Текст книги "Так близко к горизонту"

Июль 2000 года

Я стояла в гостиной Дэнни с сумкой с вещами и смотрела в окно, когда оба они наконец вернулись в пятницу вечером. Я была убеждена, что больше не выдержу их отсутствия. Больше всего я тосковала по Дэнни. Как же прекрасно снова оказаться рядом с ним! Я собиралась уехать только вечером в воскресенье.

Он освободил часть шкафа для моих вещей. В ванной мне тоже достался отдельный ящик. Я привезла небольшую подстилку для собаки и положила её в комнате Дэнни. Они предоставили мне полную свободу действий: я могла устроиться так, как мне хотелось. Даже если бы я привезла с собой ещё трех саванных зебр, пятерых страусов эму и двух голодающих детей из Намибии, скорее всего, они не нашли бы в этом ничего предосудительного.

Кристина выглядела потрясающе, это я признала, умирая от зависти. Исчезла её излишняя худоба, она просто стала стройной. Её волосы блестели, а глаза сияли. Она действительно была исключительно красива, и с Дэнни они стали бы умопомрачительной парой.

– У меня получилось! – радостно делилась она. – Я устроилась в фитнес-клуб. Три раза в неделю буду работать за стойкой администратора.

– Здорово, Тина. Правда! – радовалась я за неё.

– Дэнни придётся меня отвозить и забирать, автобусы туда не ходят. Но это временно, пока я не начну учиться. В последние недели я написала бесконечно много заявлений. Хотя бы одно из них выгорит.

Вау! Это были действительно хорошие новости.

– Тина, – начал Дэнни. – Если хочешь сдать на права, скажи мне. Я оплачу. Тогда мы оба сможем ездить на моей машине или я куплю тебе твою.

– Никогда, – заупрямилась она. – Ни эта, ни другая от тебя мне не нужны. Я сама буду копить.

Дэнни вздохнул:

– Это же ерунда. Мне это ничего не стоит.

Так вот оно как! Это не Кристина выпрашивала милостыню и жила за чужой счёт, а Дэнни навязывал ей такое. Я решила запомнить и подумать об этом позже.

Вечер мы провели на диване и заказали пиццу. Поскольку Кристина и Дэнни не ели мясо, мы выбрали вегетарианский вариант, а я решила в будущем придерживаться такого питания.

Мы представляли собой весьма странную компанию. Дэнни, вытянувшись, лежал на диване, я рядом с ним, положив голову на его руку, а Кристина устроила свою голову на его животе. Мы объедались пиццей по самое не хочу и литрами пили газировку. Обычно Дэнни тщательно следил за здоровым питанием, но время от времени он позволял себе лишнее. Мы посмотрели две комедии на DVD и чуть не упали с дивана от смеха.

Около полуночи мы встали, чтобы пойти спать. В ванной мы стояли втроём. Меня уже не удивило, что Кристина полностью переоделась перед Дэнни. Она чистила зубы только в трусиках и топе. Круговые движения руки способствовали тому, что её грудь задорно подпрыгивала. Дэнни тоже разделся, стоял в боксёрских трусах и бело-серой футболке от Армани у другого умывальника и тоже чистил зубы. Наши взгляды встретились в зеркале. Синие, зелёные, карие. Мы полностью доверяли друг другу. Я наблюдала за Дэнни, пока тоже работала зубной щёткой. Если он и смотрел на грудь Кристины, то так незаметно, что я не поймала его на этом. Потом я переоделась в ванной. Всё имеет свои границы.

Кровать была застелена двусторонним сатиновым постельным бельём: с одной стороны синим, с другой – серым. Материал приятно холодил кожу, бельё пахло свежестью.

Дэнни зашёл в комнату и закрыл за собой дверь. Лайка уже лежала, мирно свернувшись в своей корзине. Она была так рада снова встретиться с Дэнни и Кристиной, что даже перевернулась на спину и дала погладить своё брюшко.

– Я могу оставить окно открытым? – спросил он. – Я всегда сплю с открытым окном.

– Конечно, – кивнула я. – Если зимой ты его закрываешь, я это переживу.

– Только при сильных морозах, – с улыбкой, как будто извиняясь, объяснил он.

Ну отлично! Это может стать смешно. Кристина и Дэнни за всё время, что я их знала, ещё ни разу не закрыли шторы и ни разу не воспользовались лифтом. Они оба были явными клаустрофобами.

