Текст книги "С чистого листа"

9

– Черт, парень. Что стряслось? – спросил Авнери по-французски, когда Юзи открыл дверь квартиры.

– У меня нет сил, – ответил Юзи на иврите. – Давай просто говорить на нашем родном языке, как нормальные люди, ладно?

– Ладно, ладно, – уже на иврите отозвался Авнери. – Так кому ты насолил?

Юзи захлопнул дверь и запер ее на два замка. Потом, слегка прихрамывая, пошел на кухню.

– У тебя нашествие вредителей, – сказал Авнери, принимая из рук Юзи кофе и кивая на столешницу, по которой до самого окна протянулась муравьиная дорожка. – Это что, вши?

Ни слова не говоря, Юзи взял тряпку и смахнул насекомых в их насекомьи тартарары. Движение заставило его слегка поморщиться.

– Паршиво выглядит, – сказал Авнери, – твое плечо.

– Ваксман его залатал.

– Ваксман, который сайан?

– Ваксман, который сайан.

– Со «скорой помощью»?

– Со «скорой помощью».

– Ах ты наглый сучонок, – сказал Авнери. – Ты бы лучше не высовывался. Бюро возьмет тебя за яйца.

Они закурили. У Авнери забренчал телефон. Он подождал, пока тот отзвонит и затихнет.

– Ты слышал о Либерти? – спросил Юзи.

– Либерти?

– Либерти. Американка, которая заправляет русской наркобандой. Ты должен знать. Ты уже достаточно давно работаешь в Лондоне.

– Ах да, Либерти. Теперь припоминаю.

– Я так и думал. Кто она, церэушница?

– Была когда-то. Ее зовут Ева Клюгман. Служила офицером тайных операций ЦРУ в Ираке и Афганистане; потом, когда родила ребенка, ушла в отставку. Год спустя ее муж и ребенок погибли в автокатастрофе. Ее понесло, она вышла за русского наркоторговца, промышлявшего в Лондоне. Потом его тоже убили, и она взяла банду в свои руки.

– Я наткнулся на нее прошлой ночью, – сказал Юзи.

– У нее тяжелая рука. Слухи ходят довольно устрашающие.

– Можешь достать мне ее досье? Из Бюро?

– Я точно так же не могу этого сделать, как и ты, Адам. Сам знаешь.

– Не вешай лапшу. А как же все те кони, о которых ты треплешься? Ты в лондонской резидентуре. Ты можешь достать мне досье.

– Кони не всесильны. И вообще, что ты хочешь узнать? Это она с тобой сделала?

– Не мели чушь. Это поляки. Мелкая шайка. Всего три человека.

– Ты теряешь хватку, Адам.

– Ножом достаточно попасть всего раз.

– До сих пор не попадали. А теперь тебя подрезали дважды.

Повисла пауза. Юзи гадал, когда Авнери заговорит об операции «Смена режима». Но тот молчал.

– Мне нужно, чтобы ты подсобил мне кое с чем, – сказал Юзи.

– Я так и знал.

– Я не могу просто сидеть и ничего не делать. Это погубит мой бизнес.

– Так это из-за бизнеса?

– Я должен что-то сделать, чтобы остановить это прямо сейчас. Показать, что меня нельзя кидать. Иначе они все этим займутся. Я отправлюсь на тот свет к концу года.

– Почему бы тебе не бросить все к чертям? Переходи работать ко мне.

– Это должно быть настоящее, жесткое возмездие. Чтоб неповадно было. Чтобы больше такого не случалось.

– Мне бы пригодился такой, как ты.

– Авнери, я не хочу на тебя работать.

– Тебе нужна стабильная работа, Адам. Что-нибудь упорядоченное. Бросай все это.

– Я же говорил, у меня есть постоянная работа. Я оперативный сотрудник службы безопасности.

– Это слишком похоже на Бюро. С точки зрения психологии.

– Ты что, терапевт долбаный?

– Да ладно тебе.

Авнери докурил сигарету и перевел внимание на кофе.

– Так что, поможешь или нет? – спустя некоторое время спросил Юзи.

– Ты еще не рассказал, что собираешься делать.

Ни слова не говоря, Юзи пошел обратно в гостиную и жестом позвал за собой Авнери. Там он задернул шторы. Он потел, затылок жутко чесался, а киста на плече болела.

– Ладно, Авнери, – сказал Юзи, и на этом слова у него закончились. Поэтому он присел на пол и начал отделять верхний слой дерева от крышки кофейного столика.

– Только не говори, – сказал Авнери, – что ты до сих пор устраиваешь слики.

– А ты разве нет? – отозвался Юзи, не поднимая головы.

– Да это же в самом деле слик, – проговорил Авнери. – Глазам не верю. Ты до сих пор этим занимаешься.

Панель отошла, и Юзи отложил ее в сторону. В столе обнаружилась полость, а в ней завернутые в ткань предметы.

– Смотреть больно, – сказал Авнери. – Тебе нужно двигаться дальше, Адам. Честное слово, смотреть больно.

Но отворачиваться он не стал.

Точными движениями Юзи развернул первый предмет. Девятимиллиметровая «беретта-92», сталь, и только сталь, фирменное оружие Бюро. Следом шел девятимиллиметровый «глок-17», такого типа, как тот, что Юзи носил в Шайетет-13, легкий, прочный и убойный. После них на свет было извлечено несколько коробок с патронами.

– Как в старые добрые времена, – сказал Авнери. Он запустил руку в слик и извлек маленький рюкзак. – У тебя тут полный набор, да? Полный набор.

Юзи сел на диван; в каждой руке у него было по пистолету, на губах играла полуулыбка. Он наблюдал, как Авнери опускает руку в сумку и достает предмет за предметом. Спичечная коробка, наполненная замазкой для снятия слепков с ключей. Фальшивые номерные знаки. Разнообразные подслушивающие устройства. Миниатюрные камеры. Кинжал.

– Все на месте, – сказал Авнери, качая головой. – Ты все собрал.

Юзи протянул ему «глок».

– «Беретту», – сказал Авнери, – дай мне «беретту».

Юзи поменял пистолет, и Авнери с усмешкой прицелился в пустое пространство. Потом замер, взвешивая оружие на ладони, как золотой слиток.

– Не помню, когда в последний раз держал такую штуку в руках. Интересно, что стало с моей?

– Думаю, ты ее продал, – сухо сказал Юзи.

Авнери посмотрел ему в глаза.

– Слушай, я не буду никого убивать, если ты об этом собрался попросить, – сказал он.

– Никаких убийств, – ответил Юзи. – Я не кретин. Говорю тебе, их просто нужно пугануть.

Авнери сел рядом с ним на диван. Какое-то время оба молчали, глядя на пистолеты в руках, погружаясь в воспоминания, которые те вызывали к жизни.

– Ты думал о нашем разговоре? – внезапно спросил Авнери.

– О каком разговоре?

– Операция «Смена режима». Ты в деле?

– Не знаю. Меня тут ножами кромсали, было немного не до того.

– Это важный разговор, Адам.

– А почему это мы вдруг его завели? – с неожиданным раздражением спросил Юзи. – У тебя одно на уме.

– Слушай, Адам. Я сделаю тебе предложение.

– Ну-ка, ну-ка.

– Я окажу тебе услугу, если ты окажешь услугу мне. От тебя требуется согласиться на операцию «Смена режима».

– Что-нибудь еще?

– Только это. Ты соглашаешься, а я помогаю тебе с твоей польской проблемой.

– Ты серьезно?

– А что?

– Если я поменяю ход истории, ты поможешь мне поставить на место парочку поляков?

– Именно.

– Ты уникум, Авнери.

– Тебе еще деньги полагаются.

– Деньги, – проговорил Юзи, как будто хотел распробовать это слово. – Деньги.

Он зажег следующую сигарету и протянул гостю пачку.

– Ладно, – сказал он наконец, – что мне терять? Я и так по уши в дерьме, верно?

– Верно, – чуть поторопился поддакнуть Авнери. – Так что, договорились?

– Почти договорились, – сказал Юзи. – То, чего ты требуешь, не шутка. Поэтому я попрошу сделать для меня еще пару вещей.

– Каких?

– Во-первых, достань мне досье на Либерти.

Юзи наблюдал за реакцией Авнери и прочел по его лицу, что ему это под силу.

– Во-вторых? – проговорил Авнери, разглядывая ноготь.

– Во-вторых, мы делимся пятьдесят на пятьдесят. А не шестьдесят на сорок.

Авнери напряженно улыбнулся.

– Что-нибудь еще?

– Да, еще кое-что. Прекрати называть меня Адамом. Я Юзи, понял? Отныне ты будешь звать меня Юзи. Соглашаешься на все это, и мы договорились.

10

Вечер. Лондон обретал неряшливую живость в лучах медно-красного солнца, когда Юзи покинул квартиру и вышел на улицу. Авнери ждал в белом фургоне; его локоть, торчащий из открытого окна, напоминал кусок освежеванной бычьей туши. Уже сейчас Юзи потел. На нем был новый пиджак, в который он сегодня днем вшил новые грузики. На плече он нес небольшой рюкзак.

– Ты рано, – сказал Юзи.

– Руки чешутся, – отозвался Авнери, – засиделся без дела.

– А ты по-другому запел. Вчера брюзжал, как старая бабка.

Авнери завел мотор и начал сдавать назад, за угол и в узкий переулок.

– Это верно. Мы должны были лучше подготовиться, – сказал он, глядя через плечо и регулируя под себя руль. – Ни тебе слежки нормальной, ни разведки. Даже запасного плана и того нет.

– Расслабься, Авнери, – сказал Юзи. – Запасной план нам не понадобится. Это же плевое дело, проще не придумаешь.

– Ножом достаточно попасть всего раз. В твоем случае – два раза.

– Пошел ты.

Юзи зажег две сигареты и передал одну Авнери.

– Послушай, – сказал он, – на идеальную операцию нужно время, которого у нас нет. Я должен показать, что меня нельзя кидать. К тому же они нас не ждут.

– Это почему?

– Я поручил Ваксману порасспрашивать там об убийстве. От имени Управления уголовного розыска.

– Шутишь.

– Серьезно. Они думают, что я покойник.

– И Ваксман сделал это для тебя?

– Он сделал это не для меня, а для родины.

Авнери рассмеялся:

– Вот стервец, ты же стервец, Адам.

– Юзи.

– О, извини, Юзи.

– Ваксман по моему указанию сообщил им, что за баром ведется наблюдение и на всякое отклонение от привычного порядка будут обращать внимание. Так что они не побегут. Сегодня мы до них доберемся.

По-прежнему усмехаясь, Авнери остановил фургон в тени переулка. Юзи убедился, что вокруг никого нет, после чего открыл рюкзак и протянул Авнери оружие.

– Уступаешь мне «беретту»? – спросил Авнери, проверяя обойму и засовывая ее за пояс.

– Я больше люблю «глок», – сказал Юзи. – Он компактнее и легче.

– Не умеешь ты жить красиво.

Они докуривали сигареты. В переулке по-прежнему никого не было. Юзи выскочил наружу и установил на фургон фальшивые номерные знаки. Потом Авнери дал по газам, подключил свой айпод к аудиосистеме фургона и добавил громкости. Юзи мгновенно узнал «Хадаг нахаш», самую популярную – и левоориентированную – хип-хоп-группу Израиля. В Бюро жаловали Саблиминала, рэпера правого толка, известного по альбому «Свет от Сиона». Слушать «Хадаг нахаш» было равносильно предательству. Юзи вернулся в машину и запустил агрессивный трек на полную мощность. Авнери доехал до конца переулка и вывернул на дорогу. У Юзи начало зудеть в ухе, и он решил, что сейчас объявится Коль. Но потом зуд прекратился. Голос уже давненько не давал о себе знать. «Подольше бы так», – подумал Юзи. Кивая в ритм и зажимая нервы в кулак, они двинулись в сторону Кэмдена.

Когда приехали, Авнери вырубил музыку и припарковал фургон в тени за «Синим павлином». Воздух загустел от выхлопных газов и жары, над головой кружила туча птиц. Солнце почти потухло.

– Все, – сказал Авнери, – вперед на мины.

Он достал из кармана небольшой тюбик и открутил крышку, под которой обнаружилось прозрачное, клеевидное вещество.

– Нет, – сказал Юзи, – ни за что. Я к этой дряни и близко не подойду.

– Ты чего? – спросил Авнери, поочередно поднося пальцы к горлышку тюбика.

– У меня от нее раздражение, сам знаешь. Кожа чешется – кошмар.

– Значит, оставишь везде свои пальчики?

– Ну, перчатки надену.

– Перчатки в баре? Посреди лета?

– Никто их не заметит, я уж постараюсь.

– А ты брал перчатки?

– Их должен был принести ты.

– Я взял вместо них эту штуку. Забыл, что у тебя нежная кожа.

– Давай сюда, – буркнул Юзи и принялся наносить вещество. Несколько минут они сидели молча, ничего не касаясь, ожидая, пока высохнут кончики пальцев.

Юзи вышел из фургона и прислушался. Глухой стук басов, доносившийся из бара. Шум машин. Завывание мотоцикла вдалеке. Ничего подозрительного.

Из тыльной стены здания смотрело несколько квадратных окон, а к крыше поднимался черный зигзаг пожарной лестницы. Юзи, слегка прихрамывая, поднялся по лестнице до уровня окон второго этажа. Тут он снова прислушался; музыка все смазывала, никаких других звуков нельзя было разобрать. Окно было затемнено, как и в прошлый его визит. Пальцы уже начинали чесаться. Юзи пошарил в рюкзаке и выудил оттуда крошечную камеру на липучках. Он прижал ее к стеклу и повернул линзами в комнату. Затем спустился в фургон.

На айфоне Авнери не было видно ничего, кроме черноты оконного стекла. Он нажал какие-то кнопки, и в камере появилась комната. Постепенно из зеленого тумана проступили такие же зеленые, но все же различимые очертания. На своем обычном месте за столом сидел Анджей, а двое его сотоварищей развалились на диванах. Вокруг них вились девушки с напитками и косяками.

– Это объект? – спросил Авнери.

Юзи кивнул. Внезапно ему стало чуть ли не жаль их, этих мелких гангстеров из Польши. Но бизнес есть бизнес. Юзи надел бейсболку и очки в металлической оправе. Потом, глядя на свое отражение в зеркале заднего вида, отлепил от листа вощеной бумаги усы и козлиную бородку и приклеил их на лицо. Не говоря ни слова, Юзи и Авнери вышли из фургона.

В «Синем павлине» было шумно и тесно от наплыва посетителей. Маскировка Юзи была простой, но эффективной; его не узнавали. Они с Авнери пробрались к бару и заказали две пинты «Старопрамена». Потом, за столиком в углу, они сидели, пили и ждали. Юзи тер пальцы о джинсы.

– Как же хочется курить, – сказал он, – чертова страна.

– Ты должен быть благодарен, – отозвался Авнери, – тебя от тебя же и спасают.

Они выпили.

– Ну же, ну, – проговорил Юзи с нетерпением, которое никак не вязалось с его небрежной позой. – Чего они ждут?

– Расслабься, – сказал Авнери. – Ты и впрямь хватку потерял, а? – Он достал айфон. – Все в порядке, – успокоил он, – наши друзья никуда не уходят.

Юзи бросил взгляд на танцпол, и вдруг, без предупреждения, из памяти вынырнуло убийство – его третье убийство для Бюро. На сей раз простое. Один из ключевых деятелей ХАМАС, выполняя миссию по закупке оружия, неожиданно отклонился от намеченного маршрута и оказался в одном отеле с Юзи, в Париже. Грех было упускать такой случай. Юзи сняли с другого задания и бросили на это. Отдан был приказ об убийстве. И теперь, глядя на танцпол, Юзи опять ощутил тяжесть винтовки в руках. Опять, сквозь призму стакана, увидел лицо человека, которому предстояло умереть. Тот шел по мосту Согласия, улыбался и говорил, как говорили у него на родине. Крестик прицела остановился на его лице. Раз. И живой человек превратился в труп. Его соизволением, соизволением Бюро. Как просто плодить духов.

– Допивай, – сказал Авнери, – уже скоро.

Наконец барменша сделала музыку громче. Именно этого ждали Юзи с Авнери: прикрытия. Авнери, лицо которого снизу подсвечивал айфон, пристально посмотрел на Юзи и протянул ему телефон. Вот он, Анджей, на экране. Вот два его прихвостня, усаживаются за стол. Анджей выпроваживает девиц; мужчинам пора заняться делом.

