Текст книги "Проклятая звезда"

О нет! Наверняка то, что они затеяли, окажется хуже чумы.

– Несомненно. – Сестра Кора, как тюльпан во время дождя, слегка склоняет голову. – Анаша цель – всемерно вам в этом содействовать.

– Я надеюсь, вы не измените своего решения, узнав, как эти вердикты отразятся на Сестричестве.

Брат О’Ши откашливается, а Хелмсли с улыбкой разминает свои огромные ручищи. Он что, надеется, что мы взбунтуемся, и он сможет кого-нибудь арестовать? Сердце загнанно бухает у меня в груди. Может, это какая-то изощренная проверка?

– Первый вердикт, который незамедлительно вступит в силу, запрещает женщинам работать по найму. – О’Ши, явно довольный собой, выпячивает грудь колесом.

Я думаю о книжной лавке Марианны Беластры, которая держит семью на плаву после смерти отца Финна. О чатэмской портнихе миссис Космоски. О вдовах вроде Лавинии Андерсон, которым отныне останется лишь полагаться на благотворительность Братьев, потому что они больше не смогут работать, чтобы прокормить детей. Вот чего добивается Братство, догадываюсь я. Абсолютной зависимости.

– Предусмотрено ли исключение для вдов? – спрашивает сестра Грэтхен. Она и сама бездетная вдова, вернувшаяся в монастырь после смерти мужа.

Брат О’Ши качает головой.

– Единственное исключение сделано для сестер милосердия и сиделок – из соображений приличия, как вы догадались. Далее. Второй вердикт, тоже незамедлительно вступающий в силу, запрещает учить девочек грамоте. Разумеется, мы не можем ничего поделать с теми, кто уже умеет читать и писать, но полагаем эти навыки ненужными и даже опасными. Девушки должны полагаться на знания своих отцов, мужей и членов Братства. Незачем им еще что-то знать.

В комнате повисает потрясенная тишина. Не слышно ни звука, лишь шипят на каминной полке газовые лампы. Я смотрю на сестру Кору и сестру Грэтхен, на их притворно-невозмутимые лица.

Я не могу представить себе жизнь без книг.

Без отцовских рассказов о богах и богинях античной Греции, без пиратских историй, волшебных сказок и стихов. Без надежды на другую жизнь, полную свободы и приключений, так не похожую на ту, что мы ведем здесь и сейчас. Каким скудным станет без этого существование! Я думаю о людях, которых люблю, которым могла бы доверить свою жизнь. Это Маура. Тэсс. Финн. Марианна. Все они обожают книги. Что сделает с ними этот новый вердикт?

Я обнаруживаю, что сжала кулаки, и заставляю себя расслабить ладони. Я не должна выглядеть так, будто вот-вот кинусь в драку.

– Вам придется отозвать ваших гувернанток, – говорит брат О’Ши.

– Понимаю. – Голос сестры еле слышен, ее плечи напряжены. – Я немедленно напишу им. Наша школа закрывается?

– Пока нет. – Нерадостный голос и кислое лицо брата О’Ши ясно дают понять, как он относится к этому факту. – Вечером в пятницу на Ричмонд-сквер мы устраиваем сожжение книг. В других городах в самое ближайшее время произойдет то же самое. Мы призываем нашу паству предать огню книги из их личных библиотек – романы, сказки и тому подобное.

Я в ужасе прикрываю рот рукой, и в меня впиваются блеклые глаза Брата О’Ши.

– Прошу прощения, сэр, – хриплю я, изображая кашель.

Он, выпрямившись, будто аршин проглотил, застывает на диванчике.

– Мы уверены, что Сестры внесут свой вклад и примут участие в этом мероприятии.

– О да, – говорит сестра Кора, поерзав на гладком шелке сиденья стула, – несомненно, вы всегда можете на нас рассчитывать.

– Рад это слышать. – Он подается вперед, глаза его сужаются, и он по очереди смотрит на каждую из нас. – Есть еще кое-что, самое важное. Мы обнаружили в Харвудской богадельне провидицу.

Я делаю каменное лицо, стараясь не выдать своих эмоций. Бренна Эллиот. Это может быть только Бренна.

– Провидицу? – вторит ему сестра Кора. – Вы абсолютно уверены?

