Текст книги "Наваждение"

– О, не стоит благодарности!

Теперь она поняла, где слышала этот необыкновенный акцент. Она вспомнила Кларка Гейбла в «Унесенных ветром», единственной американской киноленте, которую видела с субтитрами. Молодой человек, должно быть, родом из той части Соединенных Штатов, где когда-то богатые имели рабов. Что она могла сказать ему и чем привлечь его внимание? Не найдя ничего подходящею, она уткнулась в чашку с кофе.

А подняв голову, увидела, что он вышел из-за своего столика и остановился возле нее. Интуитивно она пригладила волосы, проверяя, нет ли там застрявших соломинок, сожалея, что не успела переодеться после своего нелегкого путешествия и ее платье измято.

– Не хотите ли присесть? – спросила она, кивком указывая на стул напротив себя, делая вид, что обладает хорошими манерами.

– Нет, благодарю вас, – отозвался он. Элл склонила голову, пряча уныние. Наверное, она была слишком настойчива. Неужели он тоже принял ее за… Ее мысли нарушил его голос:

– Мне кажется, это место недостаточно хорошо для вас. – Перед ней на столе звякнула горсть монет и прямо перед собой она увидела его протянутую руку. Элл вложила свою ладошку в его ладонь и почувствовала, как ее мягко поднимают на ноги.

– Меня зовут Эдвард Хайленд, – сказал он, глядя в ее изумленное лицо, – но вы можете звать меня Дьюк. Надеюсь, вы не найдете мое предложение нескромным, но я был бы ужасно рад, если бы вы согласились быть моей гостьей и пообедать со мной.

Она кивнула, не в силах выговорить ни слова, и достала из-под стола свой чемодан.

– Разрешите, я понесу его. – Он взял чемодан и предложил ей руку. Элл понадобилась секунда, чтобы сообразить, чего он ждет от нее, потом она протянула ему ладонь, и они вышли из кафе.

– Как вас зовут? – спросил он.

– Элл, – ответила она, смутившись, что не догадалась представиться ему раньше.

– Элл, – повторил он, не скрывая любопытства, так как ее имя звучало как французское слово «она». – И все? Она нервно улыбнулась.

– Вообще-то меня зовут Гейбриэл. – Она замялась на мгновенье, потом ее осенило, что если она решила начать новую жизнь, забыв о том, что она незаконнорожденная, то надо взять И новое имя, которое, кстати, принадлежало ей по праву.

– Гейбриэл Сандеман, – добавила она.

– Мадемуазель Сандеман, – молодой человек остановился и склонился в церемонном поклоне, – рад познакомиться с вами.

– Я тоже очень рада. Мне очень повезло, что вы спасли меня от этого ужасного официанта.

– Это был мой долг джентльмена, дорогая Элл. И когда он улыбнулся, то опять напомнил Кларка Гейбла, вернее, его героя в фильме – Ретта Батлера, и сердце ее учащенно забилось. Неужели все происходит с ней на самом деле? Может быть, она все еще дремлет в кафе? Все, что произошло, было даже лучше, чем в тех мечтах, которые привели се в Монако.

Глава 2

«Надо есть как леди… Откусывать не торопясь, маленькими кусочками, – предупреждала Элл саму себя, глядя на расставленную еду: аппетитная горка лангустов, нежные зеленые бобы, тончайшие зажаренные ломтики картофеля. – Как бы она ни была голодна, надо помнить о хороших манерах, постараться, чтобы этот молодой человек по имени Дьюк решил, что она благовоспитанная девушка из хорошей семьи. А может быть, он уже понял, что она просто бедная девушка из провинции, и заманил, чтобы лишить чести? Она может наскучить ему в любой момент, и он выпроводит ее вон из этого рая?»

К удивлению Элл, американец повел ее не в ресторан, а в конец причала, где они поднялись на борт одной из самых больших яхт, стоявших в гавани. На боку блестящей белой 185-футовой яхты золотыми буквами было выведено «Хэйленд Флинг». Они прошли на корму, где молодой человек отдал распоряжение стюардам. Вскоре под зеленым тентом был накрыт стол. Белоснежная скатерть, китайская фарфоровая посуда с золотыми ободками, искрящиеся хрустальные бокалы. К столу подвинули стулья, обитые мягкой белой лайкой. Вино разлили в бокалы, поставили блюда с сыром и паштетом, мягкие белые хлебцы. Потом был подан обед.

