Текст книги "Наваждение"

Глава 5

Медленными неуверенными шажками Ники шла через вестибюль к своему классу. По дороге в школу в автобусе она сидела одна, в стороне от смеющихся, болтающих детей, и у нее стало зарождаться неясное тревожное предчувствие. Потом оно переросло в слабую боль, как будто ее желудок перетянули тугим поясом. Чем ближе она приближалась к двери в класс, ТЕМ сильнее становилась боль. Ей так хотелось пойти в школу, подружиться с детьми, но теперь она видела, что все дети уже выбрали себе друзей. И она чувствовала себя так же одиноко, как дома, когда играла одна в пустом поле за домом.

Ники стояла в дверях, пока учительница не заметила ее и не подошла.

– Здравствуй, – сказала она с приветливой улыбкой, – ты, должно быть, Ники Сандеман. Меня зовут Джун Фарлоу, я твоя учительница. Можешь звать меня мисс Джун. Твой стол – вон там… – Она показала в дальний конец класса.

Ники села и терпеливо ждала, пока мисс Джун призывала класс к тишине. Она встала, отдала салют флагу, приложив руку к сердцу, и запела «Звездное знамя». Ники заметила, что она единственная, кто знает все слова, но это не принесло ей удовлетворения. Что-то разделяло ее с остальными детьми.

Неприятное чувство усилилось, когда Мисс Джун попросила ее подняться и представила детям, которые молча на нее уставились, некоторые почему-то с ухмылкой.

Мисс Джун прочитала рассказ и потом начала задавать вопросы по прочитанному. Взметнулись вверх руки, дети охотно отвечали на вопросы, только Ники сидела молча, приклеившись к стулу. С каждой минутой она все больше отдалялась от остальных, как будто за два дня ее опоздания дети образовали прочный круг, в который ей никогда не проникнуть.

Когда урок кончился, дети начали играть, образовав маленькие группы, а Ники сидела одна. Никто не обращал на нее внимания и не приглашал принять участия в игре.

К ней подошла мисс Джун.

– Ты тоже должна играть, – сказала она, взяв Ники за руку, подвела к двум маленьким девочкам, которые играли возле кукольного домика в углу.

– Кейт, Тамми, почему бы вам не принять Ники в игру?

– Хорошо, мисс Джун, – ответили девочки хором.

– Мы играем в дом, – начала объяснять Кейт. У нее были красивые рыжеватые длинные волосы, веснушки и большие голубые глаза. И она была такая тоненькая, что ручки и ножки напоминали палочки.

– Мама-кукла готовит завтрак, а папа-кукла собирается на работу. А где работает твой отец? – спросила Кейт.

– Я точно не знаю, – ответила Ники. Девочки уставились на нее в недоумении.

– Не знаешь? Но куда он уходит после завтрака? – спросила Кейт.

Ники безмолвствовала. Она уже совершила одну ошибку. Как она могла им сказать, что ее отец никогда с ними не завтракает?

– Он не работает на фабрике? – спросила Тамми, блондинка, у которой были ухватки сорванца.

– Наверное… Я думаю, он там работает… – промямлила Ники. Ведь мама говорила, что мистер Хайленд имеет какое-то отношение к фабрике.

– Ты так думаешь? – повторила Тамми и начала хихикать. – Ты, должно быть, совсем дурочка, Ники, если даже не знаешь, где работает твой отец.

– Нет, я не дура! – Ники сжала маленькие кулачки.

– Конечно, нет, – к ней на помощь пришла мисс Джун, – я думаю, Тамми не это хотела сказать. Правда, Тамми?..

Некоторое время Тамми смотрела с вызовом, потом подчинилась учительнице.

– Нет, мисс Джун.

– Тогда извинись перед Ники.

– Извини. – Тамми посмотрела на нее, и Ники увидела, что та на самом деле ничуть не сожалеет. Наоборот, она была очень зла на Ники за то, что та доставила ей неприятности.

Школа не обещала ей веселья, поняла теперь Ники. Все было ужасно. Ей захотелось немедленно уйти домой.

Учительница тоже смотрела на нее, но по-доброму, с сочувствием.

