Текст книги "Дар неудачи"

Джессика Лэйхи
Дар неудачи. Отпустите детей – они сами справятся

This edition published by arrangement with DeFiore and Company Literary Management, Inc. through Andrew Nurnberg Literary Agency.

Text Copyright (c) 2015 by Jessica Lahey through Andrew Nurnberg Literary Agency.

© Сумм Л., перевод на русский язык, 2019

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательский дом «Самокат», 2019

* * *

Бенджамину и Финнегану

 
Я знаю всех вас, но до срока стану
Потворствовать беспутному разгулу;
И в этом буду подражать я солнцу,
Которое зловещим, мрачным тучам
Свою красу дает скрывать от мира,
Чтоб встретили его с восторгом новым,
Когда захочет в славе воссиять,
Прорвав завесу безобразных туч,
Старавшихся затмить его напрасно.
Когда б весь год веселый праздник длился,
Скучней работы стали б развлеченья;
Но редки празднества – и в радость всем.
Лишь необычное бывает мило.
Так я, распутные повадки бросив
И уплатив нежданно старый долг,
Все обману дурные ожиданья,
Являя людям светлый образ свой;
И, как в породе темной яркий камень,
Мой новый лик, блеснув над тьмой греховной,
Величьем больше взоров привлечет,
Чем не усиленная фольгой доблесть.
Себе во благо обращу я злое
И, всем на диво, искуплю былое.
 

«Генрих IV», часть I, акт 1, сцена 2. Монолог принца Генриха

У. Шекспир[1]1
  Пер. Е. Бируковой.


[Закрыть]

Вступление
Как я научилась отпускать

Я стала мамой и начала работать учителем средних классов в один и тот же год, и эта двойная роль определила то, как я растила детей и как преподавала. За первые десять лет воспитания двух мальчиков и обучения сотен учеников в мое сердце закралось некое беспокойство, подозрение, не сгнило ли что в нашем воспитательном королевстве. Но лишь когда старший ребенок перешел из начальной школы в среднюю и два моих мира встретились, источник проблемы стал для меня совершенно ясен: сегодняшний стиль воспитания, когда ребенок все время находится под гиперопекой и его всячески уберегают от неудач, поставил под угрозу компетентность, независимость и любознательность целого поколения. Когда я оценивала ситуацию со своего наблюдательного пункта у доски, мне казалось, что я уже давно вношу свой вклад в решение этой проблемы, призывая учеников к интеллектуальной и эмоциональной смелости. Однако, когда те же самые осторожность и страх, которые я видела в учениках, стали проявляться и в моих детях, мне пришлось признать, что я не только часть решения, но и часть самой проблемы. Мы научили детей бояться неудач и тем самым закрыли им наиболее надежный и прямой путь к успеху. Разумеется, мы ни в коем случае этого не хотели и у нас были самые добрые намерения, но получилось именно вот так. Из любви к детям и из желания защитить их самооценку мы выкорчевали все пни и препятствия на их пути, расчистив аккуратную дорожку, которая, как мы надеялись, приведет к успеху и счастью. К сожалению, таким образом мы лишили детей самых важных уроков детского возраста. Неудачи, ошибки, промахи и провалы, которые мы убрали с пути ребенка, – это те самые моменты, которые учат находчивости, упорству, новаторству и стойкости для жизни в этом мире.

Однажды случилось что-то вроде откровения: я стояла в классе, глядя на своих учеников, и вдруг ясно увидела свой собственный стиль воспитания. И я твердо решила сделать все возможное, чтобы вернуть как родных детей, так и учеников на путь компетентности и независимости. Стезя эта непроста, и идти по ней нелегко, но ведь в том-то и дело! Нам, родителям, придется отступить в сторону, не убирать страшные препятствия с пути наших крошек, а позволить детям реально с ними столкнуться. С нашей поддержкой, любовью и правильной мерой ограничений дети научатся находить собственные решения и пролагать свой путь к успеху, который будет их и только их.