Авнери достал из внутреннего кармана нечто похожее на пузырек глазных капель и быстрым движением брызнул по струйке в полупустые пивные бокалы. Пиво чуть-чуть пошипело и затихло. Юзи с Авнери поднялись из-за стола и пошли к бару. Девушки, которые были в верхней комнате и на экране айфона, вынырнули из полумрака и направились к танцполу. В следующую секунду, когда все смотрели в другую сторону, Юзи и Авнери проскользнули на лестницу.

Коридор был узким, пришлось подниматься гуськом. Стоял удушливый запах пива и марихуаны. Юзи шел следом за Авнери, стиснув зубы и крепко сжав пивной бокал. Звук собственных шагов, усиленный эхом замкнутого пространства, казался ему оглушительным, хотя музыка гремела на всю. Они подошли к двери. Авнери громко постучал, и дверь слегка приоткрылась. Он тут же запустил руку в щель и выплеснул пиво в лицо человеку за дверью. Раздался первобытный вой. Авнери вломился в комнату, выхватывая на ходу «беретту». Юзи вошел следом, вытащил «глок» и хлестнул пивом по глазам двоих мужчин, поднимавшихся из-за стола. Те тоже взвыли и рухнули на пол, впиваясь пальцами в лица, как будто пытаясь содрать прилипшую к ним паутину. Сам Анджей, ослепленный пивом, заметался по комнате, точно разъяренный бык, размахивая руками и вопя; Юзи отскочил в сторону и нанес ему сильный удар рукоятью «глока». Анджей неуклюже упал, издав странный кашляющий звук. Юзи поставил ногу ему на затылок и вдавил горящим лицом в пол.

Авнери подпер дверную ручку креслом, чтобы ее заклинило. Быстро, профессионально, наставив на поляков пистолеты, Авнери и Юзи обыскали их, отобрали и выложили на стол ножи. Потом сунули им в рот кляпы и связали руки пластиковыми шнурами. Потом, схватив Анджея за волосы, Юзи снял маскировку: сорвал бороду и усы, швырнул на пол бейсболку с очками.

– Помнишь меня? – спросил он по-русски. – О, я забыл, ты же сейчас плохо видишь. Не волнуйся, зрение скоро к тебе вернется.

Анджей что-то пробулькал. Его глаза и кожа были красными от разбавленного кислотой пива. Юзи заехал ему по лицу и оставил стонущего и скулящего на полу.

– Я твой русский хозяин. Меня нельзя разводить. Я хочу, чтобы ты это запомнил.

Анджей лихорадочно замотал головой, но Юзи отвернулся. Из его глаз струился холод, внутри бушевал огонь.

Авнери вышел из комнаты, и Юзи снова забаррикадировал за ним дверь. Потом вернулся к троим полякам, которые полусидели, привалившись к красной стене, как тряпичные куклы. Юзи поднял пистолет. Три пары красных, почти не видящих глаз вытаращились на него.

– У меня в руке пушка, – сказал он, – и мне нужны мишени.

Один обделался, потом второй. Но не Анджей. Пока нет.

Юзи достал из рюкзака несколько мотков коричневой упаковочной ленты. Эту технику он подсмотрел в Ливане у отрядов христианской милиции, но необходимости ее применять до сих пор не возникало. До сих пор. Юзи начал с Анджея, обхватив лентой одну из его лодыжек. Поляк отчаянно брыкался, и Юзи ударил его в пах, поморщившись от боли в плече. Пока Анджей корчился, Юзи скрутил вместе его лодыжки. Потом обмотал ступни и стал подниматься вверх по ногам, слой за слоем, делая из поляка мумию. Анджей пытался сопротивляться, но его сковывала боль, и было уже слишком поздно. Юзи поднимался все выше и выше, передавая моток из руки в руку под телом, пока не добрался до шеи. Коричневая лента закрыла подбородок и рот. Потом нос, глаза, волосы. Юзи надорвал ленту вокруг ноздрей, чтобы Анджей не задохнулся. Поляк превратился в глянцевый сверток, поблескивающий в сумраке, как полированное дерево, и время от времени брыкающийся, как зверь в силке. Юзи отступил на шаг и посмотрел на двух других мужчин. Оба походили на заблудившихся детей; их красные от кислоты лица блестели. Юзи взял следующий моток ленты.

У Юзи и Авнери ушло порядком времени на то, чтобы вытащить все три «свертка» из окна, спустить их по пожарной лестнице и погрузить в фургон. Мешало недомогание Юзи; его раны как будто стали глубже в присутствии людей, которые их нанесли. В конце концов напарники все-таки выволокли поляков из здания и в четыре руки сложили свертки в кузове фургона. Поляки не шумели, если не считать редких сдавленных бормотаний. Потом Авнери нажал на газ, и они стали пробираться по ночным дорогам в направлении М-1.

– Чистая работа, – по-русски сказал Авнери, все еще полный адреналина. Он запрокинул голову и расхохотался.

– Она еще не доделана, – отозвался на том же языке Юзи, – как тебе известно.

Он полез в рюкзак, достал диск и вставил его в проигрыватель.

– Что это? – спросил Авнери, когда по салону разлилась пронзительная классическая музыка.

– Милий Балакирев, – сказал Юзи, – самый русский из всех русских композиторов. – Он усилил звук. – Немного умственной музыки для нашего польского груза.

На развязке Стэплс-Конер фургон, среди тысяч, десятков тысяч, миллионов машин, прополз под мрачной сетью освещенных снизу вверх эстакад и, не приглушая музыки, заехал на ночную мойку машин. Длинные цилиндры мягко опустились на капот, взобрались вверх по лобовому стеклу, залили фургон ручейками пены. Юзи и Авнери зажгли сигареты и выдыхали через нос жгуты дыма. Вода покрыла фальшивые номерные знаки на переднем и заднем бампере. В результате контакта с мылом верхний слой потрескался. Отдельные фрагменты начали отслаиваться, размываться и постепенно растворяться, открывая второй набор номерных знаков, новый обман. Цикл очистки завершился. Авнери выехал из автомойки и вывернул обратно на дорогу. Юзи посмотрел в зеркало заднего вида, по сторонам; все тихо. Но он чувствовал, что что-то не так. Это чувство не покидало его весь вечер. За ними следили.

11

Адам вышел из белого «мерседеса» на обесцвеченную солнцем гальку, и его глазам впервые предстала летняя резиденция премьер-министра. Теперь он точно знал, с кем имеет дело, и это лишь усиливало напряжение. Здесь базировалась только одна организация. Все это знали. Ее название было легендарным. В этом массивном побеленном здании, выстроенном на холме и окруженном всевозможной роскошью, обосновалась самая знаменитая и самая устрашающая разведывательная служба мира. И Адама только что в нее приняли.

Залитый слепящим солнечным светом, он оглянулся по сторонам. Несколько «мерседесов», как две капли воды похожих на их машину, парковались рядом, образуя веер, и из каждой появлялся новый завербованный в сопровождении своих вербовщиков. Их проводили мимо постов охраны, через металлоискатели, мимо сканеров сетчатки, мимо новых постов, после чего они попадали в атриум того, что, как им предстояло узнать позднее, называлось Мидраша – Академия.

Как ее описать? Внутри царила тишина, почти как в храме. Все было белым – стены, потолок, ступени. Пол из светлого мрамора. Наверх спиралью поднималась лестница, которая по задумке архитектора как будто висела в воздухе. За стеклянной стеной открывался внутренний сад, утопающий в смоковницах, финиковых пальмах и эвкалиптах. По обе стороны тянулись длинные коридоры. Стены украшали аэроснимки земли израильской, каждый не меньше двух метров в высоту. А на самом видном месте, над главным входом, золотом по камню был высечен девиз Бюро: «Путем обмана веди войну».

Новых рекрутов провели в просторную классную комнату, облицованную авантюриновым стеклом. Все расселись по местам. Процесс испытания сделал их настороженными, готовыми ко всему; они не смели заговорить. Вербовщики сидели по периметру комнаты и доверительно перешептывались. Потом разговоры внезапно стихли, и все поднялись на ноги. Адам повернулся и увидел похожего на медведя мужчину, который вышагивал к месту учителя, как будто собирался заняться чем-то в высшей степени практическим, починкой машины например. Следом шла хорошо одетая женщина, по прикидкам Юзи, лет сорока. Она несла себя так, будто в ее власти было покорить любой, даже самый страшный хаос, причем с легкостью. Мужчина тяжело оперся о кафедру, а женщина остановилась позади него, прикрываясь кожаной папкой, как нагрудником. Все сели, и Адам почувствовал, как его охватила неприязнь, какую он обычно питал к синагогам, а потом отчаяние.