Он кивает:

– Мы наблюдаем за ней уже несколько недель. Вначале она прорекала кое-какие мелочи: надвигающийся шторм; девушку, которая по мелочи подворовывала у своих товарок; смерть от лихорадки младенца одной из сестер милосердия…

Вряд ли для несчастной женщины гибель ее малыша была «мелочью».

– Мы обратили на эту девушку свое внимание, поскольку сестра милосердия обвинила ее в том, что она сглазила ребенка. А теперь она заявляет, что где-то подрастает еще одна провидица, у которой есть власть склонить людские сердца к ведьмам, потому что провидица эта – могущественная колдунья, способная к тому же к ментальной магии.

Тяжелое молчание, нарушаемое лишь потрескиванием огня в очаге, набухает и заполняет собой комнату.

– Вы имеете в виду, что… – спрашивает сестра Кора.

На миг худое лицо брата О’Ши искажает страх. Потом он делает глотательное движение, его кадык дергается, и призрак страха исчезает.

– Да. Эта новая прорицательница, которая вот-вот должна явить свое могущество миру, – та самая ведьма из пророчества. Та, за которой мы охотимся вот уже сотню лет.

Ох. Я замерла, тихая, как мышь, я слышу, как течет по моим жилам кровь и как воздух наполняет мои легкие и вновь покидает их. Я будто превратилась в статую Кейт, созданную из плоти, крови и ударов сердца.

Он говорит обо мне.

Но у меня не возникает никаких предвидений. Пока не возникает. Он сказал, что ведьма «вот-вот должна явить свое могущество миру». Все пророчества удручающе туманны и расплывчаты. Может, видения начнутся у меня через десять минут, а может – через десять недель. Или на будущий год, например.

Меня охватывает ужас. Я не хочу никаких видений, мне более чем достаточно свалившейся на мою голову ответственности за все Сестричество. Более чем. Я не хочу тащить на своем горбу еще и тяжесть предопределенного будущего.

– Очевидно, мы должны выкурить эту тварь из ее логова, – говорит О’Ши, а Хелмсли по очереди хрустит суставами пальцев, словно в предвкушении кровавой потехи. – В истории еще не было провидицы, которая одновременно владела бы ментальной магией и могла бы воздействовать на общественное мнение. Всегда были те, кому не по нраву наше правление, но я боюсь, что эта сможет довести людей до безумия, и тогда они выступят против нас. Будущее Новой Англии висит на волоске, пока мы не обнаружим и не остановим ее. Может, женщины сболтнут что-нибудь при вас или ваших послушницах, Кора. Если вы услышите хотя бы полунамек на ментальную магию или дар пророчества, немедленно докладывайте нам об этом.

– Д-да, конечно, – заикаясь, отвечает сестра Кора.

Сестра Грэтхен помогает ей подняться на ноги, когда брат О’Ши встает.

Во время ритуального благословения я слышу набат моего сердца.

Когда Братья арестовали Бренну, они заявили, что та помешанная. И что самонадеянно считать, будто женщине может быть известен Божий промысел. А теперь, выходит, они верят в ее прозорливость?

Возможно, Бренна ошибается, она же наполовину безумна. Или все пророчицы – сумасшедшие? Эта мысль повергает меня в трепет.

Когда Братья удаляются и за ними плотно закрывается входная дверь, Сестра Кора поворачивается ко мне и обнимает за плечи. Ее морщинистое лицо хмурится.

– У тебя бывают видения? Предчувствие будущего?

Я отрицательно качаю головой:

– Нет.

– Никаких ощущений, что произойдут какие-то события, никаких снов, которые бы потом сбывались? – настаивает она. – Я знаю, такое может пугать, но ты должна сказать мне правду, Кэтрин, чтоб мы могли тебя защитить.

Я серьезно смотрю на нее. Она одного роста со мной – высокая для женщины.

– Никогда. Клянусь.

Грэтхен, которая провожала Братьев, поспешно входит в комнату.

– А у твоих сестер? – спрашивает Кора.

– Нет, насколько мне известно. Они рассказали бы мне об этом, правда же?