Недовольство собственным стилем воспитания росло у меня внутри уже некоторое время, но я никак не могла понять, где именно произошел сбой. Я читала все родительские блоги и книги экспертов по воспитанию счастливых и здоровых детей. Но дети приближались к подростковому возрасту, и чего-то им явно не хватало. Они были хорошими, социально адаптированными детьми, но я никак не могла избавиться от ощущения, что, когда им придет пора жить самостоятельно и искать собственный путь в мире, они окажутся не полностью готовы. Покуда дети оставались в надежном коконе, который я для них свила, они были уверены в себе и успешны, но когда настанет пора вылупиться, сообразят ли они, как жить? Я настолько успешно изучила, запланировала и сконструировала для них комфортабельное детство, что помешала им адаптироваться к реальному миру.

Я никогда не собиралась внушать детям беспомощность или страх перед неудачами и, разумеется, не мечтала о том, что они проведут всю свою жизнь в состоянии тревожности. Напротив, я думала, что мои дети вырастут смелыми – в той идиллии дикой свободы, которую я помнила по своему детству. Я хотела, чтобы они с перочинным ножиком и парой печенек в карманах отправлялись исследовать лес, строили форты на деревьях, стреляли самодельными стрелами в воображаемых врагов и плавали в ближайшем пруду. Я хотела, чтобы у них были время и отвага пробовать неизведанное, раздвигать границы и забираться веткой выше, чем позволяет их зона комфорта.

Но как-то где-то случилось так, что эта идиллическая версия детства выродилась во что-то совсем другое: ожесточенную, беспощадную гонку на выживание. Сегодня беззаботное время в лесу после школы кажется старомодной забавой, поскольку с самого юного возраста на ребенка и родителей оказывается огромное давление – начинается гонка за успехом. Это давление никогда не ослабевает, и в расписании наших детей больше нет времени для досуга в лесах, не говоря уж о том, чтобы самостоятельно выбираться из грязи и трясины, в которые они могут там угодить. В новой реальности на счету каждая минута, и чем успешнее наши дети на академическом, спортивном и музыкальном поприще, тем более состоявшимися родителями мы себя ощущаем. Гонка на выживание начинается, когда дети делают первые шаги, и не кончается до тех пор, пока чадо не начнет получать шестизначный годовой доход и не обеспечит себе продвижение по общественной и экономической лестнице. И позвольте, что это за дурная мать, которая разрешает детям одним играть в лесу (это вместо работы над домашним заданием!), вооруженным до зубов перочинными ножичками и стрелами, с карманами, набитыми глютеном и сахаром?

Стоя в классе, парализованная этим ужасным открытием – я тоже повинна в эпидемии гиперопеки! – я наконец поняла, насколько далеко мы отклонились от верного пути.

Мы приводим в этот мир прекрасное, драгоценное дитя и после первых минут блаженства осознаем, что наша новая цель в жизни – защищать это хрупкое человеческое существо. И, если верить нагоняющим страх средствам массовой информации, опасности нас просто-таки окружают. Похитители детей под масками медсестер роддома, микробы, устойчивые к антибиотикам, токсичные химикаты, переносящие болезни насекомые, хулиганы, несправедливые учителя, психопаты, расстреливающие детей в школе… неудивительно, что мы совершенно помешались на безопасности своих детей.

Однако этот страх приводит не просто к гиперопеке – он приводит нас к растерянности и недальновидности, а также к излишней доверчивости тем, кто хочет сыграть на родительских страхах. Легче успокоить себя, защитив детей от всякого риска, нежели притормозить и выяснить, какие из рисков необходимы для развития и эмоционального здоровья. Мы защищаем детей от всякой угрозы, как реальной, так и воображаемой, и, когда вечером накрываем деток одеялом и видим, что день обошелся без царапин, синяков и эмоциональных травм, для нас это доказательство родительского успеха: очередной день прожит не зря.