– Добро пожаловать, рекруты, – проговорил мужчина. – Я директор Мидраши, Эзра Орен. Поздравляю всех с успешным прохождением тестов. Теоретически вы теперь члены организации, которую мы называем Бюро. У нее есть настоящее имя, и оно хорошо известно. Сейчас я назову это имя, но больше вы никогда не услышите его ни от меня, ни от других членов Бюро. Теперь вы работаете на Моссад – Институт разведки и специальных операций. Знайте это, цените это – и забудьте об этом.

Адаму показалось, что всю его кровь вылили из тела, а вены набили льдом, который потом выкачали и заменили кипящей водой. Ему хотелось двигаться, бежать, молотить кулаками, но он не мог. Моссад. Он знал, конечно, все знали. Но теперь это подтвердилось. И этого никто у него не отнимет.

– Каждого из вас выбрали из тысяч других кандидатов, – продолжал Орен, – потому что у вас есть сырье, которое нам необходимо. Теперь нам нужно выковать из вас разведчиков. Могу пообещать, что не все из вас пройдут курс подготовки до конца. В прошлом у нас бывали группы, в которых ни один человек не доходил до финиша. Мы предпочтем отсеять всех, чем допустить, чтобы в Бюро работал хотя бы один недостаточно квалифицированный человек. Мы семья, и мы полагаемся друг на друга, чтобы выжить и чтобы защищать евреев по всему миру. Поэтому у нас нет квот. Если вы хотите быть частью лучшей из существующих разведывательных служб – лучшей из существующих семей, – вам тоже надо быть лучшими.

Адам словно бы раздвоился. Одна его часть смотрела на происходящее с иронией. Но другая – большая – купалась в жаркой волне, бегущей по венам.

– Игра, в которую вы вступаете, опасна, – продолжал Орен. – Отныне ваша жизнь перестает быть высшей ценностью. Существует множество более важных вещей. – Он обвел рекрутов холодным взглядом. – Вы должны безоговорочно доверять инструкторам. Они оперативники, а не профессиональные преподаватели; после занятий с вами они вернутся к практике. Вы для них не студенты, а будущие партнеры, будущие коллеги. Исключение составляю только я: уже тридцать лет, как я работаю в Бюро, и в Европе почти не осталось мест, в которых мне было бы безопасно появляться. Поэтому я приглядываю за вами, дети. Пока что.

Он сделал паузу, неуклюже сложил пальцы домиком и опять навалился на кафедру.

– Одним словом, наши методы основаны на опыте, а не на теоретических учебниках и правилах, – сказал он. – Вот что мы вам предлагаем. А лично от себя добавлю, что байка о моей службе в Шабаке – будто бы я на пробном допросе вырвал человеку глазное яблоко – не соответствует действительности.

Он выпрямился и, потирая подбородок, бросил взгляд на женщину, стоявшую у него за спиной. Его лицо было неподвижной, каменной маской. Женщина выступила вперед.

– Михаль Бар-Тов, директор отдела внутренней безопасности, – сказала она, поприветствовав рекрутов едва заметным кивком. – Вы слышали, чего от нас ждать. Взамен мы хотим получить от вас всю вашу жизнь. Отныне вы должны открывать нам все – абсолютно все. Новых друзей можно заводить только с нашего предварительного согласия. Вы должны принести нам свои паспорта и документы, а также документы ваших ближайших родных, чтобы мы хранили их здесь. Когда люди будут спрашивать о вашей новой работе, отвечайте, что служите в Министерстве обороны и не можете об этом рассказывать. Чем бы вы ни занимались, не прикидывайтесь, будто работаете в банке или детском саду. Это лишь подхлестнет любопытство.

По классу прокатилась волна смешков, но Бар-Тов погасила ее одним взглядом.

– Каждые три месяца вас будут в обязательном порядке проверять на детекторе лжи.

– Нет, не в обязательном, – возразил Орен. – У вас, дети, есть право отказаться от детектора. Тем самым вы дадите мне право пристрелить вас.

В наступившей тишине слышно было только, как кто-то прочищает горло.

– И наконец, – сказала Бар-Тов, – вам категорически запрещается говорить о работе по телефону или дома, а также в любой другой несанкционированной ситуации. Всякий, кто будет это делать, понесет суровое наказание. Не спрашивайте, как я об этом узнаю. Я директор отдела внутренней безопасности. Я обо всем узнаю.