– Может, это началось, когда ты уже уехала из Чатэма, – задумчиво произносит Кора. – Как же все запутанно… Хотела бы я, чтоб мы дословно знали это пророчество. Ты ведь знакома с прорицательницей, о которой они говорили? Она из Чатэма.

– Да, это Бренна, – киваю я, вспоминая нашу последнюю встречу. Бренна тогда съежилась в канаве, а ее желтое платье измазалось в грязи. Она кричала, и ее били молчаливые стражники Братьев.

– Бренна знает о том, кто ты такая? – спрашивает сестра Грэтхен.

– Трудно сказать. Я, во всяком случае, ей этого не говорила. Но ей откуда-то многое известно. Никто ей ничего не рассказывает, а она все равно знает. – Я отворачиваюсь и тяну руки к огню, чтоб согреть их.

А что, если Бренна выдала меня Братьям?

– Безумная провидица – это последнее, что нам нужно, – бормочет сестра Кора, глядя в окно на заиндевевшие деревья.

В комнату широким шагом входит сестра Инесс, которая преподает у нас иллюзии. В свободные часы большинство наших преподавательниц носят в монастыре разноцветную одежду, но только не она. На ней всегда беспросветно-траурное платье.

– Устранить угрозу, которую представляет собой Бренна, довольно легко, – с порога предлагает она.

Следом за ней появляется сестра София, хорошенькая пухленькая преподавательница целительства.

– Она же просто девочка, Инесс, и больная к тому же. Не думаю, что есть нужда в убийстве.

В убийстве? Я широко раскрываю глаза. Они же не могут просто так взять и убить Бренну!

Инесс пожимает плечами. Из-за каштановых волос, собранных на затылке в высокий пучок, и острых скул ее лицо выглядит истощенным.

– За ней будут денно и нощно наблюдать. Проще избавиться от нее, чем устраивать побег, а заклятие молчания на пророчицу может и не подействовать.

– Ты опять подслушивала у вентиляции, Инесс? – сердито глянула на нее Грэтхен.

– Я знала, что будут неприятности, как только во Франции началась эта заваруха, – сказала Инесс. – Как знать, что в следующий раз проречет эта безумица? Она опасна для всех нас, и в первую очередь – для мисс Кэхилл. Контроль над прорицательницей, которой ялвяются видения о будущем, поможет нам вернуть власть. Мы не можем рисковать из-за прекраснодушных моральных терзаний.

Контроль над прорицательницей. Слова, которые она выбрала, заставили меня нахмуриться. Сестричество не должно – и не будет – контролировать меня. Пророчица я или нет, но чьей-то марионеткой я точно не стану.

– У меня есть свои люди в Харвуде, попрошу их не спускать с Бренны глаз. – Стоило сестре Коре заговорить, все умолкли. – Думаю, слишком рано думать о крайних мерах. К тому же, возможно, нам удастся добиться, чтоб дар Бренны лил воду на нашу мельницу.

– Сейчас Братья начнут арестовывать всех девчонок без разбору, – заметила Инесс, – по поводу и без. Если новая пророчица действительно может изменить общественное мнение в нашу пользу, они не станут рисковать.

Я дергаю сестру Кору за рукав, стараясь не коснуться ее кожи.

– Если все так меняется к худшему, нужно привезти сюда Мауру и Тэсс.

Я прикусываю губу и молюсь про себя, чтоб это оказалось правильным решением. Как знать, что я сейчас делаю – исправляю старую ошибку или совершаю новую?

Кора делает знак остальным:

– Пожалуйста, оставьте меня на минуточку наедине с Кэтрин.

Инесс хмурится, но все же выходит из комнаты следом за Грэтхен и Софией. Кора закрывает за ними дверь, а потом тянет за цепочку, чтобы закрыть вентиляционное отверстие, расположенное высоко на стене. Она усмехается, услышав, как скрипит, закрываясь, медный клапан, а потом оборачивается и испытующе смотрит на меня своими синими-синими глазами.

– Я немедленно напишу Елене, чтобы она везла сюда твоих сестер, но, по-моему, нужно еще кое-что сделать, и чем скорее, тем лучше. – Я глубоко вздыхаю (что еще ей от меня надо?), но Кора почти без паузы продолжает: – Я думаю, тебе пора познакомиться со своей крестной матерью.

