Текст книги "Ангел без головы"

Джеймс Хэдли Чейз
Ангел без головы

James Hadley Chase

HAVE THIS ONE ON ME

Copyright © Hervey Raymond, 1967

All rights reserved

Серия «Иностранная литература. Классика детектива»

© А. Д. Степанов, перевод, 2019

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2019

Издательство Иностранка®

* * *

Глава первая

Лайнер «Каравелла» из Праги совершил посадку в парижском аэропорту Орли точно по расписанию. Пассажиры устремились к выходу. Среди них был и мужчина лет сорока пяти, крепкий, невысокого роста, с круглым малопримечательным лицом, и только взгляд его серых глаз казался настороженным. На пассажире была спортивная куртка в клетку, серые фланелевые брюки и канотье, сдвинутое на затылок. В руке он нес старенький черный портфель; этот портфель пассажир держал на коленях в течение всего полета – все сто минут.

Мужчину звали Джонатан Кен. Он был американский гражданин, владел небольшим офисом на пересечении улиц Сезанна и Фобур-Сент-Оноре и занимался поставками изделий из стекла для известных галерей в Нью-Йорке и Вашингтоне. Каждые две недели он наведывался в Прагу, где всегда охотно выполняли его заказы. Чехи нуждались в долларах, а мистер Кен обеспечивал им надежный и существенный источник валютных поступлений.

Пассажиров доставили в здание аэровокзала, мистер Кен быстро прошел паспортный контроль и таможню – служащие кивали, узнавая его, – и оказался наконец на воздухе, на залитой солнцем площади. Он подозвал жестом такси и велел шоферу ехать на улицу Руаяль.

Машина тронулась, и пассажир настороженно оглянулся. Ни один из ожидавших очереди таксомоторов не двинулся следом. Однако это еще не означало, что все в порядке, и Джонатан Кен продолжал озираться до тех пор, пока такси не выехало на скоростное шоссе, ведущее в центр города.

У мистера Кена были причины опасаться слежки. За невзрачной внешностью мелкого торговца стеклом скрывался один из опытнейших курьеров парижского отделения Центрального разведывательного управления. Главная задача Кена заключалась в поддержании связей с агентами по ту сторону «железного занавеса». Кен передавал им распоряжения, получал сообщения и контролировал их деятельность – чтобы деньги американских налогоплательщиков не улетали на ветер. Кроме того, от него требовалось следить за тем, чтобы никто из агентов не начал вести двойную игру.

Сегодня Джонатан Кен привез из Праги важные известия и поэтому собирался лично встретиться с Джоном Дори, главой парижского отдела ЦРУ. Вообще-то, Кен редко с ним виделся: если бы кто-то заметил их вместе, это плохо закончилось бы. Но сегодня встреча была крайне необходима. Требовалась предельная осторожность, чтобы не увязался «хвост». А машины шли таким плотным потоком, что обнаружить слежку не представлялось возможным. Кен прекратил понапрасну оглядываться. Преследователя можно будет засечь позже, подъезжая к месту.

Через полчаса такси выехало на площадь Звезды. Обогнув Триумфальную арку, машина проследовала по Елисейским Полям к площади Конкорд и наконец достигла улицы Руаяль. Кен заплатил водителю и пешком направился к площади Мадлен. На углу располагался богатый магазин, торгующий стеклом и хрусталем. Зайдя внутрь, Джонатан миновал заставленные товаром витрины, поприветствовал знакомую продавщицу – она ответила привычным кивком – и без стука вошел в маленький кабинет, где сидел менеджер Джек Фой.

Фой, молодой блондин с искусственным загаром и несколько женственными чертами лица, разговаривал по телефону – по-видимому, о чем-то важном, поскольку не прервал беседу, а только поприветствовал гостя жестом.

Кен притворил за собой дверь, а затем снял куртку и канотье. Убрав то и другое в шкаф, он извлек оттуда же синий пиджак, а с полки взял зеленую шляпу с кремовой лентой. Помахал на прощание хозяину кабинета, приоткрыл незаметную дверцу и, не выпуская из рук свой драгоценный портфель, быстро зашагал по темному узкому переулку, который вывел его на улицу Дюфо. Здесь Кен снова взял такси и попросил шофера отвезти его к ресторану «У Жозефа» на улице Камбон.