Мы упиваемся безопасностью наших детей и убеждаем себя, что у нас еще куча времени, чтобы научить их справляться с риском и неудачами. Может быть, я разрешу им самостоятельно идти в школу завтра, но сегодня я собственноручно доставила их туда в целости и сохранности. Может быть, завтра они сделают уроки сами, зато сегодня они хорошо успевают по математике. «Может быть, завтра» продолжается до тех пор, пока им не приходит время вылететь из гнезда, а к тому времени дети уже четко усвоили, что родители всегда готовы спасать их от них самих.

И я виновна не меньше других родителей: сама того не желая, я растягиваю период зависимости своих детей, чтобы присвоить себе их достижения как знак моего родительского успеха. Каждый раз, когда я упаковываю ланч или везу в школу забытое домашнее задание, я получаю осязаемое вознаграждение: подтверждение, что я добросовестная мать. Я люблю – следовательно, забочусь. Я забочусь – следовательно, люблю. Хотя в глубине души я знаю, что детям бы следовало справляться с подобными вещами самостоятельно, мне приносят удовлетворение эти маленькие демонстрации глубокой, безусловной любви. Я успокаиваю себя, бесконечно растягивая их детство – на долгие годы, так, чтобы неизбежный его конец оставался за горизонтом. У них впереди вся жизнь, когда они будут паковать себе обед и помнить о своих портфелях, а у меня – лишь короткий отрезок времени, пока я могу делать все это за них.

У психиатров есть специальный термин для такого поведения. Оно называется слияние. Это нездоровое состояние симбиоза, оно порождает несчастных, вечно обиженных родителей и не вылетевших из гнезда детей, которые, закончив колледж, возвращаются жить в родительский дом. В 2012 году 36 % молодежи в возрасте от 18 до 31 года все еще жили в родительском доме, и, хотя частично это объясняется снижением занятости и повышением среднего возраста вступления в брак, эти цифры – проявление тенденции, наблюдающейся уже несколько десятков лет[2]2
  A Rising Share of Young Adults Live in Their Parents’ Home. 2013. August 14. http://www.pewsocialtrends.org/2013/08/01/a-rising-share-of-young-adults-live-in-their-parents-home/.


[Закрыть]. Чтобы вырастить здоровых, счастливых детей, которые смогут строить взрослую жизнь отдельно от нас, надо убрать из их жизни наше эго и позволить им испытать гордость собственных достижений и боль собственных поражений.

Также нам пора кончать с гонкой за успехом, мы уже умудрились довести себя до постоянного стресса и паранойи. Наши записи в Facebook и беседы во время футбольного матча – сплошные байки об учебных достижениях и спортивной славе наших детей, от этого хвастовства так и разит пассивной агрессией. Дети растут, и мы начинаем говорить о том, как объездили всю страну в поисках подходящего университета, о репетиторах, готовящих детей к госэкзаменам, потому что… разве вы не слышали? В новостях сказали, что сегодняшний диплом университета приравнивается к прежнему школьному аттестату… а чтобы получить этот диплом, детям придется преодолеть массу препятствий, которых у нас не было, потому что колледжи стали дороже и разборчивее… и больше нет таких, после которых точно найдешь работу… а поскольку экономика катится в пропасть, то, когда дети выйдут из того университета, который соблаговолит их взять, им, может, придется работать в баре за минимальную зарплату, чтобы платить за койку в квартире с шестнадцатью своими приятелями.

Пора остановиться и сделать очень глубокий вдох. Ученые обнаружили, что эта болезнь – «Феномен родителей под давлением» – весьма заразна. Даже попытавшись привиться от нее заранее, я все равно пала ее жертвой и не смогла стать такой матерью, которой хотела. Я стою над ребенком, делающим уроки, и по мере того, как приближается поступление в университет, делаюсь все более одержима его средним баллом. Как будто бы лучшие мои порывы придушены, а я сама подсела на иглу: если я не буду давить на детей, чтобы они больше успевали, больше из себя представляли, они потерпят поражение, а значит (вот он, неизбежный вывод), и я в качестве их матери тоже потерплю поражение.

