Текст книги "Похитить императора"

– Конечно. Ты, должно быть, читал в газетах, что группа членов Ирландской Республиканской армии захватила полмиллиона в результате налета на банк.

– Да что ты говоришь? – с удивлением произнес Риджер, потягивая пиво из банки. – Мне помнится, ты сказал, что тебе платили англичане?

– Совершенно верно, – быстро ответил Халлоран.

Ему нравилось валять дурака, и он был доволен, что поставил Фрэнка в тупик и еще больше подогрел его любопытство.

– Как же это так? Британцы вам платили за то, чтобы ограбить британский банк?

– Так точно.

– Странно как-то. Ну хорошо. Ты снова в почете или как?

– Ты что? После всего того, что случилось в Омане? Никоим образом.

– А что ты сделал?

– Да-а так, история с одной девчонкой.

– И что же?

– Откуда я мог знать, кто она такая? Мой контракт закончился, и я собирался уже возвращаться. Нужно было обязательно выбираться оттуда, иначе пришлось бы насиловать верблюдов. Наши парни, Майкл Рорк в том числе, решили отметить это, и мы всей компанией завалились в шикарный ресторан в новом отеле Султаната-"Аль Фалах". Сколько же ей могло быть лет? Думаю, девятнадцать, совсем взрослая. Я говорю тебе, Фрэнк... Эй, сын мой, ты хочешь меня выслушать?

Риджер ухмыльнулся.

Мысли Халлорана вернулись в тот вечер. Он заметил ее в первый раз в главном холле. Прелестное же это место – «Аль Фалах»! Кругом все отделано под бархат. Словно ты находишься в великосветском клубе со стриптизом. Она в этот момент желала спокойной ночи своему папаше, как полагал Халлоран, приезжему бизнесмену.

– Чего ты тянешь время? – быстро проговорил Рорк, заметив, что Халлоран просто впился глазами в эту девицу.

Халлоран мгновенно поспешил к лифту и сумел вместе с ней втиснуться в кабину. На девушке была блузка, очень свободная, с короткими рукавами, поэтому, когда она, стоя к нему вполоборота, протянула худую руку, чтобы нажать кнопку, он увидел ее розовый лифчик и сразу понял, что она в нем в общем-то и не нуждалась. Ее грудь была еще невинно детская. Он почувствовал, что она сама это знает и, возможно, даже стесняется. Халлоран сразу же решил завязать с ней разговор.

– Извините меня, мисс, но мне кажется, что мы с вами уже где-то встречались.

Он подождал, пока она повернулась в его сторону с легкой улыбкой на лице, выражавшей одновременно растерянность и желание понравиться. В следующий момент замешательство усилилось и, словно облако, затуманило ее взгляд.

– Я была...

– Конечно-конечно, – прервал он ее. – Вы полностью были в мире грез и мечтаний.

Это было довольно банально, но тем не менее сработало. Несколько секунд она вопросительно смотрела на него, не зная, что сказать и как отшить этого нахала. Наконец она улыбнулась. Ее звали Аманда Прайс-Уикхэм.

– Она была полна страстного желания, – продолжал между тем Халлоран.

Как выяснилось, все, что у нее было до сих пор, – сплошная невинность. Никогда в жизни она еще не сталкивалась с мужской грубостью, но страстное желание вкусить запретный плод ясно читалось на ее лице. Халлоран со своим опытом сразу же понял все. Аманда Прайс-Уикхэм оказалась на редкость восприимчивой ученицей. Когда он выразил восторг по поводу ее внешности – красоты лица и стройности фигуры, освещенных светом вечерних огней, который врывался через широкое окно гостиничного номера, а затем сказал, что самое прекрасное в жизни – простота и естественность, она согласилась с ним. Почему бы в таком случае, продолжал Халлоран, ей не снять ожерелье, а за ним и колготки. Она повиновалась ему и по мере того, как на ней оставалось все меньше одежды, становилась еще прекраснее и желаннее.

– К трем часам утра мои локти и колени истерлись до красноты, – проговорил Халлоран.

Он улыбнулся и сделал глоток пива.

– Я даже не знаю, как обо всем этом узнал ее папаша, – продолжил Халлоран после небольшой паузы. – Оказалось, что он был полковником и приехал с миссией по линии министерства обороны для обсуждения вопросов поставки оружия Оману. Знаешь, один из этих знаменитых торговцев оружием наподобие О'Махони, своеобразных ирландских шейхов?