Как только Кен оказался на месте, его вышел встречать сам владелец ресторана месье Жозеф Февре. Они обменялись рукопожатиями, а затем Февре – тучный лысый мужчина с маленькими усиками и бородкой – провел гостя по узкой лестнице в отдельный кабинет. Столик у окна был накрыт на двоих. Чтобы снизу, с улицы, в окна не заглядывали любопытные прохожие, кружевные занавески были плотно задернуты.

– Как вы съездили, месье Кен? – поинтересовался Февре. – Что будете есть? Может, выберете сегодня что-нибудь особенное?

Джонатан положил шляпу на стол, обтер лицо носовым платком и покачал головой:

– На ваше усмотрение, Жозеф. Пожалуй, пусть будет что-то особенное…

– Тогда для начала бутылочка шабли под мидии ан кокотт. Далее говяжье филе «Массена» и еще полбутылочки вина «Шато Озон» 1945 года.

По-видимому, владелец ресторана неплохо знал кулинарные предпочтения своего постоянного клиента и уже с утра продумал для него меню.

– Что ж, весьма аппетитно, – ответил Кен, взглянув на часы: было без четверти час. – Когда придет мой друг, проводите его сюда, пожалуйста.

– Разумеется, месье Кен, – поклонился Февре.

Он удалился, а гость закурил и задумался. Официант принес и поставил на стол аперитив – двойной коктейль водка-мартини. Кен съел оливку, бросил палочку в камин и чуть пригубил коктейль. Снова посмотрел на часы. Поправил манжеты. И вот наконец портьеры раздвинулись, пропуская в кабинет Джона Дори.

Дори было шестьдесят шесть лет, и тридцать девять из них он прослужил в американском посольстве в Париже, а теперь занимал высокую должность начальника местного отдела ЦРУ. Это был небольшого роста человек с птичьим лицом. Он носил очки без оправы. С виду его можно было принять скорее за процветающего банкира, чем за хитроумного и жесткого руководителя эффективной спецслужбы, которая вела борьбу с русской шпионской сетью.

– Приветствую, Джонатан, – произнес Дори, затворяя дверь. – Хорошо выглядишь.

– Спасибо, – ответил Кен, протягивая руку. – Вашими бы устами…

Снова появился официант – на этот раз он принес чинзано-биттер с содовой и льдом. Кен знал, что это излюбленный напиток шефа, и заметил, как Дори, принимая бокал, очень любезно кивнул официанту.

Когда они остались вдвоем, шеф сел напротив Кена.

– Что-нибудь случилось? – спросил он обманчиво мягким тоном.

– Плохие новости, – поморщился Джонатан. – Похоже, Уортингтон провалился.

Дори потер кончик своего птичьего носа, отпил коктейль и взболтал его, чтобы льдинки звякнули.

– Уортингтон – это твой человек в Праге?

Кен вытащил из кармана пачку сигарет «Мариньи». Он знал шефа уже давно и привык к тому, что тот вечно притворяется, будто ничего не знает, и требует объяснить ему ситуацию во всех подробностях.

– Да, речь идет об Алексе Уортингтоне, – терпеливо начал он. – Это англичанин, женатый на чешке, он живет в Праге уже больше десяти лет. Преподает английский разным местным шишкам. Завербован три года назад. Очень хочет накопить побольше. Мы переводим ему деньги в отделение «Кредит Свисс» в Берне. Там у него уже тысяч шестьдесят долларов. Все, что он сообщал до сих пор, было весьма полезно, и платили ему за дело. Но где-то он оступился. Наверное, подвела самоуверенность. Правда, он мог бы отпереться, ведь прямых улик против него не найти, но Уортингтон – не из тех, кто умеет блефовать в случае опасности. Он работал за деньги, а теперь хочет соскочить и пожить в свое удовольствие на заработанный капитал. Его можно понять, но для нас это нежелательно. Когда он пустится в бега, придется искать ему замену.

Дори слушал, неспешно потягивая коктейль. Когда Кен закончил, вновь появился официант – на этот раз толкая перед собой тележку с заказанными блюдами. Собеседники молча смотрели, как он переставляет их на стол. Глаза Дори за толстыми линзами очков смотрели спокойно и невозмутимо. При виде мидий он одобрительно улыбнулся.