Моя крестная, Зара Ротт, сейчас в Харвудской богадельне. Я совсем не помню ее, потому что она была арестована за хранение запрещенных книг, когда я была совсем маленькой. Зара изучала пророчество; дерзну предположить, что она знает о нем больше всех на свете.

– Она же в Харвуде, – севшим голосом произношу я.

Это произошло, потому что сестра Кора не вмешалась в суд. Мама так и не простила этого Сестричеству.

Сестра Кора со стоном опускается на диван.

– Да. И я хочу, чтоб ты с ней поговорила. Разузнала как можно больше о прорицательницах прошлого – сколько им было лет, когда у них начались видения и какую форму эти видения принимали. За время, прошедшее с тех пор, как сгорел Великий Храм, в мир явились две настоящих пророчицы, но Братья схватили обеих раньше, чем мы смогли им помочь. Зара знает, как это произошло. Мы не дадим им добраться до тебя, Кэтрин. Мы тебя защитим.

– Вы посылаете меня в Харвуд? Сознательно?

Это выше моих сил. Богадельня – это мой ночной кошмар. Сколько я себя помню, этот дамоклов меч всегда висел над моей головой.

– Ты будешь не одна, – спешит успокоить меня сестра Кора. – София каждую неделю ездит туда в качестве сестры милосердия. Я совсем не в восторге от того, что ты окажешься в таком месте, но делать нечего – другого способа все равно нет. Зара очень упряма. Она не станет говорить ни с кем, кроме тебя: она так и не простила нам, что оказалась в неволе.

Я присаживаюсь на стул. Его шелковая обивка такая скользкая, что я того и гляди рискую оказаться на полу.

– А почему вы считаете, что она станет со мной разговаривать?

Сестра Кора улыбается:

– Ты же ее крестница. Она перед тобой в долгу.

– Вы подразумеваете, что я, в свою очередь, в долгу перед вами? За то, что вы обеспечите безопасность Мауры и Тэсс?

– Нет, за Маурой и Тэсс я пошлю в любом случае. Новое пророчество вовсе не ставит под сомнение то, что ты – та самая ведьма, появление которой было предсказано сто лет назад. Похоже, что у тебя самый сильный магический дар, но если – вернее, когда – у одной из вас начнутся предвидения… что ж, тогда мы будем знать точно, о ком из вас троих говорится в пророчестве. – Синие глаза Коры встречаются с моими. – Выбирать тебе, Кейт, но я думаю, что мудро будет спросить у Зары совета. Возможно, она сумеет тебе помочь.

Постаравшись прогнать страх, я вздергиваю подбородок.

– Да, вы правы. Пора мне познакомиться с крестной.

3

У неба цвет пепла. От света пламени по толпе на Ричмонд-сквер мечутся уродливые тени. Тут собрались тысячи людей: рабочие в джинсах, залатанных куртках и бесформенных фетровых шляпах, дельцы в твидовых костюмах и при галстуках, забавляющиеся дети. Уличные торговцы, будто на ярмарке, предлагают куриные ножки, жареные каштаны в бумажных кулечках и сидр. Женщины собираются кучками и сплетничают, укачивая младенцев, или покрикивая на ребятишек постарше, или поплотнее кутаясь в плащи – после заката ощутимо похолодало.

Может, кто-то втайне и ропщет, как Сестры, но никто не рискует открыто осуждать Братство. Алиса, узнав о новых вердиктах, без конца произносила бунтарские речи, однако даже она не станет колдовать в толпе, подобной этой, когда на площади сотни Братьев и их стражников, а костры уже полыхают и только ждут кого-то вроде нас. Таких ночей было много в 1796 году, когда костры горели по всей Новой Англии. Только тогда вместо книг на них сжигали женщин. Мысль ненова, но лично мне омерзительны оба варианта.

Прежде я ни разу не видела столько Братьев, собравшихся в одном месте. Они толпятся вокруг деревянного помоста, напоминая стаю воронов. От этого зрелища мое сердце пускается в галоп, страх вместе с кровью бежит по венам, и я ненавижу себя за то, что так боюсь Братьев.