Риджер кивнул головой и в улыбке оскалил зубы, давая понять, что шутка Халлорана дошла до него.

– Кончилось тем, что папаша дал мне пинка под зад и я вылетел из отеля. Ну, а в САС меня уже не хотели брать, поскольку выслуга лет и без того была большой. Чтобы откупиться от меня, они мне дали выходное пособие. Что ж. Ничего не оставалось, как убивать время; я ходил по пивным кабакам и проводил там многие часы. Вдруг совершенно неожиданно ко мне подошли англичане, так, вроде бы в неофициальном порядке. Ну, спрашивают, не мог бы я помочь им дискредитировать Провос? Пять сотен в месяц наличными. Для начала на три месяца, а дальше они посмотрят, как пойдут дела. Вот тогда-то мне и пришла в голову идея с банком, и я предложил моим хозяевам провести с целью провокации несколько операций по ограблению британских банков, осуществленных якобы ирландскими националистами. Это было намного легче и безопаснее, чем ночные стычки в джунглях или пустыне. Во-первых, можно сказать, у себя дома и, потом, рейды планировались с участием и с ведома руководства банков. Заметь, всего лишь планировались, и только. Но все должно было выглядеть так, как и в действительности. У меня появился к этому вкус. Но вскоре узнал, что Гарда завела на меня дело и попросила полицейского инспектора в Белфасте арестовать меня. Этот самый инспектор все мне и рассказал. Я сразу понял, что это был повод от меня избавиться, так как англичанам нужно было выйти чистыми из этого дела, чреватого для них неприятными последствиями. И они решились на благородный шаг: инициировали выдачу ордера на мой арест, но заранее предупредили, чтоб я мог смыться. Тоже мне, благородный шаг, сволочи. Вроде бы ты помогаешь этой затраханной стране, а они вместо благодарности трахают тебя.

– Питер, ты мог бы им это объяснить.

– Нет, в таком случае меня бы не оставили в живых, Фрэнк. Как сказал этот капитан, ублюдок, у меня будет все о'кей, если я залягу на дно и буду молчать. Через год, может быть, два, когда все стихнет, я смогу снова зажить нормальной жизнью.

Он замолчал и сделал несколько глотков.

– Я сегодня работаю во вторую смену, – произнес после некоторой паузы Фрэнк, избегая смотреть в глаза Халлорану, и поднялся со стула. – Вернусь около девяти.

– Хорошо, мы сможем еще выпить.

Как только дверь за Риджером закрылась, Халлоран дотянулся до очередной банки с пивом. У него не было никакого желания ждать даже неделю, не говоря уже о целом годе, чтобы зажить снова.

* * *

Среди великолепия и богатства офиса сэра Чарльза Кромера Юфру чувствовал себя абсолютно свободно и непринужденно. Это был худой человек с отточенным, напоминающим орлиный, взглядом глаз на смуглом лице. Впрочем, многие эфиопы могли бы быть описаны подобным образом. В руках он держал серый кашемировый плащ, который, войдя, сразу же отдал мисс Ятс. Одет он был со вкусом. Серый костюм почти такого же оттенка, что и плащ, светло-голубая, безупречного покроя рубашка и синий галстук.

Хотя Кромеру не были известны подробности биографии Юфру, он тем не менее знал, что с 1960 года тот жил в изгнании за границей. Юфру закончил самую элитную военную академию в Хараре и к тому периоду дослужился до звания майора. Он являлся одним из четырех прогрессивных офицеров, которые решились разрушить монолит корыстной и продажной монархии и предприняли попытку свергнуть императора во время его выезда из страны с государственным визитом в Бразилию. Закончилось все это ужасной трагедией: офицеры, участники заговора, высокомерные и недалекие люди, не удосужились даже выяснить, какую поддержку им могут оказать низшие чины армии и гражданское население.

Как показали события, таковой практически не было. Заговорщики арестовали в качестве заложников почти весь кабинет министров, почти всех расстреляли, рассчитывая этим втянуть в заговор армию, а когда поняли, что обречены, разбежались кто куда. Двое из главарей покончили жизнь самоубийством; потом их тела в течение нескольких дней болтались на виселице в центре Аддис-Абебы. Третий был схвачен и также повешен. Четвертым был Юфру. На машине он сумел добраться до границы с Кенией, вложил все имеющиеся у него наличные деньги в местный банк и уже через год появился в Лондоне.