В особо мрачные моменты я пыталась искать виноватых в своей судьбе и успешно нашла целое стадо козлов отпущения. Тут и реакция на «расслабленное» воспитание пятидесятых и шестидесятых, и воспитание на основе привязанности, которое мы применяли, когда дети были младенцами, и чувство вины в связи с неудавшимися попытками найти неуловимое равновесие между работой и семьей. Похоже, у нас больше нет золотой середины, островка безопасности: или все, или ничего.

Маятник воспитания качается взад-вперед, поэтому в том, что сейчас он находится в фазе гиперопеки, на самом деле никто не виноват. Таков цикл действия и противодействия, который составляет историю нашего вида. В начале XX века родителям велели вообще не дотрагиваться до своих детей, чтобы не избаловать, но к девяностым годам нас учили спать, есть, мыться, отправлять естественные надобности и дышать, ни на миг не расставаясь со своими «кенгурятами». Очевидно, что маятник находился в своей разумной, средней зоне где-то между 1970 и 1980 годами, и я бесконечно благодарна за то, что мне выпало играть в его тени, когда он проходил срединную точку. Однако золотой век равновесия пролетел чересчур быстро, и маятник пошел вверх – к тому месту, где мы находимся сегодня.

Если вы выросли в 1970-х, возможно, вы сами были «ребенком с ключом на шее», у которого оба родителя работали вне дома[3]3
  Judith Warner. Perfect Madness: Motherhood in the Age of Anxiety. New York: Penguin Books, 2006. P. 138.


[Закрыть]. В то время как для некоторых из нас этот образ окутан романтическим ореолом детства, другие печалятся о недостатке присмотра и чуть ли не заброшенности в свои нежные годы и пытаются дать детям то, что недодали им самим – и вот, стремясь компенсировать то, чего недополучили, мы стараемся быть вездесущими, всегда готовыми помочь, напомнить, выручить. В итоге некоторые родители – по большей части женщины – оставили офисы и осели дома, полные решимости осознанно заниматься детьми «на полную ставку». Зачастую матери окунались в «воспитание на полную ставку», вооруженные навыками, которые они почерпнули в университете и в бизнесе, и тут уж мало не казалось никому. Насколько серьезно можно заниматься воспитанием? Добиться, чтобы дети поступили в университет из Лиги плюща, сделать из них партнеров юридической фирмы на Уолл-стрит – все это было лишь вопросом организации, целеустремленности и тщательного распоряжения академическими и внешкольными ресурсами.

В то же время родители, продолжавшие работать, чувствовали себя ущербными, ведь они поставили карьеру выше детей, и они ощущали необходимость продемонстрировать всему миру, что справляются со всеми делами одновременно. И для них опять-таки успех был вопросом планирования и проворства. И кексики испечь, и заседание совета директоров провести. И на родительское собрание успеть, и звонок по конференц-связи через Bluetooth с клиентами в машине по дороге домой организовать. Кроме того, для оплаты ипотеки и детского сада семье требовались две зарплаты, а по мере обострения экономической ситуации сама идея, что один из родителей может расстаться со стабильностью ежемесячного дохода и соцпакетом, чтобы на полную ставку заниматься воспитанием, становилась нелепой.

