Текст книги "Фиговый листок"

Мэйсон дернулся, будто от зубной боли. Из ящика стола он достал стакан и налил себе добрую порцию виски.

– Я не против, мистер Уоллес. Валяйте. Делайте, что считаете нужным. Зря потеряете время, уверяю вас.

– За потерю времени мне заплатят, – бросил я и, даже не взглянув на Андерсона, сидевшего тихонько, как послушный котенок, вышел на главную улицу.

Прежде чем сделать следующий шаг, я решил доложить обо всем полковнику Парнеллу. Под любопытными взглядами жителей Сёрла я вернулся к тому месту, где оставил свою машину, и быстро поехал в Парадиз-Сити.

В числе тех навыков, которым научил меня отец, было умение делать лаконичный устный доклад: отбросить лишнее, не упустив при этом важных фактов.

Полковник Парнелл сидел неподвижно в своем начальственном кресле, глаза прикрыты, крупные ладони покоятся на белоснежном листе бумаги. Доклад о расследовании в Сёрле он выслушал, ни разу не перебив меня.

Часы на столе полковника показывали 18:00. Обычно Парнелл уходил из офиса ровно в 17:30. Заядлый гольфист, он настолько заинтересовался моим докладом, что забыл о своей вечерней партии. Это меня порадовало.

– Таково положение дел на настоящий момент, сэр, – заключил я и только сейчас обратил внимание, что проговорил без остановки полчаса.

Он открыл глаза и посмотрел мне прямо в лицо:

– Толковый доклад, Дирк. Ну что же, Фредерик Джексон по-прежнему наш клиент. Нас наняли разыскать внука, однако факт убийства Джексона может осложнить ситуацию.

– В заключении коронера будет указано «самоубийство», сэр, – сказал я. – Поэтому никто не сможет обвинить нас во вмешательстве в дело расследования убийства.

Полковник кивнул, взял со стола авторучку, разглядел ее со всех сторон и вновь поднял на меня глаза.

– Я вот думаю… Может, лучше снять вас с этого задания и поручить его Чику? Опыта у него много больше. Чую, хлебнем мы с этим делом.

Я постарался не показывать разочарования.

– Решать вам, сэр.

Неожиданно он широко улыбнулся:

– До сих пор вы действовали толково, поэтому оставляю вас в деле. Учтите: нарветесь на неприятности – вас сменит Чик.

– Благодарю, сэр.

– А теперь давайте прикинем, чем можно помочь вам. Есть идеи?

– Для начала разрешите мне сообщить Биллу Андерсону, что вы заинтересовались его кандидатурой и могли бы предложить ему работу в агентстве. Он мечтает попасть к нам. Для меня это крайне важно, ведь придется собирать информацию в Сёрле. Городок этот – настоящий рассадник сплетен, но Андерсон, если его должным образом воодушевить, сможет избавить меня от лишней беготни и разузнать кое-что полезное, не поднимая лишнего шума.

– Понятно. Можете ему передать: как только у нас появится вакансия, я обязательно с ним побеседую. Если парень окажется полезен, то может рассчитывать на работу у нас, так ему и передайте.

– Передам. Еще я хотел бы знать, что произошло с Сидом Уоткинсом. По моим сведениям, Сид после демобилизации из армии куда-то исчез. В Сёрл не возвращался. Считаю важным выйти на его след.

– Наведем справки через армейские архивы, а если нужно, подключим ФБР.

– Мне также надо знать, был ли Митч Джексон женат, когда и на ком.

– Думаю, и это мы выясним.

– Сэр, вы говорили мне, что Джексон был вашим лучшим солдатом. Однако в Сёрле бытует мнение о Митче как о дрянном человеке – жестоком и опасном головорезе.

Парнелл нахмурился. Лицо его посуровело, он мгновенно превратился в воина-ветерана, каковым, по сути, и был.

– Чушь собачья! Митча я считал моим лучшим сержантом. Никогда не слышал жалоб на его поведение. Мне докладывали, что он пользовался уважением у своих солдат. Он был смел и отважен. Никто не получает медаль Почета, не заслужив ее!

– Хорошо, сэр. Возможно, жители Сёрла необъективны. Люди меняются…

– Вот именно. Война меняет людей. Я считаю, что Митч был образцовым солдатом.