– Какая сторона твоя? – уточнила я.

– Да плевать вообще. Никаких правил по этому поводу.

– На какой стороне спит Кристина, когда приходит по ночам? – попыталась поддеть его я.

Он дерзко посмотрел на меня:

– На той, на которой сплю я.

Решив не рассуждать, я выбрала правую сторону, оставив ему ту, которая была ближе к двери. Он выключил основной свет и тоже лёг в кровать, положил голову на руку. Ночник на тумбочке ещё горел и давал достаточно света, чтобы я могла рассмотреть его. Его глаза были такими же неестественно синими, как и всегда.

– Теперь я точно знаю, – довольно сказала я. – Это не линзы.

Их бы он снял перед сном.

– Что? – удивлённо переспросил он.

– Твои глаза, – пояснила я ему. – Они необычные. Я думала, ты носишь линзы.

– Нет, они такие на самом деле, – он тихо засмеялся. – Ты что, с прошлого года спрашиваешь себя, естественный ли это цвет глаз?

– Да! – немного смущённо призналась я.

– Так, Даки, – возмутился он, – но ты же могла бы просто спросить меня.

Почувствовав, что краснею, я пробормотала себе под нос, что боялась.

– Спроси, если хочешь что-то узнать, – попросил Дэнни. – Ты можешь спросить обо всём.

Я кивнула, а он отвернулся к ночнику, чтобы выключить его. Потом он замер, повернулся ко мне и пальцем указал на территорию между собой и мной.

– Ты должна знать: у меня такого никогда не было.

– Что? Ты никогда не был с девушкой в постели?

Такого быть не может!

– Конечно, был, – ответил он, – но не для того, чтобы спать.

– После ты всегда сразу выпроваживал их или как?

Он смущённо ухмыльнулся:

– Можно и так описать, да.

Я закатила глаза. Это было так типично, так подходило ему.

– Ну ты даёшь.

– Обычно мне не приходилось выкидывать их из постели, потому что мы там никогда не находились, скорее где-то между дверью и вешалкой… – он резко замолчал. – Я просто хочу сказать, что не знаю даже, смогу ли сомкнуть сегодня ночью глаза. Кроме Кристины, никто ещё не спал рядом со мной.

«Нам не обязательно просто спать», – высказался голос в моей голове.

Дэнни сказал, что я могу просто спросить, если хочу что-то знать…

– Что я делаю неверно, что все остальные делали правильно?

– Э-э? Почему ты решила, что делаешь что-то неверно? – Дэнни растерялся и совсем не понял вопрос.

– Ну, – попробовала объяснить я и снова покраснела, – всех остальных ты, видимо, подпускал к себе.

Теперь он всё понял и улыбнулся.

– Всех остальных, о которых ты говоришь, было всего три. И нет, я не подпускал их к себе. Ни на сантиметр. Они подпустили меня к себе. Это большая разница.

– Дэнни… – я искала подходящие слова, но потом решила, что всё равно, какие они будут. – Я бы тоже подпустила тебя к себе.

Он фыркнул. Я не понимала, рассмешили ли его мои слова или разозлили.

– Скажем так… – заговорил он через некоторое время, – с другими всё было, гм… Как тебе объяснить? Без чувств и холодно. Даже хуже… Почти грубо. С нежностью и романтикой это не имело ничего общего.

Он посмотрел на меня с любовью и прибавил:

– Это не то, чего я хочу для нас.

«Лучше без чувств и грубо, чем вообще никак», – упрямо подумала я, но ничего не сказала.

– Ты их любил? – спросила я вместо этого.

Он задумался:

– Двух первых, пожалуй, да. Немного. Не так, как тебя. Это длилось недолго. Только несколько месяцев.

Я хотела спросить его, почему ничего не получилось, но он первым задал вопрос:

– А ты? Что у тебя?

– Только Александр, – ответила я. – Тогда я думала, что люблю его.

Он отрывисто кивнул и погрузился в свои мысли, а затем сказал:

– Я правда люблю тебя, Даки.

– Я тоже люблю тебя…

Он снова отвернулся от меня, чтобы выключить свет.

– Дэнни?

– Да?

– Почему ты соврал мне насчёт своих родителей?