Мы старались наилучшим образом применить навыки, которые с таким трудом приобрели. На место графиков встреч и схем проекта пришли заштрихованные разными цветами школьные расписания и логистические схемы перемещения между кружками. Навыки менеджмента, ранее применявшиеся в управлении командой сотрудников чтобы обеспечить выполнение квартального плана, теперь использовались в планировании кампаний по улучшению оценок в течение полугодия. Мне ли не знать: я сама пользовалась каждым приемом, усвоенным в колледже и юридической школе. Когда я вернулась на работу после рождения Бена, моего старшего, я вела электронные таблицы и базы данных для записи его первых слов, баланса потребления и выделения, а также прогресса в чтении. Раз эти инструменты были у меня в распоряжении, и я долго и упорно трудилась, чтобы ими овладеть, мне казалось совершенно разумным не дать им пропасть втуне. Эти меры усмиряли мое беспокойство о том, насколько я «правильный» родитель – беспокойство, оставлявшее чувство зияющей, засасывающей пустоты. Единственным союзником в этом деле, которого мне удалось найти, был наш педиатр, который хотя бы давал мне таблицы роста, где прогресс моего сына сравнивался с развитием всех его многочисленных конкурентов. Если его вес и рост были хоть немного выше 50-го процентиля в таблице – прекрасно! Значит, я хорошая, надежная мать. Если индекс массы его тела был немного ниже среднего, я чувствовала себя молодцом: я начисляла себе несколько баллов за предупреждение эпидемии детского ожирения. Однако в конце каждого визита мне хотелось, чтобы добрый доктор добавил что-то от себя, ответил на мою неозвученную мольбу: положено ли мне какое-нибудь отличие или в этой родительской гонке есть только зачет / незачет? Что он скажет об остальных родителях, сидящих в коридоре, – обогнала ли я их? Ну же, доктор, не томите: какую оценку вы мне поставили?

Конечно, стратегии достижения успеха в деловом мире трудно перенести на почву воспитания. Целые стопки исследований в сфере развития детей и психологии поведения говорят нам о том, что, даже если некие методы успешно мотивируют рабочих сборочного цеха, они совершенно не подходят для стимулирования детей к творческому решению проблем и на самом деле подрывают долгосрочную мотивацию к вложению сил в образование. Еще опаснее то, что наши вознаграждения и стимулы ставят баллы и оценки выше интеллектуального поиска и экспериментирования: это не позволяет учителю вести учеников к самостоятельной, лично мотивированной работе.

Хотя порочность таких методов вроде бы очевидна и доказана, мы продолжаем включать их в свою воспитательную стратегию. А за неимением регулярных оценок, выставленных какой-либо вышестоящей инстанцией, многие из нас, чтобы почувствовать, насколько хорошо мы справляемся с задачей, ожидают обратной связи от самих детей. Если дети пополнили список отличников и на первом курсе играют в футбол за университетскую команду – должно быть, мы прекрасные родители. И наоборот, когда ребенок заваливает контрольную или получает нагоняй за несдачу доклада по биологии, это с большой вероятностью означает, что мы где-то ошиблись. В конце концов, о родителях судят скорее по достижениям детей, нежели по тому, насколько дети счастливы, поэтому, когда наши дети терпят поражение, мы рассматриваем его как свое собственное.

Это не только катастрофически действует на родительскую самооценку, это признак недальновидности и отсутствия воображения. Промахи, от небольших ошибок до серьезных просчетов, – необходимый и критически важный элемент развития детей. Провал слишком часто рисуется в негативных тонах: двойка по математике или исключение из школы. Однако любые разочарования, отказы, замечания и критика – это маленькие поражения, которые одновременно являются скрытыми возможностями, ценными дарами, ошибочно воспринимаемыми как трагедии. К сожалению, когда мы отворачиваемся от них и отвергаем эти возможности, чтобы защитить детей от малейшего неудобства и обеспечить им сиюминутное счастье, мы лишаем их опыта, который нужен, чтобы стать компетентными, ответственными взрослыми.