Элл поддерживала беседу и, отвечая на расспросы о себе, старалась перевести разговор на другую тему, задавая ничего не значащие вопросы о яхте. Но ничего такого, что могло бы показаться хозяину проявлением назойливого любопытства. Сон продолжался наяву. Роскошная яхта, обед, словно на открытке панорама Монако за кормой, деликатесы, которых она в жизни не пробовала.

Она потеряла выдержку, когда на десерт подали пирожные с кремом. Сладкое вообще редко водилось в доме кузена Жака, грубого фермера, у которого она воспитывалась после смерти матери. Она с жадностью откусила кусок потрясающего эклера И вымазала кремом щеки. Мнимые хорошие манеры оказались под угрозой. Она увидела, что молодой человек с улыбкой наблюдает за ней и, похоже, видит ее насквозь.

Элл быстро стерла крем со щек камчатной салфеткой и отодвинула от себя тарелку с пирожными.

– Больше не хотите? Мне показалось, они вам понравились.

– Даже слишком. – Она заняла оборонительную позицию.

Он опять улыбнулся, и, избегая его проницательного взора, она достала из вышитой сумочки мятую пачку «Галуаз», вытащила сигарету, сунула ее в рот. Он тут же поднес золотую зажигалку. Элл прикурила, глубоко затянувшись, выпустила дым, принимая независимый вид, перенятый от Симоны Синьоре, Даниель Дарье и других звезд французского кино.

Внезапно он наклонился через стол, приблизив лицо.

– А теперь, – произнес Дьюк, – больше никаких уверток. Я хочу знать о вас больше. Каждый раз вы уклоняетесь от ответа или меняете тему.

– Но вы все уже знаете! Я приехала из маленького французского городка, о котором вы в жизни не слышали. Там выращивают капусту, чтобы заработать на жизнь, и пьют вино, чтобы развлечься. Мне девятнадцать лет, и в Монако я хотела встретиться со своим отцом.

– Надеюсь, он не будет возражать, что я так поздно задержал вас.

– Нет, – ответила она быстро, – он знает, что я могу за себя постоять. А вы? – быстро спросила она. – Наверное, вы переплыли на яхте океан, чтобы присутствовать на торжествах? Почему вы сидели один в кафе, а сейчас обедаете со мной; вместо того чтобы быть на балу?

– Мой отец сейчас там. – Дьюк небрежно махнул рукой в сторону дворца Ле Роше. – И это, видите ли, не моя яхта, а его, и все остальное тоже. Но я поехал ради прогулки, и мне безразличны все эти светские развлечения.

В голосе его прозвучали горькие нотки, но Элл старалась сохранить веселый тон их беседы.

– Ну, я-то уж не упустила бы ни одного, если бы у меня был шанс, – сказала она. – Бьюсь об заклад, что венчание будет красивейшим зрелищем.

– Нет, мэм, – покачал головой Дьюк, – думаю, самое чудесное и красивейшее зрелище сейчас прямо предо мной.

Взволнованная и приятно пораженная его комплиментом, она вспыхнула и, чтобы скрыть смущение, затянулась сигаретой.

– Вы не должны курить «Галуаз». Слишком грубые сигареты и табак крепкий. Попробуйте эти.

Дьюк вскочил, прошел к столику с коктейлями и взял одну из нераспечатанных пачек сигарет в хрустальном ящичке. Подойдя к Элл, раскрыл пачку, и она увидела, что это один из лучших сортов сигарет, импортируемых из Америки. Погасив свою «Галуаз» в серебряной пепельнице, она закурила ту, которую предложил Дьюк.

Сигарета была легкой: чтобы почувствовать ее вкус, не следовало сильно затягиваться, обжигать язык.

– Лучше, не правда ли? – спросил Дьюк.

– Да, благодарю, – ответила Элл. Конечно, сигареты были хорошие, но ее несколько удивила та гордость, с которой он их предлагал.

– Ваш отец – он друг невесты или жениха? – спросила она.