Он вздохнул, сел и посмотрел на меня:

– Ложь была гораздо проще, чем правда. Извини.

– Они всё ещё живы?

– Да. Никакой аварии не было.

Я тоже села и притронулась к его левой щеке:

– Про это ты тоже соврал?

– Нет. Так действительно и было. Но это было не нечаянно. Отец осознанно ударил меня по лицу бутылкой. Версия с несчастным случаем была только для больницы. Там они зашили рану двенадцатью швами.

– Почему он сделал это?

– Мы сильно поссорились в тот вечер. Он был пьян так, что едва стоял на ногах, и я знал, что мне не стоит открывать рот. Но слово за словом, и в приступе ярости он ударил меня.

Холодный пот заструился у меня по спине, когда я представила, как должен был выглядеть дом его родителей. Сколько нужно ненависти, чтобы бить другого человека бутылкой? Не говоря уже о том, что это твой собственный ребёнок.

– Сколько тебе было лет?

– Тринадцать.

– Версия для больницы, – повторила я потрясённо. – И для чужих. Таких, как я тогда.

– Именно так, – признался он. – Всегда сохранять внешний лоск. Очень важно. Это я понял очень рано.

– Есть ещё что-нибудь, о чём мне следует знать?

Я и сама не знала, откуда взялся этот вопрос. Было очевидно, что он многое скрывает от меня. Чтобы защититься, как сказала Кристина. Но постепенно я начала осознавать, что он делал это по большей части для того, чтобы защитить меня.

– Да, – задумчиво произнёс он. – Есть ещё кое-что. Но уже не сегодня.

– Почему?

– Я должен всё обдумать, – объяснил он. – С места в карьер не получится. Кроме того, информации на сегодня более, чем достаточно.

– Просто расскажи всё, – продолжила наседать я.

Он погасил свет, лёг и натянул одеяло до плеч.

– Спокойной ночи, Даки.

– Спокойной ночи, – с нажимом сказала я и ещё немного посидела.

Потом я тоже легла и придвинулась к нему. Я уже весь вечер навязывалась ему, но из этого ничего не выходило. Я незаметно скользнула рукой под его одеяло. Как будто он только того и ждал, он тут же схватил мою руку, переплёл свои пальцы с моими и прижал к матрацу. Мне стало ясно, что до утра он не отпустит меня.

⁂

На следующих выходных был день рождения у моей мамы и у моего деда, поэтому мы с Дэнни весь день провели в кругу моей семьи, у дедушки с бабушкой. Я боялась, что вся эта суета и чужие люди будут тяжелы для него, но снова ошиблась в нём. Ему это не только не мешало, а, казалось, даже доставляло удовольствие. Он нравился моим родственникам, часами мог слушать рассказы стариков, и я много раз спрашивала себя, откуда у него столько терпения. Я обратила внимание, что он любит детей, и эта симпатия была взаимной. Они всё время приносили ему свои игрушки, таскали его с собой в сад или бесились вокруг него. Внезапно я ясно увидела его в роли отца семейства.

Вечером я уже очень хотела вернуться к нему, потому что у меня гудела голова и я мечтала о покое, а он всё ещё был полон сил и находился в прекрасном настроении. И, вероятно, готов был проделывать то же самое каждые выходные, если бы я его об этом попросила. Внезапно я с болью осознала, как сильно ему не хватает семьи. Меня преследовали вопросы о его матери, которая, очевидно, существовала. О том, где она, какая она? Поддерживают ли они связь? Есть ли у него братья и сёстры? Мне не верилось, что в Германии он совершенно один. Я решила, что при случае спрошу о его матери и настою на том, чтобы он представил меня ей.

Мы придумали ритуал перед сном, с которым он быстро свыкся. Укладываясь вечером в кровать, мы ещё немного разговаривали, потом я поворачивалась на левый бок, а он прижимался животом к моей спине. Потом Дэнни клал руку мне на бедро и переплетал свои пальцы с моими. Так он мог контролировать меня и не беспокоился о том, что я могу к нему притронуться там, где он не хочет. Не знаю, спал ли он в те первые выходные. Если да, то точно некрепко, так как я просыпалась каждое утро в той же позе, в которой уснула. Он не выпускал меня ни на мгновение.