Поражение пугает даже когда сталкиваешься с ним сам, но, когда речь идет о наших детях, бродящих слишком близко к его оскалу, нас охватывает примитивная, непреодолимая потребность их защитить. С эволюционной точки зрения такая реакция вполне естественна. Наше сердце и генетический код запрограммированы на защиту детей от вреда, поэтому, когда на нас возлагается задача «довести» свое биологическое потомство до взрослой жизни, мы готовы вступить в схватку с чем угодно, что грозит их успеху, мы бросаемся на защиту со всей яростью, на какую способны наши когти, зубы и мозги. К сожалению, если уровень адреналина и кортизола зашкаливает, мозг не может уловить разницу между подлинной, смертельной угрозой жизни и здоровью и безобидной ситуацией, когда противник в футбольном матче бежит по полю, чтобы забрать у нашего отпрыска мяч. Когда мы бросаемся наперерез хищнику в саванне и когда мы кричим на судью за несправедливое решение – это просто «два разных проявления одной и той же биологической реакции»[4]4
  Wendy Grolnick, Kathy Seal. Pressured Parents and Stressed-Out Kids. Amherst, NY: Prometheus Books, 2008. P. 74.


[Закрыть]. Поэтому, когда вам хочется толкнуть девочку, бросившую песок в лицо вашему малышу, или дать в нос учительнице, которая угрожает дочери двойкой по физике, помните, что, хотя эти действия не являются разумной, социально адекватной реакцией на легкие раздражители, они рождаются из нашей биологической природы, общей с остальным животным миром. Все мы хотим, чтобы наши дети благополучно дожили до взрослого возраста, и часто нам кажется, что успешное завершение этого проекта зависит только от нас.

За неимением саблезубых тигров и опасных обрывов, неудача кажется нам самой большой угрозой, той самой опасностью, с которой нашим детям совершенно не стоит встречаться в наше время, когда учеба все труднее, а барьер при поступлении в университеты всё выше. И в то же время история полна незаурядных людей, изобретателей и новаторов, которые научились обращать дар неудачи в свою пользу, которые не бежали от него, а оставались в его компании достаточно долго, чтобы уютно себя чувствовать среди разрушенных надежд и несостоявшихся планов. Они научились спасать из-под обломков то, что работает, и оставлять провалившиеся планы в прошлом, чтобы собраться и построить все заново и по-другому. Как обнаружила недавняя стипендиатка Фонда Макартуров и бывшая учительница старших классов Ангела Дакворт, способность упорно заниматься одним делом и следовать долгосрочным целям – надежный признак будущего успеха: точнее, чем оценки в школе, участие во внешкольной деятельности, экзаменационные баллы и коэффициент интеллекта. Она называет это твердостью характера. Ангела впервые осознала роль этого показателя, когда преподавала математику семиклассникам. Она оставила преподавание, чтобы серьезнее исследовать свою догадку, и ее открытия изменили взгляд преподавателей на потенциал учеников. Добиваются успеха ученики с твердым характером, а твердость характера выковывается в горниле неудач.

Каждый раз, когда мы спасаем детей, стоим за плечом или еще каким-то образом защищаем их от проблем, мы посылаем им очень четкий сигнал: их считают некомпетентными, неспособными и недостойными доверия. Более того, мы учим их зависеть от нас и этим отнимаем у них возможность получить ту компетентность и подготовку к жизни, передавать которую и есть наше родительское призвание.

Но вот вам факт, который подтверждается все новыми и новыми исследованиями: у детей, чьи родители не позволяют им терпеть неудачи, слабее вовлеченность, меньше энтузиазма по поводу образования, ниже мотивация и в конце концов хуже результаты, чем у тех, чьи родители поддерживают автономию.