– Ни то ни другое. Мы здесь благодаря моей мачехе – Джоан. Она посещала театральную школу в Нью-Йорке вместе с Грейс Келли.

– Неужели? – Глаза Элл широко раскрылись, она опять затянулась, выпустив дым.

Ну да. Они снимали квартиру на двоих и славно веселились в то время. Если бы вы слышали, что рассказывала о Грейс Келли Джоан… – он понизил голос, – и если бы это услышал старый добрый Ренье, он бы сначала хорошенько подумал, прежде чем выбрать ее матерью своих детей.

– Не может быть! – Элл была шокирована.

– Разумеется, это было еще до того, когда Грейс заметил Голливуд, а мать мою заметил X. Д. – то есть мой отец. Но Грейс и Джоан с тех пор не теряли друг друга из вида. Джоан была просто нокаутирована, когда узнала, что Грейс не пригласила ее на свадебный бал. – Дьюк захихикал, словно неприятности мачехи доставляли ему удовольствие. Она придумала историю, как будто вышло недоразумение. Просто боялась, что друзья узнают, как ее обошли, и начнут злословить по этому поводу. Не знаю, поверил ли ей кто-нибудь: моя мачеха всегда была безнравственной.

– А ваша настоящая мать, – Элл спрашивала мягко, понимая, что касается щекотливой темы, – умерла?

Дьюк засмеялся нерадостным неприятным смехом.

– Нет, но, бьюсь об заклад, X. Д. желал бы этого. Они разошлись, когда мне было шесть лет. Я жил в основном с ней, Но она отсылала меня к X. Д. на все школьные каникулы. Говорила, что для моей же выгоды, чтобы защитить мои права. Боялась, что Пеппер и Бейб вытолкнут меня из числа наследников. Элл положила сигарету в пепельницу.

– Пеппер? Бейб? Кто они?

– Дети X. Д. от Джоан. Мои единокровные брат и сестра.

– Они пошли на бал?

– Нет, их сейчас нет здесь. – Дьюк самодовольно улыбнулся. – Джоан хотела их взять с собой, но X. Д. сказал, что не собирается превращать яхту в детский сад. А то, что сказал мой отец – закон для всех, никто не может изменить его.

Он замолк и стал грустно смотреть вдаль, на темнеющий океан. Из нескольких его замечаний Элл стало ясно, что, несмотря на красоту, богатство и изысканную одежду, он, По-видимому, несчастен и считает, что отец и мачеха плохо к нему относятся.

Импульсивно, в знак понимания и сочувствия она прикрыла его руку своей.

Как странно, подумала она, что этот молодой человек, похожий на принца, недавно спасший ее, сейчас кажется таким уязвимым, что его самого хочется спасать. И кому, как не ей, знать, как это больно – чувствовать себя никому не нужным.

Посмотрев на нее, он сжал ее руку, и Элл почувствовала, как между ними пробежала искра доверия и понимания, когда людям достаточно взгляда, чтобы понять друг друга. Теперь о посвятил ее в часть своих переживаний, и она подумала, что о должен понять и посочувствовать и ее несчастьям.

– Я тебе солгала, – вдруг выпалила она. Ласково улыбнувшись, он еще крепче сжал ее руку.

– Я знал это…

Она выдернула руку.

– Откуда ты мог знать?

– Конечно, я не был уверен на сто процентов. Но из твоих слов следовало, что ты встретилась с отцом. И в то же время носишь с собой чемодан… Как-то противоречит одно другому, Она взглянула на него из-под полуопущенных ресниц, потом спрятала лицо в ладонях, и ее плечи затряслись от сдерживаемых рыданий. Выставленная напоказ со своим горем, она была смущена тем, что предстала перед этим молодым человек ком достойной презрения и жалости, какой всегда и была для жителей деревни Бизек… А она-то вообразила, что волшебство этой ночи никогда не кончится…

Дьюк сунул ей в руки салфетку. – Перестань, Элл, вытри глаза. Это не имеет для меня значения. Ты не хотела, чтобы я знал, что ты одинока. Я понимаю. Наверное, ты подумала, что я хочу воспользоваться твоей беспомощностью. Я тронут тем, что ты рассказала мне правду.

– Почему ты заговорил со мной в кафе? Зачем привел сюда?