Август 2000 года

Тот жаркий субботний день мы решили провести спокойно. Рано утром я уехала с Лайкой в конный клуб. Дэнни сначала пошёл бегать, а потом уехал на тренировку в Центр спортивных единоборств.

В обед я отвезла собаку к родителям и одна вернулась к Дэнни. Лайка так ослабела от жары, что мне не хотелось тащить её ещё раз. Мы с Дэнни погуляли с Майей. Совсем недолго, потому что было на самом деле очень жарко. Потом мы устроились под раскидистой липой около загона для пони и размышляли, стоит ли пойти в открытый бассейн, но лень одолела нас. Так что мы удовлетворились тем, что купили на заправке мороженое, опустили ноги в ручей и стали слушать музыку. К музыкальному вкусу Дэнни нужно было привыкнуть. Либо громыхала мрачная эпическая музыка, которую он врубал на полную мощь, либо он включал англоязычные баллады с многозначительным текстом. Я часто не понимала смысл – мешал языковой барьер или просто я была слишком поверхностной. Но он всегда объяснял мне его или пытался философствовать.

Мы перекусили в каком-то маленьком пабе и провели остаток вечера на диване. Кристина ещё с пятницы была у подруги и намеревалась вернуться только в воскресенье. Она объявила, что непременно хочет снова проводить больше времени с Наташей, но мне казалось, что она хотела дать нам с Дэнни больше возможностей побыть наедине.

Мы смотрели «Матрицу». Дэнни лежал на спине. Я много раз ловила себя на том, что тайком поглядываю на него, вместо того, чтобы следить за запутанным сюжетом. Дэнни посмеивался. Хотя мне никак не удавалось понять шутки в фильме, я невольно смеялась с ним. Как всегда. Он поймал меня в свои сети.

Я на коленях подползла к нему и легко притронулась к волоскам на его загорелой руке. Он медленно поднял взгляд и внимательно посмотрела на меня. Моё сердце замерло, а в животе всё больно сжалось. Приглашающим жестом Дэнни протянул мне руку и хлопнул себя по груди, чтобы показать, что я могу лечь на него, что я и сделала, положив голову на его плечо. Он обнял меня, мягко прикоснулся губами к моему лбу и с нежностью убрал несколько прядей с моего лица. У меня тут же побежали мурашки по коже и дрожь удовольствия по спине. С надеждой я повернула голову к нему, мои губы искали его, и он ответил чувственным поцелуем.

«Сегодняшний вечер подходит идеально, – подумала я. – Тины нет, и мы одни».

Сантиметр за сантиметром я придвигалась всё ближе к нему, пока мы всё так же страстно целовались. Пальцами я вцепилась в его футболку и попыталась снять её. В этот момент Дэнни с улыбкой оторвался от меня:

– Мы должны остановиться.

«Почему?»

Я настойчиво сунула руку под его футболку, намереваясь провести ею выше. Он взял мою руку и решительно вернул её обратно на моё бедро.

– Нет, – сказал он добродушно, но уверенно. У меня стало пропадать терпение, и я спросила, почему же мне не позволяется его трогать.

– Почему я не могу тебя трогать?

– Потому что я не хочу.

– Отлично! – буркнула я. – Что бы ты сказал, если бы не смог трогать меня?

Он поднял руки вверх:

– Не вопрос. Я не буду больше это делать.

Вздохнув, я положила руку ему на плечо:

– Дэнни, я не это имела в виду. Нам надо как-нибудь обсудить эту тему.

Он никак не отреагировал, только снова скрестил руки на груди и отвернулся от меня.

– Это из-за того, что твой отец делал с тобой, – хотя я, в общем, знала ответ, фраза всё равно прозвучала как вопрос.

Он коротко взглянул на меня, его глаза расширились. Затем он порывисто встал и вышел из комнаты. Покачивая головой, с поникшими плечами я пошла за ним. Он сидел в спальне на кровати и смотрел в окно.

– Дэнни, – снова начала я. – Я же знаю. Он издевался над тобой.

– Издевался? – его голос прозвучал холодно и насмешливо.

«Чёрт! Не стоило об этом заговаривать… Теперь дай ему немного времени…»

Дэнни вскочил с кровати и принялся расхаживать по комнате.

– Издевался, – с сарказмом резко повторил он, словно это слово не в полной мере отражало то, что с ним делали.

– Он насиловал меня, – крикнул он внезапно.