– Ники, я тут нарисовала несколько картинок, чтобы украсить класс. Ты не поможешь мне развесить их?

Ники с благодарностью согласилась, радуясь, что уйдет от расспросов и будет пока в безопасности.

Почему другим детям так легко в школе и почему так тяжело ей, размышляла Ники. Наверное, есть какой-то секрет, как заводить друзей, который известен другим детям, но она его не знает.

Но как она узнает этот секрет? Мама наверняка не знает его, ведь у нее тоже никого нет, кроме мистера Хайленда.

После занятий, направляясь к школьному автобусу, Ники вдруг заметила длинный черный автомобиль, который остановился напротив школы. В открытом окне лимузина был виден шофер. Ники узнала автомобиль мистера Хайленда, который всегда привозил его к коттеджу. Она остановилась, раздумывая, продолжать ли путь к автобусу или бежать к автомобилю. Если он приехал, то, наверное, затем, чтобы отвезти ее домой из школы…

Пока она стояла, окно начало открываться. Ники увидела фигуру человека на заднем сиденье, он смотрел на нее. Наверное, сейчас позовет… Она не стала дожидаться и побежала к машине.

Но, пробежав несколько ярдов, она разглядела лицо мужчины – это был совсем не мистер Хайленд! Человек был гораздо моложе. Ники один раз видела его в городе, когда он, выскочив из дверей магазина, чуть не сбил их с ног. Какой-то миг они с мамой смотрели друг на друга, и их взгляды были похожи на тот, которым недавно на нее смотрела Тамми. Потом он вскочил в красный автомобиль с открытым верхом и уехал. Ники тогда удивилась и спросила у мамы, знает ли она этого человека. «Немного, – ответила Элл, – это сын мистера Хайленда».

Ответ поразил Ники. Если он был сыном мистера Хайленда, то они должны быть братом и сестрой? Но он был намного старше и, конечно, не мог быть сыном Элл. Эта мысль тревожила ее несколько дней, пока она не спросила об этом у мамы. И услышала, что у мистера Хайленда есть дети от трех различных женщин. Еще Ники было приказано не задавать больше подобных вопросов.

Узнав его теперь в окне автомобиля, Ники замедлила шаг. Надо ли ей садиться в машину? Она вспомнила, каким тоном ее мать говорила об этом человеке.

Но это был сын мистера Хайленда… И он приехал в его автомобиле…

Не успела она сделать еще несколько шагов, как человек в окне откинулся назад, окно начало закрываться, и длинный; черный лимузин уехал, Ники смущено глядела вслед. Зачем он приезжал? Ее вывели из задумчивости сигналы школьного автобуса, который собирался отъезжать. Она поспешила к автобусу и опять оказалась одна на заднем сиденье, так же, как утром.

И все время по дороге домой думала об этом человеке.

– Хорошо прошел день в школе? – спросила Элл, как только Ники вошла в дом.

– Да, мама. – Ники хотелось рассказать о сыне мистера Хайленда, но ведь мама запретила ей говорить о нем.

– Чем ты занималась?

– Я нарисовала две картинки.

– Дай мне посмотреть.

– Мисс Джун повесила их в классе, мама. Она сказала, что я смогу забрать их домой на следующей неделе.

– Это очень хорошо. Значит, все в порядке? Все были добры к тебе?

Ники помолчала: ей не хотелось расстраивать мать.

– Мисс Джун была очень добра… – наконец ответила она.

Элл вздохнула с видимым облегчением.

– Очень хорошо… Это очень хорошо…

На следующее утро Ники проснулась, чувствуя сильную боль в желудке. Элл испугалась, что рыба, которую они вчера ели на ужин, оказалась недоброкачественной.

Она немедленно позвонила доктору Бойнтону, который прибыл через двадцать минут.

Неряшливо одетый доктор, волосы которого давно нуждались в стрижке, осмотрел девочку и отвел в сторону мать.

– Что с ней, доктор? Может быть, она отравилась рыбой?