Он чуть пожал плечами.

– Потому… Ну, потому что я был одинок и мне было не слишком весело. Ну, и потому, что ты красивая. А больше всего, наверное, из-за того, что ты выглядела такой же несчастной, как и я… Элл кивнула. Теперь ей хотелось рассказать Дьюку всю правду о себе. О своей матери, об отце, которого она никогда в жизни не видела.

Но не успела она вымолвить и слова, как он возбужденно вскочил.

Кажется, нам надо встряхнуться. Почему бы не выпить шампанского, как они делают там? – Он кивнул в сторону дворца и казино, сиявших огнями. Он ушел, Элл осталась одна. Стюард, прислуживавший им с обедом, сразу удалился, чтобы не мешать.

Сигарета, которую она положила в пепельницу, превратилась в пепел. Элл беспокойно огляделась вокруг в поисках пачки, которую принес Дьюк. Ее нигде не было видно. Наверное нечаянно положил себе в карман. Она встала и погнила к хрустальному ящичку, в котором лежали другие пачки, с различными названиями, и взяла одну под названием «Эвергргрин».

Доставая сигарету, она вдруг обратила внимание на имя «Хайленд», напечатанное мелкими буквами по краю пачки. Повернув пачку, она поднесла ее поближе к глазам и прочитала всю фразу: «Еще один превосходный продукт компании Хайленд Тобакко». Так вот что служило источником благосостояния Дьюка и его семьи. И, несомненно, приносило высокий доход.

Дьюк вернулся, неся бутылку «Дом Периньон» и два хрустальных бокала. С шумом откупорил бутылку, наполнил бокалы и протянул ей один.

За счастливую пару! – Он подошел к поручням палубы И поднял бокал в направлении розового дворца. – И пусть князь никогда не узнает о своей княгине того, что знает моя мачеха.

Элл со смехом повторила его жест, и они выпили.

Облокотившись на поручни рядом с Дьюком, Элл чувствовала себя по крайней мере знаменитой кинозвездой, отмеченной знаком судьбы. Еще совсем недавно она стояла вместе с толпой в гавани, а теперь она здесь, на шикарной яхте, в компании красивого и очень богатого молодого человека. Если бы только судьба, занесшая ее сюда, подсказала, как сделать, чтобы продлить этот волшебный миг!

Дьюк налил ей еще шампанского и опять посмотрел на дворец. Доносившиеся к ним по воде звуки музыки теперь стихли.

– Думаю, бал заканчивается. X. Д. прибудет сюда в любую минуту.

Дьюк говорил очень тихо, как будто сам себе.

– Ты хочешь, чтобы я ушла?

– Нет. – Он не смотрел в ее сторону.

Элл смутилась. Сначала эта искренность за столом, потом его возбуждение, шампанское. Ей показалось, что он становится романтичным. Она уже начала мечтать о том, что… И вдруг он отдалился, стал неуверенным, совсем не таким, каким был в кафе, когда защищал ее от грубости официанта или когда отдавал распоряжения прислуге на яхте. Может быть, ей самой сделать первый шаг? Нельзя упустить шанс, появившийся у нее с этой встречей, Она подвинулась и прижалась к нему. Вдруг идиллия была нарушена. От сходен яхты послышался раздраженный резкий женский голос:

– Я не собираюсь больше этого терпеть, слышишь?! Ты позоришь меня перед друзьями, несешь всякую чушь. Если ты не умеешь пить, X. Д., то хотя бы научись сдерживать язык!

Громкий мужской голос оборвал поток претензий:

– Ты все перепутала, Джоан, моя крошка. Ведь это ты не умеешь пить. Поэтому тебе лучше отправиться сейчас спать, чтобы выветрилось все выпитое тобой шампанское, а когда будешь чувствовать себя лучше, я куплю тебе что-нибудь красивое.

– Я говорю, чтобы ты прекратил проклятые высказывания в мой адрес! А если не сделаешь этого, я найду способ заплатить тебе тем же!

– Джоан, детка, не говори того, о чем завтра пожалеешь… Мгновение спустя искусно причесанная блондинка в расшитом блестками платье с горностаевой накидкой вихрем промчалась мимо Гейбриэл и Эдварда и, обогнув корму, скрылась из виду, громко стуча каблуками. Элл широко раскрыла глаза: женщина, промчавшаяся мимо, показалась ей похожей на королеву: такого количества драгоценных украшений на шее и руках Элл в жизни не видела.