Сестра Кора завела нас в гущу толпы, и теперь мы стоим в окружении десятков семей. Стоящая передо мной женщина в сером плаще мурлычет себе под нос колыбельную, убаюкивая малыша в красной шерстяной шапочке. Ее старший сын, в красном шарфике, вдруг порскает в сторону, завидев друга.

– Джимми, не убегай далеко! – кричит ему вслед женщина.

Я поворачиваюсь к Рилле, предложить ей купить сидра и вдруг вижу его.

Финна.

Он стоит на краю площади возле брата Ишиды.

Он почти такой же, каким я его запомнила. Почти.

Его густые непокорные волосы: они растрепаны, как всегда. Его щеки и нос в коричневых брызгах веснушек. Его пухлые вишневые губы. Его печальные глаза за очками в проволочной оправе.

На нем черный плащ до пят с длинными, скрывающими запястья рукавами. Пламя костра отражается в серебряном кольце, символе принадлежности к Братству. На меня обрушивается чувство вины. После смерти отца у Финна появилось множество обязанностей, но в том, что он стал членом Братства, виновата я. Что бы ни пришлось ему делать в последние несколько недель в качестве брата, это наверняка угнетало его.

А ведь в Братство он вступил из-за меня.

Я опускаю глаза на мертвую траву под ногами. Несмотря на промозглый воздух, мне вдруг становится душно. Я вцепляюсь в завязки капюшона, чтобы их ослабить, и он падает на спину, являя миру светлые косы, уложенные барашками на висках.

Я хочу броситься к Финну через всю площадь, взять его за руку и увести далеко-далеко от этих костров. Куда-нибудь, где мы будем одни, и я смогу сказать ему правду: я люблю его, по-прежнему люблю, и буду любить всегда, к чему бы меня ни принудили.

А он? Любит ли он меня еще? Сможет ли простить мне то, как я с ним поступила? Я вновь поднимаю глаза, и на этот раз наши взгляды встречаются. Я делаю шаг назад, оступаюсь и машинально хватаю Риллу за руку. Мои чувства наверняка аршинными буквами написаны у меня на лице, но я не могу понять, что чувствует Финн. Скучает ли он по мне хоть немножко? Эта чудовищная тоска, это желание броситься навстречу и замереть в объятиях – неужели он не испытывает ничего подобного?

– Финн, – шепчу я. Его имя у меня на устах становится вздохом, песнью любви, мольбой о прощении.

И тут он отворачивается. Нас разделяют двадцать ярдов и сотни людей, но я чувствую: это отказ.

– Кейт? – смотрит на меня моя соседка по комнате, и ее карие глаза полнятся беспокойством. В который уже раз она окликает меня по имени? – Кейт, с тобой все нормально?

– Да. – Мне едва удается выдавить из себя это слово. Я прижимаю кончики пальцев к уголкам глаз и стараюсь выровнять дыхание, чтобы не дать пролиться слезам.

В этот миг мой взгляд ловит в толпе промельк розового. Это Саши Ишида, моя лучшая подруга по Чатэму, и ее единокровная сестра Рори Эллиот лихорадочно размахивают носовыми платочками, чтобы привлечь мое внимание. Я снова надеваю капюшон, чтоб скрыть лицо, спрятать глупые слезы, которые все-таки, несмотря на все усилия, текут по щекам.

– Прости, Рилла, я знакомых девушек увидела.

Я пробираюсь сквозь толпу, уворачиваясь от играющих в пятнашки детей. Саши и Рори стоят в очень удачном месте – у края площади под красным кленом: рядом играют какие-то девчонки с тонюсенькими косичками, но в пределах слышимости нет ни одного взрослого. Я так стремительно кидаюсь в объятия Саши, что чуть не сбиваю ее с ног. Это ужасно неприлично, но мне все равно. Она изо всех сил прижимает меня к себе, серый мех ее капюшона щекочет мне лицо, и тут Рори набрасывается на меня со звонкими поцелуями. Если бы еще два месяца назад кто-нибудь сказал мне, что эти девушки станут моими лучшими, надежнейшими подругами, что я приду от встречи с ними в такой восторг, я, наверное, сочла бы его сумасшедшим.

– Я так рада вас видеть! Что вы делаете в Нью-Лондоне? – настойчиво спрашиваю я.

– Мы можем спросить вас о том же, Сестра, – говорит Рори.