Свое мнение о Митче Джексоне я оставил при себе. Ведь не исключено, что жители Сёрла знают, что говорят, а необъективен как раз полковник. Ушлому штаб-сержанту ничего не стоит запудрить мозги своему командиру, но об этом я тоже решил промолчать.

– Пожалуй, это все мои соображения на настоящий момент, сэр, – сказал я. – Вернусь в Сёрл и поселюсь в местном отеле. Моя задача – отыскать внука. Но если найду зацепку по убийству Джексона, сразу дам вам знать.

– Все правильно, Дирк. Помните, с делами об убийствах мы не связываемся. – Он внимательно посмотрел на меня. – Копайте, пока не добудете веских доказательств того, что Джексон был убит.

– Да, сэр.

– Деньги на расходы получите – я поговорю с Глендой. Я хочу, чтобы мы нашли внука.

– Да, сэр.

Полковник кивнул и поднялся из-за стола.

– Партию в гольф я пропустил. А вы играете в гольф, Дирк?

– Играл когда-то. Нынче это дорогое удовольствие.

– И сколько набирали очков?

– Ну, в свой лучший день – шестьдесят четыре.

– Вот как? – Он усмехнулся. – Давайте как-нибудь организуем партию. Разомнем кости.

Я вернулся в наш кабинет. Чик наводил порядок на своем столе.

– Как делишки? – спросил он. – Пойдем, пропустим по одной.

В ближайшем баре я изложил ему историю, которую только что рассказывал полковнику. Чик слушал меня, то и дело прикладываясь к бутылке скотча.

– Ты молоток, Дирк. Тебе подвалило настоящее дело.

– Оно может подвалить и тебе, если я напортачу.

Чик ухмыльнулся:

– Не напортачишь. Чертовски не хотелось бы оказаться в такой дыре, как Сёрл.

– Меня напрягает Митч Джексон. Полковник его превозносит, а от людей в городке я слышал, что он был настоящим отморозком. Хотелось бы это проверить.

Чик взглянул на меня с легким удивлением:

– Уж поверь мне, Дирк, Митч был… просто офигенным. То, что совершил он…

– Погоди, давай пока оставим геройскую тему, – перебил я его. – Может, это у вас, офицеров, Джексон был любимчиком, но я хотел бы разобраться, что он за фрукт, потолковать с ребятами, которые служили под его началом. С рядовым составом. Если они скажут, что он был классным парнем, значит так и есть. Я же сам служил в армии. И знаю, как штаб-сержант может прогибаться перед офицерами и какой быть скотиной с рядовыми. Мне показалось весьма странным, что для жителей Сёрла весть о его смерти стала едва ли не всенародным праздником. Разумеется, я допускаю, что война меняет человека, но из того, что я услышал о Джексоне, складывается портрет жестокого бандита… Я хочу разобраться, каким же он был на самом деле.

Чик подлил себе виски, затем кивнул.

– Ставлю свой последний бакс, что Митч был настоящим мужиком. Однако и в твоих словах есть резон. С нами он был просто молодцом. Каждый наш приказ исполнялся им безукоризненно. Мы могли на него положиться – во всем.

– Кто-нибудь из офицеров хоть раз пытался пообщаться с солдатами и узнать, так ли хорошо им служится с Джексоном, как вам?

– А зачем? Наш полк был на хорошем счету, все были довольны. Митч командовал солдатами, мы отдавали приказы, все работало как надо.

– И все же я хочу его проверить. Мне надо поговорить с кем-нибудь из его бывших подчиненных. Может, кто-то из них живет здесь поблизости, не в курсе?

Чик задумался, потом кивнул:

– Хэнк Смит, цветной. Работает водителем мусоровоза в Майами. В прошлом году мы с ним случайно встретились. Я-то его не вспомнил, а он меня узнал. Уговорил зайти к нему домой в Западный Майами и выпить за старое времечко. Он служил у меня в полку, был хорошим солдатом. Да, кстати… Когда я заговорил о Митче и его медали, Хэнк среагировал как-то без эмоций. Просто кивнул, согласившись, что это было здорово для всего полка, и сменил тему. – Чик почесал затылок. – Ну, не знаю. Может, ты и прав. Не думаю, что полковник одобрит, но со Смитом поговорить стоит. Он живет на Вест-авеню, угловой дом, справа.

Часом позже я въехал на своей машине в «цветное» гетто Западного Майами. Часы показывали 21:10. Мы с Чиком съели по гамбургеру, затем он умчался на свидание, а я отправился в свою двухкомнатную квартиру. Собрав чемодан для поездки в Сёрл, я решил отыскать Хэнка Смита.