– Это была моя мачеха, – сказал Дьюк. – Ты должна извинить ее за то, что она не поздоровалась, но когда она в таком состоянии, то обычно забывает о хороших манерах.

– Она очень красивая, – признала Элл.

– Может быть, в своем роде. По правде говоря, я нахожу ее немного вульгарной.

Элл даже не могла представить, что кому-то может не понравиться такая красивая и разодетая дама, но, прежде чем она успела изложить свою точку зрения, появился высокий мужчина, очень похожий на Дьюка. У него был спортивный подтянутый вид, серебристые с сединой волосы и стальные серые глаза. Смокинг и рубашка с бриллиантовыми пуговицами сидели на нем так же привычно, как на другом сидят джинсы.

Он был элегантен и двигался по палубе с таким видом, будто ему принадлежал весь мир.

– Так, так, – растягивая слова произнес он, увидев юную пару. – Я не знал, что у тебя гостья, Эдвард.

Тон был насмешливый, покровительственный, каким обычно говорят родители, потворствуя маленьким детям.

И на глазах Элл с Дьюком что-то произошло: он как будто съежился.

– Ты еще много чего не знаешь, X. Д., – обидчиво сказал он тоном, действительно похожим на тон маленького ребенка.

– Безусловно, Эдвард, я уверен, так оно и есть, – согласился отец со снисходительной улыбкой. – А теперь, может быть, представишь меня своей очаровательной подруге.

Нахмурившись, Дьюк неохотно представил их друг другу.

– Надеюсь, мисс Сандеман, – произнес X. Д. Хайленд, – мой сын оказал вам необходимое гостеприимство.

Элл на мгновение замешкалась, прежде чем ответить. У отца Дьюка был такой повелительный вид, его глаза смотрели на нее так пристально, сверкая почти так же ярко, как бриллианты на рубашке, но в его присутствии она чувствовала себя приятно и легко.

– О да, мы обедали и пили шампанское…

– Какая жалость, я не знал раньше, что у Эдварда такая прелестная подружка. Я мог бы достать для вас обоих билеты на праздничный бал. Такая хорошенькая женщина должна блистать, одетая в вечернее платье, танцевать, веселиться…

Он говорил, а у Элл кружилась голова. Она-то думала, что вершиной роскоши был обед на яхте… Но кружиться в вальса в бальном платье!

X. Д. Хайленд продолжал:

– Но поскольку Эдвард сказал, что балы его не интересуют, думаю, и у вас такое же мнение?

Элл посмотрела на Дьюка так, будто он оказался пришельцем с другой планеты, потом на его отца, который напоминал ей бога, спустившегося с Олимпа.

– Нет, меня очень интересуют. Не расскажете ли мне, как все происходило там сегодня? – робко попросила она.

– Как я могу отказать в такой очаровательной просьбе? – галантно отозвался X. Д., игнорируя мрачные взгляды сына. И начал рассказывать жадно внимающей Элл о событиях дня: во-первых, ланч во дворце, где все Келли из Филадельфии были представлены всем Гримальди из Монако; затем чай, на который Грейс пригласила только близких друзей, и наконец бал, где в огромном бальном зале дворца Ле Роше танцевала тысяча приглашенных.

– Как она была одета, мсье Хайленд? – умоляюще спросила Элл. – Не могли бы вы описать ее наряд?

– Если только вы будете звать меня X. Д., – рассмеялся он. – Но и тогда, пожалуй, не смогу рассказать много… Что-то розовое или, может быть, бежевое? Ну там кружева, блестки… Извините меня, дорогая, – заметил он, видя разочарование на личике Элл, – но когда дело касается нарядов, я только плачу по счетам. И, разумеется, – добавил он, – я всегда могу оценить красоту женщины, которая носит эти наряды.

– А завтра… Вы пойдете туда завтра?

– Да, завтра днем будет гражданская церемония, потом; прием в дворцовом саду…

Элл вздохнула, прижала руки к груди.