– Нет, все не так страшно, – ответил он с мягкой улыбкой, – я бы сказал, что это следствие нескольких вещей… Элл задохнулась, но доктор поспешил ее успокоить:

– Ничего серьезного, просто некоторая застенчивость и нервное возбуждение. Проще говоря, ваша дочь очень переживает начало школьных занятий.

– Но она сказала, что все были добры к ней. Она никогда не лжет…

– Я не думаю, что она солгала. И считаю, что ничего страшного не произошло… Просто нервы… Напоите ее теплым молоком с печеньем, дайте понять, что всем известно чувство страха и что нельзя ему поддаваться. Я уже поговорил с ней, но думаю, что у вас это получится лучше.

Элл поблагодарила доктора и взяла в холле свою сумочку. Хотя обычно она посылала счета доктора в компанию, где их оплачивали, на этот раз она не хотела, чтобы о болезни Ники узнал X. Д. Он и так уже достаточно наслышан о проблемах со школой.

– Сколько я вам должна, доктор? – спросила она.

– Ничего на этот раз.

– Но…

– Прошу вас. – Доктор жестом показал, чтобы она убрала сумочку.

– Вы слишком добры.

Отмахнувшись от благодарностей, он открыл дверь, потом остановился, на лице его отразилась борьба, было заметно, что ему нелегко это произнести:

– Я рад, что Ники пошла в школу, миссис Сандеман. Ей понадобится больше времени, чем остальным, чтобы привыкнуть. И ни в коем случае не сдавайтесь. Все будет хорошо, я уверен.

Элл была тронута. Неудивительно, что доктор знал о них все – ведь он даже принимал у нее роды. Он никогда не давал ей понять, что сочувствует ей, но и не пускался в рассуждения о морали, намекая на двусмысленность ее положения.

– Еще раз спасибо, доктор, – сказала Элл вслед доктору. Потом поднялась в спальню дочери. Комната была светлой и солнечной, с бело-розовыми обоями и белой в цветочках мебелью. Бледная Ники сидела на постели, укрытая одеялом, положив под спину две подушки. Она с испугом посмотрела на мать.

– Прости меня, мама, – произнесла она, – я не хотела тебя расстраивать.

– Ты меня совсем не расстраиваешь. – Элл обняла дочь. – Я рада, что с тобой все в порядке.

– Я завтра пойду в школу, – сказала Ники, – доктор Бойнтон говорит, что я должна туда ходить. Я обязательно пойду.

Понимая теперь, что в школе совсем не все в порядке и что дети, вероятно, сторонятся Ники, наученные своими родителями, Элл почувствовала, как у нее больно сжалось сердце. После всех своих обещаний она не смогла дать дочери нормальную семью, которая защитила бы ее от унижений. У Ники был уютный дом, красивая одежда, вкусная еда, вот и все, в чем она преуспела по сравнению со своей матерью. Но главным – чувством уверенности, что она такая же, как все, ничуть не хуже остальных, Ники была обделена так же, как она сама.

На следующее утро Элл отвезла Ники в школу.

– Не забывай, что говорил доктор Бойнтон, дорогая, – сказала Элл. – Вполне естественно, что ты сейчас волнуешься. Но как только привыкнешь к школе и заведешь друзей, эти боли в животе у тебя исчезнут.

Ники кивнула, соглашаясь с мамой, но, когда поцеловала ее перед тем как уйти, было заметно, что ей смертельно не хочется входить в школу.

Она протянула мисс Джун записку доктора, объясняющую ее вчерашнее отсутствие.

– Мне жаль, что ты плохо себя чувствовала, – с искренним сожалением сказала учительница, – надеюсь, сегодня тебе лучше.

Смешок одной из девочек тут же охотно был подхвачен остальными.

– Довольно! – резко прикрикнула мисс Джун. – Слышишь, Тамми? Прекрати, или мне придется вызвать в школу твоих родителей.

Тамми непокорно вздернула голову.

– Но моя мама сказала, что Ники не знает, кто ее отец потому, что его просто нет. Нет настоящего отца, какой есть. у меня.

Ники опять почувствовала резкую боль в желудке. Она ненавидела школу. Она бы убежала домой, если б не дала обещание маме и доктору.