Вечер стоял жаркий и влажный. По обеим сторонам Вест-авеню тянулись ветхие домишки. На террасах сидели темнокожие люди, детишки играли на улице. Под испытующим взглядом множества глаз я остановил машину у жалкого «углового дома, справа».

Крупная полная женщина с ярко-красной косынкой на голове и в полинявшем от стирок платье в цветочек сидела в кресле-качалке, уставившись в пространство. Взгляд ее маленьких черных глаз ожил, когда я вылез из машины, распахнул воротца сада и подошел к террасе. Я чувствовал, что и обитатели всех соседних террас не спускают с меня глаз.

– Миссис Смит? – спросил я, подойдя к женщине.

Вблизи я разглядел, что ей лет пятьдесят. На ее широком черном лице читалось волевое и серьезное выражение, присущее женщине, которая всю жизнь мечтает и отчаянно старается жить не хуже других и отказывается примириться с горьким фактом, что мечта ее неосуществима.

Со сдержанным недоверием она кивнула мне:

– Да, это я.

– А мистер Смит дома?

– Зачем вам мой муж? Если вы что-то продаете, можете не заморачиваться: деньгами в семье распоряжаюсь я, и лишних у меня не водится.

В дверях появился мощно сложенный негр, одетый в чистую белую рубаху и джинсы. В коротко остриженных курчавых волосах серебрилась седина. Взгляд налитых кровью черных глаз был решительным, но, когда полные губы раздвинула улыбка, обнажив белоснежные зубы, его лицо обрело приветливое выражение.

– Чего вы хотите, мистер? – негромко пророкотал он.

– Вы мистер Смит?

– Ну, да… Он самый.

– Мистер Смит, надеюсь, я не отрываю вас от дел. Чик Барли сказал, что вы, возможно, будете рады моему приходу.

Его улыбка стала еще шире.

– Мистер Барли – прекрасный человек. Конечно, я всегда рад познакомиться с другом мистера Барли. – Он подошел, и мы пожали друг другу руки.

– Дирк Уоллес, – представился я. – Работаю у полковника Парнелла.

Он снова улыбнулся:

– Еще один прекрасный человек. Что ж, входите, мистер Уоллес. Наши соседи чересчур любопытны. Пропустим по стаканчику.

– Хэнк! – резко окликнула его жена. – На выпивку не налегай!

– Расслабься, Ханна, – ласково улыбнулся ей Хэнк. – Немного выпивки не повредит добрым друзьям.

Он провел меня в маленькую гостиную, меблированную весьма просто, но практично и удобно: два кресла, стол из сосновых досок и три стула с прямой высокой спинкой.

– Присаживайтесь, мистер Уоллес. – Смит махнул в сторону одного из кресел. – Немного скотча?

– Да, с удовольствием! – ответил я.

Пока он отсутствовал, я осмотрелся. Здесь были фотографии: Смит в военной форме, свадебный снимок Смита и Ханны, портреты двух обаятельных детишек. Смит вернулся с двумя стаканами, щедро наполненными скотчем и побрякивающими кубиками льда.

– Как поживает мистер Барли? – спросил он, передавая мне стакан. – Давненько мы с ним не виделись.

– Отлично. Просил передать наилучшие пожелания, – ответил я.

Смит просиял и уселся в кресло.

– Видите ли, мистер Уоллес, мы, солдаты, не всегда ладили с военной полицией. Но мистер Барли… Он был совсем не таким, как остальные. Когда мы были на передовой, он на многое закрывал глаза. Потому ребята любили его.

Он поднял свой стакан и отсалютовал мне. Выпили. Скотч едва не обжег мне миндалины.

Смит пристально взглянул на меня.

– Крепковат, мм? – спросил он, заметив, что у меня на глазах выступили слезы. – Нас, старых вояк, только такой и проберет.

Я поставил стакан на стол.

– Это точно. – Мне удалось улыбнуться. – А я во Вьетнам так и не попал. Все закончилось до того, как мой призыв завершил учебку.

– Считайте, вам повезло. Там пришлось несладко.

Я достал из кармана пачку сигарет и предложил ему. Закурили.

– Мистер Смит…

Он вновь расплылся в улыбке:

– Можете называть меня Хэнком, мистер Уоллес. А вы… вы ведь были офицером?