Совсем недавно, после нескольких лет занятий бизнесом, главным образом торговлей предметами искусства и антиквариата Африки и управлением собственными вкладами в банках, он добровольно предложил свои услуги революционному правительству, имея в виду таким образом свести счеты с императорской семьей. Он не ошибся в своих расчетах: хорошее знание механизмов, которые двигают капиталистическую экономику, пригодились и революционному правительству.

Юфру стоял посреди кабинета и с восхищением рассматривал все вокруг. Затем, когда Кромер жестом пригласил его сесть, он заговорил мягким и вкрадчивым голосом, который у него выработался за многие годы работы с британскими компаниями.

Как должно быть хорошо известно мистеру Кромеру, говорил он, Эфиопия является бедной страной. Он, Юфру, оказался более удачливым, но пришло время, когда все эфиопы должны объединиться. В стране свирепствуют ужасный голод, болезни. Возможно, что более полумиллиона граждан обречены на голодную смерть. Во многом вина ложится на бывшего императора. Он был далек от народа, отгородился от него в своих замках и не заботился об интересах и чаяниях простых людей. Революционное правительство предприняло попытку полностью изменить ситуацию, но столкнулось с большими проблемами из-за нехватки средств и наличия внутренней оппозиции.

– В политическом плане страна переживает сейчас трудные дни, – вздохнул Юфру.

Он оказался идеальным адвокатом своих новых хозяев, этих разбойников и головорезов. Кромер и раньше встречал такой тип людей – интеллигентных, образованных, тонких дипломатов, которые достигают своих корыстных целей тем, что усердно служат платящим им боссам.

– Мы имеем многочисленных внутренних врагов, которые, однако, очень скоро убедятся в том, что вели ошибочную политику. Но сейчас они хотят разрушить Эфиопию. Оппозиция, сконцентрировавшаяся в Эритрее, всеми силами стремится разорвать страну на куски. Сомали предпринимает попытки отторгнуть от нас целый регион, Огадан, являющийся неотъемлемой частью Эфиопии. Все это требует проведения значительного количества дорогостоящих мероприятий. Вы ведь в курсе того, что сомалийцы до зубов оснащены советским вооружением. Мое же правительство еще не нашло путей, чтобы установить благоприятные отношения с Советским Союзом. Если мы хотим обеспечить нашу безопасность, а я понимаю, что это в интересах Запада, чтобы регион Африканского Рога оставался бы стабильной зоной, мы должны иметь эффективное современное вооружение. В настоящее время мы располагаем только одним источником – западные страны. Но мы не хотим быть должниками. Мы предполагаем закупить все необходимое нам оружие. Поэтому, если говорить прямо, нам нужна твердая валюта.

Кромер кивнул головой. Он уже обо всем догадался.

– И деньги для расходов на такие цели существуют, – продолжал спокойным голосом Юфру. – Они были украдены у народа императором Хайле Селассие и вывезены из страны. Вам это известно лучше, чем кому бы то ни было. Я уверен, что вы с полным пониманием отнесетесь к тому, что в настоящее время императорское состояние является законной собственностью правительства и что народ Эфиопии, истинный источник этого богатства, будет вами рассматриваться в качестве полноправного наследника бывшего императора. Он должен получить вознаграждение за свой труд.

– И этим богатством будет распоряжаться ваше правительство? – вставил сэр Чарльз.

– Вы правы, – оставляя без внимания иронию, заключенную в словах банкира, спокойно ответил Юфру. – Ведь оно является представителем народа.

Кромер был в своей стихии. Он знал, что его позиция тверда как скала. Поэтому он мог позволить себе некоторое великодушие.

– Мистер Юфру, – начал он после небольшой паузы, – с моральной точки зрения ваши аргументы безупречны. Мне понятны мотивы и помыслы вашего правительства исправить ошибки истории.

Они оба хорошо представляли, во что вылились эти помыслы – сотни трупов «врагов революции», смердящих на улицах Аддис-Абебы.

– Конечно, в каком-то смысле мы, естественно, хотели бы помочь вам. Но если вы затрагиваете личное состояние императора, здесь я должен заметить, мы ничего не сможем сделать. Инструкции, которые накладывают на нас определенные обязательства, совершенно ясны...