В слепом отчаянии отдала салют флагу и, запинаясь, спела гимн. Но позже, когда все начали играть, случилось чудо. К Ники подошла Кейт и протянула ей руку.

– Я выбираю Ники, – сказала она громко и ясно, чтобы каждый мог услышать, – и я хочу играть с Ники.

Ники остолбенело смотрела на нее. Она была бы счастлива быть выбранной любым из детей, но быть выбранной Кейт, которая выглядела как ангел, и смех которой звучал как музыка, было настоящим чудом. Как послушный щенок, она поплелась за Кейт, радостно повинуясь всем ее словам, стараясь угодить, благодарная за внимание.

Потом, когда стало ясно, что Кейт не передумает, Ники спросила, почему она стала играть с ней, когда никто этого не хотел.

Кейт важно взглянула в лазурные глаза Ники.

– Я скажу тебе правду. Я выбрала тебя потому, что мне сказал папа о твоих болях в желудке; Он сказал, что тебе нужен друг.

Ники сначала не могла ничего понять, пока Кейт не объяснила ей, что ее фамилия Бойнтон – доктор, лечивший Ники, был ее отцом. Ники нахмурилась, она была разочарована. Ей совсем не хотелось, чтобы с ней дружили только потому, что им было приказано. Но Кейт вдруг добавила:

– Но я рада, что сделала это. Ты мне нравишься, Ники. Поэтому я сказала тебе правду. Потому что, если мы собираемся стать друзьями навек, мы должны всегда говорить друг другу правду. Согласна?

Ники охотно согласилась. Друзья навек? А в школе, оказывается, совсем не плохо!

Возвратясь домой, Ники сразу побежала на кухню, чтобы найти маму и рассказать о своем новом друге. Она нашла ее у раковины, где Элл стирала белье, и встала рядом, ожидая вопроса о школе. Но мама, казалось, не заметила ее, поглощенная стиркой, она напевала грустную французскую песенку, как делала всегда, когда была опечалена или расстроена. Ники не стала хвастаться своими успехами.

– Что случилось, мама? – спросила она.

– Ничего, моя крошка, – ответила Элл с отсутствующим видом, – ничего не случилось.

Но по ее голосу Ники поняла, что это не так. Она огляделась вокруг, как бы ища причину. На столе возле чашки с недопитым кофе и пепельницы, полной сигаретных окурков, Ники увидела газету, раскрытую посередине. Подойдя к столу, она взглянула на нее.

В центре была фотография: мистер Хайленд в модном черном костюме рядом с какой-то леди в очень красивом платье. «Вот и причина, – подумала Ники, – наверное, маме хотелось пойти на этот бал». Ники было очень жаль маму, и она отдала бы все, чтобы та больше не грустила.

Кейт Бойнтон стала частой гостьей в коттедже на окраине города, а Ники, в свою очередь, приветливо принимали в одноэтажном доме-ранчо. Ники раньше никогда не бывала ни в одном доме, кроме своего собственного, и сразу же восхитилась тем, что увидела у Бойнтонов. В доме всегда было шумно, полно людей, которые приходили и уходили. За домом находились бассейн и гимнастический зал, которым часто пользовались Кейт и три ее брата. Огромная просторная кухня отличалась от их крошечной, там всегда было полно разнообразных вещей, которые были запрещены дома. Например, содовая шипучка («слишком сладкая», – говорила Элл), или жевательная резинка, которую можно было надувать («слишком вредно для зубов»), или орехи в сахаре («тяжело для желудка»). Ники каждый раз блаженно вздыхала, когда ела или пила запрещенное, испытывая уколы совести, что предпочитает их прекрасно приготовленным питательным маминым блюдам.

Ники нравилось, что члены семьи Бойнтонов могли небрежно разговаривать друг с другом, даже ругаться, хотя было , видно, что они друг друга любят. Но они совсем не были «дикарями», как называла Элл детей городка. И если миссис Бойнтон спокойно говорила: «Следите за манерами, дети», крик и споры прекращались, и даже старший брат Кейт, Джеймс, которому было уже пятнадцать, слушался мать.