Десятилетия исследований и сотни страниц научных свидетельств указывают на один вывод, который кажется безумным, но совершенно точно подтверждается практикой: если родители ослабят давление и перестанут беспокоиться об оценках и достижениях, сосредоточившись на более важном и общем – любви к знаниям и самостоятельном поиске, – оценки вырастут, а результаты экзаменов улучшатся. Дети контролирующих и директивных родителей гораздо хуже справляются с интеллектуальными и физическими вызовами, нежели их сверстники, выигрывающие от того, что родители отходят на задний план и позволяют детям пробовать, не справляться и пробовать снова. Более того, неудачи, которые дети терпят, когда мы отходим и позволяем им совершать собственные ошибки, – не только необходимая часть обучения: это тот самый опыт, который помогает стать жизнеспособными, умелыми и решать проблемы творчески.

США критикуют за новое поколение, не мыслящее гибко, за студентов, которые могут что-то выучить и дословно процитировать, но не умеют распорядиться информацией так, чтобы ответить на вопросы по-другому, новаторски. Отчасти это происходит потому, что наша система образования основана на стандартизированных тестах как способе измерения эффективности, а еще потому, что сегодняшние родители просто не позволяют детям барахтаться в малоприятном, грязном опыте провала достаточно долго, чтобы заметить недочеты плана А и сформулировать план Б, В, Г и Д. Многие дети могут прекрасно сдать экзамен, используя план А, но обязательно найдется ребенок, который попытался и потерпел неудачу, а потом перегруппировался для двадцати пяти новых попыток, и они-то и приведут к подлинному новаторству и изменят мир. Этот ребенок отличается не только творческим или инновационным подходом: он не боится пробовать новую стратегию. Ему достанет мужества и решительности перебрать тысячи неверных решений до тех пор, пока не найдется работающее. Он сможет собраться с силами после множества неудач и, подобно Томасу Эдисону, перепробует тысячи способов, с помощью которых нельзя создать лампочку, прежде чем найдет тот единственный, который работает.

Мое озарение пришло не сразу. Да, я уже некоторое время чувствовала себя некомфортно в роли гиперопекающей мамочки, но я вынуждена (снова) отдать должное своим ученикам, показавшим мне то, чего я в своей слепоте не видела. Каждый год мои восьмиклассники пишут сочинение об опыте, который оказал большое влияние на их образование. После долгой борьбы с текстом одна из моих самых нервных и тревожных учениц сдала мне следующее:

Некоторые люди боятся высоты, другие – воды; я же боюсь неудачи, что, кстати, называется атихифобия. Я настолько боюсь неудачи, что теряю из виду то, что по-настоящему важно – возможность чему-то научиться. Когда я думаю только о результате, я упускаю суть задачи и лишаю себя новых знаний.

Далее она описала, как этот страх многократно и многообразно помешал ей в школе и спорте, но эти первые несколько предложений прямо-таки ввели меня в ступор. Опыт этой ученицы, мой профессиональный опыт разговоров с ее родителями, мой собственный стиль воспитания и страхи моего сына – все это сошлось вместе в ее признании. Родители этой ученицы – прекрасные, добрые, заботливые люди, которые вовсе не хотели посеять в своем ребенке такого рода страх. И, честно говоря, им пришлось бы самим разбираться с последствиями, если бы частный выбор родителей, мешающий социальному, эмоциональному и академическому развитию ребенка, не вступал бы в конфликт с возможностью преподавателя учить этого ребенка.

Несмотря на безбрежный оптимизм и энергию тысяч новых учителей, приходящих в школы каждый год, Национальная ассоциация образования сообщает, что треть преподавателей увольняется через три года работы, а 46 % – через пять. Рон Кларк, лауреат премии Диснея лучшему американскому учителю, пишет, что многие из «сбежавших» учителей называют одной из главных причин ухода из профессии «проблемы с родителями». В интервью компании CNN 2011 года он рассказывает о разговоре с директором, которую признали «администратором года» в своем штате, а она уволилась.

– Я кричал: «Вы не можете уйти от нас!», а она прямо сказала: «Послушайте, если бы мне предложили руководить школьным заведением для сирот, я бы с радостью согласилась, но я просто не в силах больше терпеть родителей: они нас убивают».