Она сделала паузу и обвела глазами комнату, пристально изучая каждое лицо, каждую складку на нем, каждое движение века, каждое шарканье ноги. Адам тайком оглянулся по сторонам. Другие рекруты выглядели суровыми, явно закаленными в бою, и хитрыми – каждый на свой манер. Но ни один не смел даже пошевелиться, не то что заговорить.

– Дети, – сказал Орен, выпрямляясь во весь рост, – наслаждайтесь последними минутами слепоты. Сегодня мы начнем открывать вам глаза.

Оставшуюся часть утра посвятили разнообразным ознакомительным мероприятиям. Рекруты молчаливой колонной прошли зал технологий, отдел прослушивания, библиотеку паспортов и документов, склад оружия и зону отдыха. Их будут готовить по пяти направлениям: сбор разведданных, протокол обмена данными, общая военная подготовка, скрытые и секретные технологии и тайные операции. И Адаму, подобно остальным рекрутам, не терпелось ко всему этому приступить.

Долго ждать не пришлось. После шикарного обеда в столовой премьер-министра, где меню составляли из модных блюд лучших ресторанов мира – оперативники Бюро должны были чувствовать себя комфортно в подобной обстановке, и таким трапезам предстояло сделаться частью их подготовки, – им приказали сдать удостоверения личности и группами по три человека повезли в Тель-Авив на первую тренировку. Адама снова отдали под начало Игалю, который на обратном пути в город был таким же молчаливым, как и по дороге из него. Самая жаркая часть дня уступила место знойной духоте предвечерья, когда кажется, что тепло исходит от всего – от шоссе, от мостовых, от машин. Мерный гул «мерседеса» начал вводить Адама в сомнамбулическое состояние. В паху зудело, но он не смел почесаться. Машину вел психолог; Адам остановил взгляд на его макушке и, когда та поплыла перед глазами, сонно кивнул.

Но мысли о Нехаме, все-таки его Нехаме, не дали ему окончательно впасть в забытье. Собиралась ли она сказать ему, что беременна? Планировала ли она от него уйти? Или боялась того, что он может сказать или сделать? На душе скребли кошки, и он решил проверить телефон: ничего. Тупая безжизненность инструмента, которым не пользуются. Адам выключил его.

В конце концов психолог припарковался где-то в районе Ха-Ракевет, к северо-западу от развязки Ла-Гардия. Они вышли из машины, и Адам, следом за психологом и Игалем, зашагал по улицам, чувствуя себя голым и уязвимым без удостоверения личности. Если его поймают, могут быть неприятности, особенно учитывая, что он военный. Они добрались до Яд-Харуцим, улицы, известной своими кафе и барами. Купив по стакану кофе, они остановились на углу, в тени, на жаре.

Наконец Игаль заговорил.

– Посмотри вон туда, – сказал он, показывая на бронзовое солнце. – Видишь того полицейского через дорогу? Слушай задание. Узнай, как его имя и фамилия. Узнай, откуда он родом. Посиди с ним в машине и выпей воды. Потом возвращайся.

– Что мне делать, если он попросит предъявить удостоверение?

– Оно у тебя есть?

– Нет, мне сказали его сдать.

– Тогда какого ответа ты от меня ждешь? Придумай легенду и придерживайся ее.

– Меня арестуют.

– Придерживайся своей легенды. У тебя семь минут.

Адам допил кофе, смял бумажный стакан и бросил его в мусорную корзину. Потом как можно более небрежным шагом перешел раскаленную дорогу. Полицейский стоял, прислонившись к своей патрульной машине, и наблюдал за дорогой.

Будучи почти на целую голову выше Адама, он производил грозное впечатление. Он почему-то напомнил Адаму легендарного Голема, истукана, которого в семнадцатом веке оживил и связал клятвой защищать евреев таинственный раввин. Ладонь полицейского лежала на рукояти пистолета, как будто он был готов им воспользоваться; в солнечных очках отражался его значок, его патрульная машина и улица. Новичок, подумал Адам. Так поглаживают оружие только новички. Пока Адам приближался к полицейскому, тот смотрел на него, чувствуя, что с ним хотят заговорить. Офицер был нервным и неопытным, вероятно, он только что пришел из армии. С такими непросто.