Текст книги "Танцующая с бурей"

– О, да, я знаю, как работает политика при дворе, Ямагата-сан, – улыбнулась Касуми. – Я охотилась с Черным лисом при двух предыдущих сёгунах – у меня было время изучить брачные привычки гадюк.

– Зачем тогда вы допрашиваете об этом скромного облакохода? Что, черт возьми, могу знать я, чего не знаете вы?

– Ну, между строк, я спрашивала, кого вы так разозлили, чтобы вас отправили выполнять это поручение? – Касуми убрала с глаз растрепавшиеся волосы. – Видимо, кого-то важного.

Капитан взглянул на нее искоса, и его губы неохотно растянулись в улыбке.

– Я не болтаю о своих любовных связях, Касуми-сан.

– А, вот в чем дело, – улыбнулась она в ответ. – Тогда она – жена важного человека.

– На самом деле, дочь. Но все и всегда заканчивается одинаково. Пустой трюм, никому не нужный рейс и я сам, ругающий ублюдка, который в этом виноват.

– Надеюсь, она того стоила.

Ямагата закрыл глаза, и по его телу пробежала дрожь восхищения.

– Да, такая красотка…

Касуми засмеялась.

– Просто держитесь подальше от всех дочерей, которых вы можете встретить в этой поездке, Ямагата-сан. Главный Охотник Масару не так снисходителен, как нео-тёнины с толстыми кошельками и связями в Гильдии.

– Не переживайте. Я скорее вставлю свою женилку в пасть голодному морскому дракону, чем разозлю Черного Лиса Шимы, госпожа.

Ямагата ухмыльнулся и слегка поклонился, прикрыв кулак ладонью. Касуми поклонилась в ответ, и он начал подниматься по высокому шпилю. Качнувшись, он ступил на разъеденные перекладины, положил руки на ржавое железо и двинулся вверх, к своему кораблю. Капитан «Сына грома» показался Касуми порядочным человеком, и она с облегчением вздохнула. Кланы Дракона и Лиса постоянно вступали в приграничные стычки и никакой приязни друг к другу не испытывали. Хотя не все представители Рю или Кицунэ хранили злобу в сердце, она все же беспокоилась, что Ямагате может не понравиться присутствие на борту Черного Лиса или его дочери.

Касуми перевела взгляд на толпу, опираясь на свой шестифутовый посох бо из железного дерева, покрытый вороненой сталью. Вокруг нее бурлила толпа: спускались с кораблей на землю облакоходы, суетились сараримены, толкая плечами лотосменов в атмоскафандрах, молодые парни раздавали липкие, только что напечатанные листовки с новостями и рассказывали сказки о злодеяниях варваров в колониях Шимы за границей. Она даже заметила нескольких торговцев-гайдзинов, выделявшихся среди толпы светлыми, коротко стрижеными головами и бледной кожей, покрытой грязью от смога. На них были странного покроя одежды из крашеной шерсти с драпировкой на плечах и меха животных, несмотря на ужасающую жару. Они стояли рядом с деревянными ящиками и сваленными в кучи тюками натуральной кожи, споря о цене за дюжину рулонов дубленых воловьих шкур с группой кишащих роем нео-тёнинов.

Последние двадцать лет круглоглазых называли врагами. В газетах их изображали коварными кровопийцами, ворующими души животных и носящими их шкуры. Два десятилетия было напрасно потрачено на тщетную борьбу с вторжениями в сёгунат. А ведь проще было бы всем затянуть потуже ремни и вести себя цивилизованно. Касуми восхищало, что в разгар всех войн находились люди, которые искали прибыль даже в постелях своих потенциальных захватчиков. Вот они – уже здесь: торговцы-гайдзины, что путешествуют по морям на своих движимых молниями грузовозах; на запястье у каждого тщательно прорисовано разрешение на пребывание. Они стояли на тротуаре под пристальными взглядами прищуренных глаз городских охранников и продавали кожу по непомерным ценам, потому что в этой стране теперь не осталось шкур – разве что на крысиных трупах. Они судились-рядились, торговались и считали монеты, пряча светло-голубые глаза за темными стеклами, наблюдая за прибывающими на кораблях военнопленными. Но, даже если гайдзины в Доктауне и предполагали, как жестоко обращаются с их соотечественниками, они не рвались составить им компанию на пути к зданию капитула. И поэтому они низко опускали головы и держали свое мнение при себе.