– Я знаю эти инструкции, – холодно прервал Кромера эфиоп. – Мой отец сопровождал императора в поездке в Великобританию в 1924 году. Это объясняет отчасти причину, почему именно я нахожусь здесь. Вам должны быть даны инструкции, подписанные рукой и удостоверенные печатью императора. Они должны быть напечатаны на специальной бумаге с водяными знаками, изготовленной по заказу вашего банка, и также заверенной императорской печатью.

Кромер молча, медленным кивком головы, дал знать, что он согласен со словами Юфру.

– Вы совершенно правы, – проговорил сэр Чарльз. – И эти условия до сих пор остаются в силе. Должен сказать вам, мистер Юфру, что последний раз наш банк получил подтверждающие такую процедуру документы в июле 1974 года. Ни я, ни мои коллеги с тех пор не получали никаких новых указаний. Мы не можем предпринять какие-либо действия в одностороннем порядке. И поскольку всему миру известно, что император мертв, представляете, что эти вклады должны быть заморожены и, я боюсь, навечно.

Банкир поднял вверх обе руки, выражая этим жестом одновременно и свое бессилие что-либо изменить, и сочувствие посланцу Эфиопии.

Наступила долгая пауза. Несомненно, у Юфру было еще что-то заготовлено, и Кромер выжидал, полностью уверенный в обоснованности своей позиции.

– Сэр Чарльз, – начал Юфру более осторожно, – нам предстоит много кропотливой работы, чтобы привести в порядок всю переписку бывшего императора. Все его деловые связи на протяжении пятидесяти лет, вы понимаете... Вполне вероятно, что император среди других бумаг оставил документы с новыми распоряжениями в отношении своих вкладов; возможно, что они были составлены уже после революции. Вы же знаете, он прожил еще год после этих событий. Поэтому вполне допустимо, что могут появиться новые документы, касающиеся его состояния, которое находится в зарубежных банках. Я полагаю, что, если должным образом будет установлена подлинность этих бумаг, не возникнет никаких вопросов ни со стороны вашего банка, ни со стороны банков, ассоциированных с вами. Каково ваше мнение?

"Хитрая маленькая бестия. Определенно, у него припрятаны какие-то козыри, которые он не хочет пока открывать, вот и говорит иносказательно и витиевато, – думал Кромер. – Тоже мне. Вполне вероятно... можно себе представить... Если, если, если. Да нет же, нет за этими словами никаких «если». Должно быть что-то твердое, реально-конкретное и осязаемое. Но что?

Чтобы выиграть время, он проговорил:

– Мне нужно будет проверить собственные файлы с документами: соглашения, договоренности, инструкции. Безусловно, были бумаги, которые касались процедуры в отношении просроченных распоряжений, но сейчас я не смогу воспроизвести их точно, они выскочили из моей памяти. Но так или иначе инструкции во всех случаях касались новых вкладов, либо перевода денег и покупки драгоценных металлов и акций. Каким образом и в каком виде вы бы предпочли передачу вам такой информации?

– Прежде всего мы хотели бы, чтобы все точно соответствовало подписанным двумя сторонами документам: императором и вашим банком. Нам нужно всего лишь знать вашу реакцию на тот случай, если бы такие бумаги были нами найдены и, конечно, если мы посчитаем необходимым дать им дальнейший ход.

– Как мне представляется, мистер Юфру, такая ситуация, о которой вы говорили, абсолютно исключается. Вы не сможете представить новый документ. Прежде всего потому, что император умер восемь месяцев назад.

– Конечно, конечно, сэр Чарльз, мы сейчас говорим в чисто гипотетическом плане. Мы просто хотим быть готовы к различным обстоятельствам и вариантам этого дела.

Он поднялся и легким движением руки смахнул пушинку со своего пиджака.

– Теперь я должен покинуть вас, – проговорил Юфру с улыбкой. – Мне необходимо проанализировать ситуацию. Разрешите поблагодарить вас, сэр Чарльз, за прекрасный кофе и за полезные советы. До следующей встречи.

Несколько озадаченный, Кромер проводил Юфру до двери. Он пребывал в состоянии какой-то тревоги, мрачного предчувствия. «Должно быть, они что-то затевают, – думал он о боссах Юфру. – Что же он должен им сообщить? Этим людям, которым вряд ли свойственно человеколюбие, скорее даже наоборот. Поэтому вряд ли их устроит ответ, содержащий утверждение, со ссылкой на инструкцию, что документы, подлинность которых признана банком, но которые просрочены по дате их подписи, не могут быть приняты для исполнения. Ведь это будет означать, что Юфру и его хозяева никогда не получат этих денег».