Я почувствовала, что падаю с какой-то невообразимой высоты. Подозревать что-то подобное и услышать это сказанным напрямую – две разные вещи.

– Понимаешь? – он почти кричал. – Он насиловал меня. Снова и снова. Больше двух лет. Мать знала об этом и ничего не предпринимала. Ничего!

– Может, она всё же не знала?

– Знала. О, знала. Она точно знала, что он делал. Он часто бывал в моей комнате часами, ночами. Она слышала нас. Он кричал на меня, я плакал, звал её и умолял что-нибудь сделать. Она игнорировала всё. Игнорировала меня. Она соткала для себя собственную реальность.

Он метался по комнате, как тигр к клетке, и всё время обеими руками проводил по волосам. Он ругался на английском себе под нос.

– Зачем я вообще тебе это рассказываю? – без перехода крикнул он мне. – Ты и так всё знаешь.

– Потому что тебе может стать легче, если ты расскажешь мне об этом. И потому что мы должны понять, как с этим быть.

Он фыркнул.

– Я рассказывал это в суде. Бесконечно много раз. Абсолютно чужим людям. Знаешь, как чувствуешь себя в такой ситуации? Когда нужно рассказывать чужим людям такое дерьмо? Я сидел в суде и чувствовал себя виноватым, а мой отец только глупо ухмылялся, как будто он имел на это право.

Без предупреждения он ударил ногой по шкафу. Хотя на нём были только носки, дерево сразу треснуло. Этого ему было недостаточно. Он снова и снова бил по боковой стенке, пока шкаф не развалился.

Я беспомощно сидела на кровати и смотрела на свои руки, пока он выпускал пар. Внезапно я почувствовала радость, что оставила Лайку у родителей. Дэнни испугал бы её своим агрессивным поведением.

– Я думаю, мне нужен новый шкаф, – снова заговорил он абсолютно спокойно. – Поедем в понедельник покупать новый?

– Конечно.

Вздохнув, Дэнни сел по-турецки у кровати и уставился немигающим взглядом на воображаемую точку на стене. Несколько раз он глубоко вдохнул и выдохнул.

– До десяти лет моя жизнь была абсолютно нормальной, – заговорил он. – Потом я совершил ошибку, и у матери случился выкидыш…

– Погоди! – прервала я его. – Ты совершил ошибку, и поэтому у твоей матери случился выкидыш? Как такое возможно?

Что они вдолбили ему в голову?

– Не прерывай, – остановил меня он. – Просто слушай, ладно? Спросить можешь потом.

– Хорошо! – согласилась я и молча покусывала губу, пока он рассказывал дальше:

– После выкидыша мы переехали в Германию, и мой отец начал пить. Он не смог пережить потерю сына и ненавидел то, что вынужден был жить в Германии. В обеих бедах он винил меня. И становился всё более недовольным, топил всё в алкоголе. Потом он пошёл по наклонной и стал покупать проститутов. Молодых мужчин, почти детей, которые продавали себя ради денег. Моя мать знала, они ссорились из-за этого. Несмотря на это, он всё чаще приводил кого-то домой. Всё чаще, всё моложе, спал с ними в спальне. Моя мать даже это оправдала. Это же были просто друзья.

Он замолчал и на мгновение прикрыл глаза. Я хотела спуститься к нему и обнять, но не осмелилась. Его пальцы дрожали, когда он снова заговорил:

– Мне ещё не было одиннадцати, когда он в первый раз пришёл ко мне в постель. Чтобы пообниматься, как он это называл. Я должен был позволить трогать себя везде. Он сказал, что мне это должно понравиться, иначе он продолжит водить других мальчиков домой, а маме это уже не будет нравиться – и тогда она разведётся с ним. Тогда мне придётся жить в приюте… и всё такое. Раз за разом он заходил всё дальше. Я тоже должен был его трогать, а потом он начал насиловать меня. Он угрожал, что если я не буду послушным, тогда он будет делать то же с мамой, а я ведь точно не хочу, чтобы из-за меня он делал больно маме.

Я могла только потрясти головой, открыв рот.

– Но ты же понимаешь, что это просто гнусная манипуляция с его стороны?