– Старая история. Зовите меня Дирком.

– Как вам угодно. – Он выпил, вздохнул и затем спросил: – Так вы работаете на полковника?

– Да. Хэнк, я приехал к вам, потому что Чик сказал, вы можете помочь мне.

– Вот как? – удивился он. – Да, конечно… Но чем помочь?

– Митч Джексон. Помните его?

Улыбка сползла с лица Смита, он ответил неожиданно сухим и бесцветным голосом:

– Помню.

– Я раскапываю прошлое Митча. Это очень важно. Что бы вы ни сказали мне – строго конфиденциально. Я всего лишь хочу узнать ваше искреннее мнение о нем.

– Зачем оно вам?

– Вчера умер его отец. Ведется расследование. Мы полагаем, Митч Джексон может быть каким-то образом причастен к смерти отца.

– И вы хотите услышать, что я на самом деле думаю о Митче?

– Именно. Поверьте, если у вас есть что рассказать, информация не уйдет дальше этих четырех стен. Даю вам слово.

Он в задумчивости подвигал большими ступнями.

– Нельзя говорить о покойниках дурно, – наконец сказал он. – Особенно о том, кто награжден медалью Почета.

Я снова сделал глоток скотча. Он казался все таким же ядреным, но я понемногу уже привыкал к напитку.

– Как к нему относились солдаты? И вы сами?

Смит помялся, затем пожал плечами.

– У него было много любимчиков, вот в чем беда. Может, вы не в курсе, но когда штаб-сержант заводит себе любимчиков, а других солдат гоняет до изнеможения, он не станет популярным. Вот каким он был. С одними – отец родной, с другими – последняя сволочь.

– А с вами?

– Хуже некуда: мне доставалась только грязная работа. И не мне одному. Большей части батальона приходилось совсем не сладко, остальные жили припеваючи.

– Наверное, этому были какие-то объяснения?

– Это уж точно. Все бойцы, которые зашли в джунгли до прилета бомбардировщиков, были его любимчиками. Именно это, и ничто другое заставило его рвануть следом. И вовсе не потому, что он так уж любил их. Все дело в том, что они приносили ему больше тысячи баксов в неделю и этот хапуга просто не пережил бы, если бы потерял весь свой доход. Окажись там другие солдаты, он бы пальцем не пошевелил. Вот как он получил медаль – спасал свой еженедельный доход.

– Я не понял, Хэнк. Почему те ребята выплачивали ему тысячу в неделю?

Хэнк допил скотч, не сводя с меня глаз.

– Точно не для протокола? Я не хочу нажить себе неприятностей.

– Точно. Между нами.

– Митч Джексон торговал наркотиками.

Общеизвестный факт, что среди солдат, воевавших во Вьетнаме, был высокий процент наркоманов и очень много молодых ребят были подсажены на травку. Тем не менее слова Хэнка удивили меня.

– Это серьезное обвинение, Хэнк, – сказал я. – Если знали, почему вы не доложили полковнику Парнеллу?

Смит кисло улыбнулся:

– Потому что хотел остаться в живых. И знал не я один. Но не доложил никто. Я вот что вам скажу. Один сержант, подчиненный Джексона, узнал, чем тот занимается. И заявил Джексону, чтобы сворачивал свою лавочку, иначе он подаст рапорт. Сержант с Джексоном отправились вместе в дозор. Из дозора сержант не вернулся. Джексон доложил, что его снял вьетнамский снайпер. Двое парней, которым Джексон предложить купить у него наркотик, отказались. Они тоже погибли от пуль снайперов. Так пошел слух, что лучше держать язык за зубами. А что я мог сделать один? Только навлек бы на себя беду. Цветной солдат доносит полковнику на штаб-сержанта, в котором тот души не чает?.. И я молчал.

Понемногу мне становилось ясно, что жители Сёрла были правы насчет Митча Джексона, а полковник Парнелл заблуждался.

– Есть идеи, как Джексон добывал наркотики?

– Нет. Тогда не хотел этого знать и теперь не желаю.

– Он наверняка зарабатывал кучу денег.

– Я говорил, по меньшей мере тысячу баксов в неделю. Молодых он подсадил крепко. Кое у кого были состоятельные родители, присылали деньги. У кого денег не было, воровали буквально все, что плохо лежало в Сайгоне, – туда их отправляли с передовой на недельный отдых.