Как ни странно казалось это Ники, но Кейт с таким же восторгом относилась к коттеджу Сандеман. Ей нравился певучий акцент Элл, ее французские словечки и больше всего прекрасно приготовленная ею еда. Мать Ники казалась ей необычайной, прекрасной, как кинозвезда, и окутанной тайной. Она была восхищена ее манерами и культурой, предпочитая слушать чтение Элл, чем играть возле дома или смотреть телевизор.

Оставаясь одни, девочки мечтали о том далеком будущем, когда, закончив начальную школу, они займут свое место в мире взрослых.

– Я хочу поступить в «Корпус мира», – решительно заявила Кейт, – и помогать людям, действительно заслуживающим помощи, а не тем злым. старикам, которые живут у нас в городе.

– Я хочу… – мечтательно произнесла Ники, пытаясь мысленно нарисовать картину, сотканную из многочисленных желаний, – я хочу, чтобы ты всегда была моим другом.

– Я им буду. Но что еще?

– Я хочу, чтобы у меня была семья, как ваша, и настоящий дом.

– Каждый хочет иметь друзей, дом и семью, глупая. Но чего ты хочешь лично для себя?

Ники хорошенько обдумала вопрос. Легче было бы для нее перечислить, чего она не хочет. Например, жить одна, как мать, плакать по ночам, когда думает, что никто не слышит. Не хочет, чтобы ей запрещали, за исключением нескольких разрешенных фраз, разговаривать с родным отцом.

– Я не знаю, что еще, – искренне призналась она, – правда, не знаю.

– Но ты сможешь сделать все, что захочешь, – настаивала Кейт.

– Почему? – удивилась Ники.

– Потому что будешь богатой.

– Я? Откуда ты знаешь?

Удивленная этим вопросом, Кейт воззрилась на Ники.

– Так считает мой отец. Я слышала, как он говорил маме на следующий день после твоего первого прихода в наш дом. Он сказал, что мистер Хайленд обязан дать тебе денег, и, наверное, много, раз он очень богат. Правда? В прошлом году мы были у него в доме на Рождество. Там было так красиво! Дети катались на пони, был и Санта-Клаус, и клоун.

Кейт вдруг заметила, что ее рассказ вызвал у Ники слезы. Чтобы выразить ей сочувствие, она сказала:

– Я не понимаю, почему ты не была приглашена на этот вечер. Ведь если он собирается дать тебе много денег, он должен был тебя пригласить.

Ники потрясла головой и постаралась сдержать слезы. Может ли она рассказать Кейт о мистере Хайленде? И, предложив Кейт перейти играть во двор, Ники, не дожидаясь ответа, сбежала вниз по лестнице.

После того как Кейт ушла домой, Ники подошла к матери. Слегка напуганная тем, что обнаружится тема ее разговора с подружкой, Ники спросила:

– Можно, мы тоже пойдем к мистеру Хайленду на следующее Рождество? Осталось всего несколько месяцев.

Элл резко повернулась к дочери. По ее виду Ники поняла, что мама очень рассердилась.

Вдруг Элл опустилась на колени и протянула к ней руки. Ники бросилась к ней в объятия. Обрадовавшись ласке, прижавшись к матери, Ники не протестовала, когда та заключила ее в слишком крепкие объятия.

– Мы пойдем туда? – опять спросила она. – Кейт сказала, там очень красиво. Ты не попросишь мистера Хайленда, чтобы он нам разрешил пойти?

Не выпуская ее из объятий, Элл прошептала около самого уха Ники:

– Я попрошу его, моя маленькая. Ты обязательно пойдешь туда в следующий раз.

Элл знала, что самым подходящим для того, чтобы просить X. Д. о чем-либо, был момент, когда он бывал полностью ублажен ею – вкусной едой, выпивкой и ее сексуальными изысками. Но она не могла ублажать его, пока он не приедет. И теперь Элл была расстроена и сердита: X. Д. не давал о себе знать уже целых двенадцать дней! Она знала, что он уезжал на неделю в Нью-Йорк, но это было уже давно, с полмесяца.

Хотя ей было категорически запрещено звонить ему домой или на работу, она все-таки рискнула позвонить в главный офис компании. Назвавшись журналисткой, она спросила, нельзя ли взять короткое интервью у легендарного X. Д. Хайленда. Сотрудник отдела по связям с прессой и общественностью сказал, что X. Д. сейчас находится в Вашингтоне и пробудет там еще неделю. Элл повеселела. Хотя он не говорил ей об этой поездке, она знала, что X. Д. может вылететь по делам в любой момент, когда ему вздумается. Но, как правило, он звонил ей каждые несколько дней, где бы ни находился.

Когда прошла еще неделя, а X. Д. так и не позвонил, Элл впала в отчаяние, близкое к тому, какое она испытывала в Монако, безуспешно разыскивая отца.

Но в следующий понедельник, когда она стала просматривать «Дейли Сигнал», газету, которую каждое утро ей клали под дверь, ее плохое настроение улетучилось. Внизу первой страницы под фотографией жены X. Д., за которой носильщик вез тележку с багажом, шла надпись: «Миссис Хайленд планирует развод».

Наконец это произойдет! Элл ликовала. X. Д. будет свободен и женится на ней!

Его молчание было связано с этим событием, решила она. Наверное, X. Д. не хочет рисковать в такой критический момент, появившись у нее. Даже не хочет, чтобы видели, как он сюда приезжает. Может быть, он приедет тогда, когда все будет кончено, и попросит ее сразу же переехать в дом Хайлендов… Похоже, на этот раз ожившие мечты были близки к реальности, как никогда.

Но прошло еще несколько дней, потом еще две недели – ни звука от X. Д. Еще две недели. Нервы у Элл были напряжены до предела. Она была уже не в отчаянии, а в полной панике. У нее не было сил говорить с Ники, и она платила Луизе, чтобы та задерживалась и готовила обеды, а сама скрывалась в спальне.

В будние дни она теперь звонила в офис регулярно под различными предлогами. То это модельер, который спрашивал, что делать с тем сюрпризом, который X. Д. заказал для своей жены, ведь она слышала о разводе? То маникюрша интересовалась, приезжать ли в назначенное на завтра время? Каждый раз она испытывала мгновенное облегчение, когда слышала ответ, что X. Д. уже давно нет в Виллоу Кросс. Но ее радость: была недолгой.

Она прекратила звонить, когда ее выследила личная секретарша X. Д., как раз когда Элл хотела поинтересоваться по поводу драпировок, представившись на этот раз декоратором.

– Мисс Сандеман, – резко сказала секретарша, – пожалуйста, прекратите звонить. Я уверена, что мистер Хайленд скоро свяжется с вами.

Помертвев от унижения, Элл некоторое время молчала, потом бросила трубку, не проронив ни слова протеста. Она догадалась, что акцент выдал ее с первого же звонка, и все знали, кто звонит.

Она прожила еще один день, чуть не сойдя с ума от мысли, что он ее бросил.

На следующий вечер, в пятницу, зазвонил телефон. Услышав его голос, она изо всех сил попыталась придать своему тону необходимый шарм, выразить свою любовь и желание его увидеть.

– Я так скучала по тебе, – сказала она, ни звуком не обмолвившись о своей панике.

Он возвращается в Виллоу Кросс, сказал он, и хочет видеть ее завтра вечером.

– Ну конечно, дорогой, – ответила она, – я всегда здесь и всегда жду тебя.

Он тут же повесил трубку, но это ее не беспокоило. Завтра была суббота! Никогда раньше он не навещал ее по субботним вечерам. Они предназначались для Джоан, для загородных клубов, обедов с друзьями.

Но сейчас он разводится, и субботний вечер будет принадлежать ей. Это было так же приятно, как услышать от него предложение о браке.

Прозвенел дверной звонок, и Элл бросилась открывать своему возлюбленному. Бросив короткое «хэлло», X. Д. вошел в дом, лицо его было хмурым и злым. Она удивилась, увидев на нем рабочий деловой костюм и портфель в руке. Чувствуя ледяные уколы страха от его сурового вида, она провела его в гостиную, усадила на диван и сняла ботинки. Потом сделала ему коктейль мартини, налив почти одного джина. Только потом осмелилась спросить:

– Как прошел день, дорогой?