Вскоре Касуми увидела Акихито, голова которого возвышалась над толпой. Великан выглядел так, будто он топчется в море грязных соломенных шляп и бумажных зонтиков.

Она помахала рукой, и троица двинулась сквозь толпу ей навстречу.

– Я смотрю, ты все-таки нашла их, – Касуми улыбнулась Юкико. – И даже невредимыми.

Девушка поморщилась, опустила на шею очки.

– Невредимыми, но вонючими.

– Масару-сама, – Касуми поклонилась отцу Юкико.

Она сделала вид, что не видит, как девушка закатила глаза.

Масару тоже поклонился в ответ. Вид у него был все еще потрепанный. Под глазом наливался ужасный фиолетовый синяк, скрыть который не могли даже очки.

– Как ты, большая глыба? – Касуми осмотрела Акихито с ног до головы. – В предвкушении?

– Нет, я есть хочу.

– Вы же только что ели! – Юкико покачала головой.

– Взбодрись, – Касуми хлопнула большого человека по руке. – Не говори мне, что твое сердце не забилось сильней при мысли об охоте на грозового тигра, ворчливый негодник. Мы уже сто лет не охотились на таких зверей.

– Каких таких? – Акихито сложил руки, будучи явно не в восторге. – Которые привиделись кому-то под воздействием вонючих выхлопов?

– Нам следует спешить, – прервал Масару их пикировку и, прищурившись, посмотрел вверх, на корабль, окутанный дымкой.

– Все ли оборудование на борту? Дополнительные кобиаши и черносон?

– Хай, Масару-сама, – кивнула Касуми. – Мне понадобилось несколько лишних кука, чтобы быстро доставить клетку сюда, но оказалось, что спешки нет. Министр Хидео приказал нам ждать его прибытия.

– Айя, – вздохнул Масару, укладываясь на сложенных ящиках и потирая затылок. – На это может уйти весь день. Толкните меня, как он появится.

– У тебя найдется что-нибудь поесть? – Акихито с надеждой поднял бровь.

Касуми рассмеялась, а Юкико фыркнула. Вытащив из-за пояса мешочек, женщина бросила гиганту хлебец из восстановленного риса, и компания присела в тени и приготовилась ждать.

Через дорогу от причала «Сына грома» жалось несколько нищих, завернутых в грязные лохмотья и тянувших дрожащие руки за подаянием. Среди них была девушка, ровесница Юкико. Она была очень хорошенькой: глубокие, влажные глаза и кремовая кожа. Ее мать сидела рядом, раскачиваясь вперед-назад. Вокруг губ у нее растекались отчетливые темные следы, говорившие о болезни черных легких – черной чуме.

Касуми дотронулась до косынки, завязанной вокруг лица, и в тысячный раз задумалась, достаточно ли этого куска ткани, чтобы уберечься от страшной болезни, которая за последнее десятилетие превратилась в эпидемию. Последние стадии были так ужасны, что ее жертвы завидовали мертвым. Ей хотелось защитить себя надежнее, чем молитвами и грязной тряпкой на губах.

Если этот глупый приказ вдруг будет выполнен, сёгун может щедро вознаградить их, и тогда они купят себе механические респираторы.

Касуми нахмурилась, покачав головой от этой мысли.

Ага, а еще у сёгуна могут вырасти крылья, и грозовой тигр ему и вовсе не понадобится.

Она смотрела, как Юкико пересекла улицу и опустилась на колени рядом с нищими, сидящими в пыли. Юкико несколько минут говорила с девушкой под красным солнцем. Касуми не слышала слов, но видела, как Юкико оглянулась на дремлющего отца, затем посмотрела вверх, на корабль, который на несколько недель станет их домом. Нищая девушка проследила за ее взглядом. Ее мать закашлялась – плечи сгорблены, лицо перекошено от боли, костяшки пальцев прижаты ко рту. Когда приступ кашля закончился, она опустила руку, забрызганную темной жидкостью.

Девочка взяла мать за руку, и жирные черные пятна перетекли и на ее кожу. Юкико отвела взгляд от рук и посмотрела на девушку, достала свой кошелек из оби и отдала его. Затем встала и ушла.

Касуми улыбнулась, но сделала вид, что не заметила.