Темные глаза Саши останавливаются на моем лице.

– Кейт, чего тебя понесло в Сестричество?

– Не понимаю, о чем ты. Я очень счастлива тут, в Нью-Лондоне, – уклончиво говорю я, оглядываясь через плечо.

Маленькая блондиночка, игравшая с обручем, вдруг спотыкается и падает на землю. Подружка, девочка с индийской внешностью, помогает ей встать и отряхивает пыль с ее матроски.

– Врешь. – Рори не из тех, кто стесняется в выражениях. – Ты ревела, это ясно как день.

– Тебе необязательно рассказывать нам прямо сейчас, – говорит Саши, искоса глядя на меня. – Отец пробудет здесь до окончания сессии Совета. И Финн, кстати, тоже. Насколько я понимаю, вы виделись? Поговорили?

Я качаю головой, не в силах вымолвить ни слова: в горле опять встал предательский ком.

– Ох, Кейт, ты выглядишь ужасно расстроенной. – Она пихает мне в руку свой розовый, весь в кружевах носовой платок.

– А он… – я вытираю глаза и пытаюсь побороть собственную гордость, – он что-нибудь говорил обо мне?

Саши хмурит брови.

– Мне – нет. Но меня едва ли можно назвать его наперсницей. Знаешь, отец считает, что Финн замечательный, и постоянно твердит о его блестящем уме, о том, как ловко он убедил свою мать закрыть книжную лавку, ну и так далее. Но бывали моменты, когда отец засыпал в карете, а Финн думал, что никто на него не смотрит… в общем, тогда он выглядел несчастным. Вот прямо как ты сейчас, – говорит она, касаясь моей ладони. На ней розовые атласные перчатки с перламутровыми пуговицами, а на Рори – такие же, только красные. Греть они, конечно, не греют, но смотрятся очень красиво.

Я совсем не хочу, чтоб Финн был несчастным, но от слов Саши мне все же становится легче. Я запихиваю ее носовой платок себе в карман и старательно делаю вид, что вовсе не вглядываюсь в толпу.

– Честно?

– Честно. Но это не единственная новость. – Саши поднимает свой стаканчик с сидром и чокается им с Рори, игнорируя ее кислый вид. – Я помолвлена!

Это привлекает мое внимание.

– Со своим кузеном Реньиро?

– На другие варианты отец не соглашается.

Брат Ишида – глава Совета Чатэма. Он понятия не имеет ни о том, что его дочери – ведьмы, ни о том, что Саши известно, кто отец Рори. Сама-то Рори этого не знает. Саши считает, что так будет безопаснее, ведь Рори ужасно неосторожна и к тому же неравнодушна к хересу.

– Она не может за него выйти, ведь он жуткий педант. Ты должна ей помочь, Кейт. – Рори улыбается мне своей заячьей улыбкой.

Они с Саши похожи только темными, прямыми волосами, больше ничем. Рори высокая, пышная, фигуристая и всегда выглядит несколько вульгарно; Саши миниатюрная, черноглазая и элегантная. Но они обе одеты по последней моде: на них сапожки из телячьей кожи на высоком каблуке, плащики, капюшоны которых опушены мехом, подолы юбок украшены яркими кружевами. На первый взгляд их можно принять за обычных, пресных девушек из общества, от которых не приходится ждать неприятностей.

И это будет фатальной ошибкой.

– Я? – спрашиваю я. – Но как?

– Не знаю, как я могу избавиться от этой помолвки, разве что… – Щеки Саши вдруг становятся такими же розовыми, как ее перчатки. – Я надеюсь, ты сможешь замолвить за меня словечко в Сестричестве.

– В Сестричестве? – тупо вторю я и устремляю взор на своих одетых в черное товарок. С такого расстояния я едва могу различить их; я даже не могу понять, кто из них Рилла. Было бы просто замечательно, если бы в Нью-Лондоне у меня появилась подруга – настоящая подруга, которой я могла бы поверять все свои тайны. К тому же Саши – ведьма, которая понятия не имеет о подлинной сущности Сестричества. Должно быть, она по-настоящему отчаялась, раз готова всю оставшуюся жизнь провести в монастыре.