Он напряженно думал обо всем этом, пока неожиданная идея не пришла ему в голову. От нее стало немного не по себе. Черт возьми! Уже начиная с сегодняшнего вечера, у его собеседника может появиться определенный интерес, и при этом значительный, как раз в получении именно этой информации.

– Никаких приемов, мисс Ятс, – резко проговорил он в микрофон внутреннего переговорного устройства. – И принесите мне файлы переписки со Львом... Да, все файлы. Принесите лучше весь ящик.

* * *

В этот вечер сэр Чарльз засиделся допоздна. Стопка файлов, содержащих финансовую переписку со Львом, иными словами, с императором Хайле Селассие, лежала перед ним на рабочем столе, а рядом стоял и сам ящик из стенного выдвижного шкафа. Кромер снова прокрутил в голове детали визита к нему Юфру. Их сегодняшний разговор, без всякого сомнения, заставлял предполагать, что за словами эфиопа кроется что-то конкретное, какая-то определенная цель. Наиболее логичным было предположить, что его хозяева вынашивают планы любым способом изъять из всех банков императорские богатства. Это не может быть сделано только наполовину или частями. Если они получат такую возможность, скажем, с помощью поддельных документов, тогда все огромное состояние окажется под угрозой. И еще какой!

Напряженно думая, Кромер стал мысленно анализировать вероятность такой ситуации. Для начала взять хотя бы золотые запасы Селассие стоимостью два миллиарда долларов. Если бы он получил соответствующие инструкции, исходящие как бы от самого императора, продать все золото, все до последней унции, это нанесло бы непоправимый удар по ликвидам его собственного банка и банкам его партнеров в Цюрихе и Нью-Йорке. Изъятие капитала своим следствием имело бы резкое сокращение кредитов, а следовательно, и прибыли. Если станет известно, что продавцом золота является группа бандитов, захватившая власть в Эфиопии, начнут распространяться слухи и репутации его банков будет нанесен огромный ущерб. Доверие к нему, Кромеру, будет потеряно. Даже в том случае, если не востребуют все золото сразу, вложения в его банк существенно сократятся. Негативные последствия еще долгие годы эхом будут отдаваться в коридорах международной финансовой власти, вызывая смуту и хаос. Цена золота на рынке значительно упадет.

А сколько компаний обанкротится; будет нарушен платежный баланс в фунтах стерлингов, швейцарских франках и долларах.

Боже мой, и он станет виновным во всех грехах! Его имя будет склоняться на страницах газет, во всей мировой банковской общине.

Кромер налил себе виски и вернулся за рабочий стол, заставив себя продумать самые худшие варианты. При каких условиях несчастье может произойти? Что, если Юфру предоставит документы, подписанные императором, в которых будет содержаться приказ передать все его состояние в руки этой банде Менгисту? В лучшем случае документы окажутся поддельными, и это будет легко доказать. А если документы будут подлинными, датированными периодом, когда император был еще жив? Но это переходило бы за грани возможного, так как противоречило бы всему, что Кромер знал об этом человеке, – о его жестокости, бескомпромиссности, нетерпимости к попыткам даже самого малейшего ущемления его власти.

А что, если они влезли к нему в доверие с помощью каких-то наркотиков или применили пытки и содержание в карцере? Это вполне реально. Кромер готов был поклясться жизнью, что до момента отстранения от власти Селассие ни за что бы не подписал документы, наносящие ему ущерб и личный вред. Но он вполне мог это сделать потом, после переворота, если его заставили силой. Он же содержался в течение целого года под строгим домашним арестом.

Теперь Кромер ясно понимал, откуда ждать удара. К тому же он был почти полностью уверен, что сможет помешать или свести на нет те возможные действия, о которых упомянул Юфру, перед своим уходом. Он еще раз внимательно просмотрел один из файлов. Да-да, вот она, эта инструкция: никакие документы, подписанные императором, не должны приниматься к производству после истечения определенного срока со дня их подписи. При получении любого письменного распоряжения, предлагающего операции с вкладами, которое имеет подпись более чем двухнедельной давности, банк должен перепроверить правомочность этого документа, прежде чем начать работать с ним. Это условие было оговорено специально, как определенная предосторожность в те давние времена, когда курьерская служба была еще не такой надежной, а связь – менее быстрой. Хотя к процедуре, изложенной в этой статье, никогда не пришлось прибегнуть, она тем не менее до сих пор оставалась в силе. И сейчас, словно своеобразный бастион, она должна была защитить Кромера от потенциальной катастрофы.