Солнце в небе поднялось еще выше. Камни вокруг них раскалились, как печные стены, по пыльной коже текли ручейки пота. Среди безумного зноя, паров и мух бурлила толпа – кипящий океан из плоти, костей и металла под палящим небом.

– Арашитора, Кась, – пробормотал Акихито. – Да помогут нам боги.

Касуми вздохнула и посмотрела на горизонт.

Высоко в небе одинокая чайка воззвала к удушающему ветру, но не получила ответа.

6. Юноша с глазами цвета моря

Наступил полдень. Вдалеке послышалось пение, которое вывело Юкико из оцепенения. Акихито встал, сдвинул соломенную шляпу на затылок и, прищурившись, посмотрел вдаль.

– Вот он, – пробормотал великан.

Юкико и Касуми встали рядом с ним. Масару все еще храпел на своем ложе из упаковочных ящиков. Сквозь палящее марево они увидели процессию, тянувшуюся по широкой мощеной дороге от императорского дворца.

Длинные узкие красные флаги, украшенные имперским солнцем, трепетали на грязном ветру, развеваясь, как безголовые змеи. Процессию возглавляли девять огромных железных самураев, еще девять прикрывали тыл. Все они были ростом в семь футов. Широкие плечи укрыты расшитыми золотом плащами, знаком личной охраны сёгуна – элите Казумицу. Тела их были облачены в великолепные механизированные доспехи – так называемые «о-ёрой». Железные пластины брони были покрыты черной эмалью, которая под палящим красным солнцем отсвечивала цветом запекшейся крови. В ножнах на талии висели чейн-катаны и вакидзаси[10]10
  Вакидзаси – короткий меч самурая, который носили в паре с катаной.


[Закрыть]. Защитные маски мемпо на шлемах изображали рычащих о́ни – демонов черного подземного мира Йоми, чтобы внушать ужас врагам. Плечи защищены наплечниками, широкими и плоскими, как огромные карнизы императорского дворца. На сверкающей ткани плащей дзин-хаори вышит гордый рычащий тигр – тотем покровителя клана Тора. Тот же символ изображен и на золотых флажках, бившихся на высоких древках над головой самураев. На спинах закреплен двигатель внутреннего сгорания, выхлопные трубы которого извергали дым чи в уже пропитанный смогом воздух. Они маршировали, держа левые руки в толстой перчатке на ножнах катаны, а правые – на рукояти, чтобы в любой момент выхватить оружие. Бронированные доспехи издавали такой грохот, как будто в мясорубку накидали железных болтов.

За железными самураями следовал отряд пехотинцев, сжимавших в перчатках девятифутовые копья нагинаты с толстой рукоятью, на конце которой крепился длинный, как катана, изогнутый клинок из сверкающий стали. На каждом воине были полосатый железный нагрудник, алая накидка и шлем солдата Армии Шима. Свирепые мрачные лица прятались за темными стеклами и кроваво-красными платками. Это были так называемые «бусимены». Их, рожденных в общине воинов, воспитывали и приводили к присяге по кодексу самурайской знати – «Бусидо – путь воина».

Верность. Жертвенность. Смерть, а не бесчестье. Эти принципы выжжены каленым железом на груди боевых машин сёгуна. Бусидо был клеем, скреплявшим войска, кодексом поведения, по которому жили и умирали самые первые самураи нации. Бусидо – не просто философия, бусидо определяет все аспекты существования солдата, это жизнь, посвященная воинскому мастерству, честному служению и безоговорочному подчинению. Заключить тело в неуклюжий панцирь со смертоносными механизмами или в простой нагрудник из черного железа, погибнуть во славу Господа и сёгуна – об этой величайшей чести мечтал любой из этих солдат.

Вслед за солдатами катились три моторикши. В машинах сидели девушки-гейши с белоснежными лицами, в черных очках, закутанные в длинные кимоно из алого шелка. Размахивая руками и смеясь под респираторами, они бросали крошечные мешочки с бутонами лотоса в огромную уличную толпу. Возле бусименов маршировал небольшой отряд детей, наполнявших воздух громкими голосами. Они пели гимн славе и величию его Светлейшего Высочества Девятого Сёгуна Четырех Тронов Шимы, первенца Канеды, убийцы нагараджи, Йоритомо Могучего.

– Могучий? – Акихито нахмурился. – Я думал, он Бесстрашный.