– Как ты думаешь, меня примут? Я не слишком-то религиозна, но Господь знает, как отлично я выучилась притворяться, – вздыхает она.

– Не знаю, – тяну я в ответ, хотя мое сердце прыгает, как сумасшедшее, от одной этой мысли, – но я могла бы спросить сестру Кору. Рори, ты тоже с Саши?

Рори издает хриплый лающий смешок и заправляет под капюшон выбившуюся прядь волос.

– Можешь представить меня монашкой? Меня? Нет уж, большое спасибо.

– Ты что, действительно хочешь вернуться обратно и выйти за Нильса? – хмурится Саши. – Он ведь сделает тебя своей собственностью, а ты в сто раз умнее его. Ты не можешь этого хотеть!

– А я хочу, – перебивает ее Рори. – Хочу стать женой и матерью, хочу жить, как все нормальные женщины. Я никогда не была такой, как остальные девушки, пусть хоть у моей дочери все будет хорошо.

Саши крепче стискивает свой стакан с сидром:

– Но… Если ты вернешься в Чатэм, нам придется расстаться.

– А мы всегда жили врозь. Можешь навещать меня по выходным. – Рори улыбается. – Я думаю, мне придется изменить свое поведение. Не хочу кончить, как моя кузина Бренна.

– Отец никогда не пошлет тебя в Харвуд, – уверенно заявляет Саши, понижая голос, несмотря на то что вокруг на разные голоса шумит толпа.

Рори поднимает густые брови:

– Ты думаешь о нем гораздо лучше, чем я. Полагаю, он был бы рад сплавить меня туда.

Хоть я и думаю, что Рори права, но из уважения к Саши прикусываю язычок. Широкий рот Рори кривится, она прислоняется к стволу клена и смотрит на огонь:

– Старый лицемер. Он не имеет права.

– Мы найдем другой экземпляр, – заверяет Саши, беря Рори под руку. – Может быть, когда ты вернешься домой, попросишь о помощи миссис Беластру?

Рори стряхивает ее руку.

– Это не одно и то же! Это будет уже не моя книга!

– Да что такое? – спрашиваю я, недоумевая.

Из собора, который довлеет над площадью, в сопровождении стражников выходит облаченный в черное широкоплечий мужчина, и я догадываюсь, что это, должно быть, сам Ковингтон. Люди начинают подталкивать друг друга ближе к помосту. Говорят, Ковингтон превосходный оратор. Многие пускаются в долгие путешествия, лишь бы услышать его проповедь, которая на следующий день будет напечатана в «Страже», и каждый, кто пожелает, сможет ее прочесть.

– Отец хотел, чтоб мы внесли свою лепту в сожжение, – объясняет мне Саши. – Пока мы вчера ходили по магазинам, он порылся в наших вещах и забрал кое-какие книги. А одна из них очень много значит для Рори.

– Это «Кассандра», – говорит Рори.

Когда Тэсс была маленькой, у нее была такая книжка. Дрянная книжонка, по-моему, – история приключений куклы, которая оживала, пока девочка, ее хозяйка, спала.

– Я наизусть ее знаю, – продолжает Рори. – Там на тринадцатой странице пятно от варенья. Мама была в таком хорошем настроении, что даже наказывать меня за него не стала. А это мы с куклами послеобеденное чаепитие устроили.

– Вы с матерью устраивали чаепития? – спрашивает Саши.

Игравшие возле нас дети тем временем подбирают свои игрушки, возвращаются к родителям и егозят возле них в ожидании церемонии.

– Она не всегда была такой, как сейчас. – Рори смаргивает слезинку, горбится и засовывает руки в карманы плаща. – Когда я была маленькая, она была очень хорошая. Она шила платья моим куклам. И мы вместе придумывали истории о том, что делают мои куклы, когда я засыпаю. Ну как в «Кассандре».

Я задумываюсь, пытаясь припомнить респектабельную версию матери Рори, но у меня ничего не получается. Я, кажется, знала ее лишь странной затворницей, не покидающей свое жилище якобы из-за разгулявшихся нервов, хотя на самом деле причиной ее домоседства были запои. Даже удивительно, что ее не арестовали. Хотя, возможно, ничего удивительного в этом нет. Возможно, брат Ишида боялся, что мать его незаконной дочери не станет молчать на суде и выдаст его.