Я очень люблю преподавать, но «проблемы с родителями» часто вдохновляют меня на фантазии о том, как я навсегда уйду из профессии, уеду на Аляску и стану разводить ездовых собак. «Проблемы с родителями» – сюжет моих ночных кошмаров.

Теперь, когда я понимаю корень страхов и беспокойства родителей, я делаю все возможное, чтобы убедить их: небольшой отрицательный эпизод на пути ребенка очень мало влияет на общую картину, а также может оказаться прекрасной возможностью научиться стойкости. Я отступаю, жду, пока нервные родители начнут дышать ровнее, и помогаю им увидеть, что у них замечательный, добрый, щедрый и любознательный ребенок. Я успокаиваю: у ребенка все будет хорошо; более того, на протяжении своей жизни он будет делать прекрасные и интереснейшие вещи, и никто даже не вспомнит о проступке или неудаче, ставших причиной нашей встречи. Некоторые родители верят мне, но больше тех, кто не верит и уходит из моего кабинета с убеждением, что четыре с минусом за семестр означает конец их мечтам о прекрасном образовании, экономической стабильности и счастливой жизни ребенка.

Быть учителем никогда не было просто, и столь же непросто быть родителем: у обеих сторон немало общего, что, по идее, должно вызывать взаимное сочувствие. В конце концов, все мы стремимся к общей цели – образованию наших детей. К сожалению, родители, приоритет которых – спасение детей от неприятностей, и учителя, для которых важно бросить вызов своим ученикам, часто вступают в конфликт. Из-за этого партнерство родителей с учителем зашло в тупик. Преподавание превратилось в перетягивание каната: родители хотят, чтобы учителя заставляли детей все серьезнее работать, однако отвергают серьезные занятия как «слишком сложные» или «слишком фрустрирующие» для своих отпрысков. Родители вправе защищать самооценку своих детей, но слишком часто родительский гнев выбирает мишенью учителя.

Я постаралась найти лучший способ поддержать родителей в их усилиях любить и беречь своих детей и научить родителей немного отойти на задний план, предоставить своим чадам безопасное пространство для падения, особенно при переходе из начальных классов в средние. Этот момент – лучшее время для неудач, даже для тех ребят, которые до сих пор со всем справлялись. Сочетание нескольких источников стресса – пубертата, выросших академических ожиданий и нагрузки – идеальная почва для неудач. От того, как родители, учителя и ученики поработают вместе над преодолением неизбежных падений, в огромной степени зависит будущий успех ребят в старших классах школы, университете и дальнейшей жизни.

Так что же делать? Чтобы помочь детям получить от образования как можно больше, родители должны выпускать поводья из своих рук и сосредотачиваться на трех целях: предоставить возможности для неудач, искать способы учиться на ошибках и строить здоровые отношения между семьей и школой. В следующих главах я объясню каждую из этих целей подробнее и опишу стратегии для их достижения.

В тот день, когда я наконец осознала свою склонность к гиперопеке, я исполнилась решимости что-то изменить у себя дома, с собственными детьми. Требовалось немедленно совершить какой-то символический жест, и я сразу поняла, с чего начать. Мой младший сын, в тот момент третьеклассник, все еще не умел завязывать шнурки. Эту проблему я списывала на изобретателей липучек, а также на вкус своего сына, который предпочитал легко надевающуюся обувь, но в глубине души я знала, что это мое упущение. Когда я заговаривала с ним об этом, он пугался, несмотря на мой бодрый зачин: «Как здорово было бы нам вместе разобраться с этими шнурками!» Он терялся из-за моих указаний, я терялась из-за его беспомощности, и все предприятие заканчивалось раздражением и слезами. Слезами! Из-за шнурков! Когда я всерьез задумалась об источнике проблемы со шнурками, я поняла, что причина – в чувстве фрустрации и беспомощности, возникшем по моей вине, а не по его. Я же сына этому и научила.