– Это не министр, – на очках Юкико отразились ядовитые блики. – Слишком уж много народу.

– Ты права, – кивнула Касуми. – Должно быть, Йоритомо решил лично навестить нас.

– Твою мать, а я три дня не мылся. – Акихито принюхался к своей подмышке.

Юкико пнула отца, который очнулся от сна и плюхнулся на пол. Он присел на корточки, положив руку на нунчаки, оглядываясь, как испуганный кот.

– Сёгун идет, – прошипела она.

– Айя, – простонал Масару. – У меня такое чувство, что мне в голову насрал о́ни…

Вся четверка начала приводить себя в порядок. Масару отковыривал запекшуюся на лице кровь, а Юкико пыталась пальцами расчесать волосы. Руки все время цеплялись за многочисленные колтуны и спутанные пряди. Касуми заметила усилия Юкико и с улыбкой предложила ей свой гребень. Юкико посмотрела на нефритового тигра так, будто он мог укусить ее. Ее голос стал прохладным, как морской бриз.

– Спасибо, не надо.

Улыбка Касуми исчезла. Она снова сунула гребень в волосы, не сказав ни слова.

Процессия миновала Дворцовый путь, мимо смутно вырисовывающихся стен арены и галдежа Рыночной площади, и вышла на широкую центральную улицу Доктауна. Солдаты развернулись, оттесняя простолюдинов, столпившихся, чтобы хотя бы мельком взглянуть на своего Правителя и получить малую толику от его щедрот. Все громче раздавались в ядовитом воздухе детские голоса, группа приближалась к небесным шпилям. Прибыл капитан Ямагата, спустившись на лифте шпиля. Волосы его были зачесаны назад, лицо свежевыбрито. Самоуверенный облакоход явно чувствовал себя не в своей тарелке при мысли о встрече с верховным правителем Империи.

Охотники выстроились в ряд и упали на колени, уткнувшись глазами в землю, когда процессия вышла на причальную набережную и, наконец, остановилась у причала «Сына грома». Белоснежные кимоно детей с широкими длинными рукавами тянулись по грязной мостовой. Они собрались в группу перед центральной элегантной моторикшей и продолжали петь еще целых пять минут, пока руководительница хора не ударила в маленький медный гонг, призывая к тишине.

Моторикши с низкой посадкой были изготовлены из переливающегося металла, напомнившего Юкико о драконах, которых она видела в детстве. Их линии были четкими, но плавными. Двигатели работали на холостом ходу, выбрасывая клубы лотосового дыма. Один ребенок приглушенно кашлянул и тут же получил подзатыльник от наставницы хора.

Дверь первого моторикши распахнулась, и из ее бархатного чрева выбрался толстый мужчина в кремово-алом струящемся кимоно. Его лицо прикрыто искусно сделанным респиратором, грудь – нагрудником из рельефной железной пластины, за поясом висит пара нео-дайсё: богато украшенные чейн-катана и вакидзаси, указывающие на принадлежность к классу землевладельцев или военных.

Юкико бросила на него быстрый взгляд и узнала Тору Танака, глашатая сёгуна. В Даунсайде ходили слухи, что этот повелитель тигров испытал свои новые мечи на шеях как минимум тринадцати крестьян-буракуминов и лишь после этого заявил, что их качество приемлемо.

Танака развернул свиток и, коснувшись кнопки у горла, увеличил громкость, чтобы его не заглушал ветер. Голос вырывался из респиратора громким металлическим скрежетом, усиленным динамиками между фильтров у рта. Под палящим полуденным солнцем он целую вечность перечислял полный список всех титулов Йоритомо. Охотники стояли на коленях, вдавливая лбы в придорожную пыль, а голос глашатая однообразно жужжал над их головами, словно разбитый радиоприемник.

Наконец Танака закончил чтение и оглядел собравшихся сквозь гладкие темные стекла очков. Толпа рухнула на колени, как будто кто-то щелкнул выключателем, только железные самураи и лотосмены остались стоять, склонившись в поклоне. Дверца центральной моторикши заиграла огнями.