Я знаю, что такое потерять мать. Но я не представляю, каково это – потерять ее, когда она вроде бы с тобой.

Саши снова берет Рори под руку, и мы делаем несколько шагов к подмосткам, на которые в это время восходит красивый широкоплечий мужчина. У него резко очерченные скулы и поседевшие на висках черные волосы. Каким-то невероятным образом черное бесформенное облачение члена Братства сидит на нем будто хороший костюм. Я никогда раньше не видела его, но я знаю, кто он. Его знает вся Новая Англия. Это – брат Уильям Ковингтон, глава Национального Совета.

Сейчас он возвышается над застывшей в молчании толпой. Отцы сажают детей на плечи, чтоб тем было лучше видно. Десяток стражников в черных с золотым ливреях окружают помост. Я почтительно обращаю лицо к оратору.

Ковингтон говорит тягучим, как мед, густым голосом:

– Художественная литература опаснейшим образом развивает воображение. Она поощряет девиц играть в рискованную игру «а что, если», отрешаясь от реальности. А ведь только реальность и важна. Только то, что происходит здесь и сейчас. Только путь, который предначертал для каждого из нас Господь. – Глаза Ковингтона устремлены в толпу, его жесты создают у меня впечатление, что глава Братства обращается лично ко мне. – Мы должны взращивать в наших девочках совсем иные качества. Мы должны растить их хорошими, послушными дочерьми и смиренными, благонравными женами. Наши девушки должны быть чистыми сердцем и кроткими душой, скромными и добродетельными. Если у них возникают вопросы, если они не понимают чего-то, им следует обращаться к Господу и к нам, Его верным земным слугам.

Небо становится чернильно-синим. Костер потрескивает и дымит, а вечерний воздух становится все холоднее. На противоположной стороне площади высится, закрыв своей громадой звезды, Ричмондский кафедральный собор. Я сую руки в муфту, стараясь высмотреть в толпе Финна, и делаю при этом вид, что внимаю Ковингтону.

– Я призвал верующих принести сюда топливо для нашего костра. Я рад видеть, что многие из вас пришли сюда с книгами. – Толпа приходит от этого утверждения в восторг, многие машут поднятыми руками с зажатыми в них томиками. – Через минуту я попрошу вас выйти вперед, но вначале…

Два стражника тащат на помост женщину. Она плачет и сопротивляется, как может, но тщетно – руки связаны у нее за спиной. Третий стражник катит полную книг тележку.

– Эта женщина, Ханна Маклай, – говорит брат Ковингтон, – промышляла запрещенными книгами. Она продавала их прямо здесь, на улицах Нью-Лондона.

Толпа возмущенно гудит. Люди вытягивают шеи, чтобы лучше видеть, дети лезут вперед, и матери тащат их обратно.

Мать Финна содержит – вернее, до недавнего времени содержала – книжную лавку. Торговала книгами.

– Она отравляла умы наших женщин и детей безвкусными романами и ужасными рассказами, которые так популярны за морем. Она утверждала, что ее книги – подлинное сокровище. Я хочу показать ей – и всем вам, кто сегодня тут собрался, – чего они стоят на самом деле.

Два стражника набирают полные охапки книг и швыряют их в огонь. Страницы чернеют и скручиваются, слова умирают и становятся бесполезными. Ханна Маклай дергается в руках стражника, он подталкивает ее, и… она с пронзительным криком падает прямо в костер.

Ее черный плащ тут же занимается огнем, следом вспыхивают длинные каштановые волосы.

Милосердный Боже, неужели ей позволят вот так сгореть? Неужели ей никто не поможет?

Ни один человек не трогается с места. Толпа будто окаменела. Тут и там начинают кричать дети, и их отцы, не готовые к подобному развитию событий, ссаживают их на землю. Мне тоже хочется заорать.

Моя магическая сила встает на дыбы, подступая к горлу. Я уже почти начинаю плести безмолвные чары перемещения, чтобы перенести несчастную в безопасное место, но тут до меня доходит, чего добиваются Братья. Они ждут, не начнет ли Ханна колдовать, чтобы спастись. При малейшем проявлении волшебства Братья сочтут ее ведьмой и водворят обратно, на костер.