– Отвратительно! – отрезал он. – Я еще сегодня оставался до последней минуты в Вашингтоне и ничего не мог поделать. Правительство уже приняло решение… – Он поднял с пола портфель и вытащил из него документы. – Я платил миллионы моим людям в Вашингтоне, а они ничего не сделали для меня. Я поехал, чтобы попытаться пробить эту стену, но было слишком поздно. Все, что мне удалось, это раздобыть копию доклада, который протолкнули проклятые лоббисты! – И он бросил бумаги на кофейный столик.

Элл схватила их, чтобы скорее понять в чем дело. На обложке с внушительной печатью была надпись: «Медицинское управление США». Перелистнув, она стала читать. И, еще не дочитав до конца, поняла, что привело X. Д. в такое состояние. В докладе говорилось, что курение сигарет вызывает рак легких, одну из самых тяжелых форм этой болезни. Она теперь не могла винить X. Д. в том, что он не звонил ей последние недели. Разумеется, такой поворот дела грозил ущербом табачной промышленности.

И еще она поняла, что его заботы совершенно не касались ее положения.

– Это правда? – спросила она, положив доклад на стол.

– Разумеется, нет! – взорвался X. Д. – Это набор гнусной лжи! – И как бы в подтверждение своих слов закурил. Элл сделала то же самое.

– Тогда ты обязательно найдешь выход! – Она пыталась его успокоить, чтобы поговорить потом о более важных вещах. Но X. Д. не желал успокаиваться.

– Этого не должно было случиться после миллионов, которые высосали у меня эти паразиты из Вашингтона! Но я покажу этим негодяям, – продолжал он, – пусть только появятся с протянутой рукой! Я уволю всех, наберу другую команду, людей, которые оправдают затраченные мной деньги.

Элл не совсем поняла, о ком идет речь. Но ей было ясно, что эти люди сделали нечто ужасное, потому что она никогда не видела X. Д. в таком гневе. Он настолько потерял над собой контроль, что перешел на грубый язык простонародья, забыв весь свой лоск джентльмена с Юга.

Когда поток проклятий и ругательств иссяк, Элл повела X. Д. к столу и подала тщательно приготовленное филе «миньон», а к нему лучшее красное вино, рекомендованное местным торговцем – 90 долларов за бутылку! Но X. Д. был так зол и расстроен, что не смог по достоинству оценить ее старания. Впрочем, Элл не очень жалела: впереди у нее будет еще много таких обедов, когда она станет хозяйкой «Хайленд Хаус».

Сейчас надо показать X. Д. свою заинтересованность в его делах и сочувствие.

– Но если этот доклад лжет, – предположила она, – то люди не поверят ему.

– Людям давно, с самого начала, внушали мысль о вреде табака. Как только появились сигареты. Когда заключение приходит от начальника медицинского управления Штатов, даже ты, моя дорогая, можешь понять, что это не останется без последствий.

Элл согласно кивнула. Ее совсем не интересовали подробности его дел в Вашингтоне, но весьма удивило, что такое солидное ведомство при правительстве распространяет ложь о сигаретах, столь популярных среди населения. Элл не стала больше разубеждать X. Д. и выражать свои сомнения. Наоборот, ей хотелось скорее покончить с этой темой.

К тому времени как были поданы десерт и кофе, X. Д. уже немного успокоился. Элл снова провела его в гостиную, налила ему любимое бренди и уютно устроилась рядышком.

– Прекрасный обед, Элл, – запоздало похвалил он, – но, боюсь, что сегодня я неважный собеседник.

– Мне всегда приятно с тобой, – запротестовала она, – но хотелось бы обсудить еще кое-что, пока мы не пошли в постель.

– О? И что же это такое?

Вопрос прозвучал холодно, с намеком, что он слишком устал для обсуждений и ему не хочется слушать ее просьбы. Но Элл была просто не в силах ждать. Она чувствовала, что не выдержит больше ни минуты, если не выскажется. Все, о чем она мечтала и на что надеялась с детства, сейчас рвалось из нее наружу и требовало немедленного ответа.