Кромер с облегчением вздохнул и расслабился. Однако уже через мгновение почувствовал легкое раздражение в связи с тем, что проявил слабость и напрасно потратил столько времени на такую маловероятную угрозу. Он допил виски, погасил в кабинете свет и спустился в подземный этаж, где его ждал «даймлер» со спокойно дремавшим на сиденье шофером. К полуночи Кромер был в своей лондонской квартире.

* * *

Пятница, 19 марта

– Вы теперь понимаете, мистер Юфру, что должны были чувствовать мои коллеги и я сам.

Кромер сделал небольшую паузу и внимательно посмотрел в глаза Юфру, которого утром пригласил к себе в офис для дальнейших переговоров.

– После такого перерыва во времени, и принимая во внимание неопределенность политической ситуации в вашей стране, мы не можем быть уверены, что документы будут отражать волю и последнее желание императора, – продолжил Кромер. – Нам придется найти дополнительное подтверждение, возможно, даже заверение самого подписанта, прежде чем что-либо предпринять. Хотя вы, конечно, понимаете, что сделать это, увы, невозможно: его уже больше нет с нами.

– Понимаю, сэр Чарльз. Однако вы не подвергнете сомнению действительность подписи и печати императора?

– Ни в коем случае. Это мы можем удостоверить.

– С точки зрения законности документов и волеизъявления, сэр Чарльз, вас будет смущать только давность подписи, не так ли?

– Вы совершенно правы, мистер Юфру.

– Понятно. В таком случае я почти уверен, что подобной проблемы никогда не возникнет.

Кромер кивнул головой. Весь этот нелепый, заставивший его немного поволноваться заговор, если он даже и существовал где-то, помимо его собственного богатого воображения, был окончательно подавлен. Скорее всего без всяких дальнейших осложнений.

Слушая речь Юфру, можно было подумать, что все, о чем он говорил, было не чем иным, как чисто гипотетическим предположением. Он по-прежнему был очень вежлив и приветлив и высказал несколько хвалебных комплиментов в отношении хорошего вкуса сэра Чарльза и в конце концов покинул кабинет в отличном настроении.

Банкир остался сидеть за столом, погруженный в мысли. У него не было никаких других встреч, назначенных на это утро, вплоть до ленча, который он должен был провести в компании одного из маклеров.

Кромер испытывал некоторое раздражение и недовольство самим собой. У него было ощущение, что ему чего-то не хватает, что-то упущено в разговоре с Юфру. Конечно, размышлял он, у его соперников имелись лишь две возможности. Во-первых, банда Менгисту могла подделать или планировала подделку документов. Во-вторых, они уже могли располагать подлинным письмом, полученным тем или иным способом. В обоих случаях указанная на этих документах дата должна предшествовать времени смерти императора; теперь, после его разговора с Юфру, им станет известно, что просроченная дата уже сама по себе, автоматически, делает документ недействительным. Богатство навечно останется вне пределов их досягаемости.

Юфру проиграл. Кромер задумался. Но проиграл ли он? Он не выглядел человеком, который потерпел серьезную неудачу – ни злости и раздражения, ни подавленности и опасений в связи с тем, что обязан доложить о провале миссии своим боссам и разрушить их надежды. Нет, все выглядело так, словно он просто отказался от какого-то одного варианта действий.

Интересно, какие еще варианты имеются в его распоряжении? Что такое Кромер мог сказать эфиопу, что позволило бы этой банде иметь свободу действий и использовать новые возможности? Он сделал всего лишь одно позитивное утверждение, которое состояло в том, что распоряжения, если они будут соответствовать установленной процедуре, будут рассматриваться как подлинные документы, хотя дата их исполнения уже просрочена.

При каких условиях распоряжения могут быть восприняты им как подлинные и обязывающие к действию одновременно? Только в том случае, если указанная на них дата относится к последнему периоду времени. Конечно, конечно. Но тогда... если дата относится к совсем недавнему времени... Постойте... в этом случае император должен быть... Боже мой!

Кромер выпрямился в кресле, уставившись широко открытыми, но ничего не видящими глазами в противоположную стену офиса. Он испытывал то самое ощущение, которое выражается емким словом – эврика: открытие, сделанное на основе самых незначительных и почти незаметных фактов, но они, эти факты, обладают такой силой, что выводы оказываются абсолютно бесспорными.