– Куда же он девал такие деньжищи? Там он их потратить не мог.

Хэнк пожал плечами:

– Кто его знает. Джексон был не единственным – торговцев наркотиками в армии хватало: в нашем подразделении – Джексон, и в каждом подразделении был свой пушер[3]3
  Пушер (сленг) – мелкий торговец наркотиками.


[Закрыть]. Может, они собирали барыши и переправляли домой.

Наверняка все так и было, подумал я.

– Вам что-нибудь говорит имя Сид Уоткинс?

Хэнк подумал и покачал головой:

– Нет, в нашей части такого не было.

В дверях появилась миссис Смит:

– Хэнк, ты есть собираешься? Курица уже вся разваливается на куски.

Я понял намек, поднялся и пожал ему руку:

– Спасибо, Хэнк. Если понадобится еще что-то уточнить, могу ли я снова повидаться с вами?

Он кивнул:

– Конечно, только если это строго конфиденциально.

Уходя, я дружески улыбнулся миссис Смит, однако лицо хозяйки осталось непроницаемым. По-видимому, с ее точки зрения, я не был желанным гостем.

По дорожке я вернулся к своей машине. Даже в темноте я чувствовал на себе взгляды множества глаз. Когда я садился в машину, из сумрака вдруг возник чернокожий широкоплечий верзила, одетый в темную рубаху с расстегнутым воротом и темные брюки из хлопка. Шагнув к моей машине, он положил две огромные черные ладони на раму ее открытого окна и просунулся в салон. От него несло джином.

– Белым не фиг делать в нашем районе, – негромко проговорил он с угрозой в голосе. – Вали отсюда, белый, и не возвращайся.

Я запустил двигатель, перевел автомат в положение «драйв» и затем, глядя на него снизу вверх, сказал:

– Сам вали. И подальше, салага черный!

Я вдавил педаль газа в пол, и машина рванула с места. В зеркале заднего вида я увидел, как верзила шагнул на середину улицы с крепко сжатыми кулаками. Он был страшен, как разъяренная горилла.

Что ж, кое-что я выяснил. Митч Джексон вовсе не был благородным героем. Он был гнуснейшей сволочью на свете. Ублюдком, продававшим наркотики молодым парням, ни больше ни меньше. Многое еще предстояло осмыслить, однако по дороге в Парадиз-Сити мне вдруг пришло на ум, что я позволил себе отвлечься от своей главной задачи. А она состояла в том, чтобы разыскать внука Фреда Джексона. Однако профессиональное чутье подсказывало, что убийство Фреда Джексона и наркоторговля Митча Джексона как-то связаны с пропажей мальчика. Всего лишь интуитивная догадка, но своей интуиции я доверял: еще когда я работал у отца, она редко подводила меня.

Ехать в Сёрл было уже поздно, и я вернулся в свою двухкомнатную квартирку.

В подземном паркинге я оставил машину и на лифте поднялся к себе на шестой этаж.

Мозг напряженно работал, переваривая новую информацию, когда я открывал дверь квартиры, – вот почему меня не насторожило то, что ключ в замке повернулся не сразу.

Как только я вошел в маленькую уютную гостиную, мой нос уловил запашок гостей еще до того, как я их увидел. Вонь немытых тел, словно сигнал тревоги, предупредила меня об опасности.

Они появились из моей спальни, как две черные тени, а черные руки сжимали жуткого вида выкидные ножи.

Сосед снизу включил телевизор на полную громкость, и голос диктора принялся бубнить новости.

Глава третья

Вид этих двоих чернокожих напугал меня не на шутку. От дверей спальни они двинулись в мою сторону, один заходил справа, другой – слева.

Тот, что справа, был длинный, болезненно худой, с копной волос, напоминающей сахарную вату. На нем, как на вешалке, болтался распахнутый жилет из кожи козы, обнажая тощую грудь. Нитки дешевых ярких бус свисали до пупа. Ярко-красные брюки в облипку были запятнаны в промежности.

Заходивший слева был ростом пониже, но с виду такой же задохлик. На нем было засаленное черное сомбреро, драная кожаная безрукавка и черные кожаные штаны. Оба были босы, от грязных ног остро воняло.

Все это я заметил с одного взгляда.

Если бы не вонь их немытых тел, со мной было бы вмиг покончено, – именно это послужило сигналом опасности.

Входная дверь оставалась открытой.

Когда они двинулись на меня, я увидел их глаза – будто лишенные зрачков. Оба были под сильным кайфом.

Я резко отпрянул назад в коридор, захлопнул дверь квартиры и бросился к лифту, который остался на моем этаже. Заскочив в него, я едва успел нажать кнопку, как распахнулась дверь моей квартиры. Двери лифта с шумом сомкнулись в тот момент, когда эти двое устремились к нему.

Я привалился спиной к стенке кабины. Лифт шел вниз, а я между тем ловил ртом воздух. Боже, как же я испугался! В жизни не видел никого страшнее этой парочки гопников, вооруженных ножами.

Лифт, казалось, едва ползет. С лестницы доносился топот босых ног моих преследователей – они неслись через две ступени. Я понял: внизу они окажутся раньше и встретят меня. Когда я услышал, что они обогнали лифт, то нажал кнопку «стоп». Третий этаж. Я нажал на кнопку шестого.

«Не на того нарвались, ублюдки», – подумал я, когда кабина пошла вверх. С тоской я вспомнил о револьвере 38-го калибра, оставшемся в моем шкафу. Шанса вернуться в квартиру за оружием нет. Они успеют меня перехватить.

В лифте я чувствовал себя в безопасности.

Кабина еще ползла наверх, когда я услышал топот босых ног. Значит, один бежал за лифтом, а второй остался ждать внизу. Соотношение сил изменилось вдвое, но меня не грела перспектива схватиться с обдолбанным гопником, вооруженным выкидным ножом.

На шестом этаже двери лифта поползли в стороны. Я успел разглядеть черное сомбреро уже на верху лестничного пролета. Я нажал кнопку четырнадцатого этажа – последнего. Двери зашумели, смыкаясь, и в этот момент бандит с искаженным ненавистью лицом подскочил к лифту и попытался просунуть лезвие ножа между дверей, но опоздал.

Лифт опять пополз вверх. Шаги на лестнице тяжело затопали следом. Я посмотрел на «тревожную» кнопку: она была предназначена для того, чтобы застрявший в лифте человек мог вызвать помощь, но решил не нажимать ее, пожалев славного старичка-привратника. Эти двое порежут его на куски, если он вмешается.

На четырнадцатом этаже двери лифта раскрылись. Я держал палец на кнопке третьего этажа. Я слышал приближение головореза в сомбреро, но выжидал, прислушиваясь к его кряхтению. Он явно выбился из сил. Когда гопник, шатаясь, показался из-за угла, я помахал ему и вдавил кнопку. Лифт пошел вниз.

Я прислушался, но не услышал, чтобы тот побежал вниз. Отлично, один уже выдохся.

Но оставался еще второй.

На третьем этаже прямо напротив дверей лифта располагалась квартира моего приятеля. Если заскочить к нему, запереть дверь и вызвать копов, можно выйти из этой передряги целым и невредимым. Но что, если соседа нет дома? Или он не сразу откроет дверь? Гопник в кожаном жилете доберется до меня, пока я буду отчаянно жать на кнопку звонка.

Лифт еле полз вниз, и я стянул пиджак и обмотал им левую руку. Не очень надежная, но все же защита от ножа.

Двери лифта раскрылись на третьем, я выскочил… Напротив квартиры соседа меня уже поджидал бандит. Я успел лишь выбросить вперед обмотанную пиджаком левую руку, как тот нанес удар. Если бы не бумажник в кармане пиджака, я был бы ранен.

Отклонившись вправо, я от души врезал бандиту в челюсть. Мне показалось, что у него не было ни мускулов, ни костей. Он рухнул на пол, выронил нож и, закрыв лицо руками, заскулил.

Тут я услышал, как другой бандит бежит вниз по лестнице. Я подобрал с пола нож, выроненный его дружком, и чуть отступил назад. Парень в сомбреро выскочил на площадку.

Его дружок продолжал жалобно скулить. Бандит в сомбреро изумленно вытаращил на него глаза и тут увидел меня.

Я показал ему нож:

– Смелей, сопляк! Только с пером я обращаюсь лучше, чем ты.

Весьма неразумно дразнить накачанную героином шпану. Он ринулся на меня, как разъяренный бык, и нанес удар ножом, но в этот миг я уже был в движении. Армейская подготовка выучила меня всем приемам ножевого боя. В считаных дюймах лезвие прошло мимо меня, врезалось в бетонную стену и сломалось. Бросив нож, я со всей силы влепил гопнику кулаком в челюсть. Он рухнул и угас, как задутое пламя свечи.