– Теперь да. Тогда я думал, что должен защитить маму. Так что я играл по его правилам. На самом деле у меня и выбора-то не было, кроме как раз за разом сбегать из дома. Я умолял маму сбежать вместе со мной, но она этого не сделала. Вместо этого отец снова и снова возвращал меня, и всё продолжалось без изменений, – Дэнни неуверенно посмотрел на меня. – Ты хочешь вообще это знать? Или мне стоит прервать рассказ?

«Боже, есть что-то ещё?»

– Я хочу знать, – прошептала я и закрыла глаза, чтобы собраться перед тем, что будет.

– Он приходил в комнату и раздевал меня. Иногда он связывал руки верёвкой за головой. Потом он трогал меня везде. Не только руками, но и губами, языком, своим…

Он не мог произнести слово, его трясло от одной мысли об этом. Невольно я задалась вопросом, насколько велик вред, причинённый его отцом, и можно ли устранить хотя бы часть этого вреда.

Образы проносились в моей голове. Образы, которые я не хотела видеть и от которых не избавлюсь теперь до конца своей жизни.

– У изголовья моей кровати было два столбика, – продолжал он. – Я должен был лечь на спину и держаться за них, не имел права двигаться и должен был позволить делать всё, чего бы он хотел. Так не получалось. Моя потребность скрещивать руки, чтобы избежать его прикосновений, была слишком большой. Я всё время вырывался, и тогда он бил меня. Затем мы начинали снова. Конечно, он мог бы просто связать меня, но так он получал больше удовольствия. Когда он наконец уходил из комнаты, я всё равно должен был продолжать лежать так. Так я и делал. Часто в течение многих часов. Потому что иногда он оставался у двери и подслушивал. Как только он слышал, что я перевернулся, он входил и избивал меня. Палкой или верёвкой…

Не из того ли времени пришло его стремление при первой возможности скрещивать руки?

– Это было действительно жутко, Джессика. Каждый раз, когда он возвращался в пятницу вечером с попойки, я знал, что он придёт в мою комнату. Я сидел на кровати, как загнанный зверь, и хотел убежать. Но куда мне было бежать? Моя комната была под крышей, бежать было некуда. Я слышал скрип лестницы, каждый раз, и знал, что это он идёт ко мне. Сначала в отчаянии прятался в шкаф, но он вытаскивал меня оттуда и кричал, что я должен прекратить выставлять его дураком, он же знал, что я там. Он злился всё больше по мере того, как я взрослел. И чем больше он злился, тем больше бил меня…

Дэнни споткнулся и бессильно вздохнул. Словно ему потребовались силы, чтобы преодолеть себя, он порывисто стянул футболку и сел передо мной на кровать.

– Смотри, – бесцветно сказал он.

– О, боже! – всё что я смогла произнести, заметив россыпь тонких белых шрамов по всей его спине. С большего расстояния их было не увидеть, но они точно были. Это напомнило мне спину раба, которого регулярно били кнутом, с той лишь разницей, что шрамы Дэнни были незаметнее.

Я осторожно провела пальцем по ровным белым линиям.

– Нет, – прошептал он, снова надел футболку, опять вскочил и принялся дальше наматывать круги по комнате.

– Ему было на всё совершенно наплевать. Он прекращал только тогда, когда получал, чего хотел. Тогда он усаживался на кровать, закуривал и хотел говорить со мной. В какой-то момент он оставлял меня плакать в комнате. Комната после этого несколько дней пахла алкоголем и сигаретами.

Дэнни остановился, скрестил руки на груди и посмотрел на меня. Его взгляд стал совсем отсутствующим и растерянным.

– Теперь ты можешь задавать вопросы.

Я покачала головой и спрятала лицо в ладони. Невыплаканные слёзы горячо горели в моих глазах. Я не могла сказать ни слова.

– Иди сюда, – сказала я и похлопала по кровати.

Он повиновался и послушно сел рядом. Он растерянно посмотрел на меня:

– Хуже всего, что мама мне ничем не помогала. Напротив – она полностью передала меня ему. Я ненавижу их обоих. Нужно было убить отца, когда была такая возможность.

– Что?