– «У Жозефа» – по-прежнему один из лучших парижских ресторанов из числа не самых известных, – заметил он. – Отлично смотрится, а?

– Да и на вкус ничего…

Можно было приступать к еде: Кен знал, что шеф не вернется к деловому разговору до конца обеда. Когда подали говяжье филе, а вместе с ним на столе оказался и хрустальный графин с «Шато Озон», Дори даже заметил:

– Не слишком ли роскошно для меня, дружище?

– Почему бы себя не побаловать? – ответил Кен, разливая вино. – И потом, это ведь и для меня.

Обед продолжался почти без разговоров. Дори поинтересовался, как идет торговля. Джонатан понимал, что этот вид его деятельности шефа интересует меньше всего, и не стал пускаться в подробности. Сказал, что все идет неплохо, и только.

Когда официант принес последний заказ – кофе, – Дори сам вернулся к прерванному разговору.

– Я, честно говоря, никогда не доверял этому Уортингтону, – заметил он. – Что ж, делать нечего, будем искать замену.

– Новому агенту придется туго, – серьезно предупредил Кен. – Там все сейчас настороже, уровень опасности очень высокий. Да еще в Прагу приехал этот русский контрразведчик. Маликов. Похоже, ему поручили разобраться с ситуацией.

– Кто? Маликов? – Шеф прищурился. – Да… Это не шутка. Человек серьезный и опасный. Значит, там Маликов…

– Я думаю, что именно из-за него Уортингтон так перепугался и решил соскочить.

– Ты думаешь, у него получится?

Кен только пожал плечами:

– Вряд ли. Но он попытается, это точно. Когда мы виделись в Праге, он просто трясся от страха.

– И когда же он пустится в бега?

– Не знаю. Пока он колеблется. Но думаю, как только он попытается скрыться, его сразу возьмут.

– А когда попытается?

– Трудно сказать. Как раз сейчас он собирается с духом. Но готов поспорить: едва он решится, они его возьмут.

– Насколько я помню, у нас там есть еще некая женщина?

– Есть. Мала Рид.

– Да-да, точно. Ну и как она?

– Ну, какой-то прок от нее был.

– Но если Уортингтона возьмут, он заговорит?

– Несомненно.

– И последствия для тебя и для Малы окажутся…

– …чертовски неприятными.

Дори отхлебнул кофе. Видно было, что он напряженно думает, хотя и не показывает никаких эмоций. Кен наблюдал за ним.

– Не хотелось бы и ее терять, – сказал наконец Дори. – И уж точно не хотелось бы, чтобы ты потерял свои контакты в Праге. Остается подумать о судьбе Уортингтона.

Оба помолчали. Потом заговорил Кен:

– Самое разумное – убрать Уортингтона, пока он не очутился в лапах Маликова. Иначе из игры выйдет не только Мала, но и я.

– Вот этого бы очень не хотелось. – Дори сделал последний глоток кофе. – Ничего личного против Уортингтона я не имею. Он приносил пользу. Но он и получал за это хорошие деньги. А теперь другого выхода нет. Он сам виноват. В общем, чем быстрее, тем лучше.

– Да, надо все сделать до завтрашнего вечера. – Джонатан докурил и погасил сигарету. – Хотя возможно, завтра вечером уже будет поздно.

– Адрес в досье есть. Он живет все там же?

– Да. С женой.

Дори поразмыслил немного, потом резко отставил пустую чашку. Вид у него был холодный и отстраненный.

– Хорошо, я распоряжусь, – сказал он, глядя в глаза Кену. – А тебе пока лучше в Прагу не ездить. Маликов может тебя подозревать?

– Нет. Меня никто не подозревает, – спокойно и уверенно ответил Джонатан. – Я всего лишь старина Санта-Клаус, приношу детям подарки из зеленых купюр.

– Ну я бы на твоем месте все-таки побеспокоился. Маликов шутить не любит.

– Если Уортингтон замолчит навсегда, то беспокоиться не о чем.