– Как замечательно! И, вероятно, там будет дюжина фотографов…

X. Д. довольно улыбнулся, принимая этот вопрос за наивную попытку юной девушки оценить таким образом эти знаменательные события.

– Ну да, – ответил он, – сотня фотографов.

– О, как бы мне хотелось быть там. Расскажите мне еще о…

– С меня довольно и этого, – сердито сказал Дьюк, – больше чем достаточно, хотел я сказать.

– Но я говорил не с тобой, Эдвард. Я отвечал на вопросы Гейбриэл. А если тебе слишком тяжело соблюдать правила приличия, я думаю, юная леди поймет и извинит тебя…

Дьюк уставился на отца, потом перевел взгляд на Гейбриэл. «Выбери меня, – – говорил этот взгляд, встань на мою сторону».

Но хотя Элл прекрасно поняла эту немую мольбу, она была не в силах оторваться от отца Дьюка. Если Дьюк показался ей молодым принцем, то X. Д. Хайленд, безусловно, был королем, блестящим, любезным и понимающим – ясно, что именно ему принадлежала эта яхта и все что тут было. Она застыла, в молчании.

Через минуту Дьюк отвернулся и бросился вон. По дороге он наткнулся на стул, чуть не упал, но сумел сохранить равновесие. Покраснев от досады, он бросил еще один взгляд в сторону Элл и убежал с палубы.

– Мы с вами сегодня в одинаковом положении, дорогая, – со смехом сказал X. Д. – Нас сегодня не очень любят.

Он взял бутылку с шампанским, предлагая Элл выпить еще, и, хотя у нее начинала кружиться голова, она кивнула, соглашаясь. He хватало, чтобы этот необыкновенный человек принял ее за такого же ребенка, каким был его сын.

Он ловким натренированным движением наполнил ее бокал, касаясь при этом ее пальцев, легко, непринужденно, но с намеком на продолжение. Потом еще поговорил с ней, рассказывая о том, что видел с того момента, как прибыл в Монако, припоминая детали, которые интересовали ее больше всего. Потом сказал:

По-моему, достаточно о Грейс и Ренье. Расскажите мне о себе, Гейбриэл. Ваша семья живет в Монако?

– У меня нет семьи, – ответила она. Ее деревенский кузен в счет не шел, а Ральфа Сандемана, наверное, уже не было в живых, раз он не приехал сейчас в Монако!

– О, мне очень жаль, – мягко произнес X. Д., и Элл поверила, что ему действительно жаль ее. Казалось, он ждал продолжения, и, к своему удивлению, она услышала, как рассказывает ему историю, которую собиралась рассказать Дьюку, если бы тот не ушел тогда за шампанским. Конечно, не все, опуская все неприятные моменты, а только то, чем она гордилась. О своей матери, Монике Веро, спортсменке из маленький деревни, у которой открылся талант к прыжкам в воду. Ее увезли из деревни, тренировали, пока она не стала лучшей во Франции в этом виде спорта, и затем она получила серебряную медаль на Олимпийских играх 1936 года. Элл рассказала и об американце-фотографе, который сделал чудесные фотографии ее матери, а потом влюбился в нее. Они провели волшебные несколько недель, путешествуя по столицам Европы.

– Это была настоящая любовь, – заключила Элл, – но потом… – Голос ее прервался, она всхлипнула.

– Что-то произошло, не правда ли? – мягко спросив X. Д.. – То, что сильнее любви, так? Элл кивнула.

– Началась война, гражданская война в Испании. Моего отца послали от газеты, где он работал, в Испанию.

Она помедлила, не зная, какую версию выбрать. Иногда, она рассказывала, что ее мать вышла замуж за Ральфа Сандемана, а потом его убили на войне. Собственно, эту историю и рассказала ее мать, вернувшись в деревню Бизек, хотя ложь открылась, когда она не захотела предъявить документы священнику, который крестил Элл. Элл решила приукрасить факты, но не лгать. Если X. Д. обнаружит, что она лгунья, то не захочет иметь с ней вообще ничего общего.

– Конечно, моя мать думала, что он вернется, и отправилась домой в Прованс ждать его. Но… – слезы потекли по щекам Элл, – он не вернулся… И никогда не узнал, что у него родилась дочь…

X. Д. покачал головой.

– Бедное дитя. – Он вынул прекрасный носовой платок; и вытер ей щеки.