– Была крупная ссора. Я уже дожил до 15-ти, и у меня уже давно имелись успехи в спортивных единоборствах. Он снова напился, хотел выместить злость на мне, снова избить меня по полной, но тут мама встала у него на пути. Единственный раз. Она потребовала, чтобы он оставил меня в покое. Отец приказал ей исчезнуть, но она осталась. Тогда он ударил её и бросил на пол. И у меня сгорел предохранитель. Я встал между ним и мамой и двинулся на отца, и нужно было тогда забить его до смерти. Вместо этого я оставил его истекать кровью на полу и пошёл в полицию заявлять на отца. Домой я больше не вернулся, но подключил органы опеки. После этого я попал в приют, а он наконец в тюрьму.

– Ты всё сделал правильно, – заверила я его. – Ты же не хотел, чтобы твою жизнь разрушил такой человек.

Дэнни снова фыркнул.

«Разрушил ещё больше, чем есть на самом деле», – прибавила я мысленно.

– Я всё ещё часто спрашиваю, почему мама не помогла мне тогда. Я знаю, что у меня никогда не будет детей, но если всё же будут, я сделаю всё, чтобы защитить их. Всё. Не то что она!

Я тщательно запоминала всё услышанное и решила позже вернуться к этому. Сначала нужно было обработать всю эту информацию. Моя голова гудела. Это было слишком.

Кроме того, мне просто хотелось обнять его. Я осторожно потянула его к себе и погладила спину. Он спрятал лицо на моём плече и всхлипнул. Я придвинулась ближе, чтобы обнять его обеими руками, но он сразу оцепенел. Он был слишком возбуждён своим рассказом, чтобы допустить такую близость.

«Медленнее, – призывал внутренний голос. – Только когда он научится уверенно стоять, он сможет побежать».

– Я рада, что ты рассказал мне всё это, – прошептала я ему на ухо. – Я понимаю тебя. Я буду относиться с пониманием. Когда-нибудь ты дашь к себе прикоснуться.

– Я еще ни разу по собственной воле никому не позволил к себе прикоснуться. Никогда! – он положил лоб на моё плечо. – И этого никогда не произойдёт. Я никогда так не продвинусь.

– Нет, ты сможешь, – уверенно пообещала я. – Когда-нибудь. Мне всё равно, сколько этого придётся ждать. В твоём распоряжении сколько угодно времени.

– Время, – крикнул он презрительно и освободился от моих объятий. Он немного оттолкнул меня и пристально посмотрел на меня. Его глаза наполнились слезами.

– Время, – повторил он с расстановкой, – это то, чего у меня нет.

Во мне затрепыхалась паника. Ладони стали мокрыми.

– Почему? – беззвучно спросила я.

Он стиснул зубы и продолжал смотреть на меня. Моя интуиция говорила мне, что он рассказал ещё не всё.

– Дэнни! Почему? Скажи мне сейчас же, что происходит!

– Я не могу.

– Нет, ты можешь. Ты даже должен.

В этот раз я не отпущу хватку. Он столько рассказал этим вечером, остальное я тоже хочу знать.

– Я боюсь, ты вскочишь, убежишь и никогда не вернёшься.

Его голос дрожал, а в уголке глаза собралась слеза. Он быстро моргнул, чтобы смахнуть её.

– Такое уже происходило? Что от этого кто-то сбегал?

– Да.

– Я никуда не убегу. Обещаю.

Никто не заставит меня убежать от него. Скорее уж рак на горе свистнет. Его настроение снова резко изменилось.

– Никогда не обещай того, чего потом не сможешь выполнить, – прикрикнул он на меня, потом быстро подошёл к окну и посмотрел на меня почти со злостью.

– Просто скажи, в чём дело. Пожалуйста, – попросила я.

– Ну, хорошо! – упрямство в его голосе было уже трудно не услышать.

Он скрестил руки на груди, снова расплёл их, чтобы провести ими по волосам, и вновь скрестил. Прошло много минут, прежде чем он закончил внутреннюю борьбу.

– Хорошо, – обессиленно вздохнул он в конце концов, – я скажу тебе.

Моё сердце бешено забилось, и я почувствовала вкус крови – так сильно я закусила губу.

– Да? – переспросила я.

– У меня ВИЧ.

– Что?

Смысл сказанного медленно проник в моё сознание, отскочил оттуда, пулей промчался по внутренностям и остановился в животе, где и остаётся по сей день.

– Что? – спросила я ещё раз. – Этого же не может быть. Этим болеют только…

«Да, кто этим болеет? Проститутки. Геи. Наркоманы…»

– Я знаю, что ты сейчас думаешь, – прошептал он. – Но это не так. Это не от наркотиков. Я ни разу не пробовал. Меня заразил отец.