Итак, император должен быть еще жив!

* * *

Кромер сидел, объятый ужасом от своей собственной догадки. У него не было никаких сомнений в правильности сделанного заключения. Это был единственный логический вывод из всей совокупности информации, включавшей в себя как суть, так и манеру высказываний Юфру, который имел здравый смысл. Но Кромеру надо было удостовериться, нет ли каких-нибудь других обстоятельств, которые бы противоречили этому выводу.

Из ящика у стены он вытащил еще один файл, помеченный надписью: «Вырезки, некрологи». В нем, аккуратно скрепленные металлическими дужками скоросшивателя, были подобраны газетные и журнальные вырезки и другие бумаги, относящиеся к прессе по поводу смерти Хайле Селассие, объявленной 28 августа 1975 года и случившейся во время сна днем раньше в возрасте 83 лет.

Из официального правительственного пресс-релиза следовало: «Накануне вечером (26 августа) император пожаловался на недомогание, но из-за позднего времени и отсутствия доктора врачебная помощь ему не была оказана, и слуги нашли его мертвым на следующее утро».

Хотя император содержался под строгим домашним арестом на территории дворца Менелик, сведений о том, что он болел или плохо себя чувствовал, никогда не публиковалось. Да, верно, было известно, что он перенес двумя месяцами раньше операцию по поводу предстательной железы, но, по сообщениям, просочившимся в прессу, стабильно поправлялся. Один британский доктор, который лечил его в этот период, профессор из лондонского госпиталя «Королева Мэри», заявил, что еще никогда не встречал пациента в таком возрасте, который бы так хорошо перенес операцию.

Никаких других подробностей о смерти императора в газетах не публиковалось. Как это ни странно, но никто из членов императорской семьи не был допущен к телу умершего императора, не было и вскрытия. Более того, похороны, состоявшиеся предположительно 29 августа, прошли в обстановке строгой секретности без гражданской панихиды. Иными словами, можно было подумать, что император попросту исчез.

Поэтому вполне естественно, что определенные лица, прежде всего родственники императора, находили официальные материалы, опубликованные в связи со смертью императора, совершенно неприемлемыми. Они очень сильно отдавали лицемерием. Как бы ни разрушительна была революция, в Аддис-Абебе оставались приверженцы старого режима, в основном интеллигенция, среди них врачи. Вскоре по городу и стране начали циркулировать слухи о том, что Селассие был задушен, умерщвлен, чтобы облегчить выполнение задач, поставленных революцией. Ибо пока он жив, широкие круги населения будут по-прежнему воспринимать его и даже преклоняться перед ним как перед настоящим, законным правителем государства. Как сообщала в июне 1976 года «Таймс» со ссылкой на мнение членов императорской семьи, «внезапная смерть императора всегда вызывала подозрение, и не только у них, из-за полного отсутствия свидетельства авторитетных специалистов в области медицины и юриспруденции, объясняющих и подтверждающих как сам факт смерти, так и ее обстоятельства».

Таким образом, газетные материалы убеждали сэра Чарльза в том, что ситуация, связанная со смертью Селассие, полностью противоречива и нет убедительных доказательств, которые говорили бы как в пользу официального сообщения, так и утверждающих противное. По-видимому, проблема противостоять возможным действиям хозяев Юфру для Кромера по-прежнему сохранялась и даже еще больше усиливалась, судя по неясным объяснениям смерти Селассие. Однако, считал он, семья императора, настаивая на версии насильственной смерти, сделала противоположный и, по его мнению, неправильный вывод. Император должен быть еще жив.

– Сэр Чарльз? – раздался голос мисс Ятс по внутренней связи. – Вы собираетесь на ленч с сэром Джоффри?

– Ах да, мисс Ятс, спасибо. Конечно. Скажите ему, что я уже иду. Буду на месте через десять минут.

Выйдя из кабинета, он задержался у стола мисс Ятс.

– Какие встречи намечены на вторую половину дня, Валери?

– Вы встречаетесь с мистером Сквайерсом в два часа по вопросу о последних вкладах шаха. И затем – традиционное заседание Комитета по золоту – в пять.

Шах может подождать, подумал сэр Чарльз.

– Отмените встречу с Джереми, я буду занят пару часов сразу же после ленча.