Между тем парень в жилете стал подавать признаки жизни. Я шагнул к нему и крепко приложил ногой в голову. Он перестал скулить и сделался похожим на дохлую утку.

Я подобрал с пола его нож, поднялся на лифте на шестой этаж и, зайдя в свою квартиру, запер дверь. Мерзкий запах все еще оставался в гостиной – пришлось распахнуть окно.

Я стоял у окна, всей грудью вдыхая влажный и свежий воздух жаркой ночи. Эти отморозки не должны уйти, надо вызвать полицию, думал я и все же медлил. Ведь я сейчас на задании, рано утром надо быть в Сёрле, а в полиции придется отвечать на вопросы, предъявлять обвинение… Потеряю много времени. Но иначе нельзя.

Не успев повернуться от окна, я замер на месте.

К моей многоэтажке подъехал большой черный автомобиль. Из него вылез человек. Когда он проходил под уличным фонарем, я разглядел его – тот самый черный верзила, заговоривший со мной, когда я вышел от Хэнка Смита. Ошибиться я не мог: те же широченные плечи, маленькая голова и черная одежда.

Я бросился в спальню, достал из шкафа свой полицейский револьвер 38-го калибра, проверил, заряжен ли он, и бегом вернулся к окну гостиной.

Машина оставалась на том же месте, но гориллы я не увидел. Может, он тоже собрался ко мне в гости? Может, он с теми двумя заодно?

Я выжидал и вспотел, по-прежнему не решаясь позвонить в полицию. С пистолетом в руке я чувствовал себя намного уверенней, иначе наверняка уже набрал бы номер полиции и вопил о помощи.

Немного погодя я увидел, как Горилла вышел на улицу, волоча за собой двух бандитов – одного за руку, второго – за шкирку. Как котят, он затолкал их на заднее сиденье машины, сел за руль и спешно укатил.

Сделав пару нетвердых шагов к своему бару, я налил себе порцию скотча, проглотил залпом и без сил рухнул в кресло. В жизни своей я не бывал так напуган и добрых пять минут приходил в себя. Дрожащей рукой я взял сигарету и, только выкурив ее, поднялся на ноги и побрел в спальню. Здесь тоже воняло, и я раскрыл окно, после чего вернулся в гостиную и проверил, все ли вещи на месте. Ничего не пропало и не разбилось. Я вернулся в проветренную спальню – здесь тоже все оставалось на своих местах.

И это взволновало меня еще больше.

Мне было бы спокойнее знать, что здесь побывала парочка наркоманов, которые хотели что-то украсть, чтобы потом продать. Однако вывод напрашивался жутковатый: они явились с целью избить меня, а может, даже и убить.

Нервишки мои задергались, как мексиканские прыгающие бобы[4]4
  Мексиканские прыгающие бобы являются разновидностью семян, которые растут на кустарниках. В эти семена откладывают свои личинки небольшие моли. Именно эти личинки заставляют бобы «прыгать». Вылупившись из яйца, личинка поедает внутренность боба и создает внутри его для себя пустое пространство. Личинка прикрепляет себя к бобу множеством шелковых нитей и может жить месяцами внутри боба, иногда впадая в спячку. Затем, обычно весной, из куколки появится моль, которая вылезет из боба через круглое выходное отверстие в нем. «Подпрыгивание» бобов является мерой выживания – личинки боятся тепла. Они двигаются, чтобы избежать нагрева, так как это приводит личинки к обезвоживанию и может их убить. Если оставить бобы под солнцем надолго, то личинки погибнут от обезвоживания.


[Закрыть].

Но почему, за что?

За то, что говорил с Хэнком Смитом? Иного объяснения я не мог придумать. Горилла поджидал меня с намерением запугать и вполне мог выяснить мой адрес по номеру машины. Запугать не удалось, и тогда он позвонил этим головорезам, чтобы они подкараулили меня в квартире и расправились со мной.

Я сел на кровать и подумал о том, что мне рассказал Хэнк Смит о Митче: тот занимался торговлей наркотиками. А не грозит ли опасность самому Хэнку, мелькнула мысль. В памяти всплыли недовольная физиономия его пухлой жены и фотография двух детишек. Я вновь покрылся холодной испариной.