Дори уверенно кивнул:

– Замолчит. Но надо решить, кто его заменит. – Он подумал еще немного, а потом предложил: – Джек Латимер? Знает чешский. Последние два года он работает в фирме «Интернешнл калкулейтерс». Я мог бы перевести его в Прагу. Что скажешь?

Кен плеснул себе еще кофе.

– Я согласился бы, если бы не Маликов. Латимер – неплохой агент, но Маликов расколет его раньше, чем тот успеет устроиться куда-нибудь в Праге. Я же говорю: там все настороже. Контрразведка понимает, что кто-то явится на смену Уортингтону. И за любым новым человеком с Запада будут следить самым пристальным образом.

– Ладно, об этом не думай. А работать с Латимером ты сможешь?

– А почему бы нет?

– Ну и отлично! – объявил шеф, поднимаясь. – Значит, все решено. И спасибо за чудесный обед. Только ничего не предпринимай, пока я не дам сигнал. Через две недели поедешь в Прагу и там встретишься с Латимером. И вот увидишь – он будет намного полезнее Уортингтона.

Они пожали руки. Джонатан больше ни о чем не спрашивал: он знал, что это бесполезно. Если Дори сказал «решено», значит все действительно решено.

Кен взглядом проводил Дори, допил кофе и позвонил, чтобы принесли счет.

Алекс Уортингтон закрыл крышку чемодана и защелкнул замки. Взглянул на часы, подошел к окну и, прячась за занавеской, посмотрел, что происходит на улице.

Крепкий мужчина в черном плаще и фетровой шляпе по-прежнему неподвижно стоял у стены дома напротив, засунув руки в карманы. Уже пятый час этот человек не покидал свой пост.

Уортингтон отошел от окна и вытер лоб носовым платком. Снова взглянул на часы. Без пяти десять. Сейчас придет Сик – у него назначен урок английского. Как только он войдет в дом, наружное наблюдение снимут. Сик тоже служит в чешской службе безопасности, так что уличный наблюдатель временно окажется не нужен. Но едва кончится урок – и наблюдатель возникнет снова. Эта кошмарная слежка длится уже четыре дня. Все, сегодня пора уходить. Кольцо сжимается, и может быть уже поздно. Могут арестовать с минуты на минуту. Надо уйти отсюда и спрятаться где-нибудь.

Уортингтон задвинул чемодан под кровать и вышел в гостиную. С виду он был типичный англичанин – орлиный нос, аккуратные, военного типа усики, высокий и сухощавый. Ему вскоре исполнится пятьдесят, и темные курчавые волосы начинали седеть.

Эмили, его жена, отправилась за продуктами и вернется часа через два. Здесь повсюду очереди, просто купить еды – дело непростое. Уортингтон не жалел о том, что придется расстаться с женой. Пятнадцать лет назад, когда они познакомились, она была само очарование. Но потом бросила следить за собой, располнела, и его чувства угасли. Он уже и не помнил, когда они последний раз занимались сексом. Эмили не догадывалась ни о его работе на ЦРУ, ни о солидном капитале в швейцарском банке. И о той, другой женщине она не знала… Впрочем, другая женщина тоже пока не знала, что Уортингтон ее любит.

Он подошел к письменному столу, видавшему виды, поцарапанному, со множеством следов от сигарет на неполированной поверхности. Выдвинул ящик и достал самодельное оружие: в чехол из мешковины был насыпан песок с кусочками свинца – получалась увесистая дубинка. Свинец пришлось сдирать со скатной крыши, пока Эмили спала. Уортингтон взвесил дубинку в руке. Нет, он вовсе не жестокий человек по природе, но что делать – положение безвыходное.

Алекс сунул в карман свое оружие и уселся за стол. Его самого удивляло то фаталистическое спокойствие, с каким он ожидал Сика. Сегодня будет чтение «Саги о Форсайтах» Голсуорси.

Хотя Уортингтону этот чех был противен всем своим существом, англичанин не мог не признать, что Сик очень быстро осваивает английский. Даже славянский акцент стал не таким резким. Странно, что человек с такой репутацией явно получает удовольствие от знакомства с жизнью типичных англичан – Форсайтов.

Уортингтон открыл потрепанный том Голсуорси и нашел то место, которое они читали на прошлом уроке. Нет, слава богу, руки не дрожат. Он положил тяжелую книгу на стол, и в этот момент послышались шаги на лестнице. Уортингтон бросился к окну, на ходу вытирая руки платком. Наружное наблюдение сняли.

Звонок в дверь. Уортингтон сунул платок в карман и открыл дверь. Сик молча кивнул и направился в гостиную. Это был здоровенный детина с плотно сжатыми губами и подозрительным взглядом узких глаз.

– Отличная погода сегодня, – заученно произнес Уортингтон. – Хорошо, наверное, погулять в такой день. Присаживайтесь, мистер Сик.

– Да, хорошая погода, приятно погулять, – ответил Сик по-английски.

Он сунул свою черную засаленную шляпу под стул и теперь наблюдал за тем, как преподаватель присаживается и берет в руки том Голсуорси.

– Как поживает ваша жена? – спросил Сик.

– Отлично, спасибо! – ответил Уортингтон.

Он знал, что все это – только упражнения в разговорном английском. До его жены Сику нет никакого дела.

– Надеюсь, ваша жена также хорошо поживает? – произнес он, придвигая ученику книгу.

– Да, у нее все в порядке, – отвечал Сик, устраиваясь поудобнее. – Большое спасибо.

– Итак, начнем! – Уортингтон старался, чтобы его голос звучал как можно спокойнее. – Давайте продолжим чтение. Вчера у вас все очень хорошо получалось. Вот здесь отмечено место, где мы остановились.

Сик поглядел учителю в глаза, а затем принялся читать, держа книгу довольно далеко от глаз.

Уортингтон поднялся и, заложив руки за спину, принялся прохаживаться туда-сюда. Интересно, слышит ли Сик, как сильно бьется его сердце? В ногах чувствовалась дрожь, хотелось сесть и успокоиться, но он заставлял себя продолжать. Другого шанса обрести свободу просто не будет.

– Подождите-ка! – прервал он чтение Сика: учительские навыки дали о себе знать, и он на секунду забыл о задуманном. – А вы поняли, что здесь написано? Прочитайте-ка еще раз, пожалуйста!

Сик пробасил еще раз: «Заткнись! Разве я тебе не сказал, что он вылетел в трубу?» Нахмурившись, Сик поглядел некоторое время в книгу, а потом покачал лысой головой:

– Нет, этого я не понимаю.

– «Заткнись» – значит «замолчи», – объяснил Уортингтон, чувствуя, как его пальцы сами сжимают дубинку. – «Вылететь в трубу» – разориться. Теперь ясно?

– Ага.

– Продолжайте, пожалуйста!

Уортингтон снова сделал несколько шагов и оказался за спиной врага. Ладони вспотели. Он вытащил дубинку и взглянул на огромный лысый череп Сика. Интересно, какие мысли у чеха в голове? Может, готовится прямо сейчас арестовать его?

Сик читал фрагмент, где описывался приход Сомса Форсайта в суд. Вдруг он прервался, словно почувствовав что-то неладное. И как только Сик захотел обернуться, Уортингтон, резко выдохнув, ударил его по голове.

Мешковина лопнула, песок с кусочками свинца посыпался на ковер. Сик сидел неподвижно, опустив голову на грудь. Песок струился с затылка на приплюснутые уши и далее на усыпанный перхотью воротник. Не выпуская из рук липкую тряпку, Уортингтон с ужасом наблюдал за своей жертвой. Вдруг туша как-то обмякла и сползла со стула, превратившись в бесформенную массу на полу.

Уортингтон отбросил тряпку и, покачиваясь, прошел в спальню. Вытащил из-под кровати чемодан, схватил черный плащ – такие теперь носил каждый второй в Праге – и быстро вернулся в гостиную. Сик лежал неподвижно. «Неужели я его убил?» – мелькнуло в голове Уортингтона. Но нельзя было терять время. Он выскочил за дверь и устремился вниз по лестнице. Нужно еще миновать четыре лестничных пролета.

На площадке второго этажа он услышал, как снизу кто-то поднимается. Уортингтон замер. Деваться некуда. Конечно, этот человек – кто бы там ни был – заметит чемодан в его руке. Что делать? Он стоял, не решаясь сделать шаг вперед.

На лестнице показалась Эмили.

Его жене было уже сорок четыре года. Маленькая толстушка, крашеная блондинка с прической на манер птичьего гнезда. Глаза-щелочки, утонувшие в дряблых щеках. Поношенное летнее платье тщетно пытается скрыть полноту своей хозяйки.

Оба замерли, не отрывая глаз друг от друга. Эмили посмотрела на чемодан, потом снова на мужа. Тот улыбался, мысленно прикидывая: может, лучше ее убить?

– Уходишь? – спросила она; Эмили всегда говорила с ним по-чешски. – Что ты так напугался? Думаешь, буду плакать?

Он медленно выдохнул. Надо же, до чего дошел: действительно мог ее убить.

– Да, ухожу, – ответил дрожащим голосом Уортингтон. – Пока, Эмили. Надеюсь, ты это переживешь. Только вот что… Ты не можешь еще немного походить по магазинам?

Она переложила из руки в руку тяжелую сумку.

– Значит, все-таки уходишь к своей шлюхе? Ну и скатертью дорожка! Давно пора! Слава богу!

Уортингтона передернуло.

– Да, так вышло. Надеюсь, ты переживешь. Отец тебе…

– Без тебя знаю! Ступай к своей шлюхе! – И она шагнула на ступеньку вверх.

– Эмили! Подожди! Не надо туда идти! – Голос Уортингтона даже сорвался от страха. – Походи еще по магазинам. Мне пришлось его… он там наверху.

Она остановилась и посмотрела на него:

– Ну и дурак! Ты что думаешь, теперь далеко уйдешь?

Уортингтон понимал, что зря теряет время. Он еще раз взглянул на жену – наверное, в последний. Она держала в руках сетку с красной капустой. Всегда почему-то предпочитала красную.

– Прощай, Эмили!

Последним, что он запомнил, когда оглянулся, оказалась такая картина: жена стоит, вцепившись в сетку с продуктами, и злобно поедает его взглядом, – в этом была вся Эмили. Открывая дверь парадной, Уортингтон услышал за собой ее шаги. Должно быть, решила все-таки сходить на рынок, купить еще еды, а потом вернуться. Он ее не осуждал. В Праге вся жизнь вертится вокруг хлеба насущного.

Уортингтон быстро шел по узкой улице, всматриваясь в каждый подъезд. Похоже, никто за ним не следил. Они там уверены, что, пока Сик за ним приглядывает, почитывает Голсуорси, англичанин не посмеет убежать.

Дойдя до перекрестка, Уортингтон встал в конец длинной очереди, покорно, как стадо, ожидавшей трамвая. Он стоял вместе со всеми и мысленно прикидывал: сколько времени потребуется Сику, чтобы очнуться и кинуться в погоню?

Это зависит от толщины черепа, решил Уортингтон. Вспомнив, какой силы был удар, он немного поморщился.

Подошел трамвай, и толпа ринулась на штурм. О том, чтобы сесть, нечего было и думать, и Уортингтона прижало к какому-то старику. Тот оглядел его, а потом принялся смотреть в сторону. Наверное, типично английская внешность незнакомца вызвала у старика подозрения, но Уортингтон к этому давно привык. На него здесь повсюду поглядывали настороженно – на улицах, в отелях, в ресторанах. Поношенная одежда говорила о том, что он не турист. Все время пребывания тут, в Праге, он вызывал подозрения.

Трамвай подъехал к Староместской площади, и Уортингтон вышел. Он быстро миновал знаменитые куранты XV века. Туристы уже собирались группами, чтобы посмотреть на двенадцать апостолов, которые появляются во время боя часов, сменяя друг друга. Уортингтон задержал взгляд на фигуре Смерти – скелете, отбивающем время. Уортингтон почувствовал, что его срок близится, и поспешил отсюда прочь.

Протолкнувшись сквозь заполонившую тротуар толпу, он нырнул в переулок, по обеим сторонам которого красовались отреставрированные барочные дома, а затем свернул в подворотню.

Здесь он подождал немного, оглядываясь по сторонам. Навстречу шла какая-то хромая старуха, сжимая узловатой рукой палочку. Больше никого. Уортингтон устремился во двор, миновал покрытый патиной и мхом, давно не работающий фонтан и, еще раз обернувшись, вошел в подъезд и поднялся по деревянной лестнице.

Добравшись до верхней площадки, сильно запыхавшийся Уортингтон прошел по тускло освещенному коридорчику и остановился у старой ошарпанной двери. Снова прислушался и, убедившись, что никто не поднимается за ним следом, нажал на кнопку звонка. За дверью послышались шаги, в замке повернулся ключ – и дверь распахнулась.

При виде Малы Рид у него всегда перехватывало дыхание. Он влюбился в нее с первого взгляда, но никогда не выдавал своих чувств. О том, как она относилась к нему, легко было догадаться по ее холодности: он доставлял ей сообщения, и она думала о нем не больше, чем о почтальоне. Теперь она с удивлением взирала на него, но он чувствовал, что в этом удивлении нет ничего личного.

– Здравствуй! И что ты тут делаешь?

Уортингтон молча направился в большую студию, поставил чемодан и повесил плащ. Девушка наблюдала за ним, прислонившись к двери. В ее взгляде сквозило беспокойство.

Мале Рид было двадцать восемь лет. Она родилась в Праге от смешанного брака: ее отец был чех, а мать – американка. Отца казнили как политического преступника. Мать умерла три года спустя от рака. Мала зарабатывала на жизнь пением в ночном клубе «Альгамбра». Голос у нее был не очень сильный, но с помощью микрофона ей удавалось срывать аплодисменты не слишком взыскательных туристов, в особенности американских: она вкладывала в свое пение много эмоций и казалась чувственной.

Ее способности обратили на себя внимание ЦРУ, и вот уже два года она каждую ночь пела в клубе, а кроме того, зарабатывала дополнительные средства, оказывая услуги разведке.

Это была среднего роста брюнетка, весьма привлекательная, хотя и нельзя сказать, что красивая. Высокие скулы, большие васильковые глаза, чувственный рот и тонкий, чуть курносый нос, – все это придавало ей мальчишеский вид. Но главным достоинством Малы было тело: полногрудая, с тонкой талией, полными бедрами и длинными ногами, она привлекала бы взгляды туристов, даже если бы не пела.

Пару лет назад один из агентов Дори завербовал ее. Агент понимал, что хотя Мала и не глупа, но совершенно не понимает, в какую пропасть ее увлекают. Ей не нравилась регламентированная жизнь, не нравились коммунисты, и она легко согласилась помогать американцам. Однако до сих пор ее особенно не нагружали заданиями. Девушка всего лишь выполняла обязанности связной, передавая послания другим агентам. Она работала с Уортингтоном. Всего лишь трижды за последние два года ей довелось добывать для ЦРУ информацию – чрезвычайно важную, хотя сама она этой важности не осознавала. Малу начали считать ценным сотрудником, несмотря на положение обычного курьера, которое она занимала. Находившийся в Париже Дори имел преувеличенные представления о ее способностях. Если бы Мала узнала, что ее называют чуть ли не лучшим агентом ЦРУ в Чехословакии, она не на шутку перепугалась бы. В глазах спецслужб на родине Мала продолжала быть добропорядочной гражданкой – ведь она родилась и прожила всю жизнь в Праге, хорошо зарабатывала и законов не нарушала. Она не вызывала у властей никаких подозрений и потому была прекрасным агентом для Дори.

Неожиданное появление Уортингтона испугало ее. На часах было десять минут двенадцатого, Мала недавно встала и еще даже не допила свой утренний кофе. Она куталась в выцветший халатик, на ногах у нее были розовые шлепанцы.

Мала посмотрела на чемодан Уортингтона и спросила:

– Собрался уезжать?

Уортингтон вынул платок и промокнул лоб и виски:

– Да, собрался. Присядь, Мала. Надо поговорить.

– Что-то случилось?

Уортингтон сразу вспомнил обмякшее тело Сика на полу гостиной и рядом томик Голсуорси. Он с отчаянием поглядел на Малу. Даже в сорок семь лет и после восьми лет воздержания он все еще сожалел об упущенных возможностях. Сколько удовольствия доставила бы ему эта шикарная девушка. Он мысленно сравнивал ее с толстухой Эмили, и худоба Малы возбуждала его.

– Мне надо пожить тут несколько дней, – сказал Уортингтон.

Мала в замешательстве опустилась на стул.