Симпатия в его серых глазах и сочувственный тон подтверждали, что она на правильном пути. Лучше ему не знать, что Монике с младенцем, которого она родила в Париже, пришлось вернуться в деревню, чтобы не умереть в голоду.

– Позднее, во время войны, моя мать участвовала в движении Сопротивления, – с гордостью продолжала Элл. – Она была очень храброй и рисковала жизнью, сражаясь в маки.

– Да, похоже, она была необыкновенной женщиной, – сказал X. Д.

– Она была одной из самых известных героинь Сопротивления, – подтвердила Элл.

Не было нужды говорить, что стыд толкнул Монику на дикий необоснованный риск, заставляя совершать подвиги, далеко выходящие за пределы долга перед своей страной.

– Но ее поймали и казнили в гестапо.

X. Д. обнял Элл за плечи, но не произнес ни слова, как будто знал, что слова могут только обесценить трагедию смерти эпики.

– Меня воспитывал кузен, – закончила рассказ Элл, – это было нелегко, особенно после войны. Франция переживала тяжелые времена.

Она не сказала, что хотя во время войны все объединились против бошей, своего общего врага, позже, когда жители деревни немного оправились, стали забывать голод и тяготы войны, они снова вспомнили старое и превратили остаток детства Элл в настоящий ад.

Некоторое время они сидели молча, и Элл ощущала исходящую от X. Д. силу, сочувствие и еще что-то такое, что трудно было объяснить.

Пo воде доносились тихие звуки вальса. X. Д. встал, церемонно поклонился и протянул к ней руки. Эта учтивость вызвали новые слезы на глаза Элл, оказавшейся в надежном кольце его рук. Танцевал он превосходно. Избегая грубых объятий деревенских танцоров, Элл предпочитала танцевать дома, одна, воображая рядом партнеров, но X. Д. был даже лучше, чем ее воображаемые поклонники. Хотя он уверенно вел ее, рука его при этом легко, едва-едва касалась спины девушки, шаги были размеренны и легки. Как странно, думала Элл, проносясь в его объятиях по палубе, что жена такого замечательного человека сварлива, а сын по-детски капризен.

Когда музыка кончилась, X. Д. подержал Элл на расстоянии вытянутой руки, разглядывая ее лицо в лунном свете. Тишина нарушалась только мягкими всплесками воды за бортом яхты. Вдруг он легонько, кончиками пальцев, провел по ее щеке, потом обвел контуры полных чувственных губ. Это прикосновение пробудило в ней неутоленный голод по ласке, которой она была лишена после смерти матери. И когда он потянул ее за собой, она последовала почти не колеблясь.

Пройдя несколько ступенек и толкнув какую-то дверь, они очутились в большом великолепно обставленном салоне, где горела только одна лампа. Он привлек ее к себе и поцеловал долгим нежным поцелуем. Элл ощутила слабый аромат табака… и что-то еще – силу, богатство, их сладчайший аромат. Руки его были сильными и уверенными, и даже при всей своей неопытности Элл понимала, что в обращении с женщинами о был человек искушенный.

Чувствуя головокружение от шампанского, гордая тем, что ее желает такой необыкновенный человек, она не оказала соя противления, когда он начал расстегивать ее платье, осторожно и бережно, как будто оно было от Шанель, а не из простого деревенского ситца. Он касался ее шеи, полной округлой груди под тонкой ветхой сорочкой почти благоговейно. Когда он начал шептать нежные слова, она почувствовала себя буквально околдованной. Потом покорно дала уложить себя на обитую шелком кушетку. Когда он раздвинул ее ноги, она бросила тревожный взгляд в сторону двери, потом на приглушенный свет одинокой лампы.

– Никто сюда не войдет, – прошептал он, – не беспокойся… Разреши мне любить тебя.

Любить ее! Она покорилась, уступая, разрешая ему касаться себя там, где еще не касался ни один мужчина.

Он нежно ласкал ее самые сокровенные местечки, наблюдая при этом за ее лицом, повторяя ласку, если видел, что она приносит ей наслаждение, и прекращая, если этого не происходило. Дыхание ее стало прерывистым, наслаждение от его ласк усиливалось, она чувствовала, что задыхается от нетерпения.