«Как будто не всё равно, откуда это у него, – завизжал мой внутренний голос. – Беги отсюда!»

Паника, которая уже до того трепетала во мне, увеличилась. Пот выступил на моём лбу, всё тело охватил жар. В какой-то момент мне показалось, что сейчас упаду в обморок. Я вспомнила о долгих страстных поцелуях с языком и мне показалось, что меня вот-вот вырвет.

– У тебя СПИД?

Не знаю, зачем я орала, как сумасшедшая.

– Не совсем. Я ВИЧ-позитивный. Есть разница. Я здоров, у меня нет никаких жалоб. Пока не начнётся болезнь, я могу жить абсолютно нормально.

– Но ты заразный! – закричала я. – Мы знакомы почти год, а ты ничего не сказал! Как ты мог?

Он снова сел ко мне на кровать.

– Не паникуй, – спокойно сказал он. – Тебе не надо бояться. У тебя ничего нет. Не было ни одной ситуации, в которой ты могла бы заразиться. Я обещал тебе, что предупрежу, когда станет опасно, и что буду заботиться о тебе. Я сдерживаю свои обещания. Всегда!

– Ты должен был мне сказать! – я всё ещё кричала на него.

– Я и сам это знаю.

Сколько уже раз за этот вечер он вздохнул? Осторожно он обнял меня.

– Можно? – даже спросил он.

Мне надо было бы затрясти его за такой вопрос и хорошенько прижаться к нему, но я буквально оцепенела под тяжестью его руки. В первый раз мне было нехорошо около него, хотелось убежать из его постели, быть подальше от него.

Дэнни почувствовал моё недомогание и убрал руку.

– Ты можешь идти, если хочешь, – он говорил спокойно и собранно.

Каждая жилка моего тела была напряжена, готова к бегству. Я казалась самой себе сдавленной пружиной.

«Беги!» – посоветовал внутренний голос. Оповестительная система моего тела звенела и мигала разноцветными огоньками. Я судорожно осмотрела комнату и взвесила мои шансы при бегстве.

– Ты можешь идти, – повторил Дэнни. – Всё в порядке.

Это стало моим сигналом. Лучшего ключевого слова и представить было невозможно. Я вскочила и побежала в коридор. Дэнни пошёл за мной и остановился со скрещёнными руками в нескольких шагах от меня. Его лицо ничего не выражало, не выдавало ничего, что происходило у него внутри.

– Всё в порядке, если ты уходишь. Но тебе не надо бояться. У тебя этого нет. Точно нет. Ты здорова.

Когда я надевала кроссовки и снимала с крючка сумку, то в ужасе поняла, что мои руки дрожат. На секунду я остановилась и снова посмотрела на него. Я хотела что-то сказать, но мне не пришло на ум ничего подходящего.

– Можешь забрать свои вещи в понедельник, когда я буду в спортивном центре, тогда мы не встретимся, – тихо сказал Дэнни и сделал шаг ко мне. Он протянул руку, и я невольно содрогнулась. Он тихо рассмеялся безрадостным смехом. Я поняла, что он просто схватил дверную ручку за моей спиной, и внезапно моё поведение показалось мне отвратительным.

Дэнни открыл мне дверь:

– Тебя нужно довезти до дома? Ты сейчас в состоянии аффекта. Твой автомобиль я завтра утром привезу с Симоном и поставлю перед домом.

Не отвечая ему, я проскользнула мимо, изо всех сил стараясь не прикоснуться к нему, выбежала из квартиры, пронеслась по короткому выложенному плиткой предбаннику и выскочила из дома. Еще не добежав до машины, я открыла её пультом и, тяжело дыша, плюхнулась на сиденье. Только с третьего раза мне удалось завести машину. Шины взвизгнули, что мне никогда не удавалось, когда я специально пыталась это сделать, и я выехала с парковки. Мои руки так вспотели, что скатывались с руля. Я включила радио на полную громкость, открыла оба боковых стекла и вывела машину на шоссе. Я ужасно злилась на встречные авто, которые постоянно посылали мне световые сигналы, пока не поняла, что не включила фары. Телефон пропищал. Не прекращая движение, я вытащила его из кармана и прочитала смс: