефсе.

– Он не просил.

– Просил, – возразил пес. Уши у него повисли. – Но ты не обязана мне его давать, если не хочешь.

– Ханс Петер, – сказала ласси, понизив голос, чтобы остальные не услышали, – этот пес со мной разговаривает.

– Понимаю. – Он отложил кусок дерева, на котором что-то вырезал, и аккуратно зачехлил нож. Потом поднялся, подошел к младшей сестренке и положил ей руку на плечо: – У тебя голова не болит?

– Нет.

– Ты сегодня ела?

– Да. – Она раздраженно дернула плечом, стряхнув его ладонь. – Он со мной разговаривает. Я не больна, не спятила и не сплю. – Она снова указала лопаткой на собаку: – Скажи что-нибудь еще!

– Можно мне кусочек, пока он не остыл?

– Вот! – Она торжествующе повернулась к Хансу Петеру. – Слышал?

– Нет. – Брат покачал головой, но лицо у него сделалось задумчивое. – Однако я слышал, что он издает звуки. Ворчит и скулит, как и положено собаке.

– Но я разобрала слова совершенно ясно.

Ласси в расстройстве швырнула лопатку. Затем, увидев, что мать смотрит в их сторону, быстро налила на сковородку еще теста и краешком лопатки разровняла очередной лефсе. Пока блин жарился, она снова переключила внимание на собаку.

– Ты знал, что мой брат не понимает тебя? – спросила она негромко.

– Никто не понимает, – тут же отозвался пес. – Я все время говорю, но ты первая, кто понял. – Он задрал заднюю лапу и почесал за ухом. – Сестра у тебя славная, но я весь день ее умоляю, а она никогда не дает мне ничего вкусного. – Его большие карие глаза сосредоточились на стопке лефсе, остывающих на столе. – Пожалуйста, всего один кусочек, а?

Ласси оторвала полоску от края блина, скатала ее и бросила молодому псу. Тот поймал угощение, клацнув зубами, и съел. Покончив с едой, он вздохнул и снова взглянул на девочку.

– На вкус твой лефсе так же хорош, как на вид, – сообщил он.

– Спасибо, – ответила ласси, все еще потрясенная.

– Ты по-прежнему говоришь с собакой? – Изумление на лице Ханса Петера уступило место любопытству.

– Да, и он отвечает, – сказала девочка.

– А раньше тебе доводилось слышать, как звери разговаривают?

– Нет, я… погоди-ка. – Она поджала губы. – Сегодня утром, могу поклясться, одна из кур сказала: «Опять она идет!» – когда я открыла курятник. Но Эйнар и Анни тоже были во дворе.

– Хм. – Ханс Петер присел на корточки рядом с собакой. – Можешь поговорить со мной, малыш?

Пес некоторое время изучал его, потом сказал:

– Могу попробовать.

Ханс Петер поднял глаза:

– Это прозвучало как скулеж.

– Он сказал, что попробует, – перевела ласси.

– О чем это вы двое там шепчетесь? – Йорунн, веселая и розовощекая, подошла к огню. – Учите Нильсова пса фокусам?

Ее длиннопалые ладони гордо покоились на большом животе: Йорунн ждала ребенка.

Ханс Петер и младшая сестренка переглянулись. Брат откашлялся:

– Мы пытаемся научить пса разговаривать, но, похоже, ничего не получается.

– Ах вот как! Нильс говорит, он не очень смышленый.

На это ласси ощетинилась. Пес показался ей весьма разумным.

– По-моему, он сметливый. Давайте попробуем фокус еще раз. – Она подмигнула псу и наставила на него палец. – Говори, малыш!

Пес сел и залаял.

– Хороший пес! – Ласси кинула ему кусочек лефсе. – А теперь ложись!

Он послушно лег на вытертый коврик.

Еще кусочек лефсе.

– Перевернись!

Пес перекатился на спину.

– Ха! – Ласси бросила ему последний кусочек лефсе под одобрительные восклицания сестер, собравшихся вокруг посмотреть.

– Будь добра, перестань скармливать животному наш ужин, пика, – прошипела мать, положив конец веселью.

– Да, мама. – Девочка выпрямилась и вернулась к работе.

Йорунн и Ханс Петер сочувственно посмотрели на нее.

– Нильс! – весело приветствовала Йорунн мужа, когда тот вернулся с остальными парнями из хлева. – Только посмотри, моя младшая сестренка научила пса нескольким фокусам.

Нильс засмеялся и подошел, и пес старательно исполнил новые ужимки. Пока мать не смотрела, Йорунн отломила кусочек желтого оленьего сыра от лежащего на столе клина и дала собаке.

– Вот бы ты и с оленями так ловко управлялась, – тоскливо произнес Эйнар, когда садились за стол. – С нашей старшей оленухой что-то не так.

– Что такое? – встрепенулся сидевший во главе стола Ярл. – Она дает меньше молока?

– Вообще не дает, – проворчал Эйнар. – Так и норовит меня укусить, когда я подхожу близко. Даже если удается ее стреножить и привязать, ничего не выходит.

– Вот досада, – отозвался Ярл, заворачивая кусочек соленой рыбы в лефсе и принимаясь задумчиво жевать. – Та беломордая оленуха всегда была у нас лучшей.

– Если она слишком стара, чтобы доиться, то ей пора в котел, – заявила Фрида. – Зарежьте ее завтра. Торст, у тебя это хорошо получается.

Ярл покачал головой, а Нильс, муж Йорунн, ловко перевел беседу на более приятные темы. Ласси не терпелось продолжить беседу с собакой, но молодого песика выгнали в хлев, пока люди ели. Ночью пса в дом не забрали, и девочка лежала без сна в большой кровати вместе с матерью и сестрами и гадала, спятила она или просто Бог нашел странный способ благословить дитя, во всем прочем оставленное без Его попечения.

На следующее утро ласси отправилась в хлев посмотреть, как дела у Эйнара. Она послушала кур, но совсем недолго. Да, они болтали, но не очень интересно, и они не замечали, когда она им отвечала. Девочку больше заботила оленуха. Как и отцу, ей не хотелось, чтобы беломордую зарезали. Олени никогда ее особенно не занимали, но именно эта оленуха была самой красивой в их маленьком стаде.

При мысли об олене ласси остановилась, едва войдя в хлев. Ведь она говорила с белым оленем. Неужели он сотворил с ней нечто такое, что теперь она может говорить с животными? Девочка вспомнила о его поцелуе, о прикосновении его мягкого носа к своему лбу, о тепле его дыхания. И в груди у нее родилась уверенность: это дар не Бога, а странных древних духов земли.

– Ты собираешься помогать или нет? – спросил Эйнар из дальнего угла хлева.

В одной руке он держал ведро, а в другой табуретку. Они служили ему щитом, позволявшим удерживать оленуху в углу. Та жалобно мычала, ее карие глаза закатывались.

– Больно, больно, больно, – стонала она.

– Эйнар, прекрати! – Ласси подскочила к брату и легонько стукнула его по плечу. – Ей больно.

– Она просто упертая, – проворчал Эйнар, размахивая табуреткой перед носом у оленя.

Издав звук наподобие кашля, обычно кроткое животное увернулось и действительно бросилось на Эйнара. Ласси шагнула вперед и поймала оленуху за истертый веревочный ошейник, когда та уже прыгнула. Тяжелое животное протащило ее несколько футов, прежде чем остановилось, и Эйнар нырнул в кучу опилок и сухого мха, используемых на подстилку для оленей.

– Тихо, тихо, ну же, тихо, – стала успокаивать ласси беломордую. – Не обращай внимания на глупого мальчишку и расскажи мне, что не так.

– Больно.

Оленуха, тяжело дыша, привалилась к девочке. Бедняжка дрожала, на густой бурой шкуре проступили влажные пятна пота.

– Где больно? – проворковала ласси.

– Вымя, – ответила оленуха и содрогнулась.

Эйнар стоял в нескольких шагах от них и, разинув рот, таращился на младшую сестру:

– Она вправду с тобой разговаривает?

– Да, – коротко отозвалась девочка и опустилась на колени возле оленя. – Пожалуйста, дай мне посмотреть. Обещаю не делать тебе больно.

Оленуха снова вздрогнула, но все же кивнула.

Ласси нагнулась ниже и посмотрела на раздутое вымя оленухи. Трудно было что-то разглядеть сквозь густую свалявшуюся шерсть. Наверное, поэтому Эйнар раньше и не заметил беды. На одном из сосков темнела отметина от укуса, и там началось воспаление.

– Ее укусила лиса, – сообщила девочка брату. – Посмотри сюда.

Эйнар нагнулся посмотреть и негромко присвистнул.

– Ой, будь я… Я ведь даже не подозревал! – Он хлопнул оленуху по боку. – Прости, девочка. Я принесу тряпок и обмою.

– В прошлом году, когда Анни порезала руку, папа купил лекарство, – напомнила ему ласси, выпрямляясь и гладя оленуху куда ласковее. – Там в коричневом горшочке на буфете еще есть немного.

Эйнар кивнул и побежал за тряпками и снадобьем. Ласси осталась рядом с оленухой, поглаживая ее по носу.

– Прости, мы не знали, – мягко сказала она. – Я позабочусь, чтобы с этих пор никакие лисы тебя больше не трогали.

И она сдержала обещание. Да и как лисы могли не послушать ее, если она в ответ выслушивала их горести?

Вскоре по округе пошла молва, будто младшая дочка Ярла Оскарсона имеет подход к животным. Ей можно было доверить успокоить самую вредную лошадь или вразумить самого тупого барана, а лисы и волки обходили двор Ярла по большой дуге. Когда такие пересуды достигали ушей Фриды, та фыркала и отворачивалась. Но Ярл сиял от гордости за младшую дочь и про себя думал: какая жалость, что у жены так и не нашлось для нее имени, ведь девочка постепенно превращалась в весьма привлекательную молодую женщину.

Глава 5

В шестнадцатую зиму ласси в доме оставались только она, Ханс Петер и Эйнар. Остальные все переженились или, в случае Торста и Аскеля, отправились на заработки в Христианию. Несмотря на погоду, то было счастливое время. Они по-прежнему мерзли, и пищи едва хватало, но кормить приходилось меньше ртов.

С практической точки зрения ласси могла понять холодность матери по отношению к детям и ее мрачную радость при проводах их в большой мир. Хорошо иметь больше места в кровати и больше одеял, в которые можно закутаться. Приятно вставать из-за стола с полным животом и знать, что и завтра после ужина живот будет полон.

Слава юной девушки, знающей подход к животным, продолжала распространяться, и это также приносило семье небольшой доход. Люди давали полдюжины яиц с одной курицы, чтобы ласси сказала им, чем хворает другая, и пару уток за помощь в обучении новой собаки. Ласси нравилось слушать зверей и птиц, хотя она никому, кроме Ханса Петера, никогда до конца не объясняла, как у нее получается докапываться до истины.

К шестнадцати годам ласси уже полагалось бы гулять с одним из живущих по соседству парней, но звери интересовали ее гораздо больше, чем молодые люди. Она не хотела прожить жизнь так, как ее мать: озлобленной и одинокой, с девятью детьми на побегушках. Ласси любила малышей и понимала, что когда-нибудь ей захочется одного или двух собственных. Но сначала она мечтала посмотреть мир. Ей хотелось путешествовать, знакомиться с новыми людьми и разгадать тайну печали в глазах Ханса Петера.

Однажды летним днем (хотя он вряд ли заслуживал такого названия) ласси как раз размышляла об этом, вытаскивая ведро с водой из колодца. Она уже принесла обратно сыр, оставленный Ярлом в качестве подношения троллям. С тех пор как белый олень даровал ей имя, она взяла за правило забирать еду, как только отец уходил рубить дрова. Затем она маскировала добычу: нарезала сыр ломтиками или взбивала сливки в масло, чтобы он не заметил. Фрида восприняла это как проявление здравого смысла в младшем ребенке, а Ярл пребывал в уверенности, что тролли умиротворены.

Чтобы разбить корку льда на поверхности воды, ведро приходилось бросать в колодец с силой. Но было достаточно тепло и без парки, вполне хватало двух свитеров и варежек. Ласси даже подумывала сходить после обеда поискать морошку.

Вдруг она услышала странный плач и подскочила. Половина воды выплеснулась из ведра обратно в колодец. Ласси резко обернулась, пропуская веревку между пальцев.

– Прости, девочка, – пророкотал дружелюбный голос. – Не знал, что ты замечталась.

Ласси подняла голову выше и уперлась взглядом в улыбающиеся глаза и бородатое лицо свекра Йорунн, Рольфа Симонсона. Это был громадный, похожий на медведя дядька с непривычно темными волосами и светлыми веселыми глазами. В руках у него было драное одеяло, которое извивалось и скулило. Так вот откуда доносился услышанный ею плач!

– Припас для тебя кое-что, – проворчал Рольф, протягивая ей сверток. – Нынче утром нашел и говорю Нильсу: младшей сестричке Йорунн понравится такая штука. Отнесу-ка ей. – Он добродушно хохотнул.

Ласси вытаращилась на гостя. Зачем, во имя всех святых, он принес ей младенца? Брыкающийся, плачущий сверток не мог быть ничем другим!

– Подойди же и возьми его, девочка, он не укусит… ну, попытается, конечно, но зубки у малыша не шибко острые. – Он снова махнул свертком в ее сторону.

– Что это?

– Щенок-сирота. – Рольф Симонсон рассмеялся. – Я подумал, ты ухватишься за возможность получить собственную собаку!

Юная ласси обмякла и прислонилась спиной к колодцу.

– Мне показалось, это младенец, – пролепетала она.

Свекор Йорунн взревел от хохота, отчего щенок запищал и забился еще сильнее.

– Младенец?! Думала, я выкрал младшенького у твоей сестрицы? Младенец!

Смех и хохот выманили из дома Фриду и даже Ханса Петера, и теперь они стояли во дворе и переводили взгляд с ласси на Рольфа Симонсона. Ханс Петер улыбался своей призрачной полуулыбкой, а Фрида придала лицу самое приветливое выражение.

– Сосед Симонсон, – пропела она, – не заглянете ли на кружечку эля?

– Непременно, матушка Фрида, – отозвался гость. – Но сначала ваша младшенькая должна забрать у меня этого щенка, пока я его не уронил.

И правда, малыш, по-прежнему невидимый в складках одеяла, отчаянно рвался на волю. Еще немного – и он вывернулся бы из ручищ фермера и упал бы на каменистую землю двора. Ласси вовремя перехватила сверток.

Как раз в этот миг из одеяла высунулась крохотная меховая голова, и щенок пискнул на девушку. Глаза у него еще не открылись, и он был темно-серый с черными отметинами. Он снова пискнул и вонзил игольно-острые молочные зубки ей в палец.

– Ай, прекрати!

Ласси отняла у него палец и постучала им щенка по носу. Не отрывая взгляда от маленького существа, она последовала за Рольфом Симонсоном и матерью в дом. Замыкал шествие Ханс Петер.

– Ему всего несколько дней, – прикинул брат.

Они с ласси присели на корточки у огня, чтобы как следует разглядеть щенка.

– Даже меньше того, – вступил в беседу Рольф Симонсон. – Я наткнулся на него сегодня утром, когда пошел в хлев. Мать, верно, прокралась из лесу, пристроилась в высокой траве у меня за сараем да и принесла его. Потом убрела отдыхать в другое место и позабыла про малыша.

– Поблагодари соседа Симонсона за собаку, – рявкнула Фрида на младшую дочь.

Она зачерпнула гостю кружку эля из бочки в углу и поставила на гладко выскобленный стол.

Ласси вскочила на ноги, красная от смущения:

– Спасибо вам большое, сосед Симонсон. Вы очень добры, что подумали обо мне.

– Да на здоровье, детка, – ответил он, отмахиваясь от ее благодарностей, и припал к кружке с элем. Осушив ее наполовину, он сказал: – У девочки с твоим талантом по части зверей должен быть собственный зверь! – Рассмеялся и сделал еще глоток.

Ласси было понятно, что мать недовольна прибавлением в доме. Только собаки не хватало! Но если отдать пса на сторону, свекор Йорунн узнает, поэтому Фриде волей-неволей придется разрешить дочери оставить щенка. Ласси была на седьмом небе.

– Хм, – кашлянул Ханс Петер, привлекая ее внимание к собаке. – Ласси…

Она опустилась обратно к очагу и взяла щенка на руки. Тот сразу принялся шумно сосать ее палец.

– Ласси… – Ханс Петер дернул ее за рукав.

– Что такое? – раздраженно зыркнула на брата девушка.

Она как раз собиралась пойти раздобыть немного оленьего молока для щенка и прикидывала, как бы сделать ему соску из старой кожаной перчатки.

Ханс Петер подождал, пока мать и Рольф Симонсон увлекутся сплетнями, наклонился к сестре и прошептал ей на ухо:

– Посмотри-ка хорошенько на этого… щенка.

Ласси вгляделась в крохотное существо. Его мягкая шерстка торчала во все стороны, и он по-прежнему деловито сосал ей палец. Перышко хвоста вертелось практически по кругу. Она подняла глаза на брата, вскинув брови в немом вопросе.

Он еще больше понизил голос:

– Неужто не видишь?

Ласси помотала головой, озадаченная.

– Может, мать у него и собака, хотя я в этом сомневаюсь, но если так, то отец – точно нет.

Щенок отпустил палец девушки и повернул голову с плотно закрытыми глазками к Хансу Петеру. Он зарычал, а скорее, пронзительно пискнул и ударил лапой по ладони мужчины.

– Ох… – Теперь и ласси увидела это.

Ханс Петер не ошибся: может, один из родителей щенка и был собакой, но вряд ли. Судя по всему, она держала в ладонях чистокровного волка.

Девушка посмотрела на брата, а затем на поглощенных беседой мать и соседа. Она взяла щенка на руки и встала. Все повернулись к ней. Мать досадливо поморщилась, раздраженная тем, что ее отвлекли от любимого занятия. Рольф Симонсон весело подмигнул. Ханс Петер озабоченно хмыкнул и тоже поднялся.

Ласси откашлялась:

– Сосед Симонсон, если не возражаете, я назову щенка Ролло – в вашу честь.

Здоровяк отсалютовал ей кружкой эля:

– За юного Ролло, моего тезку!

Фрида фыркнула, а Ханс Петер открыл рот, словно хотел что-то сказать. Ласси окинула обоих дерзким взглядом и отвернулась.

– Я разрежу ту старую кожаную перчатку, у которой нет пары, – объявила она. – Ролло нужно немедленно покормить.

Вот так младшая дочка Ярла Оскарсона обзавелась собственным волком, и молва о ее подходе к животным росла так же быстро, как и Ролло.

Глава 6

Как ни любила юная ласси разговаривать с животными, в глубине души она всегда чувствовала, что однажды волшебный дар доведет ее до беды. Одно утешение: день этот наступил лишь посреди суровых месяцев ее семнадцатой зимы.

К тому времени Ролло превратился в рослого молодого зверя, широкогрудого, длинноногого и покрытого густым мягким мехом. Весь серый, он прятал в подбрюшье белое пятно, которое показывал только ласси и иногда Хансу Петеру, если уж очень хотел, чтобы почесали. На макушке и плечах у него чернели резкие отметины.

– Погляди на красавца. – Ханс Петер стоял у колоды для рубки дров и наблюдал за волком.

Ролло непринужденно развалился на краю двора возле торчащей из снега травяной кочки. В траве обитало семейство мышей, и Ролло об этом прекрасно знал. Как ни ругалась хозяйка, он твердо решил изловить хотя бы одну. В конце концов, они находились в его владениях.

– Ролло, – предостерегающе произнесла ласси.

Она сидела на поленнице и читала письмо от их сестры Катлы. Та вышла замуж за рыбака и перебралась к морю. Неуклюже сложив письмо руками в варежках, ласси убрала листок в карман и плотнее закуталась в старую латаную парку.

– Брр. Скорее бы мама закончила со свечками!

– Ну почему ты чихаешь, когда она делает свечи?

– Это из-за добавок. – Девушка сморщила нос. – Она кладет туда травы и засушенные цветы. Лучше бы простые свечи делала.

Краем глаза она заметила Ролло и привстала.

– Высмотрел-таки одну! Вот негодник!

Она указала на волка, чья небрежная поза обрела некоторое напряжение. Одно ухо с черным кончиком встало торчком.

Упитанная серая мышь вынырнула из-под кочки и понюхала воздух дрожащим носом. Ролло сохранял неподвижность. Мышь шмыгнула на дюйм вперед. Ролло не моргнул. Мышь помедлила, поводила усиками и пробежала по левой передней лапе Ролло. Он не шелохнулся.

Когда толстая маленькая мышка оказалась в полушаге от Ролло, волк взвился в воздух и опустился на мышь обеими передними лапами. Вывалив язык, он припал к земле, влажным черным носом обнюхивая добычу.

Ханс Петер захохотал и стал хлопать себя по бедрам, а мягкосердечная ласси бросилась к своему любимцу.

– Ну же, Ролло, довольно, – сердито сказала она. – Ты напугал бедняжку. Отпусти ее.

Ролло поднял на хозяйку умоляющие глаза.

– На меня это не действует, волчонок, – произнесла она самым грозным тоном. – Еды у тебя с лихвой. Мышь тебе ни к чему.

– Да ведь они вредители, – напомнил ей Ролло. – Вот проберутся в дом, погрызут одежду и съедят нашу еду.

– Но эта-то не в доме. Она снаружи. И тут ее место. – Ласси уперла руки в боки и топнула ногой. – Ролло!

Испустив глубочайший вздох, волк разжал лапы, и мышка, пошатываясь, побрела прочь. Нос у нее дрожал так сильно, что выглядел как размытое пятнышко, а сама мышка каждые несколько шагов останавливалась и покачивалась, словно вот-вот свалится в обморок. Преисполнившись жалости, девушка наклонилась и аккуратно подхватила бедняжку, а затем поставила прямо перед входом в норку, где обитало ее семейство.

Снова вздохнув, Ролло поднялся, отряхнул свою густую шубу и беззаботно направился к поленнице, намереваясь обнюхать складываемую Хансом Петером растопку.

– Много дерева, – заметил он.

– Он говорит, много дерева, – перевела Ласси.

Ханс Петер выставил палку в сторону волка:

– Это ты рассказал ласси про надвигающуюся бурю?

Ролло ответил коротким взвизгом, что означало «да». Им с ласси удалось выработать кое-какие знаки для Ханса Петера – так он хотя бы до некоторой степени мог понимать волка. По мнению Ярла, дочка с питомцем весьма умно придумали. Он и сам довольно часто беседовал с волком и старался понять его ответы. Однако Фриде все это казалось противоестественным, так что при ней Ханс Петер и ласси старательно обращались с Ролло как с обычным псом. Ролло был понятлив и разыгрывал перед Фридой роль тупой гавкалки. Он грыз старые тапки и скулил под дверью, когда снаружи раздавался шум, хотя тапки не нравились ему на вкус и он прекрасно знал, что за окном только ветер.

– Очень много дерева, притом снаружи, – сказал Ролло, и ласси перевела. – Вряд ли вам понадобится такая куча, но часть стоило бы занести внутрь, чтобы под рукой было.

– Понял. – Ханс Петер взглянул на поленницу. – Он знает, какой высоты будет снег? Или как долго продлится вьюга?

– Высоко и долго, – перевела ласси ответы на оба вопроса. – Но насколько высоко и как долго, точно сказать не может. Впрочем, Ролло думает, что буря будет не такой страшной, как в его первую зиму.

– Что ж, и то хлеб, – проворчал Ханс Петер.

Он переложил дрова на перевязь из холстины, чтоб удобнее было заносить в дом.

Спустя полгода с тех пор, как Рольф Симонсон принес ласси щенка, на долину обрушился ураган. Десять дней семья жалась к очагу, не выходя из дома, и молилась о том, чтобы метель прекратилась. Когда все кончилось, сугробы лежали выше крыши. Только через неделю им удалось прокопать туннель через двор и проведать оленей. Ярл зарабатывал на жизнь рубкой деревьев в глубокой чаще, но прошло больше месяца, прежде чем он осмелился вернуться к работе. Пришлось зарезать трех оленей, чтобы свести концы с концами. Старожилы не припоминали бури ужаснее, и даже Фрида мелко крестилась и бормотала про троллей, пока прокапывали дорогу к хлеву.

Услышав совет Ролло, ласси поспешила нагрузить холщовую перевязь дровами. Однако не забросила ее на спину, как сделал брат, а просто поволокла по утоптанному снегу к двери. Перед входом оба постучали башмаками о порог, чтобы сбить снег, а Ролло изящно отряхнул лапы и лишь потом ступил на Фридин чисто выметенный пол.

Они вошли как нельзя вовремя: последние свечи остывали на столе, а травы были убраны. Ласси чихнула три раза подряд и поспешила заняться ужином.

Когда начали падать первые снежинки, они как раз садились есть. И вдруг дверь дома с грохотом распахнулась, впустив громадное белое мохнатое существо. Фрида завизжала, а ласси перепрыгнула через скамейку спиной вперед. Ролло взметнулся со своего места у огня и встал между людьми и чудовищем, вздыбив шерсть и рыча.

Мохнатая фигура загоготала и откинула высокий воротник, закрывавший лицо. Это оказался Аскеладден, прямо из города. Он снова расхохотался при виде их лиц, а затем отряхнулся. Снег осыпался с его парки и капюшона, обнажив серый мех.

– Ты весь пол снегом засыпал, – попеняла брату быстро оправившаяся ласси.

– Тогда возьми веник и подмети, пока не растаяло, – велела ей мать. – Входи и садись, сынок, тушеного мяса вот поешь. Эйнар сейчас у Нильса, помогает ему крышу латать, так что у нас много лишней еды. – Она засуетилась вокруг любимого третьего сына. – Как славно, что ты нас навестил. Я по тебе скучала.

– Я не просто так приехал, – сообщил Аскеладден, сбрасывая облепленную снегом верхнюю одежду и оставляя ее на полу, чтобы ласси ею занялась. – Я приехал охотиться.

– Охотиться? Здесь? – Ярл покачал головой. – В наших краях разве что песцов бить, да их у вас и под городом полно.

– Какие там песцы, – возразил Аскеладден со своей обаятельной улыбкой. – Исбьорн[3]3
   Исбьорн – букв. «ледяной медведь»; белый или полярный медведь


[Закрыть]. Гигантский белый исбьорн! Существо, по сравнению с которым белый олень – ничтожная дичь.

– Исбьорн? Да ведь в наших местах полярные медведи не водятся, – удивилась ласси, подметая рассыпанный по полу снег.

Она послала выразительный взгляд Хансу Петеру, но тот на нее не смотрел. Глаза его были прикованы к Аскелю, лицо посерело.

– Но медведь есть, – возразил Аскель. – Его видели несколько охотников. Громадный зверь, и при этом белее снега. – С сияющим видом Аскель широко развел руки, показывая примерные размеры хищника. – Королевский меховщик в Христиании предлагает пятьсот золотых крон тому, кто привезет ему шкуру.

Глаза его сверкнули ярче при воспоминании о деньгах. И Фридины глаза тоже.

– Король хочет парку из шкуры белого медведя, – добавил Аскель. – И я намерен добыть ее для него. Подумайте, ведь если я окажусь человеком, одолевшим могучего медведя, возможно, сам король захочет посмотреть на меня!

– Удача будет с тобой, сын, – сказала Фрида, обхватив одной рукой широкие плечи Аскеля и стиснув их. – Эта охота принесет тебе состояние. Костями чувствую! – Она поцеловала его в щеку.

– Ханс Петер, тебе нехорошо? – Ласси подошла к любимому брату и положила ему руку на плечо.

Вид у него был совсем больной. Ложка с куском морковки выпала у него из пальцев на стол рядом с миской, руки безвольно легли на колени.

– Не ходи на этого исбьорна, – произнес Ханс Петер странным глухим голосом. – Это не простой зверь.

– Откуда тебе вообще что-то знать про этого зверя? – В голосе Аскеля сквозила издевка. – Никто из вас никогда и не слышал о нем, пока я не рассказал.

– Медведи сюда не заходят, – гнул свое Ханс Петер. – Ни белые, ни бурые. Для исбьорна забрести так далеко на юг… – Он не закончил фразу. – Не ходи на этого медведя, Аскеладден. – Дрожь пронзила Ханса Петера, и ласси крепче сжала пальцы на его плече. – Я знаю об исбьорнах больше, чем мне бы хотелось. Ничего хорошего из этого не выйдет.

– Что за чушь? – визгливо перебила его Фрида. – Что ты знаешь о медведях, ты, который день за днем отирается у моего очага? Взрослый мужик должен не сиднем сидеть, а пробивать себе дорогу в мире! – Она погрозила Хансу Петеру пальцем. – Аскеладден сделает себе состояние, и я не позволю твоей зависти испортить ему все.

– Ладно тебе, жена, – начал Ярл и потянулся через стол погладить ее по руке, но она стряхнула его ладонь. Дровосек поморщился. – Ханс Петер делает свою долю работы по хозяйству и занимается резьбой. И давай не забывать, что некогда он ходил по северным морям на торговом корабле.

Фрида отвернулась от мужа и старшего сына, явно давая понять, что ей этого недостаточно. В душе у ласси закипал медленный гнев. Мать отвергала младшую дочь с самого рождения, и она привыкла, что ею пренебрегают и считают ее никчемной. Но Ханс Петер – это нечто другое. Девушку взбесило бессердечие Фриды. Разве можно так нападать на собственного первенца! Да, Аскеладден везучий третий сын, но что он сделал в своей жизни? Поймал несколько лис, пристрелил пару диких оленей, хороводился с глупыми хуторскими девчонками – вот и все.

– Если хочешь просидеть всю жизнь у огня, как старуха, это твое дело, братец, – высокомерно произнес Аскеладден. – Но я выбираю иной путь, тот, что приведет меня к богатству и славе.

– Это прирожденное право третьего сына! – поддакнула Фрида.

– Прекрасно, когда твой взгляд устремлен к хрустальным башням и золотым тронам, – тихо проговорил Ханс Петер. – Но сначала неплохо бы посмотреть, что обитает внутри этих башен, что сидит на этих тронах. Каждый дворец нуждается в основании, Аскеладден. Убедись, что твой дворец стоит не на человеческих костях.

С этими словами он поднялся на ноги, двигаясь медленно, с трудом, словно древний старик. Остальные домочадцы в ошеломлении наблюдали, как он добрался до лестницы и исчез в темноте наверху.

– Он спятил, – негромко сказал Аскеладден спустя мгновение.

– Ему больно, – яростно отозвалась ласси. – Ему больно, а вам и дела нет.

Она все еще стояла, стиснув кулаки. Ролло замер рядом, прижавшись к ее бедру, не зная, как утешить обожаемую хозяйку.

– Пика, пика, – мягко отозвался Ярл. – Мне-то не все равно. Но мы ничего не можем поделать. – Он печально улыбнулся младшей из своих детей. Затем обернулся к Аскелю, и улыбка погасла. – Я никогда не слышал от твоего брата безумных речей…

– До сих пор!

Ярл резко вскинул руку, призывая Аскеладдена к молчанию:

– Я никогда не слышал от твоего брата безумных речей. Советы его всегда дельны, и он знает о мире гораздо больше, чем я могу надеяться узнать. Ты должен прислушаться к его словам.

– Ярл, не говори ерунды! – Фрида стукнула по столу костлявым кулаком. – Ханс Петер ни на что не годен, а мой Аскеладден – сильный и храбрый мужчина. Он прекрасный охотник, и если он говорит, что одолеет исбьорна, то так тому и быть!