Тут я сообразил, что видел в гостиной Смита телефонный аппарат. Я отыскал в телефонном справочнике его телефон. Набирая номер, бросил взгляд на часы. Было 23:30. Столько же всего произошло с тех пор, как я покинул Сёрл!

После второго гудка мне ответили.

– Да? – голос цветного.

– Хэнк?

– Нет, это Джерри, сосед Хэнка.

– А с Хэнком я могу поговорить?

Последовала долгая пауза, после чего мне ответили:

– Никто уже не сможет поговорить с Хэнком. Он умер.

От потрясения у меня едва не подкосились ноги.

– Что вы такое говорите? Хэнк мертв?

– Не знаю, кто вы такой, мистер, да и не очень хочу знать. Я здесь присматриваю за детишками, пока миссис Смит в больнице общается с копами.

– Как это случилось?

– Машина. Его сбил какой-то мерзавец и даже не остановился. Смит шел в свой клуб, и – на тебе…

Я медленно опустил трубку на рычаг. Потом долго сидел, глядя в одну точку и чувствуя, как бегут по спине мурашки. Тот еще вечерок выдался… Я взял себя в руки. Надо обо всем доложить полковнику. Зная, что в офис звонить уже бесполезно, я набрал домашний номер.

Мне ответила миссис Парнелл. Полковник только что уехал в Вашингтон как минимум на неделю, сообщила она.

– Миссис Парнелл, это Дирк Уоллес, – представился я. – Один из детективов полковника. Мне очень важно связаться с ним.

– Вам придется дождаться его возвращения, – неожиданно высокомерно ответила миссис Парнелл, словно считала сотрудников мужа лишь пылью под ногами. – Полковник отъехал по делу государственной важности.

Она повесила трубку.

Я было подумал посоветоваться с Чиком Барли, но решил, что не стоит. Это мое дело. И говорить надо с полковником, а больше ни с кем.

Я разделся, принял душ и лег с твердой уверенностью, что не засну. Но я ошибся и не был разочарован.

Отель «Скачущая лягушка» был единственным в Сёрле. Со стороны здание смотрелось не приветливее кастета. Однако, поднявшись по десяти скрипучим ступеням ко входу в вестибюль, я почувствовал себя несколько увереннее.

За стойкой регистрации сидела красотка с волосами цвета спелой кукурузы. Она одарила меня ослепительной улыбкой.

– Здравствуйте, мистер Уоллес, – проворковала она, когда я приблизился к стойке. – Вы хотите остановиться у нас?

Я не удивился. Новости в маленьком городке разлетаются быстро. Наверное, Сайлас Вуд постарался.

– Совершенно верно, – ответил я.

– Я Пегги Уайетт. Владелец отеля – мой отец, но управляю делами я, – сообщила она. – Какой бы вы хотели номер, мистер Уоллес, или позволите называть вас Дирком? В нашем городе мы все друг друга хорошо знаем.

Я окинул ее взглядом. Привлекательная миниатюрная фигурка. Что-то в облике Пегги подсказывало мне, что затащить ее в постель нетрудно.

– Конечно же. – Я от души улыбнулся ей. – Какой номер? А какие варианты?

– Между нами говоря, большинство номеров довольно убогие, но есть люкс для новобрачных, отличная двуспальная кровать… – Пегги обожгла меня томным взглядом из-под длинных, тщательно подкрученных ресниц. – Плюс небольшая гостиная и холодильник с мини-баром.

– Как раз то, что нужно.

Она назвала мне стоимость, и, поскольку все расходы оплачивались агентством, я дал согласие.

Пегги пододвинула ко мне журнал регистрации, и я расписался, после чего она вышла из-за конторки.

– Покажу вам номер.

На ней были неизбежные джинсы в обтяжку, и, пока мы шли к лифту, я не сводил глаз с ее упругой маленькой попки.

Мы поднялись на второй этаж. Пегги то и дело поглядывала на меня, улыбаясь. Если и впрямь Сёрл считался гостеприимным, то это было лучшее подтверждение.

Пегги отперла дверь номера и показала его мне. Уютная, слегка обветшалая, маленькая гостиная выходила окнами на Мейн-стрит. В спальне была широченная двуспальная кровать, дверь оттуда вела в крохотную ванную комнату.

– Классно, – сказал я, опуская чемодан на пол.

Пегги присела на кровать и подпрыгнула на месте.

– И пружины не скрипят! – хихикнула она.