Короткая острая боль пронзила ее в тот момент, когда она отдавала ему самое ценное, что имела и что могла отдать только один раз. Ее короткий крик был заглушен поцелуем, и их тела слились в завершающем, приносящем обоим наслаждение финале.

Уже через минуту беспокойные мысли начали сверлить ее мозг. Что теперь с ней будет?

И услышала его спокойный голос:

– Останься со мной, Гейбриэл. Я постараюсь, чтобы тебе было лучше в следующий раз. Я все сделаю, чтобы тебе было хорошо.

Ее молитвы были услышаны.

– Да, я останусь, – прошептала она, крепче обнимая его. – Да, спасибо тебе. Он тихо рассмеялся.

– Ты не должна благодарить меня. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Загадай желание.

– У меня их слишком много. – Выбери одно и назови его сейчас.

Она лихорадочно перебирала все свои мечты о счастье. Жизнь в роскоши и без забот. Вкусная еда и красивая одежда. Много денег, всегда. И любовь, которая поможет забыть все пережитые унижения. Но ее что-то удерживало от того, чтобы выплеснуть все сокровенные мечты.

– Я бы хотела… – начала она, – я бы хотела присутствовать завтра на венчании. – И она посмотрела на него, как ребенок, который не надеется, что его мечта может осуществиться.

– Ты будешь там, – сказал он так, как будто не было ничего проще.

– Правда? – прошептала она удивленно, глаза ее засияли от возбуждения. – Ты действительно можешь сделать это для меня?

– Когда ты узнаешь меня получше, Элл, – сказал он, – ты поймешь, что я всегда держу свое слово. – Она почувствовало вдруг легкий намек на недовольство в его тоне, хотя в глазах была только любовь. – Так хочешь остаться со мной и узнать меня лучше?

В какой-то миг она почувствовала страх от того благоговения и желания, которые испытывала к нему. И хотя Элл всегда отвергала деревенские суеверия, она выросла среди деревенских людей и теперь вспомнила их рассказы о дьяволе, который заманивает обещаниями, чтобы завладеть душой человека. Возможно ли, что X. Д. и есть этот дьявол?

– Конечно, я не принуждаю тебя, – продолжал он, – но через два дня, когда закончится свадебная церемония, мы отплываем на острова, в Грецию. Там будет много солнца, прозрачное море и красивые виды. Хочешь туда?

Она не смогла устоять.

– Да, да… Но как же я?.. – быстро сказала она, вспомнив, что с ними будет жена X. Д.

– Это очень просто, моя дорогая. Ты – гостья моего сына и будешь с нами в этом качестве.

Подруга Дьюка… Теперь она поняла. Он говорил о благоразумии, том самом, заимствованном у французов. Но вспомнив о Дьюке, его доброте в кафе, она почувствовала укол совести. Ведь это он привел ее на яхту и открыл перед ней новый мир.

Но на карту ставилась ее жизнь. Этот необыкновенный день принес возможность навсегда забыть позор матери и проскользнуть в рай для богатых. Будет ли у нее когда-нибудь еще такой шанс? Взвешивая все «за» и «против», Элл подумала, что такое небольшое препятствие, как чувства Дьюка, не должно встать на ее пути к счастью. Возможно, когда-нибудь они станут друзьями, уговаривала она себя. Во всяком случае, раненная гордость и капризы избалованного молодого человека не должны помешать осуществлению ее мечты.

– Да, – ответила она, – я хочу поехать с тобой. Я хочу этого больше всего на свете.

– Значит, все устроилось. А теперь, моя дорогая девочка, не мешает тебе поспать несколько часов.

Они быстро оделись, и X. Д. проводил ее по ступенькам на нижнюю палубу.

– Это моя каюта, – показал он. – А здесь, – тут он многозначительно взглянул на Элл, – спит миссис Хайленд. – Дьюк – дальше по коридору. Мы поместим тебя вот здесь, посередине…

Он открыл дверь каюты.

У Элл перехватило дыхание, когда она увидела великолепную плюшевую мебель, меховое покрывало на кровати, шелковые занавески на иллюминаторах и вазы со свежими цветами.