И из нее вышел молодой человек в полосатом золотом нагруднике и красном шелковом кимоно. На поясе оби скрещена пара великолепных старинных мечей дайсё, рядом – короткоствольный дробемет, работающий на чи, – недавнее изобретение Гильдии, стреляющее маленькими металлическими шариками, которые могли убить человека с расстояния в сто футов, даже если он в доспехах. Волосы перевязаны черной лентой, трепещущей на зловонном ветерке, голова высоко и гордо поднята. Стекла его очков отливали металлом. Нижнюю часть лица закрывал элегантный механический респиратор с креплениями из темных кожаных ремешков и блестящих пряжек. Респиратор, тоже украшенный золотом, как и нагрудник, напоминал пасть тигра с обнаженными клыками, ощерившуюся в грозной улыбке.

Сёгун Шимы оглядел окружающих его людей, буднично положив руку на рукоять катаны, обвитую крест-накрест шнуром. Затем наклонился к дверце рикши и протянул руку.

Красивая ярко накрашенная дама, с головы до ног закутанная в изысканное красное платье дзюни-хитоэ, расшитое золотыми тиграми, вложила свои бледные пальцы с ярко-красными ногтями в поданную руку и выплыла из двери. Лицо покрывал слой жемчужно-белой пасты. Глаза закрыты очками, окуляры которых густо обведены сурьмой. На губах блестела вертикальная влажная полоска алого цвета, яркая, как свежая кровь. В руках у дамы извивался маленький черно-белый терьер, пытаясь освободиться.

– Госпожа Тора Аиша, любимая сестра сёгуна Тора Йоритомо-но-мия, первая дочь Шимы! – выкрикнул глашатай.

Юкико еще раз украдкой взглянула на нее. Вокруг суетилась небольшая армия служанок. Аиша достала из рукава изящный респиратор в виде веера и раскрыла его перед лицом, все еще пытаясь удержать щенка в своих объятиях. Юкико уже давно не видела собак в городе. Токсичные выхлопы лотоса и голодное урчание в животах несчастных жителей Кигена быстро уничтожили всех домашних питомцев. Забавно, но лучший друг человека тотчас превратился в пищу, когда не осталось ни коров, ни свиней для убоя. Забавно, каким вкусным может показаться котик после трех дней диеты из пыли, сине-черного дыма и удушья.

Щенок Аиши стоил больше, чем средний сараримен мог заработать за всю жизнь. А сколько стоят платье и респиратор, Юкико даже представить не могла. Наверное, этих денег хватило бы на то, чтобы одеть всех детей в городе. Чтобы целый месяц кормить сотню нищих девушек, страдающих черной чумой. Хотя богатство, демонстрируемое братом и сестрой императорских кровей, по всей видимости, должно было внушать благоговение их подданным, Юкико, глядя на грязные голодные лица вокруг, чувствовала лишь смутное беспокойство. После семи лет жизни на территории дворца Йоритомо она начала задаваться вопросами об их богатстве, но ответов на них не было. Такие вопросы вредны для здоровья. Такие вопросы могут закончиться приказом об аресте за подписью главного министра Хидео и тихой голодной смертью в зловонных недрах тюрьмы Кигена.

Юкико снова прижалась лбом к земле.

Сёгун Йоритомо выпустил руку своей сестры, сделал три шага вперед, и гравий у края дощатого настила захрустел под сапогами таби. Он скользнул холодным взглядом по распростершимся у его ног охотникам, не убирая руку с катаны.

– Масару-сан, мой Черный Лис, – его тихий голос металлически зазвучал из глубины респиратора. – Поднимись.

Масару вскочил на ноги, не поднимая глаз и согнувшись в поясном поклоне. Сёгун слегка кивнул в ответ, прикрыв кулак ладонью. Расстегнув пряжки за головой, он снял очки и респиратор, издавший влажный чмокающий звук, и, подбоченившись, изобразил скупую улыбку. Его лицо было жестоким, но красивым, гладким и холодным, как лед. Несмотря на молодость, он, безусловно, обладал аурой властности, королевской статью и манерами, из-за которых многие министры тряслись от страха, а утонченные аристократки мечтательно вздыхали.

– Ты в порядке, Масару-сан?

– О да, мой господин, – безжизненно прозвучал голос Масару.

– И тебе известен мой приказ?

– О да, мой господин.

– Не сомневаюсь, что у тебя все получится. Ведь ты был рядом с моим отцом, когда он убил последнюю нагараджу Шимы. Думаю, что ты легко справишься с обычным грозовым тигром, да?

– Это великая честь для меня, мой господин.