– Наша свадьба, – сказала она. – Я видела в газетах сообщение о твоем разводе. Мне кажется, настало время для совместных планов.

X. Д. удивленно воззрился на Элл, – Боже мой, женщина, ты что, не слышала, о чем я говорил весь вечер?!

– Разумеется, слышала. – Она поняла, что ее опять отстраняют от главной темы и рассердилась. – С первой минуты ты только и делал, что говорил о делах. Но какое отношение это имеет к нам? Где все твои обещания?

– Я уже как-то говорил тебе, – сказал он тихо, – что мой бизнес – самое главное в моей жизни. Такой уж я есть, а теперь «Хайленд Тобакко» нуждается во мне как никогда раньше. Я не могу отвлекаться на другие дела, когда речь идет о защите всего дела Хайлендов. И я считал, что ты достаточно умна, чтобы понять это!

– Понять?! – крикнула она визгливо. – Я скажу тебе, что я могу понять! Что ты нарушаешь свое обещание! Снова! И из-за чего? Из-за них! – Она схватила с кофейного столика хрустальную сигаретницу. – Маленькие трубочки, набитые табаком, исчезают с дымом без следа. Так вот, я не дам превратить в пустой дым мою жизнь, пока ты будешь без конца говорить о своих делах.

X. Д. выпрямился.

– Хватит, Элл! – резко оборвал он ее. Но она уже не могла остановиться; все разочарования, все Проглоченные унижения, так долго подавляемый гнев – все вырвалось наружу.

– Хватит?! Нет, X. Д., не хватит! Мне наплевать на твои сигареты! – Она бросила сигаретницу, которая ударилась о противоположную стену. – Не хватит! Если у тебя ничего больше нет для меня и для Ники! Я устала от такой жизни. Устала смотреть, как страдает Ники от того, что у тебя каждый раз «неподходящее время». Ты женишься на мне сейчас, понятно? Как только оформишь свой развод. Настало мое время, и я не позволю, чтобы о Ники думали лишь как о твоем внебрачном ребенке!

Она замолчала. Наступила тишина.

X. Д. разглядывал ее с таким видом, что она почувствовала себя неодушевленным предметом, картиной на стене или скульптурой, которую оценивают.

Потом, очень спокойно, спросил:

– Так говоришь, ты больше не позволишь? – Вся нелепость ее угроз проявилась при повторении им этих слов. Внезапно она поняла, какую ошибку совершила.

– Прости, X. Д…. Я только хотела… Не знаю, что на меня нашло…

Он встал с дивана и сунул ноги в ботинки, которые она с него сняла раньше.

– X. Д., умоляю!.. Я была так расстроена твоими плохими новостями, что…

Схватив его за ногу, она попыталась притянуть его обратно. Но он, вырвавшись, подошел к стулу, на котором висел пиджак, и надел его.

Элл подбежала к нему.

– X. Д., ты не можешь так уйти… Я отдала тебе всю свою жизнь… Разумеется, я подожду, пока ты не сможешь на мне жениться… Буду ждать столько, сколько захочешь…

Он подошел к кофейному столику, собирая бумаги в портфель. Она шла за ним по пятам.

– Прости меня, – голос Элл стал плачущим, – скажи, что мне сделать, чтобы ты простил меня… Я сделаю все!.. – обезумев от страха, что он уйдет, она опустилась на колени и пыталась расстегнуть молнию на его брюках. – Никто никогда не сделает для тебя то, что сделаю я… Ты же сам говорил мне…

Он оторвал от себя ее руку и поправил одежду.

– Прощай, Гейбриэл, – сказал он, холодно глядя на нее, – ты можешь оставить у себя все, что я дал тебе. До самой последней вещи, – добавил он с натянутой улыбкой, и она поняла, что он имеет в виду Ники.

Ярость опять переполнила ее, и она не смогла сдержаться:

– Мерзавец! – крикнула она ему в спину. Он обернулся.

– Ты права, – ответил он и вышел.

Она упала на колени, глядя на дверь, в которую он только что вышел. В голове еще звучал ее собственный отчаянный крик.