– Ты извини… – продолжал он. – Так уж вышло. Надо кое-что сделать. И тебе придется мне помочь, – и добавил, наклонившись к ней поближе: – Мне надо тут остаться. Это необходимо.

– Здесь? – удивленно переспросила Мала. – Но тут же всего одна комната! Нет, это невозможно.

– Так надо. Обещаю тебе не мешать. Всего пару дней, а потом я уеду из Праги. Но без твоей помощи мне не скрыться.

– Но ведь и кровать только одна… – Мала кивнула в сторону небольшого дивана в нише. – Нет, это невозможно.

«Нет чтобы предложить мне разделить с ней этот диван, – с горечью подумал англичанин. – Нет, не тут-то было. Она меня не любит. Для нее я никто».

– Не беспокойся, посплю на полу. Мне надо всего лишь спрятаться.

Мала глядела на него широко раскрытыми глазами. Заметив его бледность и испуг, она спросила:

– Тебя ищут?

– Да, – кивнул Уортингтон.

Капитан О’Халлорен откинулся на спинку кресла. Это был широкоплечий голубоглазый и краснолицый мужчина с решительно сжатыми губами. Он отвечал за всех агентов ЦРУ в Европе и был правой рукой Дори.

Дори, сидевший за своим письменным столом, поигрывал ножом для разрезания бумаги. Он только что рассказал капитану о встрече с Кеном. О’Халлорен слушал молча. Он знал, что Дори сам найдет выход: капитан доверял своему шефу безоговорочно.

– Итак, дело обстоит следующим образом, – сказал Дори, положив на стол нож. – Если Маликов схватит Уортингтона, то и Кен, и Мала Рид провалятся. Уортингтона надо ликвидировать. Кто может это сделать?

– Майк О’Брайен, – ответил O’Халлорен без малейших колебаний. – Он может вылететь в Прагу уже сегодня вечером с дипломатическим паспортом… никаких проблем с этим не будет. И уже сегодня ночью или завтра утром он все устроит.

Дори задумался, наморщив лоб, и пожал плечами:

– Ладно, Тим, действуй! Устрой это.

И он показал на телефон. Когда O’Халлорен стал набирать номер, шеф погрузился в какие-то бумаги из объемистой папки. Он все еще читал, когда O’Халлорен положил трубку.

– Можно сказать, что дело в шляпе, – спокойно доложил он.

Дори кивнул и продолжил чтение. O’Халлорен сел на свое место и принялся терпеливо ждать. Шеф листал документы, а капитан смотрел на его бледное напряженное лицо и вспоминал годы, в течение которых ему довелось работать под руководством этого человека. С точки зрения O’Халлорена, Дори был не без странностей, но капитан не сомневался, что босс обладает необыкновенно острым умом и бывает безжалостным, если требуется для дела. К тому моменту, когда Дори расписался на вложенной в папку последней странице, его подчиненный пришел к выводу, что предпочитает своего босса любому другому начальнику в ЦРУ.

Дори отодвинул папку в сторону и внимательно посмотрел сквозь очки в глаза O’Халлорену.

– Теперь надо решить, кем заменить Уортингтона, – сказал он. – Мне кажется, Джек Латимер справился бы, но Кен так не считает. Чехи будут выслеживать замену, и Латимер может провалиться сразу, еще ничего не сделав. Так думает Кен.

– Латимер – тот, кто нам нужен, – сказал O’Халлорен. – Если надо, я поговорю с Кеном.

– Я уже сам с ним беседовал. И Кен всегда говорит дело. – Дори сложил пальцы домиком. – Там Маликов. Помнишь его?

– Еще бы! – O’Халлорен даже выпрямился на стуле.

– Да… Маликов – лучший из советских агентов. Ну что ж, по крайней мере мы знаем, что он там. Итак… – Дори остановился, изучая свои ногти и хмурясь. – Итак, нужно обмануть Маликова и внедрить Латимера в Прагу.

O’Халлорен знал, что босс уже все решил, и потому молча ждал продолжения.

– Надо что-то придумать для отвода глаз, – продолжал Дори. – Мы отправим в Прагу агента, он обнаружит себя, и пока Маликов будет с ним возиться, туда проскользнет Латимер.