Сёгун взял пожилого мужчину за руку; такое проявление доверия изумило всю толпу. Йоритомо отвел Масару в сторону и заговорил так тихо, чтобы его слышал только охотник.

– Хатиман, всемогущий бог войны послал мне видение этого зверя, Масару-сан. Будто я еду на нем верхом во главе великой армии, подчиняя своей воле гайдзинских варваров за морями. Я уподоблюсь великим древним Танцующим с бурей: Кадзухико Красному, Кицунэ-но-Акире и Торе Такехико, – вцепившись в руку Масару, он выглядел одержимым. – Доставь мне этого зверя, и ты станешь самым богатым человеком во всей Шиме.

Масару прочистил горло.

– Э-э-э… а если такого зверя не существует, мой господин?

Сёгун остановился и зло сощурил глаза. Но не успел ни ответить, ни отчитать охотника, потому что в этот самый момент терьер на руках Аиши зарычал и вонзил по-щенячьи острые зубки в палец своей хозяйки. Она вскрикнула и уронила его. Он перевернулся в пыли и побежал прямо к Юкико, тявкая и виляя хвостом. Аиша сунула укушенный палец в рот, облизывая кровь, и по толпе пронесся наполненный ужасом вздох. Люди отводили глаза, чтобы не видеть позора своей госпожи и не навлечь неизбежного гнева сёгуна.

Лицо Йоритомо потемнело, глаза сузились от ярости. Он щелкнул пальцами, отдавая приказ ближайшему железному самураю, и указал на щенка, радостно прыгающего у головы Юкико.

– Уничтожь эту дворняжку.

– Хай! – пролаял воин сквозь закрывающее его лицо железо.

Он подошел к щенку, гремя доспехами. Юкико поднялась на ноги, обхватив щенка обеими руками. Самурай подошел ближе, и из силового блока под его шлемом вырвался дым лотоса. Смотреть на маску, изображающую о́ни, было страшно – жуткая усмешка, обнажающая острые металлические клыки, двойные рога на лбу. Нависнув над девушкой, он протянул руку в черных железных латах, молча требуя перепуганного терьера.

– Йоритомо! – воскликнула леди Аиша. – Пожалуйста!

Юкико перевела взгляд с леди Аиши на пухлого щенка, который облизывал ее нос ярко-розовым языком. Она моргнула и посмотрела ему в глаза, пока ветер играл в ее волосах и стряхивал пыль с ног. Солнце в зрачках песика отражалось красными звездочками на темном занавесе ночи, которые ослепительно сверкали разноцветными брызгами.

– Юкико! – рявкнул отец.

Она вернулась в реальность.

– Но…

– Дочь, отдай ему собаку!

– Но он же не специально! – произнесла Юкико и испугалась собственных слов. – От госпожи пахнет духами, а ему это не нравится! Он просто хотел убежать!

Раздался резкий звук. Это самурай выхватил зазубренную катану из ножен и включил зажигание. Двигатель заработал, смазывая зубцы пилы вдоль лезвия меча. Самурай потянулся к собаке железными скрюченными, как когти, пальцами.

– Погоди, – стальным голосом приказал Йоритомо.

Самурай замер. Над улицей повисла тишина, сине-черная, полная угрозы, нарушаемая только треском чейн-катаны. Сёгун медленно подошел к Юкико, наклонив голову на бок. Девушка опустила глаза, не зная, куда смотреть, переводя взгляд с земли на оружие в руке самурая. Собравшаяся толпа затаила дыхание в предвкушении зрелища неожиданной казни.

– Как тебя зовут, девочка?

– Кицунэ Юкико, – выпалил Масару ее имя, не дав ей открыть рот. – Это моя дочь, мой господин. Умоляю, простите ее.

Сёгун холодно посмотрел на него и приложил палец к губам.

– А, дочь Лиса. Я помню, – он выжидающе протянул руки. – Дай мне собаку, Кицунэ Юкико.

Юкико повиновалась, отдав щенка, затем опустилась на колени, лбом в пыль.

– Простите вашу покорную слугу, мой господин.

Йоритомо поднял щенка за шкирку. Обнажился нежный розовый живот с коричневыми пятнами, быстро вилял хвостик. Сёгун сердито нахмурился, когда щенок лизнул его прямо в нос. Один из хористов зажал себе рот руками, пытаясь подавить рвавшийся изо рта смешок. Его руководительница уже подняла руку для затрещины, но тут же резко опустила ее. Широко раскрыв глаза, она в изумлении смотрела на верховного Правителя.

Йоритомо-но-мия, девятый сёгун из династии Казумицу, смеялся. Толпа облегченно выдохнула, и вскоре многие засмеялись, прикрывая рты руками. Ядовитый ветер разносил громкий детский смех хористов, звенящий сотней серебряных колокольчиков. Веселье летело по воздуху, ударяясь об изъеденные коррозией стены складов, отражаясь в глазах застывших лотосменов и железных самураев, смущенно переглядывавшихся. Йоритомо сунул щенка под мышку и потрепал его по ушам, переводя взгляд на Юкико.

– Встань, дочь лис, – с улыбкой приказал он, как будто и не собирался казнить ее пару минут назад. – Тебе скоро предстоит работа.

Сёгун снова повернулся к Масару, и глаза его опасно заблестели.

– Храбрая дочь – благословение дому ее отца.

– Благодарю вас, мой господин, – Масару снова опустился на колени и поклонился.

– Не подведи меня, Черный Лис. Мне бы не хотелось лишать тебе последнего, что у тебя осталось.

– Не подведу, господин. Будьте уверены.

– Хорошей охоты, Масару-сан. Верни мне моего арашитору.

Он коротко кивнул капитану Ямагате, затем повернулся на каблуках и шагнул назад к моторикше, почесывая щенка за ушами.

– Лотос должен цвести, – добавил он, уже как будто про себя.

Юкико поднялась на дрожащих ногах под взглядом железного самурая. Она посмотрела ему в глаза, когда он расстегнул маску о́ни и откинул лицевую панель в сторону. Он был слишком молод для самурая; ему едва ли семнадцать, подумала она. Высокие скулы и тяжелая нижняя челюсть с остроконечной бородкой, гладкая блестящая кожа цвета бронзы. А глаза… глаза у него были ослепительно зеленые, глубокие, и сверкали, как на картинах, изображающих великие северные моря. Он улыбался ей.

– Это был очень смелый поступок, леди.

Уставившись на него, Юкико будто язык поглотила.

Боги, он великолепен…

Самурай снял перчатку и провел большим пальцем по затихшему лезвию, оставляя тонкий красный след на зубчатой стали. Он вытер кровь о свою золотую накидку и вставил катану в украшенные эмалью ножны со звуком, напоминавшим стрекот цикад.

– Если меч обнажили, он должен отведать крови, – глаза его сверкали, как кремовый нефрит. – Я рад, что это была не твоя кровь, дочь лис.

Он поклонился, надел перчатку и встал на свое место. По сигналу хозяйки хора дети снова запели, и вся процессия развернулась, поднимая облака едкой пыли. Моторикши извергли струи густого сине-черного дыма, оседавшего копотью на очках собравшейся толпы. Загрохотали шаги бусименов, вступая в резонанс с пением хора, сопровождаемым рыком работающих на лотосе двигателей.

Как только свита удалилась, многие из толпы с любопытством разглядывали Юкико, их бормотанье звучало в воздухе, как песня сверчка.

Акихито встал и вытер грязный пот со лба.

– Тысяча чертей, маленькая лисица, ты в своем уме? Да они могли…

– Не сейчас, – Касуми толкнула большого человека. – Давайте просто поднимемся на борт.

– Да, – Ямагата бросил осторожный взгляд на охотников. – Нам давно пора отчалить.

Троица загрузилась в лифт, изъеденные сцепки платформы заскрипели. Ямагата снял гидравлический рычаг с ржавого крюка и выжидающе посмотрел на Масару.

– Главный Охотник, вы с нами?

Юкико не сводила взгляда с отпечатков сапог у ее ног. Она осмелилась посмотреть на отца и увидела ярость в немигающих налитых кровью глазах. Его трясло от гнева, руки были сжаты, и весь он был как натянутая тетива.

– Масару-сама, – нежно прозвучал голос Касуми.

– Мы идем, – прорычал Масару, отводя взгляд и направляясь к лифту.

Юкико последовала за ним, сложив руки и опустив глаза. Она чувствовала взгляд отца на затылке, по спине текла струйка пота.

Она смотрела, как исчезают в дымке золото и шелка процессии сёгуна.

Глупо, глупо, глупо.